Страница:
— Я вам очень благодарна, мистер Флин. Я разыщу вас в Нью-Йорке и расплачусь с вами за вашу доброту.
Глядя на высокую и красивую девушку, покрытую копотью, Стефен вдруг почувствовал себя странно нерешительным, почти не способным говорить.
Он понял, что ее взгляд доставил ему большое удовольствие. Ему захотелось ее безопасности.
Подойдя к Анне, он взял ее за запястье — оно было холодным и худым, кожа да кости.
— Не нужно расплачиваться, Анна Катерина, но вы окажете честь юному Флину и мне, если придете навестить нас в Нью-Йорке. Вы нас найдете в Бауэри, в салуне «Эмирэлд Флейм» на Брейс-стрит.
Его слова ошеломили Анну, так же как и Рори. Мальчик уставился на отца, на руку, держащую Анну, и… улыбнулся.
— Ты придешь, Анна, ведь правда?
— Конечно, я зайду, — ответила Анна. Вырвав руку, она спрятала ее за спину. — Если не буду слишком занята.
Она больше не взглянула на Стефена, и он был этому рад. У него загорелось от смущения лицо. Уже много лет не говорил он женщине доброго слова… А сейчас девушка одарила его улыбкой, и он уже почувствовал слабость в коленках…
— Ладно, мы пошли, — сказал он и, взяв Рори за плечо, повел мальчика в столовую, предоставляя Анну самой себе.
Девушка опять присела на канатную бухту. Она развернула салфетку и взяла второй пирожок с ветчиной. Жуя, она напевала про себя и думала о Стефене Флине. Под броней боксера и внешней беззаботностью, кажется, он приличный человек. Ему нравится играть с женщинами, но они не должны его бояться. Если бы она была свободна, если бы она не была связана до гробовой доски с другим мужчиной, она бы непременно нашла дорогу в Бауэри на Брейс-стрит. А раз все так, как есть, заработав первые доллары, она пошлет деньги в салун. Ей необязательно искушать судьбу, отвечая на приглашение разодетого, улыбчивого мужчины, у которого не сын, а ангел.
Сложив руки на сытом животе, Анна уставилась взглядом в шелковисто-голубое небо. Она должна держаться своего одинокого пути в жизни. Хотя этот путь и не полностью устраивает ее…
ГЛАВА IV
Глядя на высокую и красивую девушку, покрытую копотью, Стефен вдруг почувствовал себя странно нерешительным, почти не способным говорить.
Он понял, что ее взгляд доставил ему большое удовольствие. Ему захотелось ее безопасности.
Подойдя к Анне, он взял ее за запястье — оно было холодным и худым, кожа да кости.
— Не нужно расплачиваться, Анна Катерина, но вы окажете честь юному Флину и мне, если придете навестить нас в Нью-Йорке. Вы нас найдете в Бауэри, в салуне «Эмирэлд Флейм» на Брейс-стрит.
Его слова ошеломили Анну, так же как и Рори. Мальчик уставился на отца, на руку, держащую Анну, и… улыбнулся.
— Ты придешь, Анна, ведь правда?
— Конечно, я зайду, — ответила Анна. Вырвав руку, она спрятала ее за спину. — Если не буду слишком занята.
Она больше не взглянула на Стефена, и он был этому рад. У него загорелось от смущения лицо. Уже много лет не говорил он женщине доброго слова… А сейчас девушка одарила его улыбкой, и он уже почувствовал слабость в коленках…
— Ладно, мы пошли, — сказал он и, взяв Рори за плечо, повел мальчика в столовую, предоставляя Анну самой себе.
Девушка опять присела на канатную бухту. Она развернула салфетку и взяла второй пирожок с ветчиной. Жуя, она напевала про себя и думала о Стефене Флине. Под броней боксера и внешней беззаботностью, кажется, он приличный человек. Ему нравится играть с женщинами, но они не должны его бояться. Если бы она была свободна, если бы она не была связана до гробовой доски с другим мужчиной, она бы непременно нашла дорогу в Бауэри на Брейс-стрит. А раз все так, как есть, заработав первые доллары, она пошлет деньги в салун. Ей необязательно искушать судьбу, отвечая на приглашение разодетого, улыбчивого мужчины, у которого не сын, а ангел.
Сложив руки на сытом животе, Анна уставилась взглядом в шелковисто-голубое небо. Она должна держаться своего одинокого пути в жизни. Хотя этот путь и не полностью устраивает ее…
ГЛАВА IV
Вечером горячий запах готовящегося мяса был уже не таким дразнящим. Анна принесла жестяной котелок в камбуз, и его наполнили доверху жирной свининой с картошкой и густым соусом. Она отнесла свою драгоценность к сараю, где, сгорбившись, медленно наслаждалась каждой ложкой деликатеса. Она была так поглощена ужином, что не заметила Спинера, пока он не толкнул ее.
Анна подняла на него глаза.
— Иди своей дорогой, прошу тебя! Говорить с тобой не хочу!
Склоненное лицо Спинера исказилось от ярости.
— Ты думаешь, что от меня освободилась, раз богатому мужику понравилась твоя мордашка и он купил тебе жратву? Пораскинь мозгами — Тома Спинера ты можешь получить больше, чем на две недели.
Анна с трудом сдержалась и не швырнула котелок в физиономию Спинера.
— Провались в преисподнюю к черту, — прошипела она. — И своих паршивых дружков с собой прихвати!
В блеклых глазах Спинера вспыхнул гнев.
— Проклинаешь, значит?! — прорычал он, неожиданно схватив девушку за волосы.
Задохнувшись от ужасной боли, Анна замолчала.
— Хорошенько ешь, — едко сказал Спинер. — Мне нравится, когда на бабе жирок есть.
Он отпустил ее резким толчком и пошел прочь.
Анна потерла воспаленную кожу на голове и попыталась справиться с животным страхом, охватившим ее. «Раз план Спинера взять ее голодом не сработал, он определенно придумает еще какую-нибудь пакость», — пронеслось у нее в голове. Анна опять припала к котелку, но уже без прежней жадности — аппетит пропал. Во рту было кисло, и с желудком творилось что-то неладное. Она заставила все же себя съесть содержимое котелка, не вынеся мысль, что еда может пропасть.
Поев, она направилась к баку с морской водой рядом с камбузом, где и помыла котелок. Потом спустилась в трюм и без сил растянулась на соломенном матрасе.
Беспокойно проспав несколько часов, она проснулась среди ночи. Вокруг все спали. У Анны раскалывалась голова от духоты в трюме, а желудок отвечал на каждое движение корабля. Рядом с ней на нарах выводила носом свои рулады вдова из Корка.
Анне захотелось глотнуть свежего воздуха. Она пробралась через спящих в жуткой тесноте людей и взобралась на трап, ведущий к багажу эмигрантов.
Когда она подошла к люковому трапу, слабо освещенному лампой, кто-то дотронулся до ее руки:
— Не засиживайся наверху.
