Данилов Всеволод. Бизнес - класс

   — Разумно и изменили, — Коломнин протянул ему прайс-лист с последними, утвержденными накануне у Фархадова отпускными ценами.
   При виде их Мясоедов аж зацокал:
   — Думаешь, если арифметику выучил, так и всю математику превзошел? Да кто такой скачок выдержит? Надо плавно. Половину хотя бы. Тоже трудно. Но — ко мне прислушиваются — переговорю, добьюсь.
   — Не будет никакой половины, — Коломнин, потянувшись, отобрал у него прайс-лист. — А будет эта цена.
   — Глупые вы все-таки люди, — Мясоедов не погнушался развернуться, так, чтоб охватить взглядом и Богаченкова. — Пришли, поломали. А дальше?
   — А дальше в компанию пойдут нормальные деньги, — Коломнин намекающе придвинул к себе распухшую от бумаг папку.
   — Ой ли? — Мясоедов поднялся. Любезность Коломнина произвела на него самое негативное впечатление. — А я иначе полагаю: нельзя разорить осиное гнездо и чтоб не покусали.
   — Ничего. Бодягой подлечимся.
   — Так это смотря скольких разорить. А то ведь и насмерть, — и Мясоедов, коротко кивнув, вышел.
   — А казачок-то засланный, — хмыкнул Богаченков. — Похоже, приходил делегатом. — Похоже. И, кажется, нам объявлена война. Стало быть, мы на верном пути, — беззаботно подтвердил Коломнин. — Чую, не миновать нам хорошей драчки.
   Богаченков поднялся, значительно одернул пиджак. — Сергей Викторович, вынужден официально заявить: если завтра же вы не согласитесь взять себе телохранителя, я лично пойду к Ларисе Ивановне. Пока беды не случилось.
   — Тьфу на тебя.
   Все эти участившиеся требования окольцевать себя охраной откровенно портили Коломнину настроение.
 
   Но с утра Ларисы вопреки обыкновению на месте не оказалось. Не ответил и ее мобильный телефон. Зато к Коломнину зашла Калерия Михайловна и сухо потребовала, чтоб он немедленно явился к Салману Курбадовичу.
   — Так он что, на месте? — от удивления переспросил Коломнин: на часах было едва начало десятого. Но секретарша лишь презрительно сморщила носик. С момента появления в компании банковской, как она называла, группировки Калерия Михайловна не скрывала своего неприязненного отношения к Коломнину.
   — Вас ждут, — нетерпеливо напомнила она, готовая его конвоировать.
   В этом было что-то зловещее.
   — Что ж, раз зовут, надо идти, — Коломнин поднялся, протянул руку, приглашая Калерию пройти вперед: роль подконвойного ему не приглянулась. И в этот момент зазвонил телефон.
   — Сережа! — он услышал задыхающийся голос Ларисы. Но даже не тон, а это непривычное в последнее время «Сережа» стали предвестником беды. — Я из дома.
   — Но почему не на работе? И потом мобильный…
   — На работу не пустил Салман Курбадович.
   — Что?!
   — Не перебивай. Утром подбросили анонимку, что… в общем про нас с тобой.
   — И что ты? — Коломнин машинально опустился в кресло, не обращая больше внимания на требовательный взгляд Калерии.
   — Я? Призналась. А что оставалось?
   — Так и молодец! Давно пора было. Я как раз к нему иду и попросту попрошу твоей руки, — обрадованный Коломнин подмигнул ошеломленной Калерии Михайловне. — Не вздумай! Он же не в себе. Я прошу. Выслушай, Сережа…
   — Когда-то, да надо было. Все, пошел свататься.
   Коломнин поспешно положил трубку.
   — Ну что, дорогой конвоир, вперед за орденами?
   И удивился, потому что в лице Калерии читалось теперь сочувствие.
   — Насчет орденов — это вряд ли. Я на всякий случай валокордину подготовлю, — прикинула она.
 
   Фархадов, совершенно неподвижный, съежился в объемистом своем кресле так, что от двери был почти неразличим.
