Страница:
Тот, что был ростом повыше, с пышными усами, что-то угрожающе сказал. Фармен не знал французского языка, но их жесты и винтовки были красноречивее любых слов. Он поднял руки вверх.
— Я американец, — сказал он. — У меня закончилось горючее.
Фармен надеялся, что они не являются приверженцами «великого Шарля». Вид у них был малопривлекательный.
Французы переглянулись.
— Americaine? [2]— спросил тот, что пониже ростом. Он был чисто выбрит. В его голосе не чувствовалось враждебности.
Фармен энергично закивал.
— Да. Американец.
Он показал на звездно-полосатый флаг на рукаве комбинезона. Они радостно заулыбались и опустили винтовки. Невысокий француз — он чем-то напоминал Фармеру терьера — указал на строение за ангаром.
— Пойдем.
Фармер пошел за ними. Перед ангарами поле было заасфальтировано неровным слоем. Там стояло полдюжины допотопных самолетов. Там, где кончался асфальт, начиналась грязь. Фармер шел осторожно, выискивая сухие места; утром он до блеска надраил свои летные ботинки. Солдатам же было все равно. Они весело шлепали по лужам, вытирая затем башмаки об траву.
Все самолеты были одного типа — бипланы с открытой кабиной, двухлопастными деревянными пропеллерами и поршневыми двигателя ми радикального типа. Фармер подумал, что таким самолетам уже давно бы пора на покой. Но, судя по всему, они были еще в рабочем состоянии. На двигателях были масляные пятна, чувствовался запах бензина, на обшивке фюзеляжа и крыльях виднелись свежие заплатки. Сельскохозяйственная авиация? Есть ли у французов сельскохозяйственная авиация? Внезапно он понял, что приспособления, крепившиеся возле кабины, были пулеметами. Пулеметами с воздушным охлаждением. И это хвостовое оперение странной овальной формы…
Музеи, что ли?
— Странный у тебя аэроплан, — сказал усатый солдат. У него был ужасный акцент. — Никогда таких не видел.
Фармен и не подозревал, что кто-то их них говорит по-английски.
— Мне надо позвонить, — сказал он, думая про посла в Париже.
Они прошли мимо самолета, с которым возился техник. Стоя на деревянном ящике, он копался с двигателем.
Кино тут что ли снимают? Но почему не видно камер?
Подрулил еще один «ньюпор», такой же, как и остальные. Его двигатель трещал, как травокосилка. Он катился, подпрыгивая на кочках. Кочек тут хватало. Выехав на асфальт, самолет остановился. Когда пропеллер спазматически дернулся, Фармен заметил, что двигатель тоже вращался. Что за идиот придумал такой самолет?
Пилот «ньюпора» вылез из кабины и спрыгнул на землю.
— Опять пулемет заело! — неистово заорал он и швырнул себе под ноги небольшой молоток.
Из ангара вышли несколько человек, неся в руках деревянные ящики. Установив их возле самолета, они взобрались на них и принялись осматривать вооружение. Пилот снял шарф и бросил его в кабину. Повернувшись к механикам, он что-то сказал им по-французски. Затем развернулся и пошел прочь.
— Мсье Блэйк! — позвал его один из солдат. Но пилот не слышал его, и солдат подбежал к нему. Он положил ему руку на плечо. — Мсье Блэйк. Ваш земляк. — Солдат, стоящий рядом с Фарменом, указал на нашивку с американским флагом на комбинезоне Фармена.
Блэйк направился к нему, засовывая шлем от очков в карман шинели. Он протянул руку.
— Это тот, что учит меня английскому, — сказал высокий солдат, улыбаясь. — Хороший, да?
Но Фармен не слушал его. Все его внимание было приковано к американцу…
— Гарри Блэйк, — представился тот. — Боюсь, что некоторое время я буду вас плохо слышать. — Он указал взглядом на мотор самолета и поднес руки к ушам, показывая, что оглох. Он был молод — года двадцать два — но держался с уверенностью зрелого мужчины.
— Я летаю на этой штуковине. Прибыл из Спрингфилда, штат Иллинойс. А вы?
Фармен молча пожал протянутую руку. Теперь его последние сомнения улетучились. Но ведь это невозможно. Такое не может случиться!
— Все нормально, — ответил Фармен, но он сам был не уверен в этом.
— Пошли, — сказал Блэйк. Он повел Фармена в проход между двумя ангарами. — У нас тут есть то, что тебе сейчас надо. Солдаты пошли за ними.
— Мсье Блэйк. Этот человек только что прибыл. Он еще никому не доложил о своем прибытии.
Блэйк отмахнулся от них.
— Я тоже. Потом доложим. Не видите, что он надышался касторки?
Солдаты ушли. Блэйк повел Фармена вперед. Под ногами Блэйка хлюпала грязь.
За ангарами дорожки расходились. Одна вела к уборной, дверь которой раскачивалась на ветру. Вторая — к приземистому строению, приткнувшемуся к задней стенке ангара. Трудно было определить, какая дорожка использовалась чаще. Блэйк остановился на распутье.
— Выдержишь?
— Все в порядке, — неуверенно сказал Фармен. Сделать несколько глубоких вздохов и потереть глаза кулаками оказалось недостаточно, чтобы преодолеть расстояние в шестьдесят лет. В детстве он читал книги о воздушных битвах двух мировых войн, он прочитал и несколько романов Азимова и Хайнлайна. Если бы не это, он бы и не знал, что ему думать. Это было как удар в солнечное сплетение.
— Все будет хорошо, — пробормотал он.
— Уверен? Дышать касторкой по несколько часов в день пользы организму не приносит. Тут нечего стесняться.
Иногда Фармен слышал упоминание о касторовом масле, чаще всего в шутках, но понятия не имел, какое воздействие оно оказывает на человеческий организм. Теперь он вспомнил, что его раньше использовали в самолетных двигателях. Внезапно он все понял.
— Это единственное, от чего я не страдаю.
— Все мы от этого страдаем, — рассмеялся Блэйк. Он распахнул дверь. Фармен вошел внутрь. — Анри! — позвал Блэйк. — Два двойных бренди.
Кругленький лысоватый француз налил им два бокала какой-то темной жидкости. Бокалы были наполнены почти до краев. Блэйк взял по бокалу в каждую руку.
— Тебе сколько?
Жидкость выглядела малопривлекательно.
— Один, — сказал Фармен. — Для начала. — Или этот молодой человек выпендривался перед ним, или действительно был убийственно серьезным. — Естественно, двойной.
Блэйк подошел к угловому столику возле окна. Это был обычный деревянный стол весь в царапинах и винных пятнах. Фармен поставил свой бокал, уселся на стул и лишь потом отпил глоток. Ему обожгло горло. Он посмотрел на бокал, как будто там находился змеиный яд.
