Данилов Всеволод. Бизнес - класс

   — Все не так, — выпуклые глаза Дашевского были исполнены демонстративного разочарования. В них читалось неприкрытое: « Ничего хорошего я о тебе, по правде, давно не думаю. Но — чтоб настолько?». — Ну, засунете вы его в тюрьму. Дальше что?
   — Обработаем.
   — Обработаем! — передразнил Дашевский. — Точно говорят: мент, он на всю жизнь мент. Тебе б куда-нибудь в молотобойню. Соображай! Сколько в прокуратуре заявлений набралось от других кредиторов? Не слышу?!
   — Еще на пятнадцать миллионов.
   — То-то. А у него на все про все девять лимонов арестовано. И кто сказал, что нам наши денежки выдадут, а других с носом оставят?
   — У нас есть договор с прокуратурой.
   Дашевский расхохотался.
   — Да как только Островой окажется под замком, прокуратура и думать о всяких договоренностях забудет. И с удовольствием начнет «разводить» кредиторов.
   — Я давно знаю Волевого. Он человек слова.
   — О чем ты, Сергей?! — Дашевский с некоторым даже сочувствием заглянул в лицо подчиненному. — Кто такой этот Волевой? Обычный цепной пес!
   Последние слова, как показалось Коломнину, он произнес с особым чувством, как бы перебрасывая их и на самого собеседника: «Знай свое место!».
   — И не ему решать. А среди кредиторов есть не слабые людишки. Так что кому выйти на генпрокурора, чтоб похлопотать за свои денежки, найдется. И получится, как в беге, когда один «зайцем» тянет на себе всю дистанцию, а на финише первыми становятся другие. За его спиной отсидевшиеся. Так вот: я в бизнесе «зайцем» быть не желаю.
   Дашевский в своей манере сделал неожиданную паузу, провоцируя тем ответную реакцию. Но Коломнин, понявший, к чему тот клонит, упрямо молчал.
   — Завтра вылетаешь в Швейцарию, — жестко объявил Дашевский. — Визу по моему указанию уже оформили. Доверенность на ведение переговоров и подписание любых соглашений от имени банка — тоже. Янко организует встречу с Островым. Подлинники документов по АМО у тебя?
   — Да, в сейфе, — неохотно подтвердил Коломнин. В свое время он категорически отказался передать их следствию. И даже пригрозил уничтожить в случае попытки выемки. Не передал как раз в силу того, на что намекал перед тем Дашевский: слишком велик был риск, что драгоценные доказательства окажутся «выкуплены» у кого-то из прокурорских начальников, имеющих доступ к делу.
   — Захватишь с собой. Сколько нам на сегодня должен Островой?
   — С учетом набежавших процентов и расходов — свыше девяти миллионов!
   — Это он АМО столько должен. А мы в этом деле потеряли три.
   — Но у нас права на все девять!
   — Размечтался! Да он только потому и выходит на переговоры, чтобы оставшиеся деньги из-под ареста освободить. А иначе на хрена козе баян? Так что если с учетом расходов выбьешь три с половиной, считай, свою задачу выполненной… Почему не слышу вопросов?
   — Не рискую.
   — Банку позарез нужны деньги. Это ты понимаешь? Деньги! А не тешенное твое самолюбие, что человека в тюрьму загнал!
   — У нас с прокуратурой договоренность — все делать вместе. Под ваше слово, между прочим. По мне слово президента банка стоит больше сиюминутной выгоды.
   — Слово перед кем? И в чем?! — взвился Дашевский. — Это не мы перед прокуратурой в долгу. А она перед нами, — без наших денежек хрен бы у них вообще чего вышло.
   — Так если мы Островому уличающие документы вернем, у них и так ни хрена не выйдет! А Островой, между прочим, в международном розыске. Взвесьте последствия: президент банка «Авангард», вступающий в сговор с международным мошенником. Не боитесь на минуточку, что информация просочится?