   — Вызывали, Салман Курбадович? — нарочито бодро заявил о себе Коломнин.
   Стараясь держаться естественно под тяжелым взглядом, уселся с противоположной стороны стола.
   — Хочу доложить, мы тут с Резуненко новый договор на поставку конденсата заключили. Все в соответствии с вашими указаниями. На днях стартуем.
   Собственный голос показался Коломнину фальшивым. Он поднялся:
   — Салман Курбадович, хочу просить… и прошу руки Ларисы Ивановны Шараевой. Которую я люблю…
   — Кто ты такой? — глухо оборвал его Фархадов.
   — Я? — Коломнин беспокойно пригляделся к старику. — Салман Курбадович, может, валидолу?
   — Кто ты такой, чтоб набраться наглости к моей невестке?…Ты знаешь, кто был Тимур?
   — Так ведь был. Я, как и все, сочувствую вашему горю. Знаю, что Лариса любила его. Но, Салман Курбадович, Тимур.. нет его больше. А Лариса, ей двадцать восемь. Она живая полнокровная жинщина.
   — Слишком живая. Как выяснилось.
   — А это уж не мы с вами. Это природа определяет. Невозможно всю оставшуюся жизнь ее при себе держать.
   Фархадов отвел взгляд: возможно, именно так и собирался.
   — Ей жить надо продолжать, Сарман Курбадович. Нормальной жизнью. А я люблю ее.
   «И она меня», — хотелось дополнить ему. Но, щадя чувства отца, промолчал.
   — И все сделаю, чтоб и она, и внучка ваша были счаст…
   — Внучка моя! Тебе? — Фархадов задохнулся. — Ты же.. клоп, тля. Жалкий клерчишко! Нищий. Сколько у тебя есть денег? Пятьдесят? Сто тысяч долларов?
   — Высоко поднимаете, — угрюмо пробормотал Коломнин.
   — И ты за эти гроши собрался дотянуться до моей невестки? Или они не заслуживают жить как приличные люди?
   Он требовательно оглядел насупившегося банковского ставленника.
   — Думаю, при всем к вам уважении, это Ларисе надо решать, чего она хочет.
   — Уже решила. Поклялась, что с этого дня всякие отношения ваши прерваны. И я ее простил, — уязвленная гордость и умиление собственным благородством причудливо смешались в тоне Фархадова. — А жениха мы ей со временем подберем. И куда поприличней.
   — Пообещала, стало быть? — пролепетал Коломнин. Не верить Фархадову не было оснований. Особенно, если припомнить Ларисин звонок, когда он положил трубку, не дослушав. Именно это она и порывалась сказать ему.
   — А ты на что рассчитывал? Другого и быть не могло. Накатила блажь, с кем не бывает? Но и только. Из компании ее с сегодняшнего дня забираю. Мусора, вижу, вокруг много. Потому и в голову нанесло. Пусть ребенком больше занимается. А тебе — чтоб в двадцать четыре часа духу не было. Так Дашевскому и передай. Фархадов, де, велел другого шестерку прислать. Не такого прыткого. Ишь каков гусак оказался! Тихой сапой с Фархадовым породниться надумал.
   Человеческое терпение, как нерв в зубе. В нормальном состоянии его не чувствуешь. Но — содралась защитная эмаль, обнажился нерв и — окати холодом, — взвоешь.
   Коломнин и взвыл.
   — Чхать я хотел родичей себе в этой паучьей банке искать! Жену — да. Искал. Ну да раз отреклась, стало быть, так тому и быть. А насчет миллионеров, так это я бы на вашем месте поскромней держался. Компанию-то профукали. И если я, банковская «шестерка», сейчас здесь не расстараюсь, так это я очень сомневаюсь, что вашей внучке будет чего передать, кроме долгов. Я понятно объясняюсь?!
   Объяснялся он вполне доходчиво — лицо Фархадова пошло пятнами. Но Коломнин больше не владел собой.
