Деланси Элизабет. Нежное прикосновение

   Миссис Смит-Хэмптон засмеялась:
   — Не волнуйтесь, мистер Флин. — Он — истинный джентльмен!
   Она схватила Анну за руку и потащила ее через толпу, не обращая внимания на все ее возражения.
   Размеры юбок дам делали эти маневры в толпе делом трудным, так что только через несколько минут они достигли цели — двух джентльменов, в одном из которых Анна узнала мужа миссис Смит-Хэмптон.
   Мистер Смит-Хэмптон, здороваясь, взял Анну за руку:
   — Как вы очаровательны сегодня, миссис Флин. Это был невысокий, коренастый и полный мужчина с веселым блеском в глазах. На груди его сверкала бриллиантовая вишня.
   Анна постаралась улыбнуться:
   — Это благодаря вашей жене.
   Миссис Смит-Хэмптон повернулась к другому мужчине:
   — А вот и таинственный джентльмен.
   Мужчина был строен и элегантен, с усами и козлиной бородкой. Он выжидательно смотрел на Анну; в углах рта затаилась улыбка.
   — Даже не надеюсь, что вы меня припомните, — сказал он.
   Анна посмотрела на его темные напомаженные волосы. В его лице было что-то смутно знакомое. И в голосе… Вглядываясь в него, Анна почувствовала смущение и тревогу.
   — Бородка — это недавнее приобретение, — подсказал он, подмигивая миссис Смит-Хэмптон.
   У Анны сжалось сердце — она узнала.
   — Мистер Шоу, — тихо проговорила она. — Мистер Джералд Шоу из Дублина.
   Мистер Шоу громко захохотал:
   — Вот вы и проиграли, мистер Смит-Хэмптон!
   — Но вы же подсказали, — пожаловался мистер Смит-Хэмптон.
   — В свое время она со всем отлично справлялась, без всяких подсказок, — сказал мистер Шоу. — Анна всегда была умной девушкой. «В этой вашей горничной есть моральная сила, — говаривал я не раз ее хозяйке. — И кроме того — и мозги есть».
   Анна пристально глядела на него, ошеломленная и охваченная ужасом. Он пыталась по его лицу прочесть, много ли он помнит и какой из ее секретов знает.
   — Меня все еще приглашают на Маунтджой-стрит музицировать…
   Анна с трудом взяла себя в руки.
   — Вы чудесно пели, мистер Шоу. Он слегка поклонился ей:
   — А вы делали прекрасные кружева. Миссис Уиндхем хвасталась ими перед всеми.
   «Ах, конечно, он знает, — думала в отчаянии Анна. — Он должен помнить скандал, когда она покидала Маунтджой-стрит. Небось удивился, увидев ее в платье миссис Смит-Хэмптон и узнав, что она — жена Стефена Флина». Она почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.
   — Как… как поживают доктор Уиндхем и моя хозяйка? — спросила она, стараясь изо всех сил говорить спокойно.
   — Превосходно. Девчушки подрастают, становятся дамами…
   — Рада слышать.
   Мистер Шоу рассказал Смит-Хэмптонам веселую историю о дочерях Уиндхемов, потом повернулся к Анне:
   — Я просто в восторге от вашего мужа, миссис Флин.
   — Моего мужа? — выпалила Анна. — Вы знаете, где он?
   Мистер Шоу весело рассмеялся:
   — Представьте, знаю. Он в это самое время пожирает меня глазами и выглядит в высшей степени недовольным.
   Анна посмотрела туда, куда глядел мистер Шоу, и в нескольких ярдах от них увидела сердитого Стефена.
   — Мы с вашим мужем много дискутируем о восстании сорок восьмого, — продолжил мистер Шоу. — Его шурин — Пэдрейк Мак-Карси, высланный за подстрекательство. Случай с Мак-Карси очень меня интересует.
   — А-а, — протянула Анна. «Боже! Пожалуйста, пусть он ничего не вспомнит! Не дай Стефену узнать!»
   — Мистер Шоу собирается в Америке изучать институт рабовладения, — объяснила Анне миссис Смит-Хэмптон. — Он будет читать цикл лекций в Колумбийском колледже.
