Страница:
Не было сомнений, что своею в общем-то невынужденной откровенностью, Кастен старается вызвать у меня доверие. Он не раскаивался и не пытался свалить вину на кого-то другого, он знал на что шел, он видел перед собой цель, которая оправдывала любые средства. Любопытство жгло меня изнутри, и именно любопытство, а не доверие, все больше и больше склоняло меня к мысли, не дать ли ему и остальным галеафам шанс установить контакт с Энтомологом. Теперь я понимал, почему Мартин согласился помогать галеафам. Любопытство сродни безумию. Но чтобы не обмануться я запишу контакт на видео. Когда выберусь, покажу запись Мартину и остальным. А чтобы Мартин совсем лопнул от зависти, скажу ему, что Энтомолог лично присутствовал при контакте, но просил его не снимать. Он явился в образе высокого седого старика в белых одеждах, с бородою и нимбом, много шутил и вообще мне понравился… Нет, в старика, пожалуй, Мартин не поверит. Скажет, что мне приглючился Рассвел. Пусть будет черный пудель — Мартину это ближе. В пуделя он поверит. Да, пудель — это в самый раз…
— Вы меня слушаете? — спросил Кастен.
— Комлог слушает. А что?
— У вас была странная улыбка.
— Она у меня всегда странная.
По спине у меня пробежали мурашки. За вычетом Кастена и старушки в парике, все галеафы ведут себя так, будто никогда меня в глаза не видели. Я попытался представить себе Кастена в УНИКУМе и с сумкой на плече. Не выходило — комплекция не та…
— Кастен, — сказал я, — зачем ты все берешь на себя? Кого ты выгораживаешь?
— С чего вы взяли? — задергался он. — Я убил…
— Верю, убивал ты, но на Ундине в меня стрелял кто-то другой. Говори, кто он. Или его здесь нет?
— Стрелял я, — отрезал Кастен. — И могу это доказать, если вам так требуются доказательства…
За спиной прошуршала дверь. Вместо того, чтобы сразу же оглянуться, я выключил комлог и принялся залеплять рот Кастену. А он замотал головой, отплевывая пластырь в сторону. Потом… потом, должно быть, Энтомолог наступил на муравейник, потому что на голову мне обрушился потолок вместе с верхними ярусами Терминала.
Окружавшую меня тьму я списал на повязку на глазах либо повреждение зрительного нерва. Постепенно тьма сменилась ярким светом. Я увидел небо и солнце. Четверо галеафов держали меня за руки и за ноги как пойманную дичь, и тащили вверх по травянистому холму, ногами вперед. Я узнал этот холм: у его подножия притулилась ферма Луизы Кастен. Значит Ундина. Инженер-канальщик и философ держали меня за руки. Харриган и Жорж Кастен — за ноги. Харриган шел справа, обхватив мою правую ногу левой рукой. Его правая рука была обожжена. Впереди всех шел человек, забинтованный с ног до головы, как свежая мумия. Когда он обернулся, я узнал в нем Первого Наблюдателя, пациента с видеозаписи. Медик семенил слева, постоянно спотыкаясь. Его я узнал по белому халату, но никак не мог разглядеть лица. Я попытался откинуть голову и посмотреть назад, но голова не откинулась, словно ее кто-то поддерживал. Из короткого диалога я понял, что галеафши идут следом. Кто-то из них поддерживал мою голову. Вырываться я не пробовал, потому что не чувствовал ни рук, ни ног. Задницу я чувствовал, когда ею задевали за низкие, колючие кусты. Медик попросил приподнять меня повыше. Его просьбу исполнили; я перестал чувствовать и задницу. Голос медика показался и чужим и одновременно знакомым. Хотел что-то сказать, но не смог, потому что рот был залеплен пластырем. Мне стало противно от мысли, что это быть может тот самый кусок пластыря, которым я залеплял рот Кастену.
Подъем становился все тяжелее, но Первый Наблюдатель запретил делать привал. Философ обливался потом и жаловался, что у него вот-вот отнимутся руки. Наконец мы достигли вершины. Она была совершенно лысой, словно траву выкосило ветром. Специально для моей головы с трудом нашли травянистую кочку, положили. Трава пахла нафталином. Харриган, мертвецки бледный и с паленой раной на груди, подошел, наклонился и придавил мне голову ладонью. Теперь я смотрел строго вверх. Старушка в парике согнала с моего носа ундинского муравья. Я поблагодарил ее взглядом. «Не за что», — сказала она, потом с обидой добавила: «Вы мне лгали, вам не понравились мои пирожки, а я так старалась!»
Галеафы встали вокруг меня и стали что-то петь на незнакомом языке. Ундинское солнце палило вовсю. Ни одно облако не рискнуло его закрыть: все облака огибали солнце по дуге. Я чувствовал, что что-то не так. Долго не мог понять, что именно мне кажется неправдоподобным. Наконец понял: несмотря на то, что ундинская трава была под самым моим носом, я не чихал и глаза не слезились. Антиаллергены я не принимал неделю как минимум, следовательно, я сплю. Сказанные Первым Наблюдателем слова «Да проникнет в него Его семя», я выслушал с улыбкой.
Темноту рассек свет фонаря. Меня снова куда-то тащили. Лемуры! — пожелал я всем сердцем. Снова ошибся: то был Зейдлиц и еще три ДАГАРца. Они вынесли меня в коридор и положили на пол. Невролог с фельдшером подсоединили провода медконсультанта.
— Как ты? — спросил Зейдлиц.
— Уйди… человек, — сказал я.
На мгновение он мне поверил. Услышав ответ, невролог зашелестел пакетом с шлемом для проверки на галеафность. Зейдлиц приказал отставить.
Шеф вырос как из алеф-измерения. Он изучил заключение медконсультанта и сказал:
— Здоровье надо тратить с умом.
— Почему я ничего не чувствую? — спросил я.
— Прежде чем привести тебя в чувство, тебе ввели обезболивающее.
