де Монтепен Ксавье. Рауль, или Искатель приключений. Книга 2

   – Любезный Дюран, – перебила она его, – я очень рада вас видеть… Мы поговорим…
   Дюран, боясь запутаться во второй раз, только поклонился до земли. Графиня продолжала:
   – Прежде всего сядьте.
   – Сесть при вас и при вашей дочери?! – вскричал Дюран.
   – Садитесь, – повторила графиня,
   – Я боюсь изменить уважению…
   – Я так хочу!
   В то же время Рива подвинул кресло к Дюрану и, схватив его за плечо, принудил сесть. Купец должен был покориться; но он вознаградил себя насколько возможно, держась, так сказать, в равновесии на кончике кресла.
   – Любезный Дюран, – сказала графиня, глядя прямо в лицо купцу, – почему вы еще не стали префектом?
   При этом неожиданном вопросе Дюран задрожал и чуть было не свалился с кресла.
   – Итак, скажите, почему?
   Дюран мог только прошептать:
   – Ах! Графиня… Я не заслуживаю…
   – Полноте скромничать, – перебила знатная дама.
   – Но… Графиня…
   – Да, да! Вы очень этого заслуживаете, месье Дюран, очень заслуживаете!..
   – Уверяю вас… Смею вас заверить…
   – Я знаю вас лучше, нежели вы думаете, любезный Дюран.
   – Возможно ли?
   – Да, возможно; с тех пор, как я живу у вас, я велела собрать о вас сведения, и они оказались весьма лестными для вас.
   – Ах! Графиня…
   – Вы ведете огромную торговлю…
   – Да… Так…
   – Вы занимаете бесчисленное множество работников на ваших фабриках и в ваших мастерских…
   – Это совершенно справедливо…
   – У вас состояние… Значительное… Доходит до миллиона, не так ли?
   – Немножко поболее, графиня.
   – Как велико?
   – Положим, полтора миллиона, графиня.
   – Вы церковный староста в церкви.
   – Как, графиня, вы знаете?
   – Я вам сказала, что знаю все… Ваше положение очень важно и прочно, и я нахожу, что доставить вам чин – значит только вознаградить вас за заслуги.
   Дюран тоже так думал, только не смел выразить вслух своего мнения. Графиня продолжала:
   – Что вы скажете, например, о звании префекта?
   – Ах, графиня! – вскричал Дюран, самая чудная мечта которого готова была осуществиться.
   И он не мог прибавить ни слова более.
   – Это принесет пользу вашему семейству, не так ли?
   – Ах! Конечно!.. Но я боюсь зависти…
   – Какая вам нужда?
   – Обо мне скажут…
   – Ничего; успех оправдывает все, а вы, любезный Дюран, можете иметь притязания на всевозможные успехи…
   Добрый мещанин задыхался от тщеславия. Высокое мнение, которое составила о нем такая знатная дама, возвысило до крайней степени его личное мнение о собственной особе. Он уселся спокойнее на кресле и машинально погладил кружева своего жабо. Графиня продолжала:
   – Я принимаю участие только в тех людях, которые этого заслуживают. Они редки. Но если уже раз я приняла в ком-нибудь участие, я не оставляю дела своего неконченным… Я до того могу возвысить вас, любезный Дюран, что вы будете стоять гораздо выше пустых нападков и мещанской клеветы!.. И я не ограничусь вами, а займусь всей вашей семьей.
   Дюран не был уверен, что не видит всего этого во сне.
   – Ваш тесть еще жив? – продолжала графиня.
   – Жив… И еще свеж и крепок, как в пятьдесят лет…
   – Чем он был, прежде чем удалился от дел?
   – Он был доктором, графиня…
   – Искусным?
   – Ах! Да еще каким!.. Через его руки прошло более десяти тысяч человек… Он изобрел мазь для ран и эликсир от ломоты.
   – Прекрасно! Почетная профессия! Мы сделаем что-нибудь и для вашего тестя… Мы дадим ему орден Св. Михаила.
