Страница:
— Привет, Джаред, — сказала машина.
— Давно не виделись, — ответил он и подошел к специально сконструированному для него креслу. Сел и впервые за несколько лет действительно расслабился.
— Ты привез Первую?
— Да, она здесь. Ты уверена, что это необходимо для успеха вторжения?
— Разве я когда-нибудь ошибалась?
Джаред тихо засмеялся.
— Даже если ты ошибаешься, я не смогу этого проверить.
Машина загудела, словно задумавшись.
— Ты считаешь, что дал машине слишком большую силу, создатель?
— Машины обычно не смеются над хозяевами.
— Извини, это был просто вопрос.
— Нет, я вовсе не думаю, что дал тебе слишком большую силу. Боюсь только, что если у тебя что-то перегорит и ты это неверно починишь, мы все можем кончить жизнь, говоря «Слушаюсь, господин» роботам.
— Я не стремлюсь управлять людьми. Мне вполне достаточно нынешнего положения.
Джаред не обратил внимания на ложь. Собственно говоря, машина не могла лгать, но могла запрограммировать себя на специфический вид правды.
— Тебя беспокоит вторжение на Кэйн.
— На этот раз ты сказала мне очень мало.
— Тому были причины. Ты установил мне единственную цель, Джаред, я запрограммирована на ее достижение и должна делать все необходимое. До сих пор мы находились на первой стадии программы, сейчас переходим на вторую, более опасную. Однако есть одно слабое звено.
— И им является?..
— Джаред, — сказала машина.
Многое вдруг стало ему понятно. Он углубился в кресло, пытаясь упорядочить мысли.
— Значит, нам нужна Ирина, Первая на Кэйне, — сказал он наконец.
Машина ответила немедленно.
— Да. Она нужна МНЕ и ТЕБЕ. Мужчины слишком часто становятся похожими на свои машины, Джаред, и потому обвиняют их в дегуманизации. Пятнадцать лет мы с тобой работали над программой, а до этого семь лет ты работал один. Двадцать два года, Джаред, значительная часть жизни любого человека, а для тебя гораздо большая, чем для других людей. Тяжесть, которую ты взвалил на плечи, разрушает тебя и в конце концов убьет. Ты стал слишком похож на меня. Да, нам нужна Первая.
Они говорили еще много часов, а потом Джаред поехал обратно в город, где его ждал Джюм. Слабо улыбнувшись, он прошептал:
— Проводи меня до дому, Джилл. Мне нужно поспать.
Но заснуть так и не смог.
5
Рон Уэбб
Впервые я познакомился с Джинной за бутылкой выдержанного виски в моей квартире. А перед этим я нашел ее в баре. Впрочем, давайте я все объясню. Видите ли, все это началось в «Файв-О-Клок-Клаб» около часа ночи — мой день рождения уже начался.
Я сидел в баре один. Со своей крошкой я поцапался и теперь изливал душу Элу, бармену. Я сказал ему, что сегодня у меня день рождения и как противно, что рядом нет девчонки, чтобы отпраздновать его как следует. И тогда Эл сказал: «Надо же такому случиться, Дэнни» и ушел в заднюю комнату.
Через минуту он вернулся со старой запыленной бутылкой, которую спер из запасов своего босса.
— Это тебе, — сказал он. — Поздравляю. Старик не заметит пропажи. Он заказывает это пойло ящиками из-за границы, а в год открывает всего бутылку или две.
Я сдул пыль с этикетки, но там все было написано на непонятном языке.
— Что это? — спросил я.
— Виски. По крайней мере, мне так сказал старик. Здесь он никогда его не открывает. Забирай бутылку домой и забудь обо всем. Я закрываюсь.
И я пошел домой.
Я поставил пластинку с душещипательным блюзом, открыл пробку и кинул в бокал пару кубиков льда. Я наклонил бутылку, но оттуда ничего не вылилось. Я уже совсем пал духом, как вдруг — что я вижу, — из горлышка высунулись маленькие пальчики. Потом оттуда вырвался клуб дыма и вылезла крохотная девушка. Этакая голенькая крохотулечка.