   — Я, между прочим, прислан банковские денежки, вами разбазаренные, вернуть. И без приказа Дашевского никуда не уеду. Так что надо — звоните сами. Только сперва советую очень подумать. Потому что я здесь костьми ложусь, чтоб гребаный ваш бизнес вытянуть. И не только за ради великого Фархадова. Но для тех тысяч, что по тайге разбросаны. А другой приедет — нужна ли ему эта головная боль — полгода в глуши сидеть? Не проще ли выдернуть наспех, что удастся, а остальное утопить? Да и отрапортовать. Так что — Бог в помощь, звоните! И мне, как говорится, с глаз долой.
   «Тем паче, если меня — из сердца вон», — не договорил он.
   Хриплое, с присвистом дыхание обессилевшего тигра заполнило собой кабинет. И непонятно, чего больше было в нем: усталости или отчаяния от невозможности одним прыжком, как прежде, переломить хребет обидчику.
   — Хочу думать, что мы поняли друг друга, и интересы дела преобладают, так сказать…— Коломнин задержался у двери. — Кстати, о деле, Салман Курбадович. Что бы ни было, но Лариса Ивановна должна остаться финансовым директором. Без этого сам откажусь. Нравится вам или нет, но сегодня она единственный, кто еще способен разгрести накопившееся…завалы, словом. Засим честь имею!
   В приемной Коломнин едва не налетел на стоящую наизготовку Калерию Михайловну — со стаканом воды.
   — Валокордин ему нужен? — она укоризненно оглядела незадачливого жениха.
   — И побольше, — виновато подтвердил он.
 
   Часа через три Коломнин обнаружил, что лежавшая перед ним папка с документами оказалась на треть разобрана. Он перепроверил резолюции, нанесенные его рукой. Все вполне разумные. На всех стояла сегодняшняя дата. Но ничего этого он не помнил.
   — К тебе можно?
   Коломнин вскинул голову и медленно поднялся: перед ним с виноватым видом стояла Лариса. Волосы ее были собраны на затылке в пучок, — видимо, в спешке. И оттого распухшее, наспех подретушированное лицо казалось каким-то беззащитным. Она рассеянно провела ногтем по разобранной пачке.
   — Даже сейчас работаешь? — в голосе ее Коломнину почудилась укоризна.
   — Тебя Фархадов вызвал?
   — Да. Совершенно неожиданно. Разрешил вернуться к работе. Сережка, я так тебе благодарна, что настоял. Даже не представляю, как бы усидела дома без всего этого… Эта поганая анонимка! Все-таки люди — сволочи! Наверняка работа Мясоедова. Куснул-таки напоследок. Помнишь, тогда в гостинице?..
   — Как говорил мой дружок, теперь это не имеет никакого полового значения. Мне твой свекр все поведал. У вас в семье опять мир да благодать. С чем и поздравляю.
   — Сереженька, я, конечно, виновата. Гадина, если хочешь. Но не смогла. Ты должен понять. Так получилось. Фархадов, он, когда прочитал, был таким!..У него руки тряслись. Если б я не пообещала, просто не знаю…
   — Это твой выбор.
   — Выбор?! — вскинулась Лариса. Но тут же смутилась, осознав неуместность негодования. — Какой там выбор? Пришлось и все. Все образуется, увидишь.
   — Хотя в принципе ты права. Хороша бы оказалась парочка: невестка нефтяного магната и банковский клерчишко. Неравный брак называется.
   — Досталось тебе от Салман Курбадовича, — сообразила Лариса. — Чего уж теперь? Слово дано. — А ты и поверил, дурашка? Это лишь временно. Пока все успокоится. Как же мы друг без друга?
   — Почему друг без друга? Надеюсь, продолжаем оставаться в одной связке?
   — Дурачишься? — недовольная взятым им официальным тоном, она улыбнулась прежней, зазывной улыбкой.
   Но Коломнин на ее призыв не откликнулся. Хоть далось это ему не без труда.
