Давыдов Вадим. Всем смертям назло

   – Но никто не жаловался ни разу?
   – Нет, ваше величество.
   – Действительно. Крайне, я бы сказал, интересно.
   – Да, эта ситуация нас тоже, признаться… Не то, чтобы беспокоит, но… В принципе, они весьма лояльны. Дело в том, ваше величество, что мы не имеем возможности проникнуть в эту структуру.
   – Это почему?!
   – Это армейское подразделение, ваше величество. Состоит, как я уже имел честь довести до вашего сведения, исключительно из бывших русских военных. Там есть и молодёжь, из этих кадетских и юнкерских училищ, учреждённых ещё правительством Юга России в изгнании, бароном Врангелем.
   – Ну, ничего себе, – король в избытке чувств ухватил себя пальцами за гладко выбритый подбородок.
   – Эти люди совершенно не идут ни на какие контакты. Формальным же образом мы не имеем пока повода предъявить им претензий.
   – Их деятельность ограничивается только банковской сферой?
   – Трудно сказать что-нибудь определённое, ваше величество, – покачал головой Синклер. – Есть подозрение, что некоторая часть военных и гражданских училищ для детей русских эмигрантов получают дотации от «Фалкона». В основном – в Чехословакии и Югославии, а также во Франции. Правда, доказательств этому нет. Нет и цифр. Недавно бежавший от большевиков писатель-монархист Солоневич, – Синклер произнёс трудную русскую фамилию по слогам, – сейчас работает для нескольких изданий… Я читал некоторые главы из его публикуемой по частям «Народной монархии». Если вы желаете, ваше величество, я могу ознакомить вас с переводом. Чрезвычайно любопытное произведение. Есть мнение, и тут без «Фалкона» не обходится. Правда, они крайне осторожны. Не оставляют буквально никаких следов. И ещё именно поэтому я полагаю, что мы имеем дело с очень хорошо организованной и тщательно законспирированной структурой вроде Русского Обще-Воинского Союза, только не в пример более сплочённой, куда лучше финансируемой и гораздо более гибкой. Причём эта структура явно не стремится раньше времени заявлять о себе и о своих целях. И потом – Андорра, ваше величество.
   – Просто сказочный авантюризм. Невероятно. И какова роль графини во всей этой истории?
   – Графиню и этого… Э-э-э… Мистера Гура… Насколько я понимаю, их связывают весьма тесные взаимоотношения. Я бы сказал, в некотором роде романтические.
   – Что, на самом деле, неудивительно, – добавил Черчилль, улыбаясь, видимо, каким-то своим мыслям.
   – Минуточку, сэр Уинстон. Адмирал? Это действительно имело место – роль леди Рэйчел и этого… мистера Гура в истории с резидентурой Коминтерна?
   – Да, ваше величество. Леди Рэйчел в тот момент, конечно же, никакой активной роли не играла и играть не могла. Она выступила лишь в качестве номинальной главы «Фалкона». Но всё остальное – правда. Самое, конечно же, потрясающее – это до сих пор не прояснённая роль барона Ротшильда. Мы думаем, резидентом Коминтерна был именно он, хотя, конечно, никаких доказательств не существует. Вы же понимаете – даже если это так на самом деле, семья никогда не позволит сколько-нибудь тщательно это расследовать. Коминтерновская банда действительно орудовала прямо у нас перед носом, ворочала миллионными капиталами и вообще хозяйничала, как хотела. А этот… Гур со своими русскими разделался с ними буквально в считанные дни. Они даже опомниться не успели.
   – Как и мы.
   – Совершенно верно, ваше величество.
   – То есть этот человек оказал нам услугу? – приподнял брови король.
   – Услугу? – Адмирал вздохнул. – Пожалуй, это не совсем верное определение. Если бы такую операцию провели люди из разведки, они были бы представлены к наградам, ваше величество!