— Я Джинна, — сказала эта маленькая куколка.
— А я сошел с ума, — ответил я. И тут она стала расти, как Алиса в Зазеркалье, пока не превратилась в аппетитную красотку лас-вегасского типа. Высокая, ногастая, с умопомрачительным верхним ярусом. А глаза — цвета янтарного виски. В тон волосам.
Я так понял, что тут какой-то фокус с зеркалами или что-то вроде этого. То есть, я хочу сказать, — кто может ожидать, что из бутылки вылезет такая роскошная куколка. Минуту она стояла на кофейном столике. Вид у нее был заспанный.
Но выглядела она, как настоящая. И пахла, как настоящая — терпко и сексуально, с ароматом выдержанного виски. Может, это и рекламный трюк, но меня это мало волновало.
— Давай помогу тебе сойти, — сказал я, протягивая ей руку.
Сонное выражение слетело с ее лица, и глаза расширились. Вскрикнув, она соскочила со стола, столкнув при этом бутылку, и помчалась в ванную. Я догнал ее прежде, чем ей удалось захлопнуть дверь. Схватив полотенце, она обмотала его вокруг бедер.
— Не прикасайся ко мне, — сказала она и выскочила из ванной. Полотенце размоталось, обнажив ее роскошную попочку с симпатичными ямочками. Ямочки прыгали вверх-вниз, когда она бежала в гостиную. Там она села на диван и накрылась полотенцем.
— Я буду кричать, — предупредила она.
Решив, что сдержанность мне не помешает, я уселся в противоположном углу комнаты. В конце концов, мы еще не познакомились. А Джинна, судя по всему, отличалась застенчивостью.
— Привет, — неуверенно начал я.
— Привет, — настороженно ответила она.
Я понял, что так у нас ничего не выйдет.
— Ты всегда обитаешь в бутылках из-под вина?
— Почти всегда, — ответила она, начиная успокаиваться. — Я всегда сижу в бутылке, пока кто-нибудь не откроет пробку. — Тебе раньше уже приходилось выходить из бутылки?
Ее глаза мечтательно затуманились.
— Да.
А я и сам витал в облаках.
— И что произошло в тот раз?
Она слегка нахмурилась и ответила:
— Не помню.
Мне показалось, что она врет. Я попытался разыграть другой гамбит.
— А в лампе ты когда-нибудь жила?
Она оскорбилась.
— Я? В старой вонючей лампе? Господи, никогда. Моя семья живет в бутылках из-под самых изысканных напитков. Конечно, кроме дяди Чарли. Он жил в ужасной керосиновой лампе. — Она слегка зарделась и добавила: — Но мы никогда не поддерживали с ним отношений.
Тут меня осенило.
— Значит, ты настоящий джинн, и, раз я выпустил тебя из бутылки, ты — моя рабыня. Ты должна выполнить все, что я прикажу.
— Ничего подобного.
— Что значит, ничего подобного? Я ведь сам читал об этом в книжках.
— Ну… — задумчиво потянула она, — это не совсем так.
— Ага! — воскликнул я. — Значит, я прав. — Мысленно я уже перебирал возможности, и, наверное, в моих глазах появился блеск, потому что она быстро сказала:
— Тебе положено только три.
— Три желания?
Она кивнула.
Имея в своем распоряжении всего лишь три волшебных желания, мне следовало хорошенько их обдумать, но ее тело, прикрытое полотенцем, выглядело так заманчиво, что я тут же выпалил:
— Отдайся мне.
— Сейчас? — спросила она. И ее глаза снова округлились.
— Сейчас.
— Ты должен произнести магические слова.
— Какие?
— Фокус-покус.
— Что?
— Тот, кто запрятал меня в бутылку, отличался чувством юмора.
— А… — глупо улыбнулся я. — Клоун, значит.