   Анна припомнила, что мистер Шоу читал политическую экономию в колледже Троицы. Смятенным умом она искала, что бы еще сказать.
   Мистер Шоу помахал Стефену, приглашая присоединиться к ним.
   — Боюсь, я превысил полномочия, исключив вашего мужа из этой маленькой шутки, моя дорогая.
   Боялся, что он не позволит, так сказать, вылететь птичке из клетки. По выражению его лица, мне кажется, это его не очень позабавило.
   Стефен подошел к ним с недовольным видом. От его размеров и недовольства, казалось, оба джентльмена как-то уменьшились и стали беззащитным. Анна со страхом слушала, что миссис Смит-Хэмптон объясняет Стефену, как мужчины держали пари, что Анна не узнает мистера Шоу.
   — Он отрастил бороду, — сказала миссис Смит-Хэмптон. — А Анна все-таки узнала его через несколько секунд.
   — А я ее узнал еще быстрее, — весело добавил мистер Шоу. — И понял, что Анна — та самая девушка, которая подняла нож на матроса. Но я не удивился, нет! У Анны всегда было отважное сердце — готова броситься в неизвестное и проклясть всякого, кто встанет на ее пути.
   Он подмигнул Анне:
   — Чтобы жениться на этой девушке, надо быстро соображать, мистер Флин. Если бы я умел это делать, я бы и сам так поступил.
   — Но вы думаете не так быстро. Так о чем речь? — холодно возразил Стефен. Ему не понравилось, что Шоу утаил свое знакомство с Анной. И ему не понравилось, что Шоу и Смит-Хэмптон на нее держали пари.
   — Ладно, ладно, Флин, — успокоил мистер Смит-Хэмптон. — Это же просто шутка.
   Стефен взглянул на возбужденное лицо Анны и положил руку ей на талию:
   — Вы мою жену смутили, Шоу. Это не годится. Тон его голоса и взгляд встревожили Анну. Она умоляюще взглянула на миссис Смит-Хэмптон.
   — Ох, мистер Флин, вы не должны сердиться. Джентльмены не хотели никого обидеть, — поспешно сказала миссис Смит-Хэмптон.
   — Вот именно, — сказал мистер Шоу с бесстрашным видом. — Но, пожалуйста, примите мои извинения, если я каким-то образом вызвал беспокойство.
   В этот самый момент мисс Кэмберуел проиграла каскад аккордов на пианино.
   — Нам нужно занять места, — с заметным облегчением сказала миссис Смит-Хэмптон.
   Мистер Шоу и миссис Смит-Хэмптон поспешили присоединиться к другим исполнителям. Мистер Смит-Хэмптон выглядел каким-то вкрадчивым и ускользнул выкурить сигару. Стефен взял Анну под руку и повел ее через толпу. Он нашел места в середине салона. Когда наконец Анна уселась, он положил руку на спинку ее стула и бросил угрожающий взгляд вокруг.
   — Мистер Шоу — паршивый мужлан! Как он посмел выкинуть такой трюк! — сказал он.
   — А вы другой? — колюче спросила Анна. — Вы напугали миссис Смит-Хэмптон. Она, наверное, решила, что вы собираетесь драться с мистером Шоу.
   — И не думал. Но, играя в такие штучки, да еще с пари в придачу, — он заслуживает, чтобы его нокаутировали.
   Анна вздохнула:
   — И не рассказывайте мне, что мужчина вроде вас никогда на женщину не держал пари.
   Стефен взглянул на ее очаровательное лицо, сосредоточенное и сердитое, и безумно захотел ее поцеловать.
   — Это разные вещи. Мужчина не должен спускать кое-что, сделанное по отношению к его жене.
   — Но я ваша жена не по-настоящему. Он сжал ее плечо:
   — Помолчи… Они начинают.
   Шуршание и смех смолкли. Свет в люстрах померк, в комнате только уютно светились свечи. Вышла миссис Чарльз и сказала речь, хваля артистов за упорный труд и великодушное желание поделиться своим талантом с собравшимися. Затем мисс Кэмберуел, одетая в платье телесного цвета, с огромной шелковой розой на плече, сыграла сложный отрывок, насыщенный звонкими трелями.
