— Что ж, выходит не зря все было, — Коломнин почувствовал, что вдруг подступили слезы, — видно, здорово ослаб.
   — Еще как не зря! — Лариса обхватила его, обрушив сверху водопад волос.
   — А если войдут? — счастливо пробормотал больной, чувствуя, как стремительно идет на поправку.
   Но главное, что бурлило в нем и стучало, в такт капели, — «победа»! Самое тяжелое препятствие было преодолено. Плотина прорвана, и два встречных потока устремились навстречу друг друга: газоконденсат, заполняющий резервуары нефтеперерабатывающего завода. И — исходящий оттуда финансовый поток, обильно орашающий полузасохшую «нитку».
 
   Вертолет опустился на поляне точнехонько возле водонапорной башни. Из него вышли двое. Первый, полненький человек с выглядывающим из-под шубы белым халатом и с металлическим чемоданчиком в руке, поозиравшись, уверенно показал на стоящий в отдалении бревенчатый домик с вывеской «Поселковый медпункт» и тронулся по рыхлому снегу, утаптывая наст для бредущего следом высокого старика.
   В таком порядке добрались они до домика, вошли в предбанник, так и не встретив никого. Не раздавалось ни звука.
   — Наверняка спит. А Лариса Ивановна с медсестрой в поселковую лавку ушли, — предположил врач и тихонечко приоткрыл дверь в комнату, оборудованную для больного.
   Хотел было тут же прикрыть, но не успел. Старик уже навис над его плечом, стремительно багровея.
   На кровати спали двое. Коломнин раскинулся на спине, слегка похрапывая. А поверх одеяла, в накинутом на голое тело халатике, посапывала, уткнувшись носиком в его шею, Лариса.
   Мелкий сухой кашель разорвал тишину: то ли не мог старик больше сдерживать подступившие спазмы, то ли — не в силах был выносить представшую картину.
   Лариса спросонья приоткрыла глаза и — пулей взметнулась.
   — Салман Курбадович, вы? — растерянно пролепетала она.
   — Ну-с, посмотрим, — врач, чувствующий невольную вину за неловкую ситуацию, с деланной бодростью потер руки и подошел к настороженно затихшему Коломнину. — Как себя выходец с того света чувствует? А что думали? И впрямь ведь — извлекли. Еще чуть-чуть…Так, приподняли рубашку.
   Он извлек из чемоданчика фонендоскоп и погрузился в прослушивание, торопясь отгородиться от повисшего тягостного молчания.
   Фархадов вновь закашлялся.
   — Может, сочку? — искательно предложила Лариса. Но вопрос ее он проигнорировал, сосредоточившись на изможденном Коломнине.
   — Исхудал, гляжу.
   — Есть малек, — понурился Коломнин так, будто в этом была его вина. — Но вообще-то, чувствую, силы восстанавливаются.
   — Вижу, — не удержался Фархадов.
   — Могу выходить на работу.
   — А вот это ни боже мой! — врач, простукивавший грудь пальцами, поднялся. — Не только что на работу. Но и транспортировать пока нежелательно. Дыхание жесткое. Малейшее дуновение и — рецидив.
   — Да вы что? Там такие дела, а я здесь валяюсь упакованный, — Коломнин отбросил одеяло.
   — Ничего. Обойдемся. У нас незаменимых нет, — Фархадов жестом узловатого своего пальца уложил бунтаря на место. — Врач сказал, надо слушать. Зря не скажет. Через три дня заберем.
   Он сделал знак врачу собираться.
   — Вообще-то я проведать прилетал. Не умер ли. И — отметить хочу: удачно ты в целом с «железкой» сработал. Так что — поправляйся. Ждем.
   Натолкнувшись на умоляющий взгляд поднявшейся невестки, насупился.
   — Я сейчас соберусь. Пять минуточек, — пролепетала Лариса.
   — Чего уж? Дежурь.
   — Так есть сиделка.