   Черчилль бросил снисходительный взгляд на адмирала. Не нравится мне его демонстративная ирония, подумал король. Интересно, что стоит за этим?
   – Почему же это не было сделано в отношении мистера Гура?
   – Но… он ведь даже не подданный Великобритании, – развёл руками Синклер. – И не имеет никакого отношения к государственной службе. И вообще – всё это достаточно скучная рутина, ваше величество. Не стоит ровным счётом никакого вашего внимания.
   – Не думаю, – проворчал король. – Не думаю, мой дорогой адмирал. Вернёмся к этому моменту позже, – король снова повернулся к Черчиллю. – Что вы можете ещё добавить, сэр Уинстон? О графине Дэйнборо.
   – Я был знаком с её покойным супругом. Достойнейший и храбрейший человек. Жаль, он погиб так нелепо и неожиданно. А леди Рэйчел – милейшая женщина, умница и прекрасная собеседница. Её мать, кстати – русская.
   – Какая интрига, – улыбнулся король.
   – Да, всё весьма и весьма переплетено в этой истории, – Черчилль погасил сигару и взял со столика бокал, чуть пригубил, снова поставил на прежнее место. – Да, так вот. Насколько я мог уяснить, этот… мистер Гур – тоже, разумеется, русский. Причём, вероятнее всего, дворянин не из самых последних.
   – Вот как?!
   – Некоторые косвенные факты позволяют если не утверждать, то говорить об этом, – поспешил вмешаться Синклер. – Разумеется, в отношении таких персон никогда ничего нельзя утверждать со всей определённостью, но… Насколько я могу судить, эти его люди подчинялись – и до сих пор подчиняются – ему беспрекословно. А флотские офицеры в России – это, милорд, элита из элит! Так повелось, кажется, ещё со времён Петра Великого. Вторая гвардия. А этот… Мистер Гур… Слишком молод, чтобы воздействовать на них авторитетом своего боевого опыта. На людей, прошедших через ад русской гражданской бойни, очень трудно как-либо воздействовать. Значит, что-то ещё. Ходят очень странные слухи… – Синклер посмотрел сначала на Черчилля, потом на короля.
   – Это чушь, – Черчилль поморщился. – Абсолютный нонсенс.
   – Ну-ка, ну-ка, – подбодрил Эдуард начальника разведки. – Что там ещё?
   – Ходят слухи, и довольно упорные, что этот Гур… э-э…
   – Да скажите уже хоть что-нибудь, адмирал, – рассвирепел король, сохраняя на лице выражение благожелательного любопытства.
   – Что он – чудом спасшийся сын русского царя, – выпалил, наконец, Синклер, и, достав платок, вытер испарину со лба. – Мы проверили, что можно… Но, милорд… Когда речь заходит о русских, никогда нельзя быть ни в чём до конца уверенным. Никогда.
   – Сколько ему лет? – обратился к Синклеру король.
   – Не знаю, ваше величество. Я полагаю, что он ровесник графини, а если и старше, то ненамного.
   – Да-да, он совсем молодой человек, что нисколько не мешает ему быть настоящей продувной бестией, – улыбнулся, выпустив дым изо рта, Черчилль.
   – А графиня?
   – Графине двадцать семь.
   – Что?!
   – Да, сэр, – кивнул Черчилль. – Я давно знаком с доктором Хадсоном, который наблюдал графиню после несчастного случая, происшедшего с ней… Похоже, этот молодой человек произвёл на него совершенно неизгладимое впечатление.
   – Как и на вас, судя по всему. Это тот самый доктор Хадсон, горячий сторонник массажа и иглотерапии, который своими чудесами поставил с ног на голову весь бомонд?
   – Именно, ваше величество. У него действительно впечатляющие результаты.
   – А сама графиня что-нибудь говорит по этому поводу?
   – Леди Рэйчел практически ничего не рассказывает о нём, поскольку уверена, что это может ему повредить, ведь он находится сейчас в Москве.