   – Орден Св. Михаила!.. – вскричал Дюран.
   – Да! Это доставляет хорошее положение в свете…
   – Но, графиня, он умрет от радости…
   – Ну, в таком случае вы раньше получите наследство… Что же касается звания префекта для вас, то я считаю это дело решенным; но смотрите, храните все в тайне!.. Тайна – душа дел… Те дела, о которых разглашают некстати, редко удаются… Итак, ни слова кому бы то ни было, любезный Дюран.
   – Ах! Графиня! Я лучше отрежу себе язык, нежели произнесу хоть одно нескромное слово…
   – В таком случае все пойдет хорошо, будьте уверены. Я непременно хочу оказать услугу вам и вашим родным и преуспею в моем желании… Даю вам свое графское слово!

VII. Звание префекта и орден

   – После разговора, о котором мы рассказали в прошлой главе, графиня с дочерью занялись покупкой тканей, что и было истинной целью, для которой звали Дюрана. Они начали снова рассматривать образчики. Но на этот раз мадемуазель Артемиза, до сих пор добровольно остававшаяся на заднем плане, взяла на себя главенствующую роль. Вдовствующая графиня в свою очередь уступила ей место, и невеста испанского гранда рассуждала о тканях и выбирала их, выказывая весьма глубокие познания в этом деле. Мы говорим «выбирала», но употребляем слово не совсем точное, потому что графиня решила взять все ткани. Когда эта важная операция была кончена, графиня де Сент-Анилль сказала купцу:
   – Любезный Дюран, мы не будем удерживать вас долее… Ваши минуты драгоценны… Не будем употреблять их во зло… Пожалуйста, прикажите принести нам сегодня же все эти безделицы, а что касается платы, то договоритесь с моим управителем… Это его дело.
   – Графиня! – вскричал Дюран. – Говорить о плате за такую безделицу, как вы изволили выразиться, значит унижать меня…
   – Поэтому я и не говорю ничего… Это касается Рива… Я подумаю о вашем тесте и о вас, любезный Дюран… Будьте же спокойны, орден и звание префекта ваши. Рива, проводите любезного Дюрана…
   В эту минуту, как они уходили, управитель вдруг остановился.
   – Графиня, – сказал он, – я нашел отель…
   – Для того, чтобы купить или нанять?
   – Купить.
   – Вы нашли его удобным?
   – Совершенно.
   – В каком квартале?
   – В Марэ.
   – За какую цену?
   – Ничтожную, сравнительно с его размерами: четыреста тысяч ливров. Хозяин торопится продать, только хочет наличных денег.
   – Так отдайте; это не трудно, мне кажется?
   – Итак, ваше сиятельство, вы приказываете мне купить?
   – Да, велите написать купчую; пусть мне принесут ее подписать… Потом заплатите…
   – Не угодно ли вашему сиятельству прежде осмотреть отель?
   – Нет, я совершенно полагаюсь на вас.
   – Нужно сделать поправки…
   – Много?
   – Да…
   – Тем более есть причины скорее кончить. Закончите сегодня же, а завтра пошлите за рабочими…
   – Я в точности исполню приказания вашего сиятельства…
   Рива вышел вместе с Дюраном.
   – Ах! – вскричал купец, войдя в переднюю. – Как хорошо иметь такое богатство, как у этих знатных людей… Платит в один день четыреста тысяч ливров, как будто бы речь шла о каком-нибудь одном экю… Да это бесподобно!
   – Да, – небрежно возразил управитель, – у нас в самом деле сундучок довольно-таки туго набит, но видите ли, купив этот отель, мы заключаем превосходную сделку. Четыреста тысяч ливров за такой отель! Да это просто даром! Кстати, я думаю, что вы довольны графиней!
   – Доволен ли?.. Скажите лучше, что я от нее в восхищении, в восторге!..
   – А что я вам говорил? Помните? Я сказал вам, что если она примет в вас участие, то займется вашими делами, как будто своими собственными…
   – Это правда, мой достойный друг. Но как я должен вас благодарить!..