   — А ему теперь не сиделка; лежалка нужна.
 
   В окно было видно, как в том же порядке, укрывшись от порывов ветра, движутся они к вертолету.
   — М-да, несколько своеобразный у заслуженного нефтяника юмор, — прервал молчание Коломнин. — Но главное, у нас с тобой теперь три дня друг для друга. Представляешь, только мы вдвоем. По-моему, все славно образовалось.
   — Да уж, славно, — заторможенно согласилась Лариса. Вид ее Коломнина огорчил: с жгучей досадой следила она за поднимающимся вертолетом. Мыслями Лариса снова была в компании.
   — Не расстраивайся, Ларочка, — успокоил ее Коломнин. — Главное-то мы сделали. Теперь само собой потечет. Только отгребай.
 
   Но само собой не потекло: через несколько недель руководству «железки» поступило жесткое предписание от налоговой инспекции — под угрозой безакцептного списания и ареста подвижного состава в трехдневный срок погасить задолженность перед бюджетом.
   Главное — только три дня назад все текущие долги оплатили! — бесновался обычно выдержанный Богаченков. — Я копнул — за два года чечены налогов, считай, вообще не платили. И все тип-топ. А тут — только работать начали и — по сусалам. Что на это скажете, Сергей Викторович?
   Ничего на это Коломнин не сказал. Поджав губы, поднялся и отправился в областной РУБОП. Так и вошел в кабинет Рогового — с подрагивающим от ярости лицом.
   — Вы что ж это делаете? — с порога залепил он. — Разве мы не договорились?
   — В чем дело? — осадил его хмурый, невыбритый Роговой. — Ночь не спал. Поэтому потрудись говорить внятно.
   — На нашу «железку» наехали налоговики.
   — В самом деле? — Роговой поднялся, подошел к двери, открыл, прочитал табличку снаружи, как бы желая убедиться, что место службы его не переменилось, недоуменно пожал плечами. — Вообще-то я налоговиками не командую. Эк как тебя болезнь по всем плоскостям скрутила. Мало — что с лица спал. Так еще и нервный, как погляжу, стал!
   — Тут не нервным станешь. В психушку попадешь. Ты вслушайся! «Железка» два года не платила налогов. И ничего! Как будто и нет такой. На днях впервые за два года мы полностью оплатили текущие долги в бюджет. И вот — полюбуйся гостинчиком! Нас тут же парализуют за неуплату прошлых налогов. Но должна же быть хоть какая-то логика!
   Он кинул перед Роговым копию предписания. Тот с интересом ознакомился. Хмыкнул:
   — А говоришь, нет логики!
   С холодным, отрезвляющим интересом оглядел возбужденного посетителя.
   — Я ведь тебя предупреждал: любую акцию надо готовить. И тщательно. Вот не дал мне времени корни перерубить. И схлопотал.
   — Да мы в любом суде раздраконим эту фитюльку! — Коломнин в сердцах разорвал копию. — У меня экономист экстра-класса: каждый рубль защитить может. Но ведь сколько убытков за это время понесем!
   — Дерьмо у тебя экономист, — не поверил Роговой. — Потому что самого главного в рыночной экономике не постиг.
   — Чего такого он не постиг?
   — Не знает, когда в какой кабинет чемодан занести надо.
   — С чем это?!.. Ты думаешь?
   — Я думаю, перегрелся ты, Сергей Викторович. Прогуляться надо, — Роговой намекающе крутнул пальцем вдоль стен. — Пойдем провожу по старой памяти.
   Они спустились с крыльца и с чавканьем ступили в тающий снег: весна все требовательней заявляла свои права.
   — Значит, чеченцев не трогали, потому что платили администрации?
   — Только сейчас дошло? Я ж тебе говорил — переплетение экономических интересов. А ты, гляжу, простых вещей не понимаешь. Налоги, конечно, налогами. Но — ты канал перекрыл. Левого нала. А этого не прощают. — И сколько чечены отстегивали?
