Страница:
Егор сразу не понравился ему. Еще в Новый год, когда Андрей был пьян и плохо понимал, что происходит. Его бесило, что он смотрит на Юльку. Андрей сразу оценил материальное положение Егора, и решил, что смотреть ему на Юльку бесполезно. Но это все равно раздражало.
А на следующее утро он просто возненавидел его. За то, что Егор был старше, уверенней и спокойней. За то, что легко справлялся с проблемами, которые для Андрея зачастую были неразрешимы – что ответить, где промолчать, как возразить так, чтобы не обидеть. За то, что мог съезжать с ледяной горы на ногах (как хорошо, что этого не видела Юлька!), за то, что умел топить печь, за то, что знал, как починить насос, который сломался в середине дня. А как он мешал Андрею в разговорах? Они ломали копья над каким-нибудь неразрешимым вопросом, спорили до хрипоты, а Егор говорил всего одну фразу, и становилось понятным, что он прав, спорить больше не о чем. И никто не чувствовал себя оскорбленным, потому что он умел это сказать. Никто кроме Андрея. Ну, разве что Света разделяла его неприязнь, Андрей понял это первого вечером, когда она невзначай намекнула ему, что Егор – неотесанная деревенщина.
Егерь! Смешно, хотя очень романтично. Когда Юлька поймет, что это не для нее, будет уже поздно. Не для Юльки. Для Андрея. Не может же он жениться на девушке, которая была любовницей егеря. Он не был ханжой, он отдавал себе отчет в том, что не прав. Но ничего не мог с собой поделать – он не сможет жить с женщиной всю жизнь, зная, что до него она принадлежала еще кому-то.
Перед последним экзаменом, седьмого, ему позвонила Света и спросила какую-то ерунду по билетам. Но в конце разговора добавила:
– Ты бы с Юлькой помирился, что ли? Нехорошо как-то. Позвонил бы ей сейчас, она наверняка к экзамену уже готова…
И Андрей решил позвонить ей и помириться. Может быть, ему удастся убедить ее в том, как она неправа? А может быть… Может быть, намекнуть ей на то, что сам он гораздо более подходящий для нее человек, нежели какой-то Егор?
Он позвонил ей на трубку, но она была вне зоны действия сети. Тогда он набрал ее домашний телефон, и ему ответила Юлькина мама.
– Здравствуйте, Антонина Алексеевна. Это Андрей. Вы не могли бы позвать Юлю к телефону?
– Здравствуй, Андрюша. А Юли нет, она поехала к Егору. Приедет, наверное, поздно.
– Спасибо, извините, что побеспокоил.
Он с трудом выдавил из себя привычную фразу и зарычал от злости, положив трубку.
Она поехала к Егору! Да ее мама понимает вообще, что это значит? Как она отпускает дочь к малознакомому мужику? Он говорил, что живет один. И чем они занимаются там, в лесу, одни в доме?
Надо положить этому конец! Немедленно, сейчас же!
Андрей оделся, сказал маме, что приедет поздно, и побежал в гараж. Он и сам не очень представлял, что будет делать, и зачем поедет туда. К тому же он знал только, как называется поселок, рядом с которым живет Егор. Как искать его там, он не задумывался. Деревня и есть деревня – там все должны друг друга знать.
Пока грелся мотор, он листал карту области, выбирая удобный путь. Оказалось, что ехать туда надо совсем не так, как к Юльке на дачу. Но незнакомая дорога не напугала его. Он был уверен, что едет спасать Юльку и ее будущее.
Андрей добрался до поселка часа за два, из них час он потратил на то, чтобы выехать из города. Где живет егерь, ему рассказал четвертый или пятый по счету человек, которого он встретил. Остальные говорили, что они здесь дачники и никакого егеря не знают. Путь оказался не близкий – через весь поселок, в самый необитаемый его угол. А потом еще по лесной дороге. При этом прохожий не советовал ехать туда одному и пугал его медведем-людоедом. Но Андрей только рассмеялся про себя – что ему может угрожать в машине?
Фонари быстро кончились, и Андрей ехал в темноте. На трассе отсутствие освещения не мешает нормально вести машину. Здесь же дорога была раздолбана, скользила и ему пришлось сбросить скорость до предела.
И только свернув на дорогу в лес, он вспомнил, как погиб Иван. Его машину столкнул в кювет медведь. Столкнул на ходу. Мурашки пробежали у него по спине. Он боялся прибавлять газ. Слишком скользко. Он разобьется верней, чем встретит медведя.
Андрей покрепче взялся за руль. По спине сползла капелька пота, противно щекоча позвоночник. Дорога оставалась пустынной, насколько позволял видеть дальний свет. Зимние ночи не так темны, как осенние. Вокруг был отлично виден лес. И никакого медведя в нем. Андрей проехал не меньше полутора километров.
«А может, ну его к черту? – подумал он вдруг, – развернуться, пока не поздно, и ехать обратно?»
И едва он так подумал, как увидел на дороге человека. Человек прикрывал лицо от дальнего света его фар и однозначно просил остановиться.
Камень упал с души у Андрея. Во-первых, человек совершенно не боялся находиться один на пустынной лесной дороге. Во-вторых, его собственные страхи сразу показались ему детскими и надуманными.
Пока он медленно подъезжал к пешеходу, впереди появился свет одной фары. На бешеной скорости по дороге несся мотоцикл. Андрей подумал, что не такая уж и пустынная эта дорога. Он всегда считал мотоциклистов самоубийцами, но сейчас, чувствуя, как водит в стороны его отличную шипованную резину, мог только позавидовать отваге неизвестного лихача.
Он остановился около голосовавшего пешехода и приоткрыл правое окошко. На всякий случай, двери были заблокированы – мало ли, чего можно ожидать от неизвестного прохожего ночью на лесной дороге. Но прохожий почему-то не наклонился к окошку. Наоборот, начал обходить его «Ситроен» спереди. Андрею это не понравилось, и он решил, что надо уезжать. Но вперед он ехать побоялся – не сметать же ему человека со своего пути, только потому, что его поведение показалось подозрительным. Он включил заднюю передачу и хотел нажать на газ, как вдруг человек поднял руки вверх и начал расти. Андрей замер, открыв рот. Над капотом его машины стоял медведь. Это был такой огромный медведь, какого Андрей не мог себе представить в самом страшном кошмаре. Медведь обеими лапами ухватился за крылья передних колес, и машина полетела кювет. Андрей еще не до конца понял, что происходит. Он просто не успел испугаться, и только стукнувшись головой о левое стекло, понял, что машина его не спасет… Это происходило не с ним. Он словно смотрел со стороны. И когда медведь подошел к машине, слегка завалившейся набок, он совершенно фантастическим усилием перелез с переднего сиденья на заднее, в самый дальний угол от медведя и приоткрытого окна. И дальше, к пятой двери.
