Чудинова Елена. Лилея

   - Добровольно отдать двенадцать бочёнков золота?! - Господин де Роскоф вновь развеселился. - Да он бы помер от одного такого предположения! Нет, старый пират вправду решил в случае грабителей расстаться с тем золотом, что наверху. Но оторвать от себя не всегда означает отдать другому. Но довольно загадок, взгляни туда.
   Он указал факелом. Теперь Нелли увидела, что к одной пещере примыкает другая. Однако же вход в нее был перекрыт обитой металлом дверью, несокрушимой даже на вид.
   - Дверь я запаял свинцом, чтоб презренное содержимое той пещеры не было доступно. Надеюсь, я сделал это крепко, - господин де Роскоф, словно бы проверяя крепость, пнул дверь носком сапога.
   - Так что же там, надеюсь - не еще одни бочки? - поинтересовалась Елена.
   - Немало отвратительных подробностей пиратской жестокости довелось мне услышать, когда я сидел у смертного одра дяди, - вместо ответа начал господин де Роскоф. - Надобно сказать, что он слег через три дни, как показал мне тайник, а умер спустя еще неделю. Так вот никогда не оставлял он в живых не только команду захваченного судна, но и мирных пассажиров. Но один раз он изменил своему правилу. Средь пассажиров голландского брига оказался немолодой англичанин, назвавшийся Раймондом Фламелем. Понятно, что на деле его звали как-то иначе. Эти двое сумели столковаться промеж собой! Самая нечистая жажда на свете - жажда золота - снедала обоих. Но один отбирал золото у других, меж тем, как другой искал секрета его добычи из ничего. Да, я говорю о злощасном философском камне. Многие ль обратили вниманье на то, что за домом в отсутствие Дени де Роскофа стал приглядывал какой-то старикашка. Я сам в детские годы часто видал этого Раймона, но он казался любопытному мальчику нелюбопытен! Крысиная мордочка, пегие волосенки, блеклые глаза да старый дядин камзол, висевший мешком на тщедушном тельце. Помню, он все жевал губами, словно говорил сам с собой. Право, он казался пустым местом. Меж тем сей невзрачный человечек ставил опыты в тайной своей лаборатории все эти годы, а дядя исправно поставлял все, что было для таковых потребно. Надо полагать, сие устраивало обоих.
   - Так он что, сотворил сей камень?! - Нелли аж подпрыгнула на месте. - А Вы его взяли и замуровали, вот бы посмотреть! А все это золотище, оно хоть капельку умножено от камня? Я так сразу и поняла, что уж слишком его много! Хорошо, что про философский камень не прознали санкюлоты!
   - Сотворить химеру невозможно, - резко возразил господин де Роскоф. - Сие сокровище добыто все естественным путем, насколько, конечно, можно назвать естественными грабеж, вымогательство, проценты от сомнительных предприятий и прочее, о чем неохота даже упоминать. Но что хоть о Раймонде Фламеле не слыхали безштанники, это и вправду благо, иначе сложно бы мне было с ними торговаться.
   - Так он ничего не открыл, - Нелли почувствовала себя злокозненно обманутой.
   - Нельзя сказать, что совсем ничего, - свекор усмехнулся. - Скажем так, он не открыл философского камня. Но воротимся назад, мне надобно кое-что проверить. Тогда ты все и увидишь сама, а лучше единожды увидать, чем сто раз услышать.
   Снаружи, верно, был погожий денек, приближающийся к полудню. В первой сокровищнице, куда они поднялись, стало значительно светлей. Только золото больше не сияло в дневных лучах. Монеты на земляном полу словно потемнели. Право потемнели, за какой-то час!
   - Посмотри, посмотри…
   Начиная понимать, верней сказать - начиная не понимать по-настоящему, Нелли опустилась на пол. Перед ней лежало небольшое количество какой-то трухи, похожей на хлопья сажи. Золота не было.