— А где галеафы?
— Туда посмотри, — он указал в сторону зала ожидания.
Я приподнялся на локтях и посмотрел.
Галеафы лежали голова к голове, держась за руки и образуя звезду. Глаза у них были открыты. На груди у старушки я заметил несколько карточек. Две карточки соскользнули на пол — наверное, в тот момент, когда она выпустила их, чтобы взять за руку инженера, смотревшего в потолок все тем же критическим взглядом… Ближе всех ко мне лежал Кастен. На его лице застыла улыбка человека, услышавшего приятный комплемент.
— Они…
— …мертвы.
У меня подкосились локти. Итак, Передача состоялась. Кастен добился своего. Ожидал ли он, что свидание с Энтомологом закончится для них смертью? Кастен был со мной откровенен. Потому что знал, что умрет? Нет, не может быть. Он говорил слишком спокойно. У него была цель, но целью не была смерть. Энтомолог их обманул. Конечно, муравьем больше — муравьем меньше…
— Знать бы, какой анекдот рассказал им Энтомолог перед тем как убить, — сказал Зейдлиц, глядя на мертвых наблюдателей.
Я спросил Шефа, на чем я прокололся.
— На ком, Федр, на ком… Я же предупреждал, что Харриган встречался с кем-то из галеафов помимо Кастена.
— Я проверил. Никого из галеафов не было на записи за шестнадцатое апреля. Они все признали во мне Харригана. Кроме Кастена, конечно.
— Вот именно! Ты сыграл свою роль слишком хорошо. Он ВСЕ тебе поверили. И он — тоже.
— Кто, он?
— Вот он, — Шеф махнул куда-то в сторону загрузочного тоннеля. Я снова приподнялся. ДАГАРцы клали на носилки человека в белом медицинском халате. Я понял, что не видел его среди галеафов, лежавших в зале ожидания.
— Он не галеаф?
— Не галеаф. Обычный врач, следовавший на сорок-десятый Терминал. Он транспортировался вместо седьмого галеафа. Тот сообразил, что ты самозванец и сбежал до транспортировки. А этот принял тебя за предводителя — предводителя группы сумасшедших. А Кастена — наоборот: за нормального человека, который пытался вас остановить. Скорее всего, именно он тебя оглушил и освободил Кастена.
Я выругался с упором на самокритику.
— Ладно, — сказал Шеф, — расслабься. Даже генератор случайных чисел иногда ошибается.
— Спасибо, утешили… Он жив?
— Да вроде.
— Шеф, как вы думаете, почему Кастен оставил нас в живых? Или иначе: оставил бы он нас в живых, если бы не знал, что умрет во время Передачи?
— Вероятно, он ждал указаний о том, как с вами поступить, от Энтомолога.
— Это самое удобное объяснение.
— В большей степени для тебя, — уловив мою мысль, заметил Шеф.
— Запись цела? — спросил я.
— Цела. Потом прослушаем. Сейчас лечись… хм… на здоровье.
После того как тела галеафов были убраны, меня переправили в лазарет на Терминале 4010. Медик, по чьей вине я упустил галеафов, оказался на соседней койке. Когда меня привезли, он спал. Уложив меня, медсестра вооружилась шприцом со снотворным. Я попросил убрать из палаты все тяжелые предметы. Ни за одного из нас я не ручаюсь, сказал я. Она успокоила меня, сказав, что за нами будут следить по монитору. Потом сделала укол, который успокоил меня бесповоротно. Утром я проснулся от прикосновения чего-то холодного к моей руке. Не успел открыть глаза, как услышал знакомый щелчок. Сосед — перепуганный и бледный — отскочил к своей койке. Приковав меня к кровати моими же наручниками, он теперь чувствовал себя в относительной безопасности. Наручники он стащил из куртки. Слава Зейдлицу! — он не вернул мне бластер. Через какое-то время пришла вчерашняя медсестра в сопровождении врача и Шефа. Судя по их лицам, они вдоволь повеселились, наблюдая через установленную в палате камеру наблюдения как меня обездвиживают. Наверное, они ждали интересного продолжения, но медик ничего такого больше не предпринимал, поэтому они решили вмешаться. Медсестра увела его куда-то, врач осмотрел меня и сказал, что все в порядке. Когда он ушел, Шеф заметил, что он надеялся, что мы с тем поддельным галеафом подружимся. Мы немного поболтали, потом он пошел послушать, что медик скажет Зейдлицу. Вернулся где-то через час. Ничего неожиданного медик Зейдлицу не сообщил. О Передаче он знал едва ли больше меня. Кастен оглушил его и связал сразу после того, как тот его освободил. Разумеется, Зейдлиц проверил его прибором для распознания галеафов и, разумеется, результат был отрицательным. Теперь Зейдлиц озадачен поисками девятого галеафа, удравшего с ТКЛ-4009 в тот момент, когда я оказался в очереди на транспортировку вместо капитана Харригана. Галеаф, видимо, был не самым сознательным, раз он не предупредил остальных. Камера наблюдения на ТКЛ-4009 успела его заснять.
— Ничего не могу гарантировать, — сказал я, вглядываясь в физиономию на снимке. — Передача начисто вышибла из головы все триста снимков за шестнадцатое апреля. Помню только попугая в клетке. Красно-синий ара, говорит на латыни и венгерском. Это случайно не его хозяин?
— Когда не надо, память у тебя действительно феноменальная, — скривился Шеф. — Этот субъект был знаком с Харриганом и Кастеном. Он знал, кто ты такой, и это он стрелял в тебя на Ундине. Ну так кто это? — Он продолжал тестировать мои мозги на предмет полного выздоровления. — Его имя тебе известно, ты даже с ним однажды разговаривал.
— Доктор Томальди, глава экологического контроля на Ундине и знакомец спасателя Алексеева.
— Угадал, — ухмыльнулся Шеф.
— Что с ним сделают, когда поймают?
