Страница:
— Хорошо, пускай сама покажет мне Мартина. Издалека.
— Издалека? Не ты ли мне говорил, что для тебя все земляне на одно лицо?
— Не я.
— Тогда подумаю, — кивнул Алистер.
— Федр, вы живете в Фаон-Полисе? — неожиданно подал голос Рассвел.
(Вообще-то меня зовут Фёдором, но, как правило, люди берут на себя труд произносить верно лишь первый звук "ф", комкая все остальное кому как вздумается. Поэтому я везде буду использовать среднестатистический вариант «Федр» — тем более что меня он вполне устраивает.)
— Да, там живет четыре пятых нашего пятидесятимиллионного населения.
— И Алексеев, он тоже живет в Фаон-Полисе.
Я должен был обрадоваться этому или огорчиться? Никакого Алексеева я не знал.
— А кто он?
— Астронавт-спасатель.
— Кажется, меня он не спасал…
— Нет-нет, — замотал головой Рассвел, — я не имел в виду, что вы должны быть знакомы… Имя всплыло из памяти, когда Гордон сказал, что вы с Фаона. Теперь я понимаю, почему я вспомнил именно его, хотя мы встречались лишь единожды — здесь, в этом доме. Это было в мае прошлого года, он ненадолго прилетал на Землю. И после нашего разговора, я вот так же точно сидел перед камином и размышлял…
Он замолчал.
— О спецслужбах? — предположил я.
— Вы мне не рассказывали, — заметил Алистер.
— Нет, о спецслужбах мне ничего не известно. В Секторе Улисса на одной из станций произошла катастрофа. Из пятерых членов экипажа я лично знал только Стахова, — он, как и я, изучал гравитационные аномалии. И еще там был биолог Милн, о котором я никогда не слышал до мая прошлого года. Алексеев участвовал в расследовании причин катастрофы. Он сказал, что Милн перед самой смертью послал странное сообщение, где говорилось, что я в чем-то оказался прав. И тогда, год назад, я сидел в этом кресле и размышлял, которая из моих гипотез имеет отношение к той катастрофе.
— А те, как их, пространственно-временные катастрофы… — начал было я.
— Терминологическое совпадение, — отрезал Рассвел. — В математике катастрофами называют не те катастрофы, что происходят в жизни.
— А что произошло в жизни?
— В жизни произошла смерть… Простите, я хочу сказать, что все члены экипажа погибли.
— Отчего они погибли?
— Один умер от заражения. Один был убит. Об остальных доподлинно ничего не известно: станция полностью сгорела.
Алистер присвистнул, поэтому Рассвел не расслышал то нецензурное словцо, которое вырвалось у меня против воли.
— Что тебя так удивило? — спросил Алистер.
— Убийство. Профессор, вы не ошибаетесь? Там действительно произошло убийство?
Рассвел опустил локоть на подлокотник и сжал большим и средним пальцами виски.
— Насколько я понял Алексеева, факт убийства следует считать доказанным. Даже известно, что убийство произошло в тот момент, когда Милн составлял сообщение, адресованное мне. Милну удалось его послать неоконченным. Знать бы, в чем, как считал Милн, я оказался прав.
— А потом вы с Алексеевым не переписывались? — спросил Алистер.
— Я писал ему, выдвинул кое-какие предположения, но он не ответил. Первое, что приходит в голову — ему запретили обсуждать итоги расследования с кем бы то ни было. Или — персонально со мной.
— Что за предположения вы выдвинули?
Профессор замялся:
— Их было несколько. Несколько гипотез, которые я в свое время защищал, и которые не были восприняты всерьез моими, с позволения сказать, коллегами. Милн сообщил так мало, что я не придумал, на которой из них остановиться. Выбрал десять наиболее перспективных и послал Алексееву.
— Ему было нелегко выбирать, — заметил адвокат. — Он же не ученый.
Рассвел возмутился:
— Полагаешь, от ученых больше толку? Как по твоему, почему новые идеи ученые принимают в штыки, пока их автор жив, но стоит автору умереть, идеи тут же находят сторонников?
— Ревность? — попытался угадать Алистер.
— Нет, не только она. Главное — это страх!
Уже больше не пытаясь угадывать, Алистер удивленно спросил:
— Страх чего?
— Страх остаться в дураках! — с ликованием возвестил Рассвел.
— Честно говоря, по-прежнему непонятно, — осторожно заметил Алистер и взглядом спросил, понятно ли мне.
— Непонятно, — подтвердил я.
— Да-с, молодые люди, страх! — повторил Рассвел и тряхнул седою головой.
Я подумал, ему неохота объяснять. Однако он продолжил:
— Люди боятся, что, после того, как они примут новую гипотезу, автор гипотезы, хорошенько проверив все еще раз, выйдет к ним, извинится и скажет, что в вычислениях оказывается была ошибка, поэтому принятая гипотеза, к его глубокому сожалению, абсолютно неверна; дескать, простите, что подвел вас… Вот чего боятся мои, с позволения сказать, коллеги!
Завершал фразу он стоя, с поднятым бокалом в одной руке и сэндвичем в другой.
— Вы предлагаете тост? — спросил Алистер.
Профессор посмотрел на руки, опустил взгляд на ноги, затем сел.
В невидимом углу невидимые часы пробили полночь.
— Ну что, — хлопнул себя по коленям Алистер, — утро вечера мудренее?
— Мудренее, — согласился я.
Рассвел сказал, что Алистер хорошо ориентируется в доме, и пусть он проводит меня до комнаты.
— Пусть, — опять согласился я.
Отведенная мне комната оказалась просторной и комфортной. Из душевой комнаты я вышел без новых шишек, отопление работало, как на Фаоне. Все эти прелести цивилизации привели к тому, что я уснул так и не успев обмозговать дело мисс Чэпмэн.
В восемь утра мы с Алистером сидели на кухне и завтракали йогуртом, тостами, апельсиновым соком и, естественно, черным кофе. После «как спалось? — нормально» мы на какое-то время притихли. Алистер ждал от меня «А где же овсянка?!», я от него — «Извини, овсянка кончилась». Наши ожидания не оправдались. После йогурта Алистер налил себе вторую чашку кофе и включил миникомпьютер, который с начала завтрака лежал на столе, подвергаясь опасности быть залитым чем-нибудь липким.
Алистер глазел в экран, я глазел в окно. В утреннем тумане появлялся и исчезал силуэт человека в плаще. Это профессор Рассвел, позавтракавший за полчаса до нас, хлопотал по хозяйству.
Я заметил:
— Он рано встает.
— Кто? А, ну да, рано… Нет, ну что пишут!
— Что же пишут?
