– В таком случае почему же я оттолкну вас?..
   Вместо ответа молодая женщина продолжала:
   – Сердце мое разрывается, потому что некогда я сделала вам много зла… По крайней мере, способствовала этому… и с того времени я вас люблю… я вас отыскивала повсюду… и в ту минуту, когда я могла бы, может быть, загладить прошлое, я наконец нашла вас… но затем, чтобы лишиться опять, потому что вы хотите умереть…
   И слезы молодой женщины закапали еще чаще и горячее на руку Рауля. Она подняла эту руку и с страстной любовью прижала ее к своим губам.
   – Но кто вы?.. Кто вы?.. – вскричал Рауль.
   – Кто я?.. Увы! Вы это узнаете… узнаете слишком скоро…
   Рауль хотел было настаивать, желая узнать сию же минуту; но карета вдруг остановилась у крыльца маленького особняка, необыкновенно красивого. Дверцы растворились. Рауль и его спутница вышли.
   Следя за розовым домино, Рауль прошел пять или шесть комнат, меблированных с княжеской роскошью. Наконец они оба вошли в маленькую гостиную или, лучше сказать, в будуар, обитый голубым атласом, по которому были вышиты серебром цветы. Кресла, экраны, ширмы из настоящего палисандрового дерева отличались изяществом рисунков. В камине сверкал огонь. Восковые свечи в люстре и двух канделябрах проливали почти дневной свет. Перед камином на столе стояли холодные кушанья, варенья, пирожные, словом, это было то, что обыкновенно называется закуской на случай. Французские и испанские вина сверкали в графинах из венецианского хрусталя. Наконец, стоявшие по обеим сторонам камина две широкие и глубокие козетки, казалось, были приготовлены для сладостного успокоения, для томных мечтаний любви.
   Рауль одним взглядом охватил все подробности, которые мы описали, и еще много других, которые мы пропустили. Он заключил, что находится или у знатной дамы-миллионерши, или у одной из жриц продажной любви. Но Рауль очень мало знал модных развратниц и вовсе не знал настоящих знатных дам. Не видя выхода из своего недоумения, он мог только повторить:
   – Но кто же вы?
   Незнакомка поднесла руку к маске; но в ту минуту, когда она хотела сорвать ее, она вдруг бросилась к ногам молодого человека.
   – Что вы делаете? – пролепетал он, силясь приподнять ее. – Ради Бога…
   – Поклянитесь мне… – перебила молодая женщина, – что, увидав мое лицо, вы не выразите ни презрения, ни гнева… поклянитесь, что выслушаете до конца то, что я хочу вам сказать…
   – Можете ли вы сомневаться?
   – Клянитесь!
   – Хорошо… клянусь!
   Молодая женщина приподнялась.
   – Смотри же, – сказала она, – смотри… но помни, что ты поклялся…
   Маска упала. Рауль увидел обрамленное густыми локонами свежее и кроткое личико, несколько бледное. Одного взгляда было ему достаточно, чтобы узнать ото лицо.
   – Эмрода!.. – вскричал он. – Эмрода!..
   – Да, – пролепетала молодая женщина, потупив голову, – да, Эмрода… та презренная женщина, которая вас ограбила, обокрала… и которая вас любила…
   – Эмрода! – повторил Рауль в третий раз. – Та, о которой я мечтал так часто… – прошептал он, но так, что молодая женщина услыхала. – Благодетельный гений, помогавший мне с таким нежным участием… Эмрода… фея с белокурыми волосами, коснуться которых жаждали мои губы, потому что мое сердце хотело любить ее…
   – Рауль!.. Рауль!.. – вскричала молодая женщина с выражением самой пылкой радости. – Правду ли ты говоришь?
   – Зачем мне лгать, Эмрода?..
   – Нет!.. Это невозможно!.. Невозможно!..
   – Почему?
   – Разве вы все забыли?
   – Напротив, помню…
   – Но эти люди… эти негодяи, которые вас ограбили… вы знали, что я их сообщница?..