— Что это?
Пока Блэйк нес стаканы, он уже отпил из каждого понемногу, чтобы не расплескать, а теперь его бокал был наполовину пуст.
— Ежевичный бренди, — сказал он, усмехнувшись. — Единственное лекарство, которое у нас есть. — Так что — болен ты или нет?
Фармен осторожно отодвинул свой бокал в сторону.
— На моем самолете не используется касторка.
Блэйк тут же заинтересовался.
— Что-то новенькое? Я слышал, что они уже испробовали все, что только можно.
— У меня совсем другой тип двигателя, — сказал Фармен. Он не звал, куда девать свои руки. Он отпил еще глоток и тут же пожалел об этом.
— Давно летаешь? — спросил Блэйк.
— Двенадцать лет.
Блэйк как раз собирался допить свой бокал. Он поставил его на стол нетронутым и посмотрел прямо в глаза Фармена. Затем на его лице расплылась улыбка.
— Ладно. Шутку понял. Будешь летать с нами?
— Не знаю. Может быть, — ответил Фармен, крепко держа бокал обеими руками. Он чувствовал, как внутри его кричал загнанный в ловушку человек: «Что со мной произошло? Что случилось?»
Задание было сложным, но сколько подобных заданий он выполнил за свою жизнь. По официальной версии он должен был совершать испытательный полет над северо-западным побережьем Африки. На борту его сверхзвукового самолета находилось оборудование, которое с помощью следящих компьютерных систем на авианосце могло перехватывать баллистические ракеты на выходе в верхние слои атмосферы. Он поднялся с палубы авианосца «Орел», находившегося в западной части Средиземного моря. Через полчаса он достиг «десятки» — высоты в сто тысяч футов — и находился над Канарскими островами, когда получил сигнал выполнять поставленную задачу.
Как передали ему с авианосца, что-то произошло с системой наведения Головки ракеты, и вместо того, чтобы рухнуть в воды Атлантики, она упала где-то в Сахаре. Ракета был учебная, и вместо термоядерной начинки там располагался цементный куб. А так как дипломатические отношения с Францией, у которой на территории Сахары еще остались военные базы, были напряженными, Фармен должен был сделать попытку перехватить ракету. Это с его стороны должно было выглядеть как демонстрация доброй воли.
Основной компьютер, задействованный в операции «Скитшут», выбрал из имеющихся самолетов «Пика-Дон», на котором летал Фармен. Он находился как раз недалеко, на нужной высоте, и имел необходимый запас горючего. И Фармен направил самолет в нужном направлении.
Как и было запланировано раньше.
На самом деле с системой наведения все было в порядке. Это был всего лишь предлог. Вашингтон знал, что французы собирались испытывать новую модель атомной бомбы. Она должна была быть взорвана в верхних слоях атмосферы, в радиационном поясе. Ракета-носитель должна была стартовать с небольшой базы Регган, расположенной в Сахаре. Момент старта должен был совпасть с началом протонового шторма с Солнца. Тогда ядерные частицы шторма смешаются с продуктами распада бомбы, и другим странам будет трудно следить за испытанием.
Протоновый шторм уже надвигался, когда Фармен покидал палубу «Орла». Его обнаружили не только американцы, но и французские станции. Связь по кодовому каналу между Регганом и Новой Каледонией не прекращалась. Шторм должен был начаться через пять секунд.
Фармена не интересовало, зачем Вашингтону надо было совать свой нос в военные секреты Франции, которая все еще продолжала быть союзницей, несмотря на трения между Парижем и Вашингтоном. Фармен не любил задавать лишние вопросы, его работа заключалась в том, чтобы пилотировать самолет: Но перед вылетом его все равно кратко проинформировали, зачем это надо. Кому-то в Вашингтоне понадобились последние данные о ядерном потенциале Франции. Эти данные якобы требовались для того, чтобы знать, насколько Франция будет зависеть от США в современной войне, Фармену это объяснение мало чего дало, его не интересовала международная политика.
Но запуск ядерной ракеты в атмосферу за завесой протонового шторма — это он мог понять. И когда огненный шар мощностью в несколько мегатонн, взорвавшийся в сотне миль, оказался совсем рядом, сияя ярче Солнца — это он мог понять. И когда он летел со скоростью в 4 числа М, наблюдая за приборами и держа палец на кнопке запуска ракет «Ланс», это он тоже мог понять. Это была его работа.
Сама по себе задача была несложной. Все, что от него требовалось, что барражировать в небе в районе Реггана, когда запустят ракету с французской атомной бомбой. Все остальное «Пика-Дон» должен был сделать автоматически.
Все самолеты, задействованные в операции «Скитшут», имели такое же оборудование, как и «Пика-Дон». На всех самолетах были установлены записывающие устройства, и так как все самолеты предназначались для перехвата ракет с ядерным вооружением, то эти устройства могли обрабатывать всю информацию о ядерном взрыве. Они могли замерять даже еще совсем малоизученное магнитогидродинамическое распространение внутри ядерного взрыва. Кстати, как было известно из предыдущих испытаний, магнитные поля французских атомных бомб были не совсем обычными.
Если «Пика-Дон» будет вынужден приземлиться на территории Франции или дружественной страны, то он ничем не рисковал. На борту «Пика-Дона» стояло стандартное оборудование, хорошо известное французам. Как бы французы ни старались, доказать, что он следил за испытаниями их атомной бомбы, они бы не смогли. К тому же вряд ли он должен был приземляться на их территории. Взрыв должен произойти в верхних слоях атмосферы, ударной волны не будет, и уровень радиации не превысит общего фона.
Кроме того, по «горячей линии» между Вашингтоном и Парижем тут же начнут объяснять, каким образом американский самолет оказался в воздушном пространстве, контролируемом Францией. Все было предусмотрено.
Фармен следил за приборами и показателями радара. Самолет летел уже на высоте сто тридцать тысяч футов. Взрыв должен был произойти на пять тысяч выше в двухстах милях отсюда. На экране местонахождения появился Регган. Ожидаемая траектория ракеты была нанесена красным цветом на соседнем экране.
Что-то вспыхнуло рядом с Регганом. Оно поднималось все выше и выше, сверкая на экране радара, как драгоценный камень. Французская ракета. Фармен затаил дыхание. Началось. Испытание началось.
Ракета достигла его уровня и продолжала подниматься выше. Она внезапно исчезла с экрана локатора, и вдруг вся кабина озарилась невыносимо белым светом. Небо вспыхнуло так ярко, что Фармен не осмеливался открыть глаза. «Пика-Дон» завертелся, как волчок, темнота сменялась ярким светом. Снова темнота, затем свет. Это чередование становилось все быстрее и быстрее, пока в мозгу у Фармена не помутилось. Он пытался выровнять самолет, но это было сделать невозможно.
