Страница:
Капитан поднял голову:
— Прекрасная грудь! Длинные ноги… А между ними уютная гавань… За все дельце положим две сотни, мистер Флин!
Стефен поднялся:
— Вы получите деньги, когда ее доставят в мою каюту. Я надеюсь, вы выполните свое обещание!
— Конечно. — Блоджет встал и протянул руку: — Слово джентльмена. — И подмигнув, добавил: — Развлеките ее…
ГЛАВА V
ГЛАВА VI
— Прекрасная грудь! Длинные ноги… А между ними уютная гавань… За все дельце положим две сотни, мистер Флин!
Стефен поднялся:
— Вы получите деньги, когда ее доставят в мою каюту. Я надеюсь, вы выполните свое обещание!
— Конечно. — Блоджет встал и протянул руку: — Слово джентльмена. — И подмигнув, добавил: — Развлеките ее…
ГЛАВА V
Анна шла по палубе, освещенной только светом звезд, по направлению к корме парохода. Ее вывели из камеры и освободили от кандалов, но после долгих часов в кандалах с железными замками у нее онемели ноги так, что она не успевала за широкими шагами мистера Кинкейда.
— Поторапливайтесь, девушка! Полагаю, что освобождению вы очень рады.
Анна не знала ни который час, ни какой сегодня день. Была ночь, и она решила, что, сжавшись под грязным одеялом, провела весь день в помещении под палубой. Ее стражник сидел под раскачивающейся лампой, наблюдая за ней с револьвером наготове. Один раз, когда он задремал, крыса пробежала по ноге Анны. Девушка взвизгнула. Матрос мгновенно проснулся и нацелил свое оружие на Анну. Она решила больше не испытывать судьбу — натянула одеяло на голову и притихла. А когда Кинкейд толчком разбудил ее, она поняла, что спала.
— Вас купил боксер, — доложил Кинкейд. — Мне велено отвести вас наверх.
Больше он ничего не стал объяснять, а Анна ни о чем и не спрашивала. Мысли ее были в смятении, а тело уставшим. С самого первого дня отплытия она отдана на милость мужчин. Один на нее напал, другой посадил в тюрьму. А сейчас, видимо, она стала принадлежать третьему…
Анна взглянула в ночное небо, усыпанное звездами, — ярко светил полумесяц, но обычное умиротворение в этот раз не снизошло на несчастную девушку. Ее не покидало чувство обреченности…
Они миновали очень длинный проход и вышли на незнакомую территорию в середине корабля. Тут не было суматохи и гама пассажиров из четвертого класса. Палуба была просторной и безукоризненно чистой.
Кинкейд остановился перед небольшим салоном на палубе.
— Она в вашем распоряжении, мистер Флин.
Из тени выступил Флин. Он, не отрываясь, молча смотрел на Анну. Когда он увидел ее всклоченные волосы, изорванную грязную одежду, его охватил гнев. Девушка опустила голову.
— Они вами пользовались?! — спросил он жестко.
Анна безмолвно взглянула на него.
— Анна! Они причинили тебе боль?! — Он приподнял ее лицо за подбородок. — Что они с тобой сделали?!
— Ничего, — прошептала она. — Они ничего не сделали…
Он пристально смотрел на нее.
— Они изнасиловали тебя?! Анна потрясла головой:
— Нет…
— Я хотел тебя забрать еще раньше, — сказал Флин уже спокойно, — но капитан сказал, что твой вид потревожит пассажиров… Пришлось ждать наступления ночи. — Стефен зло улыбнулся и добавил: — Пугать приличное общество нельзя.
Анна молчала.
— Тебе нужно помыться.
Анна огляделась, но ни бочек, ни ведер не увидела. Стефен взял ее за руку и повел в салон на верхней палубе.
— Все с себя сними и отмойся как следует. Никто тебя не побеспокоит. А я подожду здесь. — Он открыл дверь и мягко подтолкнул ее: — Ну, иди, ты одна.
Анна переступила порог маленькой комнатки с голыми стенами. Стены и пол были выложены плиткой, отражающей свет лампы. Пол был с наклоном, с небольшим отверстием внизу у стены. Анна опустила пальцы в бак, наполненный горячей водой. На скамье она нашла мыло, пахнущее розами, пушистые полотенца и …аккуратно сложенные льняные трусы, лифчик и ее лучшая шерстяная шаль. Это были ее парадные вещи, и все они были украшены кружевами ее работы. Как они очутились здесь?! Неужели Стефен Флин перебирал ее имущество?! И тут она вспомнила — она принадлежит ему и он может делать все что угодно — и с ее сундуком, и с ней самой.
Анна сбросила одеяло и сняла порванную и испачканную кровью одежду. У нее жалко выпирали тазовые кости, живот запал от голода. Она набрала ковшом воды и вылила себе на голову. И опять, и опять она обливала себя горячей водой… Намылив волосы и тело, она с ожесточением начала отмывать въевшуюся грязь. Девушка не заметила, как из глаз потекли слезы, перемешиваясь с мылом и водой. Слезы текли рекой, выволакивая ее из теплого, спасительного бесчувствия. Рыдания сотрясали все тело… Анна обхватила себя руками, но не могла сдержаться от отчаянных причитаний. Ее планы разрушены, а мечты разбиты вдребезги. Она убила человека и должна понести небесную кару!
Анна рыдала, намылившись второй раз, она рыдала, когда ополаскивалась… Потом рыдания прекратились, сделав ее слабой, но освобожденной от острейшей боли и блаженно опустошенной. Одним полотенцем она завернула волосы, а другим хорошо себя растерла. Она думала о Стефене Флине и чувствовала смутную надежду. Он не похож на человека, который хотел бы причинить ей зло. Однажды он уже был с ней добр. Возможно, он искренне хочет ей помочь. Но… в тот день за сараем он так внимательно рассматривал ее тело… Она знала, что следует обычно за этим.
Стефен Флин ничем не отличается от любого другого мужчины: он выкупил ее, избавив временно от петли, чтобы положить к себе в постель.
Анна надела нижнее белье, ночную рубашку и набросила шаль. Влажные волосы расчесала пальцами, думая о своей загубленной душе. Во время голода она продала свою девственность за мешок с едой. Сейчас она должна отдаться Флину, чтобы избежать кары за убийство… Нет! Она должна найти другой путь отблагодарить его! Она должна отказать Флину, когда он начнет объявлять о своих правах, и умолять его, чтобы он не принуждал, пользуясь своей силой. В Америке она начнет новую жизнь, и эта жизнь должна быть целомудренной.
Собрав грязную одежду и мокрые полотенца в узел, Анна открыла дверь купальни. Стефен ждал, прислонясь к поручням.