   — Ничуть не бывало. Быть может, ты права: когда личное мешает делу, жертвуют личным. Согласна?
   — Стало быть, ты от меня рад отказаться? — Я??!!
   Умеют все-таки женщины в любой ситуации оказаться обиженной стороной. Ноздри Ларисы затрепетали:
   — В таком случае с этой минуты прошу обращаться на «вы»! И исключительно — по служебным вопросам.
   — Буду благодарен за то же самое. Если не возражаете, я бы хотел вернуться к делам, Лариса Ивановна.
   — Не возражаю, Сергей Викторович.
   За издевательски нейтральным этим тоном прорвалась такая ярость, что Коломнину показалось: еще секунда — и Лариса просто кинется на него.
 
   Быть может, так бы и произошло. Но от входной двери донеслись нарастающие возбужденные голоса.
   — Тулуп скину и зайду, — послышался голос Мамедова.
   Вслед за тем дверь распахнулась, и в кабинет ввалился взмыленный Хачатрян.
   Не здороваясь, протопал унтами, оставляя за собой мокрые следы, будто загулявший сенбернар. Рухнул на стул.
   — Что случилось? — проследив за его взглядом, Коломнин налил стакан воды, который тот вылакал, частично пролив прямо на енотовую шубу.
   — Мы с Мамедовым только что с «железки», — Хачатрян с трудом залез за пазуху, выдернул целофановую папку. Бросил на стол. -Это цены, что нам выставили за перевозку конденсата.
   Лариса схватила лист, быстро пробежала и присвистнула. Протянула Коломнину.
   Все стало ясно.
   — Это они нам за то, что перекупщиков отодвинули. Что делают, шакалы! — объявил от двери входящий Мамедов. Еще не отогревшийся, он усиленно массировал уши. Следом втерся Богаченков.
   — Выходит, нам предъявили ультиматум, — определилась Лариса. — Или возвращаем прежних покупателей, или…
   — Или железная дорога перекроет глотку так, что еще похлеще взвоем, — подтвердил Мамедов. — Кажется, нас поставили раком, — не стесняясь женским присутствием, объявил он. — Потому что, пока до трубопровода не дотянемся, другого способа вывоза просто нет. И все это понимают. Так-то! — Какой отсюда вывод? — ответа Лариса собственно не ждала. Его уже дал Мамедов. Но ей хотелось услышать Коломнина. — Что теперь посоветуешь, стратег? Это ведь ты, кажется, настоял, чтоб мы одним махом убрали всех прежних покупателей конденсата.
   — Теперь? — Коломнин задумчиво почесал подбородок. — Для начала не мешает разобраться в правовых основах: как и когда узкоколейка оказалась под контролем чеченцев. Ведь строили ее на паях владельцы месторождений. — Какая приятная неожиданность! — снасмешничал Мамедов.
   — И строили. И владели. Только сделать с этим ничего нельзя, — вслед за ним съехидничал Хачатрян.
   Удар кулачком по столу заставил обоих осечься.
   — Хватит изгаляться, умники! — Лариса провела взглядом по мужским лицам, будто мокрой тряпкой, стерев с них скепсис. — Казбек! Живо докладывай, что знаешь.
   — Командуешь, да? — огрызнулся Мамедов.
   — Ей и положено командовать, — напомнил Коломнин. — Так что докладывайте. Если действительно что-нибудь знаете.
   Вспыльчивый азербайджанец дико сверкнул глазами.
   — Пожалуй, я кое-что могу прояснить, — Хачатрян быстренько переключил внимание на себя. — Клиентов среди нефтярей немеренно. Так что как бы чуток в курсе. Дорога действительно строилась на паях. Ведь не все месторождения «сидят» недалеко от трубопровода, как «Нафта». Да и по размерам многие, так, болотца. Там и есть-то по нескольку скважин, на прокорм.
   — Нефтяной люмпен, — съязвил Коломнин.
