— Заходите, — сухо бросил он Коломнину, проигнорировав почтительный поклон директора «Авангард финанс». Янко поблек. Потому что на бюрократическом языке сие означало: я смолчал. Но не потому, что поверил. И при случае — зачту.
 
   При виде входящего Богаченкова Дашевский пронзительно взглянул на Коломнина. Сколь переменчив был президент в своих симпатиях, столь же постоянен — в неприязни.
   — Он теперь у меня в проекте, — не смутился Коломнин. — Вы же сами разрешили подобрать людей. Только что прилетел из Томильска со свежими данными.
   И, не давая Дашевскому времени взорваться, кивнул выжидательно застывшему у порога экономисту:
   — Проходите и докладывайте. У Льва Борисовича мало времени. Поэтому самое основное.
   — Как скажете, — Богаченков сноровисто разложил привезенные документы. — По результатам финансового анализа можно сделать как бы два вывода…
   — А если без «как бы»? — желчно перебил Дашевский.
   — Без «как бы» все равно два. Основной финансовой подпиткой, позволявшей расплачиваться со строителями и бурильщиками, была продажа конденсата за наличку.
   — Так что, перестали продавать?
   — Продают. И, похоже, больше, чем прежде. Только — почти все деньги теперь идут на сторону.
   — То есть Фархадов обворовывает самого себя?
   — Его самого обворовывают. Мы проверили покупателей. Среди них я нашел фирмы, которым конденсат продается ниже себестоимости. Не говоря о том, что огромная часть просто идет налево без оформления.
   — Тогда о чем разговор? Если старик не способен проследить за собственным хозяйством, тем более надо уносить ноги.
   — Не получится, — Коломнин почувствовал, что пора включиться: раздражение Дашевского достигло критической точки. — Нам нечего продавать. Залог — фикция. Продать буровые без земли невозможно. Переоформить лицензию нельзя: по закону о недрах передаче не подлежит. Но даже если бы вздумали размонтировать на металлом, на что потребовалась бы воинская операция, мы бы не успели.
   Не дождавшись очевидного вопроса от президента, Коломнин кивнул Богаченкову.
   — Потому что другие кредиторы тут же инициируют банкротво, — продолжил тот. — И все взыскания приостановят. Дело в том, что кто-то явно готовится к захвату компании.
   — Кто? — Дашеский встревожился.
   — Чтобы узнать, надо влезть в сердцевину, — Коломнин вернул внимание к себе. — Но в любом случае долги выросли не случайно. И сумма их такова, что в случае банкротства нас могут попросту отодвинуть от руля. А значит…
   — Мы не вернем своих денег, — процедил Дашевский, багровея.
   — Но, с другой стороны, все не так уж пасмурно. Богаченков и главный экономист «Нафты» Шараева — кстати, невестка Фархадова, подсчитали: если взять под контроль добычу и реализацию конденсата, ситуацию можно стабилизировать.
   — Не крути. Что предлагаешь?
   — Прологнировать кредит на три месяца при условии, что Фархадов согласится предоставить нам реальный контроль над предприятием. С поставщиками и буровиками подпишем протокол о сторнировании долга.
   — И они на это пойдут?
   — А куда им деваться? — удивился вопросу Коломнин. — Там же на триста километров в округе одна тайга. Месторождение — единственная возможность зарабатывать. И ради этого — будут ждать. А мы тем временем начнем выбивать долги из «Руссойла».
   Дашевский поморщился, но смолчал.
   Коломнин молча отобрал у Богаченкова графики и положил перед президентом.
   — Если мы перекроем каналы для воровства, в течение этих месяцев можно будет достроить нитку. Конечно, проще было бы закрыть проблему дивидендами, но…— Коломнин кивнул на дверь, из-за которой как раз донесся звонкий, ухахатывающийся голос Андрюши Янко. — Вот такая ситуация: либо так, либо — ничто.