— Это мы оставим здесь, — сказал он, беря из ее рук узел. — Потом стюардесса уберет…
— Они повесят меня за то, что я сделала?
Он внимательно посмотрел на нее, освещенную лунным сиянием.
— Нет, капитан дал мне слово. Я о тебе позабочусь. Анна встретилась с его пристальным взглядом и подумала о мускулистых руках, настойчивых, ищущих губах. Мысль о его вожделении вызвала в ней сильнейшую усталость.
— Ты ведь голодна? — спросил он. — Если ты немного поешь, тебе станет лучше.
Анна отрицательно покачала головой:
— Я только устала. Стефен взглянул приветливо:
— Так и должно быть.
Он взял ее за руку, и они пошли по палубе.
— Кинкейд сказал, что вы меня купили…
— Купил тебя! — Стефен уставился на нее, остановившись как вкопанный. — Я тебя, Анна, не покупал. Я просто оплатил твой билет до Нью-Йорка.
Для нее это было одно и то же.
— Сколько же это стоило?
— Не имеет значения…
— Пожалуйста! Мне нужно знать. Он улыбнулся и потер скулу.
— Сто сорок долларов.
У Анны упало сердце. Это почти пятьдесят фунтов! Столько она никогда не сможет вернуть!
— Благодарю вас за ваши хлопоты.
Стефен ничего не сказал, только крепче сжал ее руку. Спустившись по лестнице, они оказались на узкой пустой палубе, занимающей заднюю часть кормы парохода. Здесь было тихо и темно.
— Эта палуба — променад для первого класса, — пояснил Стефен, когда они проходили по скрипящим доскам. — Когда погода плохая, пассажиры прогуливаются здесь… Туда и обратно. Довольно нудное упражнение. — Он указал на двери по обе стороны променада. — Пассажирские каюты. Все уже спят…
Стены и двери были окрашены в голубой и белый цвета и отделаны золотом. Цепь белых колонн с позолоченным верхом поддерживала по центру низкий потолок. Анна представила леди и джентльменов, прогуливающихся по сверкающей палубе в своих изысканных одеждах и разговаривающих друг с другом, как они делали это в парке Феникса в Дублине. И ее — женщину из четвертого класса, женщину, убившую матроса, и внезапно внутри у нее все похолодело. Ей никогда не разрешат здесь находиться. Дамы в шелках и кринолинах никогда не потерпят ее общества. Ни здесь, на променаде, ни в обеденном салоне и уж определенно в каюте Стефена Флина. Они отправят ее обратно в трюм, к дружкам Спинера — Джибсу, Кокберну и Фелоузу.
Анна споткнулась. Стефен обнял ее за талию и сказал:
— Ты очень устала…
Она взглянула на него. На что он надеялся, забирая ее под носом респектабельной публики к себе, находясь к тому же с сыном в одной каюте? Даже если она будет прятаться до Нью-Йорка в его каюте, все равно пойдут, слухи об ирландской содержанке Флина, убийце из эмигранток.
Стефен открыл дверь:
—: Вот мы и пришли.
Анна вошла в каюту.
— Парнишка спит. — Он указал на койку за занавеской, которую Анна едва разглядела при слабом свете лампы. — Он хотел дождаться тебя…
Анна сжала руки.
— Они никогда не позволят мне здесь остаться! Стефен посмотрел на койку Рори.
— Если мы его разбудим, всю ночь не будем спать.
— Они не позволят мне остаться, — повторила Анна уже тише, но настойчиво. — Они отошлют меня назад.
Он похлопал ее по плечу. Его глаза были добрыми.
— Капитан дал мне слово. Тебя не отправят назад. А сейчас давай спать.
Он подвел ее к свободной нижней койке.
— Если понадоблюсь, я рядом.
Анна сбросила шлепанцы и сняла шаль. Она легла под простыню, пахнущую свежестью и чистотой. Под ее головой была мягкая подушка. Она отвернулась от Стефена, надеясь, что он с ней не ляжет. У нее отлегло от сердца, когда он накрыл ее одеялом и, задернув полог, оставил одну.
Проснувшись, Анна услышала какие-то отдаленные голоса — один высокий, звучавший вопросительно, другой низкий. «Рори, — подумала она, — и Стефен…» Полоса света проникала через полог. Она закрыла глаза и опять провалилась в сон. Когда она окончательно проснулась, свет стал ярче, а голосов не было слышно.
Приподняв угол полога, Анна увидела стены цвета слоновой кости и драпировку в малиновую полоску. В каюте было четыре койки — две верхние и две нижние, каждая из которых была застелена покрывалом в веселую красно-белую полоску. Под маленьким круглым окном стояла софа, обитая темно-красным плюшем. Кресло-качалка мягко двигалось в так движению парохода. Анна подняла полог повыше и встала. На вешалке у стены висели рубашки и пиджаки. На полу в беспорядке лежали ботинки — большого и маленького размеров. Напротив софы громоздился огромный чемодан. Рядом стояли ее сундучки.
Комната была просторной и уютной.
Девушка поискала ночной горшок, но ничего подобного не было видно. «Наверное, — подумала она, — в первом классе есть соответствующие удобства…»
Надев шлепанцы и шаль, Анна прошла к двери и открыла ее. Коридор был пуст. Девушка сделала несколько робких шагов, когда открылась другая дверь и высокая женщина, задрапированная в шелк, отделанный оборками, лентами и кружевами, вышла в коридор. Женщина подняла глаза и встретилась с пристальным взглядом Анны. Ее лицо побледнело под румянами.
— Извините меня, — сказала Анна, улыбнувшись. — Не могли бы вы показать мне женский…
Женщина в оборках взвизгнула и поспешно скрылась за дверью своей каюты, с шумом захлопнув ее.
Анна замерла от страха. Неважно, что может подумать Стефен Флин, но к обеду она должна убраться в трюм. Нет никакой надежды!
— Мадам? Вам нехорошо? — До плеча Анны дотронулась темнокожая женщина в черном платье и белом переднике.
— Женский туалет, если можно, — ответила Анна, с трудом приходя в себя. — Я нахожусь в каюте мистера Флина… Видите ли, я… — Она замолчала, не зная, как объяснить свое присутствие.
Стюардессе объяснения были не нужны. Она проводила Анну до двери в конце холла, подождала и отвела назад в каюту Флина. Потом исчезла, пообещав принести завтрак и воду для утреннего туалета.