Это был Дэйви Райен, рыжеволосый парень, выходивший против Флина. Была его очередь дежурить ночью — следить за вентиляцией и приглядывать за мародерами, замышлявшими какую-нибудь очередную пакость.
Он усмехнулся:
— Ты хочешь, чтобы я тебе проводил, дорогая?
— Ах, Дэйви, меня тошнит! Его улыбка исчезла.
— Извини, раз так.
Он посветил Анне, и она, поднявшись по трапу, вышла на палубу. Ночь была темная и безветренная. Внезапный блеск молнии осветил мачты, камбуз и уборные.
Анна почувствовала, что ее сейчас вырвет. Зажав руками рот, она перебежала через палубу к ограждениям и повисла на них — дрожащая и слабая; потом упала на колени, глубоко дыша. Упершись головой в переборку, посидела так, пока к ней не вернулись силы.
Через какое-то время она поднялась и прополоскала рот солоноватой водой из бака. Вернувшись к ограждению, оперлась на него в тихой темноте, стоя лицом к ветру, наслаждаясь его свежестью. Внутри у нее было пусто, но чувство голода исчезло. Сейчас было бы хорошо принять ванну с горячей водой и с куском ароматного мыла да найти уголок, где можно было постирать платье. Но ничего… В Нью-Йорке все будет чистым и новым. Прошлое уйдет, останется только многообещающее будущее.
Неожиданно Анна услышала звук тяжелого удара и сдавленное проклятие и обернулась. В темноте она узнала спотыкающуюся фигуру. Спазм страха сжал грудь. Господи помилуй, это же Спинер!
— Что тебе надо? — спросила она.
— Вот сейчас я тебя и возьму, — проговорил он, качаясь, и подошел ближе.
От страха Анна ослабла. С диким криком она оттолкнулась от ограждения, решив проскочить мимо него к люку. Но Спинер поймал ее за запястье и сильно сжал руку. Анна набрала воздуха, чтобы закричать, но прежде чем издала звук, он ударил ее в лицо. Он схватил ее за волосы и потянул вниз. Боль пронзила все ее тело. Анна изо всех сил пыталась удержаться на ногах, но внезапно Спинер подсек ее снизу, и она упала на палубу, ловя воздух и слыша свои собственные крики о помощи.
— Помогите! — Это крик или шепот?! А может быть, только мысль?! — Господи, помоги!
Он ударял ее головой об обшивку снова и снова. Затем стал жадно целовать ее ртом, из которого разило луком и виски. Его рука шарила по платью, обрывая пуговицы и раздирая ткань. Грубые руки мужчины больно сдавили ее грудь. Пальцами Анна тыкала ему в лицо и глаза. Она боролась из последних сил.
Внезапно она почувствовала на шее что-то холодное и гладкое. Нож! Анна прекратила борьбу, от страха пресеклось дыхание. Спинер медленно провел ножом по горлу, в нескольких местах порезав кожу. Анна издала слабый звук мольбы.
Спинер приподнялся и вгляделся ей в лицо:
— Я тебе отрежу сиську и перережу горло, если не перестанешь драться! Так, поглядим, что у тебя тут…
Он был пьян и никак не мог добраться до подола ее платья. Наконец, это ему удалось. Жаркие руки коснулись ее ног. Анна слышала собственные рыдания ярости и страха. Ей была невыносима сама мысль о подобном насилии. Не для этого позора она страдала и экономила, стараясь забыть свои неприятности! Не такого конца заслуживали ее мечты о достойной жизни в Америке!
С неистовой силой она неожиданно уперлась в грудь Спинера и встала на колени. Моряк упал на спину, зарычав от гневного изумления. Нож стукнулся о палубу. Анна бросилась за ним, чувствуя себя просто безумной. Спинер что-то забормотал, пытаясь встать… Рука Аны наткнулась на нож — пальцы сомкнулись на гладкой деревянной рукоятке. Спинеру удалось дотянуться до нее, но девушка успела отпрянуть. Ее мысли были кристально ясными. «Он пьяный, двигается медленно, — думала она. — Я намного проворнее и бдительнее… Только бы он не схватил меня!»
Спинер поднялся, спотыкаясь и проклиная все на свете. Анна встала на ноги, но как только начала выпрямляться, наступила на подол и упала на колени. Боже мой! Он перед ней! Инстинктивно она откинулась на спину, подняв нож, чтобы заставить его остановиться.
Он молча надвигался на нее.
— Стой! — закричала Анна.
Не обращая внимание на предостережение, он бросился на нее, сам себя нанизав на выставленный нож. Лезвие входило в него сначала тяжело, продвигаясь через кости, а затем легко и глубоко.
Гордо Спинера издавало странные звуки — жизнь уходила от него.
Анна лежала под Спинером, не шевелясь, с удивлением отмечая: чем больше крови из него вытекает, тем тяжелее он становится. Как странно! До ее сознания не сразу дошло происшедшее. Наконец, все осознав, она вздрогнула. Боже! Она его убила! Она — жертва и убийца, чувствующая одновременно освобождение и ужас.
Девушка горько заплакала — всхлипывания вылились в крик, который рвал ей горло и уши. Она кричала в тихую ночь, а теплая кровь Спинера текла по ней.
Не осознавая, что делает, Анна отодвинула тело и встала на ноги, не сводя взгляда с темного тела, распростертого на палубе. Она долго стояла так, безвольно опустив руки, прислушиваясь к огромной безысходности, которая заполняла все ее тело. Раздался топот, мужские голоса. Она спряталась под небольшой навес перед сараем и притаилась там, скрючившись и прижав кулаки к груди. Анна была мокрой — от пота и крови, крови Спинера. Сознание того, что она сделала, проходило через нее волнами, одна сильнее другой… Ее охватил ужас. Она убила человека. Ее деяние было гибельно и необратимо. Она никогда это не сможет исправить! И за это должна умереть! Ее повесят!
Голоса зазвучали громче.
— Ей-Богу, эта чертова шлюха убила его!
— Мертвый?!
— Лучше позвать Кинкейда.
— Что за проклятая чертовка!
Анна прижалась щекой к стене сарая. Убийца! Господи Боже мой! Она не хотела этого делать!
— Это ирландская девка, мистер Кинкейд. Та, с рыжими волосами. Она убила Спинера. Он рассказывал, что как-то она ему угрожала… ножом!
— Я считаю, ее повесить надо, мистер Кинкейд! Раздеть и повесить!
Оцепенев, Анна легла на палубу и стала ждать решения своей судьбы.
— Где же она, чтоб ей провалиться?
Она увидела сверкание фонаря — свет приближался. Сердце стучало, как колокол. Она погибла! Обречена!
— Вот где ты, ирландская ведьма!
Свет ослепил ее. Грубые пальцы схватили ее за руки, потащили. Ноги волочились по палубе. Яркий блеск фонаря слепил глаза, и она отвернулась, сжав зубы. Наконец, ее отпустили — Анна рухнула на палубу. Чья-то нога, обутая в жесткий башмак, больно ударила ее в бок. Она попыталась отползти. Башмак придавил ей платье, пригвоздив к палубе.
