— Погоди, как это? — недопонял Коломнин. — Что? Без меня?
   Седых вздохнул, будто правление назначили по его недосмотру.
   — И что?
   — Приняли решение: создать Департамент проблемных активов, объединив нас, залоги, юристов…
   — Так правильно решили. Чего ж ты, дурик, пузыри пускаешь? Концепцию Лавренцов защищал?
   — Паша Маковей. Свою.
   — Что значит свою?
   — Как альтернативную. Там же конкурс был объявлен. Каждый имел право представить…
   — Имел. А что представил Лавренцов? — в голосе Коломнина проскользнул холодок предчувствия. И оно, увы, не обмануло.
   — Да ничего не представил, — раздраженно рубанул Седых. — Как обычно: это потерял, то не нашел. Закрутился, говорит. Старый халтурщик. Лепило в эполетах! Всех подставил. А теперь оправдания ищет. Лучше б ты мне это поручил!
   — Так! Что еще? Ты ж не только из-за этого сюда торопился.
   — Не из-за этого, — Седых боязливо зыркнул на шефа. — Директором нового департамента назначили Маковея. Все остальные — пока за штаты. Ты — в том числе. Теперь все!
   Он облегченно выдохнул, будто удачно перекинул мяч на чужую сторону.
   — Мне ж Дашевский лично обещал, — обескураженно припомнил Коломнин. — Поехали в Центральный офис!
   — А может, не стоит прямо сейчас? — попытался отговорить Седых, но, впрочем, не слишком настойчиво. Судя по насупленному его виду, в аэропорт он приехал как делегат: происшедшее было расценено в управлении как оскорбление всему личному составу.
 
   Коломнин стремительно пересек приемную, коротко кивая ожидающим вызова. В знак приветствия приподнял руку в сторону секретарши, любезничавшей с нависшим над ней охранником, автомат которого сполз с плеча и теперь интригующе покачивался меж тугих ляжек.
   — А вы собственно!.. — запоздало встревожилась секретарша, но Коломнин уже распахнул дверь и оказался вне зоны досягаемости — в кабинете президента.
   Дашевский сидел за столом для переговоров, углубившись в документы, разложенные перед ним двумя посетителями.
   Поднял голову на звук, нахмурился неуверенно.
   — Почему без вызова?!
   Подошедший Коломнин решительно впечатал перед ним листок с набросанным в машине заявлением об уходе:
   — Прошу визу.
   — Ты к кому это ворвался?! Я тебе что, отдел кадров? — подвижное лицо Льва Борисовича исказилось.
   Дверь вновь распахнулась, и в проеме показались секретарша и оплошавший охранник.
   Дашевский набычился, — дерзости, тем паче демонстративной, со стороны подчиненных не терпел. Но Коломнин опередил:
   — Лев Борисович, не стоит тратить эмоций. Ставьте автограф, и я исчезаю из вашей жизни. Никаких проблем.
   В притворной безучастности его легко угадывалось клокотание подступившей к поверхности лавы.
   — Всем, кроме Коломнина, выйти, — коротко распорядился Дашевский, отдельным жестом извинившись перед посетителями.
   Дождался, когда они остались вдвоем:
   — Доложили уже?.. А что было делать? Графики срывались. Пришлось вынести на вчера.
   Прислушался к молчанию Коломнина.
   — Я, что ли, виноват, что ты по собственному разгильдяйству не представил концепцию? Ведь предупреждал! Предупреждал или нет?.. То-то. Дважды через секретариат напоминал этому твоему Лавренцову… Воспитывать надо кадры. Дисциплине учить. Хорошо хоть Маковей свою подготовил, а то вовсе позор бы вышел: единственное направление, по которому не представлено предложений, — Дашевский вытянул из пачки бумаг изящно оформленную, сброшюрованную папку — «Концепция реорганизации работы по возврату проблемной задолженности. Автор — П.Маковей», бросил перед Коломниным. — И кстати, очень толковая вещь получилась. Это все члены правления отметили. Мальчишка работает всего ничего, а все ключевые точки успел уловить. Вот чего тебе всегда не хватало — стратегического мышления.