Она тоже улыбнулась, но ее улыбка не была такой глупой, как моя. Полотенце чуть сползло вниз.
— Фокус-покус, — тяжело дыша, произнес я. — Отдайся мне.
И тут ее глаза цвета виски стали совсем янтарными, и она откинулась на спинку дивана. Волосы заструились по плечам, а полотенце упало на пол.
Я мигом оказался рядом и принялся осыпать ее поцелуями. Ее губы были мягкими и горячими, и все шло так хорошо, как вдруг она стала уменьшаться в размерах.
— Какого черта? — завопил я. Теперь она лежала вся из себя голая размером не больше восьми дюймов.
Она снова улыбнулась — такая хитренькая улыбочка — и опять выросла.
— Ну и что теперь? — поинтересовался я.
Она схватила полотенце.
— Я тебе отдалась, — невинно ответила она.
И тут она заплакала. Я имею в виду, действительно заплакала. Можете себе представить? И, всхлипывая, сказала:
— Это у меня типа защитной реакции. Понимаешь?..
Я ничего не понимал, но ее слезы подействовали на меня.
Она вытерла глаза уголками полотенца и, шмыгнув носом, сказала:
— Ты мне нравишься, Дэнни, на самом деле нравишься. Но я не смогу отдаться, пока… — Тут она снова зарыдала. — Пока рядом со мной не будет бабушка.
Я молчал. Что я вообще мог сказать?
— Бедняжка. Ей так одиноко сейчас. Ее заставили выйти из ее любимой бутылки из-под ликера, и теперь она живет в какой-то дешевой посудине из-под вина в магазине «Шурмер Деликатессен». Похлопывая своими ресницами, она добавила: — Я знаю, что у нас все будет хорошо, когда мне удастся вызволить оттуда свою бабушку. Ты поможешь мне?
Что мне оставалось делать. Я пошел в «Шурмер Деликатессен» и купил эту бутылку. Я узнал ее по пробке. Джинна сказала, что она должна быть голубого цвета.
Я протянул бутылку Джинне и отвел глаза в сторону, пока она откупоривала ее. Неловко как-то смотреть, когда оттуда станет вылазить ее голая бабушка.
Я услышал хлопок откупоренной пробки, а затем низкий мужской голос:
— Моя крошка!
А Джинна ответила:
— Гарольд, золотце!
Никакой бабушки там и в помине не было.
По комнате разгуливал здоровенный голый парень, а Джинна висела у него на руке и влюбленно заглядывала в глаза.
Затем она посмотрела на меня и сочувственно сказала:
— Извини, Дэнни. Это, конечно, нечестно, но, думаю, ты поймешь. Мы с Гарольдом любим друг друга.
И этот здоровяк расхохотался. Я сразу мог сказать, что ее любовь не взаимная. В его глазах была только похоть и никакой душевной чистоты.
— Джинна, — воскликнул я. — Ты просто слепа. Этот парень тебя не стоит.
Гарольд налил себе в бокал мой бурбон и зажег одну из моих сигарет.
— Как ты не понимаешь, — горячо сказала Джинна, — у нас с Гарольдом душевная близость.
Тут я чуть не взбесился. Надо же, Джинна втрескалась в этого бугая, который накачивается моей выпивкой.
— Фокус-покус, — сказал я Гарольду. — Сгинь отсюда.
Гарольд налил себе еще бурдона, а Джинна сказала:
— Ничего не выйдет. Ведь это я освободила его, а не ты. Так что твои желания не исполнятся.
— Не на такого нарвались, — спокойно ответил я ей. — Фокус-покус. Засади Гарольда обратно в бутылку.
— О-о-о! — запричитала она, но желание мое выполнила.
Гарольд превратился в облачко дыма и залетел обратно в бутылку. Всхлипывая, Джинна закупорила бутылку пробкой.
— Джинна, любимая, — пытаясь утешить ее, сказал я, — не плачь.