   — Эк куда тебя понесло! Причем тут президент? Я с ним встречаться не собираюсь. Документы ты передашь. Ты же и озаботься, чтоб огласки не произошло. Не нравится мне твое настроение, Сергей. Или запамятовал про девяносто восьмой? Когда ваш хваленый банк «Светоч» рухнул, сколько тогда сотрудников на улице оказалось? И ты бы мог среди них быть, если б я тебя не подобрал. А подобрал потому, что наслышан был о твоей супернадежности. Знал, что в любом деле на тебя опереться смогу. Так вот, не забыл пока, кому служишь?
   В голосе Дашевского появилась та испытующая вкрадчивость, которая была хуже открытой холодности.
   Коломнин промолчал. Скверно было у него на душе. Будто схватили эту душу за несуществующие ноги, привязали к двум коням и рвут в стороны.
   — Так что? Или — другого посылать?.. — острый нос Дашевского вновь едва не ткнулся в его лицо, будто обнюхал. Что-то учуял. С тяжким вздохом возложил он руку на плечо упрямого подчиненного. Взвинченность разом спала, голос сделался тих и доверителен. — Я что, Сережа, о себе хлопочу? Вспомни про то, о чем в девяносто восьмом говорили, — какое дело делаем. Какую махину поднимаем! Сколько людей нам доверилось. Потому говорил и говорю: что выгодно банку, то для всех нас и есть истина. Что касается чинуш из прокуратуры — плюнь и забудь! Это они с виду такие правильные. На деле только и рыщут, кому бы подороже продаться. А дружка твоего Волевого, чтоб не больно переживал, давай подберем. Должностенку подыщем. Хоть приоденется. А то я обратил внимание, у него аж локти на пиджаке протерлись. Так что? По-прежнему в связке или?..
   — Ладно. Раз нужно для банка, сделаю, — Коломнин поднялся.
   — И — славно! А то я было обеспокоился, — Дашевский положил ладонь на напрягшуюся руку начальника УЭБ и, как прежде, доверительно похлопал. — Ни пуха ни пера. По результатам звони. — На мне еще «Нафта», — напомнил Коломнин.
   — Вернешься в Томильск, как в Женеве закончишь, — безразлично отреагировал Дашевский. Мысли его в эту минуту были заняты другим. — И — вот что! Если уж совсем заупрямится, уступай до трех. Три лучше, чем ничего.
   Коломнин кивнул несколько вымученно.
   У двери, припомнив о чем-то, обернулся внезапно и — наткнулся на обжегший неприязненный взгляд.
 
   В приемной Коломнина поджидала холеная сотрудница из отдела загранкомандировок. — Пожалуйста, ваши документы. Вылет завтра с утра из VIP-зала, — обычно высокомерно-сдержанная, на этот раз она просто-таки излучала приветливость, что объяснялось чрезвычайно просто: указание оформить командировку, полученное непосредственно от президента банка, было знаком особой приближенности командируемого.
   Коломнин глянул на часы. Сегодня рано утром он позвонил жене. И та как-то очень споро, без эмоций согласилась встретиться в шестнадцать часов в райсуде — чтобы совместно подать заявление на развод. Следовательно, в его распоряжении оставалось вполне достаточно времени доехать до управления и проверить, как идут без него дела.
 
   Первое, что заметил поднявшийся на этаж Коломнин, была нахохлившаяся возле его кабинета нескладная фигура. При появлении начальника УЭБ фигура подскочила над стулом и обернулась Пашенькой Маковцом.
   — Сергей Викторович! А я вот вас поджидаю, — поспешно сообщил он.
   — Вижу!
   — Хотел бы первым доложить. Думал даже в аэропорту встретить. Тут без вас события произошли.
   — Да. И какие же? — Коломнин пропустил его в кабинет.
   — Я, пока вас не было, кредитные дела изучал. Как вы велели. И вдруг по одному «висяку» обнаружил просто «шоколадную» развязку. Сначала сам не поверил. Я вам сейчас покажу, — Пашенька, волнуясь, принялся дергать молнию на папке.
