Дэвид Питер. Сэр Невпопад и Золотой Город

   — Ушли? — переспросила Кейт, словно не до конца мне поверив. — Но тогда почему…
   — Почему Меандр остался? Наверное, потому, — сказал я, медленно обходя солдат и посмеиваясь, словно объясняя самое простое и понятное действие противника, — потому что он большой эгоист… или большой наглец… или безумец, если хотите. Он думает, что один может спасти город. И его блеф сработал бы, если бы его я не знал.
   — Блеф?
   Кажется, все были озадачены еще больше. Охлад и Кабаний Клык стояли рядом, а я встал между ними и положил руки им на плечи.
   — У короля Меандра, — пояснил я, — память устроена странным образом. Он наверняка помнит, как несколько лет назад какой-то отчаянный юный оруженосец — ему досталась невыполнимая задача защищать крепость, в которой находились только король, принцесса и шут, — изобрел такой план, благодаря которому целая армия замерла на месте, потеряв всякую уверенность в своих силах. — Окружающие смотрели на меня, ничего не понимая, и я сердито вздохнул: — Он сейчас играет в мою игру. Я сделал то же самое! Я уговорил короля, известного своей хитростью, сделать то, что сейчас делает Меандр… только в тот раз во главе армии завоевателей выступал сам Меандр! И его армия была настолько уверена, будто это ловушка, что все развернулись и побежали… не напав на пустую крепость! Холодное оружие творит чудеса с человеческим духом, но ничто так не действует на людей, как липкий, холодный страх. И сейчас он пытается нас напугать.
   — Но… он должен знать, что ты не попадешься на эту удочку, если это ты придумал! — заметила леди Кейт.
   Я убрал руки с плеч Кабаньего Клыка и Охлада и повернулся к ней. Покачивая головой, я сказал:
   — Не забудь, я говорил, что у Меандра странная память. Он, похоже, никак не связывает уловку, придуманную против него одиноким оруженосцем, имени которого он и не помнит, с завоевателем, имеющим армию в шесть тысяч человек! Так и есть, говорю вам! Наверное, в городе остались беспомощные жители, которые прячутся по домам, уповая, что затея короля удастся, потому что их армия не хочет их защищать! Да это будет самый легкий штурм во всей нашей истории!
   Вокруг меня все закивали, засмеялись — солдаты поняли, как нелепы их страхи, и увидели, какая глупая это затея — королю сидеть на парапете и распевать неприличные песни в надежде отпугнуть захватчиков. Вскоре вся армия тряслась от хохота, а потом кто-то начал скандировать:
   — Мироначальник! Мироначальник!
   Остальные подхватили, и вся округа наполнилась приветственными криками.
   Никогда еще я не чувствовал такого подъема.
   К этому моменту, ограбив города в предыдущих степях, мы собрали изрядное количество лошадей. Больше половины моих воинов ехали верхом. Они и выступили первыми, а я их возглавлял, конечно, верхом на Энтипи, и мы отправились искать новой славы. Мы поскакали по широкой дороге в Золотой город, оглашая воздух воинственными криками, нисколько не сомневаясь в выбранной цели, как и в том, что победим.
   И вот показался Золотой город. Да, он производил сильное впечатление — изысканные силуэты башен, выкрашенные в синие и коричневатые тона, такие высокие, что могли достать небо. Как и многие другие большие города, для защиты он был окружен мощными стенами… которые против нас все равно бы не устояли. Подъехав поближе, я увидел короля — как раз там, где и говорили разведчики. Кровь моя вскипела от гнева, застучала в висках — я уже видел мысленным взором, как мой меч выпускает из этого гада кишки. Но сначала… сначала я его свяжу и прикажу полудюжине шлюх поработать с ним. Изодрать ему лицо, голую грудь, каждый кусочек тела длинными ногтями, которые эти девицы специально делают необычайно острыми. Пусть представит, что пришлось претерпеть моей матушке от его недоброй руки.
   Дорога была по-прежнему покрыта густой грязью, и копыта Энтипи месили ее, разбрызгивая в стороны. Я был рад от всей души, что нам не надо биться — барахтаться в грязи и при этом еще махать мечом. Это никогда меня особо не привлекало. Вырезать беззащитных врагов… да, гораздо веселее.