— Пишут, что изобрели аппарат для выявление инопланетян, вселившихся в людей. Его надевают на голову как шлем. Шлем подсоединен к специальному компьютеру, который расшифровывает энцефалограмму и выдает ответ, кто ты есть на самом деле.
— И где ты нашел такой бред? В «Сан»?
— А ты угадай, — и Алистер подмигнул.
— Неужели в «Таймс»?!
— В твоем «Секторе Фаониссимо»!
Не поверив, я обошел стол и заглянул в экран. Алистер не врал, статья была подписана Хью Ларсоном. Я осведомился:
— Ты нас регулярно читаешь или хотел сделать мне приятное?
— Приятное.
— Тогда не бери в голову. Ты же знаешь, ни я, ни Ларсон статей не пишем. Перепечатали откуда-нибудь. Готов спорить, Ларсон этой статьи еще не видел.
— Напиши ему, пускай почитает. — Алистер захлопнул компьютер. — Кстати, профессор приглашает нас на прогулку.
— Куда?
— На раскопки, они тут недалеко, пешком дойти можно. Камни, друиды и все такое. Собирайся.
Собирать было особенно нечего. На мне было надето то же, что и вчера, потому что запасной одежды я не захватил. Профессор ждал меня в холле, на нем был желтый плащ с капюшоном и желтые резиновые сапоги, в руках он держал вторую пару резиновых сапог — старых и поношенных. Алистер стоял рядом и тянул руки к сапогам, профессор сапоги не отдавал.
— Смотрите, — воскликнул Алистер, — я же говорил, он в ботинках. А я в туфлях, прямо из офиса. Следовательно, сапоги должны достаться мне.
— Подойдите сюда, — сказал мне Рассвел и показал на место рядом с Алистером. Я подошел, он сравнил нашу обувь и передал сапоги адвокату.
— Поздравляю, — сказал я, — ты заслужил их по праву.
— Не забудь потом вернуть, — усмехнулся Рассвел. — Пара вторая и последняя.
Я подсказал:
— А вы заберите в залог туфли. Они сотни на три потянут, не меньше.
Алистер натянул сапоги, притопнул и сказал, что он готов.
На Фаоне не бывает туманов. Выйдя на улицу, я набрал ртом полные легкие, выдохнул и набрал еще. В горле запершило, и я закашлялся.
— Свежо, — поежился Алистер. — Ты не простудишься?
— Еще чего! Я никак не распробую земной туман — каков он на вкус.
— Туман на вкус? А готов ты понюхать земную воду, втянув ее через нос?
— Пробовал. Тоже в горле першит.
Из молочно-кисельной мглы донесся призыв Рассвела не отставать. Алистер сказал, что пойдет сзади и будет меня направлять, если я стану сбиваться с тропинки. Никой тропинки я не заметил, мы шли через лес, немного под уклон. Под слоем прошлогодней листвы почва была влажной и хлюпала под ногами. Мокрый кустарник, задевая, оставлял на штанах грязные следы. Деревья все реже и реже выплывали из тумана. Наверное, лес закончился, и мы вышли в поле. В пользу такого предположения говорило желтоватое пятно, появившееся на восточной стороне тумана. По заявлению Рассвела, это была не луна, а солнце, и оно вот-вот растопит туман. Почему из этого следовало, что нужно прибавить шаг, я так и не понял. Возможно, подумал я, место раскопок охраняется с воздуха и нам необходимо проскочить туда под прикрытием тумана. Как бы то ни было, когда Рассвел остановился и сказал, что мы пришли, видимость возросла до десяти примерно метров. На дорогу мы затратили тридцать пять минут. Я вдоволь надышался туманом, ноги промокли до колен — главным образом, из-за мокрого вереска, которым заросло бывшее торфяное болото.
Когда подошел Алистер, Рассвел пропал.
— Профессор, вы где? — позвал Алистер.
— Идите сюда, только будьте осторожны! — послышалось откуда-то снизу, из сгущавшегося тумана.
— А, — сказал Алистер, — тут котлован.
— А, — повторил я и сполз на заднице по торфяному склону.
— Я же предупредил, — встретив меня на дне котлована, с укоризной проговорил Рассвел. — Ударились?
— Да, коленом.
Лениво поругивая друидов, мимо пробежал Алистер. Затормозив об один из тех мегалитов, ради которых велись раскопки, он вернулся к нам.
— У тебя длинный тормозной путь, — заметил я тоном инспектора, проверяющего техническое состояние флаера.
— Да я вижу, чем ты тормозил, — парировал адвокат.
— А что, заметно? — перекрутившись, я попытался осмотреть задницу.
— Маскировочный окрас. Ни один друид тебя не разглядит.
Рассвел вооружился лопатой и развернул распечатанный на бумаге план раскопок. Я спросил, зачем друиды устроили кладбище на болоте.
— Во-первых, это не кладбище. Во-вторых, три тысячи лет назад болота здесь не было.
— Что же это, если не кладбище?
— Каменный календарь. Вы походите, осмотритесь, вам понравиться. На Фаоне, наверное, такого нет.
— Нет, — согласился я. — Нам, чтобы что-нибудь раскопать, приходится летать за сто парсеков. Удобно, когда все рядом с домом…
После обмена колкостями, имело смысл внять совету профессора и не стоять у него над душой.
Прямоугольные каменные глыбы возвышались на три-четыре метра. Некоторые стояли наклонно и готовы были вот-вот упасть. В центре котлована находились каменные ворота, точнее — пары четырехметровых камней с каменными перекладинами. Естественно, я не удержался и прошел через все пять ворот.
В котлован мы спускались с восточной стороны. На запад — к центру — его глубина возрастала, затем снова уменьшалась. Дно полого поднималось до уровня земли. На западной стороне раскопки начались позже. Камни группами высовывались на метр-полтора. Робот-экскаватор, под руководством молодого парня, разминал коленчатые суставы и размахивал ковшом. Он едва не снес мне голову. Парень извинился и попросил держаться от робота подальше.
— Он еще не проснулся после зимней спячки, — сказал парень.
— Не известно, кто из вас не проснулся, — проворчал я и вернулся к воротам.
В центре, среди ворот, орудовала разнополая пара средних лет. Мужчина держал в руках дальномер, женщина вводила результаты измерений в миникомпьютер.
— Смотри, что получается, — вдохновенно говорила женщина. — Если сложить высоты вертикальных камней и разделить сумму на длину перекладины, то выходит ровно три целых и четырнадцать сотых. Недаром ворота похожи на букву «пи».
— Это означает, — отвечал мужчина, — что с помощью ворот они решали задачу квадратуры круга.