   — Во всяком случае другого, как вывозить бензовозами, им не дано. А без этой одноколейки приходилось по бездорожью до большой дороги — кому за сто, а кому и за четыреста километров. Это ж совсем другая себестоимость получалась. Так что сами понимаете, как все за идею ухватились. А уж как Салман Курбадович под себя Верхнекрутицкое месторождение подмял, вокруг него вся мелкота и выстроилась. Скинулись, кто чем мог. Создали открытую акционерку.
   — Кто чем вошел? — поторопил Коломнин.
   — Позвольте я, — предложил отмалчивавшийся дотоле Богаченков. — Третий день документы изучаю. Так что немного разобрался. — Стало быть, так. Сорока процентами акций владеет «Нафта». Не добравшийся еще до этой информации Коломнин почувствовал, что во рту разом пересохло от предчувствия удачи. Впрочем, ненадолго.
   — Тридцать принадлежат компании-оператору. — Той самой, которая теперь под чеченцами, — уточнил Хачатрян. — А остальные распылены, — доклад Богаченкова оказался как никогда убог.
   — Так почему бы их не объединить? — прикинул Коломнин. — Сами же говорите, что все вокруг «Нафты» выстроились. Соберем владельцев месторождений, проведем собрание, да и — турнем этого мафиозного оператора.
   Обиженный Мамедов напомнил о себе издевательским хмыканьем.
   — Спохватились, — он прищелкнул пальцами. — Кто теперь захочет подставляться под мафию?
   — А по скольку распределены остальные акции? — поинтересовалась Лариса.
   — Э, совсем мелочь, — Мамедов показал кончик пальца. — Доброго слова не стоят: один — три процента. Да и неважно это. Все давно доверенности на Бари Гелаева переоформили. Это чеченский смотрящий.
   Коломнин заметил, что Богаченков удивленно склонил голову.
   — Там был еще пакет в одиннадцать процентов, — обращаясь к Мамедову, неуверенно напомнил он.
   — Слушай, не расстраивай! Наши, считай, эти проценты были.
   — Сорок и одиннадцать — как раз пятьдесят один. Контроль! — всполошилась Лариса.
   — Где он теперь, этот контроль? — зацокал Хачатрян. — Был и нет!
   И горячо произнес по-армянски какую-то развесистую фразу, — похоже, выругался.
   — Погодите! — припомнил Коломнин. — Это не те акции, о которых говорил Мясоедов? Ну, которые вроде как Фархадов раздал!
   — Дядю Салмана только не путайте! — заново возбудился Мамедов. — Он бы не отдал, если б Тимур не подбил. Вздохнул. — Они самые и есть. Нам ведь изначально пятьдесят один процент причитался. И все согласны были.
   — Так что?! — Лариса, не в силах усидеть, вскочила.
   — Когда акции распределяли, как раз был День рождения у такого Рейнера, — слово «такого» Мамедов произнес с особой ехидцей. — Вот дядя Салман по просьбе Тимура и повелел одиннадцать процентов «железки» ему в управление отдать. Вроде как в подарок.
   — Ах да, Женечка Рейнер, — с нежной грустью припомнила Лариса. — Они с Тимуром друзьями были. Смешной он. А где, кстати, сейчас? Ведь года два ничего не слышно.
   — А «пришили»! И за дело, — пресек ностальгические настроения Мамедов. — Как Тимура убили, так и сдрейфил. Мало — сдрейфил. Так «наварить» на горе дяди Салмана хотел, — акции Гелаеву слил.
   — Продал?
   — Продал или еще как. Отдал как-то. Вот такие дружки оказались. Чуть одного убили, так второй вместо, чтоб за память отомстить, «сливает» по-быстрому. Задумал деньжат получить и усвистать. Даже с дядей Салманом не попрощался. Ан чечня молодцы! Акции забрали, а после «урыли» и — все дела. Так что у Гелаева теперь против наших сорока полный контроль получился. Вся власть! Чего хотят делать, то и могут. Выходит, некуда нам деваться, кроме как на попятный — перекупщиков этих вернуть.
   Взгляд Коломнина, жесткий, прикидывающий, Мамедову не понравился.
