Деланси Элизабет. Нежное прикосновение

   Стефен прислонился к стене рядом с окном, наблюдая за ней.
   — Мы хотим, чтобы ты вернулась к нам, Нэн. Анна пыталась сохранить спокойствие, стараясь не обращать внимания на то, как заколотилось сердце. Она напоминала себе, сколько Стефен доставил ей радости и сколько ужасных страданий.
   — Нэн?
   Анна глянула на него пронзительно:
   — Как я могу вернуться, если я замужем за Били Магири?
   — Нам нужна ты. Рори и я согласны на это. Значит, он просит ее продолжать жить во лжи.
   — Так ты считаешь, что это легко. Только вернись, не думая о своих брачных клятвах.
   — Мы не можем без тебя жить.
   Он спокойно стоял у стены, рукава были закатаны, обнажая мускулистые руки, покрытые золотистой шерстью. Что-то изменилось в нем, подумала Анна. Даже при этой однодневной щетине была видна в— лице мягкость, которую она прежде не замечала.
   — А как насчет Розы? — спросила Анна, ожидая взрыва.
   — Она умерла, дорогая. Роза умерла.
   — Знаю я, что она мертва! — закричала Анна, выведенная из себя его спокойной манерой поведения. — Но ведь в твоем сердце она жива. Разве я не видела по твоему лицу, что ты нас сравниваешь? Я это и по твоему голосу слышала, когда ты кричал на меня, чтобы я не упоминала ее имени.
   Стефен глянул виновато:
   — Прости меня за это.
   — По твоей милости я чувствовала себя никчемной, когда ты сравнивал нас. — Полились слезы, она вытерла глаза.
   — Таким же меня самого вынуждала чувствовать
   Роза.
   Анна вперилась в него, ошеломленная.
   — Она была хорошей девушкой, — сказал он. — Все, что я говорил о ней, — истинная правда. Но для меня она была слишком хороша.
   Анна ощетинилась:
   — А я — нет?
   Стефен засмеялся, легко и удивленно: ведь говоря о Розе, он никогда раньше не смеялся.
   — Да, Нэн, ты для меня не слишком праведна. Ты как раз по мне — ни лучше, ни хуже. Никто из нас не похож на Розу, но ведь ей и не приходилось никогда страдать или стоять перед тяжким выбором, как тебе или мне.
   Анна переплела пальцы, подозрительно следя за ним взглядом.
   — По правде говоря, она делала меня несчастным.
   Анна выдохнула:
   — Да не может быть! Стефен пожал плечами:
   — Никогда никому, да и себе самому, я не разрешал так думать до сегодняшней ночи. Она заставляла меня считать, что я все делаю плохо. Она не хотела, чтобы я был боксером. Она не хотела, чтобы я вступал в Братство. Я и в постели с ней не мог быть, чтобы не чувствовать стыда.
   — Ну что ты, никогда ты в постели не стыдишься.
   — Это с тобой так.
   Анна отвела взгляд, вспоминая их страстные поцелуи, возбужденные, сжимающие и хватающие объятия. Ни разу, никогда он не принуждал ее делать что-нибудь против ее воли. Она не способна была вообразить женщину, которая его бы не хотела.
   — А как я к тебе отношусь — это касается не только постели. Какая ты есть и какой я — мы похожи. Ты понимаешь меня лучше, чем кто-нибудь еще, да и вообще — как никто. Я не могу позволить дать тебе уйти.
   Он снова ее охмурял, завлекая обратно.
   — А как же Били? Ведь я его жена.
   — Можешь называть так. Но не более того.
   — Но до гробовой доски, Стефен. Я навсегда его жена.
   — Нэн, ты — моя жена. Ты и Рори, и я, и если не хватает одного из нас, все рушится. Нас именно трое, все мы как бы поддерживаем друг друга в равновесии.
   Анна подошла, стала перед ним. В Стефеновом сердце барьеры рухнули, а ее собственные были хрупкими, как стекло.
   — Сейчас нас уже будет четверо. Я виделась с доктором миссис Смит-Хэмптон.
   Он помолчал какое-то время.
   — А ты мне говорила, что детей не будет.