— За пять тысяч лет до Пифагора! — восхитилась женщина.
Гордон Алистер ковырял камень перочинным ножом. Когда я его окликнул, он вздрогнул и спрятал нож. Похоже, я застал его на месте преступления.
— Ага, понятно: «Здесь был Гордон». Потом вон те типы, — и я показал на археологов с дальномером, — станут говорить всем, что адвокаты появились здесь за пять тысяч лет до основания Рима.
— Они будут недалеки от истины. — ответил Алистер, вернувшись к прежнему занятию. — Вторая древнейшая все-таки… Вообще-то я хотел найти что-нибудь на память.
В итоге он удовлетворился осколком величиною с большой палец.
— А ты себе присмотрел сувенир? — спросил он в надежде записать меня в соучастники.
— Я нашел нечто большее, чем сувенир.
— И что же?
— Еще одно доказательство единства пространства и времени.
— ?!
— Рядом с камнем, датируемым шестым тысячелетием до рождества Христова, я обнаружил Татьянину булавку, которую она месяц назад потеряла в нашей квартире на Фаоне. Она даже не заржавела.
— Расскажи о находке Рассвелу. Он объяснит ее с точки зрения современной космологии.
— Во всяком случае это повод расспросить его о гравитационных аномалиях.
Отыскав профессора Рассвела на прежнем месте, я поинтересовался, когда, по его мнению, друиды натащили сюда эти камни.
— Первое тысячелетие до новой эры, полагаю, — ответил он.
— Кое-кто считает, что шестое. В справедливости этой цифры вы убедитесь, если сосчитаете число камней, умножите это число на два, прибавите количество месяцев в году, разделите пополам и вычтите число камней.
— Их счастье, — осклабился Рассвел, — что им известны только четыре основных арифметических действия.
— Детская задачка, — бросил Алистер спустя пять минут.
Мы проторчали у друидов до полудня. Туман рассеялся, стало припекать. Охотники до древних сокровищ скинули куртки и во всю орудовали лопатами. Меж камней бродили роботы и всем мешали.
— Запретили же их сюда брать! — вознегодовал Рассвел и запустил в робота куском глины.
— Нам, пожалуй, пора, — намекнул ему Алистер. — Не надо нас провожать, доберемся сами, — добавил он, заметив, с какой тоскою профессор начал очищать с лопаты торф, поглядывая на свежевыкопанную яму. Если он сейчас уйдет, яму тут же займет какой-нибудь мародер.
— Поднимемся вместе, — предложил профессор. Археологическую лопату он воткнул в кучу выкопанной земли — как знак того, что он скоро вернется.
Я вскарабкался первым, подал профессору руку. Алистер подталкивал профессора сзади. Отмахнувшись от нас обоих, он вскарабкался сам.
— Приятно было познакомиться. — Рассвел протянул мне руку.
— Жаль, не успел расспросить вас о гравитационных аномалиях, — посетовал я, пожимая его сухую, крепкую ладонь. — Не могу взять в толк, чем они заинтересовали ДАГАР. Если, конечно, мисс Чэпмэн не ослышалась.
Рассвел отнял ладонь, отошел на три шага и устремил взгляд на запад.
— Видите ту гору? — спросил он, указав вытянутой ладонью на поросший черным лесом холм.
— Вы имеете в виду этот холм? — переспросил я и очертил пальцем контур указанной возвышенности.
— В древности, — будто не слыша меня, продолжал он, — местные жители называли ее Горой Аруса — Горой Того, Кто Ждет…
— Не обращайте внимания, профессор, — встрял Алистер. — Вы имели честь столкнуться с типичной фаонской гигантоманией. Когда однажды я сказал Федру, что глубочайшая на Земле Марианская впадина имеет глубину одиннадцать километров, Федр ответил, что на Фаоне одиннадцать километров — это мель… Да не толкайся ты!..
Расставив руки, Алистер собрался лететь обратно в котлован.
— Гордон, ты перебил меня, — сказал Рассвел не оборачиваясь и замолчал.
— Продолжайте, профессор, — попросил я. — Гордон больше не будет вам мешать.
Не возвращаясь к тому, что уже сказано, профессор продолжил рассказ о гравитационных аномалиях:
— Двигаясь дальше на запад вы достигнете побережья пролива, именуемого теперь проливом Святого Георга. Две с лишним тысячи лет назад, ранним апрельским утром от берега отчалила лодка с восемью гребцами. Под покровом тумана лодка устремилась к острову, которого нет ни на одной карте. Девятый член команды прижимал к груди мешочек из синей кожи, в котором лежал единственный желудь. На пустынном острове, вдали от людских глаз, из этого желудя должен был вырасти Дуб-Хранитель, последняя надежда древнего племени, их спасение от нашествия чужеземцев. О чужеземцах же было предсказано, что вырубят они священные деревья и разрушат храмы, и не будет от них спасения ни на земле, ни на море, но ничего не было сказано о спасении на небе. Девяносто девять лет отводилось на исполнение пророчества — время достаточное, чтобы ветви Дуба набрали силу, необходимую, чтобы выдержать Новый Белый Храм — укрытие для избранных. Спустя время, потомки тех девяти, преследуемые чужеземцами, повторили путь к острову. С ужасом они увидели, что ветви Хранителя взметнулись столь высоко, что пробили небесный свод, оставив на нем незаживающие раны. Путь назад был им отрезан. Опустив головы, они ждали кары, ибо ни одному смертному не позволяется проникать по ту сторону небесных огней. Они ждали кары, но надеялись на спасение…
Рассвел замолчал на самом интересном месте — я испереживался за избранных.
— Дождались? — не выдержав, спросил я.
— Неизвестно. Одни говорят, что избранные взошли по ветвям на небо, другие — что небесный огонь, вышедший из небесных ран, испепелил их на месте.
Рядом снова возник Гордон Алистер.
— Ты понял? Гравитационные аномалии — это дыры в небе, проделанные ветвями Дуба-Хранителя. Находка для ДАГАРа.
— Ах вон оно что… Значит, Дубом… Теперь понял.
— Пойдем, — Алистер потащил меня прочь от профессора, но я чувствовал, что Рассвел хочет меня о чем-то попросить. Он смущенно заглядывал мне в глаза.
— Погоди… Профессор, о том спасателе, Алексееве…
— Да-да, — тут же ожил профессор. — У вас найдется время поговорить с ним?
— Не могу обещать, что сделаю это в ближайшее время. Но когда (тут мне следовало сказать «но если») снова буду на Фаоне, обязательно поговорю.
— Спросите, почему он мне не ответил.
— Конечно спрошу.