   — М-да, загнали в задницу, — пробурчал Дашевский, бегло просматривая расчеты. — Ладно, что делать? Давай организовывай встречу. Если старый упрямец примет наши условия, черт с ним, выходи на кредитный комитет за продлением — я поддержу.
   И нетерпеливым движением головы потребовал освободить помещение. На Богаченкова все это время он демонстративно не обращал внимания.
   Когда Коломнин проходил мимо, Дашевский пробормотал:
   — Как только выкарабкаемся, Хачатряна, суку, вышибу.
   И от предвкушения этого чуть повеселел.
 
   — И Вас следом, — предсказал Богаченков, едва они вышли в коридор.
   — Отец! — послышался срывающийся голос. В углу, спрятанный за лифтом, Коломнина поджидал Дмитрий. Богаченков тактично отошел в сторону.
   — Я хотел объясниться, — сумрачно произнес Дмитрий. Искусанные губы его непрерывно подрагивали. — Я как бы виноват перед тобой. Но подставить не хотел. Так получилось…Мне было, как понимаешь, дано указание. Ты ж сам учил, что надо быть в команде. Потом, не тебя же на деньги выставили.
   Решившись, он посмотрел на отца, наткнулся на желчное, неприязненное выражение.
   И сбился.
   — Что, сын, сбылась мечта идиота? Срубил деньжат по-легкому. Вижу, скоренько формируешься. Много ли заплатили?
   — Достаточно! — Дмитрий резко развернулся. Было слышно, как стремительно рушится он вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней.
   — Зря вы так, — не одобрил Богаченков. У него оказался чрезвычайно тонкий слух.
   — Он меня предал, — жестко отреагировал Коломнин. — Не кто-то, а сын! Двадцати одного еще не исполнилось. А уже предатель.
   — Возможно. Но чего добьетесь, отталкивая? Чтоб он теперь предавал постоянно?
   Коломнин, по правде и сам недовольный собой, с удивлением мотнул головой: оказывается, у Богаченкова не только тонкий слух.
 
   Вечером, собравшись с духом, Коломнин позвонил на квартиру Шараевой: Фархадов собирался остановиться у невестки.
   Гудки гулко ухали в тишину. И в такт им у Коломнина колотилось сердце.
   — Вас слушают, — послышался наконец голос Ларисы.
   — Это Сергей.
   — Здравствуйте, — отстраненно произнесла Лариса. Коломнин огорчился, хоть и догадался о причине официоза: она была не одна.
   — Салман Курбадович засыпает. У него опять были проблемы с сердцем, — интонации ее сделались приглушенными. — Я говорить не могу, но могу слушать. Только самое главное: что все-таки стряслось по «Руссойлу»?
   Коломнин отчитался. Выслушала Лариса, не перебивая.
   — Я думаю, сумею убедить Салман Курбадовича приехать в банк к двенадцати.
   — Свести полдела. Ситуация такова, что банк будет настаивать на финансовом контроле. Это придется принять… Алло, Лара, ты меня слышишь?
   — Да, конечно. Надеюсь, мы сумеем найти преемлемое решение.
   Несколько растерявшийся Коломнин не нашелся что ответить.
   — У тебя неприятности? — сдавленным голосом внезапно произнесла Лариса.
   — Это мягко сказано. Меня собственный сын предал, — не удержавшись, Коломнин рассказал о том, что повергло его в шок.
   Но утешать его Лариса не стала.
   — Ты не прав, — жестко произнесла она.
   — Я еще и не прав?!
   — Не прав, Сережа. Прямолинейность — не всегда правота. Ведь с чем-то он тебя поджидал! Что-то объяснить пытался. Он -твой сын!
   — Вы с Богаченковым как сговорились, — удивительно, но оттого, что она не поддержала его, на душе Коломнина стало чуть теплее. Похоже, именно этого, не признаваясь себе, он и ждал.