Рев мотоцикла приближался. Но Андрей не надеялся на подмогу. Он просто заметил, что мотоцикл приближается.
Медведь сунул лапу в окно, и пошарил на переднем сидении. Когти его были похожи на кривые и острые ножи. Андрей перестал дышать. Лапа шарила дальше, ощупывая спинку переднего сидения. Андрей подтянул к себе ноги и прижался к заднему стеклу всем телом. Он и не подозревал, что может сжаться в такой компактный комок.
Медведь не спешил, медленно двигаясь все дальше к цели. Как хорошо, что Андрей не спрятался внизу, между сидениями. Сейчас бы он был обнаружен. Медвежьи когти царапнули спинку заднего сидения, разрывая чехлы, как промокашки. Дальше его лапа не доставала. Мотоцикл был совсем близко. Скоро сумасшедший мотоциклист промчится мимо и Андрей снова, и уже навсегда, окажется наедине с медведем. Как он, оказывается, надеялся на этого мотоциклиста…
Медведь вытащил лапу из машины и Андрей выдохнул. Когти царапнули по ручке, но дверь, конечно, не открылась. Лапа снова сунулась в салон. И Андрей с ужасом понял, что медведь пытается снять блокировку! Но лапа его была слишком велика для этого. А мотор до сих пор работал! В тот миг, когда медведь снова превратился в человека и хотел выдернуть кнопку блокировки двери вверх, рядом с ними остановился мотоцикл. Он и вправду был сумасшедшим, этот мотоциклист… Андрей мог поклясться, что он что-то крикнул, слезая с мотоцикла. Какое-то волшебное слово. И человек (который медведь) отвернулся от «Ситроена».
Андрей не видел, что происходит. Он боялся пошевелиться. Но отлично слышал.
– Убирайся, – устало сказал мотоциклист.
– Как ты это делаешь? Как? – человек-медведь выплюнул эти слова.
– Не твое дело. Я берендей. Я настоящий берендей. А ты – заклятый, только жалкое подобие берендея. Убирайся.
– Ты – щенок! Ты даже не можешь убить меня! – шипел человек-медведь.
– Зато я могу тебя покалечить. Поверь мне, я это сделаю. Ты убил мою собаку. Ну?
– Я уйду, – ответил человек-медведь, – я не сумасшедший, как ты. Но знай, что больше никогда ты не увидишь меня-человека. И тогда мы посмотрим, кто из нас настоящий, а кто – жалкое подобие.
Андрей услышал, как по капоту удал кулак. А потом – скрип снега. Человек-медведь уходил. Андрей боялся в это поверить. По его прикидкам, он отошел шагов на двадцать. Через открытое окно в салон сунулась рука, как вдруг человек-медведь крикнул:
– Эй, берендей, обернись! Я кое-что хочу сказать!
И тут же рука в салоне стала медвежьей лапой. И мгновенно исчезла. Андрей подумал, что это ему померещилось.
– Ты вздумал меня пугать? – крикнул человек-медведь.
Ему ответил голос мотоциклиста:
– Я владею этой премудростью лучше тебя. Убирайся. Ничего интересного ты сказать мне не можешь.
– Твоя кошка перед смертью орала, как ребенок. Я уходил, и слышал ее крики! Попробуй теперь засни после этого, сосунок!
Человек-медведь расхохотался. И снова стал слышен скрип снега под его сапогами, пока не затих.
В салоне снова оказалась рука, на этот раз снявшая блокировку со всех дверей. Андрей, который давно решил, что все это происходит не с ним, не пошевелился.
– Эй, кто тут? – мотоциклист заглянул в салон через переднюю дверь, но ничего не увидел, включил свет и открыл заднюю, – оба на! А ты здесь откуда?
Андрей не ответил. И не пошевелился. Он понял, что это Егор. Но заставить себя сделать хоть одно движение так и не смог.
Берендей отковырял мальчишку от пятой двери и посадил на переднее пассажирское сидение. Андрей был тяжелым. Наверное, тяжелей самого Берендея.
– Ну, малыш, очнись, – шептал он ему, – все кончилось, очнись же.
Но парень не шевелился. Пришлось разгибать ему ноги и усаживать, как положено, а не в позе эмбриона. Он бы рано или поздно клюнул носом в бардачок.
Не хотелось бросать мотоцикл на дороге – Заклятый наверняка со злости разнесет его на куски, едва обернется. Если же оставить машину, он разнесет машину. А машинка была хоть и маленькая, но дорогая. Берендей рискнул, и привязал «Урал» тросом к заднему бамперу. В самом крайнем случае, он помнет «Ситроену» зад. Пешком возвращаться за мотоциклом он бы не рискнул.
Берендей пристегнул Андрея ремнем безопасности и сел за руль. Он никогда не водил машину с автоматической коробкой передач. Но все оказалось проще, чем он думал. Почти как на мотоцикле.
Титаническим усилием мотора «Ситроен» выполз из кювета. Берендей не ожидал, он-то собирался поменять ее местами с «Уралом».
Он ехал медленно и ровно, чтобы мотоцикл сзади не дергался. И думал. Что крикнул ему Заклятый? «Эй, берендей, обернись!» Заклятый всего лишь хотел, чтобы он оглянулся назад. А он… обернулся. На секунду, не больше. Потому что Заклятый не знал, что надо добавить хотя бы «на час». Значит, тетрадь не врала. Заклятый действительно имеет над ним власть. Другое дело, что сам он об этом не подозревает. И слов нужных не знает тоже. Заклятый не понял, что произошло. Он думал, Берендей решил его напугать. Значит, никакого проку ему от этой власти не будет. Можно случайно крикнуть «обернись», но устаревшее слово «оборотись» само собой с языка не сорвется.
Берендей однажды спросил отца, почему он называет медведя бером, а медведицу – медведицей. Отец рассмеялся:
– Потому что в современном русском языке нет слова, которое обозначает бера женского пола. Так же как нет обозначения и для детеныша бера.
– Только и всего? – переспросил Берендей.
– Увы, – посмеиваясь, ответил отец.
Берендей отцепил «Урал» не заезжая во двор, а машину подогнал к самому крыльцу. Андрей не пришел в себя за время дороги, не долгой, впрочем. Пришлось вытаскивать парня на руках и нести в дом.
Берендей загнал мотоцикл в сарай, запер «Ситроен» и вернулся в кухню. Андрей сидел в той же позе, в которой он его оставил.
– Как долго удивленье ваше длиться, – процитировал Берендей и достал бутылку со спиртом.
Он с сомнением глянул на мальчишку и решил спирт разбавить. Но тот все равно закашлялся, долго отплевывался, и пришлось дать ему запить. Андрей вцепился в банку с водой обеими руками, и долго пил, как будто боясь оторваться.