Ожидая ее, Анна перебрала вещи в своем сундучке. Она вынула новую зубную щетку, серебряную щетку для волос, пакет заколок и плотный клубок голубой ленты. Девушка потрогала нарядное платье из зеленого шелка, которое подарила ей хозяйка. Оно было изрядно поношенным, но в глазах Анны роскошным. Потом пришла очередь полюбоваться на свою лучшую юбку из хлопка с рисунком из бело-синих цветов и на жакет. Анна положила одежду на койку и разгладила складки.
Стюард принес воды — много и горячей, а следом за ним стюардесса явилась с подносом булочек, джема и горячего кофе. Пока Анна ела, поглядывая на красивую бело-синюю юбку, она неожиданно для себя решила ее надеть. Может, это поддержит ее дух?
Допив кофе, Анна надела чистое льняное белье и все четыре нижние юбки. Застегнув снежной белизны блузку, она продернула голубую шейную ленту через кружевную отделку и зашнуровала свои лучшие башмачки из ткани серого цвета. Потом причесала щеткой волосы, засиявшие после мытья, и уложила их в узел на затылке.
Надев жакет, Анна посмотрела на себя в зеркало — лицо бледное и худое, одежда висит… На скуле темнеет синяк от кулака Спинера, а на шее красные царапины от его ножа. Анна улыбнулась своему отражению, надеясь пробудить в сердце мужество. Но это не помогло — в глазах царило отчаянье. Грустно было смотреть на сильную, молодую женщину, мечты которой уже никогда не сбудутся…
Когда Стефен вошел в обеденный салон, шум и гам голосов стихли, а присутствующие пассажиры уставились на него, повернувшись на стульях. Миссис Смит-Хэмптон смотрела на Стефена удивленно, тогда как ее круглый муж ухмыльнулся в усы и толкнул локтем джентльмена рядом. Пристально смотрела миссис Чарльз. А милая мисс Кэмберуел даже не подняла глаз от чашки с кофе.
Стефен проигнорировал всех. Он сидел один, ел мало, кофе выпил залпом и ушел. Он поднялся наверх и походил по верхней палубе. Прошлой ночью он не обратил внимания на страхи Анны. Но сейчас… слова капитана, казалось, уже недостаточно.
Без сомнения, делегация разъяренных пассажиров уже требует от Блоджета объяснить присутствие Анны в каюте первого класса.
Стефен наклонился над бортом, пристально всматриваясь в гладкие волны мертвой зыби, пытаясь найти выход. Он вспомнил, как выглядела Анна, когда ее привел Кинкейд, — в изорванной, грязной одежде с глазами, из которых ушла жизнь. Вспомнил синяки на ее лице и порезы на горле, и горячая нежность заполнила его сердце. Если он позволит Блоджету отправить Анну в трюм, как ему дальше жить?! Если он увидит, что ее вернули опять на милость команды, как он сможет называть себя мужчиной?
— Мистер Флин, капитан хочет встретиться с вами в его каюте.
Это был стюард. Стефен спустился, готовый к сражению.
Блоджет, одетый очень официально, уставился через кормовое окно на серые морские волны. Услышав, шаги Стефена, он быстро повернулся и взглянул на него.
— Кажется, это не проходит, Флин. — И капитан извинился, объясняя, что ситуация не в его власти. — Все пассажиры говорят, что убийца содержится для безнравственных целей в отдельной каюте боксера, где к тому же находится и мальчик… Блоджет смотрел с симпатией.
— Послушать, что они говорят, так ваша каюта — это Содом, боксерский ринг и бордель для ребенка — все сразу. Ум за разум заходит! Удивляюсь, до чего могут дойти респектабельные люди в своих фантазиях!
У Стефена опять заболело бедро — он долго шагал, обдумывая, как спасти Анну.
Капитан заключил:
— Она должна вернуться назад сегодня после обеда.
По спине Стефена пробежал холодок.
— Нет.
— Послушайте, Флин! Я согласен, что убийство было самозащитой. И засвидетельствую это перед властями в Нью-Йорке… Я верну вам деньги. Но девушка должна быть готова вернуться обратно.
Стефен засунул руки за пояс брюк и взглянул на капитана.
— Она не может отсюда уйти. Вы знаете, что с ней произойдет!
— Черт возьми! Эта женщина должна покинуть вашу каюту сегодня после обеда! И если понадобится, силой! Если она не уйдет, — заявили пассажиры, — они отошлют сообщение в корабельную контору в Нью-Йорк, где меня обвинят в поощрении аморального поведения. Вы знаете, где я окажусь после этого? Меня спишут на берег, вот что! А может быть, и в тюрьму посадят.
Неожиданно пришло решение — такое простое, такое ясное, что Стефена самого удивило, почему он так долго его не видел.
— Я на ней женюсь!
Блоджет вытаращил глаза. В каюте стало так тихо, что было слышно лишь отдаленное царапанье железа по дереву.
— Женитесь на ней! — Глаза Блоджета готовы были лопнуть. — Собираетесь жениться на этой девушке?!
Мысли Стефена бежали галопом. Выйдя за него замуж, Анна будет в безопасности… Если они поженятся, никто не может запретить ей делить с ним его каюту.
— А почему нет? Вам дана власть эту церемонию проводить.
— Конечно, я сделаю, но…
— Ну, тогда решено! — Стефен подумал, как успокоится теперь Анна. И как будет благодарна…
Блоджет рассмеялся:
— С Богом, Флин. Надеюсь, что вы говорили серьезно!
Стефен был уже у двери.
— Организуйте свидетелей, Блоджет! Это надо сделать перед обедом.
Когда Стефен вошел в каюту, Анна сидела на софе, раскладывая на столе образцы — по всей вероятности — кружев. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли. Он способен был только смотреть на нее, стоя в дверях, забыв снять руку с косяка.
Оборванную, грязную молодую женщину сменила опрятная красавица, премило выглядевшая в голубом. В свете, льющемся из иллюминатора, сверкали ее рыже-каштановые, густые кудрявые волосы. Немного кружева на шее делало ее красоту приятно сдержанной, почти девственной. Стефена в очередной раз поразила чарующая красота Анны — удивительная смесь порочности, пристойности и житейской мудрости. Он стоял, не шевелясь.
Анна осторожно наблюдала за ним. Чтобы скрыть волнение, Стефен показал на кружево:
— Что это?
— Я делаю сумочку для посещения оперы.
Ее руки, огрубевшие от работы, однако изящно худые, собирали образцы тонкой работы.
Стефен присел рядом, не решаясь взглянуть на нее. Он разглядывал образцы вееров и цветов, бутонов и листьев, выполненных способом кроше и разложенных на столе.
— И что потом будешь делать? Сошьешь вместе? Анна объяснила:
— Вначале я приметаю все узоры на батистовую кальку, потом сделаю общую основу, которая соединит все эти части вместе. А уже после этого я обвяжу сумочку шелком, а в обвязке сделаю маленькие карманчики.