   – Их сообщница? Нет, я этому не верю. Конечно, они сделали из вас послушное орудие, употребив средства, мне неизвестные… но если вы были их рабою, вы не были их сообщницей… и доказательством служит то, что эти люди меня обокрали, а вы возвратили мне то, что могли спасти из обломков моего кораблекрушения, вашу часть добычи…
   Эмрода молча плакала; но теперь по ее бархатистым щекам текли слезы радости. Рауль, вынув из кармана часы и подавая их Эмроде, продолжал:
   – О! Я помню, как будто это случилось сегодня, в тот день, когда во второй раз мне подали в гостинице «Золотое Руно» небольшой пакет с моим адресом… помню, как я раскрыл пакет… В нем были эти часы, мое сокровище, драгоценный сувенир. Вместе с часами лежала записочку, на которой написаны были только два слова: «От Эмроды». Я прижал мои губы к этим часам и к записке и вскричал: «Бедная девушка!.. Это была благородная и прекрасная натура, которую погубили случайности жизни!.. Еще так молода!.. Так прелестна!.. С таким благородным сердцем!.. И пала так низко!.. Какие таинственные цепи оковывают ее?.. 05 Зачем она не приходит ко мне!.. Я мог бы еще полюбить ее и возвысил бы ее моей любовью!..»
   Во второй раз Эмрода бросилась на колени перед молодым человеком.
   – Вы это сказали, Рауль? – спросила она, подняв на него свои прекрасные глаза, блиставшие невыразимым блаженством, – вы это сказали?..
   – Сказал и думал, думаю и теперь… и помню, повторяю вам, как будто это случилось сегодня…
   – Ах! – вскричала Эмрода, схватив Рауля в страстных объятиях и прижав к сердцу часы, которые он еще держал в руках: – Эти часы принесли мне счастье!.. Это мой талисман… Да, это мой талисман…
   – Каким образом? – спросил Рауль, заинтересованный этими странными восклицаниями.
   – Неужели вы еще не догадались, – продолжала молодая женщина, покрывая часы безумными поцелуями, – что я узнала вас сегодня в маскараде только по этим часам, так хорошо мне известным?..
   – О! – сказал Рауль, в глазах которого вдруг просиял свет, – теперь я понимаю…
   Искра радости угасла в голубых глазах Эмроды; улыбка исчезла с ее губ, и все лицо приняло выражение мрачного оцепенения. Это выражение не укрылось от Рауля.
   – Что с вами? – спросил он.
   Эмрода не отвечала; но глаза ее не могли оторваться от часов. Стрелки их показывали половину седьмого. Полтора часа тому назад Рауль сказал Эмроде, что он убьет себя через два часа.

XXX. Эмрода

   – Эмрода, – повторил Рауль, взяв руку молодой женщины, – что с вами?
   При этом прикосновении Эмрода сделала резкое движение, как будто пробудилась от тягостного сна. Легкий румянец покрыл ее щеки и лоб. Пламя непреклонной решимости засверкало в ее глазах, и она прошептала не в ответ на вопрос Рауля, но себе самой:
   – Если он еще хочет умереть, мы умрем вместе…
   Рауль понял все и, мы должны признаться, почувствовал быстрое, но глубокое волнение.
   – Бедное дитя… бедное дитя… – сказал он, – неужели это правда, что вы меня любите?..
   – Люблю ли? – вскричала Эмрода. – Он спрашивает – люблю ли я его, Боже мой!
   – Но с каких пор?..
   – Я полюбила вас, Рауль, с первой минуты, когда мы встретились… когда вас представили мне… на я заметила эту любовь гораздо позже… Тогда было уже слишком поздно!.. Вы оставили гостиницу «Золотое Руно», и все мои усилия найти вас были бесполезны… С той минуты, Рауль, я ждала, думая о вас, и не было ни одного часа в моей жизни, ни одной минуты, ни одной секунды, в которую ваш образ не находился бы в моем сердце, а ваше имя на моих губах…
   – И с тех пор, – спросил Рауль с сомнением, – с тех пор вы были верны воспоминанию обо мне… верны вашей любви?..