Она слегка подернула плечами, и бутылка с Гарольдом принялась раскачиваться на столе. Вдруг она раскололась на две половинки. И опять этот голый здоровяк принялся расхаживать по моей комнате, а Джинна с виноватым видом что-то рассказывала мне про защитную реакцию и про душевную близость.
Это было просто невыносимо. А этот бугай Гарольд нагло лыбился на грудь Джинны. Я посмотрел на Джинну, которая не сводила с Гарольда глаз.
Я понял, что меня может спасти только третье желание.
— Фокус-покус. Полюби меня.
Джинна еще смотрела на Гарольда. Но смотрела так, будто бы перед ней стояло какое-то чудовище или что-то в этом роде. Затем она повернулась ко мне, ее глаза затуманились, и она сказала.
— Дэнни, дорогуша. Гарольд здесь лишний.
— Раз ты так считаешь, — как можно безразличнее ответил я. — Но ведь его бутылка разбилась.
— Он может залезть в мою, — ответила она. — Мне-то бутылка уже не понадобится. — Подойдя к Гарольду, она что-то прошептала ему на ухо. Превратившись в сизый дым, Гарольд исчез в бутылке из-под виски.
— Бедняжка, — сказала Джинна, закупоривая пробку. — Ему там так тесно.
— Ничего. Привыкнет. — Тут я подумал, а не вернуть ли мне бутылку владельцу «Файв-О-Клок-Клаб». Вот потеха будет, когда вместо красотки перед ним появится этот голый тип.
Но мысли быстро вылетели у меня из головы, когда я увидел, какими влюбленными глазами смотрит на меня Джинна. Сердце бешено заколотилось. Она тихо сказала:
— Я люблю тебя, Дэнни.
И я покорно ответил:
— Я тоже тебя люблю.
— Мой защитный механизм, — хихикнула она. — Ты должен меня любить.
Но я ничуть не возражал.
Я обнял ее одной рукой и поцеловал. А другой рукой я взял бутылку с Гарольдом и выбросил ее в корзину для бумаг.
Джинна мечтательно улыбнулась и сбросила полотенце.
(Перевод с англ. С.Коноплева)
— Давно не виделись, — ответил он и подошел к специально сконструированному для него креслу. Сел и впервые за несколько лет действительно расслабился.
— Ты привез Первую?
— Да, она здесь. Ты уверена, что это необходимо для успеха вторжения?
— Разве я когда-нибудь ошибалась?
Джаред тихо засмеялся.
— Даже если ты ошибаешься, я не смогу этого проверить.
Машина загудела, словно задумавшись.
— Ты считаешь, что дал машине слишком большую силу, создатель?
— Машины обычно не смеются над хозяевами.
— Извини, это был просто вопрос.
— Нет, я вовсе не думаю, что дал тебе слишком большую силу. Боюсь только, что если у тебя что-то перегорит и ты это неверно починишь, мы все можем кончить жизнь, говоря «Слушаюсь, господин» роботам.
— Я не стремлюсь управлять людьми. Мне вполне достаточно нынешнего положения.
Джаред не обратил внимания на ложь. Собственно говоря, машина не могла лгать, но могла запрограммировать себя на специфический вид правды.
— Тебя беспокоит вторжение на Кэйн.
— На этот раз ты сказала мне очень мало.
— Тому были причины. Ты установил мне единственную цель, Джаред, я запрограммирована на ее достижение и должна делать все необходимое. До сих пор мы находились на первой стадии программы, сейчас переходим на вторую, более опасную. Однако есть одно слабое звено.
— И им является?..
— Джаред, — сказала машина.
Многое вдруг стало ему понятно. Он углубился в кресло, пытаясь упорядочить мысли.
— Значит, нам нужна Ирина, Первая на Кэйне, — сказал он наконец.
Машина ответила немедленно.