Мы вторично попрощались — несколько теплее, чем в первый раз. Обратная дорога шла в гору, но мы с Алистером уложились в полчаса. Зайдя в дом, оставленный профессором открытым, адвокат сменил сапоги на туфли, а я — мокрые носки на сухие. Затем мы направились к флаеру.
4. Меня знакомят с мисс Чэпмэн
— Издалека? Не ты ли мне говорил, что для тебя все земляне на одно лицо?
— Не я.
— Тогда подумаю, — кивнул Алистер.
— Федр, вы живете в Фаон-Полисе? — неожиданно подал голос Рассвел.
(Вообще-то меня зовут Фёдором, но, как правило, люди берут на себя труд произносить верно лишь первый звук "ф", комкая все остальное кому как вздумается. Поэтому я везде буду использовать среднестатистический вариант «Федр» — тем более что меня он вполне устраивает.)
— Да, там живет четыре пятых нашего пятидесятимиллионного населения.
— И Алексеев, он тоже живет в Фаон-Полисе.
Я должен был обрадоваться этому или огорчиться? Никакого Алексеева я не знал.
— А кто он?
— Астронавт-спасатель.
— Кажется, меня он не спасал…
— Нет-нет, — замотал головой Рассвел, — я не имел в виду, что вы должны быть знакомы… Имя всплыло из памяти, когда Гордон сказал, что вы с Фаона. Теперь я понимаю, почему я вспомнил именно его, хотя мы встречались лишь единожды — здесь, в этом доме. Это было в мае прошлого года, он ненадолго прилетал на Землю. И после нашего разговора, я вот так же точно сидел перед камином и размышлял…
Он замолчал.
— О спецслужбах? — предположил я.
— Вы мне не рассказывали, — заметил Алистер.
— Нет, о спецслужбах мне ничего не известно. В Секторе Улисса на одной из станций произошла катастрофа. Из пятерых членов экипажа я лично знал только Стахова, — он, как и я, изучал гравитационные аномалии. И еще там был биолог Милн, о котором я никогда не слышал до мая прошлого года. Алексеев участвовал в расследовании причин катастрофы. Он сказал, что Милн перед самой смертью послал странное сообщение, где говорилось, что я в чем-то оказался прав. И тогда, год назад, я сидел в этом кресле и размышлял, которая из моих гипотез имеет отношение к той катастрофе.
— А те, как их, пространственно-временные катастрофы… — начал было я.
— Терминологическое совпадение, — отрезал Рассвел. — В математике катастрофами называют не те катастрофы, что происходят в жизни.
— А что произошло в жизни?
— В жизни произошла смерть… Простите, я хочу сказать, что все члены экипажа погибли.
— Отчего они погибли?
— Один умер от заражения. Один был убит. Об остальных доподлинно ничего не известно: станция полностью сгорела.
Алистер присвистнул, поэтому Рассвел не расслышал то нецензурное словцо, которое вырвалось у меня против воли.
— Что тебя так удивило? — спросил Алистер.
— Убийство. Профессор, вы не ошибаетесь? Там действительно произошло убийство?
Рассвел опустил локоть на подлокотник и сжал большим и средним пальцами виски.
— Насколько я понял Алексеева, факт убийства следует считать доказанным. Даже известно, что убийство произошло в тот момент, когда Милн составлял сообщение, адресованное мне. Милну удалось его послать неоконченным. Знать бы, в чем, как считал Милн, я оказался прав.
— А потом вы с Алексеевым не переписывались? — спросил Алистер.
— Я писал ему, выдвинул кое-какие предположения, но он не ответил. Первое, что приходит в голову — ему запретили обсуждать итоги расследования с кем бы то ни было. Или — персонально со мной.
— Что за предположения вы выдвинули?
Профессор замялся:
— Их было несколько. Несколько гипотез, которые я в свое время защищал, и которые не были восприняты всерьез моими, с позволения сказать, коллегами. Милн сообщил так мало, что я не придумал, на которой из них остановиться. Выбрал десять наиболее перспективных и послал Алексееву.
— Ему было нелегко выбирать, — заметил адвокат. — Он же не ученый.
Рассвел возмутился:
— Полагаешь, от ученых больше толку? Как по твоему, почему новые идеи ученые принимают в штыки, пока их автор жив, но стоит автору умереть, идеи тут же находят сторонников?
— Ревность? — попытался угадать Алистер.
— Нет, не только она. Главное — это страх!
Уже больше не пытаясь угадывать, Алистер удивленно спросил:
— Страх чего?
— Страх остаться в дураках! — с ликованием возвестил Рассвел.
— Честно говоря, по-прежнему непонятно, — осторожно заметил Алистер и взглядом спросил, понятно ли мне.
— Непонятно, — подтвердил я.
— Да-с, молодые люди, страх! — повторил Рассвел и тряхнул седою головой.
Я подумал, ему неохота объяснять. Однако он продолжил:
— Люди боятся, что, после того, как они примут новую гипотезу, автор гипотезы, хорошенько проверив все еще раз, выйдет к ним, извинится и скажет, что в вычислениях оказывается была ошибка, поэтому принятая гипотеза, к его глубокому сожалению, абсолютно неверна; дескать, простите, что подвел вас… Вот чего боятся мои, с позволения сказать, коллеги!
Завершал фразу он стоя, с поднятым бокалом в одной руке и сэндвичем в другой.
— Вы предлагаете тост? — спросил Алистер.
Профессор посмотрел на руки, опустил взгляд на ноги, затем сел.
В невидимом углу невидимые часы пробили полночь.
— Ну что, — хлопнул себя по коленям Алистер, — утро вечера мудренее?
— Мудренее, — согласился я.
Рассвел сказал, что Алистер хорошо ориентируется в доме, и пусть он проводит меня до комнаты.
— Пусть, — опять согласился я.
Отведенная мне комната оказалась просторной и комфортной. Из душевой комнаты я вышел без новых шишек, отопление работало, как на Фаоне. Все эти прелести цивилизации привели к тому, что я уснул так и не успев обмозговать дело мисс Чэпмэн.
В восемь утра мы с Алистером сидели на кухне и завтракали йогуртом, тостами, апельсиновым соком и, естественно, черным кофе. После «как спалось? — нормально» мы на какое-то время притихли. Алистер ждал от меня «А где же овсянка?!», я от него — «Извини, овсянка кончилась». Наши ожидания не оправдались. После йогурта Алистер налил себе вторую чашку кофе и включил миникомпьютер, который с начала завтрака лежал на столе, подвергаясь опасности быть залитым чем-нибудь липким.
Алистер глазел в экран, я глазел в окно. В утреннем тумане появлялся и исчезал силуэт человека в плаще. Это профессор Рассвел, позавтракавший за полчаса до нас, хлопотал по хозяйству.