   — Вообще-то я надеялся вытащить тебя к себе, — признался он после паузы. — Я ведь теперь квартирку снимаю какую-никакую. Даже вот закупил чем стол накрыть. Может, и впрямь возьму такси, да подкачу? Ведь сколько не виделись. Соскучился я, Ларочка.
   — Мечты, мечты, о ваша сладость! Не до этого сейчас, увы, — голос Ларисы вновь стал подчеркнуто официальным. — К тому же у Салман Курбадовича повысилось давление. Так что — извините.
   — А что остается делать? — хохотнул Коломнин. — Адресочек все-таки запиши. Так, на всякий случай.
   Притворное возбуждение разом схлынуло, — и не то было тяжко, что они не смогли увидеться. А то, что она не желала этого.
 
   Лариса выполнила обещание: ровно к двенадцати к банковскому офису подъехал шестисотый «Мерседес». Одолженый патриарху кем-то из нефтяников. Сопровождала Фархадова лишь его невестка.
   В свою очередь Коломнин сумел убедить Дашевского, что Фархадов как восточный человек, к тому же обласканный властью, чрезвычайно щепетилен в отношении этики и заставлять его ждать неприемлемо. Так что — редчайший случай — Фархадова вводил в приемную помощник президента банка, а сам президент, излучающий радость от встречи с живой реликвией, стремился навстречу с распростертыми объятиями.
   При этом изъявлении высшего уважения оттаял и Фархадов. Два президента обхватили друг друга за руки и, поколебавшись, обнялись.
   Коломнин незаметно показал большой палец остановившейся поодаль Ларисе. Свежая, с распущенными по плечам волосами, но одетая в строгий серый костюм, — она производила впечатление, какого, видно, и добивалась: женщины деловой и одновременно — привыкшей очаровывать.
   Именно так и воспринял ее Дашевский, сначала пожав протянутую ручку, а затем и поцеловав ее.
   — Прошу, — он указал на заблаговременно распахнутые двери переговорной залы.
   В принципе встреча сложилась на удивление удачно. Дашевский, умевший при желании быть обходительным и уважительным одновременно, неустанно сыпал комплиментами в адрес первопроходца Сибири. Фархадов, пряча удовольствие под косматыми бровями, степенно говорил о важнейшей геополитической задаче, которую взвалил он на себя, решившись поднять месторождение. Не преминув, конечно, упомянуть о поддержке, оказываемой ему всем нефтяным сообществом страны.
   — После смерти сына хотел даже отказаться — силы не те, — доверительно сообщил он. — Но — навалились: если не вы, то кто? И Вяхирев тот же, и Богданов. Да и другие. Вот тащу! Возраст возрастом, но — Россия не чужая.
   И тут же Дашевский вслед невидимым Вяхиреву и Богданову замахал руками: и думать не могите об отдыхе! А нам разве чужая? С кем и работать, как не с вами!
   Закончив с комплиментарной частью, перешли к существу вопроса.
   — Мне доложили о положении дел в компании. Скажем прямо — финансовая ситуация чрезвычайно запутана, — Дашевский придал голосу оттенок дружеского недоумения. — Строго говоря, в такой ситуации банк, как правило, начинает немедленные процедуры по взысканию долга. Чтоб не остаться ни с чем.
   Он сокрушенно вздохнул. Брови Фархадова начали сближаться.
   — Но! Здесь ситуация особая. Передо мной великий Фархадов. И этим все сказано, — умело славировал Дашевский. — Уж кому-кому помочь. За честь почту! Так я и Коломнину вчера сказал! Ишь умники! Чуть что, давай имущество описывать. Но разорить-то чужое гнездо проще всего. А ты вот попробуй помочь уважаемому человеку. Для дела. Для страны.
   Дашевский укоризненно погрозил Коломнину пальцем, и тот, подыгрывая, покаянно склонил шею.