   – В Москве?! – Эдуард сделал вид, что удивлён, и понял, что сделал правильный ход: для Синклера это заявление тоже, кажется, оказалось неприятным сюрпризом.
   – Да, – подтвердил Черчилль. – Это мне достоверно известно.
   – А как же его русские приятели, которые составляют так называемую «службу безопасности» «Фалкона»?! – спросил Синклер. – Ясно, что они действуют автономно, но ведь при этом они выполняют его планы. Не так ли, сэр Уинстон?
   – Чепуха.
   – Как вы это назвали? Служба безопасности?! В банке? Новое слово в финансовой науке! Каков же этот план?
   – Неизвестно, ваше величество. Понятно лишь, острие этого плана направлено против большевиков и большевизма.
   – Адмирал, вы просто помешаны на большевиках и шпионаже. Здесь?! Это смешно, ей-богу. Какой план?! О чём вы говорите?!
   – Погодите, дорогой сэр Уинстон. А детальнее?!
   – К сожалению, мы не имеем никакой более подробной информации, – допрос короля начал уже не на шутку раздражать адмирала. – Мне совершенно ясно – поглощение «Бристольского Кредита» было эпизодом финансовой войны лишь формально. Ну, и уже упомянутая поддержка русских везде и во всём… На этом основании мы осмелились сделать подобный вывод. В то же время все наши умозаключения – не более, чем в некотором роде инсинуации. «Фалкон» – неприступная крепость и внутри, и снаружи. Они не нарушают никаких законов, их сделки безупречны, а отчётность безупречна эталонно. Заправляет всем этим некий Оскар Брукс, бывший некогда сотрудником «Бристольского Кредита», а потом имевший крошечную брокерскую контору в Сити, впрочем, пользовавшийся репутацией болезненно честного малого. А вот в «Фалконе» он, вероятно, развернулся, как следует. Его тоже связывают каким-то образом с этим Гуром… Никаких формальных претензий к графине Дэйнборо никто предъявить не в состоянии, в том числе и Скотланд-Ярд. Не можем же мы её допрашивать, как какую-нибудь торговку, – Синклер опять покосился на Черчилля. – Её брат в силу юного возраста ничего просто не может знать. Да они и являются исключительно формальными владельцами, всё находится в руках администрации и совета акционеров, возглавляемых этим самым Бруксом. Собственно, это вообще не наша прерогатива – финансовые и уголовные расследования, для этого существуют налоговое и полицейское ведомства. Что же касается нас – разумеется, мы работаем над тем, чтобы всемерно усилить наше влияние на правительство Андорры.
   – Погодите вы про Андорру, адмирал. То есть, избавившись от резидента Коминтерна, мы получили взамен – что же мы получили, чёрт возьми?!
   – Нет-нет, ваше величество. Я подозреваю, что они просто не желают с нами связываться.
   – Почему? Допустим на мгновение, что ваши, адмирал, подозрения о существовании некоего плана, направленного против большевиков, обоснованы. Не логично ли было бы с их стороны искать с нами сотрудничества в деле борьбы с Советской Россией? Или нам – предложить подобное сотрудничество им?
   – В том-то всё и дело, ваше величество.
   – В чём?
   – Они не борются с Советской Россией. Их враги – большевики. Так мы полагаем, ваше величество.
   – Ах, вы полагаете, – покивал Эдуард. – Замечательно, что вы, адмирал, так много всего полагаете. Вопрос не в том, что вы полагаете. Вопрос в том, знаете ли вы хоть что-нибудь, чёрт вас подери?! Большевики, Россия… Это разве не одно и то же?!
   – Нет, ваше величество. Большевики – не Россия. Как и Россия – не большевики.
   – Адмирал. Я был бы глубоко признателен вам, если бы вы пояснили эту вашу великолепную мысль.
   – Милорд. У Британии, как вам, безусловно, известно, нет вечных друзей, а есть вечные интересы.