— Да. Она нужна МНЕ и ТЕБЕ. Мужчины слишком часто становятся похожими на свои машины, Джаред, и потому обвиняют их в дегуманизации. Пятнадцать лет мы с тобой работали над программой, а до этого семь лет ты работал один. Двадцать два года, Джаред, значительная часть жизни любого человека, а для тебя гораздо большая, чем для других людей. Тяжесть, которую ты взвалил на плечи, разрушает тебя и в конце концов убьет. Ты стал слишком похож на меня. Да, нам нужна Первая.
Они говорили еще много часов, а потом Джаред поехал обратно в город, где его ждал Джюм. Слабо улыбнувшись, он прошептал:
— Проводи меня до дому, Джилл. Мне нужно поспать.
Но заснуть так и не смог.
5
Джилл ничего не понимал. Машина поставила обязательным условием, чтобы Джаред лично провел разведку и похитил Ирину. Когда он это сделал, машина разработала невероятно простой план завоевания Кэйна, причем настаивала, чтобы Ирина находилась на корабле и наблюдала за ходом вторжения.
Потом Джаред спустился вниз, поговорил с машиной и ничего не рассказал об этом разговоре.
Джилл волновался и беспокоился — все это выглядело не очень хорошо. Была в этом какая-то страшная ошибка.
Сейчас, когда экраны показывали последнюю фазу вторжения, а клиент с Буниана IV хохотал как безумный за их спинами, Джилл, проверяя ремни, которыми Ирина была привязана к расположенному перед экранами креслу, хотел бы, чтобы они вообще не брались за это дело.
Это было быстрое завоевание — Кэйн оказался совершенно беззащитен. От появления в атмосфере планеты кораблей Джарреда не прошло еще и дня.
За весь этот день Первая не произнесла ни слова. Сейчас Кэйн был мертв, и она видела это. Она молчала, когда небо над Иерусалимом вспыхнуло красным и город исчез с поверхности земли. Она не сказала ни слова, когда бомбы превращали в развалины промышленные предприятия, а на месте военной базы в горах остался стеклянистый кратер. Она смотрела на все это, стиснув зубы, а когда коммандос Арнака послали Сигнал Безопасности, бессильно обвисла на ремнях.
Джаред не обращал на нее внимания, он неподвижно стоял перед двумя сотнями экранов и следил за добиванием планеты.
— Это все, Семнадцатый, — сказал он наконец. — Работа закончена.
Клиент с Буниана IV — высокий и тощий, с раздутыми суставами и тонкими, как щелки, зелеными глазами, между которыми торчал острый, как нож, длинный нос, — повернулся к нему.
— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал он, довольно скрежеща суставами. Все время операции он истерически смеялся, и Джаред испытывал к нему лишь презрение.
— Осталась только одна мелочь, — сказал Семнадцатый, вынимая устройство с вращающимся, как пила, острием. Он повернулся к Первой. — Прощай, моя дорогая Ирина.
Скрипя суставами, он сделал три шага и вытянул длинную тонкую руку. Ирина холодно смотрела на него. Она не боялась.
— Нет!
Слово это проскрежетало так же неприятно, как суставы Семнадцатого. Клиент медленно повернул плоскую голову. Тонкая, как проволока, рука с вращающимся острием не опустилась даже на сантиметр. Джаред неподвижно смотрел на него.
— Я сказал — нет!
Семнадцатый засмеялся высоким, визгливым смехом.
— Это же Ирина, Первая на Кэйне, убийца. Она единственная может подготовить и нанести мне контрудар. Она должна умереть. Сейчас!
— Ты еще не заплатил, Семнадцатый.
— В свое время, убийца.
— Сейчас.
— Сначала я должен закончить то, что ты уже начал.
— Не заставляй меня убивать тебя, — сказал Джаред, и клиент с Буниана IV отпрыгнул назад, увидев в его руке оружие.
— Что это значит?
— Я хочу, чтобы ты заплатил сейчас, немедленно.
Семнадцатый пытался следить одновременно за Джаредом и Джиллом. Мексль медленно двигался вдоль мостика. Семнадцатый знал, что попал в ловушку, но не мог понять почему.