   Между нами и нашей целью оставалось меньше мили. Я видел короля на стене — как он весело помахал мне рукой. Он остался во многом таким, каким я его запомнил. Густые седые волосы, густая черная с проседью борода, дубленое морщинистое лицо. С такого расстояния мне не видны были его усталые, полные муки глаза, а также четыре шрама на лице, оставленные, как мне хотелось бы верить, моей матушкой, когда он чинил над нею насилие. Я не обольщался никакими иллюзиями по поводу чресл, что извергли меня в этот мир. Матушка была потаскухой, зарабатывала на жизнь собственным телом. Но имелись и такие вещи, которые честная и правильная шлюха ни за что делать не станет, и когда она отказалась от того, что требовал Меандр, он убил ее. Он… или по крайней мере один из его людей, а раз он ими командовал, значит, он был в ответе.
   Ближе, ближе… Я уже почти ощущал содрогание руки, которая вонзит меч, разрубая лицо… или хотя бы живот. Да, так лучше. От раны в живот он будет умирать несколько дней, а за это время можно с ним… позабавиться.
   И пока я предавался подобным мыслям, едучи впереди колонны, Мордант вдруг спикировал ко мне и заверещал. Сначала я едва на него глянул, а потом понял, что он чем-то возбужден. Но в тот момент лошадь моя неслась галопом, и у меня не было ни времени, ни сил, чтобы обратить внимание на тревоги моей зверюшки.
   И в тот же миг Энтипи, неожиданно издав испуганный крик, дернулась и начала падать.
   Я едва успел выдернуть меч, просто по привычке, и Энтипи упала. Я выпутался из седла, покатился и весь вымазался в грязи. Оглядевшись и увидев, что мой меч воткнулся в землю, я встал и потянулся за ним.
   Невероятно удачно, что я оказался так далеко от своих солдат, потому что, будь они ближе, их лошади затоптали бы меня прежде, чем их успели бы остановить. А так они натянули поводья — едва-едва успев, — и задние налетели на передних. Лошади при этом испуганно ржали, а солдаты, ноги которых сдавливали тугие потные бока лошадей, кричали.
   Я выдернул меч из раскисшей земли и чуть не упал. Если бы правая нога у меня по-прежнему была хромая, то я вообще не смог бы встать, но, к счастью, она стала такой же сильной, как и левая. Я успел выпрямиться и посмотрел на Энтипи. И побледнел под слоем побыти.
   Из ее горла, прямо из яремной впадины, торчала еще трепещущая стрела. Бедная Энтипи умирала, она билась, как вытащенная на берег рыба, и ее кровь смешивалась с жидкой грязью. Тело лошади сотрясали спазмы, а глаза глядели на меня с немым укором.
   Смерть лошади по имени Энтипи потрясла меня гораздо сильнее, чем я мог предполагать. Я завизжал от злости, повернулся, чтобы посмотреть на Меандра, ведь это он был во всем виноват, и, ослепленный гневом, не сразу сообразил, что он никак не мог выпустить стрелу, которая убила мою лошадь.
   И вдруг они появились повсюду. Земля по обе стороны от дороги буквально ожила, и сначала я решил, что какой-то плетельщик, обладающий невиданной мощью, восстановил против нас саму землю. Но потом заметил черные и серебряные полосы — цвета армии Меандра, — и сразу же раздались воинственные крики — нас зажали с двух сторон. Над этой сценой громко разносился смех Меандра.
   Я все понял, но было слишком поздно.
   У Меандра не было в распоряжении никакой магии, но его люди вполне могли предсказать, когда начнется дождь. И, используя эти знания, составили свой план. Сначала — никакого сопротивления, а когда начались дожди, солдаты Меандра с лопатами, кирками и всем, чем можно копать, стали рыть туннели в размокшей глинистой почве по сторонам дороги. Ряд за рядом — так, чтобы можно было спрятать боги знают сколько сотен человек, измазавшихся в жидкой грязи, чтобы слиться с поверхностью. Тут они и залегли, никем не замеченные, терпеливо поджидая, когда мы поедем прямо между ними.
   Так что это был не блеф. Меандр воспользовался моей уловкой, но не просто скопировал ее, а доработал. А я, в своем высокомерии и самоуверенности, привел своих людей прямо в ловушку, которая за нами захлопнулась.
   Я слышал, как кричат мои люди, слышал, как хохочет Меандр — все громче и громче. Слышал предсмертный крик своей лошади, слышал, как зовут меня мои воины, внезапно оказавшиеся в засаде, и, хотя меня и не было там тогда, я услышал предсмертный хрип своей матушки.