   – Меня?
   – Без сомнения. Как много вы помогли мне!..
   – Вовсе нет…
   – Неужели вы еще будете отпираться, что вы не сообщили вашей благородной госпоже все эти сведения?..
   – Но…
   – Агамемнон, не отпирайтесь, умоляю вас!..
   – Ну, если вы угадываете все… Признаюсь!
   – И прекрасно! Видите ли, мой превосходный друг, ради вас я отдал бы… Мою жену!..
   Рива сделал легкую гримасу. Пожертвование мадам Дюран не казалось ему неоспоримым доказательством преданности.
   Друзья расстались. Управитель пошел заниматься отелем, который он покупал для графини де Сент-Анилль.
   Дюран, вернувшись в свой магазин, заставил всех приказчиков мерить и отрезать материю. В тот же день огромные тюки с товарами завалили переднюю на первом этаже. Дюрану, сидевшему в кабинете, доложили о Рива.
   – Ну что ваша покупка?.. – спросил Дюран.
   – Все кончено. Отель наш. Контракт был написан и подписан в несколько минут. Я уже отсчитал и денежки…
   – Поздравляю!..
   – Благодарю. Смею сказать, дельце было проведено искусно. Но не о том речь.
   – О чем же?..
   – Нам принесли ваши товары…
   – Да, уже с час…
   – Написали вы счет?
   – Нет еще…
   – Тем хуже.
   – Какое вам дело?
   – Как какое дело!.. Мы хотим заплатить, а так как счет ваш не готов, то мы и не можем…
   Дюран опустил руки.
   – Заплатать? – вскричал он. – Опять заплатить! Все платить! Но какие вы странные люди? Вы только и говорите, что о деньгах.
   – Мы люди точные, аккуратные, не любим долгов, – с важностью отвечал Рива.
   – Дело идет не о долгах!.. Но бывало ли когда-нибудь, чтобы покупатель уплачивал по такому важному счету через час после покупки.
   – Значит, не бывало, говорите вы?
   – Нет.
   – Так это будет, вот и все.
   – Вы еще не знаете, как велика сумма, и потому заплатите, когда я сам потребую денег.
   – Мне отдано формальное приказание заплатить, и под страхом прогневить графиню я должен исполнить ее приказание.
   – Послушайте, мой превосходный друг…
   – Я слушаю.
   – Вы знаете, что кроме сукон для ливреи, бальных и придворных платьев, мебельных тканей, я обязался доставить белье и кружева.
   – Да, ну так что же?
   – Ну! Не будем же путаться в наших счетах… Когда я поставлю все эти вещи, я представлю вам один общий счет и не откажусь получить плату…
   – Дюран… Дюран… Вы употребляете во зло симпатию, которую внушаете мне!.. Вы ставите меня в неловкое положение перед графиней!..
   – Она не будет знать, заплатили ли вы мне или нет…
   – А если она спросит?..
   – Ах! Боже мой! Вы ответите правду, что вы еще не получили от меня счета…
   – Вы хотите этого непременно?
   – Пожалуйста!
   – Хорошо!.. Я уступаю, но, право, я слишком слаб…
   Дюран рассыпался в благодарности, и управитель воротился во второй этаж.
   Между тем Дюран, после своего разговора с графиней, не мог обуздать своей радости и гордости. Задетый за слабую струну, за свое тщеславие, упоенный уже успехом своей будущей славы, он поспешил распустить слухи о почестях, которые скоро посыплются на него. Прежде чем прошли сутки, весь квартал уже знал об этом. Дюрана приходили поздравлять; некоторые просили даже его протекции. И он принимал со снисходительностью, исполненной достоинства, льстецов и попрошаек. Между тем все семейство его находилось в восхищении, которое легко понять. Тесть, этот медик, изобретатель мази и эликсира, через руки которого, по выражению Дюрана, прошло более десяти тысяч человек, видел уже на груди своей орден и спесиво говорил:
   – Что же тут такого? Я заслужил его!