Наконец вращение замедлилось, а затем прекратилось. Перед Фарменом снова был солнечный свет, а «Пика-Дон» управлялся автопилотом. Самолет летел прямо на север, если верить компасу, а солнце было уже на западе, хотя Фармен не мог понять, как могло пройти столько времени.
Экран местонахождения подтверждал показания компаса. Радар тоже. Все системы действовали нормально. Он продолжал лететь на север и достиг средиземноморского побережья возле Орана. Там он повернулся на запад и полетел к тому месту, где должен был ждать его «Орел». Фармен ждал, когда он услышит позывные радиомаяка «Орла». Но позывных не было. Он пытался вызвать авианосец по радио. Безрезультатно. Может, какая-нибудь поломка радиооборудования?
Он спустился на пятьдесят тысяч футов и принялся наблюдать за морем визуально. «Орла» нигде не было. Там были только несколько старых военных судов. Он и не знал, что такое старье до сих пор используется.
Приказ гласил, что если он не сможет обнаружить авианосец, то должен следовать во Франкфурт. Там он приземлится на базе ВВС США. Он развернул «Пика-Дон» на северо-запад. Появилось французское побережье. Затем все закрыли облака, которых не должно было там быть. Горючего становилось все меньше и меньше. До Франкфурта не дотянуть. У него не оставалось другого выбора, как приземлиться на французской территории.
— Послушай, — сказал Блэйк. — Либо у тебя есть приказ летать с нами, либо у тебя его нет. Где твое начальство?
Это были секретные сведения, но Фармену было все равно.
— Думаю, в ЦРУ.
С таким же успехом он мог сказать, что его начальник — генерал Кастер из седьмого кавалерийского полка. [3]
— А где твоя база? — спросил Блэйк.
Фармен отпил еще немного бренди. Ему это было необходимо. Хотя и не по той причине, как думал Блэйк. В этот раз напиток показался ему не таким уж и плохим. Он стал думать, как лучше объяснить то, что с ним произошло.
— Ты когда-нибудь читал «Машину времени»? — спросил он.
— Что это? Книга о часах?
— Это роман Герберта Уэллса.
— А кто такой Герберт Уэллс?
Не стоило пускаться в подробные объяснения.
— Это книга про человека, который построил такую машину, которая двигалась через время, как самолет по воздуху.
— Если ты пытаешься надо мной подшутить, то это у тебя здорово получается, — сказал Блэйк.
Фармен попытался объяснить по другому.
— Представь себе дом. Многоэтажный дом с лифтом. И представь себе, что ты не знаешь ничего о лифтах. Даже не представляешь себе, как они работают. Представь, что ты на первом этаже, и представь, что я говорю тебе, что я с двадцатого этажа.
— Сколько всего представлять, — сказал Блэйк.
— Но ты понял мою мысль.
— Может, понял. А может, нет.
— Ладно. Представь, что первый этаж — это настоящее время. Сегодня. А подвал — это вчерашний день. Второй этаж — это завтра, третий — послезавтра и так далее.
— Ну ты даешь, — сказал Блэйк.
— Послушай дальше. Представь, что ты на первом этаже, а кто-то спустился с двадцатого.
— То есть из будущей недели, — сказал Блэйк.
— Именно, — обрадовался Фармен. Он выпил еще бренди. Ему это было просто необходимо. — А что если я тебе скажу, что я только что свалился с этажа, который на шестьдесят лет выше первого?
Блэйк задумался и принялся за второй бокал бренди. Затем он усмехнулся и прищелкнул языком.
— Я бы сказал, что надо быть слегка сумасшедшим, чтобы быть летчиком на этой войне, но если ты не хочешь сражаться с фрицами, то ты попал именно туда, куда надо.
Он не поверил. Впрочем, этого и следовало ожидать.
— Я родился в 1946 году, — начал рассказывать Фармен. — Мне тридцать два года. Мой отец родился в 1920 году. А сейчас тысяча девятьсот… семнадцатый?
— Тысяча девятьсот восемнадцатый, — ответил Блэйк. — Девятое июня. Выпей еще бренди.
Фармен обнаружил, что его бокал пуст. Он и не понял, как осушил его. Он встал, пошатываясь.
— Думаю, мне стоит поговорить с твоим командиром.
Блэйк жестом указал на стул.
— У тебя хватит времени, чтобы выпить. Он еще не прилетел. Просто у меня заклинило пулемет, и я прилетел раньше. Он вернется, когда у него закончится топливо или боеприпасы.
Фармен сидел спиной к двери. Услышав, как хлопнула дверь, он обернулся. Невысокий человек с ниточкой усов бросил свою шинель на стул и взял из рук бармена стакан с бренди, который тот налил не дожидаясь, когда его попросят.
— Сегодня, мсье Блэйк, нам обоим не повезло. — Он говорил по-английски со слабым акцентом. — Я вернулся с одним патроном в обойме.
— Ну и как охота?
Француз слегка пожал плечами.
— У этого человека живучесть, как у кошки, шкура, как у старого слона, и ловкость, как у фокусника.
— Кайзерлинг? — спросил Блэйк.
Француз сел за стол.
— А кто же еще? Я держал его на мушке. Выстрелил, а он ушел. Просто стыдно побить такого человека — он настоящий мастер, — но с каким бы удовольствием я бы эти сделал. — Улыбнувшись, он отпил немного бренди.
— Это наш командир, — сказал Блэйк. — Филипп Деверо. На его счету официально числится тридцать три сбитых самолета. Единственный, кто сбил больше, — это Кайзерлинг. — Он повернулся к Фармену. — Я так и не расслышал твое имя.
Фармен представился.
— Он только что из Штатов, — пояснил Блэйк. — Рассказал мне тут такую историю.
Фармен не стал спорить, на месте Блэйка, он тоже воспринял бы все скептически.
— Кайзерлинг, — сказал он. — Вы имеете в виду Бруно Кайзерлинга?
Он читал про Кайзерлинга. Наряду с Рихтгофеном, Бруно Кайзерлинг был самым ненавистным и уважаемым асом немецкой авиации.
— Кого же еще, — сказал Блэйк. — Кто бы из нас не хотел взять его на мушку. — Он стукнул пустым стаканом по столу. — Но мы никак не можем этого сделать. Он летает лучше нас. Рано или поздно, он всех нас перестреляет.
Деверо потягивал бренди. Затем он поставил бокал.
— Мы поговорим об этом позже, мсье Блэйк, — твердо сказал он.
— Вы ждали меня? — обратился он к Фармену.