   — Тогда я не предполагала, что смогу иметь. Стефен обнял ее за талию обеими руками, опуская их все ниже и ниже по животу. Анна прижалась к нему спиной, давая ему возможность почувствовать, где растет их ребенок. Он целовал ее волосы, шею.
   Закрыв глаза, она позволила его пальцам ласкать ее и гладить спереди — всю, сверху донизу, соблазняя и вызывая в ней жар.
   — Почему ты не сказала мне ничего раньше? — спросил он хрипло.
   — Боялась Били. Боялась, что он на ребенка объявит права.
   — На нас он ничего не объявит.
   — Ты уверен, точно?
   — Били шпионит против собственного народа, Нэн. Если шепнуть слово, то дунул — и нет его. Так что пусть он тебя не волнует. Нам он надоедать не будет ни по какому поводу.
   Анна подумала о малыше, которого носит, о том, что ее семья жива только в воспоминаниях, а если об этом куске жизни можно рассказывать, то только как сказку. Отцом ребенка будет считаться мужчина, который не является ее мужем.
   И как бы читая ее мысли, Стефен сказал: — Как ты думаешь, захотели бы твои родители, чтобы ты оставалась одна, а не с отцом твоего ребенка?
   Анна прижалась лбом к его плечу. Мукой для нее было думать, что ее родители знают о совершенных ею грехах. Но мама всегда говорила, что девушке нужно выбирать в мужья того человека, который лучше обеспечит детей. А отец — он, конечно, хотел бы, чтобы она обрела счастье после всех ее метаний.
   — Они, должно быть, посоветовали бы мне оставаться с тобой.
   Стефен погладил ее по волосам:
   — Я тоже так думаю.
   Вначале он поцеловал ее нежно, потом более настойчиво. Анна припала к нему, радостно узнавая родной вкус и запах, ощущение тепла и мускулов под руками. Против ее сердца колотилось сердце Стефена, а в своих глубинах она чувствовала тайное биение сердца ребенка. Счастье, которое она испытывала, было чистым, незамутненным — без сомнений, без ощущений:
   Он медленно стал раздевать ее, поцелуями покрывая обнаженное тело.
   — Сейчас все для тебя, Нэн…
   Он уложил ее в кровать, на льняные простыни, мерцающие при свете лампы, и глядел на нее. Он занимался с нею любовью с нежными словечками, с поцелуями и поглаживаниями, пока ее неопределенное удовольствие не превратилось в острое желание.
   — Стефен, — сумела едва она выдохнуть его имя. Жар охватил его, хотя он и не вошел в нее. Он не собирался становиться берущей стороной, наслаждаясь пока тем, что он — дающий. Он прислушивался к ее тихим, отчаянным вздохам, наблюдая испарину и конвульсии ее прекрасного тела. Он понял, что наслаждение Анны — это его величайшая радость, а сердце при этом переполнено любовью.
   Когда она отыскала его, он двинулся в нее безоглядно, войдя так глубоко, как ему хотелось. Она сжала его ногами и руками, жадно принимая его сильные удары, ради обморочного восторга, который был знаком, но все еще оставался новинкой.
   И он пришел чудесными волнами, экстаз чувственности, который, казалось, продолжался вечно и оставил ее рыдающей.
   Они лежали, переплетясь и опустошенные, пульсация наслаждения слабела. Стефен погладил ее щеку:
   — Я люблю тебя, Нэн.
   Заглянув ему в глаза, она поняла, что это правда. И этого он ей никогда не говорил, даже в моменты самой большой их физической близости.
   — Я это поняла.
   — Я тебя полюбил еще тогда, за коровьим сараем. Увидев тебя, я понял, что хочу, чтобы ты была в безопасности и счастлива. И, Нэн, клянусь тебе, что этого добьюсь. Никогда тебе не будет опять больно.
   В следующее утро Стефен поднялся до рассвета, чтобы сопровождать Эмета на «Гром». На пристани из Эмета прямо прыскали гордость и возбуждение. Он не менее полудюжины раз тряс руку Стефену, и они смеялись и били друг друга по рукам, подталкивая кулаками. Когда раздался свисток парохода, Стефен заключил Эмета в широкое объятие. Парень направлялся навстречу опасности, а Стефен ничего не мог сделать, кроме как пожелать ему счастливого пути.