– Ну как? – спросил Берендей, когда парень наконец отпустил банку.
Андрей огляделся растеряно, лицо его скривилось, шмыгнул нос и он разрыдался. Как испуганный ребенок.
Берендей развел еще немного спирта.
– Выпей еще. Поможет.
Андрей замотал головой, и отбросил руку Берендея со стопкой. Спирт пролился, но стопку Берендей удержал, покачал головой и налил еще.
– Ну ты как дите малое.
Андрей не мог сказать ни слова, если бы попытался. Истерика. Нормальная реакция нормального организма. И как он смог продержаться до приезда Берендея в машине, наедине с бером? Ведь выбрал именно то место, куда лапа медведя не доставала! Берендей видел, что когти Заклятого пропороли заднее сидение. Не подними он ноги к подбородку, и медвежья лапа достала бы его. И тогда Заклятый не стал бы превращаться в человека. И разводной ключ не помог бы.
Истерику надо было прекращать, и Берендей, не долго думая, зачерпнул из ведра кружку колодезной воды и вылил Андрею на голову. Помогло.
Андрей встряхнул головой, на секунду замолчал, а потом сказал:
– Спасибо.
Воспитанный мальчик из хорошей семьи. Вежливость на уровне рефлексов.
– Ну что? Пришел в себя? – спросил Берендей и сел за стол.
– Да. Наверное, – Андрей снова встряхнул головой.
– Выпьешь спирта?
Андрей кивнул и опрокинул в себя стопку. Она прошла лучше, чем первая. Берендей достал из холодильника соленый огурец из числа спасенных. Андрей с благодарностью закусил.
– А кто такой берендей? – спросил он, прожевав.
Вот так вот, с места в карьер.
– Был такой народ когда-то. Говорят, они умели превращаться в медведей.
– А почему этот называл тебя берендеем?
– Прозвище такое, – Берендей пожал плечами. А парень, оказывается, все слышал, – ты лучше скажи, что ты здесь делал?
– Я за Юлькой приехал, – Андрей вскинул голову и глянул Берендею в глаза.
Берендей усмехнулся:
– Юльку я в пять часов посадил на электричку.
– Что, до пяти управился? – глаза Андрея презрительно сузились, и верхняя губа приподнялась презрительно.
Берендей растерялся сперва, настолько не ожидал от него ничего подобного. Растерялся и обиделся. А потом задохнулся от злости. Отец говорил ему, что за некоторые слова просто бьют по морде. Сразу и без всяких объяснений. Наверно это были именно такие слова, потому что по морде дать очень хотелось. И вышвырнуть из дома хорошим пинком. Берендей глянул на ободранные и запекшиеся уже костяшки пальцев. Это же мальчишка… Он только что плакал от испуга…
– Я бы вышвырнул тебя отсюда за такие слова, – сказал Берендей, глубоко вдохнув, – подумай, чтобы ты сделал через пять минут…
Андрей хотел вскочить и выкрикнуть что-то гордое или оскорбительное, судя по его лицу. Но потом вдруг сник, опустил плечи и уткнулся взглядом в стол.
– А ты, я полагаю, приехал говорить со мной как мужчина с мужчиной? – спросил Берендей, еще не вполне справившись со злостью.
Он первый раз оказался в подобном положении, еще никогда в жизни он не претендовал на девушку одновременно с кем-то. А то, что Андрей именно претендует на Юльку, он догадался сразу. Иначе чего бы он помчался темным зимним вечером на край света. И Берендею это соперничество неожиданно понравилось. Он не был азартен, он не был честолюбив. Ему нравилось побеждать себя, но он никогда не стремился к победе над другими. А тут ему непременно захотелось доказать свое превосходство, свое право на Юльку. Возможно, потому что он сам до сих пор в этом праве сомневался. Жаль только, что соперник попался хлипкий.
Андрей поднял глаза, и в них злость смешалась со страхом. Берендей подумал, что поставил его не в самое выгодное положение, некрасиво вести такие разговоры с позиции силы.
– Да, я приехал именно для этого – ответил, наконец, Андрей, – только не думай, что я собираюсь с тобой драться. А, судя по твоему лицу, ты именно так привык выяснять отношения.
Берендею захотелось спрятать руки под стол, но он удержался. Лицо туда все равно не спрячешь.
– Драться с тобой я бы не стал, – усмехнулся Берендей. Получилось высокомерно.
– Ты можешь презирать меня за то, что я не решаю проблем при помощи физической силы. Это свойственно людям твоего круга, а не моего.
Вот, значит, как. Со свиным рылом, да в калашный ряд.
– И где проходит граница между твоим кругом и моим? – поинтересовался Берендей.
– Она нигде не проходит. Так же, как нигде не проходит граница между Россией и США.
– Хорошо сказано, – Берендей попытался сдержать улыбку, но не смог, – граница между Россией и США проходит по Берингову проливу.
Андрей покраснел, но не сдался.
– Значит, между Россией и Испанией.
– Это лучше, – согласился Берендей, – и все же, нельзя ли поконкретней? Что ты называешь «своим кругом», а что – моим?
– Твой круг – это быдло, с низким уровнем культуры.
Берендей вздохнул. Сначала накладывается запрет на рукоприкладство, а потом в ход идут прямые оскорбления.
– Я так полагаю, последняя фраза как раз демонстрирует твой высокий уровень культуры? Выбирай выражения. Осторожней выбирай.
– Да? А иначе ты вышвырнешь меня на улицу?
– Нет. Я просто могу не сдержаться. Я сказал, что не буду с тобой драться, но не говорил, что не трону тебя пальцем. Расскажи мне, как должен реагировать человек твоего круга на оскорбление?
– Когда-то люди моего круга за оскорбление вызывали обидчика на дуэль.
– Высоко летаешь, – усмехнулся Берендей, – а сейчас? Что сделаешь ты, если я сейчас ударю тебя по щеке? Не больно, а так, чтобы обидеть.
Андрей растерялся.
– На дуэль меня вызовешь? – безжалостно продолжил Берендей, – и на чем предложишь драться? У меня две двустволки есть. Я белку в глаз бью с тридцати метров. Я даже согласен так: я с двадцати метров, а ты – с десяти. И твой выстрел первый.
– Да ты испугаешься! – неуверенно хихикнул Андрей.
– Я – нет. А ты?
– И я – нет! – Андрей побледнел.
– Тогда пошли, – Берендей поднялся.
– Куда?
– Я тебя вызываю. Перчатки у меня только рабочие, не станем оскорблять сие действо бытовыми подробностями.
– Как… вызываешь?
Берендей зашел в комнату отца и вернулся в кухню с обоими ружьями.
– А вот так. За быдло. И еще за одну… твою фразу.