   Анна старалась сосредоточиться, но мыслями возвращалась к беседе с мистером Шоу. Каждый раз, как он открывал рот, она ждала, что он спросит: «А что сделалось с тем парнем, за которого вы вышли замуж?» Но он ничего не спросил. Он был великодушен или же просто забыл. Чем больше думала об этом Анна, тем больше верила, что мистер Шоу специально не выдал ее тайны. Он всегда был с ней добр: сердечно приветствовал, интересовался здоровьем, а при оказии совал ей и монету. Возможно, он не видел причины осложнять ей жизнь. Но даже если бы он что-то сказал, то сейчас это вряд ли имело бы последствия. Всего через несколько дней они прибывают в Нью-Йорк, и она будет предоставлена самой себе, далеко от мистера Шоу. Да и от Стефена тоже…
   Она быстро взглянула на него и увидела, что он за ней наблюдает. Он наклонился:
   — Тебе это нравится?
   — Прекрасно, — прошептала Анна. — Вы тоже так думаете?
   Его рука прижалась к ее плечу.
   — Глядеть на тебя — вот удовольствие. Следующей пела миссис Смит-Хэмптон. Каждую
   ноту она выводила с необыкновенной легкостью, но Анна слышала грустное напряжение, дополнявшее нежное чувство в песне. Анна вслушивалась в слова, которые напоминали ее собственное путешествие по жизни, и ее глаза наполнились слезами.
   Ради целей новых и странных
   Так грустно расставаться с близким.
   Что там с ним сталось?
   Сердцу немило в чужих странах:
   Лишь там спокойно может биться.
   Где оно впервые сжалось.
   Горный луг и журчащий ручей,
   Где впервые мы рвали цветы.
   Ах, никогда не забыть той сладкой мечты:
   Вернуться туда, где сиял свет любимых очей,
   Ради покоя тоскующих душ.
   Любовь к родному дому вдали еще сильней —
   К ней возвратится сердце.
   Рука Стефена скользнула под шаль и погладила ее голую руку. От этого прикосновения Анна ощутила тепло и дрожь. «Я потеряю его, — думала она, — этого жестокого мужчину с нежным сердцем, который заставляет ее забыть прошлое. Но их расставание — наилучший выход. Стефен ничего не знает о ее жизни, да он и понять-то ее не сможет. Он ревнивый мужчина, ужасно гордый, да и собственник к тому же — из тех, кто любит жену за ее целомудрие. Рассказать ему о своей жизни и стыде этой жизни?! Да он не переживет и может даже возненавидеть ее».
   Миссис Смит-Хэмптон допела и поклонилась под аплодисменты. Мистер Шоу пел за ней веселую мелодию, сопровождаемую скучной декламацией миссис Оутис. Затем снова играла мисс Кэмберуел, и четверо дам и джентльменов пели вместе на незнакомом языке. Анна улыбалась и аплодировала вместе со всеми. Но сердце ее отяжелело, как камень.
   Когда закончился концерт, снова зажгли люстры. Люди двинулись к буфетным столам поесть и выпить шампанского.
   Стефен выпрямился:
   — Я должен глотнуть свежего воздуха.
   — Может быть, мы сможем разыскать Рори на баке, — предложила Анна, думая, что это счастливый случай уйти от толпы и избавиться от грустных мыслей.
   — Парнишка в это время уже спит, — заметил Стефен.
   — Ох, да он всю ночь не будет спать. В этом-то и заключается приключение — побыть без надзора.
   Стефен засомневался:
   — Я знаю своего мальчишку, он поспать любит.
   — Он выспится завтра, когда вернется в каюту. Они обменялись взглядами, одновременно почувствовав, как они все больше становятся одной семьей.
   — Вы так быстро нас покидаете, Флин? И даже не выпьете со мной?
   Это был капитан Блоджет, блистательный в своем нахальстве и галунах; брюшко давило на пуговицы, лицо сияло от выпивки.
   — Давай поднимемся наверх — глотнем свежего воздуха, — сказал Стефен, обращаясь к Анне.