Я заметил:
— Он рано встает.
— Кто? А, ну да, рано… Нет, ну что пишут!
— Что же пишут?
— Пишут, что изобрели аппарат для выявление инопланетян, вселившихся в людей. Его надевают на голову как шлем. Шлем подсоединен к специальному компьютеру, который расшифровывает энцефалограмму и выдает ответ, кто ты есть на самом деле.
— И где ты нашел такой бред? В «Сан»?
— А ты угадай, — и Алистер подмигнул.
— Неужели в «Таймс»?!
— В твоем «Секторе Фаониссимо»!
Не поверив, я обошел стол и заглянул в экран. Алистер не врал, статья была подписана Хью Ларсоном. Я осведомился:
— Ты нас регулярно читаешь или хотел сделать мне приятное?
— Приятное.
— Тогда не бери в голову. Ты же знаешь, ни я, ни Ларсон статей не пишем. Перепечатали откуда-нибудь. Готов спорить, Ларсон этой статьи еще не видел.
— Напиши ему, пускай почитает. — Алистер захлопнул компьютер. — Кстати, профессор приглашает нас на прогулку.
— Куда?
— На раскопки, они тут недалеко, пешком дойти можно. Камни, друиды и все такое. Собирайся.
Собирать было особенно нечего. На мне было надето то же, что и вчера, потому что запасной одежды я не захватил. Профессор ждал меня в холле, на нем был желтый плащ с капюшоном и желтые резиновые сапоги, в руках он держал вторую пару резиновых сапог — старых и поношенных. Алистер стоял рядом и тянул руки к сапогам, профессор сапоги не отдавал.
— Смотрите, — воскликнул Алистер, — я же говорил, он в ботинках. А я в туфлях, прямо из офиса. Следовательно, сапоги должны достаться мне.
— Подойдите сюда, — сказал мне Рассвел и показал на место рядом с Алистером. Я подошел, он сравнил нашу обувь и передал сапоги адвокату.
— Поздравляю, — сказал я, — ты заслужил их по праву.
— Не забудь потом вернуть, — усмехнулся Рассвел. — Пара вторая и последняя.
Я подсказал:
— А вы заберите в залог туфли. Они сотни на три потянут, не меньше.
Алистер натянул сапоги, притопнул и сказал, что он готов.
На Фаоне не бывает туманов. Выйдя на улицу, я набрал ртом полные легкие, выдохнул и набрал еще. В горле запершило, и я закашлялся.
— Свежо, — поежился Алистер. — Ты не простудишься?
— Еще чего! Я никак не распробую земной туман — каков он на вкус.
— Туман на вкус? А готов ты понюхать земную воду, втянув ее через нос?
— Пробовал. Тоже в горле першит.
Из молочно-кисельной мглы донесся призыв Рассвела не отставать. Алистер сказал, что пойдет сзади и будет меня направлять, если я стану сбиваться с тропинки. Никой тропинки я не заметил, мы шли через лес, немного под уклон. Под слоем прошлогодней листвы почва была влажной и хлюпала под ногами. Мокрый кустарник, задевая, оставлял на штанах грязные следы. Деревья все реже и реже выплывали из тумана. Наверное, лес закончился, и мы вышли в поле. В пользу такого предположения говорило желтоватое пятно, появившееся на восточной стороне тумана. По заявлению Рассвела, это была не луна, а солнце, и оно вот-вот растопит туман. Почему из этого следовало, что нужно прибавить шаг, я так и не понял. Возможно, подумал я, место раскопок охраняется с воздуха и нам необходимо проскочить туда под прикрытием тумана. Как бы то ни было, когда Рассвел остановился и сказал, что мы пришли, видимость возросла до десяти примерно метров. На дорогу мы затратили тридцать пять минут. Я вдоволь надышался туманом, ноги промокли до колен — главным образом, из-за мокрого вереска, которым заросло бывшее торфяное болото.
Когда подошел Алистер, Рассвел пропал.
— Профессор, вы где? — позвал Алистер.
— Идите сюда, только будьте осторожны! — послышалось откуда-то снизу, из сгущавшегося тумана.
— А, — сказал Алистер, — тут котлован.
— А, — повторил я и сполз на заднице по торфяному склону.
— Я же предупредил, — встретив меня на дне котлована, с укоризной проговорил Рассвел. — Ударились?
— Да, коленом.
Лениво поругивая друидов, мимо пробежал Алистер. Затормозив об один из тех мегалитов, ради которых велись раскопки, он вернулся к нам.
— У тебя длинный тормозной путь, — заметил я тоном инспектора, проверяющего техническое состояние флаера.
— Да я вижу, чем ты тормозил, — парировал адвокат.
— А что, заметно? — перекрутившись, я попытался осмотреть задницу.
— Маскировочный окрас. Ни один друид тебя не разглядит.
Рассвел вооружился лопатой и развернул распечатанный на бумаге план раскопок. Я спросил, зачем друиды устроили кладбище на болоте.
— Во-первых, это не кладбище. Во-вторых, три тысячи лет назад болота здесь не было.
— Что же это, если не кладбище?
— Каменный календарь. Вы походите, осмотритесь, вам понравиться. На Фаоне, наверное, такого нет.
— Нет, — согласился я. — Нам, чтобы что-нибудь раскопать, приходится летать за сто парсеков. Удобно, когда все рядом с домом…
После обмена колкостями, имело смысл внять совету профессора и не стоять у него над душой.
Прямоугольные каменные глыбы возвышались на три-четыре метра. Некоторые стояли наклонно и готовы были вот-вот упасть. В центре котлована находились каменные ворота, точнее — пары четырехметровых камней с каменными перекладинами. Естественно, я не удержался и прошел через все пять ворот.
В котлован мы спускались с восточной стороны. На запад — к центру — его глубина возрастала, затем снова уменьшалась. Дно полого поднималось до уровня земли. На западной стороне раскопки начались позже. Камни группами высовывались на метр-полтора. Робот-экскаватор, под руководством молодого парня, разминал коленчатые суставы и размахивал ковшом. Он едва не снес мне голову. Парень извинился и попросил держаться от робота подальше.
— Он еще не проснулся после зимней спячки, — сказал парень.
— Не известно, кто из вас не проснулся, — проворчал я и вернулся к воротам.
В центре, среди ворот, орудовала разнополая пара средних лет. Мужчина держал в руках дальномер, женщина вводила результаты измерений в миникомпьютер.
— Смотри, что получается, — вдохновенно говорила женщина. — Если сложить высоты вертикальных камней и разделить сумму на длину перекладины, то выходит ровно три целых и четырнадцать сотых. Недаром ворота похожи на букву «пи».