– Ты не можешь меня вызвать! – нашелся Андрей, – вызвать меня может только человек моего круга!
– Э, нет. Это запрещенный прием. Ты вообще не оставляешь мне возможностей для защиты чести. Тут либо-либо. Ты отказываешься выяснять отношения при помощи физической силы. Я предлагаю способ, приемлемый для тебя, и ты снова отказываешься. Или я вообще не имею права защититься?
– Если ты меня вызываешь, то у меня есть право выбора оружия! – уцепился Андрей за последнюю соломинку.
– Отлично. Выбирай – с ремешком или без? – Берендей протянул ему обе двустволки.
Ему было весело. Он едва не смеялся, глядя на то, как Андрей трусит. Не верит еще в то, что это на полном серьезе, но все равно трусит.
– С ремешком… – уныло ответил Андрей и протянул руку к двустволке Михалыча.
– Держи крепче, – Берендей сунул ему ружье.
Но Андрей не удержал его в руке, и двустволка с грохотом упала на пол. Берендей глянул на него недовольно и покачал головой.
– А ты не думаешь, что я и вправду тебя застрелю? – едко спросил Андрей.
Пусть думает, что это серьезно. Пусть доказывает, что имеет право на Юльку. А иначе получается совсем кисло.
– Я бы не предлагал стреляться, если бы не думал об этом. Более того, я даже не сомневаюсь в том, что ты будешь в меня стрелять. Потому что если ты не убьешь меня, я убью тебя. А в этом ты можешь быть уверен. Я и с пятидесяти метров в тебя попаду, не то что с двадцати. Конечно, убойная сила не та, но тебе хватит. Пошли.
Разумеется, с пятидесяти метров из двустволки он мог запросто промахнуться. Слишком большой разброс. Но Андрею знать об этом было необязательно. Берендей решительно открыл дверь. Андрей поднял ружье с пола и поплелся за ним, но по дороге вспомнил:
– А секунданты?
– Перебьемся. Не будем превращать это в фарс. Или тебе нужны зрители?
– Нет, но… Если я тебя убью, что я буду дальше делать?
– Ну, это твои проблемы. Закопаешь где-нибудь в лесу. На медведя свалишь. Только ты сначала меня убей.
Они спустились с крыльца.
– Да тут темно, – разочарованно протянул Андрей.
– А я сейчас фонарь включу, – улыбнулся Берендей.
– Ты что, на полном серьезе собрался стреляться? – Андрей остановился около крыльца.
– А ты как думаешь? Ты же приехал говорить со мной по-мужски. Вот и говори. Или по-твоему, мужской разговор – это взаимные оскорбления?
Берендей включил фонарь, который освещал почти весь двор.
– Может быть, отложим до утра? Когда будет светло? – спросил Андрей, и Берендей понял, что он готов сдаться. Стало обидно.
– Завтра у тебя с утра экзамен. И потом, завтра я одно ружье должен буду вернуть.
Берендей провел ногой черту на снегу и отсчитал от нее четырнадцать шагов.
– Это примерно десять метров. Хочешь, рулеткой отмерим?
Андрей покачал головой. Лицо у него было обескураженное. Глядя на него, Берендею хотелось смеяться, но он сохранял невозмутимость.
– Тогда, как говориться, к барьеру! Ты стреляешь первым. Если я останусь жив, отойду вон туда, к забору. И буду стрелять. Все понятно? Есть возражения?
Андрей потоптался около крыльца, сделал пару шагов в сторону черты на снегу и остановился.
– Я… приношу извинения… – пробормотал он себе под нос.
– Что-то я не чувствую раскаяния, – ответил Берендей, и подумал, что это слишком жестоко, – но я их принимаю. Жаль, конечно, что ты так и не понял, в чем был не прав. Ты же просто испугался, разве нет?
– Нет! – Андрей вскинул глаза, – Я не испугался. Я не боюсь того, что ты меня убьешь. Я просто не могу стрелять в человека!
– Ерунда, – фыркнул Берендей, – Эта проблема решается легко. Ты мог бы выстрелить мимо. Просто в воздух. Но ты побоялся это сделать. Потому что не знал, стану я стрелять в тебя после этого или нет. Пойдем в дом.
Ему стало скучно. На душе остался неприятный осадок. Он победил, но не получил никакого удовлетворения от победы. Конечно, он бы не стал стрелять в мальчишку. Но ему было интересно, сможет ли тот выстрелить. И хватит ли ему самому мужества встретить этот выстрел? Как ночь, один на один.
Отец никогда не кричал на него, и уж тем более, никогда не поднимал на него руки. Конечно, Берендей рос нормальным, шабутным мальчишкой. Ему случалось безобразничать. Но отец всегда умел сделать так, что ему становилось стыдно. И пережив этот стыд, не возникало желания повторить шалость.
Как-то раз он вернулся из школы домой с замечанием в дневнике: «Обидел девочку». Он не боялся показывать дневник отцу. Разве что самую малость. Отец говорил, что не стоит бояться потерять чье-то уважение. Надо бояться потерять уважение к себе.
– Ну, и как ты ее обидел? – спросил отец, мельком заглянув в раскрытый дневник.
– Я ей подножку подставил… – засопел Берендей.
– А она бежала?
– Да.
– Она упала, и ей было больно. Так?
Берендей кивнул. Он и предположить не мог, что ей было больно.
– Подставлять подножки вообще – это низкий поступок, из разряда мелких подлостей. Как правило, совершается людьми слабыми, которые в открытую действовать бояться. А теперь представь себе: ты бежишь, спотыкаешься и падаешь у всех на глазах. Падаешь смешно, и все вокруг смеются. Так было?
– Так.
– Представил себе, чтобы ты при этом почувствовал?
– Да.
– Ей было не только больно, но и стыдно. Она, наверное, даже заплакала.
– Нет! Она била меня портфелем по голове!
И тут же вспомнил, что в ее глазах и вправду стояли злые слезы.
– Молодец, девочка. Надеюсь, драться с ней ты не стал?
Берендей покачал головой. Он не дрался с девчонками.
А когда через пару недель в физкультурном зале на полу растянулся Сашка Петухов, и весь класс засмеялся, Берендей подошел к нему, протянул руку, помогая подняться, и крикнул:
– Ну что вы ржете? Сами не падали никогда?
Ему было очень жаль Сашку Петухова.
– Послушай, – спросил он у Андрея, когда они вернулись в кухню и сели за стол, – неужели тебе ни сколько не хотелось испытать себя?
Андрей равнодушно пожал плечами.
– Неужели ты, когда читал книги о поединках, не пытался представить себя на месте дуэлянтов?
– Может, и представлял. Только это были честные дуэли, а не то, что у нас с тобой.
– Да? По-моему, я предложил равные условия.