   Блоджет не мигая уставился на Анну.
   — Не могу выразить, как я сердит на вас, Флин, — сказал он, оглаживая усы. — Самая красивая женщина в салоне, клянусь! И я был так близок к тому, чтобы самому прогуливать ее, верно?
   Он пьяно покосился на грудь девушки.
   — Возможно, я ее слишком дешево продал, если хорошенько все взвесить.
   Стефен положил руку Анне на спину и резко подтолкнул ее вперед.
   — Иди, Блоджет, к черту, — пробормотал он бесцветным от ненависти голосом.
   Анна ничего не говорила, пока они взбирались по трапу. Наконец они ступили на палубу в прохладный ветерок и лунное сияние. Стефен пошел к ограждениям, Анна, дрожа под негреющей шалью, — за ним следом. Она прислонилась к ограждению рядом с ним и пристально вгляделась в море, плещущее серебром; корабль то нырял, то поднимался.
   — Вы ведь за меня заплатили больше, чем стоит проезд, ведь так? — спросила она.
   Лицо Смит-Хэмптона окаменело, а рот сердито сжался.
   — Мне следовало бы прибить этого ублюдка! Уложить его прямо в салоне, чтобы и другим была наука.
   — А мне из-за вас угодить в трюм? Не глупите. Ничего нового нет в том, что мужчины так обо мне говорят. Они всегда так говорили…
   — Ты все-таки заслуживаешь какого-то уважения, — с горечью произнес Стефен.
   Анна не чувствовала ни гнева, ни протеста, только одно смирение. И… уверенность, что никогда она не сможет расплатиться со Стефеном за все, что он сделал для нее.
   — Вы так же галантны, как и ваш сын, — сказала она. — Сколько же вы заплатили, чтобы избавить меня от капитанской койки?
   — Я отдал бы ему и последний доллар, а потом дрался бы с ним не на жизнь, а на смерть.
   Он посмотрел на нее, его напряжение выдавали глаза. Анна увидела в них нежность и еще какое-то более глубокое чувство, о котором старалась не думать.
   — На мой вопрос вы не ответили, — заметила она. Помолчав немного, Стефен сказал:
   — Кто может сказать, чего ты стоишь, Нэн? Анна потерла дрожащие плечи.
   — Не говорите загадками.
   Стефен снял пиджак и накинул его на шаль. Белизна рубашки сияла, как луна.
   — Тяжко приходится одинокой женщине, так ведь? Всегда на милость мужчин…
   — Милость?! — воскликнула возмущенно Анна. — Милосердие есть редко у кого. Очень редко…
   — Я научу тебя, как защититься!
   — Защититься?! А-а… понимаю. Вы сошли с ума!
   — Но ты дралась со Спинером, ведь так? Ты с ним ведь дралась, пока за нож не схватилась?
   — Все, что я делала — вырывалась.
   — Сейчас я тебя научу другому способу. — Он слегка встряхнул ее. — Слушаешь?
   Он так серьезно смотрел, что Анна не могла удержаться от улыбки.
   — Я вас слушаю.
   — Сильно бей его между ног.
   Анна задохнулась:
   — Стефен!
   — Сильно и быстро, коленом или ступней, прежде чем он сообразит, что ты собираешься сделать.
   — А потом он меня убьет.
   — Нет, дорогая, он будет валяться на земле и визжать.
   — Не может быть!
   — Будет, если ты ударишь достаточно сильно. Поверь, Нэн.
   Анна вздрогнула под пиджаком.
   — А другое место?
   — Глаза. Надави на них как следует. Большим пальцем или кончиками остальных пальцев.
   Анна рассмеялась. Мысль о том, что она будет делать что-то подобное, была абсурдной.
   — Я говорю серьезно, Анна.
   — Ладно, хорошо. Ваш урок я запомню. Стефен убрал с ее плеч руки и слегка дотронулся до щек. Анна смотрела ему в глаза — серьезные и пытливые, и по ее жилам кровь побежала быстрей. «Опять он за свое берется, — подумала она». Но когда он приподнял ее подбородок, Анна знала, что не сделает ничего, чтобы его остановить.