   — В общем, Салман Курбадович, решился рискнуть и сыграть с вами на одном поле. Мне ведь судьба России тоже небезразлична. Так что готов пролонгировать кредит еще на три месяца. Тем паче Сергей Викторович заверил нас, что за это время вы и с «Руссойла» деньги взыщете. Ну, и финансовым менеджментом вам пособим. Перекроем лазейки для возможной утечки средств. С вашего, конечно, доброго согласия.
   Фархадов тяжело засопел. Брови вновь выстроились в единую колючую завесу:
   — Людей в помощь присылайте. Службу безопасности усилить давно пора. Да и Мясоедов, как вижу, не во всем безупречен. Но управлять финансами могу позволить только своему человеку. Другого не подпущу!
   В переговорной повисло тягостное молчание. Всем, кроме Фархадова, было ясно: без права финансового контроля банк на продление кредита не пойдет. А значит, крах «Нафты» становится неотвратимым. Прищурился, готовясь предъявить ультиматум, Дашевский: запасы его добродушия были невелики. Удрученно покачал головой бессильный что-то изменить Коломнин.
   — Позвольте мне, — голос Ларисы пробился лучиком меж грозовых туч. — Мне кажется, господа, вы должны понять желание Салмана Курбадовича довериться именно близкому человеку. Слишком многое вложено им в это дело. Но и банк, продлевая кредит, взваливает на себя дополнительные риски, а значит, имеет право на гарантии безопасности. И все-таки, думается, почвы для недопонимания меж нами быть не может. Тем более у нас единые цели, и за эти недели мы прекрасно сработались и с господином Коломниным, и с Богаченковым. Можно сказать, сформировалась команда. Поэтому есть конструктивное предложение: финансовым директором остается лицо, назначаемое Салманом Курбадовичем. Но любая сделка на сумму, скажем, свыше пятидесяти тысяч долларов осуществляется только при наличии визы господина Коломнина. Это, кстати, позволит разгрузить его, чтобы больше времени уделить очистке компании от присосавшихся перекупщиков. Как вы полагаете, Салман Курбадович?
   Значительно кивнув, Фархадов требовательно оглядел остальных: он был горд разумной невесткой.
   Речь Ларисы произвела заметное впечатление и на Дашевского.
   — Вынужден признаться, Салман Курбадович, при встрече я увидел в вашей невестке интересную женщину, — несколько томно произнес он. -Теперь слышу делового человека. Лариса Ивановна, позвольте быть вами восхищенным.
   — То есть предложение принимается? — живо уточнила Лариса.
   — Безусловно. И более того. Не кажется ли вам, уважаемейший Салман Курбадович, что мы, мужчины, чрезмерно консервативны и не способны порой разглядеть очевидного решения? А ведь судя по всему, идеальнейший финансовый директор сидит как раз меж нами. А уж насчет надежности, — Дашевский сделал интригующую паузу, хитро взглянул на Фархадова. — Так кто ближе вам, чем невестка?
   И он галантно поклонился обомлевшей Ларисе.
   — Но я… — Лариса растерялась. — Финансовый директор такой крупной компании — это ж какой масштаб! Тут нужен совсем другой опыт.
   — Соглашайтесь, Лариса Ивановна, — развеселился Коломнин. — Профессиональный уровень у вас высокий. Кому как не вам? На самом деле, по убеждению Коломнина, и опыта для такой должности у Ларисы явно недоставало, и характер чрезмерно мягкий, домашний. Но сейчас умница Дашевский нашел единственное компромиссное решение. К тому же в дальнейшем через послушную Ларису можно было бы легче воздействовать на упрямца Фархадова.
   Все ждали решения хозяина «Нафты». — А что в самом деле? — прикинул Фархадов. Неожиданное предложение позволяло ему с честью выйти из тупиковой ситуации. — Пожалуй, вариант. На том и порешим.
   — А вы сами, Лариса Ивановна? — уточнил Дашевский. — В ваших руках, можно сказать, судьба компании.