— Да, я… — Фармен не знал, что сказать.
— Только не рассказывай ему своих историй, — предупредил его Блэйк. — Говори по делу.
— Вы пилот, мсье Фармен? — спросил Деверо.
Фармен кивнул.
— И мой самолет летает выше и быстрее любого вашего. Я хочу сбить этого Кайзерлинга.
— Можете попробовать. Но хочу предупредить вас, мсье… Фармен, вы сказали?
— Ховард Фармен.
— Хочу предупредить вас, что этот человек — гений. Он проделывает невозможные вещи с аэропланом. Он сбил сорок шесть, а может, и больше, самолетов. Однажды он сбил три самолета в день. Говорят, что он появился ниоткуда, что он один из богов земли Нибелунгов, который сражается за свою родину. Он…
— Можете сказать, что я тоже появился ниоткуда, — завил Фармен. — Вместе со своим самолетом.
Когда Деверо допил свое бренди, а Блэйк прикончил четвертый бокал, они отправились к ангарам. Фармен хотел показать им «Пика-Дон». Его самолет опережал любой другой на шестьдесят лет.
Шасси глубоко вошли в мягкую землю. Блэйк и Деверо осмотрели самолет. Они ходили вокруг, меся башмаками грязь.
— Только ничего не трогайте, — предупредил их Фармен. — Даже царапина может ему повредить. — Он не стал говорить, что ракеты, подвешенные под самолетом, могут превратить в пар все живое и неживое в радиусе сотни ярдов.
«Пика-Дон» был 89 футов длиной. Размах его острых, как акульи плавники, крыльев был 25 футов. Самолет больше напоминал стрелу. Спереди фюзеляж был изогнут наподобие капюшона кобры. По бокам черными дырами казались воздухозаборники. Блэйк присел на корточки, чтобы рассмотреть шасси. Фармен подошел поближе, чтобы вмешаться, если тот начнет трогать ракеты. Но Блэйк заметил сопла вертикального взлета и лег на землю, чтобы лучше рассмотреть их. Деверо засунул голову в хвостовое сопло. Оно было таким широким, что при желании можно было туда залезть. Блэйк вылез из-под самолета и выпрямился.
— Ну что, теперь поверили? — спросил Фармен.
— Мистер, — сказал Блэйк, глядя ему прямо в глаза. — Я не знаю, что это за штука и как вы ее сюда притащили. Но только не надо говорить, что она летает.
— А откуда же она тут появилась? — спросил Фармен. — Я вам покажу. Я… — Он замолчал. Он совсем забыл, что у него закончилось горючее. — Спросите у механиков. Они видели, как я приземлился.
Поставив руки в боки, Блэйк покачал головой.
— Уж я — то разбираюсь в аэропланах. А эта штука летать не может.
К ним подошел Деверо.
— Впервые вижу дирижабль такой странной конструкции, мсье Фармен. Но этот цеппелин очень маленький и, судя по всему, очень тяжелый. Вряд ли он нам поможет…
— Я вам говорю, что это самолет. И он летает быстрее ваших.
— Но у него же нет крыльев, мсье. И нет пропеллера. И колес нет. Как же он разбегается?
От отчаяния Фармен потерял дар речи. Неужели они не видели? Разве не понятно, что это самолет?
— И почему от него так пахнет парафиновым маслом? — спросил Деверо.
Над ангаром прожужжал «ньюпор». Развернувшись, он приземлился на поле и покатил к ним.
— Это Мермье, — сказал Блэйк. — Он сбил одного.
Появились еще два аэроплана. Подпрыгивая на кочках, они катились к ангарам. У одного из них не было верхней части крыла, и куски ткани развевались по ветру.
Блэйк и Деверо все еще смотрели в небо над ангарами, но самолетов больше не было. Блэйк положил руку на плечо Деверо.
— Может, они приземлились в другом месте.
Деверо пожал плечами.
— Может, их уже нет в живых. Сейчас мы все узнаем.
Они прошли в другой конец поля, где аэропланы выровнялись в линию на заасфальтированном куске аэродрома. Мермье и два других летчика вылезли из кабин. Деверо поспешно подошел к ним. Они быстро заговорили по-французски, отчаянно жестикулируя. Некоторые жесты Фармену были знакомы — они обозначали фигуры воздушного боя, — а некоторые были совсем непонятными. Внезапно Деверо повернулся, на его лице была гримаса боли.
— Они не вернутся, — тихо сказал Фармену Блэйк. — Летчики видели, как их подбили. Они сгорели. — Блэйк ударил кулаком по стене ангара. — Кайзерлинг сбил Мишо. Он был единственным из нас, кто мог бы подбить этого фрица.
К ним подошел Деверо.
— Мсье Фармен, — сказал он. — Я вынужден просить, что бы вы показали, на что способна ваша машина.
— Мне нужно пятьсот галлонов керосина, — сказал Фармен. Этого будет достаточно для взлета, преодоления звукового барьера и посадки. Десять минут в воздухе, если он не превысит скорость в 1,4 числа М. Этого будет вполне достаточно, чтобы показать, на что способен «Пика-Дон».
Деверо нахмурился и подергал себя за ус.
— Ке… Керосин?
— Парафиновое масло, — сказал Блэйк. — Масло для ламп. — Он повернулся к Фармену. — Здесь керосин называют парафиновым маслом. Но пятьсот галлонов — вы с ума сошли, мистер. Зачем аэроплану столько смазки. Да вся эскадрилья не истратит этого количества за неделю. К тому же как смазка он никуда не годится, иначе мы бы сами использовали его.
— Это не смазка, — пояснил Фармен. — Это горючее для моего самолета. И он его быстро сжигает.
— Но… Пятьсот галлонов!
— Мне это нужно только для показательного полета. — Посмотрев в недоверчивые глаза Блэйка, он решил не говорить, что для полной заправки «Пика-Дону» требуется пятьдесят тысяч галлонов.
Деверо пригладил ус.
— Сколько это будет в литрах?
— Вы что, собираетесь позволить ему?..
— Мсье Блэйк, вы не верите этому человеку?
Блэйк не решился ответить на такой вызов.
— Я думаю, что он нас разыгрывает. Сначала сказал, что у его аэроплан, а показывает нам эту штуковину. Когда мы хотим посмотреть, как она летает, он говорит, что нет горючего. И вдобавок требует керосин. Керосин! Причем столько, что в нем можно утонуть. Даже если это горючее, ни одному аэроплану не нужно такое количество. Вообще, слышал кто-нибудь, чтобы аэроплан летал на ламповом масле?
Схватив Блэйка за руку, Фармен развернул его к себе.