   Он шагал домой при полном рассвете нового дня, наблюдая, как просыпается город. Он едва сомкнул глаза, проведя всю ночь с Анной в объятиях да думая об отплытии Эмета. Ночью он вставал взглянуть на Рори. Он погладил ему волосы, и вдруг Рори засмеялся во сне, коротко, ликующе. Этот смех что-то сотворил со Стефеном, как-то отогрел и исцелил его; ему захотелось плакать от благодарности.
   Он посидел на кровати сына в темноте, вспоминая их разговор в трюме «Грома». Подумал об обвинении Рори— что он соблазнил Анну, а потом обвинил ее в безнравственности. Возможно, так оно и было, а возможно — нет. Но одно он знал точно: он требовал, чтобы Анна поднялась до стандартов Розы, хотя самого себя поднять не смог. Он винил Анну за ее недостатки, хотя не разбирал свои собственные ошибки. Но даже разбор этого снял груз с души Стефена. По правде говоря, с него спало так много этого груза, что он почувствовал себя легче, чем позволено чувствовать любому человеку со всеми его конечностями и его разумом.
   Проходя через четвертый округ, Стефен купил Анне букетик цветов. Он подумывал зайти в «Большой Шестой», но потом решил побеседовать с Били позже. Ему захотелось застать Анну, растрепанную после сна. При воспоминании об их последней ночи, такой сладкой и приятной, он ускорил шаги. Он взбежал по лестнице в квартиру и успокоился, застав здесь тишину.
   Он прошел на кухню, поставил цветы в горшок, потом направился в спальню. Когда он вошел, Анна открыла глаза.
   — Ну что, отплыл наш Эмет? Стефен наклонился и поцеловал ее:
   — Он уже в пути.
   Анна села, зевая, и сильно потянулась. Она спала голая под простынями, и от вида ее поднятых рук, поправляющих волосы, в Стефене от страстного желания все взыграло.
   — Гляжу на тебя, — сказал он, присаживаясь на кровать, — такая ты красивая.
   Он взял в руки ее груди и поцеловал между ними, а потом еще и горло, и рот, пока ему не стало горячо от желания. Он потянулся рукой под простыни.
   Когда он дотронулся до нее, Анна взъерошила ему волосы:
   — Ага, да ты, оказывается, жадный?
   Стефен заколебался:
   — А хорошо ли так много заниматься этим, когда в тебе ребенок?
   — Спрашивать об этом в самый раз, — поддразнила она. — После вчерашней ночи.
   — Тогда я об этом не думал.
   Анна быстро провела пальцем по его щеке и губам:
   — Уверена, что хорошо.
   Она притянула его ближе, поглаживая ему спину, чувствуя тепло сквозь влажную ткань рубахи. Она ощутила запах вчерашней страстной ночи и подумала, как хорошо бы все повторить.
   Он отодвинулся.
   — Я собираюсь повидаться с Магири.
   — Ах, нет, Стефен. Не сегодня.
   Он оперся на локоть и поглядел на нее.
   — Я должен ему сказать, что ты остаешься со мной, разве нет? И что бой отменяется.
   Сейчас они с легкостью говорили о Били и Розе, без гнева или стыда. «Это просто облегчение, — подумала Анна, — чувствовать такую свободу».
   — Что ж, считаю, тебе стоит поговорить.
   — И есть еще несколько вопросов, на которые он должен ответить.
   — О шпионстве?
   — И об этом, и о другом.
   Анна ласкала волосы Стефена, накручивая на палец прядь.
   — Бедный Били. Амбиций — сколько угодно, а в душе он недотепа.
   — Как он мог тебя бросить — выше моего понимания.
   — Ах, да я и не нужна была ему, Стефен, по-настоящему. Иметь женщину ему и не хотелось. Он хотел только, чтобы им восхищались мужчины. Он женился на мне, потому что его дружки считали меня хорошенькой, и им даже в голову не пришло меня заполучить. А для Били выиграть меня — все равно что схватить с блюда самое большое пирожное.
   Стефен наклонился и поцеловал ее грудь.
   — Если ты — пирожное на блюде, дорогая, то я — оголодавший мужчина.