   Тьма и черный гнев бушевали во мне, а камень в груди жег так, словно старался испепелить меня на месте. И я закричал — смесь боли и гнева смешалась с теми чувствами, которые могли бы заставить кричать сотни проклятых душ, обреченных на вечные мучения.
   Черное облако безумия сошло на меня, наполнив меня изнутри и закрыв снаружи. Словно я не мог ничего вспомнить… словно такого никто, даже я сам, не видел. Мой разум просто оставил меня, тьма заполнила все, а сердце выросло из груди, поглотило меня, и мир улетел прочь.

3
СВЯТЫЕ ХЛОПОТЫ

   — Отступать! Отступать!
   Вы, может быть, подумали, что это мой голос выкрикивает постыдный приказ, но нет. Это был голос, который я давно не слышал, но сразу узнал. Силы этого голоса оказалось достаточно, чтобы вырвать меня из того забытья, в которое я вдруг погрузился.
   Постепенно я осознавал происходящее.
   Во-первых и в-главных, сильное жжение в груди. Оно немного ослабло. Потом я решил, что ослеп, но тут же понял, что темный туман происходил не от недостатка света (хотя через тучи над головой могли пробиться только самые настойчивые солнечные лучи), а от чего-то, обитающего внутри моего сознания. «Туман в голове», вот что это было. Но и он начал таять, и вот недалеко от себя я увидел на земле руку.
   Рядом лежала голова, еще одна рука… но, кажется, уже от другого человека. А дальше — снова части тела, валяющиеся поодиночке. Не мало — десятки. Нет, больше… как только глаза привыкли и туман рассеялся, я увидел десятки и десятки, даже сотни обрубков тел. Слой крови и внутренностей лежал поверх грязи, покрывающей землю, а глянув на меч, я увидел, что едва ли дюйм моего клинка оставался чистым. Почти до самой гарды клинок был в крови, которая продолжала капать с острия лезвия. Я снова испытывал то состояние медленного возвращения к реальности, которое посетило меня тогда в Джайфе, правда, сейчас я помнил все, что перед этим случилось, и понимал, кто я и где нахожусь. Что означало — в этот раз я ушел в себя не так надолго или не так глубоко, как в предыдущий раз.
   Но и тел вокруг было гораздо больше… я даже не мог решить, откуда их нужно начинать считать.
   Вот я снова стал слышать звуки — звон мечей и победные крики моих солдат. Я понял, что это мои солдаты, потому что они выкрикивали мое имя. Не в страхе или панике, а в ликовании.
   Хотя вокруг меня все еще продолжался бой, поблизости все было тихо. Я огляделся и понял, что если бы кто-нибудь захотел приблизиться ко мне, сделать это было бы непросто. Вокруг меня было даже больше тел, чем мне показалось вначале. Быстро посчитав тела буквально по головам, я понял, что вокруг меня лежит более трех десятков солдат. Глянув на себя, я увидел, что вся одежда у меня превратилась в лохмотья, мечи и пики явно пронзали мое тело, но не принесли мне никакого вреда. На мне была кровь, много крови… но все это была чужая кровь.
   Я видел, как падают и бегут солдаты, большей частью вражеские. И дальше от меня лежали тела, и в основном это были тела тех, кто поджидал нас в засаде.
   — ОТСТУПАТЬ! — снова услышал я голос, привлекший мое внимание.
   Я глянул туда, откуда он раздавался, и увидел того, кто отдавал приказ. В окружении четверых человек, все верхом, моим глазам предстал не кто иной, как лорд Беликоз. Тот самый, который обратил в пепел мою таверну и вместе с Шейри сделал так, что я оказался в этих безумных краях, полных грязи, крови и смерти. Лорд был одет почти так, как я помнил, но сейчас одежду прикрывал черный с серебряной отделкой плащ, показывавший, что лорд Беликоз вступил в союз с королем Меандром и его скитальцами. Те, кто оказался в пределах слышимости — а таких было большинство, — предприняли попытку отойти с поля боя.
   — Беликоз! — Я от ярости просто взвыл. — Я еще не покончил с тобой!
   И, нацелив на него меч, я стал выкрикивать что-то вызывающее и оскорбительное. Не знаю, слышал он меня или нет. Ехал он слишком быстро.