   Коломнин быстро перелистал текст.
   — И обрати внимание, как все структурировано. Четко, с цифрами, доказательно. Просто образчик профессионального подхода. Очень схватывающий парень.
   — Да, верткий, — обескураженно согласился Коломнин: концепция воспроизводила те самые предложения, что наговаривал он перед отъездом Лавренцову — в присутствии Пашеньки.
   — А как на вопросы отвечал! — обрадовался Дашевский. — Просто-таки отбривал. Каждая запятая оказалась продумана. У меня-то и в голове не было его на директора! Члены правления выдвинули. И то сказать: где и давать дорогу талантливым мальчишкам как не в банке! Попытался я тебя отстоять. Но тут такое вскрылось, что и мне крыть оказалось нечем.
   — То есть?
   — То есть! — в своей манере предразнил Дашевский. — Почему скрыл, что у тебя сотрудник на взятке попался?
   От изумления Коломнин замотал головой: — М-да, чудны дела твои, Господи. Попробую угадать. Это вам Маковей сообщил? В самом деле чрезвычайно обучаемый оказался мальчик. — Неважно кто. Стало быть, и впрямь покрыть собирался, — озадаченность его Дашевский квалифицировал как признание вины. — Вот это и есть политика двойных стандартов: других-то разоблачать все мы сильны. А у себя, любимого, можно и спрятать. Очень ты меня, по правде, огорчил. Не хочешь как-то оправдаться?
   — Нет! Подпишите на увольнение, да и — с глаз долой!
   — И рад бы с глаз долой, но не могу — из сердца вон, — быстро отреагировал Дашевский. — Дорог ты мне! И заслугами своими, и горячей преданностью банку.
   — Лев Борисович! Я устал с дороги. Да и народу у вас в приемной, как грязи. Так что если не трудно…
   Коломнин вновь придвинул заявление, положил сверху авторучку.
   — Обиделся! — словно удивился Дашевский. — Надо же! А чего ты хотел? Давай говорить начистоту! То, что ты собрал компру чуть ли не на всех руководителей подразделений, — это, безусловно, твой плюс.
   — Да не собирал я ни на кого компру.
   — Верно! Не собирал! Ты ее сразу на них же и выплескивал. И это твой минус. Потому что врагов себе в результате нажил немеренно.
   — Я что, сплетник, по-вашему? Да у меня под каждое слово факт подложен! — взбеленился Коломнин.
   — Так в том и проблема твоя. Если один треп, кому бы ты был опасен? А так да, зарядов забил туго. Только что толку направо и налево бездумно палить? Искусство в том, чтоб выстрелить в нужную цель и в нужное время. Вот тогда цены б твоим знаниям не было.
   — Ждать, пока побольше наворуют?
   От такой тирады Дашевский аж покачал головой.
   — Все-таки, Коломнин, самое точное для тебя определение — «умный дурак». Иль и впрямь полагаешь, что кроме как от тебя я информацию не получаю? Да они мне похлеще тебя друг на друга стучат. И знаю, кто чего стоит. Но не только минусы, но и пользу просчитываю. И пока польза для дела превышает, терпеть его, негодяя, буду. Человеческий фактор — это, доложу тебе, та же экономика. Человек, он везде одинаков. Сколько ему мозги корпоративной честностью не пудри, все равно будет думать, как бы ему к банковской трубе присосаться. Ну, выгоню этих. Но, во-первых, уйдут не одни, а с командой. То есть с технологией, связями. Придут на их место другие. А другие, они что, другие? Тоже начнут лазейки отыскивать. Но здесь-то я хоть знаю, где какой краник привинчен и сколько через него сливают. А там — пока отыщешь! Так-то. Сорняк, его штучно вырывать надо. А не косить с широкого плеча. А ты этого понять не захотел. В результате за что боролся, на то напоролся: две трети правления против тебя проголосовало.