   — Ну, если судьба, — Лариса беспомощно склонила выю, жестом обреченной на заклание.
   Но в глазах ее, как подметил Коломнин, блеснул внезапный азарт.
   — Вот и распрекрасно. В таком случае немедленно даю команду юристам подготовить соответствующие протоколы. Сегодня же все подпишем. Салман Курбадович, господин Коломнин вместе с командой откомандировывается вам в помощь — на весь срок действия кредита.
   Даже не повернув головы, Фархадов обозначил удовлетворение принятым решением.
   — Вылетаем завтра утром, — коротко бросил он, не считая нужным согласовывать это с Коломниным. Мысленно он уже включил его в число вассалов.
   Сборы заняли весь день. Так что до снимаемой квартиры Коломнин добрался лишь в десятом часу вечера. И был очень раздосадован, когда спустя несколько минут в дверь позвонили: с момента вселения к нему повадился по вечерам сосед, подпившая душа которого остро нуждалась в человеческом участии. Иногда тягомотные эти визиты растягивались на несколько часов.
   Решившись больше не церемониться, Коломнин распахнул дверь.
   В узеньком коридорчике перебирала сапожками совершенно продрогшая Лариса.
   — Сюрприз! — пробормотала она, вваливаясь в квартиру.
   Огляделась бдительно, убеждаясь, что квартира пуста:
   — Мог бы и вовремя приходить. Свинство заставлять женщину ждать час на морозе.
   — Господи! Ты ж продрогла насквозь! — Коломнин с усилием выдрал ее из задубевшей дубленки. Как из кокона. — Разве трудно было позвонить на мобильный?
   — Так сюрприз ведь! — она облизнула побелевшие губы. — Кто-то хлестался, что припас вино!
   — Да, да, конечно! Лезь пока под горячий душ, а я все приготовлю! Сейчас полотенце достану, — захлопотал Коломнин, чувствуя себя совершенно счастливым.
   Говорят, нет ничего лучше, чем импровизация. Вечер оказался удивительно полон нежности. Так безудержно хорошо вдвоем им не было со времен Поттайи.
   В окно темной комнаты пробивался отсвет уличного фонаря, в бликах которого угадывался журнальный столик. Бутылки на нем возвышались среди недоеденных закусок, словно скалы среди громоздящихся льдов.
   С улицы внезапно донеслись разухабистые пьяные выкрики, и вслед за тем — всполошный крик горластой дворничихи, выгонявшей со двора «чужих» алкашей. … — Ты что? — Лариса приподнялась над подушкой, с удивлением разглядывая беспричинно улыбающегося Коломнина.
   — Да так, припомнил фразу одного студенческого приятеля: «В холодные зимние дни, когда окна в квартирах покрыты картами узоров, а на улице кого-то весело метелит пьяная шпана, особенно уютно с близким человеком у домашнего очага». Просто мне очень хорошо с тобой, Лоричка. Так хорошо, что аж страшно.
   — Ты мой принц! — Лариса благодарно провела пальцем по его лицу.
   — Это я-то? — Коломнин хмыкнул.
   — Вот именно. Ты ведь меня, как спящую красавицу пробудил. Ненароком скосилась на облупленный будильник, то ли тикающий, то ли чавкающий возле недопитой бутылки вина. Дотянулась до ночника. Отчаянно вскрикнув, выскользнула из-под одеяла:
   — О Боже! Мы совсем забыли о времени. Лимит исчерпан. Пора бежать.
   — Останься! — Коломнин почувствовал, как разом покидает его умиротворение. — Сколько можно прятаться, Ларочка? Давай я поговорю с Фархадовым. Один раз и — снимем проблему!
   — А если не снимем? — она поспешно одевалась. — Если наоборот, один раз и — все? Не забывай, у него совершенно изношенное сердце.
   « А у меня?» — Лара! Понимаю, что выгляжу отчаянным занудой. Но согласись, так не может продолжаться вечно!
   — Не может.