   — Погоди, — Коломнин набрал телефон Лавренцова, пригласил зайти.
   — Лавренцову я докладывал. Но он, понимаете, как обычно, — давай попозже. Ну, я раз позже, два. А там требовалось срочно. День-два потеряешь и — все. И вас нет. Пришлось к Ознобихину обратиться. Клиент-то его. Стал объяснять. Он-то как раз сразу въехал. Возбудился, потащил к Дашевскому, — Пашенька сделал виноватую паузу. — Я и то ему говорю, неудобно через голову Сергей Викторовича-то. А он…
   — Понятно. Стало быть, силком затащили, — во всем суетливом облике Пашеньки проглядывала такая растерянность, что раздражение Коломнина как-то схлынуло. — Ладно, иногда для дела бывает необходимо и через головы вопрос порешать. Все сообщил, что хотел?
   — Не-кка, — Пашенька быстро, как-то по-детски замотал головой. Массивные очки поползли по потной переносице вниз и застряли на «башмачке», венчающем кончик узкого, в прожилках носа. — Меня Дашевский в ваши замы назначил.
   Он безысходно вздохнул.
   — Я как бы возражал. Но с президентом разве поспоришь? Вы ж его знаете. Или, говорит, соглашайся, или выгоню. Вообще-то как скажете. Я, собственно, вас ждал. В приказе еще не расписывался. Так что если вашего одобрения не будет, откажусь. Вы не думайте, я ведь помню, кто меня сюда взял и кому чем обязан.
   Коломнин склонился над ящиком стола, чтобы не выдать невольное облегчение, — худшие опасения не оправдались. Просто толковый мальчишка блестяще справился с первым же поручением. А то, что его втемную решили использовать в очередной, затеянной против Коломнина интриге, — так это вопрос не к нему.
   — Лавренцов знает?
   — Да, — капелька пота на носу перевалила через «башмачок» и нависла над полом.
 
   — С приездом, Сережа, — в кабинет бодро ввалился Лавренцов. Поймав вопросительный взгляд Коломнина, усмехнулся, — Да в курсе, в курсе. И, знаешь, может оно и к лучшему. Пусть теперь пацанье побегает. Он снисходительно шлепнул по затылку поднявшегося при его появлении Маковея. — Начальник, мать твою! А мне в информационном центре даже спокойней. И работа попривычней — считай, тот же штаб.
   — Ну, раз штаб, то и приступай, — Коломнин кинул через стол несколько чистых листов. — До моего возвращения необходимо подготовить концепцию новой организации работы по возврату банковской задолженности. Записывай!
   Он поднялся, оглаживая руки, прошелся по кабинету:
   — Главная на сегодня проблема этого участка — в разобщенности служб. Каждая сама по себе. И никто ни перед кем не отвечает. Поэтому необходимо создать единый кулак. Назовем его проблемный департамент. В центре — мы. Здесь же — отдел залогов. Сюда же — изымаем из юруправления группу из трех-четырех юристов, — оформление договоров, судебные иски. Отдельно — кредитное подразделение из пяти-шести человек. И все — под одним началом. Далее: как только кредит становится проблемным… Признаки проблемности распишешь, мы их сто раз проговаривали.
   Лавренцов, не отрываясь, кивнул.
   — Тут же через кредитный комитет материалы забираем себе и начинаем по ним работать. Так, как считаем нужным. Главное, мы становимся самодостаточными. Никого ни о чем в банке не надо просить. Не с кем воевать. Не отвлекаясь на склоки, делаем свое дело. Как?
   Последнее было обращено к Маковею, слушающему с откровенным восхищением.
   — Здорово! — выдавил Пашенька. — Я тоже в этом направлении подумывал. Но пока не так детально…
   — Раз в этом же, значит, сработаемся, — Коломнин ткнул пальцем в исписанный Лавренцовым лист. — Одновременно подготовишь положение, распишешь структуру. Штатную положенность. Этому штабиста учить не надо?
   — Сделаю, — воодушевленно подтвердил Лавренцов. — Это дело по мне. Когда должно быть готово?