— Ты еще не сказал, в какой форме я должен заплатить.
Джаред кивнул на женщину.
— Нет! — Он сказал это так же громко и категорично, как минуту назад Джаред.
Джаред подошел ближе, одновременно смещаясь в сторону, чтобы пламя выстрела не повредило приборов за спиной Семнадцатого.
— Она моя, и это твоя плата. Если ты убьешь ее, через три дня мы будем у Буниана IV. То, что ты видел здесь, можно повторить на твоей планете.
Семнадцатый опустил острие.
— Она твоя.
— Спасибо, Семнадцатый, — вежливо поблагодарил Джаред. — А теперь можешь забирать свою собственность.
Клиент торопливо покинул мостик, а несколько минут спустя его корабль так же торопливо удалился от «Темпеста».
— Подтверди передачу планеты. Пусть забирает ее, — сказал Джаред Джиллу.
Джилл поднялся и подошел к передатчику, чтобы передать Кэйн флоту с Буниана IV, висящему за пределами действия детекторов завоеванной планеты.
Ирина смотрела, как чужие корабли входят в атмосферу ее планеты, потом отвернулась.
Вновь взглянув на экраны, она встретилась взглядом с Джаредом.
— Нужно было позволить убить меня, — сказала она низким бесстрастным голосом. — Пока я жива, ты не будешь в безопасности ни секунды.
Джаред отложил оружие.
— Ты поговоришь с моим другом, — сказал он и повернулся к ней Спиной.
Когда они вернулись на базу, она попыталась убить его сразу, как только сняли ремни. Разумеется, неудачно. Джилл успел ввести ей снотворное в момент, когда она начинала бить экраны.
Проснулась она в кресле, глубоко внутри спутника, перед огромным металлическим мозгом.
Машина доказала ей, что Джаред платит за свои завоевания гораздо большую цену, нежели любой из его клиентов. Она открыла в ее мозгу каналы, до сих пор блокированные воспитанием, возрастом и преданностью.
Теперь Ирина знала, кто такой Джаред и чем он на самом деле занимается…
— Это была благородная, самоубийственная идея, — сказала машина. — С самого начала она была обречена на поражение, и лишь после создания меня появилась тень шанса. Двадцать два года прошло с тех пор, и теперь эта тень превратилась в вероятность. Мир во Вселенной, миры, объединенные взаимным уважением и этикой, — сейчас это уже возможно. Мы завоевывали каждую планету так, чтобы гарантировать клиентам Джареда власть над нею, но не полную и окончательную, а выбор планет определялся генеральным планом. Благодаря этому, когда придет время, все элементы головоломки образуют одно целое. Большую гуманистическую структуру. Не такую, как все эти Братства и Общества, а такую, что действительно будет служить каждому существу лично и всем мирам в целом.
Ирина, уже не Первая на Кэйне, слушала. Разум ее был открыт для правды, и сейчас она впитывала эту правду.
— Джаред одинок. Он должен быть одинок, поскольку знает, что план можно реализовать только в одиночестве. Если ему не удастся или он умрет, не закончив работу, его имя останется в памяти миллионов людей как имя самого страшного убийцы, когда-либо появившегося во Вселенной. Дополнительная задача для меня — это поддержание его в здравом уме, защита его порядочности и прежде всего жизни. Любая плата, которую от принимает, служит плану. Даже ты. Особенно ты.
Ирина встала.
— Не только как его женщина, — добавила машина, — если решишься ей стать, но как возможный продолжатель его дела. И конечно, как мать его детей, которые пойдут дальше.
Она вернулась в город, где ее ждал мексль.
— Останешься? — спросил он.
— Останусь, — ответила Ирина, заколебавшись, словно хотела еще что-то сказать, но так и не решилась.