   - Плотные днища бочек пропитаны особым составом, - господин де Роскоф от души веселился. - При соприкосновении со свежим воздухом золото тает, если не промыть его другим средством, кое осталось за запаянной дверью. Дядя Дени назвал такое золото «ржавым». Заметь, невестка, ржавое золото имеет самую настоящую пробу. Никто не назовет его фальшивым! Да оно и не фальшиво ни в коей мере. Как убивался алхимик, сделавши случайно столь нелепое открытие, вроде как в насмешку над самим собой! Своего рода открытие наоборот, чтоб не сказать закрытие! Но Дени сумел найти и ему применение. Думаю, изрядно злорадствовал он, воображая, как деньги тают на глазах тех, кто покусился на его достояние. Вот это «ржавое» злато негодяи и получат в обмен на мальчика. Только надобно хорошо все высчитать, чтоб через час после обмена быть вне пределов их досягаемости.
   - Так им и надо, пусть бесятся! Ох, дорого б я дала, чтобы увидать их подлые физиогномии, когда золото начнет таять!
   - Боюсь, что у меня не будет возможности тебе рассказать об этом, - мягко сказал господин де Роскоф.
   Нелли ощутила вдруг ледяной холод в ногах.
   - Но откуда ж Вы сами сие сможете увидать, батюшка? - тихо спросила она.
   Некоторое время господин де Роскоф молчал, казалось, размышляя о чем-то вовсе далеком, никак не относящемся к ее вопросу.
   - Видишь ли, Элен, - наконец произнес он. - Каперское золото, верней то, что они сочтут таковым, не единственный пункт выкупного перечня. И по второму вопросу мерзавцев никак не удастся обвести вокруг пальца.
   - Чего же они еще хотят? - с усилием спросила Нелли, уже зная ответ.
   - Чего же, как ни моей головы, - сказал господин де Роскоф.
 

ГЛАВА XXII

 
   Сказать было нечего, до того нечего, что Елена как-то отстраненно подумала, что эдак можно онеметь и навсегда. Один выбор не состоялся, но вместо него явился другой, стократ худший. Если б себя могла она предложить взамен! Да зачем нужна она санкюлотам, глупость. И мыслимо ль предположить, что свекор на таковую замену согласился бы, даже если б вдруг согласились синие. Они, понятное дело, здорово б отчаялись сейчас, узнавши, что в руках их вовсе не единственный драгоценный внук господина де Роскофа, а всего лишь его маленький свойственник. Им не понять, что для такого человека, каков ее свекор, сие мало что меняет. Важно единственное: старики должны спасать детей, хоть бы и ценою жизни. Все верно, все правильно. Но отчего же столь невозможно вымолвить хотя бы слово?
   - У тебя лицо загорело, ровно у крестьянки, Элен де Роскоф. А нос к тому ж облупился. По щастью в этом дому, хоть он и скромен, ты сможешь привести себя в пристойный вид.
   Суровое сие замечание прозвучало столь убедительно, словно господин де Роскоф в самом деле только что -при свете-то дряхлого факела начала столетия - разглядел ее загар.
   Нелли бросилась на шею старику и громко заплакала, как плакала в детстве, когда разбивала колено либо ломала куклу.
   - Полно, друг мой, полно, вишь, я тебе волоса запачкал, - господин де Роскоф гладил ее по голове, как когда-то отец. Ничего общего нету меж двумя этими людьми - ее отцом и отцом Филиппа, но для сердца ее они одинаковы. Хотя нет, общность есть - дворянская честь и дворянское благородство. Это важней, чем глубокие познания господина де Роскофа и плен заурядных предрассудков, в коем жил Кирилла Иванович Сабуров. Это самое важное.
   - А волоса у тебя куда как хороши, - продолжал свекор. - На них глядя трудно не заподозрить в тебе нашей доброй франкской крови. Поведаю тебе сериозно легкомысленную примету Скончания Дней: станет рождаться совсем мало блондинок. Только по этому признаку я сейчас у утешаю себя, что теперь еще не конец. Воротимся в дом, дитя.