   – Верна душой и телом! – сказала она торжественно. – Рауль, клянусь вам!
   Недоверчивая улыбка появилась на губах молодого человека. Эмрода заметила эту улыбку и угадала смысл ее.
   – Ах! – вскричала она, – вы все еще сомневаетесь!..
   – Милое дитя, – прошептал Рауль, – неужели вы думаете, что я имею сумасбродное притязание требовать от вас отчета в прошлом?..
   – Это правда, – печально прошептала Эмрода. – Какого отчета можете вы требовать от меня? Что я для вас!.. Какое вам дело, чем я была и что делала?.. Вы меня знаете довольно хорошо и понимаете, что я имею право только на ваше презрение…
   Рауль хотел было возразить; но молодая женщина не дала ему времени произнести слова и продолжала:
   – Однако я умерла бы тысячу раз, прежде чем стала бы неверной памяти о вас и моей любви к вам… Не прошу вас верить, но это правда.
   Рауль не отвечал. Он смотрел, внешне рассеянно, на все предметы, окружавшие его.
   – У кого мы? – спросил он через минуту.
   – У меня, – прошептала Эмрода.
   – А! – сказал Рауль.
   – Это вас удивляет?
   – Конечно, нет! Для вас ничто не может быть слишком прекрасно, ничто не может быть слишком богато, ничто не может быть слишком роскошно!.. Только…
   – Что вы хотите сказать?
   – Я должен вас поздравить: скоро вы разбогатели… Ведь вы богаты, не правда ли?
   – Да, – отвечала Эмрода, – очень богата…
   – Богатство не составляет счастья, – философски заметил Рауль, – однако… способствует ему… Вы получили наследство?
   – Я? От кого?
   – Вероятно, от какого-нибудь родственника.
   – У меня нет родных.
   – А! Очень хорошо, – возразил Рауль. – Я более не настаиваю.
   С некоторого времени тон молодого человека очень изменился. В голосе его уже не слышалось сострадательной нежности, которая делала Эмроду столь счастливой в начале разговора; напротив, теперь тон его был сух и даже насмешлив. Причина этой перемены очень проста. Рауль не верил ни одному слову из того, что говорила ему Эмрода, и сердился на нее за то, что она хотела его одурачить. Ему было бы в тысячу раз отраднее, если б она призналась откровенно, что была фавориткой регента или какого-нибудь генерального откупщика. В самом деле, каким образом иначе объяснить пышность, посреди которой жила бывшая сообщница Бенуа и других мошенников с улицы Жендр? Эмрода прочла как в открытой книге все, что происходило в сердце Рауля.
   – Друг мой, – сказала она ему тихим голосом, – я вам открою тайну моего богатства… Таким образом, моя жизнь будет в ваших руках… Но я буду счастлива этим… если же вы не любите меня, мне лучше умереть…
   В эту минуту часы на камине гостиной пробили семь часов. Дневной свет проникал в комнату сквозь занавески. Рауль взглянул на часы и провел рукою по лбу.
   Семь часов!.. Час, назначенный им для самоубийства. Эмрода проследовала за его взглядом и вдруг помертвела. Взгляд Рауля перешел с часов на расстроенное лицо женщины.
   – Ты все еще хочешь умереть? – сказала она глухим, почти невнятным голосом.
   – Да, еще хочу.
   – Ничто не привязывает тебя к жизни?
   – Ничто.
   Лицо Эмроды отразило сильную боль, терзавшую ее сердце, но тотчас же стало спокойным.
   – Умрем же вместе… – сказала она.
   – Как? – вскричал Рауль, – вы хотите…
   – Я хочу разделить с тобою саван, если не жизнь… – перебила Эмрода. – Да, хочу и умоляю тебя согласиться с моим желанием…
   – Хорошо, – сказал Рауль.