– Ага! Сам сказал, что белке в глаз с тридцати метров попадаешь. А сам предложил двадцать. Ну, и в чем равенство?
А на следующее утро он просто возненавидел его. За то, что Егор был старше, уверенней и спокойней. За то, что легко справлялся с проблемами, которые для Андрея зачастую были неразрешимы – что ответить, где промолчать, как возразить так, чтобы не обидеть. За то, что мог съезжать с ледяной горы на ногах (как хорошо, что этого не видела Юлька!), за то, что умел топить печь, за то, что знал, как починить насос, который сломался в середине дня. А как он мешал Андрею в разговорах? Они ломали копья над каким-нибудь неразрешимым вопросом, спорили до хрипоты, а Егор говорил всего одну фразу, и становилось понятным, что он прав, спорить больше не о чем. И никто не чувствовал себя оскорбленным, потому что он умел это сказать. Никто кроме Андрея. Ну, разве что Света разделяла его неприязнь, Андрей понял это первого вечером, когда она невзначай намекнула ему, что Егор – неотесанная деревенщина.
Егерь! Смешно, хотя очень романтично. Когда Юлька поймет, что это не для нее, будет уже поздно. Не для Юльки. Для Андрея. Не может же он жениться на девушке, которая была любовницей егеря. Он не был ханжой, он отдавал себе отчет в том, что не прав. Но ничего не мог с собой поделать – он не сможет жить с женщиной всю жизнь, зная, что до него она принадлежала еще кому-то.
Перед последним экзаменом, седьмого, ему позвонила Света и спросила какую-то ерунду по билетам. Но в конце разговора добавила:
– Ты бы с Юлькой помирился, что ли? Нехорошо как-то. Позвонил бы ей сейчас, она наверняка к экзамену уже готова…
И Андрей решил позвонить ей и помириться. Может быть, ему удастся убедить ее в том, как она неправа? А может быть… Может быть, намекнуть ей на то, что сам он гораздо более подходящий для нее человек, нежели какой-то Егор?
Он позвонил ей на трубку, но она была вне зоны действия сети. Тогда он набрал ее домашний телефон, и ему ответила Юлькина мама.
– Здравствуйте, Антонина Алексеевна. Это Андрей. Вы не могли бы позвать Юлю к телефону?
– Здравствуй, Андрюша. А Юли нет, она поехала к Егору. Приедет, наверное, поздно.
– Спасибо, извините, что побеспокоил.
Он с трудом выдавил из себя привычную фразу и зарычал от злости, положив трубку.
Она поехала к Егору! Да ее мама понимает вообще, что это значит? Как она отпускает дочь к малознакомому мужику? Он говорил, что живет один. И чем они занимаются там, в лесу, одни в доме?
Надо положить этому конец! Немедленно, сейчас же!
Андрей оделся, сказал маме, что приедет поздно, и побежал в гараж. Он и сам не очень представлял, что будет делать, и зачем поедет туда. К тому же он знал только, как называется поселок, рядом с которым живет Егор. Как искать его там, он не задумывался. Деревня и есть деревня – там все должны друг друга знать.
Пока грелся мотор, он листал карту области, выбирая удобный путь. Оказалось, что ехать туда надо совсем не так, как к Юльке на дачу. Но незнакомая дорога не напугала его. Он был уверен, что едет спасать Юльку и ее будущее.
Андрей добрался до поселка часа за два, из них час он потратил на то, чтобы выехать из города. Где живет егерь, ему рассказал четвертый или пятый по счету человек, которого он встретил. Остальные говорили, что они здесь дачники и никакого егеря не знают. Путь оказался не близкий – через весь поселок, в самый необитаемый его угол. А потом еще по лесной дороге. При этом прохожий не советовал ехать туда одному и пугал его медведем-людоедом. Но Андрей только рассмеялся про себя – что ему может угрожать в машине?
Фонари быстро кончились, и Андрей ехал в темноте. На трассе отсутствие освещения не мешает нормально вести машину. Здесь же дорога была раздолбана, скользила и ему пришлось сбросить скорость до предела.
И только свернув на дорогу в лес, он вспомнил, как погиб Иван. Его машину столкнул в кювет медведь. Столкнул на ходу. Мурашки пробежали у него по спине. Он боялся прибавлять газ. Слишком скользко. Он разобьется верней, чем встретит медведя.
Андрей покрепче взялся за руль. По спине сползла капелька пота, противно щекоча позвоночник. Дорога оставалась пустынной, насколько позволял видеть дальний свет. Зимние ночи не так темны, как осенние. Вокруг был отлично виден лес. И никакого медведя в нем. Андрей проехал не меньше полутора километров.
«А может, ну его к черту? – подумал он вдруг, – развернуться, пока не поздно, и ехать обратно?»
И едва он так подумал, как увидел на дороге человека. Человек прикрывал лицо от дальнего света его фар и однозначно просил остановиться.
Камень упал с души у Андрея. Во-первых, человек совершенно не боялся находиться один на пустынной лесной дороге. Во-вторых, его собственные страхи сразу показались ему детскими и надуманными.
Пока он медленно подъезжал к пешеходу, впереди появился свет одной фары. На бешеной скорости по дороге несся мотоцикл. Андрей подумал, что не такая уж и пустынная эта дорога. Он всегда считал мотоциклистов самоубийцами, но сейчас, чувствуя, как водит в стороны его отличную шипованную резину, мог только позавидовать отваге неизвестного лихача.
Он остановился около голосовавшего пешехода и приоткрыл правое окошко. На всякий случай, двери были заблокированы – мало ли, чего можно ожидать от неизвестного прохожего ночью на лесной дороге. Но прохожий почему-то не наклонился к окошку. Наоборот, начал обходить его «Ситроен» спереди. Андрею это не понравилось, и он решил, что надо уезжать. Но вперед он ехать побоялся – не сметать же ему человека со своего пути, только потому, что его поведение показалось подозрительным. Он включил заднюю передачу и хотел нажать на газ, как вдруг человек поднял руки вверх и начал расти. Андрей замер, открыв рот. Над капотом его машины стоял медведь. Это был такой огромный медведь, какого Андрей не мог себе представить в самом страшном кошмаре. Медведь обеими лапами ухватился за крылья передних колес, и машина полетела кювет. Андрей еще не до конца понял, что происходит. Он просто не успел испугаться, и только стукнувшись головой о левое стекло, понял, что машина его не спасет… Это происходило не с ним. Он словно смотрел со стороны. И когда медведь подошел к машине, слегка завалившейся набок, он совершенно фантастическим усилием перелез с переднего сиденья на заднее, в самый дальний угол от медведя и приоткрытого окна. И дальше, к пятой двери.
Рев мотоцикла приближался. Но Андрей не надеялся на подмогу. Он просто заметил, что мотоцикл приближается.