   — Не зыркай. Сам не хочу.
   — Знаешь, Казбек, сколько раз надо мужика отиметь, чтоб его потом педерастом называли? — неожиданно поинтересовался Коломнин.
   — Почему мне такое спрашиваешь?! — Мамедов запунцовел.
   — Один, — ответил сам себе Коломнин. — Всего один. И на всю оставшуюся жизнь. Не можем мы отступать. Отступимся — додавят.
   — Но тогда что?! — почти одновременно вырвалось и у Мамедова, и у Хачатряна.
   — Только одно — выдавить чечен с узкоколейки!
   — Ты что, совсем дурак, да?! — Мамедов закрутил пальцем у виска. — Там мафия. Бари — смотрящий. Все поделено. Знаешь, кому деньги идут? Туда соваться, как в бассейн с этими… зубастыми. Пираньи, да! Лариса, ты что молчишь? Тоже не соображаешь, да? Там все быстро: башку сунул; башка была — башки нет.
   — А я все-таки сунусь, — пообещал Коломнин. — И он сунется. И все мы с ним вместе! — голос Ларисы сделался неожиданно жесток. — А кто перетрусил!..
   Она значительно глянула на дверь.
   — Но как?! — вскричал Хачатрян. — Даже законы за них.
   — Да как угодно! — Лариса яростно сжала кулачки. — Законы еще какие-то выдумал. Прессинговать! Нарыть криминал! Подкупить кого надо! Запугать. Но — выдавить. Какая-то нечисть грязные лапы к нам тянет. А мы что, горлышко подставлять? Отобрать — и все дела! Мужики вы или нет?!
   Только теперь Лариса разглядела скрещенные на ней ошеломленные взгляды.
   — Но ведь другого пути, как их свалить, у нас все равно нет, — смущенно закончила она.
   — Что ж, больше одной шкуры не сдерут, — прикинул Хачатрян. Но, судя по унылому виду, полной уверенности в этом у него не было.
   — Я тоже за! Хотя Аллах видит, какие мы идиоты, — безысходно воздел вверх руки Мамедов.
   Коломнину нечего было добавить: всплеск ярости Ларисы поразил его едва ли не сильнее, чем известие об объявленной войне.

Томильск. «Железка» — любой ценой

   Одноколейка превращалась в ключевой плацдарм, без захвата которого захлебнется и провалится тщательно подготовленное наступление.
   На следующее утро Коломнин направился с визитом к начальнику областного РУБОПа полковнику Роговому.
   — А, главный развратитель, — поднялся ему навстречу невысокий лобастый человек.
   — Почему собственно? — пожимая руку, деланно удивился Коломнин.
   — Так половину райотделов, считай, перекупил. Перестали заниматься повседневной работой. Сидят и ждут, когда от золотоносного Коломнина команда «фас» поступит, — язвительные замечания Рогового вполне уравновешивались насмешливо-добродушным тоном. — Или — наговаривают?
   Они уселись друг напротив друга за журнальный столик.
   — Если разговор между нами, то — не очень наговаривают. Но вношу поправку: не развращаю, а оплачиваю работу по заслугам. Чего МВД сделать, увы, не может. А с истинной ценой этой работы знаком не понаслышке.
   Коломнин вытащил две приготовленные визитки.
   — Прошу ознакомиться. Это моя нынешняя должность, — перед Роговым легла узорчатая визитка банка «Авангард».
   — А вот это, чтоб видели, что не чужой к вам пришел, — и Коломнин выложил вторую — «Начальник отдела Главного управления по борьбе с экономическими преступлениями МВД России», — как козырного туза отщелкнул.
   — Старая, — повертел ее Роговой.
   — Вечная. Хотя в отставку аж в девяносто шестом вышел, — Коломнин, казалось, сам удивился произнесенной цифре, — но контактов с прежними коллегами не теряю.
   — И что же нужно от прежних коллег сегодня?
   — Помощь.
   — Это кто бы сомневался? И, конечно, на коммерческой основе?