   – Это я выучил примерно в том же возрасте, что и вы, адмирал, – дёрнул щекой король.
   – А эти русские выучили нечто весьма похожее. У России только два союзника. Её армия и флот. Сотрудничая с нами, они будут подвергать опасности интересы России. И не важно, какое правительство там заседает. Они убеждены, что должны сами решать свои проблемы.
   – Гм. Это неплохо. Достойная позиция.
   – Они консолидируются и готовятся, – заявил Синклер.
   – К чему же?
   – Вполне вероятно, к войне, ваше величество.
   – Банк?!? К войне?! С кем?!? – король в изумлении посмотрел сначала на адмирала, а затем – на Черчилля, стряхивающего столбик пепла с сигары с с таким выражением лица, словно на свете не существует более увлекательного и важного занятия.
   – С кем угодно, ваше величество.
   – Ну, ещё бы, – Эдуард издал короткий смешок. – Какая прелесть. Просто детективный сюжет, совершенно в духе Филипса Оппенгейма ^[43], – он покачал головой. – И что же вы предпринимаете, адмирал?
   – Ну, поскольку никакой явной угрозы для нас с их стороны не исходит, мы наблюдаем. Разведка – это всегда процесс, ваше величество. А результат, – он развёл руками.
   – Вот именно, – насмешливо прищурился Эдуард. – В отличие от вас, у этих людей результат не замедлил последовать.
   – Это же русские, ваше величество. Они всегда идут напролом.
   Некоторое время тишина царствовала в кабинете. Наконец, Эдуард затушил изрядно укоротившуюся сигару:
   – Позвольте мне резюмировать, адмирал. Итак, частное лицо, о котором ничего толком не известно даже шефу разведки, сначала устраивает государственный переворот в центре Европы, сажает на трон свою марионетку…
   – Ваше величество, Константин – вовсе не марионетка!
   – Я давал вам возможность высказаться, адмирал, – холодно оборвал Синклера король. – Пусть не марионетка. Ещё неизвестно, насколько это лучше. Мало того! Он создаёт законспирированную полувоенную – или просто военную – организацию, овладевает финансовой структурой, входящей в дюжину крупнейших в Британии, расправляется с Ротшильдом – был тот резидентом Коминтерна или нет, установить, как я понимаю, невозможно, – входит в доверие аристократических слоёв нашего общества, через графиню Дэйнборо, – за какой же срок?
   – Э-э… По моим сведениям, он появился в Лондоне в начале апреля тридцать четвёртого. А история с Бристольским кредитом случилась в конце октября того же года, хотя, если считать началом всего кампанию в прессе, она началась в июле.
   – Просто невероятно. Невероятно. Ну, хорошо. Пускай, – король коротко посмотрел на Черчилля и едва заметно усмехнулся. – Неважно. Итак, этот человек, проделав всё это, опять исчезает, и мы не знаем, где он и чем занят. И какие у него планы – на самом деле. Вам не кажется, адмирал, что это просто вопиющее безобразие?
   – Мы знаем, где он, ваше величество, – адмирал тоже посмотрел на Черчилля, – и примерно догадываемся, чем он за…
   – Вы примерно догадываетесь, адмирал, но ни черта не знаете, – насмешливо махнул рукой Эдуард. – Всё, что вам известно, состоит из тщательно дозированной дезинформации, перемешанной с совершенно дичайшими выдумками. В том самом виде и в той самой пропорции, в которой этот, без всякого сомнения, весьма примечательный молодой человек исхитрился вам скормить. А теперь вы, не удосужившись даже разжевать как следует, пытаетесь запихнуть это дерьмо мне в рот. Так вот, адмирал. Пока что я ещё ваш король, нравится вам это или нет.
   – Ваше величество!
   – Помолчите и послушайте меня! Я желаю знать обо всей этой истории абсолютно всё, расписанное буквально по минутам. Вам ясно?