— Это означает, — отвечал мужчина, — что с помощью ворот они решали задачу квадратуры круга.
— За пять тысяч лет до Пифагора! — восхитилась женщина.
Гордон Алистер ковырял камень перочинным ножом. Когда я его окликнул, он вздрогнул и спрятал нож. Похоже, я застал его на месте преступления.
— Ага, понятно: «Здесь был Гордон». Потом вон те типы, — и я показал на археологов с дальномером, — станут говорить всем, что адвокаты появились здесь за пять тысяч лет до основания Рима.
— Они будут недалеки от истины. — ответил Алистер, вернувшись к прежнему занятию. — Вторая древнейшая все-таки… Вообще-то я хотел найти что-нибудь на память.
В итоге он удовлетворился осколком величиною с большой палец.
— А ты себе присмотрел сувенир? — спросил он в надежде записать меня в соучастники.
— Я нашел нечто большее, чем сувенир.
— И что же?
— Еще одно доказательство единства пространства и времени.
— ?!
— Рядом с камнем, датируемым шестым тысячелетием до рождества Христова, я обнаружил Татьянину булавку, которую она месяц назад потеряла в нашей квартире на Фаоне. Она даже не заржавела.
— Расскажи о находке Рассвелу. Он объяснит ее с точки зрения современной космологии.
— Во всяком случае это повод расспросить его о гравитационных аномалиях.
Отыскав профессора Рассвела на прежнем месте, я поинтересовался, когда, по его мнению, друиды натащили сюда эти камни.
— Первое тысячелетие до новой эры, полагаю, — ответил он.
— Кое-кто считает, что шестое. В справедливости этой цифры вы убедитесь, если сосчитаете число камней, умножите это число на два, прибавите количество месяцев в году, разделите пополам и вычтите число камней.
— Их счастье, — осклабился Рассвел, — что им известны только четыре основных арифметических действия.
— Детская задачка, — бросил Алистер спустя пять минут.
Мы проторчали у друидов до полудня. Туман рассеялся, стало припекать. Охотники до древних сокровищ скинули куртки и во всю орудовали лопатами. Меж камней бродили роботы и всем мешали.
— Запретили же их сюда брать! — вознегодовал Рассвел и запустил в робота куском глины.
— Нам, пожалуй, пора, — намекнул ему Алистер. — Не надо нас провожать, доберемся сами, — добавил он, заметив, с какой тоскою профессор начал очищать с лопаты торф, поглядывая на свежевыкопанную яму. Если он сейчас уйдет, яму тут же займет какой-нибудь мародер.
— Поднимемся вместе, — предложил профессор. Археологическую лопату он воткнул в кучу выкопанной земли — как знак того, что он скоро вернется.
Я вскарабкался первым, подал профессору руку. Алистер подталкивал профессора сзади. Отмахнувшись от нас обоих, он вскарабкался сам.
— Приятно было познакомиться. — Рассвел протянул мне руку.
— Жаль, не успел расспросить вас о гравитационных аномалиях, — посетовал я, пожимая его сухую, крепкую ладонь. — Не могу взять в толк, чем они заинтересовали ДАГАР. Если, конечно, мисс Чэпмэн не ослышалась.
Рассвел отнял ладонь, отошел на три шага и устремил взгляд на запад.
— Видите ту гору? — спросил он, указав вытянутой ладонью на поросший черным лесом холм.
— Вы имеете в виду этот холм? — переспросил я и очертил пальцем контур указанной возвышенности.
— В древности, — будто не слыша меня, продолжал он, — местные жители называли ее Горой Аруса — Горой Того, Кто Ждет…
— Не обращайте внимания, профессор, — встрял Алистер. — Вы имели честь столкнуться с типичной фаонской гигантоманией. Когда однажды я сказал Федру, что глубочайшая на Земле Марианская впадина имеет глубину одиннадцать километров, Федр ответил, что на Фаоне одиннадцать километров — это мель… Да не толкайся ты!..
Расставив руки, Алистер собрался лететь обратно в котлован.
— Гордон, ты перебил меня, — сказал Рассвел не оборачиваясь и замолчал.
— Продолжайте, профессор, — попросил я. — Гордон больше не будет вам мешать.
Не возвращаясь к тому, что уже сказано, профессор продолжил рассказ о гравитационных аномалиях:
— Двигаясь дальше на запад вы достигнете побережья пролива, именуемого теперь проливом Святого Георга. Две с лишним тысячи лет назад, ранним апрельским утром от берега отчалила лодка с восемью гребцами. Под покровом тумана лодка устремилась к острову, которого нет ни на одной карте. Девятый член команды прижимал к груди мешочек из синей кожи, в котором лежал единственный желудь. На пустынном острове, вдали от людских глаз, из этого желудя должен был вырасти Дуб-Хранитель, последняя надежда древнего племени, их спасение от нашествия чужеземцев. О чужеземцах же было предсказано, что вырубят они священные деревья и разрушат храмы, и не будет от них спасения ни на земле, ни на море, но ничего не было сказано о спасении на небе. Девяносто девять лет отводилось на исполнение пророчества — время достаточное, чтобы ветви Дуба набрали силу, необходимую, чтобы выдержать Новый Белый Храм — укрытие для избранных. Спустя время, потомки тех девяти, преследуемые чужеземцами, повторили путь к острову. С ужасом они увидели, что ветви Хранителя взметнулись столь высоко, что пробили небесный свод, оставив на нем незаживающие раны. Путь назад был им отрезан. Опустив головы, они ждали кары, ибо ни одному смертному не позволяется проникать по ту сторону небесных огней. Они ждали кары, но надеялись на спасение…
Рассвел замолчал на самом интересном месте — я испереживался за избранных.
— Дождались? — не выдержав, спросил я.
— Неизвестно. Одни говорят, что избранные взошли по ветвям на небо, другие — что небесный огонь, вышедший из небесных ран, испепелил их на месте.
Рядом снова возник Гордон Алистер.
— Ты понял? Гравитационные аномалии — это дыры в небе, проделанные ветвями Дуба-Хранителя. Находка для ДАГАРа.
— Ах вон оно что… Значит, Дубом… Теперь понял.
— Пойдем, — Алистер потащил меня прочь от профессора, но я чувствовал, что Рассвел хочет меня о чем-то попросить. Он смущенно заглядывал мне в глаза.
— Погоди… Профессор, о том спасателе, Алексееве…
— Да-да, — тут же ожил профессор. — У вас найдется время поговорить с ним?
— Не могу обещать, что сделаю это в ближайшее время. Но когда (тут мне следовало сказать «но если») снова буду на Фаоне, обязательно поговорю.