   В дому сделалось за недолгие часы их отсутствия так уютно, словно в нем жило изрядное семейство. Параша месила тесто в необычной квашне, верно вытащенной из чулана. Была та в форме корыта и на высоких ножках - выше стола. По краям были приделаны непонятного назначения толстые доски. Катя деловито ощипывала невесть где и когда добытую курицу, Ан Анку возился с весело разгорающимся очагом. Каменный пол сверкал теперь чистотою, на столе громоздились две головы сыра, короб с мукою, кусок свежего масла, обернутого в лист лопуха.
   - Любо, - Параша сняла с пальцев последние ошметки и одним движением сдвинула доски над корытом. - Внизу квашня, сверху доска. Опара подымется, муки добавил и наверх выложил. Тут же и разделывать потом. Дома такое бы соорудить как воротимся.
   - Типун тебе на язык, - Катя смахнула сгибом руки перышко с лица. - Разве можно заране говорить, что воротимся?
   - Выпей доброго этого сидра, дама Роскоф, - Ан Анку окинул Нелли проницательным взглядом. - Я чаю, ты устала.
   - Разве Ларошжаклен не для себя его заначивал? - Нелли слабо улыбнулась.
   - Мнится мне, он не будет в обиде, - Ан Анку умехнулся.
   Нелли неохотно приняла протянутый ей оловянный стакан, отпила, не различая что пьет. Однако ж сил прибыло. Она сделала второй глоток, уже наслаждаясь бодрым терпким вкусом. Верно скоро уж научится она разбираться в сем напитке не хуже, чем в винах.
   - Думаю, обратно надобно добираться под парусом, - господин де Роскоф также с удовольствием принялся подкрепляться напитком. - Вы вить повезете с четверть мешка настоящих монет для нужд отца Роже. Да и мальчику, я чаю, еще не по силам такое изрядное пешее путешествие.
   Казалось, господин де Роскоф нимало не сомневался, что обратно они поедут вместе с Романом. Ах, Роман, братец мой, сколь же хорошим человеком тебе должно вырасти, коли за жизнь твою плачена такая цена!
   - Прогуляемся-ко на наше кладбище, невестка, я покажу тебе семейные могилы, - господин де Роскоф поднялся. - Ухаживать за ними тебе не доведется, но хоть раз поклониться надлежит.
   Ан Анку зачем-то протянул ей два маленьких оловянных кувшинчика, в один из которых перед тем плеснул воды из стеклянного графина, в другой - молока.
   - Возьми, я тебя научу, зачем сие, - кивнул господин де Роскоф.
   Золотисто-коричневая церковь с выбитым на стене неуклюжим корабликом была в двух шагах от дома пирата. Они прошли на кладбище.
   - Жены моей здесь нету, - говорил господин де Роскоф, пробираясь между плитами. - Верней, не упокоились здесь обеи мои жены, та, кою боготворил я в младости, и та, с коей прошел рука об руку долгие годы. Оне в Париже. Первая и была парижанкою, как ты, поди, знаешь, а вторую трудно было перевезти на родину в смутные дни. Но вот мой отец.
   Елена подошла к могиле, неудобно удерживая в руках сосуды. Пониже латинской эпитафии, каковую затруднилась она перевести, в камне было выбито небольшое углубление.
   - Наши местные свычаи немного дики. Сюда надо налить молока либо святой воды, чтоб накормить душу. Праведной душе нечего делать над камнем могилы, да и в земном пропитании она едва ли нуждается. Однако ж в Бретани надлежит быть бретонцем.
   - Так наливать молока или воды? - слабо улыбнулась Нелли.
   - На твое усмотренье, невестка.
   Нелли наклонила кувшинчик с водою: святая вода, быть может, полезней душе чем обыкновенное молоко? Несколько брызгов попало на руку. Чтоб святая вода не пропала, она поспешила слизнуть ее с пальцев. Вода отчего-то оказалась соленой.
   - А рядом - моя матушка.
   На сей раз Нелли отчего-то показалось, что лучше налить молока.
   - А вот и сам старый капер Дени, - видя замешательство Елены, господин де Роскоф усмехнулся. - Его б, я чаю, лучше всего было угощать ямайским ромом. Ну да чего нет, того нет. Мнится мне, немного святой воды грешнику тож не повредит.