   – Так точно, ваше величество.
   – И не вздумайте спугнуть этих ребят или, того хуже, навредить их усилиям. Это приказ.
   – Слушаюсь, милорд.
   – Превосходно. Можете быть свободны, адмирал. Не смею вас больше задерживать.
   Проводив насмешливым взглядом расплывшуюся фигуру адмирала Синклера, король повернулся к Черчиллю:
   – Вы что-то наверняка хотели сказать, сэр Уинстон. Что-нибудь важное. И, несомненно, не желали произнести ни звука в присутствии адмирала. Слушаю вас с огромным вниманием, дорогой сэр Уинстон.
   – Вы совершенно правы, милорд, – кивнул Черчилль, бросив на короля быстрый, настороженный взгляд. Хватка Эдуарда его насторожила. – Всё, что говорил здесь адмирал Синклер – не более, чем его догадки и результат самой обыкновенной паранойи. Сплошное нарушение принципа Оккама, и ничего больше.
   – Чудесно. Продолжайте, мой дорогой сэр Уинстон, продолжайте.
   – Ваше величество, – Черчилль не отвёл глаз от взгляда короля. – Я настаивал и продолжаю настаивать сейчас, чтобы леди Рэйчел ни во что не впутывали. И дело не только в том, что я доверяю графине, как женщине выдающихся достоинств.
   – Да? – удивился Эдуард. – А я, кстати, слышал, что она…
   – Это чепуха и глупые выдумки завистников, милорд.
   – Хорошо, – легко согласился король и улыбнулся. – Так что же?
   – Я повторяю – всё это чистой воды шпиономания и паранойя. Конечно, не стоит уподобляться старому ослу Саймону и выдавать красному шпиону британский дипломатический паспорт…
   – А это ещё что за история?! – опешил король.
   – О, это, в своём роде, замечательная история, милорд, – хмыкнул Черчилль. – Сэр Джон, будучи главой Foreign Office, выдал дипломатический паспорт человеку, которого считал сыном британского аристократа, проживающего в Канаде. Как выяснилось в прошлом году, этот «аристократ» был вербовщиком из ГПУ. Конечно, мы не стали раздувать из этого большой скандал, а просто аннулировали паспорт. А мистер Гур – никакой не шпион. Вся история – сплошной любовный роман, и ничего больше.
   – Что вы говорите, – вежливо улыбнулся Эдуард. – Неужели?
   – Это именно так, милорд. Я не скрою от вас: если бы я не наблюдал всё это своими глазами в процессе развития, я полностью разделил бы ваш скепсис. Однако – это именно любовный роман, милорд. Всё началось с гибели графа Дэйнборо. «Бристольский кредит» каким-то образом сумел завладеть имуществом графа, обманув бедную девочку, после чего ей пришлось буквально бороться за жизнь – и не только свою: у неё на руках остался этот мальчуган, её брат. Как я уже говорил, графиня – совершенно потрясающе обаятельное существо, само очарование. Благодаря её природному обаянию ей и удалось не только выжить, но даже в некотором роде крепко утвердиться на ногах. Ну, а потом – появился этот мистер Гур. Узнав о роли «Бристольского кредита», он решил его уничтожить, что и проделал с неподражаемым изяществом – действительно в стиле Робина Гуда. После чего уединился с графиней в поместье Мероув Парк – они даже в свете показывались всего несколько раз.
   – А как же история с Ротшильдом?
   – Это удивительное, уникальное, в своём роде, совпадение обстоятельств, милорд. «Бристольский кредит» был кошельком Ротшильда в его деятельности как резидента Коминтерна. Они действительно финансировали массу большевистских, – назовём это обтекаемо, – мероприятий здесь, в Британии. Что же касается фантастических успехов «Falcon Bank and Trust», то они, опять же, продиктованы исключительно личным обаянием леди Рэйчел. Что же касается этой самой «армии» – вряд ли можно назвать армией несколько десятков русских ветеранов, вся задача которых – развлекать юного графа Роуэрика и заменить ему кадетскую школу. Поверьте, милорд, их содержание обходится ничуть не дороже Итона. А то, что они числятся гражданами Андорры, это и вовсе – совершеннейший цирк.