   — Спокойно, — сказала Анна, ощущая восхитительное нетерпение, и потянулась к нему, ища застежку на брюках.
   Все утро Анна чистила и убирала, и стирала пыль, пока не засверкали окна и не засияла мебель. Она приготовила Дэйви любимое блюдо на завтрак: белый магазинный хлеб, пропитанный горячим молоком и посыпанный сахаром с корицей. На плите томилось рагу, она начистила таз спелых розовых персиков для холодного напитка и пирога. Джил топтался рядом, красноглазый и раздражительный после вчерашней пьянки. Пока Анна трудилась, он выпил кофе и зевал над газетой. После второго похода в магазинчик к миссис Кэвенах Рори убежал искать Карэнов, напомнив Анне сделать фруктового пирога еще и на долю Эди и Майка, которые наверняка очень голодные.
   Анна напевала про себя, пока месила тесто. Снова она была в своей веселой, светлой кухне, снова в объятиях Стефена и в его постели. Рори в безопасности и счастлив, а сегодня вечером соседи соберутся в кухне, чтобы отпраздновать ее возвращение.
   Но под толщиной удовлетворенности было скрытое течение беспокойства. После завтрака Стефен ушел повидаться с Били. Он обещал там не драться, но что может произойти, кто знает, когда они окажутся вдвоем.
   — Ну, взгляни, Джил, этот фруктовый пирог ведь отлично выглядит? — И Анна отступила на шаг, любуясь отлично уложенным тестом.
   Джил отвел глаза:
   — От этого зрелища меня тошнит.
   — Ну и что ты куксишься? — спросила Анна. — Пил бы чай вместо виски, у тебя было бы лучше настроение с утра. А так — давай я тебе сделаю содовой воды?
   Джил потер лицо:
   — Как хорошо, что ты вернулась, ангел мой. Никто так обо мне не печется, как ты.
   — А если перестанешь пить, найдешь хорошую жену. Ну, как же: ведь ты умный человек — вот как сейчас, на тебя и поглядеть можно. И я постараюсь подыскать тебе девушку, если бросишь пить виски.
   Джил задумчиво глянул на нее.
   — Покажи вначале девушку, тогда я подумаю и решу.
   Только успела Анна поставить пирог в духовку, как услышала шаги на черной лестнице. Стефен. Она вытерла о фартук руки и глядела с ожиданием.
   Стефен вошел на кухню:
   — Нэн.
   Джил сразу встал.
   — Боже всемогущий! Магири, черт возьми, ты что
   тут делаешь?
   Анна отступила на шаг, подняв к горлу руку. В дверях стоял Били, стреляя вокруг глазами.
   — Все в порядке, Нэн, — сказал Стефен. — Он пришел с тобой поговорить.
   — Джил, а тебе лучше уйти, — и он кивнул в сторону двери.
   — Черт побери, Стефен, не можешь ты ждать от меня, что я пропущу такой трюк.
   Стефен выразительно глянул на него.
   — Ясно сказал — уходи.
   Джил поднялся со стула и мельком глянул на Анну:
   — Если тебе понадобится помощь, мой ангел, только крикни. Я буду рядом. — Он прошмыгнул позади Били, качая головой.
   — Может, Били, хочет чашку чаю, — сказал Стефен.
   Анна двигалась, как в трансе.
   — Простите меня— сказала она, отодвигая стул. — Били, милости просим в наш дом.
   Нахальная манера поведения Били исчезла: он выглядел сокрушенным, даже испуганным.
   Анна мельком глянула на Стефена, страстно желая, чтобы он что-нибудь объяснил, но он только успокаивающе улыбнулся. Только она потянулась за заварным чайником'на столике, как Стефен сказал:
   — Смелей, Магири. Расскажи ей то, что рассказал мне.
   Били повел широкими плечами.
   — Мы не были женаты по-настоящему. Никогда не были.
   Анна задрожала, у нее затряслись руки. Стефен забрал у нее чайник.
   — Присядь, Нэн, и послушай.
   Пока Били говорил, он не отрывал от стола глаз.
   — Все это был трюк — женитьба на тебе. Я это сделал на пари. Я хотел только тебя взять там, за скалами, где мы обычно сидели на пляже. Парни сказали, что ты никогда мне не отдашься, когда ты отбилась. Я прямо взбесился и решил им доказать, что добьюсь своего, и на тебе женился.