— Я знаю, — сказал он. — В это трудно поверить. На твоем месте я бы тоже сомневался. Дай мне возможность показать способность моего самолета. Я так же, как и ты хочу сражаться с немцами. — Он уже представлял себе, как одним пуском ракеты уничтожит целую эскадрилью «Альбатросов». Они и не увидят его, а если и увидят, то вряд ли что смогут сделать. Они будут для него легкой добычей.
— Я американец, — сказал он. — У меня закончилось горючее.
Фармен надеялся, что они не являются приверженцами «великого Шарля». Вид у них был малопривлекательный.
Французы переглянулись.
— Americaine? [2]— спросил тот, что пониже ростом. Он был чисто выбрит. В его голосе не чувствовалось враждебности.
Фармен энергично закивал.
— Да. Американец.
Он показал на звездно-полосатый флаг на рукаве комбинезона. Они радостно заулыбались и опустили винтовки. Невысокий француз — он чем-то напоминал Фармеру терьера — указал на строение за ангаром.
— Пойдем.
Фармер пошел за ними. Перед ангарами поле было заасфальтировано неровным слоем. Там стояло полдюжины допотопных самолетов. Там, где кончался асфальт, начиналась грязь. Фармер шел осторожно, выискивая сухие места; утром он до блеска надраил свои летные ботинки. Солдатам же было все равно. Они весело шлепали по лужам, вытирая затем башмаки об траву.
Все самолеты были одного типа — бипланы с открытой кабиной, двухлопастными деревянными пропеллерами и поршневыми двигателя ми радикального типа. Фармер подумал, что таким самолетам уже давно бы пора на покой. Но, судя по всему, они были еще в рабочем состоянии. На двигателях были масляные пятна, чувствовался запах бензина, на обшивке фюзеляжа и крыльях виднелись свежие заплатки. Сельскохозяйственная авиация? Есть ли у французов сельскохозяйственная авиация? Внезапно он понял, что приспособления, крепившиеся возле кабины, были пулеметами. Пулеметами с воздушным охлаждением. И это хвостовое оперение странной овальной формы…
Музеи, что ли?
— Странный у тебя аэроплан, — сказал усатый солдат. У него был ужасный акцент. — Никогда таких не видел.
Фармен и не подозревал, что кто-то их них говорит по-английски.
— Мне надо позвонить, — сказал он, думая про посла в Париже.
Они прошли мимо самолета, с которым возился техник. Стоя на деревянном ящике, он копался с двигателем.
Кино тут что ли снимают? Но почему не видно камер?
Подрулил еще один «ньюпор», такой же, как и остальные. Его двигатель трещал, как травокосилка. Он катился, подпрыгивая на кочках. Кочек тут хватало. Выехав на асфальт, самолет остановился. Когда пропеллер спазматически дернулся, Фармен заметил, что двигатель тоже вращался. Что за идиот придумал такой самолет?
Пилот «ньюпора» вылез из кабины и спрыгнул на землю.
— Опять пулемет заело! — неистово заорал он и швырнул себе под ноги небольшой молоток.
Из ангара вышли несколько человек, неся в руках деревянные ящики. Установив их возле самолета, они взобрались на них и принялись осматривать вооружение. Пилот снял шарф и бросил его в кабину. Повернувшись к механикам, он что-то сказал им по-французски. Затем развернулся и пошел прочь.
— Мсье Блэйк! — позвал его один из солдат. Но пилот не слышал его, и солдат подбежал к нему. Он положил ему руку на плечо. — Мсье Блэйк. Ваш земляк. — Солдат, стоящий рядом с Фарменом, указал на нашивку с американским флагом на комбинезоне Фармена.
Блэйк направился к нему, засовывая шлем от очков в карман шинели. Он протянул руку.
— Это тот, что учит меня английскому, — сказал высокий солдат, улыбаясь. — Хороший, да?
Но Фармен не слушал его. Все его внимание было приковано к американцу…
— Гарри Блэйк, — представился тот. — Боюсь, что некоторое время я буду вас плохо слышать. — Он указал взглядом на мотор самолета и поднес руки к ушам, показывая, что оглох. Он был молод — года двадцать два — но держался с уверенностью зрелого мужчины.
— Я летаю на этой штуковине. Прибыл из Спрингфилда, штат Иллинойс. А вы?
Фармен молча пожал протянутую руку. Теперь его последние сомнения улетучились. Но ведь это невозможно. Такое не может случиться!
— Все нормально, — ответил Фармен, но он сам был не уверен в этом.
— Пошли, — сказал Блэйк. Он повел Фармена в проход между двумя ангарами. — У нас тут есть то, что тебе сейчас надо. Солдаты пошли за ними.
— Мсье Блэйк. Этот человек только что прибыл. Он еще никому не доложил о своем прибытии.
Блэйк отмахнулся от них.
— Я тоже. Потом доложим. Не видите, что он надышался касторки?
Солдаты ушли. Блэйк повел Фармена вперед. Под ногами Блэйка хлюпала грязь.
За ангарами дорожки расходились. Одна вела к уборной, дверь которой раскачивалась на ветру. Вторая — к приземистому строению, приткнувшемуся к задней стенке ангара. Трудно было определить, какая дорожка использовалась чаще. Блэйк остановился на распутье.
— Выдержишь?
— Все в порядке, — неуверенно сказал Фармен. Сделать несколько глубоких вздохов и потереть глаза кулаками оказалось недостаточно, чтобы преодолеть расстояние в шестьдесят лет. В детстве он читал книги о воздушных битвах двух мировых войн, он прочитал и несколько романов Азимова и Хайнлайна. Если бы не это, он бы и не знал, что ему думать. Это было как удар в солнечное сплетение.
— Все будет хорошо, — пробормотал он.
— Уверен? Дышать касторкой по несколько часов в день пользы организму не приносит. Тут нечего стесняться.
Иногда Фармен слышал упоминание о касторовом масле, чаще всего в шутках, но понятия не имел, какое воздействие оно оказывает на человеческий организм. Теперь он вспомнил, что его раньше использовали в самолетных двигателях. Внезапно он все понял.
— Это единственное, от чего я не страдаю.
— Все мы от этого страдаем, — рассмеялся Блэйк. Он распахнул дверь. Фармен вошел внутрь. — Анри! — позвал Блэйк. — Два двойных бренди.
Кругленький лысоватый француз налил им два бокала какой-то темной жидкости. Бокалы были наполнены почти до краев. Блэйк взял по бокалу в каждую руку.
— Тебе сколько?
Жидкость выглядела малопривлекательно.
— Один, — сказал Фармен. — Для начала. — Или этот молодой человек выпендривался перед ним, или действительно был убийственно серьезным. — Естественно, двойной.