Джилл проводил ее к нему в комнату, где он спал, и оставил там, смотреть, как Джаред мечется во сне, и мрачно размышлять о смерти и безнадежности. Она смотрела, понимая, что никогда не полюбит этого человека. Невозможно любить того, кто показал тебе те двести экранов. Однако она хотела с ним остаться и шептала слова, которых не смогла сказать Джиллу:
«Почему должно получиться у этого бога, если все остальные потерпели поражение?»
Но в пустом пространстве космоса не было ответа, а только немое ожидание миллионов планет, мечтающих стать частями единого целого или проклинать во веки веков имена тех, кто убивал миры ради наживы.
(Перевод с англ. Н.Гузнинова)
Потом Джаред спустился вниз, поговорил с машиной и ничего не рассказал об этом разговоре.
Джилл волновался и беспокоился — все это выглядело не очень хорошо. Была в этом какая-то страшная ошибка.
Сейчас, когда экраны показывали последнюю фазу вторжения, а клиент с Буниана IV хохотал как безумный за их спинами, Джилл, проверяя ремни, которыми Ирина была привязана к расположенному перед экранами креслу, хотел бы, чтобы они вообще не брались за это дело.
Это было быстрое завоевание — Кэйн оказался совершенно беззащитен. От появления в атмосфере планеты кораблей Джарреда не прошло еще и дня.
За весь этот день Первая не произнесла ни слова. Сейчас Кэйн был мертв, и она видела это. Она молчала, когда небо над Иерусалимом вспыхнуло красным и город исчез с поверхности земли. Она не сказала ни слова, когда бомбы превращали в развалины промышленные предприятия, а на месте военной базы в горах остался стеклянистый кратер. Она смотрела на все это, стиснув зубы, а когда коммандос Арнака послали Сигнал Безопасности, бессильно обвисла на ремнях.
Джаред не обращал на нее внимания, он неподвижно стоял перед двумя сотнями экранов и следил за добиванием планеты.
— Это все, Семнадцатый, — сказал он наконец. — Работа закончена.
Клиент с Буниана IV — высокий и тощий, с раздутыми суставами и тонкими, как щелки, зелеными глазами, между которыми торчал острый, как нож, длинный нос, — повернулся к нему.
— Прекрасно, просто прекрасно, — сказал он, довольно скрежеща суставами. Все время операции он истерически смеялся, и Джаред испытывал к нему лишь презрение.
— Осталась только одна мелочь, — сказал Семнадцатый, вынимая устройство с вращающимся, как пила, острием. Он повернулся к Первой. — Прощай, моя дорогая Ирина.
Скрипя суставами, он сделал три шага и вытянул длинную тонкую руку. Ирина холодно смотрела на него. Она не боялась.
— Нет!
Слово это проскрежетало так же неприятно, как суставы Семнадцатого. Клиент медленно повернул плоскую голову. Тонкая, как проволока, рука с вращающимся острием не опустилась даже на сантиметр. Джаред неподвижно смотрел на него.
— Я сказал — нет!
Семнадцатый засмеялся высоким, визгливым смехом.
— Это же Ирина, Первая на Кэйне, убийца. Она единственная может подготовить и нанести мне контрудар. Она должна умереть. Сейчас!
— Ты еще не заплатил, Семнадцатый.
— В свое время, убийца.
— Сейчас.
— Сначала я должен закончить то, что ты уже начал.
— Не заставляй меня убивать тебя, — сказал Джаред, и клиент с Буниана IV отпрыгнул назад, увидев в его руке оружие.
— Что это значит?
— Я хочу, чтобы ты заплатил сейчас, немедленно.
Семнадцатый пытался следить одновременно за Джаредом и Джиллом. Мексль медленно двигался вдоль мостика. Семнадцатый знал, что попал в ловушку, но не мог понять почему.
— Ты еще не сказал, в какой форме я должен заплатить.
Джаред кивнул на женщину.
— Нет! — Он сказал это так же громко и категорично, как минуту назад Джаред.