   — Я опять улетаю — на полторы-две недели. Но подготовить необходимо не позже, чем через пять дней. Гляди — не заволокить. В банке начинаются конкурсы на замещение должностей. Так чтоб не опозориться.
   — Считаю, последнее дополнение излишним и даже отчасти оскорбительным, — Лавренцов поднялся, подняв тем и Маковея. — Когда я тебя подводил?
   « А когда ты не подводил?» — подумалось Коломнину. И от этой мысли сделалось как-то тревожно. Он ткнул пальцем в Маковея.
   — Если что, поможешь. Считай, первое поручение как моему заму.
   — Ноу проблем, — вид у Пашеньки был возбужденно-приподнятым. Похоже, от этой встречи ждал он куда больших неприятностей.
 
   К нарсуду Коломнин подскочил «на флажке». Паркуясь, заметил, как со стороны метро торопливо подошла жена. Стояла очередная оттепель, и тем не менее Галина была в короткой шубке, подчеркивавшей нерасплывшуюся фигуру. А вот голова оказалась прикрыта лишь тонким шарфиком, небрежно накинутом на свежую завивку. И все-таки бесчисленные ранние морщины на помятом лице проступали сквозь густой слой косметики. В этих потугах стареющей женщины выглядеть привлекательно в день развода было что-то смешное и трогательное одновременно.
   При виде выходящего из машины мужа Галина демонстративно глянула на часики.
   — Может, в банке и принято заставлять женщин ждать по пятнадцать минут. Но вообще-то это не по-мужски.
   — Извини, постараюсь, чтоб больше не повторилось.
   — Да уж постарайся. Не так много осталось.
   — Так что, пойдем? — знакомая желчь разом смела вознишее чувство жалости.
   — Не терпится! Отдышись сначала. Да и вообще, — Галина с демонстративным состраданием оглядела мужа. — Какой-то у тебя вид зачуханный. Побрит плохо. Брюки жеванные. Что ж не смотрят за тобой?
   — Некому смотреть, — напоминать, что прежде жена и вовсе не обращала на его вид никакого внимания, было бы не к месту.
   — Правда?! — невольно вырвалось у нее. — Впрочем это теперь не моя головная боль. О дочери не хочешь спросить?
   — Конечно. Как она?
   — Во-во. Не напомнила бы, так и не спохватился. Вот она и есть, вся твоя любовь. Только сюсюкать силен. Так вот плохо ей, безотцовщине! Вчера тройку по алгебре притащила.
   — Тройки и раньше случались.
   Взгляд, которым смерила его жена, недвусмысленно говорил: те тройки ничего общего с этой, безотцовской, не имеют. Она заметила, как напряглись скулы на его лице, и, понимая, что порог терпения пройден, поспешно, на одном дыхании выпалила:
   — А я на работу устроилась. Старшим юрисконсультом в строительную фирму. Хорошие деньги предложили. Хоть среди людей. А то, кроме кухни да стирки, ничего не видела…Спрашивает она у меня, когда папа приедет. Папу ребенок хочет. Не знаю, что и ответить. Может, и впрямь попробуем еще раз?…Все-таки двадцать лет позади. Да и людей смешить…
   Она сбилась и, не замечая, принялась слизывать тщательно наложенную помаду.
   Коломнин смешался, как бывало всегда, когда жена на короткое время избавлялась от привычного язвительного тона.
   Мелодия телефонного звонка оказалась более чем кстати.
   — Слушаю, — произнес он, глазами извинившись перед Галиной.
   — Сережа! Сереженька! — послышался всполошный голос, от которого у него разом защемило внутри. — Я только сейчас узнала. Но как же так — уехать, даже не простившись?!
   — На самом деле меня срочно вызвали в банк. И потом — ты же, насколько помню, сама меня выпроводила.
   — А ты уж и воспользовался поводом. Дурашка! Разве можно так сразу слушать женщину? Только если хочешь оскорбить ее повиновением. Приехал, взбудоражил и смылся. А что теперь я? Ты подумал?