   Всмотрелся пытливо:
   — И я не защитил. Да! Потому что если уж совсем начистоту, давно к этому решению подходил. Не мог позволить, чтоб ты меня со всеми моими замами перессорил.
   — Ну, так и!…
   — Но и не отпущу. Тоже не дурак, чтоб порядочными людьми разбрасываться. Самый что ни на есть банковский дефицит.
   В своей обычной манере внезапно разворачивать стиль, ритм, направление разговора участливо приобнял Коломнина за плечи, ногтем провел вдоль позвоночника: «Распрямись!»:
   — Вчера я дал кадрам команду назначить тебя экспертом правления с персональным окладом. Будешь вести самостоятельные, самые сложные проекты.
   Коломнин молчал, озадаченный.
   — Знаю, о чем думаешь: за Острового толком не заплатил. Тут, пожалуй, имеет место моя промашка. Не оценил соответственно. Так вот теперь сделаем иначе: заключим контракт. Выделим тебе бюджет. И в тексте забьем: пять процентов от суммы возврата лично твой гешефт. По самым сложным — до семи. По «Нафте», скажем?
   — По «Нафте»? — пришел в себя Коломнин. Последняя фраза президента напомнила ему и о Ларисе, и о своем обещании Фархадову. Разом заслонив обиду.
   — С нее и начни. Как думаешь, хотя бы миллиона три от распродажи их имущества сумеем вернуть?
   Коломнин сдержал удивление. Все стало ясно: у Хачатряна не выдержали нервы. Боясь, что его оговорят за спиной, поспешил первым повиниться. Впрочем, что значит «сдали нервы»? Сам поднаторевший в банковской подковерной борьбе, управляющий филиалом просто просчитал, что информацию Коломнина используют желающие от него избавиться. И, видимо, угадал.
   — Я тут с замами посоветовался — придется уволить этого авантюриста, — прошипел Дашевский. — Пять миллионов под собственным толстым носом профукал. Зажирел. Прибыль глаза застила!
   — Уволить не хитро, — вступился Коломнин. — Сначала ситуацию выправить надо. А Хачатрян в городе не последний человек. Пригодится.
   — Чего там выправлять? Мне доложили, что компания дышит на ладан и надо немедленно уносить ноги.
   — Спасти ситуацию можно. Но только не через иски. Надо помочь им дотянуть пять километров «нитки» и врезаться в магистраль. Так вот есть вариант и наши пять миллионов вернуть, и найти еще столько же, чтоб дополнительно кредитовать компанию. С этим и летел.
   Заметил, что Дашевский принялся озабоченно к нему присматриваться.
   — Есть! — убежденно повторил он. — Но для этого мне нужны все необходимые полномочия. Чтоб любое банковское подразделение немедленно оказывало помощь.
   — Положим, будет, — осторожно пообещал Дашевский. — Но только на возврат выданных средств. Что же касается дополнительного кредитования, о котором и Хачатрян чего-то бормотал, то — и думать забудьте. Не на паперти.
   — А если сам найду дополнительные деньги, согласитесь?
   — Да где найдешь? Что за чушь? Банк не помойка, чтоб по углам забытые миллионы валялись! — возмутился Дашевский. Но как-то сбился: видно, вспомнил о долларах, выбитых, можно сказать, из воздуха тем же Коломниным. — Или — что-то задумал?
   — Задумал. Мне нужно ваше слово: если верну кредит и найду дополнительные средства, обещаете направить их в «Нафту»?
   — Ишь ты, слово ему подавай. Уже и условия ставит! А если не дам?
   — Тогда,.. — Коломнин потянулся к отложенному в сторону заявлению.
   — Совсем обнаглели работнички. Чуть палец протяни…Незаменимым себя почувствовал?! — Дашевский быстро проморгался, что означало попытку сбить раздражение. — Ладно, рассказывай, как собираешься вернуть. Но едва Коломнин упомянул об акциях «Руссойла» Дашевский жестом прервал его.