— Спросите, почему он мне не ответил.
— Конечно спрошу.
Мы вторично попрощались — несколько теплее, чем в первый раз. Обратная дорога шла в гору, но мы с Алистером уложились в полчаса. Зайдя в дом, оставленный профессором открытым, адвокат сменил сапоги на туфли, а я — мокрые носки на сухие. Затем мы направились к флаеру.
4. Меня знакомят с мисс Чэпмэн
К пятнице Алистер уломал меня переехать из гостиницы на окраине в его квартиру с окнами на Холланд-Парк. «Чертовски дорого, но положение обязывает», — объяснил адвокат, с удовольствием демонстрируя недавно приобретенной жилье. После возвращения от Рассвела я сказал, что больше никуда не пойду — в том числе и на вечеринку «в тесном адвокатском кругу, не считая дам». Алистер отправился туда один, а я провел субботний вечер перед телевизором.
Приказ от Шефа бросать всё и мчаться на Хармас пришел в воскресенье рано утром. Как приятно чувствовать себя незаменимым! Намыливая голову под душем, я вдруг понял, что теперь не смогу помочь Алистеру с делом мисс Чэпмэн. А я ему обещал. К пустым обещаниям я порою прибегаю — например, когда Шеф отдает приказ типа «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Нынешний его приказ звучал абсолютно конкретно. Во время бритья я подумал, что все билеты до Терминала Земли на ближайшую неделю, наверное, уже раскуплены. Опять-таки, никто не гарантировал, что погода в Дарфуре будет летной. Еще я мог бы сломать шею и очутиться в больнице. Врачи запретят мне переписываться с начальством. Ну и последний вариант, полный форс-мажор: меня окрутили, женили и отправили в свадебной путешествие по Сектору Улисса. Пассивный залог необходим для большего правдоподобия.
За завтраком я продолжал придумывать отговорки, так сказать, второго эшелона. Удивленный моею задумчивостью, Алистер спросил в чём дело. Я соврал, сказав, что думаю о деле мисс Чэпмэн.
— Погоди думать, сначала поговори с ней, — посоветовал он.
С Джулией Чэпмэн мы договорились встретиться в одиннадцать, в кафе неподалеку от конторы Алистера. Джулия пришла без двадцати двенадцать.
— Опаздываете, мисс Чэпмэн, — сказал Алистер, строго взглянув на девушку. — Мы уже начали волноваться. Знакомьтесь, это мистер Ильинский, мой друг с Фаона — тот, о котором я вам говорил.
Джулия тряхнула пушистой светлой головкой и чрезвычайно мило улыбнулась.
— Джулия.
— Фёдор. — Я привстал. — Что вам заказать?
Посмотрев на пустые тарелки, она сказала, что не голодна и попросила кофе и минеральной воды. Я повторил себе кофеиновой шипучки, которую они здесь называют «колой», — и, видимо, не зря — кофеина в ней значительно меньше, чем сахара. Алистер отказался от второй пинты безалкогольного пива. Закончив с заказом, я спросил:
— Гордон, что ты успел рассказать обо мне мисс Чэпмэн?
От его ответа зависело, как мне себя вести.
— Мисс Чэпмэн выразила опасение, что их лаборатория находится в некоторых, пока непонятных, отношениях с одной известной тебе галактической спецслужбой. Ты уже имел с ними дело, а нам с мисс Чэпмэн, к счастью, такая честь пока не выпала. Требуется твой совет. Правда, мисс Чэпмэн?
Она кивнула. Пока она переводила взгляд с Алистера на меня, я успел перекроить физиономию безработного детектива в физиономию спецагента галактического уровня. Когда наши взгляды встретились, в ее невинных, голубых глазах я заметил искреннее уважение. Одновременно мои плечи придавила ответственность — ответственность за алистеровское вранье. Нежным басом я вымолвил:
— Мы вам поможем, Джулия.
— Спасибо, — она снова мило улыбнулась. Я заметил, что милая улыбка дается ей с большим трудом.
— Как прошла неделя?
— По-моему, — прошептала она, — за мной следили.
— Оторвались?
— Простите?…
Алистер пояснил:
— Федр спрашивает, удалось ли вам уйти от слежки.
— Не знаю. — Острые плечики поднялись и опустились. — Не знаю, — повторила она, озираясь по сторонам.
Кафе было забито битком. Наш столик то и дело задевали официантки, разносившие заказы. Стоял гул, звон, играла музыка.
— Вы запомнили того, кто за вами следил? — спросил Алистер.
— Может, он и не следил, а так, нервы…
— За неделю веснушек у вас стало больше. — Наверное, этим замечанием Алистер хотел ее отвлечь.
— Так ведь весна… — улыбнулась она. — Запоздала, правда. Наверное, климат опять меняется. А на Фаоне сейчас тоже весна?
Я задумался, как назвать нынешнее фаонское время года, чтобы не возникло недоразумений. Алистер выручил:
— На Фаоне всего три времени года: начало зимы, середина зимы и конец зимы.
— Вот-вот, — подхватил я. — Сейчас на Фаоне конец зимы. Впрочем, мы привыкли объединять конец зимы и начало зимы в одно время года.
— Если начало и конец совпадают, то где же тогда середина? — шутливо спросила Джулия.
— Вероятно, везде, — предположил я.
— Так не бывает…
Алистер сообразил, что разговор о погоде перерастает в легкий флирт. Он положил этому конец:
— Поговорим о делах. Мы с Федром пришли к выводу, что кристаллозапись взял Дин Мартин. Что он за персонаж, расскажите.
— Дин? — удивилась она. — Вы считаете, что кассету взял он?
— Это вполне вероятно, — подтвердил я.
— Дин — способный молодой ученый. Ему двадцать восемь или двадцать девять — никогда, честно говоря, не уточняла. Работает в лаборатории давно, по крайней мере лет пять. Неразговорчивый, амбициозный, но удивительно хладнокровный. И он все время в какой-то скорлупе, словно прячется… И даже внешне…
— Что внешне? — нетерпеливо спросил Алистер.
— Бреется раз в месяц и, по-моему, никогда не стрижется, — по нашей мимике Джулия старалась определить, имеет ли для нас значение прическа Мартина.
— Этого мало, — покачал головой Алистер. — Какие исследования он проводит?
— По локальным гравитационным аномалиям.
— Кажется, у вас этим все занимаются…
— В принципе, да. Мартин особенно интересовался возможностью переформулировать гипотезу существования ростков алеф-измерений в рамках ковариантной теории пространств Зинбермана…
— Этого слишком много, — остановил ее Алистер. Но Джулия все же добавила:
— Малоперспективная область.