— Не наша забота, — сказал Шеф, заменив (думаю, из уважения к моему состоянию) единственное число второго лица на множественное первого.
Настаивать я не стал. Я подумал, что когда Татьяна вернется из экспедиции, я попрошу Зейдлица одолжить мне галеафометр.
Эпилог
— Вы меня слушаете? — спросил Кастен.
— Комлог слушает. А что?
— У вас была странная улыбка.
— Она у меня всегда странная.
По спине у меня пробежали мурашки. За вычетом Кастена и старушки в парике, все галеафы ведут себя так, будто никогда меня в глаза не видели. Я попытался представить себе Кастена в УНИКУМе и с сумкой на плече. Не выходило — комплекция не та…
— Кастен, — сказал я, — зачем ты все берешь на себя? Кого ты выгораживаешь?
— С чего вы взяли? — задергался он. — Я убил…
— Верю, убивал ты, но на Ундине в меня стрелял кто-то другой. Говори, кто он. Или его здесь нет?
— Стрелял я, — отрезал Кастен. — И могу это доказать, если вам так требуются доказательства…
За спиной прошуршала дверь. Вместо того, чтобы сразу же оглянуться, я выключил комлог и принялся залеплять рот Кастену. А он замотал головой, отплевывая пластырь в сторону. Потом… потом, должно быть, Энтомолог наступил на муравейник, потому что на голову мне обрушился потолок вместе с верхними ярусами Терминала.
Окружавшую меня тьму я списал на повязку на глазах либо повреждение зрительного нерва. Постепенно тьма сменилась ярким светом. Я увидел небо и солнце. Четверо галеафов держали меня за руки и за ноги как пойманную дичь, и тащили вверх по травянистому холму, ногами вперед. Я узнал этот холм: у его подножия притулилась ферма Луизы Кастен. Значит Ундина. Инженер-канальщик и философ держали меня за руки. Харриган и Жорж Кастен — за ноги. Харриган шел справа, обхватив мою правую ногу левой рукой. Его правая рука была обожжена. Впереди всех шел человек, забинтованный с ног до головы, как свежая мумия. Когда он обернулся, я узнал в нем Первого Наблюдателя, пациента с видеозаписи. Медик семенил слева, постоянно спотыкаясь. Его я узнал по белому халату, но никак не мог разглядеть лица. Я попытался откинуть голову и посмотреть назад, но голова не откинулась, словно ее кто-то поддерживал. Из короткого диалога я понял, что галеафши идут следом. Кто-то из них поддерживал мою голову. Вырываться я не пробовал, потому что не чувствовал ни рук, ни ног. Задницу я чувствовал, когда ею задевали за низкие, колючие кусты. Медик попросил приподнять меня повыше. Его просьбу исполнили; я перестал чувствовать и задницу. Голос медика показался и чужим и одновременно знакомым. Хотел что-то сказать, но не смог, потому что рот был залеплен пластырем. Мне стало противно от мысли, что это быть может тот самый кусок пластыря, которым я залеплял рот Кастену.
Подъем становился все тяжелее, но Первый Наблюдатель запретил делать привал. Философ обливался потом и жаловался, что у него вот-вот отнимутся руки. Наконец мы достигли вершины. Она была совершенно лысой, словно траву выкосило ветром. Специально для моей головы с трудом нашли травянистую кочку, положили. Трава пахла нафталином. Харриган, мертвецки бледный и с паленой раной на груди, подошел, наклонился и придавил мне голову ладонью. Теперь я смотрел строго вверх. Старушка в парике согнала с моего носа ундинского муравья. Я поблагодарил ее взглядом. «Не за что», — сказала она, потом с обидой добавила: «Вы мне лгали, вам не понравились мои пирожки, а я так старалась!»
Галеафы встали вокруг меня и стали что-то петь на незнакомом языке. Ундинское солнце палило вовсю. Ни одно облако не рискнуло его закрыть: все облака огибали солнце по дуге. Я чувствовал, что что-то не так. Долго не мог понять, что именно мне кажется неправдоподобным. Наконец понял: несмотря на то, что ундинская трава была под самым моим носом, я не чихал и глаза не слезились. Антиаллергены я не принимал неделю как минимум, следовательно, я сплю. Сказанные Первым Наблюдателем слова «Да проникнет в него Его семя», я выслушал с улыбкой.
Темноту рассек свет фонаря. Меня снова куда-то тащили. Лемуры! — пожелал я всем сердцем. Снова ошибся: то был Зейдлиц и еще три ДАГАРца. Они вынесли меня в коридор и положили на пол. Невролог с фельдшером подсоединили провода медконсультанта.
— Как ты? — спросил Зейдлиц.
— Уйди… человек, — сказал я.
На мгновение он мне поверил. Услышав ответ, невролог зашелестел пакетом с шлемом для проверки на галеафность. Зейдлиц приказал отставить.
Шеф вырос как из алеф-измерения. Он изучил заключение медконсультанта и сказал:
— Здоровье надо тратить с умом.
— Почему я ничего не чувствую? — спросил я.
— Прежде чем привести тебя в чувство, тебе ввели обезболивающее.
— А где галеафы?
— Туда посмотри, — он указал в сторону зала ожидания.
Я приподнялся на локтях и посмотрел.
Галеафы лежали голова к голове, держась за руки и образуя звезду. Глаза у них были открыты. На груди у старушки я заметил несколько карточек. Две карточки соскользнули на пол — наверное, в тот момент, когда она выпустила их, чтобы взять за руку инженера, смотревшего в потолок все тем же критическим взглядом… Ближе всех ко мне лежал Кастен. На его лице застыла улыбка человека, услышавшего приятный комплемент.
— Они…
— …мертвы.