   — Знаю, к чему клонишь. Акции эти банк выкупил у «Паркойла» на кипрскую офшорную компанию. Кажется… да, точно, «Хорнисс холдинг» называется. — Что за компания?
   — Обычная нулевая фирма. Она раньше Ознобихину принадлежала. А как в банк работать перешел, так и уступил. А поскольку банк, сам знаешь, офшорами владеть не может, оформляем на «дочек». Эту переоформили на «Авангард финанс». Все как обычно. Только есть проблема: куплены эти акции как бы на время — по просьбе Гилялова. Пока он сам не перекупит. Он тогда еще вице-президентом «Паркойла» был. Прямо на себя переоформить не мог. Вот и попросил. Так что продать их не получится. Правда, третий год вроде как денег все не найдет. Жлобина! Знаю ведь, сколько по швейцарским закромам попрятал. Но — слово есть слово. Да и потом — стратегический партнер. Вот и терплю, стиснув зубы.
   — Продавать ничего и не надо. Вам доложили, что в «Руссойле» на эти акции накопилось невыплаченных дивидендов на семь миллионов долларов?
   — Сколько?!
   — Через десять дней в «Руссойле» годовое собрание. Если мы вместе с «Нафтой» проголосуем…
   — Да понял, понял, — Дашевский забегал по кабинету. — Черт, как же заманчиво! Но ведь обещал!
   Он умоляюще повернулся к Коломнину, будто тот мог освободить его от данного слова.
   И Коломнин охотно подыграл:
   — Обещали-то акции вернуть, когда тот деньги найдет. А дивиденды — это теперь наша прибыль. «Нафта» из своих семи наш старый долг вернет. А мы из наших им остаток подбросим — на достройку трубы. Очень славно получится.
   — Твоя правда! В конце концов одних убытков за это время сколько понесли! Да и Гилялову стимул побыстрей выкупить. А то удобно устроился за чужой счет. Да, умеешь ты все-таки, Коломнин, убедить, когда захочешь. Э, где наша не пропадала? — Дашевский подбежал к столу. — Когда доложишь о возврате?
   — Надеюсь, в течение месяца.
   — Что ж? — Дашевский перелистал календарь, черканул. — Стало быть, через месяц жду с результатом.
   — Но мы договорились? Деньги идут на новый кредит «Нафте»?
   — Я дважды не повторяю, — огрызнулся Дашевский, обрубая тем неприятный ему разговор. — Резюмирую: кабинет свой оставишь за собой. Людей в проект подберешь по усмотрению. Но имей в виду — если не выполнишь обещанное или еще хоть раз ворвешься без вызова, уволю без выходного пособия.
   «Кто бы сомневался»? — пробурчал, выходя, Коломнин.
 
   Седых поджидал внизу.
   — Что?! — нервно спросил он. — Поехали в управление.
   — Значит, восстанавливают?!
   — Нет. Еду за вещами. Ухожу на самостоятельный проект. Имею несколько вакансий. Так что скажи там хлопцам, если кто захочет, — до конца дня буду у себя в кабинете. Само собой, твоя вакансия первая.
   — Что за проект?
   — По правде стремный. «Нафту» станем вытягивать. Но нам ли, бывалым операм, привыкать к трудностям? Коломнин приподнял руку, собираясь успокоительно положить ее на плечо приятелю. Но — не положил: Седых с отчужденным лицом сидел, пригнувшись к рулю.
 
   В его собственном кабинете вовсю хозяйничали. Пашенька Маковей был едва виден из-за документов, вывернутых из ящиков стола. В шкафу перебирала что-то Катенька Целик. При виде Коломнина Маковей запунцовел:
   — О! Сергей Викторович! Так рано. А мы вот тут… Вам уже сказали? Коломнин кивнул, с интересом разглядывая обоих.
   — Вы не подумайте, — Пашенька, спохватившись, поднялся. — Я не набивался. Наоборот. Но там как-то все так решилось…
   Под насмешливым взглядом Катеньки он сбился.