— А может, нам закончить то, что начал Спинер, мистер Кинкейд? — прозвучал голос. — Уж мы ее проучим!
— Что за дьявол?! — раздался голос Дэйви.
— Эмигрантов держать внизу. Я не хочу видеть их на палубе, будь они прокляты! Кокберн, позови капитана!
— Слушаюсь, сэр.
— Боже мой, вы ублюдки!.. — раздался голос Дэйви.
Анна услышала шум драки — удары кулаков и громкие проклятия. Зажмурившись, она прижалась щекой к палубе и шептала молитву.
— Иисусе, Мария, Иосиф, помогите мне! Спасите, простите меня!
— Мистер Кинкейд!
Анна вздрогнула от зычного крика.
— Ах, проклятье! Человек, что я слышу?! Убийство!
Анну поставила на ноги. Волосы закрыли ей лицо, платье на груди было разорвано Спинером.
Кто-то завел ей руки за спину, больно их вывернув.
Капитан двигался через палубу, сейчас освещенную множеством фонарей. Пола его белой рубашки выбилась из брюк.
— Я пытаюсь хоть на минуту уснуть на этом проклятом корабле, а меня будят, чтобы сообщить, что убивают моих людей!
Он заправил рубашку в брюки. Брюшко перевешивалось через пояс. В первый день путешествия он обращался к эмигрантам с речью. Тогда он казался внушительным, с этими золотыми пуговицами и шитьём на мундире. А сейчас это был сонный человек, взъерошенный со сна.
Капитан остановился перед ней — глаза сузились, глядели зло, на щеках кудрявились бакенбарды. Он пристально оглядел ее с головы до ног, задержавшись на прорехе в платье, которая почти оголила левую грудь. Все замолчали. Гремел гребной винт. Кто-то из команды закашлял.
Капитан подошел поближе и убрал с лица Анны волосы. Приподняв голову девушки за подбородок, он внимательно всмотрелся в ее лицо. Потом медленно провел холодной рукой по обнаженной груди несчастной. Закрыв глаза, Анна чуть не закричала от ужаса.
— Как ваше имя, женщина? — спросил повелительно капитан.
Анна облизала губы.
— Отвечайте!
Она с трудом выдавила:
— Анна Мэ… Мэ…
— О Боже, да от нее кровью воняет! Где этот Спинер?!
Капитан прошел туда, где в темной луже лежало тело. Спинер лежал на спине, руки раскинуты. Капитан обошел вокруг тела моряка. Его сопровождали матрос с фонарем. Капитан снова пристально взглянул на Анну, зло сузив глаза. Он приказал:
— Отведите ее вниз, на тюремную палубу. Возьмите человека следить за ней. Что с ней делать, я решу утром.
Матрос по имени Кокберн, дружок Спинера, вышел вперед и схватил Анну за руку. За другую ухватился горбоносый Проныра Джибс.
Анна дико посмотрела на них.
— Нет! — закричала она, зарыдав в голос.
— Тихо! — воскликнул Кинкейд. — Отведите ее вниз.
— Подождите! — обратился капитан к помощнику. — Я не хочу, чтобы ее обесчестили, мистер Кинкейд. Никто не смеет до нее дотронуться. Возьмите надежного парня, чтобы он ее охранял, или сами этим займитесь. Вы будете лично отвечать за любые нежелательные последствия.
— Слушаюсь, сэр, — ответил помощник. Капитан задержал взгляд на Анне, но ничего не сказал и ушел.
Кинкейд положил руки на бедра и обратился к матросам:
— Ладно, чертовы педики! Слышали капитана? Мужика, который дотронется до этой девчонки, запорют до полусмерти.
Кокберн сердито взглянул на Анну и пробормотал:
— Видно, старикан захотел ее…
— Флэнеген! — позвал Кинкейд.
Большеглазый молодой моряк вышел вперед. Кинкейд вынул револьвер из-за пояса и вручил его юноше.
— Стереги ее так, как будто она одна из тех святых, которым ты молишься. Любому, кто задумает до нее дотронуться, стреляй прямо в ухо. Слышал, парень?!
Молодой человек молча кивнул. Кинкейд пристально посмотрел на сгрудившихся моряков.
— Этому парню плачу доллар за каждого из вас, кого он убьет!
Матросы, безмолвные и враждебные, повернулись и отошли. Кинкейд кивнул стражнику Анны:
— Ладно, теперь все в порядке! Веди ее вниз!
Вместо освобождения Анна чувствовала только опустошенность и внутренний холод — ушли и надежда, и страдание. Молодой матрос сопроводил ее вниз по бесконечным трапам в темный, вонючий трюм.
Голубоватый туман почти погасил лампу, не пропуская свет. Ей удавалось разглядеть только тени, но она чувствовала сырость и запах зловонной трюмной воды и плесневелого груза. Были слышны визги крыс…
Стоя недалеко от Анны, Флэнеген, не отрываясь, смотрел на обнаженную грудь девушки. Анна попыталась стянуть разорванную ткань. Кровь застыла коростой и трескалась под пальцами. Моряк дал ей одеяло, пахнущее плесенью и гнилью, и Анна завернулась в него. Потом он надел ей на щиколотки кандалы. Они были тяжелыми и холодными. Толстые цепи, прикованные к ним, позвякивали, и в темноте раздавалось эхо.
— Вы не волнуйтесь, — проговорил молодой человек по-ирландски. — Капитан избавит от петли вашу голову… Отмоет, накормит и оставит при себе.
Анна молчала. Ей не нужны были притворные утешения… Она совершила убийство и за это должна умереть. А после смерти ее душа обречена на вечную неприкаянность…
Она закрыла глаза и стала молиться.
Стефен отложил опасную бритву и взглянул на яркий утренний свет, льющийся через иллюминатор. Наклонившись к зеркалу, он короткими движениями сбрил остатки щетины.
Промыв бритву, он умылся и посмотрел в зеркало, больше обычного обращая внимание на шрамы и глубокие морщины, избороздившие все его лицо. Интересно, что о нем подумала плясунья Рори? Возможно, не красавец, но достаточно приятный человек, который в этой жизни все попробовал… Зрелый, с сыном и достаточно богат, чтобы быть щедрым с хорошенькой девушкой из четвертого класса. Стефен вспомнил смущение Анны, ее яркую красоту и удовлетворенно улыбнулся.
Девушка не выходила у него из головы всю ночь. Он думал о ее губах, об изяществе ее длинных ног, об этих глазах цвета грозовой тучи… Представлял и все остальное тоже — зрелое, сладкое, обжигающее… Помилуй Бог, ведь она красивая женщина, а он столько времени спит один. Даже после боя с Магири Стефен не искал женского общества, — так был поглощен планами жизни с Рори и памятью о Розе…
Мысли о своей покойной жене Стефен быстро затолкал опять в темный уголок своей памяти. Он научился отделять Розу от того, что связано с похотью, — как из уважения к ее памяти, так и из-за желания сохранить душевный покой.