У меня подкосились локти. Итак, Передача состоялась. Кастен добился своего. Ожидал ли он, что свидание с Энтомологом закончится для них смертью? Кастен был со мной откровенен. Потому что знал, что умрет? Нет, не может быть. Он говорил слишком спокойно. У него была цель, но целью не была смерть. Энтомолог их обманул. Конечно, муравьем больше — муравьем меньше…
— Знать бы, какой анекдот рассказал им Энтомолог перед тем как убить, — сказал Зейдлиц, глядя на мертвых наблюдателей.
Я спросил Шефа, на чем я прокололся.
— На ком, Федр, на ком… Я же предупреждал, что Харриган встречался с кем-то из галеафов помимо Кастена.
— Я проверил. Никого из галеафов не было на записи за шестнадцатое апреля. Они все признали во мне Харригана. Кроме Кастена, конечно.
— Вот именно! Ты сыграл свою роль слишком хорошо. Он ВСЕ тебе поверили. И он — тоже.
— Кто, он?
— Вот он, — Шеф махнул куда-то в сторону загрузочного тоннеля. Я снова приподнялся. ДАГАРцы клали на носилки человека в белом медицинском халате. Я понял, что не видел его среди галеафов, лежавших в зале ожидания.
— Он не галеаф?
— Не галеаф. Обычный врач, следовавший на сорок-десятый Терминал. Он транспортировался вместо седьмого галеафа. Тот сообразил, что ты самозванец и сбежал до транспортировки. А этот принял тебя за предводителя — предводителя группы сумасшедших. А Кастена — наоборот: за нормального человека, который пытался вас остановить. Скорее всего, именно он тебя оглушил и освободил Кастена.
Я выругался с упором на самокритику.
— Ладно, — сказал Шеф, — расслабься. Даже генератор случайных чисел иногда ошибается.
— Спасибо, утешили… Он жив?
— Да вроде.
— Шеф, как вы думаете, почему Кастен оставил нас в живых? Или иначе: оставил бы он нас в живых, если бы не знал, что умрет во время Передачи?
— Вероятно, он ждал указаний о том, как с вами поступить, от Энтомолога.
— Это самое удобное объяснение.
— В большей степени для тебя, — уловив мою мысль, заметил Шеф.
— Запись цела? — спросил я.
— Цела. Потом прослушаем. Сейчас лечись… хм… на здоровье.
После того как тела галеафов были убраны, меня переправили в лазарет на Терминале 4010. Медик, по чьей вине я упустил галеафов, оказался на соседней койке. Когда меня привезли, он спал. Уложив меня, медсестра вооружилась шприцом со снотворным. Я попросил убрать из палаты все тяжелые предметы. Ни за одного из нас я не ручаюсь, сказал я. Она успокоила меня, сказав, что за нами будут следить по монитору. Потом сделала укол, который успокоил меня бесповоротно. Утром я проснулся от прикосновения чего-то холодного к моей руке. Не успел открыть глаза, как услышал знакомый щелчок. Сосед — перепуганный и бледный — отскочил к своей койке. Приковав меня к кровати моими же наручниками, он теперь чувствовал себя в относительной безопасности. Наручники он стащил из куртки. Слава Зейдлицу! — он не вернул мне бластер. Через какое-то время пришла вчерашняя медсестра в сопровождении врача и Шефа. Судя по их лицам, они вдоволь повеселились, наблюдая через установленную в палате камеру наблюдения как меня обездвиживают. Наверное, они ждали интересного продолжения, но медик ничего такого больше не предпринимал, поэтому они решили вмешаться. Медсестра увела его куда-то, врач осмотрел меня и сказал, что все в порядке. Когда он ушел, Шеф заметил, что он надеялся, что мы с тем поддельным галеафом подружимся. Мы немного поболтали, потом он пошел послушать, что медик скажет Зейдлицу. Вернулся где-то через час. Ничего неожиданного медик Зейдлицу не сообщил. О Передаче он знал едва ли больше меня. Кастен оглушил его и связал сразу после того, как тот его освободил. Разумеется, Зейдлиц проверил его прибором для распознания галеафов и, разумеется, результат был отрицательным. Теперь Зейдлиц озадачен поисками девятого галеафа, удравшего с ТКЛ-4009 в тот момент, когда я оказался в очереди на транспортировку вместо капитана Харригана. Галеаф, видимо, был не самым сознательным, раз он не предупредил остальных. Камера наблюдения на ТКЛ-4009 успела его заснять.
— Ничего не могу гарантировать, — сказал я, вглядываясь в физиономию на снимке. — Передача начисто вышибла из головы все триста снимков за шестнадцатое апреля. Помню только попугая в клетке. Красно-синий ара, говорит на латыни и венгерском. Это случайно не его хозяин?
— Когда не надо, память у тебя действительно феноменальная, — скривился Шеф. — Этот субъект был знаком с Харриганом и Кастеном. Он знал, кто ты такой, и это он стрелял в тебя на Ундине. Ну так кто это? — Он продолжал тестировать мои мозги на предмет полного выздоровления. — Его имя тебе известно, ты даже с ним однажды разговаривал.
— Доктор Томальди, глава экологического контроля на Ундине и знакомец спасателя Алексеева.
— Угадал, — ухмыльнулся Шеф.
— Что с ним сделают, когда поймают?
— Не наша забота, — сказал Шеф, заменив (думаю, из уважения к моему состоянию) единственное число второго лица на множественное первого.
Настаивать я не стал. Я подумал, что когда Татьяна вернется из экспедиции, я попрошу Зейдлица одолжить мне галеафометр.
Эпилог
Ливень застиг нас на дне котлована с друидскими мегалитами. Друидам-то ничего, а мы вымокли до нитки. Я еще как-то сумел вскарабкаться по скользкому обрыву, но профессора Рассвела и Джулию Чэпмэн вынесли наверх в ковше робота-экскаватора. Как оказался наверху Гордон Алистер, я так и не понял. Адвокаты — они такие проныры.
— Ну вот, он опять вышел сухим из воды, — Джулия указала на Дина Мартина, прятавшегося под навесом, установленным археологами рядом с котлованом. За три минуты до начала ливня физик вылез из котлована, чтобы показать археологам какую-то находку.