— Карманчики?!
— Да, для лорнета, носового платка… Наступила минута молчания. Анна перекладывала узоры.
— В Дублине такие сумочки для оперы идут за баснословные деньги.
— По сколько?
— Пять фунтов.
— Ого. — Стефен встретился с ее глазами — темно-голубыми, пристально смотревшими на него, и почувствовал, как его охватывает жар. На протяжении нескольких недель до Нью-Йорка она всецело будет принадлежать ему! Он даже не сомневался, что сможет понравиться ей.
— Ты надеешься стать богатой дамой?
Анна взглянула на него серьезно.
— И тогда я отплачу вам за все хлопоты.
— Анна, мне нужно что-то тебе сказать.
Она побелела, как полотно.
— Они отправляют меня обратно.
— Послушай меня…
— Я знала — они не позволят мне остаться. — У нее задрожал подбородок, а на щеках выступил румянец от волнения.
Стефен хотел взять ее за руку, но она как раз складывала свои узоры.
— Есть способ оставить тебя здесь…
Анна замолчала и растерянно посмотрела на него:
— Какой?
— Нам нужно… пожениться.
Она сидела, вся сжавшись, на лице — недоверие.
— Если мы поженимся, они не смогут отослать тебя назад, — объяснил он.
— Поженимся?
Ее губы мило сложились, произнеся это слово. Стефен представил мягкость ее рта и ощутил желание.
— Капитан может зарегистрировать брак сегодня. Потом ты сможешь сидеть в дамском будуаре и делать свои кружева. Когда захочешь, сможешь выйти на палубу, есть в салоне, радоваться концертам и играм, которые организуют дамы.
— Поженимся с вами? — Казалось, Анна не могла в это поверить.
Стефен пожал плечами:
— Разве это так плохо?!
— Вы хотите это проделать?!
— Тогда ты будешь в безопасности.
— Но… но я не могу. — Она никогда не сможет выйти за него замуж!
— Это не навсегда, — объяснил Стефен. — Только пока не придем в Нью-Йорк. Капитан ведь не священник. Брак можно аннулировать.
Анна хотела объяснить, что она уже замужем, замужем в течение шести лет, хотя ее муж и оставил ее через десять месяцев. Но тут она вспомнила о Кокберне, Джибсе и других матросах. Вспомнила руки Спинера на себе, его зловонный рот… «Это же просто церемония, — подумала она. — Просто обман… Всего на несколько недель до Нью-Йорка, и тут нет священника».
Анна взглянула на Стефена, красивого и непреклонного, и заметила в его глазах желание. Она поняла, что произойдет, если она согласится на его предложение. Но выбора не было…
— Да, — услышала она свой ответ. — Согласна… На его лице появился слабый намек на улыбку.
— Тогда нам нужно идти, — сказал он, вставая. — Капитан должен с этим покончить до обеда.
Церемония была краткой. Свидетелем выступил мистер Кинкейд, а Рори — с сияющим от удовольствия личиком — стоял рядом с невестой. Когда Анна предлагала себя Стефену, щеки ее загорелись от тайной вины, и она коротко помолилась про себя, прося у небес прощения.
Капитан Блоджет пожелал им всяческих благ, Стефен поцеловал ее в щеку, едва прикоснувшись.
Анна подняла голову. Теперь она — миссис Флин и это дает ей право радоваться дамскому будуару, большому салону, заботе стюардов и доброжелательности пассажиров. Полноправным пассажиром на «Мэри Дрю» ее сделали всего несколько слов.
Но вместо облегчения она ощутила только тяжелую ношу вины. Сейчас она была замужем за двумя мужчинами: один, ушедший из ее жизни, но связанный с ней навеки, а другой — связан с ней только на какие-то две недели. Единственное, на что она уповала, что Флин так же надежен, как и его слово.
— Поторапливайтесь, девушка! Полагаю, что освобождению вы очень рады.
Анна не знала ни который час, ни какой сегодня день. Была ночь, и она решила, что, сжавшись под грязным одеялом, провела весь день в помещении под палубой. Ее стражник сидел под раскачивающейся лампой, наблюдая за ней с револьвером наготове. Один раз, когда он задремал, крыса пробежала по ноге Анны. Девушка взвизгнула. Матрос мгновенно проснулся и нацелил свое оружие на Анну. Она решила больше не испытывать судьбу — натянула одеяло на голову и притихла. А когда Кинкейд толчком разбудил ее, она поняла, что спала.
— Вас купил боксер, — доложил Кинкейд. — Мне велено отвести вас наверх.
Больше он ничего не стал объяснять, а Анна ни о чем и не спрашивала. Мысли ее были в смятении, а тело уставшим. С самого первого дня отплытия она отдана на милость мужчин. Один на нее напал, другой посадил в тюрьму. А сейчас, видимо, она стала принадлежать третьему…
Анна взглянула в ночное небо, усыпанное звездами, — ярко светил полумесяц, но обычное умиротворение в этот раз не снизошло на несчастную девушку. Ее не покидало чувство обреченности…
Они миновали очень длинный проход и вышли на незнакомую территорию в середине корабля. Тут не было суматохи и гама пассажиров из четвертого класса. Палуба была просторной и безукоризненно чистой.
Кинкейд остановился перед небольшим салоном на палубе.
— Она в вашем распоряжении, мистер Флин.
Из тени выступил Флин. Он, не отрываясь, молча смотрел на Анну. Когда он увидел ее всклоченные волосы, изорванную грязную одежду, его охватил гнев. Девушка опустила голову.
— Они вами пользовались?! — спросил он жестко.
Анна безмолвно взглянула на него.
— Анна! Они причинили тебе боль?! — Он приподнял ее лицо за подбородок. — Что они с тобой сделали?!
— Ничего, — прошептала она. — Они ничего не сделали…
Он пристально смотрел на нее.
— Они изнасиловали тебя?! Анна потрясла головой:
— Нет…
— Я хотел тебя забрать еще раньше, — сказал Флин уже спокойно, — но капитан сказал, что твой вид потревожит пассажиров… Пришлось ждать наступления ночи. — Стефен зло улыбнулся и добавил: — Пугать приличное общество нельзя.
Анна молчала.
— Тебе нужно помыться.
Анна огляделась, но ни бочек, ни ведер не увидела. Стефен взял ее за руку и повел в салон на верхней палубе.
— Все с себя сними и отмойся как следует. Никто тебя не побеспокоит. А я подожду здесь. — Он открыл дверь и мягко подтолкнул ее: — Ну, иди, ты одна.