   – Любезный Дюран, – говорил Агамемнон Рива, – возьмите, пожалуйста, лист пергамента…
   – Зачем?
   – Чтобы написать ваше имя, фамилию, лета, звание и прочее самым красивым почерком…
   – С какой целью?
   – Как? Вы не угадываете?
   – Право, нет!
   – Речь идет о звании префекта…
   – О!
   – Без сомнения; и эта бумага присоединится, как документ для справки, к просьбе, которую пишет теперь графиня, а я ее отнесу вечером к кардиналу Дюбуа…
   Дюран торопливо взял лист пергамента, схватил перо и написал требуемые сведения с каллиграфическим совершенством.

VIII. Тайна кардинала

   На другой день Агамемнон Рива опять пришел к Дюрану за сведениями, но на этот раз он собирал справки по поводу ордена для его тестя.
   – Ах! – сказал он, когда Дюран окончил необходимые отметки, – если бы я был уверен в вашей скромности, мой добрый друг.
   – Ну что ж? – с живостью спросил Дюран.
   – Я мог бы…
   – Вы могли бы… что?
   – Показать вам…
   – Что такое?
   – Нет, нет… Лучше молчать… Я уже и так проболтался…
   – Друг мой… Мой превосходный друг! – вскричал Дюран, любопытство которого было возбуждено до крайней степени. – Я уверен, что вы скрываете от меня какое-нибудь приятное известие…
   – Угадали…
   – О? Что ж такое?
   – Только не сегодня…
   – Пожалуйста…
   – Нет.
   – Заклинаю вас!
   – Нет! Напрасно будете настаивать.
   – Отчего же?
   – Оттого, что я болтун… Что вы не в состоянии будете молчать… И что лучше ничего вам не говорить.
   – Агамемнон, клянусь вам, что я не проболтаюсь.
   – Да… Да… Вы клянетесь, но подобные клятвы никто не держит никогда…
   – Даю вам честное слово!
   – Честное слово?
   – Да.
   – Невозможно сомневаться в вас долее… Вы все узнаете…
   Дюран топал ногами от нетерпения.
   – Вы знаете, – начал управитель, – что вчера я сам отнес кардиналу Дюбуа просьбу от моей благородной госпожи.
   – Да… Да…
   – Кардинал отвечал.
   – Так скоро!..
   – Разве можно заставлять ждать такую важную и знатную даму, как графиня де Сент-Анилль, баронесса де Го-Па и прочее? – величественно спросил Рива.
   – Справедливо! Справедливо! – прошептал Дюран. – Извините… Тысячу раз извините… Я, право, не знаю, как это могло прийти мне в голову.
   – Ответ кардинала я передал моей госпоже, она прочла его…
   – А потом?
   – Потом удостоила сообщить мне и даже оставить у меня…
   – Так что ответ кардинала у вас?..
   – У меня.
   – С вами?
   – Со мной.
   – И вы мне покажете его?
   – Поневоле, когда вы так ужасно любопытны!..
   И управитель, вынув из кармана бумагу с огромной красной печатью, подал ее Дюрану. Тот развернул с глубочайшим уважением и прочел вслух взволнованным и прерывистым голосом:
   «Любезная графиня,
   Я сейчас получил вашу просьбу об одном честном человеке, в котором вы принимаете участие и для которого просите место префекта.
   Я передам его высочеству регенту вашу просьбу и документы, но это только проформа. Считайте дело решенным.
   Почитаю за особенное счастье, что могу доказать вам этим, любезная графиня, что у вас нет более усердного друга, как тот, который остается с горячностью
   Вашим почтительнейшим слугою,
   Дюбуа,
   Кардинал-министр».
   – О, если так… Если так… – пролепетал Дюран, почти обезумев от восторга. – Тогда это дело верное.
   – Неужели вы еще сомневались? – спросил Рива с оскорбленным видом.
   – О! Нет… Нет! – поспешил возразить купец. – Кардинал, кажется, совершенно предан графине! – прибавил он.