   – Какова вообще связь всего этого с Андоррой? Почему именно «Фалкон» их кредитует? Тоже случайность?
   – Мир тесен, милорд, а земля – шар, – пожал плечами Черчилль. – Этот самый князь Константин, авантюрист, безусловно, из авантюристов, – какой-то не то дальний родственник, не то старый, петербургский ещё знакомец нашего Гура. Вот и всё.
   – Так просто?! Служба безопасности, сэр Уинстон.
   – А, оставьте, милорд, – махнул рукой Черчилль. – Это всё просто игра, и только. Упускать их из поля зрения, разумеется, не следует. Однако говорить об опасности, серьёзности – невозможно. Скорее, напротив. Пусть Синклер и наблюдает, только не очень демонстративно: всё-таки графиня совершенно ни в чём не замешана, зачем её волновать? У бедняжки и без нас хватает забот, да ещё она с ума просто сходит от беспокойства за этого парня: Советская Россия – не курорт, да и отправился он не на прогулку.
   – А Ротшильд?
   – Мистер Гур утверждает, что агенты Коминтерна и ГПУ много лет назад убили его мать, чтобы завладеть их семейной реликвией. Не знаю, так ли это, но очень похоже на правду. В конце концов, он же не виноват, что действительно наскочил на самое настоящее шпионское гнездо с этим Ротшильдом, не так ли? А в Ватикане он действительно побывал, но если с кем и встречался, то исключительно с архивариусами и библиотекарями – искал мальтийские корни своего отца и этой самой реликвии. Это кольцо, которое мужчины в их семье дарят невесте, потом оно переходит по наследству к жене или невесте старшего сына. Похоже, кольцо побывало у Ротшильда, а затем снова отправилось в Россию. Вот это самое кольцо он в настоящее время и разыскивает.
   – Не могу поверить, что вы всё это говорите всерьёз, сэр Уинстон.
   – Разве романтические увлечения не знакомы вам самому, милорд? – удивился Черчилль. – А этот мистер Гур – презанимательнейший персонаж, надо заметить. Необычайно, просто фантастически колоритная и обаятельнейшая личность. Великолепный спортсмен, фехтовальщик, потрясающе удачливый игрок, но без фанатизма, красавец, – в общем, мечта любой светский дебютантки. Эдакий коктейль из графа Сен-Жермена, полковника Лоуренса ^[44], Ланселота и Великого Мерлина. Лет двести назад он выглядел бы, возможно, несколько зловеще, с этим своим пронзительным взглядом, а то и демонически. Но сегодня?! Просто не о чем говорить.
   – И графиня вызывает у вас нежные чувства.
   – Я и не пытаюсь этого скрыть, – кивнул Черчилль. – И Эндрю, юный граф Роуэрик, её брат, совершенно замечательный мальчуган. Кстати, когда графиня пару лет тому назад сломала себе спину во время игры в поло, все думали, что ей конец. А этот… мистер Гур просто вытащил её с того света.
   – Сломала спину?! Каким же образом ему удалось её, как вы говорите, вытащить?!
   – Этого тоже не знает никто, – вздохнул Черчилль. – Вытащил – и всё.
   – И что же дальше? Как же любовный роман?
   – Я думаю, юноша найдёт своё кольцо и вернётся, – улыбнулся Черчилль. – Или изготовит где-нибудь в Италии отличную копию, – слава Богу, сохранился рисунок, весьма подробный. И всё будет прекрасно.
   – Невероятно. Какой-то, действительно, Робин Гуд – и волшебник ещё к тому же. Хорошо, сэр Уинстон, – король, видимо, решил что-то. – Благодарю вас за то, что уделили мне время.