   Среди прочих бумаг Коломнин углядел еще один вариант концепции. Взвесил на руке:
   — Что? Плод ума холодных наблюдений?
   — Так тут и ваши мысли. Я как бы использовал их как основу. Но, конечно, многое доработал. Переосмыслил, — он сбился. — В общем я очень надеюсь, что вы не откажетесь помогать всячески. Преодолеете, так сказать, амбиции во имя дела.
   — И в качестве кого я должен их преодолеть? — заинтересовался Коломнин.
   — Я пока еще не продумывал детально, по персоналиям, — Пашенькин пигмент отрыгнул на щеки свежую, особой ядовитости краску.
   — Вообще-то кандидатуры руководителей управлений уже размечены, — как бы в никуда произнесла Катенька. — Если только начальником отдела. Но я лично неуверена, что с этической точки зрения для Сергей Викторовича это будет целесообразно.
   — Да, этические проблемы здесь имеют место быть, — согласился Коломнин. — А ты, Катя, должно быть, станешь ядром кредитного подразделения? Достойно.
   — Что вы хотите этим сказать?
   — Ничего. Добивалась и — добилась. Интересная вы, ребята, поросль. Упорная.
   — Что ж в том плохого? — Целик раздосадованно наморщила носик. — Чтоб в наше время пробиться, нужно быть жизнестойким.
   — С этим не поспоришь, — признал Коломнин. — Кстати, знаете, какие самые жизнестойкие растения? Такие, что никакими химикатами не вытравишь? Правильно, — сорняки.
   Он неспешно повесил на «рога» дубленку, поставил на привычное место портфель.
   — Я тут на полчасика спущусь перекусить. И чтоб к моему возвращению все было на месте, кроме вас самих! Засим имею быть.
   Он ернически поклонился, с садистским удовольствием обнаружив в глазах и у Пашеньки, и у Катеньки ужас людей, которые не сомневались, что Дашевский изменил прежнее решение, а значит, оба они только что отчаянно, непоправимо «прокололись».
 
   Внизу, на первом этаже, размещался малюсенький ресторанчик, предназначенный для высших менеджеров банка. Обычно Коломнин предпочитал общее кафе, куда спускался в компании своих замов. Но сегодня хотелось побыть одному. Да и замов он больше не имел.
   Ресторанчик представлял собой круглый стол. По мысли Дашевского, круглый стол символизировал собой неразрывную связь руководителей банка. С другой стороны, был он достаточно велик, чтоб вести доверительные беседы: разговоры на одном конце до другого не доносились.
   Но когда туда вошел Коломнин, ресторанчик был пуст. Официант, глянув на дверь, неспешно отложил иллюстрированный журнал, живо принес заказ и вновь углубился в разгадывание кроссворда. Через некоторое время, что-то заслышав, он отбросил чтиво, поправил суетливо «бабочку» и, подбежав к двери, поспешно распахнул ее перед вице-президентом банка Ознобихиным.
   — Давай что-нибудь, но только живенько, — потребовал Ознобихин. И тут обнаружил Коломнина. Тень смущения почудилась Коломнину. Но скорее лишь почудилась. В следующую долю секунды Николай расплылся от удовольствия.
   — Привет, старый! — в обычной своей, снисходительно-ироничной манере поздоровался он. — Не сердишься, что так по-дурацки на правлении получилось? Представляешь, народ как с цепи сорвался. Просто-таки один за другим за Маковея. Крепко ты, должен сказать, постарался.
   — Мне это сегодня уже Дашевский разъяснил.
   Ознобихин устроился рядом, нетерпеливым жестом отогнал официанта («Сказал же, -как обычно»).
   — А если совсем до конца, я сам это и организовал. Руби шею, — он покаянно положил голову на салфетку.
   От неожиданной откровенности Коломнин едва не поперхнулся.
   — А затем, что достал ты меня! Ни один вопрос без драки не решали. Разве так можно работать?
   — С Маковеем, конечно, будет удобней.