Стефен натянул рубашку и опять задумался об Анне. Эта женщина создана для греховных мечтаний. Грязная во всех отношениях, Анна Мэси была самой желанной из всех этих дам в каютах, включая и сочную мисс Кэмберуел.
Но у него мальчишка, а это проблема… Мужчина не может договриваться с дамами под носом у любопытного парнишки.
Вдруг дверь каюты резко открылась.
— Папа! Папа!
Стефен отпрянул от бритвенного зеркала. Перед ним стоял Рори, дрожа всем телом, бледный от горя. Стефен наклонился и взял мальчика за плечи. Крови не было, не было и признаков поломанных костей…
— Что произошло? — встревоженно спросил он. — Ты покалечился?!
Рори покачал головой. Давясь слезами и сопя, он вытер мокрые щеки. Мальчик пытался выговорить хоть слово, но при каждой попытке снова и снова заливался слезами.
Стефен еще никогда не видел, как плачет сын, и не знал, как его успокоить. Он мягко встряхнул Рори:
— Ну, хорошо, дружище. Не может быть, чтобы все было так плохо. Расскажи, что произошло.
— Анна… Анна…
— Анна?! — Стефен сжал плечи Рори. — Что с ней?! Говори, ну!
К Рори вернулся голос.
— Она… — Худые плечи затряслись. — Этот матрос… Ну тот, что испортил ей еду… Он хотел… хотел навредить ей, и она его убила…
— Убила?!
— Заколола его ножом… Ах, папа, они ее повесят!
Стефен ошеломленно и молча смотрел в лицо Рори. «Убила его! Она убила, эту дрянь?! Господи помилуй, — думал он, — я должен был догадаться, что ублюдок еще к ней заявится. Один раз взглянув на эту девушку, мне следовало бы это понять.„»'
— Где она сейчас?
— В тюремной камере… В цепях!
— Иисусе Христе! — Стефен топнул и сильно ударил кулаком по ладони. «Они, видно, всю ночь с нее не сходили!» Он провел ладонью по волосам, быстро натянул рубашку. Позабыв о галстуке, надел пиджак.
Рори блеснул глазами:
— Ты ей поможешь, папа?! Не дашь ей умереть?! Стефен взял мальчика за подбородок:
— Не думай о плохом, юный Флин. Я уже иду повидать капитана. Ну, так как насчет улыбки для старого отца?
Губы Рори задрожали, а Стефен подумал: «Анна Мэси, если вас повесят, мой мальчик никогда мне этого не простит. А что касается меня…» Он припомнил ее благодарную улыбку, мечты, которые она так и не претворила в жизнь, и сердце его забилось неровно. Он нежно провел рукой по голове мальчика и вышел из каюты.
Капитан Блоджет сидел за роскошным столом, в расстегнутом кителе, атакуя тарелку с яйцами и ветчиной. Он с удовольствием глотнул кофе и указал Стефену на кресло.
— Мистер Флин! Чем могу вам быть полезен в это чудесное утро?
Стефен чувствовал себя как натянутая струна. Но будь он проклят, если капитан это заметит. Он медленно сел в кресло и вытянул перед собой длинные ноги.
— Я слышал, у вас в тюремной камере женщина?
— Как быстро все становится известным! — Капитан взмахнул салфеткой и, вытерев подбородок, с сожалением взглянул на недоеденную еду.
— Пожалуйста, — попросил Стефен, — не прерывайте из-за меня свой завтрак!
— Ах, вы очень добры! — Блоджет подвинул поспешно тарелку и забросил половинку яйца в рот. — Она убила матроса, — объяснил он с набитым ртом. — Заколола его… Кровавая каша! Заставила команду полночи скрести палубу!
— Самозащита, без сомнения.
Блоджет прижал салфетку к губам и самодовольно хохотнул.
— Я не законник, мистер Флин. Факты говорят сами за себя — мужчина мертв, а женщина его заколола. По мне, все выглядит как убийство. Ясно и просто!
— Черт возьми, Блоджет! Вы отлично знаете, что женщина, путешествующая в одиночестве четвертым классом, не бывает в безопасности. Вы набрали команду подонков и каторжников. Никакой другой порт, кроме Ливерпуля, не дает столько мусора…
Капитан нахмурился:
— Похоже на правду. Никогда не видывал худшей массы моряков, чем на линии Ливерпуль — Нью-Йорк. — Он обмакнул кусочек тоста в яичный желток и отправил в рот.
— Матрос испортил ее еду, — продолжал Стефен. — В надежде взять ее в обмен на что-нибудь съестное. Она не поддалась, тогда он решил ее изнасиловать…
Блоджет коротко засмеялся:
— Изнасиловать! Из того, что старший помощник рассказывал мне, она на это напрашивалась.
Стефен с трудом подавил желание ударить толстое, обрамленное бакенбардами лицо капитана. «Это просто, — сказал он себе. — Ты должен победить его не мышцами, а словами». Он сжал пальцы и забарабанил по ручке кресла, обтянутого коричневой кожей.
— Женщина имеет право защищать себя. Даже если она эмигрантка!
Блоджет отодвинул поднос, сложил руки на брюшке и пристально взглянул на Стефена — желтые крошки яйца прилипли к усам песочного цвета.
— Порядок, Флин! Буду считать случившееся самозащитой. Я не намерен вешать девушку… Более того — даже не собираюсь сдавать ее в Нью-Йорке властям…
Стефен облегченно вздохнул. Но, заметив самодовольную улыбку Блоджета, насторожился.
— И что с ней будет?
Блоджет поджал губы, выказав раздражение.
— Ваше сочувствие достойно похвалы, но не нужно в это вмешиваться! Девушке не причинят вреда…
— Вы ее отправите опять в четвертый класс? Капитан громко фыркнул:
— Дорогой мой, это означало бы потерять женщину! И какую женщину! Под въевшейся сажей и вонючим тряпьем открываются божественные формы! Дерзкая, палец в рот не клади, — как мне сказали. Но, без сомнения, шалунья в постели.
«Ах ты, чертов боров, — подумал Стефен. — Не лучше того, что она прикончила…»
— Я думаю взять ее в свою каюту, — продолжал Блоджет, — в качестве э… стюардессы, так сказать… — Он ухмыльнулся и разгладил усы. — Если ее хорошенько отмыть, она способна, знаете ли, скрасить существование…
— Есть законы, запрещающие команде корабля оскорблять и бесчестить пассажиров женского пола, — угрожающе тихим голосом сказал Стефен. — Это касается и господ… Что подумает ваш наниматель, если власти прослышат о ваших действиях?
Взгляды капитана и Стефена встретились. Капитан нервно дернулся в кресле.
— Она будет в полной безопасности…
— В вашей койке?