   — Понятия не имею! — быстро отреагировал Роговой. Так что Коломнину стало ясно: и знает, и не скажет.
   — А как насчет корней? Не пришло время рубануть? — с тайной надеждой поинтересовался Коломнин.
   — Увы! — огорчил его Роговой. — Теперь, наоборот, самого бы не рубанули. Поторопился я. Пошел у тебя на поводу. Вот и подставился. Здесь как снайперская игра в Чечне: кто себя первым обнаружил, тот и мишень. Но ты-то рано испугался. Вам пока всего-навсего флажок вывесили.
   — К-какой флажок?
   — По-другому, — стрелку назначили. Приглашение к разговору.
   — В смысле, сколько отстегивать?! И ты, начальник РУБОПа мне советуешь?..
   — Само собой. Договорись. Если действительно хочешь, чтоб компания поднялась.
   Коломнин покрутил головой: что-то не сходилось в этом лучшем из миров.
   — Конечно, можно предложить и другой вариант, — легко угадал его мысли Роговой. — Пометим деньги, подготовим разработку, да и возьмем на взятке! Мне как раз на руку. Сразу крупный сорняк выкорчую. Но только «Нафте» твоей после этого в нашей области не выжить. Понял?
   — Чего не понять? Не себе одному берет.
   — Вот и умница. Вижу, постигаешь азы рыночной экономики. Мать ее!
   И Роговой, снисходительно-насмешливый циник Роговой, остервенело выругался.
   — И к кому — на стрелку?
   — Это уж ты сам соображай. Кто у нас в администрации налоговиков курирует? Туда и направляй стопы. Вижу, кстати, что ты так и не внял моему предостережению!
   Он кивнул на ожидающий хозяина темный пустой джип.
   — Так чего теперь? Ты всех пересажал.
   — Во-первых, не всех! А во-вторых, не всех удастся за решеткой оставить! — неприязненно отчеканил он. — Между прочим, насчет покушения на тебя, — личность киллера до сих пор не установили. Не местный — это точно. Его никто не знает. — Смешно бы было.
   — Его и чечены не знают!
   — То есть?
   — А вот как хочешь. Лупим по всем площадям. И на допросах, и оперативные разработки. Не тебе говорить. На таком просеве хоть кто-то да проколется. А тут — ни один. Ни намеком. Ни фактиком. Как будто и впрямь не они.
   — Но — Тимур тогда. Теперь — я. Что еще может связать?
   — Это ты думай. У меня другие проблемы. Не знаю, кстати, что с Рейнером делать. По оперативной информации, Бари передал на волю убить его. И резонно, — Рейнер теперь главный свидетель. А он уперся, рвется к себе в Крутик вернуться. Полагает дурачок, что если за два года не нашли, так и теперь не найдут.
   — Так, может, и впрямь обойдется. Ведь, кроме меня, Резуненко, Шараевой да твоих подчиненных, никто не знает.
   — Но мои-то знают, — с тоской процедил Роговой и, протянув Коломнину замерзшую ладонь, вернулся в здание.
 
   Налоговые органы курировал вице-губернатор области Юрий Павлович Баландин [персонаж романа «Банк».М., 2000г, «Вагриус»], когда-то секретарь ЦК ВЛКСМ, затем — вице-президент банка «Светоч», где они с Коломниным и познакомились. Именно к нему Коломнин собирался обратиться за помощью в борьбе против чечен, — если бы визит в РУБОП оказался неудачным. По счастью, не обратился.
   Прав все-таки знаток ниточных лабиринтов Роговой: если хочешь добиться результата в бизнесе, приходится кропотливо разматывать клубок человеческих хитросплетений и, развязывая перепутавшиеся узелки, выяснять осторожно, куда какая нитка тянется. Ты можешь не знать азов финансового менеджмента, быть вовсе дремучим в юриспруденции, начисто презирать всяческое налогообложение и все равно имеешь шанс выжить. Но, не разобравшись, кто из властей из чьего кошта кормится, — обречен. Наверное, в этом и заключается главное отличие капитализма европейского от российского — дико государственного.