   — Через два-три дня вернусь, — коротко бросил Коломнин. Только теперь он заметил недобро прищурившиеся глаза жены.
   — Это ваше авторское право, — отреагировали на том конце трубки. Коломнин невольно улыбнулся: даже на расстоянии он угадывал поджатые обидчиво губки. Но голос впрочем стал много спокойней.
   — Там мой Богаченков остался. Пожалуйста, помоги ему получить информацию. Это очень важно. Я перезвоню, — поспешно произнес он, отключаясь. Глянул виновато на жену. Очевидно, что-то новое появилось в нем, потому что Галина лишь безнадежно повела головой:
   — Ишь как забрало-то! И не припомню, когда у тебя такие глазищи были. Ладно, пошли! Есть у судьи время ждать, пока ты со своими бабами наговоришься.
   И первой шагнула к подъезду.
 
   Тридцатидвухлетний Генеральный директор компании «Авангард финанс» Андрей Янко поджидал Коломнина, как и было оговорено, у зоны прилета Женевского аэропорта. При виде появившегося начальника службы экономической безопасности на одутловатом, оплетенном золотистой оправой лице его появилось выражение нескрываемого облегчения.
   — Слава Богу, что прислали тебя! Как гора с плеч, — с фамильярностью, принятой среди банковских служащих одного уровня, даже мало знакомых, поприветствовал он, увлекая прилетевшего к подземной автостоянке. — А я, признаться, опасался, что пришлют какого-нибудь шустрого обормота из молодых да ранних, который и переговоры-то вести не способен. Даже специально Дашевского просил, чтоб непременно именно тебя. Ты у нас гость редкий и оттого особо дорогой. А учитывая повод, так даже представить не можешь, как я тебя ждал. — Что? Сложные предстоят переговоры?
   — Да не то слово! Такой волчара попался, — за каждый цент зубами цепляется. Портфельчик позволь!..Нет уж, нет уж. Это не по-нашему, чтоб гость вещи таскал. Спросит меня завтра Дашевский, как моего порученца встретил, и что я скажу? Заставил таскать по Женеве собственные шмотки? И кто я после этого буду за человек? Сейчас до отеля, отдохнуть с дороги. А на завтра после переговоров… Я тут небольшую культурную программу сообразил. На озеро рванем. Как ты форель на удочку? Или больше привычно где-нибудь на Волге динамитом побаловаться?
   Он хохотнул, с аппетитом распахивая длинную дверцу свеженького спортивного BMW. Скосился на реакцию гостя. Не обнаружив в ней должного пиетета, со скрытой обидой объяснился:
   — Специально взял двухместную, чтоб без шофера. Я, так полагаю, разговор до отеля будет деловым. Знаю, ты у нас времени терять не любишь.
   Коломнин с любопытством присматривался. С Янко он познакомился три года назад, когда тот работал в Москве управляющим одного из «спальных» филиалов. Теперь Андрюша сильно изменился. В голосе, во всей манере держаться проступала помимо его воли некая вальяжная снисходительность недавно разбогатевшего человека.
   — Времени терять действительно не стоит. С Островым связь есть?
   — Обижаешь, начальник.
   — Тогда дай по мобильному команду, чтоб прямо сейчас пригласили в офис. И сами туда погнали. Отель подождет до вечера. Как, кстати, этот Островой на тебя вышел?
   — Просто позвонил.
   — Почему именно тебе?
   — Не мне, а в компанию. Почувствуйте разницу. Телефоны наши в любом справочнике.
   — Звонил из Швейцарии?
   — Понятия не имею. Это у вас там, в зачуханной России, даже звонок по межгороду сразу вычленишь. А здесь! Из любого телефона-автомата по всему миру трезвонь, а слышимость, будто из-за угла. Европа!
   — Дальше?
   — Назвался, потребовал организовать встречу с кем-то из руководства.
   — Потребовал?