Щеки Блоджета покраснели.
— Есть вакансия среди обслуги кают. Возможно, это неприятно и… убого, но тем не менее намного лучше, чем трюм.
— Вы отказываетесь от своих намерений, капитан? Блоджет ударил кулаком по столу:
— Проклятье! Не давите на меня, Флин!
— Я оплачу ее проезд первым классом. Капитан безмолвно уставился на него. Потом поднял брови и засмеялся:
— Однако… Так вы хотите, чтобы она согрелась в вашей койке.
Стефен процедил сквозь зубы:
— Я оплачу ее проезд на собственной койке, в ее собственной каюте и взамен ничего не жду! Только одного — чтобы вы оставили ее в покое!
— Восхитительная галантность, — проговорил Блоджет насмешливо. — Есть только одна загвоздка… У меня сто двадцать четыре пассажира, и все каюты заняты. Я не буду причинять неудобство пассажирам, разрешив этой женщине спать в будуарах для леди и в общественных салонах.
— Но есть свободные спальные места в каютах леди. Леди часто берут билеты на двоих.
Блоджет фыркнул:
— Неужели вы думаете, что миссис Пенингтон из Филадельфии или мисс Кэмберуел с Пятой авеню потерпят ирландскую убийцу из четвертого класса в качестве соседки по каюте? Подумайте, Флин! Где ваш здравый ум?!
Стефен растерялся — Блоджет прав. Этот план не сработает никогда. Он судорожно пытался найти выход и вдруг неожиданно выпалил:
— Она будет находиться в моей каюте. Как… э… няня для моего сына.
Капитан захохотал:
— Вот придумали, мистер Флин. Ваш сын для няни слишком большой. Или, может, за вами нужен уход?
Лицо Стефена запылало.
— Я хочу, чтобы эта женщина была в безопасности, Блоджет, и за ее безопасность я хорошо заплачу.
При упоминании платы бранчливость у капитана сменилась интересом.
— Да?!
— Я уплачу полную стоимость проезда — сто сорок долларов, несмотря на то, что за трюм она уже заплатила.
Блоджет задумался.
— Я жду от вас других предложений… Скажем, на сотню долларов больше. Это звучит веселее, не правда ли?
— Пятьдесят, — быстро откликнулся Стефен. «Жадный ублюдок, — подумал он. — Без сомнения, Блоджет прикарманит все до цента из платы за билет Анны первым классом, зная, что у корабельной компании не будет инспектора…»
Анна подняла на него глаза.
— Иди своей дорогой, прошу тебя! Говорить с тобой не хочу!
Склоненное лицо Спинера исказилось от ярости.
— Ты думаешь, что от меня освободилась, раз богатому мужику понравилась твоя мордашка и он купил тебе жратву? Пораскинь мозгами — Тома Спинера ты можешь получить больше, чем на две недели.
Анна с трудом сдержалась и не швырнула котелок в физиономию Спинера.
— Провались в преисподнюю к черту, — прошипела она. — И своих паршивых дружков с собой прихвати!
В блеклых глазах Спинера вспыхнул гнев.
— Проклинаешь, значит?! — прорычал он, неожиданно схватив девушку за волосы.
Задохнувшись от ужасной боли, Анна замолчала.
— Хорошенько ешь, — едко сказал Спинер. — Мне нравится, когда на бабе жирок есть.
Он отпустил ее резким толчком и пошел прочь.
Анна потерла воспаленную кожу на голове и попыталась справиться с животным страхом, охватившим ее. «Раз план Спинера взять ее голодом не сработал, он определенно придумает еще какую-нибудь пакость», — пронеслось у нее в голове. Анна опять припала к котелку, но уже без прежней жадности — аппетит пропал. Во рту было кисло, и с желудком творилось что-то неладное. Она заставила все же себя съесть содержимое котелка, не вынеся мысль, что еда может пропасть.
Поев, она направилась к баку с морской водой рядом с камбузом, где и помыла котелок. Потом спустилась в трюм и без сил растянулась на соломенном матрасе.
Беспокойно проспав несколько часов, она проснулась среди ночи. Вокруг все спали. У Анны раскалывалась голова от духоты в трюме, а желудок отвечал на каждое движение корабля. Рядом с ней на нарах выводила носом свои рулады вдова из Корка.
Анне захотелось глотнуть свежего воздуха. Она пробралась через спящих в жуткой тесноте людей и взобралась на трап, ведущий к багажу эмигрантов.
Когда она подошла к люковому трапу, слабо освещенному лампой, кто-то дотронулся до ее руки:
— Не засиживайся наверху.
Это был Дэйви Райен, рыжеволосый парень, выходивший против Флина. Была его очередь дежурить ночью — следить за вентиляцией и приглядывать за мародерами, замышлявшими какую-нибудь очередную пакость.
Он усмехнулся:
— Ты хочешь, чтобы я тебе проводил, дорогая?
— Ах, Дэйви, меня тошнит! Его улыбка исчезла.
— Извини, раз так.
Он посветил Анне, и она, поднявшись по трапу, вышла на палубу. Ночь была темная и безветренная. Внезапный блеск молнии осветил мачты, камбуз и уборные.
Анна почувствовала, что ее сейчас вырвет. Зажав руками рот, она перебежала через палубу к ограждениям и повисла на них — дрожащая и слабая; потом упала на колени, глубоко дыша. Упершись головой в переборку, посидела так, пока к ней не вернулись силы.
Через какое-то время она поднялась и прополоскала рот солоноватой водой из бака. Вернувшись к ограждению, оперлась на него в тихой темноте, стоя лицом к ветру, наслаждаясь его свежестью. Внутри у нее было пусто, но чувство голода исчезло. Сейчас было бы хорошо принять ванну с горячей водой и с куском ароматного мыла да найти уголок, где можно было постирать платье. Но ничего… В Нью-Йорке все будет чистым и новым. Прошлое уйдет, останется только многообещающее будущее.
Неожиданно Анна услышала звук тяжелого удара и сдавленное проклятие и обернулась. В темноте она узнала спотыкающуюся фигуру. Спазм страха сжал грудь. Господи помилуй, это же Спинер!
— Что тебе надо? — спросила она.
— Вот сейчас я тебя и возьму, — проговорил он, качаясь, и подошел ближе.
От страха Анна ослабла. С диким криком она оттолкнулась от ограждения, решив проскочить мимо него к люку. Но Спинер поймал ее за запястье и сильно сжал руку. Анна набрала воздуха, чтобы закричать, но прежде чем издала звук, он ударил ее в лицо. Он схватил ее за волосы и потянул вниз. Боль пронзила все ее тело. Анна изо всех сил пыталась удержаться на ногах, но внезапно Спинер подсек ее снизу, и она упала на палубу, ловя воздух и слыша свои собственные крики о помощи.
— Помогите! — Это крик или шепот?! А может быть, только мысль?! — Господи, помоги!