   Позвонив в приемную вице-губернатора, Коломнин назвал себя секретарю, уверенный, что Баландин, и прежде-то не упускавший случая поставить нижестоящего на место, заставит его пару раз перезвонить. Но, вопреки ожиданиям, через несколько секунд в трубке послышался знакомый благодушный бас:
   — Здорово, Коломнин. Снизошел-таки. По моим сведениям, месяца два как на моей территории пиратствуешь, и — даже не вспомнил про старого боевого командира. И это, по-твоему, по-товарищески?
   — Виноват, замотался, аки пес, — в тон ему повинился Коломнин. — Да и неловко было без дела: ты ведь у нас теперь большой человек.
   — А я и раньше большой был, — отрезал Баландин. — Стало быть, дело, говоришь?
   — И притом взаимолюбопытное. Когда могу заехать?
   — Опять двадцать пять. Заехать! Да меня в этом кабинете без тебя заездили! — Баландин коротко, от души снецензурничал. — Думал, повидаемся, повспоминаем. Былое, так сказать, и думы.
   — Где и когда? — уточнил Коломнин.
   — Вот это по-нашему. По рабоче-крестьянски. Четко и без фальши. Давай через пару часов в ресторанчике «Арзу». Уютненький такой подвальчик. Тихонькой.
   Подвальчик и впрямь оказался тихоньким: охрана Баландина попросту перекрыла его для посетителей.
   Сам Баландин, когда Коломнин вошел, пребывал в тягостном раздумии: с занесенной вилкой колебался меж семгой и осетриной.
   — Ждать заставляешь, — незлобливо упрекнул он, пожимая руку вошедшего. Рукопожатие его было по-прежнему крепкое. «Партийное», — почему-то подумалось Коломнину. И тут же Баландин, будто и сам припомнил о прежних ритуалах, притянул его к себе и троекратно облобызал. Вгляделся, придерживая за плечи. — Все такой же.
   — Да и ты тоже. Комплимент Коломнина верен был лишь отчасти: Баландин был все так же полнокровен и краснолик. Но если прежде пигментация определялась количеством выпитого, то теперь широкое лицо его запылало непроходящим бурым оттенком.
   — Давление скачет, — разгадал его взгляд Баландин, подтолкнул к столу. — Стреножили казака. Так что приходится себя ограничивать.
   — Но не так, чтоб вовсе, — Коломнин похлопал опорожненную на четверть бутылку «Абсолюта».
   — Мы — штыки! — послышалось в ответ. Но прежней удали в любимой Баландинской присказке не ощущалось. — Что о наших прежних знаешь? — он разлил по рюмкам, приподнял приглашающе. — Как там мой лепший друган Забелин поживает? — Мало что знаю. Слышал, институт поднял. Вроде докторскую диссертацию собирается защищать.
   — Всегда с дурнинкой был, — Баландин скривился. — Ну, про Второва не спрашиваю. Наслышан. Опять какой-то банчок прикупил. Но в сущности кончился. В солидных кругах не принимают. И скажу тебе — правильно. Люди ведь как судят? Можно ли на тебя положиться? А как на него положишься, если в руках такое богатство держал, да со страху обдристался и бросил? Ответственности испугался. Кому он теперь надломленный нужен? А вот понять этой очевидной вещи не хочет. Все корчит из себя Наполеона, шебуршит чего-то. Звонил тут мне! Мол, прилетаю, встречай в аэропорту. Обсудим планы! А хрена не хочешь? Планов у него громадье, у карлика. Такую кормушку развалил. Паскуда!