Блэйк подошел к угловому столику возле окна. Это был обычный деревянный стол весь в царапинах и винных пятнах. Фармен поставил свой бокал, уселся на стул и лишь потом отпил глоток. Ему обожгло горло. Он посмотрел на бокал, как будто там находился змеиный яд.
— Что это?
Пока Блэйк нес стаканы, он уже отпил из каждого понемногу, чтобы не расплескать, а теперь его бокал был наполовину пуст.
— Ежевичный бренди, — сказал он, усмехнувшись. — Единственное лекарство, которое у нас есть. — Так что — болен ты или нет?
Фармен осторожно отодвинул свой бокал в сторону.
— На моем самолете не используется касторка.
Блэйк тут же заинтересовался.
— Что-то новенькое? Я слышал, что они уже испробовали все, что только можно.
— У меня совсем другой тип двигателя, — сказал Фармен. Он не звал, куда девать свои руки. Он отпил еще глоток и тут же пожалел об этом.
— Давно летаешь? — спросил Блэйк.
— Двенадцать лет.
Блэйк как раз собирался допить свой бокал. Он поставил его на стол нетронутым и посмотрел прямо в глаза Фармена. Затем на его лице расплылась улыбка.
— Ладно. Шутку понял. Будешь летать с нами?
— Не знаю. Может быть, — ответил Фармен, крепко держа бокал обеими руками. Он чувствовал, как внутри его кричал загнанный в ловушку человек: «Что со мной произошло? Что случилось?»
Задание было сложным, но сколько подобных заданий он выполнил за свою жизнь. По официальной версии он должен был совершать испытательный полет над северо-западным побережьем Африки. На борту его сверхзвукового самолета находилось оборудование, которое с помощью следящих компьютерных систем на авианосце могло перехватывать баллистические ракеты на выходе в верхние слои атмосферы. Он поднялся с палубы авианосца «Орел», находившегося в западной части Средиземного моря. Через полчаса он достиг «десятки» — высоты в сто тысяч футов — и находился над Канарскими островами, когда получил сигнал выполнять поставленную задачу.
Как передали ему с авианосца, что-то произошло с системой наведения Головки ракеты, и вместо того, чтобы рухнуть в воды Атлантики, она упала где-то в Сахаре. Ракета был учебная, и вместо термоядерной начинки там располагался цементный куб. А так как дипломатические отношения с Францией, у которой на территории Сахары еще остались военные базы, были напряженными, Фармен должен был сделать попытку перехватить ракету. Это с его стороны должно было выглядеть как демонстрация доброй воли.
Основной компьютер, задействованный в операции «Скитшут», выбрал из имеющихся самолетов «Пика-Дон», на котором летал Фармен. Он находился как раз недалеко, на нужной высоте, и имел необходимый запас горючего. И Фармен направил самолет в нужном направлении.
Как и было запланировано раньше.
На самом деле с системой наведения все было в порядке. Это был всего лишь предлог. Вашингтон знал, что французы собирались испытывать новую модель атомной бомбы. Она должна была быть взорвана в верхних слоях атмосферы, в радиационном поясе. Ракета-носитель должна была стартовать с небольшой базы Регган, расположенной в Сахаре. Момент старта должен был совпасть с началом протонового шторма с Солнца. Тогда ядерные частицы шторма смешаются с продуктами распада бомбы, и другим странам будет трудно следить за испытанием.
Протоновый шторм уже надвигался, когда Фармен покидал палубу «Орла». Его обнаружили не только американцы, но и французские станции. Связь по кодовому каналу между Регганом и Новой Каледонией не прекращалась. Шторм должен был начаться через пять секунд.
Фармена не интересовало, зачем Вашингтону надо было совать свой нос в военные секреты Франции, которая все еще продолжала быть союзницей, несмотря на трения между Парижем и Вашингтоном. Фармен не любил задавать лишние вопросы, его работа заключалась в том, чтобы пилотировать самолет: Но перед вылетом его все равно кратко проинформировали, зачем это надо. Кому-то в Вашингтоне понадобились последние данные о ядерном потенциале Франции. Эти данные якобы требовались для того, чтобы знать, насколько Франция будет зависеть от США в современной войне, Фармену это объяснение мало чего дало, его не интересовала международная политика.
Но запуск ядерной ракеты в атмосферу за завесой протонового шторма — это он мог понять. И когда огненный шар мощностью в несколько мегатонн, взорвавшийся в сотне миль, оказался совсем рядом, сияя ярче Солнца — это он мог понять. И когда он летел со скоростью в 4 числа М, наблюдая за приборами и держа палец на кнопке запуска ракет «Ланс», это он тоже мог понять. Это была его работа.
Сама по себе задача была несложной. Все, что от него требовалось, что барражировать в небе в районе Реггана, когда запустят ракету с французской атомной бомбой. Все остальное «Пика-Дон» должен был сделать автоматически.
Все самолеты, задействованные в операции «Скитшут», имели такое же оборудование, как и «Пика-Дон». На всех самолетах были установлены записывающие устройства, и так как все самолеты предназначались для перехвата ракет с ядерным вооружением, то эти устройства могли обрабатывать всю информацию о ядерном взрыве. Они могли замерять даже еще совсем малоизученное магнитогидродинамическое распространение внутри ядерного взрыва. Кстати, как было известно из предыдущих испытаний, магнитные поля французских атомных бомб были не совсем обычными.
Если «Пика-Дон» будет вынужден приземлиться на территории Франции или дружественной страны, то он ничем не рисковал. На борту «Пика-Дона» стояло стандартное оборудование, хорошо известное французам. Как бы французы ни старались, доказать, что он следил за испытаниями их атомной бомбы, они бы не смогли. К тому же вряд ли он должен был приземляться на их территории. Взрыв должен произойти в верхних слоях атмосферы, ударной волны не будет, и уровень радиации не превысит общего фона.
Кроме того, по «горячей линии» между Вашингтоном и Парижем тут же начнут объяснять, каким образом американский самолет оказался в воздушном пространстве, контролируемом Францией. Все было предусмотрено.
Фармен следил за приборами и показателями радара. Самолет летел уже на высоте сто тридцать тысяч футов. Взрыв должен был произойти на пять тысяч выше в двухстах милях отсюда. На экране местонахождения появился Регган. Ожидаемая траектория ракеты была нанесена красным цветом на соседнем экране.
Что-то вспыхнуло рядом с Регганом. Оно поднималось все выше и выше, сверкая на экране радара, как драгоценный камень. Французская ракета. Фармен затаил дыхание. Началось. Испытание началось.