   Мне хотелось тут же броситься за негодяем в погоню, но это оказалось невозможно. У меня не было лошади. Бедное животное по имени Энтипи было теперь просто мертвой тушей, и мне оставалось только смотреть на нее с ощущением чудовищной потери и гнева. Меандр мне за это заплатит, и Беликоз заплатит. Все заплатят. Тогда мне казалось, что я не должен спускать никому, кто хоть однажды обидел меня или принес какой-нибудь вред. Я убью всех и каждого, принеся им перед смертью столько горя и мучений, сколько они доставили мне. Беликозу нужен алмаз? Ну так я ему покажу алмаз… покажу, как он врос в мое тело и дает мне мощь, о какой никто из смертных не может и мечтать. А потом я зарублю Беликоза мечом.
   Ко мне подбежал Кабаний Клык — он криво ухмылялся, побыть на его лице была размыта потом и кровью, а волосы торчали в беспорядке. Я никогда еще не видел более оживленного человека, чем он в эту минуту. Кабаний Клык прерывисто дышал, мой помощник явно очень устал, но в то же время сиял от того возбуждения, которое может дать только массовое кровопролитие… особенно когда льется кровь врагов.
   — Слава, мироначальник! Слава всем нам! — крикнул он, высоко взмахивая мечом. И добавил с гораздо большим почтением, чем я мог в нем предположить: — Вы — бог среди людей.
   Мне понадобилось немного времени, чтобы расспросами выяснить, что же все-таки произошло, но это было нетрудно. Кабаний Клык принадлежал к тем людям, которые могли часами рассказывать о славных деяниях, даже если они произошли только что — просто он любил распространяться о кровавых событиях.
   Должен вам заметить, что помимо силы оружия есть немало других вещей, которые влияют на исход битвы. Во-первых — планирование. Нельзя отрицать, что король Меандр обставил меня, — он все ловко придумал и исполнил свою придумку. Если бы битва решалась только этим, у нас не было бы надежды, потому что нас застигли врасплох. И в результате та безоговорочная вера и уважение, которые питали мои войска ко мне, оказались бы под сильной угрозой.
   Но именно эта вера — в то, что ты победишь, — и есть одна из тех сил, которые помогают выиграть битву. Ни одна армия не одержит победу, если будет думать, что может потерпеть поражение. Победа никогда не является неожиданным сюрпризом или приятным последствием. Человек побеждает, потому что не представляет себе поражения, потому что даже не рассматривает поражение как вариант.
   Пойманный в тщательно продуманную ловушку, окруженный, теснимый с флангов, я направил на атакующих единственное усилие, которое не только не видано было ими ранее, но и вообще не имело себе равных в истории войн. Может быть, на далеком севере и бывали случаи, когда воины приходили в боевую ярость, не знаю. Но со мной произошло именно это. Я нападал на каждого, кто приближался ко мне, с непревзойденной, даже невиданной яростью. Меня уже называли Невпопад Свирепый, Невпопад Непревзойденный. Движимый своим праведным гневом, я сметал все преграды на своем пути. Снова и снова мои враги собирали против меня силы, но не смогли задержать меня. О моей неуязвимости ходили легенды, но самое главное в таких легендах, что любой разумный человек считает их просто преувеличенными баснями. Поэтому у меня всегда было преимущество в неожиданности, поскольку никто не был полностью готов встретить противника, которого невозможно остановить.
   Я слышал рассказы (хотя сам никогда и не видел) об особенных существах, которые называются ветроломами: они появляются из ниоткуда, без всякого предупреждения и рушат все, что попадется им на пути. В глазах всех, кто выходил против меня, я таковым и являлся. Как мясник, который встретился со стадом скота, я прорубал себе путь, и обрубки тел летели во все стороны, а кровь била фонтаном. Можно было даже немного пожалеть несчастных, которые пытались мне противостоять.
   Наши противники явно намеревались свалить меня и убить в первые мгновения боя на глазах у всей моей армии. Такое событие стало бы тяжелым ударом по боевому духу, мягко говоря. Но их план полностью провалился. Моя армия увидела, как я один явил пример полной непобедимости. Не важно, сколько человек выходило против меня, они не могли со мной справиться; во всем мире не хватило бы людей, чтобы меня одолеть. Мой меч мелькал так быстро, что его невозможно было увидеть, он безостановочно рубил направо и налево и устоять не мог никто. В какой-то момент я выхватил меч из отрубленной руки кого-то из моих врагов и начал махать обоими клинками. Раздавались крики, визг, горестные причитания и восклицания: «Он же один!»
   Но это было не важно. Словно в одном моем теле была сразу тысяча воинов.