   Баландин тоскливо выругался. Подмигнул:
   — Главное, человек точно должен понять, на что годен, и определиться, кого держаться. И тут уж, если к кому притерся, стой до конца. Не мельтеши, как бы плохо не было. Таких ценят. Вот я человек команды. Комсомол таким воспитал. Таким и останусь. Никогда втихаря копейки в свой карман не притер, чтоб с командой не поделиться. Вот такой я человек!
   Хлебнув боржоми, он навалился на семгу, давая возможность собеседнику проникнуться тайным смыслом сказанного. В упреждение предстоящих переговоров вице-губернатор давал понять, что за плечами его сосредоточилась вся административная мощь области.
   — Как там, кстати, Дашевский? — Баландин выудил застрявшую меж зубов веточку петрушки. Вот кого уважаю. Хоть и еврей. Это не Второв. Этот что ухватил, уж не бросит. Звонил он тут насчет тебя. Просил помочь, чем могу. Да и как не помочь? Свои все-таки.
   — Хоть и бывшие.
   — Свои бывшими не бывают. Взять хоть прежних моих корешей из ЦК комсомола. Когда еще разбежались. А друг друга держимся. И меня, едва из «Светоча» ушел, тут же подобрали. Теперь я других подсаживаю. Тем более дело-то привычное. «Единство» по всем районам ставим. Год-другой и — считай, та же КПСС. Недавно в администрации президента был. Новое направление поручили: молодежные ячейки воссоздавать. Одного боюсь: нынешних комсомолок. Такие, доложу, энтузиастки.
   И, шутливо проведя вдоль ширинки, вновь потянулся к бутылке. Но Коломнин расслышал другое: поимей в виду, не только область за мной, но и Москва. Так что не вздумай брыкаться: не договоримся — размажу.
   Что ж, вводная обозначена. Правила игры объявлены. Пришла пора сдавать карты — переходить к делу. Коломнин опрокинул рюмку. — Проблемы у нас в «Нафте». Одноколейку, по которой мы газоконденсат вывозим, до недавнего времени чечены контролировали. На днях, слава Богу, всех повязали.
   — Да! Какой фурункул вскрылся, — возмущенно закивал Баландин. — И ведь не месяц, не два. Годами продолжалось! Ни хрена РУБОПовцы не делают. Под носом проморгали. Вчера как раз обсуждали в администрации Рогового: амбиций до хрена. А работу завалил начисто. Придется срочно укреплять руководство.
   — Теперь, слава Богу, дорога у нас под контролем, — Коломнин поспешил вернуться к главному. — Наладили поставки конденсата. И все средства планируем на достройку «нитки».
   — Все?
   — Все, что возможно. Для нас эта нитка как дорога жизни. А для области! Представляешь, на какие объемы выйдем? Одними налогами бюджет зальем.
   — Прекрасно! Прекрасно! — сочувственно покивал Баландин. — Благородные мечтания.
   — Да не мечтания! У нас расчеты железные. Все можем предъявить. Только время нужно. Потерпеть немножко. А вместо этого, едва первые составы отгрузили, тут же налоговая кислород перекрыла. Для чего, спрашивается?
   — Да, есть проблемы. Недавно собирал тут налоговиков. Вздрючил, конечно, чуток. Больно много нареканий. Но их тоже понять можно. Опять сверху такой план по налогам спустили, что с мертвого шкуру драть приходится.
   — Так в том-то и дело, что не возьмут ничего. Ты ж понимаешь, нефтепродукты — дело тонкое. Тут без налички не обходится. Попробуют перекрыть кислород, добьются только одного. Всю основную массу в нал уведем. Кому это нужно? И бюджету выгоды никакой. И мы темп потеряем.
   — Ну, на левый нал налоговая полиция существует, — Баландин сделал знак, чтоб подавали второе. — Но и компанию вашу губить не хочется. Да и Салман Курбадович в области не последний человек. Можно сказать, национальное достояние. Обидно, если все вдруг порушится.