Ракета достигла его уровня и продолжала подниматься выше. Она внезапно исчезла с экрана локатора, и вдруг вся кабина озарилась невыносимо белым светом. Небо вспыхнуло так ярко, что Фармен не осмеливался открыть глаза. «Пика-Дон» завертелся, как волчок, темнота сменялась ярким светом. Снова темнота, затем свет. Это чередование становилось все быстрее и быстрее, пока в мозгу у Фармена не помутилось. Он пытался выровнять самолет, но это было сделать невозможно.
Наконец вращение замедлилось, а затем прекратилось. Перед Фарменом снова был солнечный свет, а «Пика-Дон» управлялся автопилотом. Самолет летел прямо на север, если верить компасу, а солнце было уже на западе, хотя Фармен не мог понять, как могло пройти столько времени.
Экран местонахождения подтверждал показания компаса. Радар тоже. Все системы действовали нормально. Он продолжал лететь на север и достиг средиземноморского побережья возле Орана. Там он повернулся на запад и полетел к тому месту, где должен был ждать его «Орел». Фармен ждал, когда он услышит позывные радиомаяка «Орла». Но позывных не было. Он пытался вызвать авианосец по радио. Безрезультатно. Может, какая-нибудь поломка радиооборудования?
Он спустился на пятьдесят тысяч футов и принялся наблюдать за морем визуально. «Орла» нигде не было. Там были только несколько старых военных судов. Он и не знал, что такое старье до сих пор используется.
— Послушай, — сказал Блэйк. — Либо у тебя есть приказ летать с нами, либо у тебя его нет. Где твое начальство?
Это были секретные сведения, но Фармену было все равно.
— Думаю, в ЦРУ.
С таким же успехом он мог сказать, что его начальник — генерал Кастер из седьмого кавалерийского полка. [3]
— А где твоя база? — спросил Блэйк.
Фармен отпил еще немного бренди. Ему это было необходимо. Хотя и не по той причине, как думал Блэйк. В этот раз напиток показался ему не таким уж и плохим. Он стал думать, как лучше объяснить то, что с ним произошло.
— Ты когда-нибудь читал «Машину времени»? — спросил он.
— Что это? Книга о часах?
— Это роман Герберта Уэллса.
— А кто такой Герберт Уэллс?
Не стоило пускаться в подробные объяснения.
— Это книга про человека, который построил такую машину, которая двигалась через время, как самолет по воздуху.
— Если ты пытаешься надо мной подшутить, то это у тебя здорово получается, — сказал Блэйк.
Фармен попытался объяснить по другому.
— Представь себе дом. Многоэтажный дом с лифтом. И представь себе, что ты не знаешь ничего о лифтах. Даже не представляешь себе, как они работают. Представь, что ты на первом этаже, и представь, что я говорю тебе, что я с двадцатого этажа.
— Сколько всего представлять, — сказал Блэйк.
— Но ты понял мою мысль.
— Может, понял. А может, нет.
— Ладно. Представь, что первый этаж — это настоящее время. Сегодня. А подвал — это вчерашний день. Второй этаж — это завтра, третий — послезавтра и так далее.
— Ну ты даешь, — сказал Блэйк.
— Послушай дальше. Представь, что ты на первом этаже, а кто-то спустился с двадцатого.
— То есть из будущей недели, — сказал Блэйк.
— Именно, — обрадовался Фармен. Он выпил еще бренди. Ему это было просто необходимо. — А что если я тебе скажу, что я только что свалился с этажа, который на шестьдесят лет выше первого?
Блэйк задумался и принялся за второй бокал бренди. Затем он усмехнулся и прищелкнул языком.
— Я бы сказал, что надо быть слегка сумасшедшим, чтобы быть летчиком на этой войне, но если ты не хочешь сражаться с фрицами, то ты попал именно туда, куда надо.
Он не поверил. Впрочем, этого и следовало ожидать.
— Я родился в 1946 году, — начал рассказывать Фармен. — Мне тридцать два года. Мой отец родился в 1920 году. А сейчас тысяча девятьсот… семнадцатый?
— Тысяча девятьсот восемнадцатый, — ответил Блэйк. — Девятое июня. Выпей еще бренди.
Фармен обнаружил, что его бокал пуст. Он и не понял, как осушил его. Он встал, пошатываясь.
— Думаю, мне стоит поговорить с твоим командиром.
Блэйк жестом указал на стул.
— У тебя хватит времени, чтобы выпить. Он еще не прилетел. Просто у меня заклинило пулемет, и я прилетел раньше. Он вернется, когда у него закончится топливо или боеприпасы.
Фармен сидел спиной к двери. Услышав, как хлопнула дверь, он обернулся. Невысокий человек с ниточкой усов бросил свою шинель на стул и взял из рук бармена стакан с бренди, который тот налил не дожидаясь, когда его попросят.
— Сегодня, мсье Блэйк, нам обоим не повезло. — Он говорил по-английски со слабым акцентом. — Я вернулся с одним патроном в обойме.
— Ну и как охота?
Француз слегка пожал плечами.
— У этого человека живучесть, как у кошки, шкура, как у старого слона, и ловкость, как у фокусника.
— Кайзерлинг? — спросил Блэйк.
Француз сел за стол.
— А кто же еще? Я держал его на мушке. Выстрелил, а он ушел. Просто стыдно побить такого человека — он настоящий мастер, — но с каким бы удовольствием я бы эти сделал. — Улыбнувшись, он отпил немного бренди.
— Это наш командир, — сказал Блэйк. — Филипп Деверо. На его счету официально числится тридцать три сбитых самолета. Единственный, кто сбил больше, — это Кайзерлинг. — Он повернулся к Фармену. — Я так и не расслышал твое имя.
Фармен представился.
— Он только что из Штатов, — пояснил Блэйк. — Рассказал мне тут такую историю.
Фармен не стал спорить, на месте Блэйка, он тоже воспринял бы все скептически.
— Кайзерлинг, — сказал он. — Вы имеете в виду Бруно Кайзерлинга?
Он читал про Кайзерлинга. Наряду с Рихтгофеном, Бруно Кайзерлинг был самым ненавистным и уважаемым асом немецкой авиации.
— Кого же еще, — сказал Блэйк. — Кто бы из нас не хотел взять его на мушку. — Он стукнул пустым стаканом по столу. — Но мы никак не можем этого сделать. Он летает лучше нас. Рано или поздно, он всех нас перестреляет.
Деверо потягивал бренди. Затем он поставил бокал.
— Мы поговорим об этом позже, мсье Блэйк, — твердо сказал он.
— Вы ждали меня? — обратился он к Фармену.
— Да, я… — Фармен не знал, что сказать.
— Только не рассказывай ему своих историй, — предупредил его Блэйк. — Говори по делу.
— Вы пилот, мсье Фармен? — спросил Деверо.
Фармен кивнул.
— И мой самолет летает выше и быстрее любого вашего. Я хочу сбить этого Кайзерлинга.