Медведь сунул лапу в окно, и пошарил на переднем сидении. Когти его были похожи на кривые и острые ножи. Андрей перестал дышать. Лапа шарила дальше, ощупывая спинку переднего сидения. Андрей подтянул к себе ноги и прижался к заднему стеклу всем телом. Он и не подозревал, что может сжаться в такой компактный комок.
Медведь не спешил, медленно двигаясь все дальше к цели. Как хорошо, что Андрей не спрятался внизу, между сидениями. Сейчас бы он был обнаружен. Медвежьи когти царапнули спинку заднего сидения, разрывая чехлы, как промокашки. Дальше его лапа не доставала. Мотоцикл был совсем близко. Скоро сумасшедший мотоциклист промчится мимо и Андрей снова, и уже навсегда, окажется наедине с медведем. Как он, оказывается, надеялся на этого мотоциклиста…
Медведь вытащил лапу из машины и Андрей выдохнул. Когти царапнули по ручке, но дверь, конечно, не открылась. Лапа снова сунулась в салон. И Андрей с ужасом понял, что медведь пытается снять блокировку! Но лапа его была слишком велика для этого. А мотор до сих пор работал! В тот миг, когда медведь снова превратился в человека и хотел выдернуть кнопку блокировки двери вверх, рядом с ними остановился мотоцикл. Он и вправду был сумасшедшим, этот мотоциклист… Андрей мог поклясться, что он что-то крикнул, слезая с мотоцикла. Какое-то волшебное слово. И человек (который медведь) отвернулся от «Ситроена».
Андрей не видел, что происходит. Он боялся пошевелиться. Но отлично слышал.
– Убирайся, – устало сказал мотоциклист.
– Как ты это делаешь? Как? – человек-медведь выплюнул эти слова.
– Не твое дело. Я берендей. Я настоящий берендей. А ты – заклятый, только жалкое подобие берендея. Убирайся.
– Ты – щенок! Ты даже не можешь убить меня! – шипел человек-медведь.
– Зато я могу тебя покалечить. Поверь мне, я это сделаю. Ты убил мою собаку. Ну?
– Я уйду, – ответил человек-медведь, – я не сумасшедший, как ты. Но знай, что больше никогда ты не увидишь меня-человека. И тогда мы посмотрим, кто из нас настоящий, а кто – жалкое подобие.
Андрей услышал, как по капоту удал кулак. А потом – скрип снега. Человек-медведь уходил. Андрей боялся в это поверить. По его прикидкам, он отошел шагов на двадцать. Через открытое окно в салон сунулась рука, как вдруг человек-медведь крикнул:
– Эй, берендей, обернись! Я кое-что хочу сказать!
И тут же рука в салоне стала медвежьей лапой. И мгновенно исчезла. Андрей подумал, что это ему померещилось.
– Ты вздумал меня пугать? – крикнул человек-медведь.
Ему ответил голос мотоциклиста:
– Я владею этой премудростью лучше тебя. Убирайся. Ничего интересного ты сказать мне не можешь.
– Твоя кошка перед смертью орала, как ребенок. Я уходил, и слышал ее крики! Попробуй теперь засни после этого, сосунок!
Человек-медведь расхохотался. И снова стал слышен скрип снега под его сапогами, пока не затих.
В салоне снова оказалась рука, на этот раз снявшая блокировку со всех дверей. Андрей, который давно решил, что все это происходит не с ним, не пошевелился.
– Эй, кто тут? – мотоциклист заглянул в салон через переднюю дверь, но ничего не увидел, включил свет и открыл заднюю, – оба на! А ты здесь откуда?
Андрей не ответил. И не пошевелился. Он понял, что это Егор. Но заставить себя сделать хоть одно движение так и не смог.
Берендей отковырял мальчишку от пятой двери и посадил на переднее пассажирское сидение. Андрей был тяжелым. Наверное, тяжелей самого Берендея.
– Ну, малыш, очнись, – шептал он ему, – все кончилось, очнись же.
Но парень не шевелился. Пришлось разгибать ему ноги и усаживать, как положено, а не в позе эмбриона. Он бы рано или поздно клюнул носом в бардачок.
Не хотелось бросать мотоцикл на дороге – Заклятый наверняка со злости разнесет его на куски, едва обернется. Если же оставить машину, он разнесет машину. А машинка была хоть и маленькая, но дорогая. Берендей рискнул, и привязал «Урал» тросом к заднему бамперу. В самом крайнем случае, он помнет «Ситроену» зад. Пешком возвращаться за мотоциклом он бы не рискнул.
Берендей пристегнул Андрея ремнем безопасности и сел за руль. Он никогда не водил машину с автоматической коробкой передач. Но все оказалось проще, чем он думал. Почти как на мотоцикле.
Титаническим усилием мотора «Ситроен» выполз из кювета. Берендей не ожидал, он-то собирался поменять ее местами с «Уралом».
Он ехал медленно и ровно, чтобы мотоцикл сзади не дергался. И думал. Что крикнул ему Заклятый? «Эй, берендей, обернись!» Заклятый всего лишь хотел, чтобы он оглянулся назад. А он… обернулся. На секунду, не больше. Потому что Заклятый не знал, что надо добавить хотя бы «на час». Значит, тетрадь не врала. Заклятый действительно имеет над ним власть. Другое дело, что сам он об этом не подозревает. И слов нужных не знает тоже. Заклятый не понял, что произошло. Он думал, Берендей решил его напугать. Значит, никакого проку ему от этой власти не будет. Можно случайно крикнуть «обернись», но устаревшее слово «оборотись» само собой с языка не сорвется.
Берендей однажды спросил отца, почему он называет медведя бером, а медведицу – медведицей. Отец рассмеялся:
– Потому что в современном русском языке нет слова, которое обозначает бера женского пола. Так же как нет обозначения и для детеныша бера.
– Только и всего? – переспросил Берендей.
– Увы, – посмеиваясь, ответил отец.
Берендей отцепил «Урал» не заезжая во двор, а машину подогнал к самому крыльцу. Андрей не пришел в себя за время дороги, не долгой, впрочем. Пришлось вытаскивать парня на руках и нести в дом.
Берендей загнал мотоцикл в сарай, запер «Ситроен» и вернулся в кухню. Андрей сидел в той же позе, в которой он его оставил.
– Как долго удивленье ваше длиться, – процитировал Берендей и достал бутылку со спиртом.
Он с сомнением глянул на мальчишку и решил спирт разбавить. Но тот все равно закашлялся, долго отплевывался, и пришлось дать ему запить. Андрей вцепился в банку с водой обеими руками, и долго пил, как будто боясь оторваться.
– Ну как? – спросил Берендей, когда парень наконец отпустил банку.