   — А то! Он мне всем обязан, так что, как бобик на поводке плясать станет.
   — Да! Пока случай куснуть не представится.
   — Зубы обломает. Да и не о себе одном я думал. Главное — о твоей пользе.
   Коломнин как раз пил сок. На этот раз он подавился всерьез, так что Ознобихин озабоченно застучал кулаком по его спине.
   — Я без шуток. Ну что тебе эта должностенка? Пара тысяч баксов и куча проблем? Ты же классный спец, Серега. И юрист, и экономист, каких мало. Вот и реализуйся на серьезных проектах. Хоть заработаешь.
   — Похоже, ты уже в курсе, чем я теперь заниматься буду?
   — Смешно бы было, — Коля придвинул блюдо с овощным салатом, с хрустом запустил зубы в лист капусты. — Мне еще с вечера Хачатрян позвонил. Вроде как посоветоваться. Опомнился, засранец! Я их, сволочей, всегда учил: хочешь наварить? Имеешь право. Но — не зарывайся. Или потеряешь все. Кстати, ты меня крепенько удивил, что согласился «Нафту» вытаскивать. Там ведь, похоже, беспросвет. Не из-за Ларисы? Или — есть шанс чего-нибудь замутить? Не зря ж тебе Дашевский чуть ли не лицензию на убийство выдал. Во всяком случае, буду рад, если тебе удастся. Я, кстати, Дашевскому насчет этой смехотворной твоей премии высказался. Так что — помни, кому обязан котрактом. И — цени.
   — Я тебя еще больше ценить буду, если ты мне расскажешь, когда Гилялов собирался выкупить «Хорнисс холдинг» вместе с акциями «Руссойла» и почему до сих пор не выкупил?
   Некоторое, очень короткое время раздавалось лишь хрумканье капусты в крепких зубах.
   — Так вот с какой стороны ты решил деньжат для «Нафты» отгрузить, — сообразил Ознобихин. — Мудро. Но не актуально.
   — Что значат сии слова? — в разговорах с Ознобихиным Коломнин, подражая ему, как-то непроизвольно переходил на несколько витиеватый тон.
   — Значат они, что у нас с Гиляловым существует соглашение: пока он не выкупит акции, мы ими не голосуем.
   «Вот почему решения „Руссойла“ штамповались из года в год», — понял Коломнин.
   — А когда все-таки должен был выкупить?
   — В течение года, — неохотно припомнил Коля. — Но — там у него с деньгами не заладилось. Так что попросил об отсрочке. Понимаешь, мы как раз планировали, что он перекупит у банка компанию на накопившиеся дивиденды.
   Коломнин присвистнул.
   — Я не ослышался, Коля? То есть банк за свои деньги выкупил акции, держит их на балансе, несет потери. И все это для того, чтобы Гилялов мог забрать их задарма?
   — Не просто Гилялов, а стратегический партнер! — рассердился Ознобихин. — Вижу, Серега, мы по-прежнему не понимаем друг друга. Генеральная нефтяная компания, к твоему сведению, ежемесячно поставляет на Запад нефтепродукты именно через «Руссойл» и, конечно, заинтересована в полном контроле над ним. Я понимаю, что у тебя ответственность за возврат долга «Нафты», но тут и сравнивать смешно: какое-то месторожденьице в глуши Сибири и — стратегический партнер, на которого банк собирается сделать ставку. Дашевский знает?
   — Да. Можешь ли ты мне передать соответствующий договор, по которому банк обязуется перед Гиляловым держать эти акции на балансе, не получая дивидентов?
   Ознобихин даже не счел нужным отреагировать: ответ был очевиден.
   — Тогда не обессудь, дивиденды пойдут банку и — в дальнейшем на перекредитование «Нафты».
   — И это справедливо?
   — Безусловно. Кстати, Гилялову ничто не мешает выкупить наконец свои злосчастные акции, избавив от них банк. Вот это будет справедливо. Но теперь уже после распределения дивидендов. Будь?
   Коломнин поднялся.