   — Пойми, я не приспособлен для таких вот, как говорят, двойных стандартов. Надо выбирать.
   — Пожалуй, надо. Тогда давай присядем, — поколебавшись, предложила одетая уже Лариса.
   Предчувствуя недоброе, Коломнин сел, укутавшись в одеяло.
   — Сережка! Если называть вещи своими именами, мы оба нищие, — Лариса отколупнула ноготком отклеивающиеся ветхие обои, скользнула взглядом, будто ненароком, по убогой наборной мебели. — А я не умею жить нищей. И не хочу, чтоб дочь привыкала. Я на самом деле привязана к своему свекру. Но есть и другое: у него деньги. Не станет Салман Курбадовича, не станет и денег. Потому что положение таково, что месторождение сразу растащат. А мы с дочкой останемся ни с чем.
   — Я прилично зарабатываю.
   — Господи! Разве я об этом нищенстве? Не хватало еще, чтоб мы по помойкам побирались! По мне бедность, если не имеешь денег купить вещь, которая приглянулась тебе в магазине. То есть я могу обойтись и без этого. Привыкнуть экономить. Но — зачем, если можно себе не отказывать? Что ты опять заулыбался?
   — Это не улыбка. Это гримаса. Просто по мне бедность и нищета не одно и то же. Как говаривал все тот же мой друг: «Бедность — состояние кошелька. Нищета — состояние души».
   — Фразы! Фразы! Что-то тебя не к месту потянуло на афоризмы, — в голосе Ларисы проявилось ожесточение. — Как же ты меня не понимаешь?
   — Пытаюсь.
   — Правда?! Ведь все так просто. Сейчас нет ничего важнее, чем вытянуть компанию. Это — будущее. Для всех. Сколько у нас на это времени?
   — Месяц до срока плюс три месяца пролонгации. Итого: до принятия окончательного, командирского решения — четыре месяца.
   — То есть… — она пошевелила губами. — Конец июня. За это время мы обязаны очистить компанию и, главное, достроить нитку. Разве это не задача?
   — Я так понял, что ты предлагаешь расстаться? — безысходно произнес Коломнин.
   — Расстаться? Расстаться?! — Лариса подскочила к нему. Обхватила. — Дурачок! Но ты же дурачок. Не нужен мне никто, кроме тебя. Я о другом. Есть цель. Мы должны ее достичь. И разве ради этого мы не можем подождать четыре месяца? Скажи — можем?
   — Наверное. Но для чего?
   — Потому что если Фархадов узнает о нас, то — я даже не знаю. Он способен в гневе все разрушить. А желающих проинформировать теперь, когда я стала финансовым директором, можешь не сомневаться, достанет. Да тот же Мясоедов!
   — Его гнать надо!
   — Еще чего? Размахался. Выгнать человека, у которого в руках все финансовые связи. Вот мы сначала эти связи на себя перезамкнем. А уж тогда!.. Ну же, Сережка! Тем более каждый день будем видеться на работе.
   — Будем. А что станет через четыре месяца?
   — Стабилизируем производство. Поставим нормальную команду. Фархадов собирается переоформить на внучку часть акций «Нафты». Я хочу, чтоб это были акции процветающей компании. И тогда мы с ней станем независимыми.
   — И ты согласишься уехать со мной в Москву? — Коломнин заставил себя освободиться от ласкающих пальцев. Требовательно взглянул.
   — Да! Тогда — да! — глухо подтвердила Лариса. — Господи! Целых четыре месяца без тебя. Знаешь хоть, что это такое?
   — Это ты меня спрашиваешь?!
   Она ошарашенно закрутила головой, будто только теперь осознав безмерность этих предстоящих четырех месяцев, и, решительно стянув джемпер, — прыгнула на него сверху.
   — Ты боялась опоздать, — напомнил Коломнин.
   — Плевать! Сегодня — плевать!