   — Именно что. До чего, я тебе скажу, наглый малый, — Янко даже поцокал от возмущения. — Но мы тоже не пальцем деланные. Я тут, пока тебя ждал, обработал его, поджал малек. В общем — уронил в цене. Считай, половину твоей работы сделал. Так что с тебя коньячишко.
   — И сколько стоит коньячишко?
   — Знаю, что Дашевский рассчитывает на четыре миллиона, — Янко склонился интимно, будто невзятый шофер мог их подслушивать, одновременно пытаясь определить, к чему отнести внезапную иронию собеседника. — Но это-то заведомо нереально. Островой будет стоять на трех. И даже пригрозит разрывом. Жесткий, паскуда, переговорщик. Но ты не поддавайся. Я прокачал через свои каналы — на три с половиной он морально готов. — Что за каналы?
   — Иван Гаврилович Бурлюк, — отчеканил Янко — в ожидании реакции собеседника. Но реакции не последовало, и он с заметным разочарованием закончил. -Один из крупнейших российских трейдеров. Президент известной германской компании. Очень нам помог. Сейчас как раз в Женеве. Так что сегодня и познакомитесь.
   — Познакомиться, если для дела, — это я завсегда. А в истории с Островым он каким боком оказался?
   — Они раньше знакомы были. Здесь, в цивилизованном мире, все со всеми знакомы. Прямо или через рекомендации, — Андрей ненароком, даже не заметив, отсек собственную родину от цивилизации. — Бурлюк Острового на меня и вывел. И он же подтвердил три с половиной миллиона. Так что стой на этой цифре. Зуб ставлю — уступит!
   Он вгляделся в реакцию собеседника. Но расслабившийся от скорости Коломнин весь ушел в созерцание автобана. На лице его блуждала тихая, не подходящая к месту улыбка. Улыбка эта Андрею Янко решительно не понравилась.
   И правильно не понравилась. Коломнин как раз прикидывал количество посредников и сумму, которую они намеревались «накрутить сверху».
 
   Офис компании оказался недалеко от центра, в одном из высотных домов, стены у подъезда в котором были буквально утыканы золотистыми табличками с названиями расположенных здесь фирм.
   — Островой подъехал? — напористо поинтересовался вошедший первым Янко у поднявшейся навстречу секретарши.
   — В переговорной.
   — Нам кофе и — не мешать, — потребовал Янко. Теперь Коломнину демонстрировался другой человек: жесткий, требовательный босс, — очевидно, в соответствии с западными стандартами.
   — Там еще Бурлюк ждет, — припомнила секретарша.
   — Не просто ждет. А заждался, — из боковой комнаты вышел грузный шестидесятилетний мужчина с рубленым, ширококостым лицом — гражданин Германии и президент германской компании с чисто русацкой внешностью. Правая, неестественно перевернутая рука его дымилась, из чего стало ясно, что в ней покоится чашка кофе. — Этого, что ли, Дашевский прислал? Ну, будем знакомы.
   — Начальник управления безопасности господин Коломнин. А это Иван Гаврилович Бурлюк, — поспешно представил Янко. — Как я уже говорил, очень нам в этом деле помог.
   — А чего не помочь? — вальяжно подтвердил Бурлюк. — Васька Островой, конечно, охламон. Это без вопросов. К тому же изрядный сукин сын. Но кто в вашем банковском мире, положа руку на сердце, другой? Да хоть тот же Дашевский. Уважаю, слов нет. Но представится возможность спереть — тут же и сопрет. А у Васьки, к слову, башка как раз на месте. Спер-то ловко. Потом опять же сколь лет от вас бегает! Это ж тоже надо уметь. Так что у меня в этом деле свой интерес: как только ситуацию разрулим и из розыска его вычеркнут, я его, пожалуй, к себе подгребу. А чо? Сгодится.
   Бурлюк через плечо протянул чашку, уверенный, что секретарша тут же подхватит:
   — Так что, пошли в закрома? Попрессингуем быстренько мерзавца. А там — честным пирком, как говорят, и за свадебку. Мне сегодня еще в Гамбург надо успеть вернуться. Вообще-то по уму прямо теперь бы лететь, но поменял на вечерний рейс. Дашевский лично попросил: помоги, мол, Иван Гаврилыч. Что ж не помочь? Не чужие.