   Эмрода подошла к небольшому комоду и дотронулась до пружины. Комод отворился. Из ящика она вынула маленький хрустальный пузырек, наполненный жидкостью, светлой и прозрачной, как ключевая вода.
   – Что это такое? – спросил Рауль.
   – Яд, убивающий в одно мгновение… без боли…
   – Хватит ли его для двоих?
   – Тут хватит на сто человек. Иголка, обмакнутая в этот яд, убивает так же быстро и верно, как пуля, попавшая прямо в сердце.
   Эмрода поставила пузырек на камин, приготовила две рюмки, наполнила их до половины блестящим вином «лакрима-кристи» и сказала, готовясь откупорить пузырек:
   – Мы разделим…
   Молодой человек остановил ее. Ему уже расхотелось умирать.
   Он понял, во всей ее обширности, истинную, неизмеримую, исключительную любовь Эмроды! Тяжелая ноша мучительной тоски исчезла из его сердца как по волшебству. Он помнил только одно, что Эмрода молода и хороша собой, что она любила его и что ему едва минуло двадцать пять лет. Поэтому, когда изумленная Эмрода обернулась, Рауль обвил ее руками и, приблизив свои горячие губы к ее маленькому уху, как будто изваянному самим Фидием из белого каррарского мрамора, прошептал:
   – Вместо того, чтобы умирать, не лучше ли нам жить… Жить вместе?
   Прешло несколько часов после описанной нами сцены, Рауль и Эмрода уже сидели друг против друга на козетках, стоявших по сторонам камина.
   Рауль рассказывал молодой женщине свою историю. Он не скрыл от нее ни одной из блистательных и несчастных фаз своей жизни, исполненной столь разнообразных приключений. Хижина Риго, замок Ла-Транблэ, Режинальд, похоронный обед, наследники, игорный дом, Дебора, Венера, свадьба, измена жены, мщение, вся эта странная эпопея прошла перед взором Эмроды.
   Она слушала, едва переводя дух, с печалью, с волнением, то смеялась, то плакала. Любовь Рауля ее раздражала… Она разделяла его ненависть, его надежды. Вместе с ним она питала мечты о мщении и подобно ему сожалела, что он отомстил слишком жестоко. Когда Рауль кончил, яркий румянец покрывал щеки Эмроды, глаза ее сверкали как бриллианты. Она была изумительно прекрасна в эту минуту, Рауль стал перед нею на колени и прошептал:
   – О, как хорошо я сделал, что не умер!..

XXXI. Золото

   После последних слов Рауля наступила минута молчания. Потом Рауль, обвив рукою гибкий и трепещущий стан своей молодой и прелестной любовницы, сказал ей:
   – Ты знаешь мою жизнь… теперь твоя очередь говорить. Ты обещала открыть мне тайну твоего богатства… Я жду…
   – О! Мой рассказ будет короток, – отвечала Эмрода. – Но прежде я хочу спросить…
   Рауль весь обратился во внимание. Молодая женщина продолжала:
   – После такой жизни, как твоя, ты должен стоять выше предрассудков, не правда ли?
   – Конечно! – отвечал Рауль.
   – Ты должен принимать людей за то, что они есть, и общество за то, чего оно стоит…
   – И Бог мне свидетель, – вскричал Рауль, – что я ценю к то и другое в их настоящую цену!
   – Ну, а если бы теперь тебе предложили безграничное владычество, полную власть, словом, всемогущество, с условием начать против этого общества, которое ты презираешь, тайную, но ужасную войну, в которой ты всегда был бы победителем…
   – Далее?
   – Согласился бы ты принять эту власть?
   – Не колеблясь.
   – Точно?
   – Клянусь!..
   – В таком случае, Рауль, эту власть, это владычество, это всемогущество предлагаю тебе – я!
   – Ты, Эмрода?..