   – Всегда к вашим услугам, милорд, – Черчилль, кряхтя, выбрался из кресла и пожал протянутую руку короля.
   Надо бы сообщить миледи об этом разговоре, подумал Черчилль. Надеюсь, дурачок Виндзор, – Черчиллю было неприятно думать о своём собеседнике как о монархе – успокоится достаточно быстро. Как же он раздражает меня! Ещё и Синклер со своей паранойей – только этого мне не хватало. Старый болван. Черчилль поморщился и, немного прихрамывая – побаливали суставы – прошёл мимо ливрейного лакея, стоявшего у выхода из королевского кабинета. Лакей проводил лорда Мальборо безразлично-отсутствующим взглядом.

* * *

   Разговор с Синклером и Черчиллем, заинтриговав короля до невозможности, всё-таки его утомил. Эдуард не очень-то любил заниматься государственными делами, да ещё и вникать в детали. Королю претила сама мысль о том, чтобы впустить все эти шпионские страсти в собственный внутренний мир. Но всё-таки – я пока ещё король, подумал он. Хочу я этого или нет. И эта история… Интуиция говорила – да что там, истошно вопила ему прямо в ухо! – эта история что-то важное несёт в себе. Важное, в первую очередь, для его, Эдуарда, собственной судьбы, собственной жизни. Знать бы ещё, что?
   Он вызвал руководителя своей личной канцелярии. Этот человек, похожий на страуса, был ему почти неприятен, при всей своей полезности и незаменимости. Почти. А собственно говоря, почему? Неприятен – чем? Может быть, тем, что он не был назначен им самим, а «перешёл по наследству» к нему от покойного отца? Эдуард вообще недолюбливал разведчиков, несмотря на лояльное отношение общества к людям этой профессии, среди которых было немало аристократов, – тот же Черчилль, например. Руководитель личной его величества канцелярии – вовсе не архивариус или придворный чиновник, как могло бы показаться, исходя из невнятного названия самой должности. Вовсе нет. Артур Глокстон – разведчик. И по званию, и по призванию. Можно сказать, милостью Божьей.
   – Присаживайтесь, Артур, – король указал на кресло напротив себя.
   – Благодарю, ваше величество, – Глокстон поклонился, улыбнулся одними губами и сел. – Я готов, ваше…
   – Просто «сэр», Артур. Ведь мы договаривались, не так ли?
   Это была вовсе не попытка стереть границу, несмотря на тон и форму. Эдуард терпеть не мог формул, которые мешали ему добираться до сути. Чем больше было таких формул, тем больше выходил из себя король. Государственные дела требовали от него невероятного, ненавидимого им напряжения. Он не имел к ним привычки. Вот как сейчас.
   – Разумеется, сэр.
   Глокстон, конечно же, знал об этой его слабости. Он всё знает, подумал Эдуард. Презирает меня, считает недостойным наследовать трон Империи. Самое смешное, что я сам так считаю. И тем не менее, мы оба не можем, не имеем права… А что, если попробовать? Король улыбнулся. Он всегда слыл хулиганом и потрясателем устоев.
   – Скажите, Артур. Что вам известно о графине Дэйнборо, «Фалконе» и… мистере Гуре?
   – Сэр? – удивился Глокстон. Удивился, а не сыграл удивление.
   Король увидел это. С тех пор, как он познакомился с Уоллис… С тех пор, как он полюбил эту женщину, – чёрт возьми, будем же называть вещи своими именами! – король заметил, что чувства его обострились. Иногда до такой степени, что он сам этому поражался. Это касалось отнюдь не только его чувства к самой Уоллис, но, пожалуй, не в меньшей степени и всего остального. Он стал замечать запахи и звуки, на которые раньше не обращал внимания. Он стал совсем по-другому смотреть на детей. Или я просто старею, подумал король. Ну, как бы там ни было.