   Так двигались они от могилы к могиле, покуда кувшинчики не опустели. Долгим было сие шествие, поскольку господин де Роскоф рассказывал обо всех понемногу. Что-то Нелли знала от мужа, что-то было ей впервой.
   Не сразу заметила она, что солнце давно миновало зенит.
   - Я оставлю тебя ненадолго, хочу помолиться в церкви.
   - Хорошо, батюшка.
   Нелли осталась одна среди могил. Вокруг, за низенькой, по колено, каменной оградкою, городок жил своей жизнью. Девчонка несла корзину зелени - уж не та ли, что привиделась на рассвете среди камней и воды? Теперь она глядела заурядною - в черной юбке с высокою тальей, с укрытыми черной же шалью плечами, в старых некрасивых башмаках. Женщина болтала со стоящей на тротуаре соседкою, свесившись из растворенного окна. И все ж на маленьком кладбище было тихо, ровно незримая стена, много выше настоящей, проведенная рукою самое Смерти, отдаляла сей клочок земли от мира живущих. Тот всадник, что так торопится, вроде как и не слишком громко выбивает копытами искры из мостовой. Быть может, Смерть, ласково играя с Нелли, чуть сжала ее уши своими бесплотными ладонями? Это была добрая Смерть, она заставала людей в собственных их постелях, она подходила к изголовью старшей сестрою Сна. Она могла быть штормом и волною, но не ведала обличья человека.
   Путник лихо спешился, повертел головою в поисках коновязи, обошелся суком платана. Прежде, чем он решительно направился к церкви, Нелли узнала Анри де Ларошжаклена.
   - Щаслив Вас видеть, мадам де Роскоф, - крестьянская шляпа с белою кокардою взметнулась, описав круг в воздухе. - Белый Лис с Вами?
   - Отец в церкви. Не станем тревожить его, он выйдет сейчас, - не узнавая бесцветного своего голоса произнесла она.
   - Я не смею мешать его молитвам, - де Ларошжаклен говорил таким же пустым голосом, что и она самое. Нелли поняла вдруг, что ему столь же больно. Что-то еще было в его взоре, ищущем ее глаз, что-то непонятное. Он словно искал ее утешения.
   - А я перенимаю здешние обыкновения, - она попыталась улыбнуться, указывая ему кувшинчик из под святой воды. - У нас в России не делают поилочек на могилах. Девять дней после смерти, правда, ставят на подоконницы блюдечки с водою, но не с освященной, с простой.
   Ларошжаклен зачем-то принял из рук Нелли пустой сосудец, тут же отставил его на ближнее надгробие, задержал ее руку в обеих своих.
   - Как же стыдно иной раз, что ты до сих пор жив - в особенности когда видишь эдакую вот беззащитную маленькую руку, созданную единственно для неги и жизни безмятежной - столько между тем испытавшую.
   Ну, достается ей нонче с двух сторон! Дался же им этот загар! Ну да, загар, а еще ссадины с царапинами, да и ногти, хоть и чисты, конечно, но не слишком блистают полировкою. Ему, вишь, стыдно, что она загорела, так надо, чтоб и она застыдилась. Нелли разулыбалась было уже непритворно, но тут Ларошжаклен сделал престранную вещь.
   Наклонившись над рукою, он поцеловал ее. Да, в самом деле поцеловал, а не просто склонил над рукой голову, как принято в пристойном обществе. Прижался на мгновение губами, она ощутила его горячее дыхание на костяшках своих пальцев. Доводилось и прежде ей какое изредка выносить от не слишком комильфотных соседей помещиков. (Иной уж так обслюнявит руку, что хоть платок прилюдно вытаскивай!) Но все в манерах де Ларошжаклена изобличало человека воспитанного самым тщательным образом, даже вольности, каковые он допускал иной раз, вроде той допетой до конца песни, были именно теми вольностями, что допустимы от персоны баснословной изысканности. И вдруг такое.
   - Я напугал Вас, Вы вздрогнули. Простите.