   – Да, я… Я, бедная Эмрода…
   – Ты говоришь серьезно и с убеждением, дитя мое. Однако против воли я спрашиваю себя, не насмехаешься ли ты надо мною или не сошла ли ты с ума?..
   Торжествующая улыбка засияла на коралловых губах Эмроды.
   – Не властелин ли этого мира золото? – спросила она спокойным голосом. – Согласен ли ты с этим, Рауль?
   – Согласен.
   – Не имеет ли преимущества царство богатства перед всеми другими? Не правда ли? Надеюсь, что ты и с этим согласен?..
   – Да, если только это богатство огромно, неизмеримо, неограниченно, как та власть, о которой ты сейчас говорила.
   – Человек, который ежеминутно может черпать сокровища столь же неисчислимые, как песчинки на морском берегу, был бы, если б захотел, неограниченным властителем?..
   – Да… Но такое богатство не существует…
   Эмрода встала со своего места, схватила Рауля за руку и сказала ему:
   – Пойдем со мной…
   Рауль позволил увлечь себя. Эмрода подошла к стене и приложила палец к одному из серебряных цветков, вышитых на обоях. Маленькая дверь, необыкновенно искусно скрытая в многочисленных складках материи, без шума повернулась на невидимых петлях. Молодая женщина ввела Рауля в комнату средней величины. В этой комнате не было никакой мебели. Стены исчезали под грудами мешков, занимавших почти всю комнату от пола до потолка.
   – Это что такое? – спросил Рауль.
   Эмрода, вместо ответа, хотела развязать один из мешков; но ее крошечные пальцы не могли распутать веревки. Она сделала нетерпеливое движение, потом обернулась к своему любовнику и сказала ему:
   – Дай мне твою шпагу…
   Рауль повиновался. Эмрода разрезала один из мешков. Из отверстия посыпались на пол золотые монеты. Эмрода разрезала второй мешок, потом третий. Металлический каскад наполнил комнату с веселым журчанием. Странное наводнение все более и более увеличивалось. Золото доходило уже до икр Рауля и его подруги. Пораженный изумлением, молодой человек не мог верить глазам и спрашивал себя, наяву ли видит он все это.
   – Ну, что ты теперь скажешь? – спросила Эмрода, улыбаясь.
   Рауль не отвечал; молодая женщина продолжала:
   – Эти груды золота, удивляющие и ослепляющие тебя, не составляют и миллионной части того богатства, которое я могу тебе доставить.
   – Но кто же ты? – пролепетал Рауль. – Фея? Гений?
   – Я – царица, – отвечала Эмрода.
   – Царица… – повторил молодой человек.
   – Царица фальшивомонетчиков Проклятого Замка!
   Рауль взглянул на Эмроду, потом, с живостью наклонившись, поднял горсть золота и начал рассматривать каждую монету, как ростовщик, дающий деньги взаймы, рассматривает бриллиант, который ему принесли в залог. Но самый внимательный осмотр опроверг в его глазах смысл слов Эмроды.
   – Ты насмехаешься надо мною, – сказал он, бросая луидоры, которые держал в руках, – это настоящее золото…
   – Ты видишь, по крайней мере, – возразила Эмрода, – что оно может обмануть людей, знающих в этом толк…
   – Как? Ты все еще продолжаешь уверять?
   – Подтверждать истину… Да, конечно.
   – Но то, что ты говоришь, невероятно!..
   – Невероятно, однако справедливо… через минуту ты убедишься…
   Эмрода опять увела Рауля в маленькую гостиную с голубыми обоями. Она затворила таинственную дверь, и молодые люди снова уселись на свои места у камина.
   Эмрода начала тогда рассказ, слишком длинный для того, чтобы мы решились передать его вполне. Однако мы изложим его суть.
   В один день после эпизода с «Серебряным Бараном», когда молодая женщина была еще сообщницей шайки мошенников с улицы Жендре, к ней явился незнакомец.