   – О! Вполне! Ни в чем на свете он не отказывает ей, хотя вовсе ее не любит.
   – Как? Он ее не любит?
   – Скажу больше – ненавидит.
   – Отчего?
   – Это почти государственная тайна; значит, я не могу доверить ее никому.
   – О! Мне… Мне…
   – Ни вам и ни кому иному.
   – Поверьте мне вашу тайну, Агамемнон, я буду нем как могила.
   Рива не соглашался, Дюран настаивал, настаивал так неотступно и так долго, что управитель наконец согласился, что, впрочем, он делал всегда.
   – Представьте себе, – сказал он, – что случай доставил графине страшное оружие, которым она может погубить министра.
   – О! Это почти невероятно!
   – Неужели вы этому не верите?
   – Верю, верю, от всей души, но это все-таки не мешает, чтоб такое обстоятельство было невероятно.
   – Я объяснюсь, и вы поймете…
   Дюран удвоил внимание, Агамемнон продолжал:
   – Первое условие для звания кардинала заключается в том, чтобы быть аббатом…
   – В этом нет ни малейшего сомнения.
   – Первое условие для звания аббата заключается в том, чтоб быть холостым.
   – Это знают все.
   – Да, но не все знают, что кардинал Дюбуа не может быть ни кардиналом, ни аббатом.
   – О! О! Отчего?
   – Оттого, что он женат.
   – Женат…
   – И жена его жива.
   – Агамемнон, точно ли вы в этом уверены?
   – Брачное свидетельство кардинала находится в руках графини. Вот оружие, о котором я вам говорил. И кардинал это знает, вот почему он раб и враг графини де Сент-Анилль.
   – Но это государственная тайна! – прошептал Дюран.
   – Я вам говорил, мой милый… Сохраните эту тайну, советую вам… Потому что одно слово, сказанное неосторожно, может раскрыть двери Бастилии, из которой вы уже не выйдете.
   Дюран побледнел, и зубы его застучали.
   – Что с вами? – спросил Рива.
   – Я боюсь.
   – Чего?
   – Бастилии…
   – От вас зависит избавиться ее; молчите… И опасности не будет.
   – Увы!.. – пролепетал Дюран. – Можно говорить во сне… А моя жена такая болтунья…
   Разговор на этом прекратился.
   На другой день Рива показал еще письмо, написанное правителем канцелярии регента по делам Парижа. Он требовал точнейших и подробнейших сведений об ученых открытиях и удивительных излечениях старого медика. Эти документы были необходимы, чтобы написать патент на орден Св. Михаила.
   Все семейство Дюрана, на которое должна была разлиться такая великая честь, с поспешностью принялось за дело. Со всеми подробностями описали удивительные открытия доктора с их несравненными результатами, собрали свидетельства наследников его пациентов, и огромная кипа бумаг была представлена графине де Сент-Анилль. Теперь все было в порядке и дело должно было скакать на почтовых.

IX. Бриллианты

   Но что подвигалось еще быстрее, чем хлопоты о приобретении звания префекта для Дюрана и ордена для его тестя, так это бесчисленные покупки графини де Сент-Анилль и ее дочери. Эти покупки доходили уже до шестидесяти тысяч франков. И все-таки Дюран, побуждаемый ненасытным аппетитом прибыли, который ничто не может удовлетворить у честных парижских купцов, ежедневно предлагал двум благородным дамам через своего превосходного друга Агамемнона Рива новые покупки. Изредка управитель заговаривал об уплате; но Дюран всегда отвечал:
   – Неужели вы думаете, что мне нужны деньги?.. Вы мне заплатите через несколько дней… после свадьбы графа Сципиона и прелестной мадемуазель Артемизы… настоящей жемчужины красоты, честное слово!
   И Рива, боясь оскорбить щекотливость друга своего Дюрана, не настаивал сверх меры.
   Наконец графиня получила официальное известие, что граф Сципион через неделю будет в Париже, вместе с семейством испанского гранда первого класса, отца его прекрасной и знаменитой невесты. Это распространило живейшую радость во всем доме, и в первом и во втором этаже.