   Ларошжаклен поднял голову. Недоумение Нелли тут же уступило место беспокойству. Уж не болен ли он?! Глаза сверкают, как в лихорадке, на ланитах проступил яркий румянец.
   - Пустое, друг мой, - мягко произнесла она. - Мы все не в себе теперь. Но, коли может пройти через свои испытания батюшка, так и нам должно быть твердыми в своих.
   В притворе послышались шаги.
   - Вы здесь, Анри? Для чего? - с суровым недоумением спросил господин де Роскоф.
   - Я примчал к Вам с отрадной вестью. Все обернулось проще, чем мы предполагали. Лилея уже в пути. Тайная экспедиция покинула Париж.
   - Благодарение Господу, я умру теперь весел, - господин де Роскоф осенил себя крестным знамением. - Да поможет Он также спасти теперь двоих детей - одного мальчика для Франции, и другого - для моей семьи. Отряды де Лангля и Лё Гри осталися в столице?
   - Они сделают все невозможное, что свыше их сил, ибо невозможно почти ничего.
   - Amen, идемте в дом, друзья мои.
   - Я… я догоню вас обоих сейчас, батюшка!
   Темная церковь вовсе не походила изнутри на ту, где они повстречались впервые с Ан Анку. Изнутри она оказалась такой же, как снаружи - простой и бесхитростно строгой. Вот она, кажущаяся обыденность здешней жизни! Священника-то нету - убит либо служит мессу где-нибудь в пещерах. Нелли подошла поближе к алтарю.
   Привычные слова молитвы не шли с уст. Долго ли стояла она, преклонив колена? О чуде хотела она просить - но вправе ли их семья чаять чуда? Чем лучше они других, гибнущих вокруг? Разве само по себе не много, что вся юная поросль - Платон и Роман - целы невредимы? Она хотела сейчас просить Господа, чтоб спасен был не только Роман, но и господин де Роскоф. Но господин де Роскоф, она знала, не одобрил бы такой ее молитвы. Она не вправе молиться о его спасении за его же спиной, когда он решил иначе.
   Нелли беззвучно заплакала, закрывши руками лицо.
   «Крепись духом, я уже в полушаге от тебя!»
   В храме никого не было. Нет, ей всего лишь помнилось на мгновение, что привычный призрак - светловолосый высокий человек в старинных своих одеждах - выступил ей навстречу из-за колонны.
   А все же на сердце стало светлей.
   Зато темней сделалось в доме, куда она воротилась следом за мужчинами. Верно Ан Анку успел все рассказать Кате и Параше. Но надобно признать, успел он не только это: посередь кухни громоздились теперь бочки с золотом. Хоть и невелики они, да поди изрядная маята была катить их по лестницам, особенно вверх. Впрочем смутно припомнилось ей, что в стенах тайного хода виднелись какие-то скобы, быть может для крепежа веревок. У старого разбойника капера, поди, все продумано.
   - Заставил бы я их таскать все в мешках на своем горбу, да нужды нет, чтоб о тайнике знали, - хмыкнул Ан Анку. - Пусть думают, что монеты подвезли снаружи.
   - Глупости сочиняешь, - проворчал господин де Роскоф. - Деньги тают через полтора часа, как их из бочек вынуть. В добрый час, друзья мои, пора прощаться. Негоже выказывать живые наши чувства презренному врагу.
   - Благословите, батюшка, - Нелли опустилась на колени.
   - Эх, в доме-то ни Распятия, ни иконы. Давно уж вывезли от синих подале. - Старик осенил Елену крестным знамением - непривычным, всею ладонью. - С Богом, дочь моя, вырасти мальчиков достойными высокой дворянской доли. Ты молода, коли встретишь достойного человека, не гляди назад. Слишком велика убыль хорошей крови, надобно ее восполнять. Сие не измена, но жизнь.
   - Клянусь Вам сейчас, батюшка, никогда не стану я женой другого! Ни един не сможет заменить мне Филиппа.
   - Неразумное дитя. Поступай как знаешь. Поцелуй от меня моего внука.
   Следом за Нелли к де Роскофу приблизился Ан Анку.