   — Наконец-то, — сказал он, запуская пальцы в ее волосы. — Посмотри на меня еще раз так же, и я окажусь прямо в раю.
   Он склонился к ней и коснулся губами ее губ. Стефен нежно целовал ее, пока ее губы не уступили, пока ей не стало жарко, пока она не стала дрожать, но не от холода.
   — Да ты просто порочный, — прошептала она.
   — А я не возражаю.
   — Я говорила тебе, больше меня не целуй.
   — А я никогда не соглашался.
   Он обнимал ее, целуя с терпеливым пылом. Анна быстро припомнила все, чему научили ее мужчины; предостережения об опасности засверкали в мозгу, как молнии. Но вся ее осторожность, все горькие воспоминания растаяли в его горячих поцелуях. От наслаждения тело ослабело, голова затуманилась от желания. Она обхватила его руками и подставила губы — пусть делает что хочет.
   Стефен внимательно посмотрел в ее глаза и улыбнулся.
   — Анна, — произнес он голосом и решительным, и нежным одновременно. — Любимая моя Нэн!
   Он крепко прижал ее и поцеловал с такой страстью, что она уже не могла различить намерение и влечение, опасность и небесную кару. Она вспомнила о прошлом, которое никогда не сможет изменить, и волна желания заставила ее содрогнуться. Она прилипла к нему, беспомощная в борьбе с воспоминаниями и желанием, бессильная решить сердечную дилемму.
   Он нюхал ее волосы и Нежно целовал в шею.
   — Пойдем со мной, любимая. Позволь мне любить тебя как мужу.
   Анна прильнула к нему, чувствуя головокружение, не представляя, как быть.
   Дорога ее жизни, только что совершенно четкая, сейчас была усеяна безумиями и противоречиями. Двух недель не прошло, как она голодала в трюме, а сейчас одета в платье богатой женщины… Мистер Джералд Шоу, которому она годами делала книксен, сейчас склоняется к ее руке и называет «дорогая леди». Мужчина, который обнимал ее, верит, что ее муж он, тогда как настоящий муж живет своей, неведомой ей, жизнью.
   И она, которая едва терпела прикосновения мужчин, сейчас страстно желала Стефена Флина всеми фибрами души и тела.
   — Не знаю, — прошептала Анна. — Ах, Стефен, я не знаю больше ничего…
   — Нет, ты знаешь.
   Анна посмотрела на его четкие мужественные черты — лицо, такое ей дорогое. Он улыбался, выражение лица было добрым и понимающим, и она ответила так, как только и могла ответить:
   — Стефен, я замужем за другим…

ГЛАВА XII

   А заговорив, остановиться не могла:
   — Шесть лет назад, как раз в июне, я вышла замуж в Дублине, обвенчалась в церкви святой Бригиды… Не сказала тебе потому, что думала — ты отправишь меня назад в трюм. Я не смогла бы перенести еще одну схватку с матросами…
   Стефен отступил назад, молча уставясь на Анну в ошеломлении.
   Девушка едва ли отдавала себе отчет, что он чувствует, настолько она была занята своим, выпаливая эту ужасную тайну:
   — И потом я тебе не могла рассказать… Думала, в Нью-Йорке мы пойдем разными дорогами… Думала, что не имеет значения, знаешь ты или нет…
   Сердце Стефена бешено колотилось. Он слышал его удары в ушах и в голове, от бухающей крови голова сделалась пустая. Каким-то образом ему удалось выдавить:
   — Так он в Америке, ваш… муж. Вы собираетесь встретиться с ним в Нью-Йорке?
   — Ах, да нет, он не в Нью-Йорке. Он бросил меня пять лет назад, и с того дня ни слуху ни духу о нем.
   Она запахнула пиджак на себе. Из-под него развевался кусок шали. Она выглядела потерянной и смущенной, но для Стефена имело значение только то, что Анна, его красавица Анна обманула его. Никогда он не чувствовал себя таким обманутым и преданным.
   — Вы сказали, что не знаете, где он? — спросил Стефен с горечью в голосе. — Я не верю вам.
   Анна пригладила кудри, свободно разметавшиеся на ветру.