   – Милостивая государыня, – сказал он ей без всяких предисловий, – я пришел к вам послом.
   – От какой державы? – смеясь, спросила Эмрода.
   – От державы, которая предлагает вам корону.
   – Какую?
   – Корону богатства и роскоши, так как вы уже имеете корону грации и красоты… Другими словами, вам предлагают огромное богатство… Принимаете ли вы его?
   – Это зависит…
   – От чего?
   – От условий.
   – О! Они очень просты.
   – Посмотрим.
   – Надо только иметь самый изящный особняк, самые великолепные экипажи, давать празднества, словом, ввести в обращение как можно более золота.
   – До сих пор все это мне кажется очень легким. Потом?
   – Больше ничего.
   – Как? Только это?
   – Да…
   – Невозможно!
   – Уверяю вас!
   – Полноте, должно быть, есть еще какое-нибудь словечко, которое вы еще не произнесли…
   – Точно; но это словечко для вас ничего не значит…
   – Все-таки я должна его знать…
   – Вот оно: золото, которое вы будете тратить – фальшивое.
   Эмрода задрожала.
   – Фальшивая монета? – вскричала она.
   – Именно фальшивая, – подтвердил незнакомец с самым естественным видом.
   – Но разве вы не знаете, милостивый государь, что фальшивомонетчиков колесуют заживо на Гревской площади?
   – Мне всегда было это известно.
   – Прекрасная перспектива!
   – Для вас она не существует.
   – Каким же образом?
   – Опасности нет никакой.
   – Докажите.
   – Сейчас.
   Незнакомец вошел тогда в подробности чрезвычайно сложные, стараясь доказать Эмроде, что она имеет дело не с обыкновенными фальшивомонетчиками, жалким образом исполняющими свое неискусное подражание и попадающими в полицию при выпуске десятой монеты. Дело шло об огромной операции, организованной удивительнейшим образом. Мастерская находилась в старом замке, в нескольких лье от Сен-Жермена; точность воспроизведения была такова, что посредством смеси металлов, еще не известной ни толпе, ни ученым, золотые монеты могли обмануть людей самых опытных, самых проницательных. Эмрода заметила незнакомцу, что если дело находилось в подобном положении, то она не понимает, чем она может быть полезна обществу фальшивомонетчиков. Незнакомец ожидал этого возражения.
   – Я буду иметь честь объяснить вам, – сказал он, – и надеюсь убедить.

XXXII. Царство

   В самом деле, незнакомец объяснил Эмроде очень ясно и очень категорически, что почтенное общество, которого он был послом, не знало, в буквальном смысле слова, куда деваться со своим богатством – болезнь редкая и очень завидная! Эти честные люди не знали, каким образом пустить в обращение огромные суммы, с каждым днем накоплявшиеся в подземельях старого замка. Им было необходимо завязать сношения в свете, чтобы легче и скорее найти себе сообщников, на которых не могло бы пасть подозрение. Можно угадать, что они заранее бросали свои сети на некоторых мотов, принадлежащих к знаменитым фамилиям, и что женщина одинокая, женщина, соединяющая тройные условия – молодости, ума и красоты, могла заложить первый фундамент для этих сношений. Случай свел их с Эмродой, и им показалось, что они не могут сделать лучшего выбора.
   В самом деле, Эмрода, богатая, знаменитая красотою и роскошью, живущая открыто, дающая блистательные празднества, непременно должна была привлечь к себе отборнейших повес и развратников высшего общества. Таким образом, Эмрода без сомнения могла сделаться самой модной куртизанкой, а особняк ее – нейтральным местом, в котором фальшивомонетчики имели возможность встречаться с сыновьями знатных вельмож и ловить рыбу в мутной воде.