   — Так и летите, — произнес Коломнин, вызвав равное изумление у обоих собеседников. — Вы свое дело сделали — спасибо. А дальше моя работа.
   — Это как понимать? — Бурлюк нахмурился. — Сделал дело, гуляй смело? Так, что ли?
   — Ну, зачем так обострять? Просто разговор, сами понимаете, предстоит особо доверительный. И у меня как раз указание от Дашевского: никого посторонних. Так что прошу понять.
   Но Бурлюка незатейливой этой хитростью не обманул. Лицо его побагровело. Морщины вкруг глаз подобрались: — Посторонний, говоришь! Как сводить, так — помоги за ради Христа! А как срослось, так, стало быть, гуляй на сторону!..
   — Ничего, Иван Гаврилович! Все в порядке, — быстро, с особой интонацией произнес Янко. — Вы и впрямь главное сделали. Основные параметры согласованы. Так что теперь в этом русле и доведем. Даже не беспокойтесь.
   Вмешательство Янко несколько охладило изготовившегося поскандалить Бурлюка. Он что-то прикинул и слегка успокоился. Не прощаясь, развернулся и, тяжело вдавливая паркет, отправился к выходу. Следом с плащом и шляпой в руках заспешила секретарша. У выхода Бурлюк обернулся.
   — Да, Андрюшка, ты не забыл, что у меня скоро годовое собрание?
   — Как можно, Иван Гаврилович? Как обычно, выпишу на вас доверенность. Сами и проголосуете, как считаете нужным.
   — Ну-ну, — одобрил Бурлюк. Не удержавшись, измерил взглядом Коломнина. — А ты, погляжу, гусь, — недобро определил он. — Но недалек. Потому как жизнь круглая. Еще повидаемся.
   — И охотно, — беззаботно подтвердил тот.
   — Нельзя так, — Янко едва дождался, пока Бурлюк скроется из виду. — Иван Гаврилыч, хоть и редкая зануда, считай, стратегический банковский партнер в Европе. Если хочешь знать, мы сами у него акционеры — держим блокирующий пакет. Это тебе что-то говорит? Здесь не Россия. Здесь с нужными людьми особая деликатность требуется.
   — Вот ее сейчас и проявим, — пообещал Коломнин и, не дожидаясь приглашения, шагнул к двери переговорной.
 
   Огромный овальный стол в комнате для переговоров был пуст. Но из глубины мягкого, топкого кресла торчали длинные ноги с коленями, острыми, будто заточенные штыри. Раздался скрип, и навстречу вошедшим не без труда выбрался обладатель уникальных ног — худощавый мужчина с неожиданным чахоточным румянцем на впалых щеках.
   — Что? Несладка жизнь в бегах? — определил Коломнин и тем сбил заготовленную приветливую улыбку.
   — Нам всем эта история не в радость, — Островой протянул руку для приветствия: ладонь его оказалась удручающе вялой, но в длиннющих, будто у пианиста пальцах, Коломнин угадал прячущуюся силу. — Кто-то должен был найти в себе волю сделать первый шаг. Потому я здесь. А вы, как полагаю…
   — Начальник службы экономической безопасности, — представился Коломнин, усаживаясь напротив и протягивая визитку. — Имею доверенность на ведение переговоров и на подписание любых документов.
   При этих словах во взгляде Острового что-то вспыхнуло. Он в свою очередь поспешно вытянул из наружного кармашка золоченую визитку с начертанной на ней фамилией.
   — Островой Василий Юрьевич, — смакуя, прочитал Коломнин. Перед ним сидел вор. Вор, за которым они безуспешно гонялись более двух лет. Сидел холеный, победительно раскинувшийся. Непреодолимое желание позадираться овладело Коломниным. — Красивая картонка. Чего ж на визитке главное не проставлено?