   — Вот и я о том. Интерес у компании и администрации общий. Для вас ее значение очевидно. Но и мы осознаем, на чьей земле существуем. И ваши усилия по улучшению жизни в области для нас не чужды. Масштаб задач такой, что одним официальным бюджетом не обойдешься, — Коломнин сам поразился той штамповщине, что полилась с его языка, едва начал он лицемерить. — Другие, чуть какие проблемы на местах, разом в Москве перерегистрируются, и — налогов как не бывало. А Фархадов патриот. На возрождение Сибири нацелен. Поэтому готовы всемерно поучаствовать.
   — То есть?
   — Мы тут прикинули размеры финансовых потоков от конденсата. Конечно, каждый рубль на счету. Но кое-что для нужд области выкроить сумеем. Если, конечно, рьяные налоговики мешать не будут. Примерно это выглядит так…
   Но прежде, чем Коломнин назвал цифру, Баландин кинул ему салфетку и сам же припечатал ее паркеровским пером. Увиденная цифра расстроила его чрезвычайно.
   — Это просто явное недопонимание масштабов задач, стоящих перед администрацией, — упрекнул он Коломнина. Потянулся к ручке. — Как минимум…
   Теперь уже голова закружилась у Коломнина.
   — Побойся Бога, Юрий Павлович, — стараясь выдержать шутливый тон, взмолился он. — А имя Фархадова чего-то стоит?
   — А это как раз с учетом заслуг Салман Курбадовича.
   Собеседники склонились над столом, то и дело перехватывая друг у друга ручку.
   — А учет политического фактора? А экономическая составляющая? — доносилось до восхищенных официанток, — даже на отдыхе вице-губернатор радел о пользе вверенного его заботам населения.
   Через полчаса собеседники распрощались у выхода из подвальчика.
   — Не журись, Серега, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — подтолкнул Коломнина разыгравшийся, изрядно нагрузившийся Баландин, — прежняя крепость незаменимого тамады дала утечку. — С этой минуты считай, что переходите под полное покровительство властей. И тут уж можете на меня положиться, — всегда и во всем! И на меня. И на тех, кого подпираю.
   Коломнин сдержанно пожал протянутую руку, — матерый переговорщик Баландин затащил-таки его на запредельную цену.
   Усаживаясь в джип, припомнил Коломнин про корни, что не успел дорубить Роговой. «Удачи тебе, милый», — искренне пожелал он.
 
   При виде входящего Коломнина Лариса вскинула сияющие глаза. — Сереженька! У меня новость.
   — У меня тоже, — крайне удрученный, он молча положил перед ней заляпанную бумажную салфетку.
   — Итак вижу, что из ресторана, — Лариса двумя пальчиками недоуменно приподняла ее.
   Коломнин, спохватившись, перевернул салфетку другой стороной, ткнув в выведенную посредине цифру.
   — Что это?
   — Цена вопроса. Завтра с утра «железка» будет разблокирована.
   — То есть это?..
   — И причем налом.
   — Они что, совсем охренели?! — Лариса подскочила.
   — И много больше, чем ты думаешь. Речь идет о ежеквартальных платежах, — он приобнял ее за плечи, пытаясь слегка остудить неизбежный всплеск эмоций. Но всплеска не последовало. Поджав губы, Лариса осела на прежнее место.
   — И ты согласился?
   — Согласился, — ненавидя себя, подтвердил Коломнин. — И ты согласишься, когда пересчитаешь убытки от войны с налоговиками. Да и некогда нам разборками заниматься. Не забывай — через два месяца срок по кредиту.
   — Вот ведь суки, — с некоторого времени, к огорчению Коломнина, Лариса перестала ограничивать себя нормативной лексикой.
   — Ничего не поделаешь. Привыкай к извивам российской рыночной экономики. Тебе как будущему генеральному директору крупнейшей нефтяной компании без этого нельзя.