Он ударял ее головой об обшивку снова и снова. Затем стал жадно целовать ее ртом, из которого разило луком и виски. Его рука шарила по платью, обрывая пуговицы и раздирая ткань. Грубые руки мужчины больно сдавили ее грудь. Пальцами Анна тыкала ему в лицо и глаза. Она боролась из последних сил.
Внезапно она почувствовала на шее что-то холодное и гладкое. Нож! Анна прекратила борьбу, от страха пресеклось дыхание. Спинер медленно провел ножом по горлу, в нескольких местах порезав кожу. Анна издала слабый звук мольбы.
Спинер приподнялся и вгляделся ей в лицо:
— Я тебе отрежу сиську и перережу горло, если не перестанешь драться! Так, поглядим, что у тебя тут…
Он был пьян и никак не мог добраться до подола ее платья. Наконец, это ему удалось. Жаркие руки коснулись ее ног. Анна слышала собственные рыдания ярости и страха. Ей была невыносима сама мысль о подобном насилии. Не для этого позора она страдала и экономила, стараясь забыть свои неприятности! Не такого конца заслуживали ее мечты о достойной жизни в Америке!
С неистовой силой она неожиданно уперлась в грудь Спинера и встала на колени. Моряк упал на спину, зарычав от гневного изумления. Нож стукнулся о палубу. Анна бросилась за ним, чувствуя себя просто безумной. Спинер что-то забормотал, пытаясь встать… Рука Аны наткнулась на нож — пальцы сомкнулись на гладкой деревянной рукоятке. Спинеру удалось дотянуться до нее, но девушка успела отпрянуть. Ее мысли были кристально ясными. «Он пьяный, двигается медленно, — думала она. — Я намного проворнее и бдительнее… Только бы он не схватил меня!»
Спинер поднялся, спотыкаясь и проклиная все на свете. Анна встала на ноги, но как только начала выпрямляться, наступила на подол и упала на колени. Боже мой! Он перед ней! Инстинктивно она откинулась на спину, подняв нож, чтобы заставить его остановиться.
Он молча надвигался на нее.
— Стой! — закричала Анна.
Не обращая внимание на предостережение, он бросился на нее, сам себя нанизав на выставленный нож. Лезвие входило в него сначала тяжело, продвигаясь через кости, а затем легко и глубоко.
Гордо Спинера издавало странные звуки — жизнь уходила от него.
Анна лежала под Спинером, не шевелясь, с удивлением отмечая: чем больше крови из него вытекает, тем тяжелее он становится. Как странно! До ее сознания не сразу дошло происшедшее. Наконец, все осознав, она вздрогнула. Боже! Она его убила! Она — жертва и убийца, чувствующая одновременно освобождение и ужас.
Девушка горько заплакала — всхлипывания вылились в крик, который рвал ей горло и уши. Она кричала в тихую ночь, а теплая кровь Спинера текла по ней.
Не осознавая, что делает, Анна отодвинула тело и встала на ноги, не сводя взгляда с темного тела, распростертого на палубе. Она долго стояла так, безвольно опустив руки, прислушиваясь к огромной безысходности, которая заполняла все ее тело. Раздался топот, мужские голоса. Она спряталась под небольшой навес перед сараем и притаилась там, скрючившись и прижав кулаки к груди. Анна была мокрой — от пота и крови, крови Спинера. Сознание того, что она сделала, проходило через нее волнами, одна сильнее другой… Ее охватил ужас. Она убила человека. Ее деяние было гибельно и необратимо. Она никогда это не сможет исправить! И за это должна умереть! Ее повесят!
Голоса зазвучали громче.
— Ей-Богу, эта чертова шлюха убила его!
— Мертвый?!
— Лучше позвать Кинкейда.
— Что за проклятая чертовка!
Анна прижалась щекой к стене сарая. Убийца! Господи Боже мой! Она не хотела этого делать!
— Это ирландская девка, мистер Кинкейд. Та, с рыжими волосами. Она убила Спинера. Он рассказывал, что как-то она ему угрожала… ножом!
— Я считаю, ее повесить надо, мистер Кинкейд! Раздеть и повесить!
Оцепенев, Анна легла на палубу и стала ждать решения своей судьбы.
— Где же она, чтоб ей провалиться?
Она увидела сверкание фонаря — свет приближался. Сердце стучало, как колокол. Она погибла! Обречена!
— Вот где ты, ирландская ведьма!
Свет ослепил ее. Грубые пальцы схватили ее за руки, потащили. Ноги волочились по палубе. Яркий блеск фонаря слепил глаза, и она отвернулась, сжав зубы. Наконец, ее отпустили — Анна рухнула на палубу. Чья-то нога, обутая в жесткий башмак, больно ударила ее в бок. Она попыталась отползти. Башмак придавил ей платье, пригвоздив к палубе.
— А может, нам закончить то, что начал Спинер, мистер Кинкейд? — прозвучал голос. — Уж мы ее проучим!
— Что за дьявол?! — раздался голос Дэйви.
— Эмигрантов держать внизу. Я не хочу видеть их на палубе, будь они прокляты! Кокберн, позови капитана!
— Слушаюсь, сэр.
— Боже мой, вы ублюдки!.. — раздался голос Дэйви.
Анна услышала шум драки — удары кулаков и громкие проклятия. Зажмурившись, она прижалась щекой к палубе и шептала молитву.
— Иисусе, Мария, Иосиф, помогите мне! Спасите, простите меня!
— Мистер Кинкейд!
Анна вздрогнула от зычного крика.
— Ах, проклятье! Человек, что я слышу?! Убийство!
Анну поставила на ноги. Волосы закрыли ей лицо, платье на груди было разорвано Спинером.
Кто-то завел ей руки за спину, больно их вывернув.
Капитан двигался через палубу, сейчас освещенную множеством фонарей. Пола его белой рубашки выбилась из брюк.
— Я пытаюсь хоть на минуту уснуть на этом проклятом корабле, а меня будят, чтобы сообщить, что убивают моих людей!
Он заправил рубашку в брюки. Брюшко перевешивалось через пояс. В первый день путешествия он обращался к эмигрантам с речью. Тогда он казался внушительным, с этими золотыми пуговицами и шитьём на мундире. А сейчас это был сонный человек, взъерошенный со сна.
Капитан остановился перед ней — глаза сузились, глядели зло, на щеках кудрявились бакенбарды. Он пристально оглядел ее с головы до ног, задержавшись на прорехе в платье, которая почти оголила левую грудь. Все замолчали. Гремел гребной винт. Кто-то из команды закашлял.
Капитан подошел поближе и убрал с лица Анны волосы. Приподняв голову девушки за подбородок, он внимательно всмотрелся в ее лицо. Потом медленно провел холодной рукой по обнаженной груди несчастной. Закрыв глаза, Анна чуть не закричала от ужаса.
— Как ваше имя, женщина? — спросил повелительно капитан.
Анна облизала губы.
— Отвечайте!