Андрей огляделся растеряно, лицо его скривилось, шмыгнул нос и он разрыдался. Как испуганный ребенок.
Берендей развел еще немного спирта.
– Выпей еще. Поможет.
Андрей замотал головой, и отбросил руку Берендея со стопкой. Спирт пролился, но стопку Берендей удержал, покачал головой и налил еще.
– Ну ты как дите малое.
Андрей не мог сказать ни слова, если бы попытался. Истерика. Нормальная реакция нормального организма. И как он смог продержаться до приезда Берендея в машине, наедине с бером? Ведь выбрал именно то место, куда лапа медведя не доставала! Берендей видел, что когти Заклятого пропороли заднее сидение. Не подними он ноги к подбородку, и медвежья лапа достала бы его. И тогда Заклятый не стал бы превращаться в человека. И разводной ключ не помог бы.
Истерику надо было прекращать, и Берендей, не долго думая, зачерпнул из ведра кружку колодезной воды и вылил Андрею на голову. Помогло.
Андрей встряхнул головой, на секунду замолчал, а потом сказал:
– Спасибо.
Воспитанный мальчик из хорошей семьи. Вежливость на уровне рефлексов.
– Ну что? Пришел в себя? – спросил Берендей и сел за стол.
– Да. Наверное, – Андрей снова встряхнул головой.
– Выпьешь спирта?
Андрей кивнул и опрокинул в себя стопку. Она прошла лучше, чем первая. Берендей достал из холодильника соленый огурец из числа спасенных. Андрей с благодарностью закусил.
– А кто такой берендей? – спросил он, прожевав.
Вот так вот, с места в карьер.
– Был такой народ когда-то. Говорят, они умели превращаться в медведей.
– А почему этот называл тебя берендеем?
– Прозвище такое, – Берендей пожал плечами. А парень, оказывается, все слышал, – ты лучше скажи, что ты здесь делал?
– Я за Юлькой приехал, – Андрей вскинул голову и глянул Берендею в глаза.
Берендей усмехнулся:
– Юльку я в пять часов посадил на электричку.
– Что, до пяти управился? – глаза Андрея презрительно сузились, и верхняя губа приподнялась презрительно.
Берендей растерялся сперва, настолько не ожидал от него ничего подобного. Растерялся и обиделся. А потом задохнулся от злости. Отец говорил ему, что за некоторые слова просто бьют по морде. Сразу и без всяких объяснений. Наверно это были именно такие слова, потому что по морде дать очень хотелось. И вышвырнуть из дома хорошим пинком. Берендей глянул на ободранные и запекшиеся уже костяшки пальцев. Это же мальчишка… Он только что плакал от испуга…
– Я бы вышвырнул тебя отсюда за такие слова, – сказал Берендей, глубоко вдохнув, – подумай, чтобы ты сделал через пять минут…
Андрей хотел вскочить и выкрикнуть что-то гордое или оскорбительное, судя по его лицу. Но потом вдруг сник, опустил плечи и уткнулся взглядом в стол.
– А ты, я полагаю, приехал говорить со мной как мужчина с мужчиной? – спросил Берендей, еще не вполне справившись со злостью.
Он первый раз оказался в подобном положении, еще никогда в жизни он не претендовал на девушку одновременно с кем-то. А то, что Андрей именно претендует на Юльку, он догадался сразу. Иначе чего бы он помчался темным зимним вечером на край света. И Берендею это соперничество неожиданно понравилось. Он не был азартен, он не был честолюбив. Ему нравилось побеждать себя, но он никогда не стремился к победе над другими. А тут ему непременно захотелось доказать свое превосходство, свое право на Юльку. Возможно, потому что он сам до сих пор в этом праве сомневался. Жаль только, что соперник попался хлипкий.
Андрей поднял глаза, и в них злость смешалась со страхом. Берендей подумал, что поставил его не в самое выгодное положение, некрасиво вести такие разговоры с позиции силы.
– Да, я приехал именно для этого – ответил, наконец, Андрей, – только не думай, что я собираюсь с тобой драться. А, судя по твоему лицу, ты именно так привык выяснять отношения.
Берендею захотелось спрятать руки под стол, но он удержался. Лицо туда все равно не спрячешь.
– Драться с тобой я бы не стал, – усмехнулся Берендей. Получилось высокомерно.
– Ты можешь презирать меня за то, что я не решаю проблем при помощи физической силы. Это свойственно людям твоего круга, а не моего.
Вот, значит, как. Со свиным рылом, да в калашный ряд.
– И где проходит граница между твоим кругом и моим? – поинтересовался Берендей.
– Она нигде не проходит. Так же, как нигде не проходит граница между Россией и США.
– Хорошо сказано, – Берендей попытался сдержать улыбку, но не смог, – граница между Россией и США проходит по Берингову проливу.
Андрей покраснел, но не сдался.
– Значит, между Россией и Испанией.
– Это лучше, – согласился Берендей, – и все же, нельзя ли поконкретней? Что ты называешь «своим кругом», а что – моим?
– Твой круг – это быдло, с низким уровнем культуры.
Берендей вздохнул. Сначала накладывается запрет на рукоприкладство, а потом в ход идут прямые оскорбления.
– Я так полагаю, последняя фраза как раз демонстрирует твой высокий уровень культуры? Выбирай выражения. Осторожней выбирай.
– Да? А иначе ты вышвырнешь меня на улицу?
– Нет. Я просто могу не сдержаться. Я сказал, что не буду с тобой драться, но не говорил, что не трону тебя пальцем. Расскажи мне, как должен реагировать человек твоего круга на оскорбление?
– Когда-то люди моего круга за оскорбление вызывали обидчика на дуэль.
– Высоко летаешь, – усмехнулся Берендей, – а сейчас? Что сделаешь ты, если я сейчас ударю тебя по щеке? Не больно, а так, чтобы обидеть.
Андрей растерялся.
– На дуэль меня вызовешь? – безжалостно продолжил Берендей, – и на чем предложишь драться? У меня две двустволки есть. Я белку в глаз бью с тридцати метров. Я даже согласен так: я с двадцати метров, а ты – с десяти. И твой выстрел первый.
– Да ты испугаешься! – неуверенно хихикнул Андрей.
– Я – нет. А ты?
– И я – нет! – Андрей побледнел.
– Тогда пошли, – Берендей поднялся.
– Куда?
– Я тебя вызываю. Перчатки у меня только рабочие, не станем оскорблять сие действо бытовыми подробностями.
– Как… вызываешь?
Берендей зашел в комнату отца и вернулся в кухню с обоими ружьями.
– А вот так. За быдло. И еще за одну… твою фразу.
– Ты не можешь меня вызвать! – нашелся Андрей, – вызвать меня может только человек моего круга!