   Анна почувствовала, как запылали ее щеки.
   — Мы были женаты, — сказала она, почти прошептала. — Так или иначе мы были женаты.
   Били сильно смутился и покрутил головой:
   — Я не католик.
   — Что? — Анна повернулась взглянуть на Стефена. Он стоял позади нее, скрестив руки, внимательно слушая Били.
   — Я не католик, — повторил Били снова. — Мой прапрадед отпал от церкви. Он сказал: это единственный способ обойти законы, которые мешают человеку старой веры занять хорошее место где-нибудь в Ирландии. Он привел своих мальчишек в протестанты, и с тех пор наша семья придерживается этой веры. — Он мельком взглянул на Анну. — Когда подошло время венчаться с тобой, я заплатил служке святой Бригиды два фунта, чтобы он выправил для меня справку о крещении. Отец Руни на это смотрел очень неодобрительно.
   По спине Анны побежали мурашки. — Так что это значит, в самом деле? Но она знала, что это значит: в глазах церкви она и Били никогда не были женаты. Это обозначало, что их брак никогда не существовал.
   Смятение Анны обратилось в ярость. Все ее представления о себе были перевернуты вверх тормашками. Она вспомнила о тех ночах, которые провела в постели с Били, об отчаянии, когда он ее бросил, о чувстве вины перед Стефеном, об угрызениях совести из-за своей жизни во грехе. И это все было бессмысленным, ничего не стоило. Сам ее брак был ложью, просто ставка в пари среди шайки дублинских головорезов.
   Еще не осознав, что она сделает, Анна вскочила. Она перегнулась через стол и со всей силой ударила Били по лицу. Пропустив удар из-за неожиданности, он даже пошатнулся на стуле. Сила удара была такова, что боль в Анниной руке отдалась во все тело.
   Стефен схватил ее сзади:
   — Хватит, Анна, достаточно. Били вскочил, сжав кулаки:
   — Помилуй Бог, не потерплю этого от женщины.
   — Заткнись, Магири, — сказал Стефен.
   Анна билась в руках Стефена, пытаясь вырваться.
   — У тебя есть стыд или нет? — визжала она на Били. — Будь ты проклят!
   — Анна! Прекрати сейчас же! Я не отпущу тебя, пока ты не возьмешь себя в руки.
   Она кипела от ярости: ей хотелось сдавить горло и придушить, придушить этого Били.
   — Прямо-таки буйнопомешанная, вот кто она, — выдохнул Били, поправляя галстук. — Она тебе очень подходит, Флин. Бросается, как бешеная кошка, да и характер тоже поганый.
   — Джил! — закричал Стефен.
   Открылась дверь с черного хода, и Джил просунул голову.
   — Нужно помочь, парень?
   — Покажи Магири выход.
   Джил взглянул на Анну, и у него глаза на лоб полезли.
   — Иисусе Христе! Магири, похоже на то, что она хочет тебя лишить жизни.
   — Чтобы тебя черти забрали совсем! — вопила Анна, пока Били торопливо шел к двери. Она оттолкнула Стефена и пронеслась в спальню, хлопнув дверью.
   Она села на кровать, вся дрожа в ознобе от шока, пытаясь понять, что все это значит. Она начищала дом Били, и стряпала, и чинила его рубашки. Но хуже всего то, что она ложилась с ним, когда бы он этого ни пожелал. Она считала, что выполняла требования божественной святости брака, а все, что делала, было жизнью блудницы.
   Вошел Стефен:
   — Ну, Нэн, оставь это. Все это в прошлом.
   — Убить его готова.
   Стефен сел рядом с ней и дотронулся до плеча. Анна отвернулась.
   — Он мучил меня и загубил мою жизнь.
   — Твою жизнь он не загубил. Все это прошло, все, что он сделал. У тебя сейчас новая жизнь, светлая — со мной и с Рори, и с этим малышом, который родится. Не позволяй Магири все это отравить.
   Анна обхватила голову руками. Может быть, это как раз то, что она просила у Бога? То, что освободит ее от Били, так что она сможет по-настоящему стать Стефену женой?