   Хотя Коломнин вроде бы пошутил, Лариса зарделась, словно уличенная в потайных мыслях. — Ничего, дай срок! Когда на ноги встанем, со всеми разберемся, — она скрежетнула зубками. Перехватила удивленный взгляд Коломнина. — А ты как думал? Так и будем каждому крохобору кланяться? Черта с два! Это они сюда приползать должны. А мы — решать: кого и на какое место расставить.
   Коломнин почувствовал себя озадаченным. Потому что перед ним была не прежняя Лариса. Безмятежная и мятущаяся одновременно. Стесняющаяся необходимости командовать другими и страдающая от неизбежных конфликтов. В голосе ЭТОЙ рассерженной женщины проглядывали интонации человека, осознавшего свою нарастающую мощь. И готового обрушить ее на непокорных.
   Казалось, и сама Лариса удивилась внезапному выплеску. Во всяком случае улыбнулась искательно. И просияла, вернувшись к тому, что занимало ее до прихода Коломнина:
   — Все это пустое по сравнению с главным: теперь мы можем быть вместе. Все время.
   — Что ты хочешь сказать? — после выздоровления Коломнина виделись они, как и прежде, исключительно на работе.
   — У меня был разговор с Салман Курбадовичем. Ты знаешь, оказывается, он к тебе очень проникся, — глаза Ларисы сияли.
   — Рад слышать. Мне старик тоже симпатичен.
   — Он сам заговорил. Молчал, молчал. А потом вдруг рыкнул, долго, мол, с женитьбой тянуть думаете. Сережка, он нас благословил!.. Ты даже не представляешь, что это для него.
   — Ларка, милая моя! — растроганный Коломнин подхватил Ларису и закружил. — Уж и надеяться перестал — Потому что дурашка и спешишь о людях плохо подумать. Больше того, настаивает, чтоб жили у него в доме, — Лариса почувствовала невольное его движение отодвинуться. Поспешно обхватила. — Надо согласиться, Сереженька. Ведь для него с внучкой расстаться — и думать не хочет.
   — Примаком, что ли?
   — Ну, почему примаком?! Что за нелепые сравнения, право? — расслышав звук открывающейся двери, Лариса инстинктивно отпрянула и обернулась раздраженно. — Кто разрешил без стука?!
   — Извините, я позже, — появившийся в проеме бледный Богаченков кивнул неловко и закрыл за собой дверь.
   — Ну вот, из-за тебя человека ни за что обидела, — посетовала Лариса. — Почему примаком?! Ты совсем Фархадова не ценишь. Чтоб он собственную невестку выдал замуж без состояния!
   Она помолчала, интригуя.
   — Ладно, скажу, чурбан! Он тебе в качестве свадебного подарка собирается передать несколько процентов акций компании.
   Отступила с видом доброй феи, только что укомплектовавшей Золушку для бала. Но Золушка оказалась неблагодарной.
   — Я, между прочим, на тебе жениться хочу, а не на акциях. Мне чужого не надо.
   — Зато мне надо! Чтоб мы жили, ни в чем себе не отказывая. Что в этом преступного, моралист хренов?
   — Ларочка! Я не хотел обидеть, — промямлил Коломнин. — Но чего доброго решат, что вообще из-за денег!
   — Пусть только попробуют вякнуть! Живо рты позатыкаем! — от полноты чувств она притопнула каблучком. Чуть смутилась. — Что нам до других, Сережа? Если сами про себя все знаем.
   — Не могу. ТАК не могу.
   — То есть принять подарок от человека, искренне к нам расположенного, ты не можешь, — губы Ларисы обиженно поджались. — А жениться, не имея средств на содержание семьи, — это мы с нашим удовольствием. В этом твоя логика?
 
   По счастью объясняться Коломнину не пришлось. И это спасло их от ссоры, — в дверь постучались — намеренно-громко.
   — Да, да, войдите, — на этот раз Лариса обернулась неспешно, демонстративно не выпуская руки Коломнина из маленькой своей ладошки.
   На пороге появился Хачатрян в сопровождении Богаченкова.