Переждав под навесом пока не утихнет дождь, мы побрели к дому профессора. По дороге мы не разговаривали. Алистер только однажды спросил меня:
— Это ты носом так хлюпаешь или башмаками?
Я снова не нашел, что ответить. В последнее время мне стало трудно отвечать на его вопросы. Из нас пятерых только он один не был посвящен в проект «ОК-НО», хотя название ему было, конечно же, известно, и адвокат постоянно грозил раскрыть тайну проекта самостоятельно. «И подниму скандал в прессе», — обещал он. «„Сектор Фаониссимо“ всегда к твоим услугам», — отвечал я. — «Специально для тебя откроем рубрику „Адвокатские байки“».
Больше всего Алистера злило то, что мы — то есть я, Рассвел, Джулия и Мартин — умудряемся в его присутствии обсуждать проект «ОК-НО», не выдавая при этом никаких секретов. Говоря в действительности о галеафах, мы на разные лады развивали легенду о девятерых друидах, забравшихся когда-то давно на Дуб-Хранитель. Друиды несли синий кожаный мешочек с омелой Кернунносу — рогатому богу всех животных, а следовательно — и муравьев.
— …и вирусов, — шепотом добавила Джулия, когда Алистер полез за бутылками в почерневший от старости дубовый буфет.
— Тсс, — Мартин прижал палец к губам.
— Вот ваши капли, — Алистер громыхнул о стол бутылкой, куда более древней, чем та, которую профессор имел в виду, говоря о профилактике простудных заболеваний. Профессор не смел протестовать. Изничтожив нас взглядом, Алистер пошел на кухню готовить ужин из тех продуктов, что Джулия догадалась прихватить из города. «Предатель», — шепнул он мне, проходя мимо. Я почувствовал, что краснею, но в старой гостиной царил полумрак и никто не заметил.
— Не подслушивает? — спросил Мартин почему-то у Джулии. Он с первого взгляда невзлюбил адвоката. Это чувство было взаимным. Джулия на цыпочках подкралась к дверному проему и высунула голову в коридор.
— Да не слушаю я! — До крайности возмущенный возглас донесся из кухни.
— Вроде нет, — сказал Джулия, вернувшись под войлочный плед на тяжелом деревянном кресле у камина. Она протянул ступни к огню и пошевелила пальцами. — Пускай сохнут, — пояснила она.
— Что показало вскрытие? — спросил меня Рассвел.
— У всех пятерых обнаружено кровоизлияние в мозг, но чем оно вызвано, пока неизвестно.
— А тот, девятый…
— То допрашивают, то обследуют. В сущности, о своей миссии он знает едва ли больше, чем окольцованная птица о своем кольце. Твердит, что кроме Энтомолога, никто не убережет космос от загрязнения. В общем, зомби есть зомби.
— Как официально объяснили убийство Мак-Магга?
— Тут особой выдумки не потребовалось. Капитан Харриган ограбил сейф собственного корабля, думая, что Сведенов везет в шкатулке какие-то немыслимые бриллианты. Жорж Кастен, чудом уцелевший после катастрофы на «Телемаке», был его сообщником. Он убил Мак-Магга, потому что тот видел, как Харриган забирает шкатулку из сейфа. Харригана пристрелили во время задержания, Кастен умер от инсульта, поскольку переволновался — шутка ли — полтора года на нелегальном положении. Сведенова, разумеется, отпустили на все четыре стороны. Шкатулку не нашли, и Сведенов получил-таки страховку. Его сосед сверху, опознавший Кастена по шраму на руке, получил, как он и просил, ящик вашего «Гиннеса». Никого не пропустил?
Рассвел промолчал. Джулия откинул плед и обхватила голову руками.
— Как же мы теперь будем жить, — проговорила она голосом, охрипшим то ли от волнения, то ли от простуды, — как нам жить, зная, что за нами установлено наблюдение? Не поверите, я это теперь чувствую каждой клеточкой: кто-то подсматривает, подслушивает…
— Да не подслушиваю я! — Негодующий Алистер вошел в гостиную, держа в руках поднос с бутербродами. — Нате, ешьте, пока друиды не отняли.
Он опустил поднос на стол с такой силой, что от хлебцев, подрумяненных в тостере, поотскакивала колбаса с сыром.
— Сыр кладется под колбасу, — сказала Джулия, заново формируя бутерброды. — Он обладает связующим свойством.
Но Алистера уже не было в гостиной, он снова ушел на кухню. Вернулся почти что сразу вместе с включенным миникомпьютером.
— Вот, читайте! — он повернул к нам экран.
— Надо же, уже настрочил донос, — пробормотал Мартин и хмыкнул.
— Читать одновременно у нас не получится, — заметил профессор. — Ты не соблаговолишь…
— О'кей, слушайте, — Алистер стал зачитывать вслух и, видимо, не сначала:
— "…о секте «наследников Мерлина» мы ничего не слышали до тех пор, пока пятеро ее членов не свершили коллективное самоубийство на Терминале сорок-одиннадцать, знаменитом тем, что он ни разу не использовался для пассажирских транспортировок. Вызывает законное удивление тот факт, что соответствующие службы не заинтересовались этой сектой, когда в декабре прошлого года при загадочных обстоятельствах исчез ее лидер — Ллойд Гриффитс, мультимиллионер и спонсор нескольких исследовательских программ Деффордского Института Космологии (Деффорд, Земля). Более всего удивляет странный выбор места для свершения самоубийства — законсервированный Терминал на самом краю обитаемой части галактики, а так же крайнее нежелание некоторых деятелей из Галактической Полиции дать хоть сколь нибудь внятные комментарии по поводу произошедшей трагедии. Среди умерших сектантов найдено тело Жоржа Кастена, считавшегося погибшим во время аварии на станции «Телемак-Пи», которая, кстати, находилась неподалеку от соседнего с сорок-одиннадцатым — сорок-десятым Терминалом, в настоящее время благополучно действующим, впрочем, кто бы знал зачем. Связь между двумя трагедиями, очевидная для любого здравомыслящего человека, начисто отвергнута Галактической Полицией, в который раз доказавшей свою полную некомпетентность…" — Алистер оторвал глаза от экрана. — Ну как?