— Можете попробовать. Но хочу предупредить вас, мсье… Фармен, вы сказали?
— Ховард Фармен.
— Хочу предупредить вас, что этот человек — гений. Он проделывает невозможные вещи с аэропланом. Он сбил сорок шесть, а может, и больше, самолетов. Однажды он сбил три самолета в день. Говорят, что он появился ниоткуда, что он один из богов земли Нибелунгов, который сражается за свою родину. Он…
— Можете сказать, что я тоже появился ниоткуда, — завил Фармен. — Вместе со своим самолетом.
Когда Деверо допил свое бренди, а Блэйк прикончил четвертый бокал, они отправились к ангарам. Фармен хотел показать им «Пика-Дон». Его самолет опережал любой другой на шестьдесят лет.
Шасси глубоко вошли в мягкую землю. Блэйк и Деверо осмотрели самолет. Они ходили вокруг, меся башмаками грязь.
— Только ничего не трогайте, — предупредил их Фармен. — Даже царапина может ему повредить. — Он не стал говорить, что ракеты, подвешенные под самолетом, могут превратить в пар все живое и неживое в радиусе сотни ярдов.
«Пика-Дон» был 89 футов длиной. Размах его острых, как акульи плавники, крыльев был 25 футов. Самолет больше напоминал стрелу. Спереди фюзеляж был изогнут наподобие капюшона кобры. По бокам черными дырами казались воздухозаборники. Блэйк присел на корточки, чтобы рассмотреть шасси. Фармен подошел поближе, чтобы вмешаться, если тот начнет трогать ракеты. Но Блэйк заметил сопла вертикального взлета и лег на землю, чтобы лучше рассмотреть их. Деверо засунул голову в хвостовое сопло. Оно было таким широким, что при желании можно было туда залезть. Блэйк вылез из-под самолета и выпрямился.
— Ну что, теперь поверили? — спросил Фармен.
— Мистер, — сказал Блэйк, глядя ему прямо в глаза. — Я не знаю, что это за штука и как вы ее сюда притащили. Но только не надо говорить, что она летает.
— А откуда же она тут появилась? — спросил Фармен. — Я вам покажу. Я… — Он замолчал. Он совсем забыл, что у него закончилось горючее. — Спросите у механиков. Они видели, как я приземлился.
Поставив руки в боки, Блэйк покачал головой.
— Уж я — то разбираюсь в аэропланах. А эта штука летать не может.
К ним подошел Деверо.
— Впервые вижу дирижабль такой странной конструкции, мсье Фармен. Но этот цеппелин очень маленький и, судя по всему, очень тяжелый. Вряд ли он нам поможет…
— Я вам говорю, что это самолет. И он летает быстрее ваших.
— Но у него же нет крыльев, мсье. И нет пропеллера. И колес нет. Как же он разбегается?
От отчаяния Фармен потерял дар речи. Неужели они не видели? Разве не понятно, что это самолет?
— И почему от него так пахнет парафиновым маслом? — спросил Деверо.
Над ангаром прожужжал «ньюпор». Развернувшись, он приземлился на поле и покатил к ним.
— Это Мермье, — сказал Блэйк. — Он сбил одного.
Появились еще два аэроплана. Подпрыгивая на кочках, они катились к ангарам. У одного из них не было верхней части крыла, и куски ткани развевались по ветру.
Блэйк и Деверо все еще смотрели в небо над ангарами, но самолетов больше не было. Блэйк положил руку на плечо Деверо.
— Может, они приземлились в другом месте.
Деверо пожал плечами.
— Может, их уже нет в живых. Сейчас мы все узнаем.
Они прошли в другой конец поля, где аэропланы выровнялись в линию на заасфальтированном куске аэродрома. Мермье и два других летчика вылезли из кабин. Деверо поспешно подошел к ним. Они быстро заговорили по-французски, отчаянно жестикулируя. Некоторые жесты Фармену были знакомы — они обозначали фигуры воздушного боя, — а некоторые были совсем непонятными. Внезапно Деверо повернулся, на его лице была гримаса боли.
— Они не вернутся, — тихо сказал Фармену Блэйк. — Летчики видели, как их подбили. Они сгорели. — Блэйк ударил кулаком по стене ангара. — Кайзерлинг сбил Мишо. Он был единственным из нас, кто мог бы подбить этого фрица.
К ним подошел Деверо.
— Мсье Фармен, — сказал он. — Я вынужден просить, что бы вы показали, на что способна ваша машина.
— Мне нужно пятьсот галлонов керосина, — сказал Фармен. Этого будет достаточно для взлета, преодоления звукового барьера и посадки. Десять минут в воздухе, если он не превысит скорость в 1,4 числа М. Этого будет вполне достаточно, чтобы показать, на что способен «Пика-Дон».
Деверо нахмурился и подергал себя за ус.
— Ке… Керосин?
— Парафиновое масло, — сказал Блэйк. — Масло для ламп. — Он повернулся к Фармену. — Здесь керосин называют парафиновым маслом. Но пятьсот галлонов — вы с ума сошли, мистер. Зачем аэроплану столько смазки. Да вся эскадрилья не истратит этого количества за неделю. К тому же как смазка он никуда не годится, иначе мы бы сами использовали его.
— Это не смазка, — пояснил Фармен. — Это горючее для моего самолета. И он его быстро сжигает.
— Но… Пятьсот галлонов!
— Мне это нужно только для показательного полета. — Посмотрев в недоверчивые глаза Блэйка, он решил не говорить, что для полной заправки «Пика-Дону» требуется пятьдесят тысяч галлонов.
Деверо пригладил ус.
— Сколько это будет в литрах?
— Вы что, собираетесь позволить ему?..
— Мсье Блэйк, вы не верите этому человеку?
Блэйк не решился ответить на такой вызов.
— Я думаю, что он нас разыгрывает. Сначала сказал, что у его аэроплан, а показывает нам эту штуковину. Когда мы хотим посмотреть, как она летает, он говорит, что нет горючего. И вдобавок требует керосин. Керосин! Причем столько, что в нем можно утонуть. Даже если это горючее, ни одному аэроплану не нужно такое количество. Вообще, слышал кто-нибудь, чтобы аэроплан летал на ламповом масле?
Схватив Блэйка за руку, Фармен развернул его к себе.
— Я знаю, — сказал он. — В это трудно поверить. На твоем месте я бы тоже сомневался. Дай мне возможность показать способность моего самолета. Я так же, как и ты хочу сражаться с немцами. — Он уже представлял себе, как одним пуском ракеты уничтожит целую эскадрилью «Альбатросов». Они и не увидят его, а если и увидят, то вряд ли что смогут сделать. Они будут для него легкой добычей.