   — Ради Бога, это истинная правда!
   Правда! Это было как падение в бездну. Она принадлежала еще кому-то! Стефен теперь понял все эти протесты, постоянные напоминания, что они женаты не на самом деле… Заявления, что она будет сама по себе. Его использовали. Она попользовалась им, чтобы иметь бесплатный билет и безопасный проезд в Америку, чтобы там быть с другим мужиком.
   — Замужем. Ладно, здесь сам черт ногу сломает.
   — Но он никогда мне не был дорог, не то что вы!
   — А-а, так я вам дорог, я?! — спросил Стефен, передразнивая ее. Он смотрел на перепуганное лицо Анны, но чувствовал только собственную боль. Ему хотелось ударить ее прямо под дых, точно так же, как она ударила его. — Ну, а вы мне безразличны — были и есть.
   — Стефен, — тихо проговорила она. В глазах ее засверкали слезы, сделав ее еще прелестнее, прелестнее, чем имеет право быть женщина.
   — Вы не думаете так. Конечно, не думаете, нет.
   — Играть дурачка не собираюсь… Вашего мужа, вашего защитника. Вот почему я даже не затащил вас в постель — так заботился о вашей чести!
   Теперь он кипел от гнева. Никогда — никогда он такого удара не получал; никогда не позволял такого рода удару пробить его защиту.
   Лицо Анны исказилось отчаянием:
   — Ах, не говорите так! Ну где же ваше сердце?!
   — Мое сердце?! — вскричал он. — Оно здесь. — Он потянул спереди свои брюки. — Здесь мое сердце, да и все чувства к вам. Все, что я от вас хотел, было здесь, именно здесь, и я ведь преуспевал, желая вас заполучить. Что, не так разве?
   Анна зарыдала, и слезами прекратила борьбу, а Стефен был этому рад. Когда она пыталась справиться с рыданиями, в лунном свете нежно белело ее горло, но это зрелище его не тронуло — собственная боль была нестерпима. Приняв небрежную позу у ограждения, он отвернулся. Ум его метался в поисках защиты, пока он не нашел то единственное, что могло служить барьером для его чувства к Анне.
   Роза! Помилуй Бог, ну разве не позор, что он о ней забыл?! Позволил себе спутаться с женщиной, вроде Анны; позволил обмануть себя и попасться на приманку, — пленник своих самых низменных инстинктов, когда у него есть сын Рори, которого нужно растить. Господи! Она же и Рори обманула! Десятилетнего мальчонку.
   — Вы можете оставаться с нами до конца плавания, — холодно сказал он. — Я не хочу, чтобы Рори плакал, когда вы уйдете, так что перестаньте суетиться над ним, как вы это делали, заставляя его привязываться к вам все больше и больше. И не говорите о вашем… муже в его присутствии.
   Анна задохнулась:
   — Да я никогда! Как вы могли даже об этом подумать?
   — Я не хочу, чтобы по вашей вине парнишка плакал.
   — И вы думаете, что я способна на такое? — взорвалась Анна. Она сорвала с плеч пиджак Стефена и, бросив в него, хлестнула по лицу. — Вы не о Рори думаете. Думаете о себе, о своей гордости. Я вас поняла, Стефен Флин. Я поняла, что если заглянуть вам в душу, то вы не о Рори печетесь и не обо мне или о правде, а единственно только о себе самом! И все, что вас волнует — это как бы вам не выглядеть полным дураком, женившись на мне.
   — Замолчите, иначе…
   — И не вы ли говорили мне, что этот брак только на время плавания? «Он не будет вечным», — вы мне сказали. Говорили вы это в тот день в каюте?
   — Не перекладывайте на меня свою вину, черт возьми!
   — За то, что не сказала вам правду, от всей души прошу прощения. Но почему вы говорите со мной с такой ненавистью? У вас не хватило милосердия простить мне пустяк — вроде булавочного укола, у вас — которого я считала самым добрым человеком на свете… — Она замолчала и сердито вытерла глаза. — Можете меня убить, если я не выплачу вам все, до последнего цента, включая и плату за выкуп меня у капитана.