   Я даже пожалел, что сам этого не видел. Кабаний Клык поклонился мне, а я похлопал его по плечу и жестко сказал:
   — Возьмите город. Но помните: Меандр — мой. И найдите Беликоза — это тот, с голосом, от которого болят уши. Он тоже мой.
   Мой помощник еще раз поклонился и стал выкрикивать приказы, перестраивая войска для последней атаки.
   Наши противники беспорядочно бежали. Их план не удался, и теперь они запоздало пытались закрыть главные ворота. Но было слишком поздно. Как раз перед тем, как захлопнулись створки ворот, внутрь ворвался эскадрон моих солдат. Они, разгоряченные битвой, через несколько минут порубили всю охрану и снова открыли ворота. Моя армия хлынула в город. Путь им преградили немногочисленные резервы, но надолго их не хватило.
   Я остался позади армии. Когда мимо меня пробегали солдаты, многие из них останавливались и кланялись или делали какие-то непонятные жесты, которые, как я решил, должны были выражать почтение, как то им диктовала религия. Руки, прижатые к сердцу, а потом одна ладонь поднимается кверху, или скрещенные перед лицом, или разведенные в стороны и отведенные вниз… разнообразие было бесконечным и зависело от того, какому божеству они поклонялись.
   Я кивал головой в знак признания, но едва ли обращал на это внимание. Я понял, что на самом деле я смотрю… смотрю на страшные следы разрушения, которые оставил на своем пути. Можно было подумать, что я погружен в мысли о том, как бы поймать Беликоза или Меандра, или даже собираюсь отправиться в город и там как-нибудь повеселиться. Но нет. Нет, я просто стоял и смотрел на тела.
   Все мертвы. Все пали от моей руки. Все мертвы.
   И вдруг я понял, что размышляю: а каково им было?
   Может, они испытывали страх?
   Может, они молили меня о пощаде?
   Может быть, они отважно встретили свою смерть? А может, они и не знали, что встретят свою смерть? В какой момент битвы они поняли, что у них нет против меня шансов? Может, они поняли это и пытались бежать, но я их догнал? Или они бились до последнего, надеясь, что вдруг случится чудо и они одолеют того, кто им представлялся непобедимым? И если они считали, что могут меня победить, то как они собирались это сделать? Ведь они видели, как клинки вонзаются в мое тело, а я даже не останавливаюсь. Или они надеялись, что их мечи совершат то, чего не могут другие? Или… или они воззвали к своему богу, чтобы он наделил их силой или чистотой духа или сердца, а также удачей, которая помогла бы закончить то, что не удалось другим.
   Я поднял чью-то голову… и тут же узнал, чья это голова. У Меандра был помощник по имени Гримуар. Хороший парень — таким я его запомнил. Он принял смерть от моей руки. Мой меч аккуратно смахнул его голову с шеи — значит, он хотя бы умер быстро. Если только… если только голова не оказалась последним, что я отсек от его тела. Я не знал, так это или нет, слишком много тел валялось вокруг, и кому которое принадлежит, понять было нельзя.
   Глаза его были открыты. В них не было жизни, конечно, но я пытался понять, был ли в них страх — в тот последний миг. Нет… нет, в них словно застыло удивление. Я не выдумываю. Его глаза да и все лицо выражали удивление. Может быть, он заглянул в следующую жизнь и был озадачен тем, что там увидел? Или его удивило то, что я остался жив после такого нападения, или то, что тщательно разработанный план не принес ожидаемых результатов?
   — Мироначальник…
   Позади раздался тихий голос, и я обернулся. У меня за спиной стоял один из моих солдат. Я даже не знал, как его зовут. Совершенно безобидный парень, он сжимал эфес меча обеими руками. Меч был чистый, не запачканный кровью. Борода у него еще не росла. Безбородый мальчик с мечом, не принимавшим участия в битве.
   — Да, — сказал я без всякого выражения.
   — Леди Кейт хочет услышать из ваших собственных уст рассказ о сегодняшних событиях. Она очень хочет вас видеть. — Он не мог удержать ухмылки и даже немного покраснел. — Она просила, чтобы я особо подчеркнул: очень.
   — Спасибо. — Я посмотрел на него и склонил голову набок. — Сколько тебе лет?
   — Тринадцать, мироначальник.
   — Тринадцать. Ага. Новый солдат?
   Он в ответ качнул головой вверх-вниз.
   — Удалось хоть раз сразиться?
   В этот раз он замотал головой так же выразительно, как только что кивал.
   — Как тебя зовут?
   — Гэвин, мироначальник.