   — Будь, — запоздало отреагировал Ознобихин.
   Таким тоном, должно быть, объявляют об открытии военных действий.
 
   Вернувшись в свой освобожденный от нашествия и даже свежепомытый кабинет, Коломнин набрал мобильный телефон Янко. При первых звуках приветствия радушный басок Янко резко, со значением посуровел:
   — Чем могу?
   Впрочем, услышав, что речь идет о передаче в ведение Коломнина компании «Хорнисс холдинг», Андрей тут же и помягчел.
   — Какие проблемы? Наоборот, низко поклонюсь. Лишнюю головную боль снимете. А то, если между нами, оброс этими «левыми» «дочками», как ракушками. В центральном офисе насоздавали офшоров, и — лишь бы на кого ни попадя свалить. А о том не думают, что меня швейцарские налоговики ежегодно пристально проверяют. Так что — забирайте. И еще бутылка коньяка с меня. Ты ведь Бурлюка видел — с ним общаться, жизнь укорачивать. Как быстро надо переоформить?
   — Не позднее чем за неделю.
   — Так резво не получится. Существует процедура. Должен быть составлен протокол, по которому «Авангард финанс» переуступает свои права на «Хорнисс холдинг» гражданину России Коломнину. Протокол этот передается кипрскому адвокату, который ведет компанию, а он легилизует его в своем Центробанке. И только после этого новому владельцу выдается сертификат. Из практики это занимает где-то месяц. При желании можно и ускорить. Адвокатша примет даже факсовые копии. Она у нас прикормленная. Но, увы, вчера на две недели ушла в отпуск. Так что так быстро не выйдет.
   — Что же делать? Я обязательно должен этими акциями проголосовать на собрании «Руссойла».
   — Так бы и говорил. Это как раз проще простого. Выпишем на тебя доверенность на участие в собрании и — все дела. Завтра же дьячелом вышлю.
   — Спасибо, — искренне поблагодарил Коломнин. Дверь кабинета приоткрылась, и в нее протиснулась удрученная физиономия Лавренцова. Не прекращая разговор, Коломнин сделал приглашающий жест. — Еще вопрос, как там мой сын трудится?
   — Димка-то? Пока выводы рано делать. Но — быстро схватывает. Так что все ништяк.
   Поскольку быстро схватывающим в памяти Коломнина теперь навсегда врезался Пашенька Маковей, подобная похвала сыну несколько его обескуражила.
   Насторожил и последний вопрос Янко, согласовано ли решение Дашевского с Ознобихиным. Услышав, что нет, но Николай Витальевич поставлен в известность, Янко как-то засуетился и быстренько оборвал разговор, сославшись на занятость.
   Занятость его Коломнин расшифровал просто: должно быть, с соседнего телефона он уже начал набирать номер Ознобихина.
 
   — Что мучает? — положив трубку, поинтересовался Коломнин у мнущегося Лавренцова.
   Тот сокрушенно вздохнул:
   — Подставил я тебя, Серега. Как последний подлец.
   — Давай только без самоуничижения. Запил опять, что ли?
   — Да не, ты чего? — возмутился Лавренцов. — Я уж месяца два в завязке. Так как-то наслоилось: дома ремонт. Сыну надо было помочь пробить лицензию на нотариуса. Сплошной крутеж. А тут Пашка этот: давайте, мол, бумаги, сам сделаю.
   — Ты и отдал с легким сердцем?
   — Так зам ведь твой. Кто ж мог подумать? Вот скажи, ты бы подумал?
   — Пожалуй, нет.
   — То-то что, — Лавренцов заметно приободрился. — Мужики вокруг на меня наезжают. А ведь с какой стороны ни глянь, вроде виноват. А вроде и не виноват.
   — Тяжелое у тебя положение, — посочувствовал Коломнин.
   — А то. Думаешь, легко? На старости лет чуть ли не в предательстве заподозрили.
   В интонации его, делавшейся все требовательнее, сквозило почти неприкрытое: из-за ваших разборок ни за что страдаю.