   Она повернулась и побежала от него прочь, сверкая в лунном свете шелками и спутанными рыжими кудрями.
   Стефен ударил кулаком по ограждению. Да пропади она пропадом! Ну разве это не истинно по-женски — обмануть мужчину, а потом перевернуть все так, что он же и виноват? «Вы думаете единственно о себе самом», — сказала она, но он думал не о себе, он же о Рори думал. И несомненно, у него была причина чувствовать себя обманутым.
   Он старался подогреть ярость, но ему удалось только перебрать свои муки. Вместо того чтобы почувствовать ненависть, он погрузился в печаль. Если бы он был не на корабле, он бы постарался с ней никогда больше не встретиться. А раз все было так, как есть, он должен еще три или четыре дня терпеть, наблюдая, как она приглаживает волосы; слушать шорохи, которые она издает, когда работает… Ради мальчика он должен с ней говорить вежливо, а ради самого себя прекратить вспоминать, каково ее чувствовать в своих объятиях.
   Стефен встряхнул пиджак и набросил на плечо. Муж. Как это она сказала? «Он бросил меня пять лет назад». Да разве это может быть? Муж наверняка дожидается в Нью-Йорке. Ни один мужик с мозгами, с сердцем и действующими мужскими частями не бросил бы такую девушку.
   Или, может быть, она сама его бросила, бежала без оглядки. Помилуй Бог, может, этот ублюдок оскорблял ее!
   Эту мысль Стефен быстро отбросил. Он больше не защитник Анне. Она врала ему напропалую. Наврала и использовала его, дурака из него сделала. Муж дожидается ее в Нью-Йорке, он пари готов держать!
   Тучи закрыли луну. Стефен промерз до мозга костей. Не может он оставаться здесь всю ночь, будь он проклят! Он и не собирается прятаться в каком-нибудь салоне из-за того, что не хочет оставаться с Анной наедине.
   Стефен надел пиджак и, взглянув последний раз на скрывшуюся луну, пошел в каюту.
   Анна поднялась с кушетки, когда Стефен вошел в каюту.
   — Я не хотела вас беспокоить, — сказала она, избегая смотреть на него. — Но я не могу снять это платье. Горничная миссис Смит-Хэмптон зашила его очень прочно.
   Стефен бросил на вешалку пиджак. Анна хотела сделать ему замечание, но промолчала. Не ее дело, что он будет делать со своим пиджаком. Она добьется, что он может вообще бросить его в море.
   Стефен вынул запонки из манжет и бросил их на блюдо.
   — И что я должен сделать, ну? — кисло спросил он, глянув мельком на платье. — Снять его с вас?
   Анна приготовилась к резкому отпору, но когда взглянула ему в лицо… Он выглядел побитым, измученным. На щеках и подбородке появилась тень от щетины, в глазах — усталость.
   — Только разрежьте нитки, и все… — Она подала ему маленькие ножницы и повернулась спиной.
   Нитки легко подались. Анна крепко придерживала лиф, боясь, что он упадет.
   — Спасибо… Спокойной ночи, — сказала она тихо.
   — Анна…
   Она повернулась к нему.
   — Мы должны быть вежливы, — продолжил Стефен. — Ради спокойствия Рори…
   В его голосе была только печаль. Анна почувствовала жалость к этому большому, сильному человеку. Но она не могла забыть всю жестокость его слов.
   — Я никогда другой и не бываю, — сказала она негодующе и скрылась за занавеской.
   Стефен лежал — сна ни в одном глазу, — заложив под голову руки, прислушиваясь к мерным, усыпляющим ударам машины. Он думал о Розе, которая никогда ему не перечила, которая ни разу даже на секунду не бросила ему вызов, и говорил себе, что он с ума сошел, связавшись с женщиной вроде Анны. Ему головой нужно было думать, а не позволять своему аппетиту самца взять над ним верх. Все, что он к ней чувствовал — это плотское вожделение, простое и откровенное. Лучше бы он держался своей главной цели — растить сына. Когда они доберутся до Нью-Йорка, он найдет себе набожную девушку и на ней женится. И она позаботится и о нем, и о Рори…