   – Право, завтра утром вы должны пригласить меня на завтрак, – сказал в этот день Агамемнон Рива Дюрану, – на маленький бесцеремонный завтрак, с глазу на глаз. Мы, со стаканами в руках, будем праздновать счастливое событие, которое переполнит сердца наши радостью…
   Дюран нашел восхитительной эту мысль и обещал угостить Рива кое-каким винцом, достойным пале-рояльского и даже сент-анилльского погреба.
   На другой день было воскресенье. Друзья условились, чтобы завтрак происходил после обедни, на которой Дюран в качестве церковного старосты не мог не присутствовать ни под каким предлогом. Прибавим, что во время обедни Дюран, всегда такой благоговейный и набожный, был на этот раз непростительно рассеян. Он не мог не взглядывать украдкой на почетную скамейку, назначенную для префекта. Что прикажете? Церковный староста все-таки человек! Надо заплатить небольшую дань человеческой слабости.
   В назначенное время приехал Рива. Приятели сели за стол. Завтрак был хорош; он был продолжителен, весел и орошаем частыми и обильными возлияниями. Дюран не понапрасну расхваливал свой погреб. Рива провозгласил это. Будущий префект порядочно подпил, пропел веселую песенку и рассказал несколько игривых анекдотов, в которых был сам главным героем.
   Подали десерт. Оба собеседника облокотились локтями о стол, и разговор продолжался. Дюран рассказал свое приключение с прекрасной меховщицей на улице Пля-д'Этень, той самой красавицей, которой он подарил… ни более ни менее как если бы был маршалом, герцогом Ришелье, известным своей щедростью с женщинами… которой он подарил, говорим мы, превосходный перстень, осыпанный бриллиантами и стоивший тысячу двести ливров. Дюран посвятил десять минут описанию этого удивительного перстня. Он не забыл упомянуть ни об одном из маленьких каменьев, окружавших большой бриллиант.
   – Я вижу, мой милый, – сказал управитель, – вы цените драгоценные камни и любите их.
   – До безумия!
   – Знаток ли вы, по крайней мере?
   – Могу похвастаться…
   – В таком случае я мог бы вам показать кое-что заслуживающее вашего внимания…
   – А! посмотрим!..
   Рива не заставил себя просить. Он вынул из бокового кармана табачного цвета сверток продолговатой формы, обернутый в серую бумагу. Он развернул бумагу, и Дюран увидал зеленый кожаный футляр. Управитель надавил пружину, футляр раскрылся.
   Дюран вскрикнул от изумления и восторга. Хотя дневной свет вообще не так благоприятен, как свет восковых свечей и люстр, чтобы выставить блеск драгоценных каменьев, но все-таки нельзя было не удивиться необыкновенному блеску того, что увидал Дюран. В футляре лежали ожерелья, серьги, несколько булавок, броши, перстни, и все из бриллиантов самой чудесной воды и изумительной величины. Кроме того, там была бабочка из изумрудов, рубинов, топазов и сапфиров!
   Рива дал Дюрану налюбоваться, потом сказал:
   – Как вы это находите?
   – Бесподобно!.. великолепно!.. удивительно!.. – вскричал купец в восторге.
   – Во что вы оцените все это?
   – Но… по крайней мере, все это стоит тысяч пятьсот.
   – Да, по крайней мере, – подтвердил управитель.
   – Я подозреваю, что все эти вещи назначены вдовствующей графиней быть свадебным подарком графу, ее сыну, или графине, ее дочери…
   – Да, это было назначено для моего молодого господина, графа Сципиона…
   – Как было?.. Разве уже теперь нет?..
   – И да и нет… это зависит…
   – От чего?
   – О! Боже мой, от безделицы, только очень досадной…
   – От безделицы… что это за тайна?
   – Не знаю, должен ли я…
   – Да, должны, мой добрый друг, мой превосходный друг.