Анна переступила порог маленькой комнатки с голыми стенами. Стены и пол были выложены плиткой, отражающей свет лампы. Пол был с наклоном, с небольшим отверстием внизу у стены. Анна опустила пальцы в бак, наполненный горячей водой. На скамье она нашла мыло, пахнущее розами, пушистые полотенца и …аккуратно сложенные льняные трусы, лифчик и ее лучшая шерстяная шаль. Это были ее парадные вещи, и все они были украшены кружевами ее работы. Как они очутились здесь?! Неужели Стефен Флин перебирал ее имущество?! И тут она вспомнила — она принадлежит ему и он может делать все что угодно — и с ее сундуком, и с ней самой.
Анна сбросила одеяло и сняла порванную и испачканную кровью одежду. У нее жалко выпирали тазовые кости, живот запал от голода. Она набрала ковшом воды и вылила себе на голову. И опять, и опять она обливала себя горячей водой… Намылив волосы и тело, она с ожесточением начала отмывать въевшуюся грязь. Девушка не заметила, как из глаз потекли слезы, перемешиваясь с мылом и водой. Слезы текли рекой, выволакивая ее из теплого, спасительного бесчувствия. Рыдания сотрясали все тело… Анна обхватила себя руками, но не могла сдержаться от отчаянных причитаний. Ее планы разрушены, а мечты разбиты вдребезги. Она убила человека и должна понести небесную кару!
Анна рыдала, намылившись второй раз, она рыдала, когда ополаскивалась… Потом рыдания прекратились, сделав ее слабой, но освобожденной от острейшей боли и блаженно опустошенной. Одним полотенцем она завернула волосы, а другим хорошо себя растерла. Она думала о Стефене Флине и чувствовала смутную надежду. Он не похож на человека, который хотел бы причинить ей зло. Однажды он уже был с ней добр. Возможно, он искренне хочет ей помочь. Но… в тот день за сараем он так внимательно рассматривал ее тело… Она знала, что следует обычно за этим.
Стефен Флин ничем не отличается от любого другого мужчины: он выкупил ее, избавив временно от петли, чтобы положить к себе в постель.
Анна надела нижнее белье, ночную рубашку и набросила шаль. Влажные волосы расчесала пальцами, думая о своей загубленной душе. Во время голода она продала свою девственность за мешок с едой. Сейчас она должна отдаться Флину, чтобы избежать кары за убийство… Нет! Она должна найти другой путь отблагодарить его! Она должна отказать Флину, когда он начнет объявлять о своих правах, и умолять его, чтобы он не принуждал, пользуясь своей силой. В Америке она начнет новую жизнь, и эта жизнь должна быть целомудренной.
Собрав грязную одежду и мокрые полотенца в узел, Анна открыла дверь купальни. Стефен ждал, прислонясь к поручням.
— Это мы оставим здесь, — сказал он, беря из ее рук узел. — Потом стюардесса уберет…
— Они повесят меня за то, что я сделала?
Он внимательно посмотрел на нее, освещенную лунным сиянием.
— Нет, капитан дал мне слово. Я о тебе позабочусь. Анна встретилась с его пристальным взглядом и подумала о мускулистых руках, настойчивых, ищущих губах. Мысль о его вожделении вызвала в ней сильнейшую усталость.
— Ты ведь голодна? — спросил он. — Если ты немного поешь, тебе станет лучше.
Анна отрицательно покачала головой:
— Я только устала. Стефен взглянул приветливо:
— Так и должно быть.
Он взял ее за руку, и они пошли по палубе.
— Кинкейд сказал, что вы меня купили…
— Купил тебя! — Стефен уставился на нее, остановившись как вкопанный. — Я тебя, Анна, не покупал. Я просто оплатил твой билет до Нью-Йорка.
Для нее это было одно и то же.
— Сколько же это стоило?
— Не имеет значения…
— Пожалуйста! Мне нужно знать. Он улыбнулся и потер скулу.
— Сто сорок долларов.
У Анны упало сердце. Это почти пятьдесят фунтов! Столько она никогда не сможет вернуть!
— Благодарю вас за ваши хлопоты.
Стефен ничего не сказал, только крепче сжал ее руку. Спустившись по лестнице, они оказались на узкой пустой палубе, занимающей заднюю часть кормы парохода. Здесь было тихо и темно.
— Эта палуба — променад для первого класса, — пояснил Стефен, когда они проходили по скрипящим доскам. — Когда погода плохая, пассажиры прогуливаются здесь… Туда и обратно. Довольно нудное упражнение. — Он указал на двери по обе стороны променада. — Пассажирские каюты. Все уже спят…
Стены и двери были окрашены в голубой и белый цвета и отделаны золотом. Цепь белых колонн с позолоченным верхом поддерживала по центру низкий потолок. Анна представила леди и джентльменов, прогуливающихся по сверкающей палубе в своих изысканных одеждах и разговаривающих друг с другом, как они делали это в парке Феникса в Дублине. И ее — женщину из четвертого класса, женщину, убившую матроса, и внезапно внутри у нее все похолодело. Ей никогда не разрешат здесь находиться. Дамы в шелках и кринолинах никогда не потерпят ее общества. Ни здесь, на променаде, ни в обеденном салоне и уж определенно в каюте Стефена Флина. Они отправят ее обратно в трюм, к дружкам Спинера — Джибсу, Кокберну и Фелоузу.
Анна споткнулась. Стефен обнял ее за талию и сказал:
— Ты очень устала…
Она взглянула на него. На что он надеялся, забирая ее под носом респектабельной публики к себе, находясь к тому же с сыном в одной каюте? Даже если она будет прятаться до Нью-Йорка в его каюте, все равно пойдут, слухи об ирландской содержанке Флина, убийце из эмигранток.
Стефен открыл дверь:
—: Вот мы и пришли.
Анна вошла в каюту.
— Парнишка спит. — Он указал на койку за занавеской, которую Анна едва разглядела при слабом свете лампы. — Он хотел дождаться тебя…
Анна сжала руки.
— Они никогда не позволят мне здесь остаться! Стефен посмотрел на койку Рори.
— Если мы его разбудим, всю ночь не будем спать.
— Они не позволят мне остаться, — повторила Анна уже тише, но настойчиво. — Они отошлют меня назад.
Он похлопал ее по плечу. Его глаза были добрыми.
— Капитан дал мне слово. Тебя не отправят назад. А сейчас давай спать.
Он подвел ее к свободной нижней койке.
— Если понадоблюсь, я рядом.