   На этот раз за добродушным тоном равно могли скрываться и угроза, и скрытое предложение.
   — Как сами определите, — уклонился от прямого ответа Коломнин. — Вам, должно быть, известно, в настоящее время банк «Авангард» занимается санацией компании «Нафта». Понимая значение месторождения для области, мы решились не банкротить должника, а помочь выкарабкаться. Это и рабочие места, и — крупные платежи в бюджет…
   Коломнин сделал паузу, давая возможность Роговому высказаться и тем хотя бы предварительно определить свое отношение к предстоящему разговору.
   Но многоопытный начальник РУБОПа лишь нетерпеливо пошевелил пальцами, предлагая перейти к существу вопроса.
   — Кое-что вроде удалось сделать. Но — возникла проблема: единственный на сегодня способ вытянуть компанию — резко снизить себестоимость газоконденсата.
   Коломнин нахмурился: скучающий вид Рогового не предвещал удачи.
   — Короче, уперлись в «железку». Одноколейка — восемьдесят километров до большой железной дороги. Нам выставили цены за перевозку. С такими ценами легче удавиться или — плюнуть на все интересы области и по-быстрому обанкротить компанию, — рубанул он.
   — Да, тяжелое ваше коммерческое дело. Чуть ослаб, тут же и сожрут. Но причем тут я? — патетические ссылки на интересы области никакого впечатления на Рогового не произвели.
   — Формально ни при чем. А фактически одноколейку эту просто подмяла под себя чеченская мафия.
   — Откуда вестишки? — лениво поинтересовался начальник РУБОП.
   — Да все знают.
   — Ах, все? Все — это никто. Факты есть?
   — Только то, что директором компании-оператора Бари Гелаев. Слышали о таком?
   — Да, конечно. Действительно чечен. И что с этим прикажете делать дальше? — ответа Роговой не дождался. — Впрочем, если у вас и впрямь есть подозрения, почему не съездить прямо в райотдел по месту нахождения Узловой? Может, они помогут? Вы же мастер договариваться.
   — А может, прямо к самому Гелаеву пойти? — не сдержался Коломнин. Обоим собеседникам было понятно, что райотдел, на территории которого процветает мафиозная группировка, — это последнее место, куда следует обратиться за помощью. — Так, мол, и так, брат Гелаев. Порулил и будет. Хватит с тебя, нахапал. Довольно ты подкормил русскими «бабками» чеченских боевиков.
   — Откуда насчет боевиков взяли? — встрепенулся Роговой.
   — А на что еще деньги со всей России чеченские группировки собирают? Если вы и этого не знаете, так, похоже, я и впрямь не туда зашел. Орден-то не за Чечню, случаем?
   Коломнин давно разглядывал планку на кителе Рогового.
   — За нее, родимую.
   — Оно и видно, что родимая. Пацанов ваших, ОМОНовцев, небось, до сих пор на мясо посылаете? — присмотрелся к утратившему прежнюю снисходительность собеседнику. Поднялся. — Вот ведь любопытное коловращение: русские создают условия для бандитов, чтоб те нахапали в России денег, накупили оружия, из которого их же самих потом и поубивали. И передо мной сидит человек, который ТАМ побывал. И теперь с ухмылочкой смотрит, как стригут деньги, чтоб убивать других. По-моему, это называется — «маразм крепчал». За сим, как говорится…
   — Садись. Не отпускал.
   — Что-то не припомню, чтоб мы на «ты» переходили, — взъелся Коломнин.
   — Так перейдем, — неулыбчивый Роговой потянулся к бару. — Коньяку будешь? Да садись же: хватит злобную нюню строить.
   Наполнил пару рюмок, выгрузил блюдце с засохшими кусочками лимона:
   — Конечно, оперативной информацией по этому Бари хренову у меня с избытком.
   — Так и в чем же дело?
   — Говорю же — оперативной. Фактов железных нет. Так что… Вот дай доказательства, тогда и — взрыхлим это гнездо.