— Кто сочинил? — спросил я.
— А разве не ты?
Статья, действительно, была из свежего номера «Сектора Фаониссимо».
— Перепечатка, наверное, — предположил я. — Чего только на свете не бывает.
Мое заключение задало общий тон: Джулия, Рассвел и Мартин заявили, что, действительно, может быть и такое, потому что почему бы ему, собственно, и не быть.
— Ну и единодушие! — изумился адвокат и потянулся за бутербродом. — Так когда ждать нападения-то?
— Кого? — удивились мы.
— В вашей терминологии — друидов.
— Разве мы сказали, что они собираются напасть? — подозрительно спросил Рассвел.
— Иначе, чем объяснить то удивительное единение, которое я наблюдаю всю последнюю неделю. Вы, профессор, всю жизнь недолюбливали Нибелинмуса, однако теперь звоните ему каждый день… Господин Мартин всеми прощен и даже… — он покосился на Джулию, — …не буду об этом. Поведение моего друга я оставляю на его совести. У него появились какие-то дела со спецслужбами. Полагаю, и у всех остальных — тоже. Снова изменяя себе, вы, профессор, больше не стремитесь закрепить свой приоритет на особо крупные ростки алеф-измерения. Видите, сколько противоестественных событий произошло за столь малый срок.
— Гордон, — сказал ему Рассвел, — как все адвокаты, вы чрезмерно драматизируете. С Нибелинмусом мы помирились. Я сказал ему, что, когда я уроню-таки в алеф-измерение свою шляпу, он полезет ее доставать. Нибелинмус дал слово, что так и поступит, и я принял это как извинение за его прежнюю критику моей научной позиции. Люди должны друг друга прощать, — Рассвел посмотрел на Мартина и Джулию, — и поменьше выставлять напоказ свои былые заслуги…
У меня сначала мелькнула мысль, что Рассвел таким образом пытается объяснить свой отказ от научного приоритета, но он почему-то закончил так:
— …правда, Федр?
— Правда, профессор, — сказал я. — Куда достойнее какую-нибудь новую гипотезу доказать. — Я хотел добавить еще кое-что, но просигналил видеофон.
Современная связь, проведенная в холл, предназначенный для философских размышлений, по мнению Алистера, явно указывала на близость военных действий. На экране возник Нибелинмус, и Рассвел переключил звук на трубку.
— Правильно, — сказал Алистер, вжавшись в кресло, — я больше никуда отсюда не уйду.
Профессор сказал Нибелинмусу «добрый вечер» и через три минуты — «спасибо, это хорошая новость, до встречи».
— Что-то новое о друидах? — ухмыльнулся адвокат.
— Да, господа, для всех нас есть хорошая новость. Нибелинмус закончил обрабатывать данные, собранные в том районе, где умерли наследники Мерлина. Он пришел к выводу, что Кернуннос… тьфу, господи, — Рассвел махнул рукой, — к черту конспирацию, здесь, в конце концов, все свои. Говорю открытым текстом. Градиент плотности омега-конденсата направлен на скопление Торквилла и возрастает по модулю на десять микроединиц в год, и это означает, что…
Дальше я не слушал. Толкнул Мартина в бок, и он начал переводить мне на ухо:
— Наша галактика смещается относительно той специфической области вакуума, где возникают ростки алеф-измерения. Удача или нет, но обитаемые Сектора расположены так, что они лишь краем чиркнули по этой области. Поэтому через год-другой люди окажутся вне досягаемости для Энтомолога. Риск подхватить галеафа останется только у дальних экспедиции, но для них, в отличие от планет, мы сами выбираем маршруты.
— А год мы продержимся? — шепотом спросил я.
— Должны бы. Заселенные планеты по-прежнему вне опасности. Некоторые Терминалы придется временно закрыть… Джулия, — сказал он в полный голос, — тебе стоит поспешить с диссертацией. Через год друиды могут стать неактуальны.
— Дин, у тебя вечно найдется ложка дегтя!
Рассвел ее поддержал:
— Она у него всегда наготове — даже когда нет поблизости бочки меда.
Слушая их, Алистер расхохотался.
— Сразу видно, что война отменяется. Они снова грызутся. Мы с тобой, — это он мне, — никогда не останемся без работы.
Стало быть, мы снова друзья. Я спросил:
— Профессор, а не случится ли так, что какое-то время спустя мы снова наткнемся на этих… ну вы поняли…
— Анализ космического излучения показал, что в ближайшие три — восемь тысяч лет ничего подобного не произойдет.
— Бедные потомки… — вздохнула Джулия. — Кстати, о предках. Интересно, сколько тысяч лет назад наша Земля прошла через зону ростков алеф-измерения.
— О, это просто, — ответил за профессора Мартин, — когда там Дуб-Хранитель-то вырос?
— Сказки! — отмахнулась девушка.
— Для кого как… — Мартин с усердием вкручивал штопор. — Гордон, вы выбрали правильный напиток. Вот что, господа, давайте-ка лучше устроим роскошный выпивон на зависть всем раздруидам!
— Вот-вот, — подхватила Джулия, — на четыре соверена.
— Это много? — поинтересовался я, озадаченный тем, с какой точностью, хотя и в неизвестных мне единицах измерения, Джулия оценила грядущий материальный ущерб. В ответ Рассвел и Джулия благодушно улыбнулись, а Алистер посмотрел на меня с высокомерием культурного человека, который все понимает, но ни за что не выдаст первоисточник.