   - Благословите, монсеньор, - молодой шуан замялся. - И простите мне…
   - Браконьерство-то? Да уж всегда прощал. Или ты вправду думал, не знаю каков волк моих косуль таскает? С Богом, дитя мое.
   - Благословите, добрый мой друг, - де Ларошжаклен был в полной мере безмятежен, как человек, потерявший все. - Когда б Вы заменили мне отца несколькими годами ране, я чаю, из меня вышел бы толк.
   - Сохраните свою шальную голову, Анри. С Богом.
   - Благословите, монсеньор, - Параша низко наклонила светлую голову.
   - Могла б и по-бретонски сказать, мнится мне, что тебе сие уж проще французского. Благослови тебя Господь за верность, дитя, это высшая добродетель человеческая. За то же и тебе, юная кочевница, пошли Всевышний радостей.
   Катя, последняя, поднялась с колен.
   - Они тож идут морем, из береговой крепости де Латт, где, верно, и держат мальчика, - господин де Роскоф подошел к окну. - Туда они перевезли его из Фужера. Скоро, поди, должны быть. А, помяни нечистого, он и тут.
   Нелли подбежала к окну. Небольшое, судя по парусу, судно, шло к берегу в лучах молодого заката.
 

ГЛАВА XXIII

 
   Как было не вспомнить теперь бретонского поверья, что умершие души отбывают от сей земли по водам океана, хоть им обыкновенно путь не к мысу Фрэель, а на Альбион! Никогда не избыть ей этого прощанья с умирающим, что бодр и полон жизненных сил!
   За окном вдруг заухала сова. Как из чего-то поняла Нелли, эта сова была ребенок.
   - Да уж знаем небось, - сквозь зубы процедил Ан Анку.
   Ларошжаклен непроизвольным движеньем проверил за поясом рукояти пистолетов.
   Ан Анку вышел на крыльцо, оставивши дверь распахнутой.
   Синемундирников, вошедших вскоре в его сопровождении, оказалось четверо. При виде бочек, загородивших кухню, шедший впереди не сумел сдержать возгласа изумления.
   - Суденышко не затонет, рвань? - кошкою фыркнула Катя. - Небось и меди для вас столько же был бы подарок.
   - Я сержант полубригады Жерон, - главарь синих глядел на господина де Роскофа со смешением робости и торжества. - Нас всего шестеро на боте, как и был уговор.
   - Хорошо, - кивнул господин де Роскоф. - Грузите золото. Но когда загрузите, с мальчиком сюда ворочаются только двое.
   - Погоди, сержант, - влез в разговор один из солдат, ражий детина годов двадцати пяти. - Надо б хоть одну бочку сразу вскрыть, на выбор, еще золото ли это? Больно уж его вправду много.
   - А как тащить дырявую? - огрызнулся его начальник. - Вскроем на месте, перед тем… Ну, перед тем, как мальца высаживать.
   - Поторапливайтесь, я не хочу, чтоб внук мой лишнюю минуту был с вами.
   - Да уж, лучше нам и вправду поторопиться. Берись, ребята!
   - Чтоб вам пупок развязало, - пробормотала вослед первой паре синих носильщиков Параша. В пожелании явственно звучала некоторая доля обещания.
   - Ну, мочи нету, - охнул третий, отрывая свой край от полу.
   - Да ладно кряхтеть, - его напарник налился кровью бурак-бураком. - Я бы… ох, всю жизнь такое добро… таскал, лишь бы к себе… а не в обратную…сторону.
   Из окна не было видно, где причалил бот, однако ж, по всему судя, совсем рядом: налегке синие возвращались довольно скоро.
   Некоторое время белые стояли безмолвной группою у окон. Не доставало лишь Ан Анку, что, верно, проверял все ли ладно снаружи.
   Вот уж маленьких бочек осталось семь, пять, четыре. Верно и впрямь золото людям легче носить, чем какой иной груз. Вот уже последний бочонок стоял там, где недавно вздымалась целая гора.