 
   Перед самым отъездом Коломнину позвонил Лавренцов и между прочими новостями сообщил, что его сына Дмитрия по протекции Ознобихина перевели помощником Маковея. Лавренцов сделал предвкушающую паузу в ожидании комментария, но его ждало разочарование: на новость Коломнин не отреагировал. Говорить собственно было не о чем. Те, кто лишил его любимой работы, теперь пригрели его сына. Коля Ознобихин явно готовил козыри на случай дальнейших столкновений по «Руссойлу».

Томильск. Большая стирка

   Но едва самолет приземлился в Томильске, московские «болячки» отступили под напором множества сибирских «язв».
   В первый же день по прилете Коломнина остановил в коридоре сумрачный Мамедов.
   — Думаешь, самый умный, да? Дядя Салман большой человек, потому наивный. Он вам поверил. Но я тебе не верю. Хочешь из-под него месторождение «вымыть», потому и Мясоедова сдвинули. Правильно. Лариса кто? Женщина, и больше никто. И меня от безопасности отстранить задумали. Понимаете, что при мне к дяде не подступитесь. Так вот чтоб знал: я дядю Салмана не брошу. Простым охранником пойду, а не брошу. И, если предашь, я тебя сам лично загрызу, — он значительно отогнул край пиджака, из-под которого выглянула рукоятка пистолета «Макаров». Маленький кавказец обожал оружие. — Понял, нет?
   — Понял, да! Спасибо, Казбек.
   — Не понял? — изготовившийся к жесткому отпору Мамедов опешил.
   — За то, что прямо сказал, спасибо. А прочее — жизнь определит. Нам сейчас не воевать время, а в одну связку впрягаться. И твоя помощь мне очень бы кстати была. Как и дяде Салману.
   Коломнин протянул руку.
   — Хитрый, да? Все равно не верю. И следить буду, — буркнул Мамедов. Но руку, поколебавшись, пожал.
 
   Из дорогого отеля Коломнин и Богаченков перебрались в принадлежащий «Нафте» уютненький пансионат под Томильском, использовавшийся для размещения элитных гостей, прилетавших в нефтяную компанию.
   Теперь пустующее здание с полным штатом обслуги оказалось в распоряжении двух холостякующих москвичей. Коломнину нравился пансион и особенно тайга вокруг. Иногда удавалось выбраться на лыжах. Внутри оказалось все необходимое, чтоб разгрузиться после затяжного рабочего дня. Бильярд, пинг-понг. Особенно кстати пришлась сауна, где они с Богаченковым стряхивали усталость и одновременно под пиво подводили итоги дня. Правда, попадали туда все больше за полночь.
   Засиживался на работе Коломнин допоздна. Спешить ему было некуда. Дома, увы, не ждала его истомившаяся без любимого женщина. Как раз напротив, Лариса трудилась здесь же, без всяких скидок на женскую слабость. Да и не было этой слабости вовсе. Может, привиделась когда-то в тайском зное. Коломнин то и дело, скрываясь, следил за ней с нарастающим беспокойством. Эта новая, решительная женщина порой казалась ему совсем чужой. Если прежде самая мысль отвечать за кого-то, кроме собственного ребенка, вызывала в Ларисе досаду, то теперь она охотно взваливала на себя все новые и новые направления. И даже сердилась, если какие-то вопросы решались без ее участия. Так что очень скоро самым привычным в компании вопросом стало: «Когда освободится Лариса Ивановна?». Тем более, что Фархадов появлялся в офисе не каждый день. Очевидно, удовлетворялся докладами невестки прямо на дому. Правда, новый имидж Ларисы Шараевой влек и издержки: стремясь закрепить за собой репутацию энергичного руководителя, она порой на ходу принимала поспешные, непродуманные решения. Но рядом всегда был негромкий Богаченков, успевавший тактично и незаметно подправлять допускаемые промахи. Надо отдать должное — Лариса оказалась очень обучаемой. И промахов таких становилось все меньше.