Анна сбросила шлепанцы и сняла шаль. Она легла под простыню, пахнущую свежестью и чистотой. Под ее головой была мягкая подушка. Она отвернулась от Стефена, надеясь, что он с ней не ляжет. У нее отлегло от сердца, когда он накрыл ее одеялом и, задернув полог, оставил одну.
Проснувшись, Анна услышала какие-то отдаленные голоса — один высокий, звучавший вопросительно, другой низкий. «Рори, — подумала она, — и Стефен…» Полоса света проникала через полог. Она закрыла глаза и опять провалилась в сон. Когда она окончательно проснулась, свет стал ярче, а голосов не было слышно.
Приподняв угол полога, Анна увидела стены цвета слоновой кости и драпировку в малиновую полоску. В каюте было четыре койки — две верхние и две нижние, каждая из которых была застелена покрывалом в веселую красно-белую полоску. Под маленьким круглым окном стояла софа, обитая темно-красным плюшем. Кресло-качалка мягко двигалось в так движению парохода. Анна подняла полог повыше и встала. На вешалке у стены висели рубашки и пиджаки. На полу в беспорядке лежали ботинки — большого и маленького размеров. Напротив софы громоздился огромный чемодан. Рядом стояли ее сундучки.
Комната была просторной и уютной.
Девушка поискала ночной горшок, но ничего подобного не было видно. «Наверное, — подумала она, — в первом классе есть соответствующие удобства…»
Надев шлепанцы и шаль, Анна прошла к двери и открыла ее. Коридор был пуст. Девушка сделала несколько робких шагов, когда открылась другая дверь и высокая женщина, задрапированная в шелк, отделанный оборками, лентами и кружевами, вышла в коридор. Женщина подняла глаза и встретилась с пристальным взглядом Анны. Ее лицо побледнело под румянами.
— Извините меня, — сказала Анна, улыбнувшись. — Не могли бы вы показать мне женский…
Женщина в оборках взвизгнула и поспешно скрылась за дверью своей каюты, с шумом захлопнув ее.
Анна замерла от страха. Неважно, что может подумать Стефен Флин, но к обеду она должна убраться в трюм. Нет никакой надежды!
— Мадам? Вам нехорошо? — До плеча Анны дотронулась темнокожая женщина в черном платье и белом переднике.
— Женский туалет, если можно, — ответила Анна, с трудом приходя в себя. — Я нахожусь в каюте мистера Флина… Видите ли, я… — Она замолчала, не зная, как объяснить свое присутствие.
Стюардессе объяснения были не нужны. Она проводила Анну до двери в конце холла, подождала и отвела назад в каюту Флина. Потом исчезла, пообещав принести завтрак и воду для утреннего туалета.
Ожидая ее, Анна перебрала вещи в своем сундучке. Она вынула новую зубную щетку, серебряную щетку для волос, пакет заколок и плотный клубок голубой ленты. Девушка потрогала нарядное платье из зеленого шелка, которое подарила ей хозяйка. Оно было изрядно поношенным, но в глазах Анны роскошным. Потом пришла очередь полюбоваться на свою лучшую юбку из хлопка с рисунком из бело-синих цветов и на жакет. Анна положила одежду на койку и разгладила складки.
Стюард принес воды — много и горячей, а следом за ним стюардесса явилась с подносом булочек, джема и горячего кофе. Пока Анна ела, поглядывая на красивую бело-синюю юбку, она неожиданно для себя решила ее надеть. Может, это поддержит ее дух?
Допив кофе, Анна надела чистое льняное белье и все четыре нижние юбки. Застегнув снежной белизны блузку, она продернула голубую шейную ленту через кружевную отделку и зашнуровала свои лучшие башмачки из ткани серого цвета. Потом причесала щеткой волосы, засиявшие после мытья, и уложила их в узел на затылке.
Надев жакет, Анна посмотрела на себя в зеркало — лицо бледное и худое, одежда висит… На скуле темнеет синяк от кулака Спинера, а на шее красные царапины от его ножа. Анна улыбнулась своему отражению, надеясь пробудить в сердце мужество. Но это не помогло — в глазах царило отчаянье. Грустно было смотреть на сильную, молодую женщину, мечты которой уже никогда не сбудутся…
Когда Стефен вошел в обеденный салон, шум и гам голосов стихли, а присутствующие пассажиры уставились на него, повернувшись на стульях. Миссис Смит-Хэмптон смотрела на Стефена удивленно, тогда как ее круглый муж ухмыльнулся в усы и толкнул локтем джентльмена рядом. Пристально смотрела миссис Чарльз. А милая мисс Кэмберуел даже не подняла глаз от чашки с кофе.
Стефен проигнорировал всех. Он сидел один, ел мало, кофе выпил залпом и ушел. Он поднялся наверх и походил по верхней палубе. Прошлой ночью он не обратил внимания на страхи Анны. Но сейчас… слова капитана, казалось, уже недостаточно.
Без сомнения, делегация разъяренных пассажиров уже требует от Блоджета объяснить присутствие Анны в каюте первого класса.
Стефен наклонился над бортом, пристально всматриваясь в гладкие волны мертвой зыби, пытаясь найти выход. Он вспомнил, как выглядела Анна, когда ее привел Кинкейд, — в изорванной, грязной одежде с глазами, из которых ушла жизнь. Вспомнил синяки на ее лице и порезы на горле, и горячая нежность заполнила его сердце. Если он позволит Блоджету отправить Анну в трюм, как ему дальше жить?! Если он увидит, что ее вернули опять на милость команды, как он сможет называть себя мужчиной?
— Мистер Флин, капитан хочет встретиться с вами в его каюте.
Это был стюард. Стефен спустился, готовый к сражению.
Блоджет, одетый очень официально, уставился через кормовое окно на серые морские волны. Услышав, шаги Стефена, он быстро повернулся и взглянул на него.
— Кажется, это не проходит, Флин. — И капитан извинился, объясняя, что ситуация не в его власти. — Все пассажиры говорят, что убийца содержится для безнравственных целей в отдельной каюте боксера, где к тому же находится и мальчик… Блоджет смотрел с симпатией.
— Послушать, что они говорят, так ваша каюта — это Содом, боксерский ринг и бордель для ребенка — все сразу. Ум за разум заходит! Удивляюсь, до чего могут дойти респектабельные люди в своих фантазиях!
У Стефена опять заболело бедро — он долго шагал, обдумывая, как спасти Анну.
Капитан заключил:
— Она должна вернуться назад сегодня после обеда.
По спине Стефена пробежал холодок.
— Нет.
— Послушайте, Флин! Я согласен, что убийство было самозащитой. И засвидетельствую это перед властями в Нью-Йорке… Я верну вам деньги. Но девушка должна быть готова вернуться обратно.