Она с трудом выдавила:
— Анна Мэ… Мэ…
— О Боже, да от нее кровью воняет! Где этот Спинер?!
Капитан прошел туда, где в темной луже лежало тело. Спинер лежал на спине, руки раскинуты. Капитан обошел вокруг тела моряка. Его сопровождали матрос с фонарем. Капитан снова пристально взглянул на Анну, зло сузив глаза. Он приказал:
— Отведите ее вниз, на тюремную палубу. Возьмите человека следить за ней. Что с ней делать, я решу утром.
Матрос по имени Кокберн, дружок Спинера, вышел вперед и схватил Анну за руку. За другую ухватился горбоносый Проныра Джибс.
Анна дико посмотрела на них.
— Нет! — закричала она, зарыдав в голос.
— Тихо! — воскликнул Кинкейд. — Отведите ее вниз.
— Подождите! — обратился капитан к помощнику. — Я не хочу, чтобы ее обесчестили, мистер Кинкейд. Никто не смеет до нее дотронуться. Возьмите надежного парня, чтобы он ее охранял, или сами этим займитесь. Вы будете лично отвечать за любые нежелательные последствия.
— Слушаюсь, сэр, — ответил помощник. Капитан задержал взгляд на Анне, но ничего не сказал и ушел.
Кинкейд положил руки на бедра и обратился к матросам:
— Ладно, чертовы педики! Слышали капитана? Мужика, который дотронется до этой девчонки, запорют до полусмерти.
Кокберн сердито взглянул на Анну и пробормотал:
— Видно, старикан захотел ее…
— Флэнеген! — позвал Кинкейд.
Большеглазый молодой моряк вышел вперед. Кинкейд вынул револьвер из-за пояса и вручил его юноше.
— Стереги ее так, как будто она одна из тех святых, которым ты молишься. Любому, кто задумает до нее дотронуться, стреляй прямо в ухо. Слышал, парень?!
Молодой человек молча кивнул. Кинкейд пристально посмотрел на сгрудившихся моряков.
— Этому парню плачу доллар за каждого из вас, кого он убьет!
Матросы, безмолвные и враждебные, повернулись и отошли. Кинкейд кивнул стражнику Анны:
— Ладно, теперь все в порядке! Веди ее вниз!
Вместо освобождения Анна чувствовала только опустошенность и внутренний холод — ушли и надежда, и страдание. Молодой матрос сопроводил ее вниз по бесконечным трапам в темный, вонючий трюм.
Голубоватый туман почти погасил лампу, не пропуская свет. Ей удавалось разглядеть только тени, но она чувствовала сырость и запах зловонной трюмной воды и плесневелого груза. Были слышны визги крыс…
Стоя недалеко от Анны, Флэнеген, не отрываясь, смотрел на обнаженную грудь девушки. Анна попыталась стянуть разорванную ткань. Кровь застыла коростой и трескалась под пальцами. Моряк дал ей одеяло, пахнущее плесенью и гнилью, и Анна завернулась в него. Потом он надел ей на щиколотки кандалы. Они были тяжелыми и холодными. Толстые цепи, прикованные к ним, позвякивали, и в темноте раздавалось эхо.
— Вы не волнуйтесь, — проговорил молодой человек по-ирландски. — Капитан избавит от петли вашу голову… Отмоет, накормит и оставит при себе.
Анна молчала. Ей не нужны были притворные утешения… Она совершила убийство и за это должна умереть. А после смерти ее душа обречена на вечную неприкаянность…
Она закрыла глаза и стала молиться.
Стефен отложил опасную бритву и взглянул на яркий утренний свет, льющийся через иллюминатор. Наклонившись к зеркалу, он короткими движениями сбрил остатки щетины.
Промыв бритву, он умылся и посмотрел в зеркало, больше обычного обращая внимание на шрамы и глубокие морщины, избороздившие все его лицо. Интересно, что о нем подумала плясунья Рори? Возможно, не красавец, но достаточно приятный человек, который в этой жизни все попробовал… Зрелый, с сыном и достаточно богат, чтобы быть щедрым с хорошенькой девушкой из четвертого класса. Стефен вспомнил смущение Анны, ее яркую красоту и удовлетворенно улыбнулся.
Девушка не выходила у него из головы всю ночь. Он думал о ее губах, об изяществе ее длинных ног, об этих глазах цвета грозовой тучи… Представлял и все остальное тоже — зрелое, сладкое, обжигающее… Помилуй Бог, ведь она красивая женщина, а он столько времени спит один. Даже после боя с Магири Стефен не искал женского общества, — так был поглощен планами жизни с Рори и памятью о Розе…
Мысли о своей покойной жене Стефен быстро затолкал опять в темный уголок своей памяти. Он научился отделять Розу от того, что связано с похотью, — как из уважения к ее памяти, так и из-за желания сохранить душевный покой.
Стефен натянул рубашку и опять задумался об Анне. Эта женщина создана для греховных мечтаний. Грязная во всех отношениях, Анна Мэси была самой желанной из всех этих дам в каютах, включая и сочную мисс Кэмберуел.
Но у него мальчишка, а это проблема… Мужчина не может договриваться с дамами под носом у любопытного парнишки.
Вдруг дверь каюты резко открылась.
— Папа! Папа!
Стефен отпрянул от бритвенного зеркала. Перед ним стоял Рори, дрожа всем телом, бледный от горя. Стефен наклонился и взял мальчика за плечи. Крови не было, не было и признаков поломанных костей…
— Что произошло? — встревоженно спросил он. — Ты покалечился?!
Рори покачал головой. Давясь слезами и сопя, он вытер мокрые щеки. Мальчик пытался выговорить хоть слово, но при каждой попытке снова и снова заливался слезами.
Стефен еще никогда не видел, как плачет сын, и не знал, как его успокоить. Он мягко встряхнул Рори:
— Ну, хорошо, дружище. Не может быть, чтобы все было так плохо. Расскажи, что произошло.
— Анна… Анна…
— Анна?! — Стефен сжал плечи Рори. — Что с ней?! Говори, ну!
К Рори вернулся голос.
— Она… — Худые плечи затряслись. — Этот матрос… Ну тот, что испортил ей еду… Он хотел… хотел навредить ей, и она его убила…
— Убила?!
— Заколола его ножом… Ах, папа, они ее повесят!
Стефен ошеломленно и молча смотрел в лицо Рори. «Убила его! Она убила, эту дрянь?! Господи помилуй, — думал он, — я должен был догадаться, что ублюдок еще к ней заявится. Один раз взглянув на эту девушку, мне следовало бы это понять.„»'
— Где она сейчас?
— В тюремной камере… В цепях!
— Иисусе Христе! — Стефен топнул и сильно ударил кулаком по ладони. «Они, видно, всю ночь с нее не сходили!» Он провел ладонью по волосам, быстро натянул рубашку. Позабыв о галстуке, надел пиджак.