— Ну вот, он опять вышел сухим из воды, — Джулия указала на Дина Мартина, прятавшегося под навесом, установленным археологами рядом с котлованом. За три минуты до начала ливня физик вылез из котлована, чтобы показать археологам какую-то находку.
Переждав под навесом пока не утихнет дождь, мы побрели к дому профессора. По дороге мы не разговаривали. Алистер только однажды спросил меня:
— Это ты носом так хлюпаешь или башмаками?
Я снова не нашел, что ответить. В последнее время мне стало трудно отвечать на его вопросы. Из нас пятерых только он один не был посвящен в проект «ОК-НО», хотя название ему было, конечно же, известно, и адвокат постоянно грозил раскрыть тайну проекта самостоятельно. «И подниму скандал в прессе», — обещал он. «„Сектор Фаониссимо“ всегда к твоим услугам», — отвечал я. — «Специально для тебя откроем рубрику „Адвокатские байки“».
Больше всего Алистера злило то, что мы — то есть я, Рассвел, Джулия и Мартин — умудряемся в его присутствии обсуждать проект «ОК-НО», не выдавая при этом никаких секретов. Говоря в действительности о галеафах, мы на разные лады развивали легенду о девятерых друидах, забравшихся когда-то давно на Дуб-Хранитель. Друиды несли синий кожаный мешочек с омелой Кернунносу — рогатому богу всех животных, а следовательно — и муравьев.
— …и вирусов, — шепотом добавила Джулия, когда Алистер полез за бутылками в почерневший от старости дубовый буфет.
— Тсс, — Мартин прижал палец к губам.
— Вот ваши капли, — Алистер громыхнул о стол бутылкой, куда более древней, чем та, которую профессор имел в виду, говоря о профилактике простудных заболеваний. Профессор не смел протестовать. Изничтожив нас взглядом, Алистер пошел на кухню готовить ужин из тех продуктов, что Джулия догадалась прихватить из города. «Предатель», — шепнул он мне, проходя мимо. Я почувствовал, что краснею, но в старой гостиной царил полумрак и никто не заметил.
— Не подслушивает? — спросил Мартин почему-то у Джулии. Он с первого взгляда невзлюбил адвоката. Это чувство было взаимным. Джулия на цыпочках подкралась к дверному проему и высунула голову в коридор.
— Да не слушаю я! — До крайности возмущенный возглас донесся из кухни.
— Вроде нет, — сказал Джулия, вернувшись под войлочный плед на тяжелом деревянном кресле у камина. Она протянул ступни к огню и пошевелила пальцами. — Пускай сохнут, — пояснила она.
— Что показало вскрытие? — спросил меня Рассвел.
— У всех пятерых обнаружено кровоизлияние в мозг, но чем оно вызвано, пока неизвестно.
— А тот, девятый…
— То допрашивают, то обследуют. В сущности, о своей миссии он знает едва ли больше, чем окольцованная птица о своем кольце. Твердит, что кроме Энтомолога, никто не убережет космос от загрязнения. В общем, зомби есть зомби.
— Как официально объяснили убийство Мак-Магга?
— Тут особой выдумки не потребовалось. Капитан Харриган ограбил сейф собственного корабля, думая, что Сведенов везет в шкатулке какие-то немыслимые бриллианты. Жорж Кастен, чудом уцелевший после катастрофы на «Телемаке», был его сообщником. Он убил Мак-Магга, потому что тот видел, как Харриган забирает шкатулку из сейфа. Харригана пристрелили во время задержания, Кастен умер от инсульта, поскольку переволновался — шутка ли — полтора года на нелегальном положении. Сведенова, разумеется, отпустили на все четыре стороны. Шкатулку не нашли, и Сведенов получил-таки страховку. Его сосед сверху, опознавший Кастена по шраму на руке, получил, как он и просил, ящик вашего «Гиннеса». Никого не пропустил?
Рассвел промолчал. Джулия откинул плед и обхватила голову руками.
— Как же мы теперь будем жить, — проговорила она голосом, охрипшим то ли от волнения, то ли от простуды, — как нам жить, зная, что за нами установлено наблюдение? Не поверите, я это теперь чувствую каждой клеточкой: кто-то подсматривает, подслушивает…
— Да не подслушиваю я! — Негодующий Алистер вошел в гостиную, держа в руках поднос с бутербродами. — Нате, ешьте, пока друиды не отняли.
Он опустил поднос на стол с такой силой, что от хлебцев, подрумяненных в тостере, поотскакивала колбаса с сыром.
— Сыр кладется под колбасу, — сказала Джулия, заново формируя бутерброды. — Он обладает связующим свойством.
Но Алистера уже не было в гостиной, он снова ушел на кухню. Вернулся почти что сразу вместе с включенным миникомпьютером.
— Вот, читайте! — он повернул к нам экран.
— Надо же, уже настрочил донос, — пробормотал Мартин и хмыкнул.
— Читать одновременно у нас не получится, — заметил профессор. — Ты не соблаговолишь…
— О'кей, слушайте, — Алистер стал зачитывать вслух и, видимо, не сначала:
— "…о секте «наследников Мерлина» мы ничего не слышали до тех пор, пока пятеро ее членов не свершили коллективное самоубийство на Терминале сорок-одиннадцать, знаменитом тем, что он ни разу не использовался для пассажирских транспортировок. Вызывает законное удивление тот факт, что соответствующие службы не заинтересовались этой сектой, когда в декабре прошлого года при загадочных обстоятельствах исчез ее лидер — Ллойд Гриффитс, мультимиллионер и спонсор нескольких исследовательских программ Деффордского Института Космологии (Деффорд, Земля). Более всего удивляет странный выбор места для свершения самоубийства — законсервированный Терминал на самом краю обитаемой части галактики, а так же крайнее нежелание некоторых деятелей из Галактической Полиции дать хоть сколь нибудь внятные комментарии по поводу произошедшей трагедии. Среди умерших сектантов найдено тело Жоржа Кастена, считавшегося погибшим во время аварии на станции «Телемак-Пи», которая, кстати, находилась неподалеку от соседнего с сорок-одиннадцатым — сорок-десятым Терминалом, в настоящее время благополучно действующим, впрочем, кто бы знал зачем. Связь между двумя трагедиями, очевидная для любого здравомыслящего человека, начисто отвергнута Галактической Полицией, в который раз доказавшей свою полную некомпетентность…" — Алистер оторвал глаза от экрана. — Ну как?