Стефен засунул руки за пояс брюк и взглянул на капитана.
— Она не может отсюда уйти. Вы знаете, что с ней произойдет!
— Черт возьми! Эта женщина должна покинуть вашу каюту сегодня после обеда! И если понадобится, силой! Если она не уйдет, — заявили пассажиры, — они отошлют сообщение в корабельную контору в Нью-Йорк, где меня обвинят в поощрении аморального поведения. Вы знаете, где я окажусь после этого? Меня спишут на берег, вот что! А может быть, и в тюрьму посадят.
Неожиданно пришло решение — такое простое, такое ясное, что Стефена самого удивило, почему он так долго его не видел.
— Я на ней женюсь!
Блоджет вытаращил глаза. В каюте стало так тихо, что было слышно лишь отдаленное царапанье железа по дереву.
— Женитесь на ней! — Глаза Блоджета готовы были лопнуть. — Собираетесь жениться на этой девушке?!
Мысли Стефена бежали галопом. Выйдя за него замуж, Анна будет в безопасности… Если они поженятся, никто не может запретить ей делить с ним его каюту.
— А почему нет? Вам дана власть эту церемонию проводить.
— Конечно, я сделаю, но…
— Ну, тогда решено! — Стефен подумал, как успокоится теперь Анна. И как будет благодарна…
Блоджет рассмеялся:
— С Богом, Флин. Надеюсь, что вы говорили серьезно!
Стефен был уже у двери.
— Организуйте свидетелей, Блоджет! Это надо сделать перед обедом.
Когда Стефен вошел в каюту, Анна сидела на софе, раскладывая на столе образцы — по всей вероятности — кружев. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но слова не шли. Он способен был только смотреть на нее, стоя в дверях, забыв снять руку с косяка.
Оборванную, грязную молодую женщину сменила опрятная красавица, премило выглядевшая в голубом. В свете, льющемся из иллюминатора, сверкали ее рыже-каштановые, густые кудрявые волосы. Немного кружева на шее делало ее красоту приятно сдержанной, почти девственной. Стефена в очередной раз поразила чарующая красота Анны — удивительная смесь порочности, пристойности и житейской мудрости. Он стоял, не шевелясь.
Анна осторожно наблюдала за ним. Чтобы скрыть волнение, Стефен показал на кружево:
— Что это?
— Я делаю сумочку для посещения оперы.
Ее руки, огрубевшие от работы, однако изящно худые, собирали образцы тонкой работы.
Стефен присел рядом, не решаясь взглянуть на нее. Он разглядывал образцы вееров и цветов, бутонов и листьев, выполненных способом кроше и разложенных на столе.
— И что потом будешь делать? Сошьешь вместе? Анна объяснила:
— Вначале я приметаю все узоры на батистовую кальку, потом сделаю общую основу, которая соединит все эти части вместе. А уже после этого я обвяжу сумочку шелком, а в обвязке сделаю маленькие карманчики.
— Карманчики?!
— Да, для лорнета, носового платка… Наступила минута молчания. Анна перекладывала узоры.
— В Дублине такие сумочки для оперы идут за баснословные деньги.
— По сколько?
— Пять фунтов.
— Ого. — Стефен встретился с ее глазами — темно-голубыми, пристально смотревшими на него, и почувствовал, как его охватывает жар. На протяжении нескольких недель до Нью-Йорка она всецело будет принадлежать ему! Он даже не сомневался, что сможет понравиться ей.
— Ты надеешься стать богатой дамой?
Анна взглянула на него серьезно.
— И тогда я отплачу вам за все хлопоты.
— Анна, мне нужно что-то тебе сказать.
Она побелела, как полотно.
— Они отправляют меня обратно.
— Послушай меня…
— Я знала — они не позволят мне остаться. — У нее задрожал подбородок, а на щеках выступил румянец от волнения.
Стефен хотел взять ее за руку, но она как раз складывала свои узоры.
— Есть способ оставить тебя здесь…
Анна замолчала и растерянно посмотрела на него:
— Какой?
— Нам нужно… пожениться.
Она сидела, вся сжавшись, на лице — недоверие.
— Если мы поженимся, они не смогут отослать тебя назад, — объяснил он.
— Поженимся?
Ее губы мило сложились, произнеся это слово. Стефен представил мягкость ее рта и ощутил желание.
— Капитан может зарегистрировать брак сегодня. Потом ты сможешь сидеть в дамском будуаре и делать свои кружева. Когда захочешь, сможешь выйти на палубу, есть в салоне, радоваться концертам и играм, которые организуют дамы.
— Поженимся с вами? — Казалось, Анна не могла в это поверить.
Стефен пожал плечами:
— Разве это так плохо?!
— Вы хотите это проделать?!
— Тогда ты будешь в безопасности.
— Но… но я не могу. — Она никогда не сможет выйти за него замуж!
— Это не навсегда, — объяснил Стефен. — Только пока не придем в Нью-Йорк. Капитан ведь не священник. Брак можно аннулировать.
Анна хотела объяснить, что она уже замужем, замужем в течение шести лет, хотя ее муж и оставил ее через десять месяцев. Но тут она вспомнила о Кокберне, Джибсе и других матросах. Вспомнила руки Спинера на себе, его зловонный рот… «Это же просто церемония, — подумала она. — Просто обман… Всего на несколько недель до Нью-Йорка, и тут нет священника».
Анна взглянула на Стефена, красивого и непреклонного, и заметила в его глазах желание. Она поняла, что произойдет, если она согласится на его предложение. Но выбора не было…
— Да, — услышала она свой ответ. — Согласна… На его лице появился слабый намек на улыбку.
— Тогда нам нужно идти, — сказал он, вставая. — Капитан должен с этим покончить до обеда.
Церемония была краткой. Свидетелем выступил мистер Кинкейд, а Рори — с сияющим от удовольствия личиком — стоял рядом с невестой. Когда Анна предлагала себя Стефену, щеки ее загорелись от тайной вины, и она коротко помолилась про себя, прося у небес прощения.
Капитан Блоджет пожелал им всяческих благ, Стефен поцеловал ее в щеку, едва прикоснувшись.
Анна подняла голову. Теперь она — миссис Флин и это дает ей право радоваться дамскому будуару, большому салону, заботе стюардов и доброжелательности пассажиров. Полноправным пассажиром на «Мэри Дрю» ее сделали всего несколько слов.
Но вместо облегчения она ощутила только тяжелую ношу вины. Сейчас она была замужем за двумя мужчинами: один, ушедший из ее жизни, но связанный с ней навеки, а другой — связан с ней только на какие-то две недели. Единственное, на что она уповала, что Флин так же надежен, как и его слово.