   — На Этой неделе мы поедем в Саратогу. Ты отдохнешь и будешь обрастать жирком и наблюдать за скачками вместе с Джилом. Снимем комнату в гостинице, какая понравится. Там для тебя работы не будет никакой, хотя я просто не представляю, как ты продержишься без шайки мужчин, за которыми нужен глаз да глаз.
   Анна почти не слышала слов Стефена. Брака с Били нет, никогда не было этого брака. Всего за секунду она превратилась в другого человека, с другим именем. Она никогда не была Анной Мэси, а только Анной Кируен. И Анной Флин. Внезапно она осознала, что ее брак со Стефеном реален, тогда как венчание с Били было шарадой.
   — Ничего не загублено, Нэн, — продолжал говорить Стефен. — Мы вместе навсегда.
   Он отнял руки от ее лица и взял их в свои. Он больше ничего не сделал, и за это она ему была благодарна. Ей нужно было посидеть тихо и подумать.
   Постепенно она стала чувствовать запах кипящих на тихом огне тушеных овощей с мясом, аромат запекающихся персиков. Вспомнила о том, что на обед Рори приведет Карэнов и, само собой, будут Дэйви и Моуз.
   — У меня полно дел, — сказала она, — вставая. Стефен проводил ее до кухни. Она сняла котелок с овощным рагу с огня и стала расставлять тарелки. Когда ставила их, то думала о словах Стефена и поняла, что он прав. Не имеет значения, как она сердита на Били, тратить время на горечь обиды и проклятий ей незачем. И не нужно ей думать о прошлом, когда так много чего происходит в настоящем.
   — Пэги говорит, что сейчас, когда уехал Эмет, Дэйви каждую минуту ей делает предложение, — сказала она. — А Джил сказал, что бросит пить, если я найду ему хорошенькую девушку в невесты. Ох, еще ведь миссис Смит-Хэмптон прислала записку. Она решила, что я должна сделать все приданое для ее малыша.
   Стефен наблюдал за ней.
   — Так, хорошо. Дел масса, верно?
   Анна остановилась и взглянула на Стефена.
   — А что его заставило признаться? Уверена, что не хотел это делать.
   — Я ему кое-чем пригрозил.
   — Что знаешь о его шпионстве?
   — Шоу подтвердил, да и другие тоже. Это значит, что оброни я словечко — и Били мертвец. И он это знает!
   Анна нахмурилась:
   — А как ты узнал, что он на мне женился обманом?
   — Разве он сам признается в таком о себе? Он хотел информацию об оружии в обмен на твою свободу. Я ему посоветовал рассказать мне правду о твоем браке, или я проговорюсь, что он шпионит. Он немного побушевал, но долго не упирался. Он согласился задержаться в Нью-Йорке проследить за аннулированием своего дела. Это займет какое-то время, Нэн, надо получить подтверждение из Ирландии. Но как только это произойдет, в тот же день Били уедет. Он говорит, что всегда мечтал о Калифорнии.
   Анна закончила раскладывать приборы. Она взяла горшок с цветами с кухонного столика и поставила его на середину стола.
   — Он всегда болтал о Калифорнии.
   — Он знает, что если он не сбежит туда, мы его притянем. Братство шпионов не щадит, и однажды ему придет конец— от пули или от ножа. А он не такой уж храбрый, наш Били, когда дело доходит до этого.
   Анна взяла чашку и положила немного рагу. От сердца отлегло, гнев смягчался.
   — И тогда мы обвенчаемся как надо. В церкви.
   — В церкви святого Пэтрика, только в ней, обещаю. — В тоне Стефена прозвучала хрипловатая нежность, он улыбался.
   Анна поставила чашку и посмотрела на него: гнев совсем растаял.
   — Ах, Стефен, — сказала она.
   Она потянулась к нему, но остановилась, услышав гром шагов на лестнице, звуки юных голосов.
   — Господи, помилуй нас! Это Рори и Карэны. — Она потянулась за другой чашкой. — Сейчас иди и зови Дэйви и Моуза. И Джила тоже, если он способен поесть. А ты помойся. Я не хочу, чтобы остывала моя стряпня.
   Руки Стефена кольцом обхватили ее талию.