Рори блеснул глазами:
— Ты ей поможешь, папа?! Не дашь ей умереть?! Стефен взял мальчика за подбородок:
— Не думай о плохом, юный Флин. Я уже иду повидать капитана. Ну, так как насчет улыбки для старого отца?
Губы Рори задрожали, а Стефен подумал: «Анна Мэси, если вас повесят, мой мальчик никогда мне этого не простит. А что касается меня…» Он припомнил ее благодарную улыбку, мечты, которые она так и не претворила в жизнь, и сердце его забилось неровно. Он нежно провел рукой по голове мальчика и вышел из каюты.
Капитан Блоджет сидел за роскошным столом, в расстегнутом кителе, атакуя тарелку с яйцами и ветчиной. Он с удовольствием глотнул кофе и указал Стефену на кресло.
— Мистер Флин! Чем могу вам быть полезен в это чудесное утро?
Стефен чувствовал себя как натянутая струна. Но будь он проклят, если капитан это заметит. Он медленно сел в кресло и вытянул перед собой длинные ноги.
— Я слышал, у вас в тюремной камере женщина?
— Как быстро все становится известным! — Капитан взмахнул салфеткой и, вытерев подбородок, с сожалением взглянул на недоеденную еду.
— Пожалуйста, — попросил Стефен, — не прерывайте из-за меня свой завтрак!
— Ах, вы очень добры! — Блоджет подвинул поспешно тарелку и забросил половинку яйца в рот. — Она убила матроса, — объяснил он с набитым ртом. — Заколола его… Кровавая каша! Заставила команду полночи скрести палубу!
— Самозащита, без сомнения.
Блоджет прижал салфетку к губам и самодовольно хохотнул.
— Я не законник, мистер Флин. Факты говорят сами за себя — мужчина мертв, а женщина его заколола. По мне, все выглядит как убийство. Ясно и просто!
— Черт возьми, Блоджет! Вы отлично знаете, что женщина, путешествующая в одиночестве четвертым классом, не бывает в безопасности. Вы набрали команду подонков и каторжников. Никакой другой порт, кроме Ливерпуля, не дает столько мусора…
Капитан нахмурился:
— Похоже на правду. Никогда не видывал худшей массы моряков, чем на линии Ливерпуль — Нью-Йорк. — Он обмакнул кусочек тоста в яичный желток и отправил в рот.
— Матрос испортил ее еду, — продолжал Стефен. — В надежде взять ее в обмен на что-нибудь съестное. Она не поддалась, тогда он решил ее изнасиловать…
Блоджет коротко засмеялся:
— Изнасиловать! Из того, что старший помощник рассказывал мне, она на это напрашивалась.
Стефен с трудом подавил желание ударить толстое, обрамленное бакенбардами лицо капитана. «Это просто, — сказал он себе. — Ты должен победить его не мышцами, а словами». Он сжал пальцы и забарабанил по ручке кресла, обтянутого коричневой кожей.
— Женщина имеет право защищать себя. Даже если она эмигрантка!
Блоджет отодвинул поднос, сложил руки на брюшке и пристально взглянул на Стефена — желтые крошки яйца прилипли к усам песочного цвета.
— Порядок, Флин! Буду считать случившееся самозащитой. Я не намерен вешать девушку… Более того — даже не собираюсь сдавать ее в Нью-Йорке властям…
Стефен облегченно вздохнул. Но, заметив самодовольную улыбку Блоджета, насторожился.
— И что с ней будет?
Блоджет поджал губы, выказав раздражение.
— Ваше сочувствие достойно похвалы, но не нужно в это вмешиваться! Девушке не причинят вреда…
— Вы ее отправите опять в четвертый класс? Капитан громко фыркнул:
— Дорогой мой, это означало бы потерять женщину! И какую женщину! Под въевшейся сажей и вонючим тряпьем открываются божественные формы! Дерзкая, палец в рот не клади, — как мне сказали. Но, без сомнения, шалунья в постели.
«Ах ты, чертов боров, — подумал Стефен. — Не лучше того, что она прикончила…»
— Я думаю взять ее в свою каюту, — продолжал Блоджет, — в качестве э… стюардессы, так сказать… — Он ухмыльнулся и разгладил усы. — Если ее хорошенько отмыть, она способна, знаете ли, скрасить существование…
— Есть законы, запрещающие команде корабля оскорблять и бесчестить пассажиров женского пола, — угрожающе тихим голосом сказал Стефен. — Это касается и господ… Что подумает ваш наниматель, если власти прослышат о ваших действиях?
Взгляды капитана и Стефена встретились. Капитан нервно дернулся в кресле.
— Она будет в полной безопасности…
— В вашей койке?
Щеки Блоджета покраснели.
— Есть вакансия среди обслуги кают. Возможно, это неприятно и… убого, но тем не менее намного лучше, чем трюм.
— Вы отказываетесь от своих намерений, капитан? Блоджет ударил кулаком по столу:
— Проклятье! Не давите на меня, Флин!
— Я оплачу ее проезд первым классом. Капитан безмолвно уставился на него. Потом поднял брови и засмеялся:
— Однако… Так вы хотите, чтобы она согрелась в вашей койке.
Стефен процедил сквозь зубы:
— Я оплачу ее проезд на собственной койке, в ее собственной каюте и взамен ничего не жду! Только одного — чтобы вы оставили ее в покое!
— Восхитительная галантность, — проговорил Блоджет насмешливо. — Есть только одна загвоздка… У меня сто двадцать четыре пассажира, и все каюты заняты. Я не буду причинять неудобство пассажирам, разрешив этой женщине спать в будуарах для леди и в общественных салонах.
— Но есть свободные спальные места в каютах леди. Леди часто берут билеты на двоих.
Блоджет фыркнул:
— Неужели вы думаете, что миссис Пенингтон из Филадельфии или мисс Кэмберуел с Пятой авеню потерпят ирландскую убийцу из четвертого класса в качестве соседки по каюте? Подумайте, Флин! Где ваш здравый ум?!
Стефен растерялся — Блоджет прав. Этот план не сработает никогда. Он судорожно пытался найти выход и вдруг неожиданно выпалил:
— Она будет находиться в моей каюте. Как… э… няня для моего сына.
Капитан захохотал:
— Вот придумали, мистер Флин. Ваш сын для няни слишком большой. Или, может, за вами нужен уход?
Лицо Стефена запылало.
— Я хочу, чтобы эта женщина была в безопасности, Блоджет, и за ее безопасность я хорошо заплачу.
При упоминании платы бранчливость у капитана сменилась интересом.
— Да?!
— Я уплачу полную стоимость проезда — сто сорок долларов, несмотря на то, что за трюм она уже заплатила.
Блоджет задумался.
— Я жду от вас других предложений… Скажем, на сотню долларов больше. Это звучит веселее, не правда ли?
— Пятьдесят, — быстро откликнулся Стефен. «Жадный ублюдок, — подумал он. — Без сомнения, Блоджет прикарманит все до цента из платы за билет Анны первым классом, зная, что у корабельной компании не будет инспектора…»