— Вы описали нам этакого физика-маргинала.
— Почему?
Алистер шутливо заметил:
— Что может быть маргинальнее волосатого физика-теоретика!
— Лысый хакер…
— Лысый поэт…
Хакер пришел в голову Джулии, поэт — мне. Я огляделся — не обидел ли кого. Адвокат успокоил:
— Не бойся, они еще не проснулись. Рад, что вы не вспомнили о лысых адвокатах.
Приказ от Шефа бросать всё и мчаться на Хармас пришел в воскресенье рано утром. Как приятно чувствовать себя незаменимым! Намыливая голову под душем, я вдруг понял, что теперь не смогу помочь Алистеру с делом мисс Чэпмэн. А я ему обещал. К пустым обещаниям я порою прибегаю — например, когда Шеф отдает приказ типа «иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Нынешний его приказ звучал абсолютно конкретно. Во время бритья я подумал, что все билеты до Терминала Земли на ближайшую неделю, наверное, уже раскуплены. Опять-таки, никто не гарантировал, что погода в Дарфуре будет летной. Еще я мог бы сломать шею и очутиться в больнице. Врачи запретят мне переписываться с начальством. Ну и последний вариант, полный форс-мажор: меня окрутили, женили и отправили в свадебной путешествие по Сектору Улисса. Пассивный залог необходим для большего правдоподобия.
За завтраком я продолжал придумывать отговорки, так сказать, второго эшелона. Удивленный моею задумчивостью, Алистер спросил в чём дело. Я соврал, сказав, что думаю о деле мисс Чэпмэн.
— Погоди думать, сначала поговори с ней, — посоветовал он.
С Джулией Чэпмэн мы договорились встретиться в одиннадцать, в кафе неподалеку от конторы Алистера. Джулия пришла без двадцати двенадцать.
— Опаздываете, мисс Чэпмэн, — сказал Алистер, строго взглянув на девушку. — Мы уже начали волноваться. Знакомьтесь, это мистер Ильинский, мой друг с Фаона — тот, о котором я вам говорил.
Джулия тряхнула пушистой светлой головкой и чрезвычайно мило улыбнулась.
— Джулия.
— Фёдор. — Я привстал. — Что вам заказать?
Посмотрев на пустые тарелки, она сказала, что не голодна и попросила кофе и минеральной воды. Я повторил себе кофеиновой шипучки, которую они здесь называют «колой», — и, видимо, не зря — кофеина в ней значительно меньше, чем сахара. Алистер отказался от второй пинты безалкогольного пива. Закончив с заказом, я спросил:
— Гордон, что ты успел рассказать обо мне мисс Чэпмэн?
От его ответа зависело, как мне себя вести.
— Мисс Чэпмэн выразила опасение, что их лаборатория находится в некоторых, пока непонятных, отношениях с одной известной тебе галактической спецслужбой. Ты уже имел с ними дело, а нам с мисс Чэпмэн, к счастью, такая честь пока не выпала. Требуется твой совет. Правда, мисс Чэпмэн?
Она кивнула. Пока она переводила взгляд с Алистера на меня, я успел перекроить физиономию безработного детектива в физиономию спецагента галактического уровня. Когда наши взгляды встретились, в ее невинных, голубых глазах я заметил искреннее уважение. Одновременно мои плечи придавила ответственность — ответственность за алистеровское вранье. Нежным басом я вымолвил:
— Мы вам поможем, Джулия.
— Спасибо, — она снова мило улыбнулась. Я заметил, что милая улыбка дается ей с большим трудом.
— Как прошла неделя?
— По-моему, — прошептала она, — за мной следили.
— Оторвались?
— Простите?…
Алистер пояснил:
— Федр спрашивает, удалось ли вам уйти от слежки.
— Не знаю. — Острые плечики поднялись и опустились. — Не знаю, — повторила она, озираясь по сторонам.
Кафе было забито битком. Наш столик то и дело задевали официантки, разносившие заказы. Стоял гул, звон, играла музыка.
— Вы запомнили того, кто за вами следил? — спросил Алистер.
— Может, он и не следил, а так, нервы…
— За неделю веснушек у вас стало больше. — Наверное, этим замечанием Алистер хотел ее отвлечь.
— Так ведь весна… — улыбнулась она. — Запоздала, правда. Наверное, климат опять меняется. А на Фаоне сейчас тоже весна?
Я задумался, как назвать нынешнее фаонское время года, чтобы не возникло недоразумений. Алистер выручил:
— На Фаоне всего три времени года: начало зимы, середина зимы и конец зимы.
— Вот-вот, — подхватил я. — Сейчас на Фаоне конец зимы. Впрочем, мы привыкли объединять конец зимы и начало зимы в одно время года.
— Если начало и конец совпадают, то где же тогда середина? — шутливо спросила Джулия.
— Вероятно, везде, — предположил я.
— Так не бывает…
Алистер сообразил, что разговор о погоде перерастает в легкий флирт. Он положил этому конец:
— Поговорим о делах. Мы с Федром пришли к выводу, что кристаллозапись взял Дин Мартин. Что он за персонаж, расскажите.
— Дин? — удивилась она. — Вы считаете, что кассету взял он?
— Это вполне вероятно, — подтвердил я.
— Дин — способный молодой ученый. Ему двадцать восемь или двадцать девять — никогда, честно говоря, не уточняла. Работает в лаборатории давно, по крайней мере лет пять. Неразговорчивый, амбициозный, но удивительно хладнокровный. И он все время в какой-то скорлупе, словно прячется… И даже внешне…
— Что внешне? — нетерпеливо спросил Алистер.
— Бреется раз в месяц и, по-моему, никогда не стрижется, — по нашей мимике Джулия старалась определить, имеет ли для нас значение прическа Мартина.
— Этого мало, — покачал головой Алистер. — Какие исследования он проводит?
— По локальным гравитационным аномалиям.
— Кажется, у вас этим все занимаются…
— В принципе, да. Мартин особенно интересовался возможностью переформулировать гипотезу существования ростков алеф-измерений в рамках ковариантной теории пространств Зинбермана…
— Этого слишком много, — остановил ее Алистер. Но Джулия все же добавила:
— Малоперспективная область.
— Вы описали нам этакого физика-маргинала.
— Почему?
Алистер шутливо заметил:
— Что может быть маргинальнее волосатого физика-теоретика!
— Лысый хакер…
— Лысый поэт…
Хакер пришел в голову Джулии, поэт — мне. Я огляделся — не обидел ли кого. Адвокат успокоил:
— Не бойся, они еще не проснулись. Рад, что вы не вспомнили о лысых адвокатах.