   — Пусть они подождут.
   — Но, Стефен…
   — Поцелуй меня.
   Он прижал ее к себе и поцеловал. А потом еще раз. Анна повисла на нем, запустив пальцы ему в волосы.
   — А обед… — прошептала она против его рта. — А мальчишки…
   — Успокойся, — промурлыкал Стефен, и Анна успокоилась. Губы его были теплые, раскрылись, большие руки крепко прижимали ее. И он целовал ее до тех пор, пока она не ослабела от счастья, пока они не проскользнули в свою уединенную комнату, которая принадлежала только им, только им одним.
   Когда с грохотом открылась дверь и на кухню ввалились Рори и Карэны, с криками и прыжками, Анна уже вообще ничего не слышала.

ЭПИЛОГ

   — Индейское лето, — повторила Анна.
   Это выражение было для нее новым, но звучало очень приятно, потому что это время было прекрасным, с красным и золотом в листве, прозрачным воздухом и с солнцем, теплым, но не жарким.
   — Вот какое время года так названо, — пояснил Стефен. — Хотя какое это имеет отношение к индейцам, не знаю.
   Анна прислонилась головой к обманчивой спинке кресла-качалки на веранде и посмотрела на него. Он был очень красив — волевые черты лица, сильное тело. Он выезжал с группой мужчин на остров, чтобы начать строить коттедж, потом достраивал его с помощью Дэйви, Моуза и трех парнишек. Сейчас было начало октября, их последний в сезоне выезд.
   — Мне так хочется еще на денек задержаться здесь…
   — Ты ли это, миссис Флин? Я был готов держать пари, что тебе быстро наскучит медовый месяц и ты поспешишь вернуться к Рори и Карэнам…
   Анна сжала его руку, ей, конечно, не хватает Рори и деловитой жизни на Брейс-стрит, но она не готова прервать это пребывание наедине со Стефеном. Ее волнения были позади, так же как и поддельное замужество с Били Магири. Она— миссис Флин, с благословения священника, имеющая право на все дозволенные браком удовольствия, которыми она никак не могла насытиться.
   Анна глядела на синие воды освещенного солнцем залива. Она как-то сказала Стефену, что хочет сидеть на веранде, делать кружева и смотреть за детьми, играющими в песочнице. И он построил ее — она шла вдоль двух стен дома.
   — Скоро придет катер, — сказала она, — а я еще не уложила вещи Кэтрин.
   Она посмотрела на розовые пухлые щечки дочери, уютно устроившейся на руках Стефена. Она сладко спала, изредка вздыхая во сне. «Это был год счастливых благословений», — думала Анна.
   Стефен покачал младенца и улыбнулся.
   — Ей повезло родиться в медовый месяц родителей.
   — Она самая счастливая девочка на свете, — добавила Анна. — Ее все любят — и Рори, и Джил, и Моуз… Она просто купается в нашей любви. Миссис Смит-Хэмптон всегда просит приносить ее с собой. Они так смешно булькают с маленьким Адамом, ты бы только видел!
   — В комнате для спарринга парни говорят, что Кэтрин — самая красивая девушка в Нью-Йорке…
   Анна улыбнулась, думая, что, когда дочь подрастет, Стефена это не обрадует.
   — Хорошенькую девушку ирландец никогда не пропустит, — продолжал Стефен. — Я часто вспоминаю хорошенькую рыженькую девчушку на корабле… Она так зажгла меня. В ней, правда, тоже огонек был. Она потом такое вытворяла… Такое!
   Стефен посмотрел внимательно на Анну, и голос его прервался.
   — Нэн… — сказал он через минуту охрипшим голосом. — Давай еще на один день останемся?
   — Давай… Я даже и не мечтала, — сказала Анна, позволив ему думать, что это его идея.
   — Я побегу в док и скажу им, чтобы за нами завтра прислали катер.
   Кэтрин открыла большие голубые глазки и улыбнулась.
   — Поиграю с тобой, когда вернусь, — сказал Стефен и передал ребенка Анне. — А потом поиграю с твоей мамой…
   Он нагнулся и крепко поцеловал Анну. Сидя на веранде, Анна видела, как Стефен легко поднялся на холм и скрылся.