   — Гэвин… Ага. — Я помолчал. — Бой — опасная игра, Гэвин. Ты немного молод для такого дела, а?
   — Когда придет мое время, я буду биться с силой сотни, мироначальник, потому что стану подражать вам, — сказал он с таким жаром, что я застыл. — Я бы принял участие и в этом бою… если бы для меня хоть что-то осталось. Я был в задних рядах.
   — Понятно. Ну… а теперь, когда передал сообщение, чем ты займешься?
   — Ну… — Он застенчиво улыбнулся и указал на город. — Я думал… знаете, мне еще не приходилось раньше заниматься грабежами и насилием, мироначальник. Это так соблазнительно.
   — Может быть, — резко ответил я. — Иди. Иди.
   — Мироначальник, повелитель… — окликнул он, когда я уже пошел.
   Я остановился и нетерпеливо обернулся.
   — Можно, я буду… поклоняться вам? — спросил он с прежней застенчивостью. — Говорят, что вы бог, сошедший на землю.
   — Как хочешь, — ответил я, ощутив вдруг сильную усталость. — Да… Гэвин…
   — Мироначальник? — поспешно откликнулся он, готовый ловить каждое мое слово.
   — Я не стану говорить тебе, что делать. Я просто скажу, что по своему опыту знаю: если жестоко обращаешься с женщинами, ничего хорошего от этого не бывает.
   Он вопросительно смотрел на меня.
   — Насилие — это жестокость? — спросил он, необычайно удивившись. Ему явно такое в голову не приходило. — Но это же право завоевателя. Как же это может быть жестоко?
   — Мне вот… кажется, что это так. Знаю, есть люди, которые со мной не согласятся. Но… — Я пожал плечами. — Это просто мое мнение.
   Он постоял, словно не зная, что делать, а потом поспешно поклонился.
   — Благодарю вас, мироначальник, — произнес он и побежал в сторону города.
   Я же бросил последний печальный взгляд на погибшую Энтипи, а потом повернулся и пошел в сторону главной дороги. На пути я встречал тех, кто направлялся в город, чтобы предаться тем же развлечениям, что предвкушал для себя юный Гэвин. Поклоны, шарканье ногой, замысловатые ритуальные жесты не прекращались. Я начал считать все это весьма утомительным.
   Я нашел леди Кейт в полумиле пути по дороге. Она втащила меня в раскинутый наскоро шатер и стала проделывать все те штуки, которые обычно так возбуждали мои чувства. Но, к ее удивлению (да и к моему отчасти), я оттолкнул ее. Кейт упала на подушки, платье сбилось с плеч, волосы растрепались.
   — Я… вызвала твое неудовольствие, любовь моя? — Она посмотрела на меня смущенно.
   — Взгляни на меня! — сказал я, расставив руки. — Моя одежда вся в лохмотьях! Я весь покрыт кровью моих жертв!
   Я осекся, потому что понял: раньше я это слово никогда не употреблял применительно к своим действиям. «Жертвы». Я всегда знал, что те, кто пал от моей руки, и есть мои жертвы, но все же… Сказать вот так вслух… Я даже пришел в некоторое замешательство и сам не знал почему. Словно вместе с выбросом черного гнева, с убийством такого количества людей от меня ушло и немного моей самоуверенности, и требуется какое-то время, чтобы восстановить свирепость, которая так мне помогала.
   Но что с того? У меня было время. Много времени, все время было мое, не так ли?
   Леди Кейт, раскаявшись в том, что испортила мне настроение, организовала ванны и полотенца, чтобы отмыть меня от грязи и крови. В тот вечер (потому что вечер уже наступил) она больше не делала никаких намеков на интимную близость, а просто ухаживала за мной. Мордант со своего насеста наблюдал за ее действиями без всякого, казалось бы, интереса.
   Позднее появился Охлад, чтобы забрать меня. Я отдыхал, но при его появлении сел, набросив плащ на голые плечи. Леди Кейт, лежавшая без всякой одежды под одеялом на временной кровати, выглядела столь соблазнительно, что Охладу пришлось сделать над собой изрядное усилие, чтобы смотреть куда-нибудь в сторону, иначе его можно было бы обвинить в неподобающих мыслях. Он был покрыт потом и засохшей кровью, а его доспехи на груди были украшены драгоценными безделушками. Похоже, весь день он провел в трудах.
   — Мироначальник, — торжественно начал он. — Из достоверных источников мне стало известно, что мы захватили короля без королевства.
   Я стряхнул остатки усталости.