– Э, нет. Это запрещенный прием. Ты вообще не оставляешь мне возможностей для защиты чести. Тут либо-либо. Ты отказываешься выяснять отношения при помощи физической силы. Я предлагаю способ, приемлемый для тебя, и ты снова отказываешься. Или я вообще не имею права защититься?
– Если ты меня вызываешь, то у меня есть право выбора оружия! – уцепился Андрей за последнюю соломинку.
– Отлично. Выбирай – с ремешком или без? – Берендей протянул ему обе двустволки.
Ему было весело. Он едва не смеялся, глядя на то, как Андрей трусит. Не верит еще в то, что это на полном серьезе, но все равно трусит.
– С ремешком… – уныло ответил Андрей и протянул руку к двустволке Михалыча.
– Держи крепче, – Берендей сунул ему ружье.
Но Андрей не удержал его в руке, и двустволка с грохотом упала на пол. Берендей глянул на него недовольно и покачал головой.
– А ты не думаешь, что я и вправду тебя застрелю? – едко спросил Андрей.
Пусть думает, что это серьезно. Пусть доказывает, что имеет право на Юльку. А иначе получается совсем кисло.
– Я бы не предлагал стреляться, если бы не думал об этом. Более того, я даже не сомневаюсь в том, что ты будешь в меня стрелять. Потому что если ты не убьешь меня, я убью тебя. А в этом ты можешь быть уверен. Я и с пятидесяти метров в тебя попаду, не то что с двадцати. Конечно, убойная сила не та, но тебе хватит. Пошли.
Разумеется, с пятидесяти метров из двустволки он мог запросто промахнуться. Слишком большой разброс. Но Андрею знать об этом было необязательно. Берендей решительно открыл дверь. Андрей поднял ружье с пола и поплелся за ним, но по дороге вспомнил:
– А секунданты?
– Перебьемся. Не будем превращать это в фарс. Или тебе нужны зрители?
– Нет, но… Если я тебя убью, что я буду дальше делать?
– Ну, это твои проблемы. Закопаешь где-нибудь в лесу. На медведя свалишь. Только ты сначала меня убей.
Они спустились с крыльца.
– Да тут темно, – разочарованно протянул Андрей.
– А я сейчас фонарь включу, – улыбнулся Берендей.
– Ты что, на полном серьезе собрался стреляться? – Андрей остановился около крыльца.
– А ты как думаешь? Ты же приехал говорить со мной по-мужски. Вот и говори. Или по-твоему, мужской разговор – это взаимные оскорбления?
Берендей включил фонарь, который освещал почти весь двор.
– Может быть, отложим до утра? Когда будет светло? – спросил Андрей, и Берендей понял, что он готов сдаться. Стало обидно.
– Завтра у тебя с утра экзамен. И потом, завтра я одно ружье должен буду вернуть.
Берендей провел ногой черту на снегу и отсчитал от нее четырнадцать шагов.
– Это примерно десять метров. Хочешь, рулеткой отмерим?
Андрей покачал головой. Лицо у него было обескураженное. Глядя на него, Берендею хотелось смеяться, но он сохранял невозмутимость.
– Тогда, как говориться, к барьеру! Ты стреляешь первым. Если я останусь жив, отойду вон туда, к забору. И буду стрелять. Все понятно? Есть возражения?
Андрей потоптался около крыльца, сделал пару шагов в сторону черты на снегу и остановился.
– Я… приношу извинения… – пробормотал он себе под нос.
– Что-то я не чувствую раскаяния, – ответил Берендей, и подумал, что это слишком жестоко, – но я их принимаю. Жаль, конечно, что ты так и не понял, в чем был не прав. Ты же просто испугался, разве нет?
– Нет! – Андрей вскинул глаза, – Я не испугался. Я не боюсь того, что ты меня убьешь. Я просто не могу стрелять в человека!
– Ерунда, – фыркнул Берендей, – Эта проблема решается легко. Ты мог бы выстрелить мимо. Просто в воздух. Но ты побоялся это сделать. Потому что не знал, стану я стрелять в тебя после этого или нет. Пойдем в дом.
Ему стало скучно. На душе остался неприятный осадок. Он победил, но не получил никакого удовлетворения от победы. Конечно, он бы не стал стрелять в мальчишку. Но ему было интересно, сможет ли тот выстрелить. И хватит ли ему самому мужества встретить этот выстрел? Как ночь, один на один.
Отец никогда не кричал на него, и уж тем более, никогда не поднимал на него руки. Конечно, Берендей рос нормальным, шабутным мальчишкой. Ему случалось безобразничать. Но отец всегда умел сделать так, что ему становилось стыдно. И пережив этот стыд, не возникало желания повторить шалость.
Как-то раз он вернулся из школы домой с замечанием в дневнике: «Обидел девочку». Он не боялся показывать дневник отцу. Разве что самую малость. Отец говорил, что не стоит бояться потерять чье-то уважение. Надо бояться потерять уважение к себе.
– Ну, и как ты ее обидел? – спросил отец, мельком заглянув в раскрытый дневник.
– Я ей подножку подставил… – засопел Берендей.
– А она бежала?
– Да.
– Она упала, и ей было больно. Так?
Берендей кивнул. Он и предположить не мог, что ей было больно.
– Подставлять подножки вообще – это низкий поступок, из разряда мелких подлостей. Как правило, совершается людьми слабыми, которые в открытую действовать бояться. А теперь представь себе: ты бежишь, спотыкаешься и падаешь у всех на глазах. Падаешь смешно, и все вокруг смеются. Так было?
– Так.
– Представил себе, чтобы ты при этом почувствовал?
– Да.
– Ей было не только больно, но и стыдно. Она, наверное, даже заплакала.
– Нет! Она била меня портфелем по голове!
И тут же вспомнил, что в ее глазах и вправду стояли злые слезы.
– Молодец, девочка. Надеюсь, драться с ней ты не стал?
Берендей покачал головой. Он не дрался с девчонками.
А когда через пару недель в физкультурном зале на полу растянулся Сашка Петухов, и весь класс засмеялся, Берендей подошел к нему, протянул руку, помогая подняться, и крикнул:
– Ну что вы ржете? Сами не падали никогда?
Ему было очень жаль Сашку Петухова.
– Послушай, – спросил он у Андрея, когда они вернулись в кухню и сели за стол, – неужели тебе ни сколько не хотелось испытать себя?
Андрей равнодушно пожал плечами.
– Неужели ты, когда читал книги о поединках, не пытался представить себя на месте дуэлянтов?
– Может, и представлял. Только это были честные дуэли, а не то, что у нас с тобой.
– Да? По-моему, я предложил равные условия.
– Ага! Сам сказал, что белке в глаз с тридцати метров попадаешь. А сам предложил двадцать. Ну, и в чем равенство?