   Хорошо, однако ж, что попрощаться довелось раньше. Синий сержант остался на месте, когда взмокшие солдаты потащили последнюю свою ношу прочь. Он вытащил было трубку и кисет, передумал курить, убрал обратно. Кажись и руки трясутся.
   Только сейчас почуяла Нелли, что на кухне весело и кисло пахнет свежим хлебом. Ну да, когда они уходили со свекром на кладбище, Парашка как раз его замесила. Вон они, большие хлебы, на длинной полке над столом. Хлеб есть, а отужинать вместе… в последний раз…не успели. Как глупо!
   - Что ж они копаются, вот же дурни, - недовольно проговорил сержант. - Верно, сударь, худо мои олухи поняли и ждут нас у самого бота.
   - Так ступай же ты и поторопи их! - гневно приказал де Ларошжаклен.
   - Пустое, пойдем сами, - взволнованно остановил его господин де Роскоф. - Благополучен ли мальчик? Поспешим!
   Сержант, не скрывая явственного облегчения, заторопился к выходу первым. Столь заторопился, что споткнулся у самого порога. Упал неудачно, грохнув затылком о каменный пол словно пустым кувшином.
   Нелли зажала рот, чтоб не вскрикнуть: из шеи санкюлота торчала рукоять не очень большого ножа.
   - Не хотел шуметь до времени, - незнакомый молодой дворянин, облаченный в привычное крестьянское платье, спустился на кухню следом за своим клинком. - Благодарение Господу, я поспел вовремя!
   - Что за затменье разума, Лекур?! - вспыхнул господин де Роскоф. - Кто позволил сие?! Они ж сейчас отчалят от берегу, да и все! Мальчик еще у них!
   - У них нет мальчика, - незнакомец, названный Лекуром, бессильно прислонился к стене.
   - Нету?! Они не привезли его с собою? - господин де Роскоф побелел. - Они убили его?!
   - Они не могли его ни привезти ни убить, - как-то вяло проговорил Лекур. Сложно было поверить, что только что достало у него сил на смертельный бросок ножа, а вить трудно, очень трудно эдак убить, Нелли знала. Ни о чем другом ей больше не думалось, голова сделалась пуста, совсем пуста.
   - Где Ан Анку? - Ларошжаклен метнулся к выходу.
   - Провожает их с берега, я чаю. Успеешь добавить и ты, а я скакал так, что чуть не вытряс из себя душу вместе с потрохами. Бедный мой Сокол! Я загнал его насмерть.
   Снаружи послышались выстрелы.
   - Звенья разведки долго сцеплялись, - продолжил Лекур. Был он черноволос в смоль и весело, сапфирово синеглаз. - В Фужере пленный ребенок вправду был. А вот в замок де Латт его вовсе не привозили. Прознать где он и что с ним никак не удалось.
   - Боже Милостивый… - господин де Роскоф принялся вдруг шарить рукою по левой стороне груди, словно хотел нечто поймать на ощупь. Губы его посинели.
   - Батюшка-барин, - по-русски выдохнула Параша, бросаясь стрелою. Она успела помочь господину де Роскофу не упасть, а опуститься на скамью.
   - Батюшка!! - Нелли кинулась было за нею.
   - Вина, скорей, налей стакан! - Параша торопливо рылась в своем объемистом кармане под передником. - Да скорей же!
   - Нету вина, - растерялась Нелли.
   - Хоть сидра тогда, авось сгодится, - Параша уже сыпала себе на ладонь содержимое маленького мешочка. - И ложку какую найди!
   Нелли поторопилась налить сидра в стакан. От Кати, забившейся в самый дальний угол кухни, проку ожидать не приходилось.
   Господин де Роскоф бледнел на глазах. Тело его обмякло, он не усидел бы на неудобной скамье, когда бы его не удерживал за плечи де Лекур, меж тем, как Параша торопливо разбалтывала какой-то темный порошок в стакане с сидром.
   - Потерпи, батюшка-барин, немножко потерпи, - приговаривала Параша, втягивая носом запах получившегося снадобья. - Эх, часы-то есть у кого? На «Отче наш» мерить - не в тютельку будет!