ГЛАВА VI
После церемонии они пошли обедать. Войти в огромный обеденный салон означало для Анны войти в мечту. Вокруг мерцали шелка обивки, сверкали зеркала в золоченых рамах, искрились канделябры. Панели из черного дерева, украшенные резьбой, блестели, как черный атлас, а потолок был высок и изогнут, как в кафедральном соборе. Анна разглядывала бронзовых дельфинов, плывущих вдоль стен, и пальмы в кадках под окнами. Даже в своем воображении она не ожидала увидеть такого великолепия. «Благослови нас, Боже, — пробормотала она».
Она шла за Стефаном по толстому ковру к одному из тех длинных покрытых льняной скатертью столов, на которых столпился хрусталь с китайским фарфором и горшки с геранью. Бело-синяя посуда была еще украшена полосой с надписью «С. С. Салон „Мэри Дрю“. Анна села на стул, обитый кожей, мягкой, как лепестки цветов, отметив с одобрением яркое сияние хрусталя и столового серебра. Она с удовлетворением отметила, что знает предназначение каждого предмета.
Стефен с улыбкой подал ей карту меню.
— Выбери что хочешь.
Анна, взяв карту, внимательно изучила перечень жаркого, птицы и тушеных отбивных, от которых побежали слюнки.
— И я могу заказать любое блюдо? — спросила она.
— Все, если хочешь.
Она с трудом пробивалась через смешанные омлеты, макароны, овощи, пудинги, пирожные с заварным кремом и торты. Дочитав меню, Анна отложила карту и огляделась с голодным нетерпением. Присутствующие сверкали шелками, драгоценностями и белыми накрахмаленными манишками. На дамах были платья всех цветов — сверкающий вишневый и дымчато-серый, бледно-желтый и фиолетовый, топазовый и небесно-голубой, — богато украшенные розами, лентами и кружевами. Анна разглядывала всех, любуясь. Во время службы горничной в Дублине она наблюдала жизнь людей из благородного общества, но никогда еще не видела такой сбор элегантности в одном месте. И никогда не сидела среди них как равная.
Но не совсем равная. По обе стороны — около нее и Стефена — была порядочное пространство незанятых мест. Анна дотронулась до ленты на шее и слабо улыбнулась Стефену:
— Остальные, видно, нас не жалуют.
Стефен осмотрел комнату — стоял шум мужских голосов и высокого легкого смеха женщин.
— Они первое время и от меня воротили носы, но скоро вспомнили о хороших манерах. Придет время, и к тебе изменят отношение.
Анна разглядывала ярких, как попугаи, дам, выглядящих так беззаботно и самоуверенно.
— Они никогда не захотят иметь дело с такими, как я.
Стефен взмахнул льняной салфеткой:
— Поживем — увидим…
— Никогда, — повторила Анна. — Но я, признаться, этого и не ждала…
— Они не лучше тебя.
— Они — совершенство…
Стефен был преисполнен собственным достоинством, его накрахмаленная, снежной белизны грудь из льна сияла, как и у других джентльменов, но он был боксером, а не джентльменом, точно так же, как и она — со своими огрубевшими от работы руками, с испоганенным прошлым — не была дамой.
— Одно несомненно — ты самая красивая из всех присутствующих дам, — заметил Стефен, изучая внимательно меню. — Как ты думаешь, шампанское было бы в самый раз? Ведь не каждый день мы с тобой женимся.
— Ах, это же не настоящий брак, — поспешно возразила Анна. — Так что нет нужды что-нибудь праздновать. Вы сами сказали мне, что это только до Нью-Йорка.
Стефен опустил карту, его глаза смеялись.
Она шла за Стефаном по толстому ковру к одному из тех длинных покрытых льняной скатертью столов, на которых столпился хрусталь с китайским фарфором и горшки с геранью. Бело-синяя посуда была еще украшена полосой с надписью «С. С. Салон „Мэри Дрю“. Анна села на стул, обитый кожей, мягкой, как лепестки цветов, отметив с одобрением яркое сияние хрусталя и столового серебра. Она с удовлетворением отметила, что знает предназначение каждого предмета.
Стефен с улыбкой подал ей карту меню.
— Выбери что хочешь.
Анна, взяв карту, внимательно изучила перечень жаркого, птицы и тушеных отбивных, от которых побежали слюнки.
— И я могу заказать любое блюдо? — спросила она.
— Все, если хочешь.
Она с трудом пробивалась через смешанные омлеты, макароны, овощи, пудинги, пирожные с заварным кремом и торты. Дочитав меню, Анна отложила карту и огляделась с голодным нетерпением. Присутствующие сверкали шелками, драгоценностями и белыми накрахмаленными манишками. На дамах были платья всех цветов — сверкающий вишневый и дымчато-серый, бледно-желтый и фиолетовый, топазовый и небесно-голубой, — богато украшенные розами, лентами и кружевами. Анна разглядывала всех, любуясь. Во время службы горничной в Дублине она наблюдала жизнь людей из благородного общества, но никогда еще не видела такой сбор элегантности в одном месте. И никогда не сидела среди них как равная.
Но не совсем равная. По обе стороны — около нее и Стефена — была порядочное пространство незанятых мест. Анна дотронулась до ленты на шее и слабо улыбнулась Стефену:
— Остальные, видно, нас не жалуют.
Стефен осмотрел комнату — стоял шум мужских голосов и высокого легкого смеха женщин.
— Они первое время и от меня воротили носы, но скоро вспомнили о хороших манерах. Придет время, и к тебе изменят отношение.
Анна разглядывала ярких, как попугаи, дам, выглядящих так беззаботно и самоуверенно.
— Они никогда не захотят иметь дело с такими, как я.
Стефен взмахнул льняной салфеткой:
— Поживем — увидим…
— Никогда, — повторила Анна. — Но я, признаться, этого и не ждала…
— Они не лучше тебя.
— Они — совершенство…
Стефен был преисполнен собственным достоинством, его накрахмаленная, снежной белизны грудь из льна сияла, как и у других джентльменов, но он был боксером, а не джентльменом, точно так же, как и она — со своими огрубевшими от работы руками, с испоганенным прошлым — не была дамой.
— Одно несомненно — ты самая красивая из всех присутствующих дам, — заметил Стефен, изучая внимательно меню. — Как ты думаешь, шампанское было бы в самый раз? Ведь не каждый день мы с тобой женимся.
— Ах, это же не настоящий брак, — поспешно возразила Анна. — Так что нет нужды что-нибудь праздновать. Вы сами сказали мне, что это только до Нью-Йорка.
Стефен опустил карту, его глаза смеялись.