   Предложение, сделанное в таком виде, можно было принять, и Эмрода действительно приняла его. С той минуты молодая женщина явилась в свете под псевдонимом госпожи де Сан-Люкар (к чему это испанское имя?) и изумила Париж великолепием своих экипажей. В скором времени во всей столице только и говорили, что о прелестной иностранке, о ее отеле, о ее вечерах. Вошло в моду бывать у нее и среди знатнейших вельмож королевства, многие добивались милости быть приглашенными на ее вечера. Никогда женщина не имела больше поклонников, чем Эмрода, и однако – странное дело! – у ней не было ни одного любовника.
   Эмрода скоро приобрела над своими сообщниками неограниченную власть. Начальник фальшивомонетчиков скоро умер, и молодую женщину провозгласили царицей этого странного общества. Это-то царство хотела она теперь передать Раулю. Такова была сущность рассказа Эмроды. Она окончила его, говоря:
   – Эта верховная власть в моих руках не более чем опахало… В твоих – она была бы скипетром… Рауль, принимаешь ли ты ее?
   Молодой человек обдумал все, пока Эмрода рассказывала.
   Потому он отвечал не колеблясь:
   – Принимаю.
   – Да здравствует же король! – вскричала Эмрода.
   И обвив обеими руками голову своего возлюбленного, она страстно поцеловала его.
   – Теперь, – спросила она через минуту, – мой король должен мне сказать, когда он хочет явиться своим подданным.
   – Моим подданным? – повторил Рауль, смеясь. – А кто они?
   – Члены подземной и таинственной колонии.
   – Обитатели Проклятого Замка, не так ли?
   – Именно.
   – Мы поедем, когда тебе будет угодно, любезная Эмрода.
   – У меня нет воли… реши сам…
   – Хочешь сегодня?
   – Я хочу, чего хочешь ты.
   – У тебя могут быть другие планы.
   – Мой план – любить тебя всегда, мой Рауль… У меня нет других планов.
   – За сколько времени можем мы приехать в замок?
   – Часа через четыре… у меня на дороге три перемены лошадей.
   – Можно в замке заночевать?
   – Так же удобно, как здесь; в нем все приготовлено для приема. Мы найдем и ужин, и теплую комнату.
   – Едем же через два часа.
   – Почему же не раньше?
   – Я должен буду на минуту оставить тебя.
   – Куда же ты идешь? – спросила Эмрода с оттенком ревности.
   – К себе домой.
   – Зачем?
   – Я должен предупредить, что я не вернусь на ночь…
   – Предупредить! Кого?
   Рауль не мог удержаться от улыбки.
   – Моего бедного камердинера, – отвечал он, – моего верного Жака… единственное существо, любившее меня на этом свете, прежде чем ты полюбила меня…
   – Ну так ступай же, – сказала Эмрода, – и возвращайся скорее…
   Говоря таким образом, она позвонила. Прибежал лакей. Эмрода приказала подать карету, которая стояла запряженная день и ночь.
   В этом-то великолепном экипаже приехал Рауль в свою скромную квартиру. Он не хотел взять с собою Жака; но оставил ему денег, предупредив, что, может быть, не вернется дня два или три. Потом он снова сел в карету и возвратился в отель Эмроды, который с этих пор считал своим.
   Рауль заметил, что у крыльца дожидалась другая карета, и узнал, что курьер уже ускакал вперед распорядиться о перемене лошадей. Эмрода ждала своего возлюбленного уже одетая. На ней била фиолетовая бархатная шуба на дорогом меху. Маленькая серая пуховая шляпка чуть держалась на ее очаровательной головке. В этом наряде молодая женщина была восхитительнее обыкновенного. Рауль заметил ей это. Эмрода поблагодарила его поцелуем.
   Карета, в которой они должны были отправиться в замок, была чрезвычайно удобна, но очень проста, без всяких украшений, без позолоты, без гербов, без вензелей; кучер и лакей были в серой ливрее без галунов. Лошади, чудеснейшей породы, были гнедые, а сбруя черная, словом, этот экипаж не должен был привлечь ничьего внимания. Разве только поразительная красота лошадей могла бы остановить на себе взгляд знатока.