   – Конечно, у меня нет от вас секретов…
   – И вы прекрасно делаете…
   – Надо вам сказать, что молодой граф Сципион удивительнейший вельможа.
   – Как весь его род! – вскричал Дюран.
   Рива поклонился, потом продолжал:
   – О! но вы не можете составить себе понятия о величии души его, о его удивительном бескорыстии… Представьте себе, этот вельможа, невеста которого имеет от матери полтора миллиона дохода, не считая состояния ее отца и надежд, отказался вступить в имение покойного графа де Сент-Анилль.
   – А! вот как!
   – Да, он говорит, что не хочет, чтобы вдовствующая графиня чего-нибудь лишала себя для него, и довольствуется сотней тысяч экю годового дохода, которые он получает по наследству после своего дяди, великого леомонского приора…
   – Черт побери, – вскричал Дюран, ударив по столу. – Какой достойный молодой человек.
   – Графиня, – продолжал управитель, – тронутая этим, захотела отблагодарить его за такое великодушие каким-нибудь прекрасным подарком…
   – Так и следовало…
   – И велела мне отыскать… Вчера вечером мне порекомендовали жида, которому принадлежат эти бриллианты… Знаете ли, за сколько он уступает их мне?
   – За пятьсот тысяч ливров?
   – Нет, за четыреста.
   – Но они стоят больше…
   – Знаю! но, как кажется, дела этого жида запутались, он уезжает из Франции и хочет непременно, чтобы вся сумма была выплачена в двадцать четыре часа.
   – Да вам ведь все равно, – сказал Дюран.
   – Ошибаетесь.
   – Как?
   – Вернувшись домой, я проверил свою кассу: оказалось, что покупка отеля разорила нас; я нашел только триста пятьдесят тысяч и предложил их жиду, с просьбой подождать остальной суммы с неделю.
   – Он, разумеется, согласился?..
   – Нет; повторяю вам, что он уезжает и ему нужна вся сумма сполна…
   – А!..
   – Я отнес бриллианты к графине и рассказал ей, в чем дело. «Стало быть, вы не можете заплатить?» – сказала она мне. «Не могу, графиня; нам недостает пятидесяти тысяч; сегодня двадцать пятое число, а мы получим деньги только тридцатого». – «Отдайте же назад эти бриллианты». – «Но, графиня…» – «Не нужно никаких но… вы не можете заплатить… возвратите». – «Но есть средство…» – «Какое?»
   Тут управитель за благо рассудил остановиться.
   – Я поступаю как графиня де Сент-Аниллъ, – вскричал Дюран, – и скажу вам: какое же это средство?

X. Дружеская услуга

   – Решительно, – сказал Агамемнон Рива вместо ответа, – я лучше бы сделал, если бы не начинал этого рассказа; я вижу, что не выпутаюсь, не рассердив моей благородной госпожи…
   – Как это? – вскричал Дюран.
   – А вот как! я должен был молчать; но если уж начал, так кончу… ваша скромность мне известна…
   Дюран взял за руку управителя и пожал ее с чувством, насколько к тому способен купец, плотно позавтракавший. Рива продолжал:
   – «Это средство, графиня, – сказал я, – заключается в том, чтобы взять остальные деньги из кассы нашего достойного хозяина… Что значит для него пятьдесят тысяч ливров?.. Я уверен, что в его сундуке лежит в десять раз более…» – «Занимать?.. – вскричала моя благородная госпожа. – Вы с ума сошли, Рива!» – «Совсем нет, графиня…» – «Обращаться к чужой кассе… Никогда!» – «Однако, графиня…» – «Ни слова более; отнесите назад эти бриллианты». Нечего было возражать, и я, отправляясь к вам завтракать, думал: «Очень мне хочется раз в жизни ослушаться графини и попросить от себя этого превосходного Дюрана… Он готов броситься в огонь за нас… Не прибегнуть в этом случае к нему значило бы лишить его единственного средства выразить свою признательность за почести, которые графиня выхлопотала для него и для его родных…»