— Кто сочинил? — спросил я.
— А разве не ты?
Статья, действительно, была из свежего номера «Сектора Фаониссимо».
— Перепечатка, наверное, — предположил я. — Чего только на свете не бывает.
Мое заключение задало общий тон: Джулия, Рассвел и Мартин заявили, что, действительно, может быть и такое, потому что почему бы ему, собственно, и не быть.
— Ну и единодушие! — изумился адвокат и потянулся за бутербродом. — Так когда ждать нападения-то?
— Кого? — удивились мы.
— В вашей терминологии — друидов.
— Разве мы сказали, что они собираются напасть? — подозрительно спросил Рассвел.
— Иначе, чем объяснить то удивительное единение, которое я наблюдаю всю последнюю неделю. Вы, профессор, всю жизнь недолюбливали Нибелинмуса, однако теперь звоните ему каждый день… Господин Мартин всеми прощен и даже… — он покосился на Джулию, — …не буду об этом. Поведение моего друга я оставляю на его совести. У него появились какие-то дела со спецслужбами. Полагаю, и у всех остальных — тоже. Снова изменяя себе, вы, профессор, больше не стремитесь закрепить свой приоритет на особо крупные ростки алеф-измерения. Видите, сколько противоестественных событий произошло за столь малый срок.
— Гордон, — сказал ему Рассвел, — как все адвокаты, вы чрезмерно драматизируете. С Нибелинмусом мы помирились. Я сказал ему, что, когда я уроню-таки в алеф-измерение свою шляпу, он полезет ее доставать. Нибелинмус дал слово, что так и поступит, и я принял это как извинение за его прежнюю критику моей научной позиции. Люди должны друг друга прощать, — Рассвел посмотрел на Мартина и Джулию, — и поменьше выставлять напоказ свои былые заслуги…
У меня сначала мелькнула мысль, что Рассвел таким образом пытается объяснить свой отказ от научного приоритета, но он почему-то закончил так:
— …правда, Федр?
— Правда, профессор, — сказал я. — Куда достойнее какую-нибудь новую гипотезу доказать. — Я хотел добавить еще кое-что, но просигналил видеофон.
Современная связь, проведенная в холл, предназначенный для философских размышлений, по мнению Алистера, явно указывала на близость военных действий. На экране возник Нибелинмус, и Рассвел переключил звук на трубку.
— Правильно, — сказал Алистер, вжавшись в кресло, — я больше никуда отсюда не уйду.
Профессор сказал Нибелинмусу «добрый вечер» и через три минуты — «спасибо, это хорошая новость, до встречи».
— Что-то новое о друидах? — ухмыльнулся адвокат.
— Да, господа, для всех нас есть хорошая новость. Нибелинмус закончил обрабатывать данные, собранные в том районе, где умерли наследники Мерлина. Он пришел к выводу, что Кернуннос… тьфу, господи, — Рассвел махнул рукой, — к черту конспирацию, здесь, в конце концов, все свои. Говорю открытым текстом. Градиент плотности омега-конденсата направлен на скопление Торквилла и возрастает по модулю на десять микроединиц в год, и это означает, что…
Дальше я не слушал. Толкнул Мартина в бок, и он начал переводить мне на ухо:
— Наша галактика смещается относительно той специфической области вакуума, где возникают ростки алеф-измерения. Удача или нет, но обитаемые Сектора расположены так, что они лишь краем чиркнули по этой области. Поэтому через год-другой люди окажутся вне досягаемости для Энтомолога. Риск подхватить галеафа останется только у дальних экспедиции, но для них, в отличие от планет, мы сами выбираем маршруты.
— А год мы продержимся? — шепотом спросил я.
— Должны бы. Заселенные планеты по-прежнему вне опасности. Некоторые Терминалы придется временно закрыть… Джулия, — сказал он в полный голос, — тебе стоит поспешить с диссертацией. Через год друиды могут стать неактуальны.
— Дин, у тебя вечно найдется ложка дегтя!
Рассвел ее поддержал:
— Она у него всегда наготове — даже когда нет поблизости бочки меда.
Слушая их, Алистер расхохотался.
— Сразу видно, что война отменяется. Они снова грызутся. Мы с тобой, — это он мне, — никогда не останемся без работы.
Стало быть, мы снова друзья. Я спросил:
— Профессор, а не случится ли так, что какое-то время спустя мы снова наткнемся на этих… ну вы поняли…
— Анализ космического излучения показал, что в ближайшие три — восемь тысяч лет ничего подобного не произойдет.
— Бедные потомки… — вздохнула Джулия. — Кстати, о предках. Интересно, сколько тысяч лет назад наша Земля прошла через зону ростков алеф-измерения.
— О, это просто, — ответил за профессора Мартин, — когда там Дуб-Хранитель-то вырос?
— Сказки! — отмахнулась девушка.
— Для кого как… — Мартин с усердием вкручивал штопор. — Гордон, вы выбрали правильный напиток. Вот что, господа, давайте-ка лучше устроим роскошный выпивон на зависть всем раздруидам!
— Вот-вот, — подхватила Джулия, — на четыре соверена.
— Это много? — поинтересовался я, озадаченный тем, с какой точностью, хотя и в неизвестных мне единицах измерения, Джулия оценила грядущий материальный ущерб. В ответ Рассвел и Джулия благодушно улыбнулись, а Алистер посмотрел на меня с высокомерием культурного человека, который все понимает, но ни за что не выдаст первоисточник.