Джаред подошел ближе, одновременно смещаясь в сторону, чтобы пламя выстрела не повредило приборов за спиной Семнадцатого.
— Она моя, и это твоя плата. Если ты убьешь ее, через три дня мы будем у Буниана IV. То, что ты видел здесь, можно повторить на твоей планете.
Семнадцатый опустил острие.
— Она твоя.
— Спасибо, Семнадцатый, — вежливо поблагодарил Джаред. — А теперь можешь забирать свою собственность.
Клиент торопливо покинул мостик, а несколько минут спустя его корабль так же торопливо удалился от «Темпеста».
— Подтверди передачу планеты. Пусть забирает ее, — сказал Джаред Джиллу.
Джилл поднялся и подошел к передатчику, чтобы передать Кэйн флоту с Буниана IV, висящему за пределами действия детекторов завоеванной планеты.
Ирина смотрела, как чужие корабли входят в атмосферу ее планеты, потом отвернулась.
Вновь взглянув на экраны, она встретилась взглядом с Джаредом.
— Нужно было позволить убить меня, — сказала она низким бесстрастным голосом. — Пока я жива, ты не будешь в безопасности ни секунды.
Джаред отложил оружие.
— Ты поговоришь с моим другом, — сказал он и повернулся к ней Спиной.
Когда они вернулись на базу, она попыталась убить его сразу, как только сняли ремни. Разумеется, неудачно. Джилл успел ввести ей снотворное в момент, когда она начинала бить экраны.
Проснулась она в кресле, глубоко внутри спутника, перед огромным металлическим мозгом.
Машина доказала ей, что Джаред платит за свои завоевания гораздо большую цену, нежели любой из его клиентов. Она открыла в ее мозгу каналы, до сих пор блокированные воспитанием, возрастом и преданностью.
Теперь Ирина знала, кто такой Джаред и чем он на самом деле занимается…
— Это была благородная, самоубийственная идея, — сказала машина. — С самого начала она была обречена на поражение, и лишь после создания меня появилась тень шанса. Двадцать два года прошло с тех пор, и теперь эта тень превратилась в вероятность. Мир во Вселенной, миры, объединенные взаимным уважением и этикой, — сейчас это уже возможно. Мы завоевывали каждую планету так, чтобы гарантировать клиентам Джареда власть над нею, но не полную и окончательную, а выбор планет определялся генеральным планом. Благодаря этому, когда придет время, все элементы головоломки образуют одно целое. Большую гуманистическую структуру. Не такую, как все эти Братства и Общества, а такую, что действительно будет служить каждому существу лично и всем мирам в целом.
Ирина, уже не Первая на Кэйне, слушала. Разум ее был открыт для правды, и сейчас она впитывала эту правду.
— Джаред одинок. Он должен быть одинок, поскольку знает, что план можно реализовать только в одиночестве. Если ему не удастся или он умрет, не закончив работу, его имя останется в памяти миллионов людей как имя самого страшного убийцы, когда-либо появившегося во Вселенной. Дополнительная задача для меня — это поддержание его в здравом уме, защита его порядочности и прежде всего жизни. Любая плата, которую от принимает, служит плану. Даже ты. Особенно ты.
Ирина встала.
— Не только как его женщина, — добавила машина, — если решишься ей стать, но как возможный продолжатель его дела. И конечно, как мать его детей, которые пойдут дальше.
Она вернулась в город, где ее ждал мексль.
— Останешься? — спросил он.
— Останусь, — ответила Ирина, заколебавшись, словно хотела еще что-то сказать, но так и не решилась.
Джилл проводил ее к нему в комнату, где он спал, и оставил там, смотреть, как Джаред мечется во сне, и мрачно размышлять о смерти и безнадежности. Она смотрела, понимая, что никогда не полюбит этого человека. Невозможно любить того, кто показал тебе те двести экранов. Однако она хотела с ним остаться и шептала слова, которых не смогла сказать Джиллу:
«Почему должно получиться у этого бога, если все остальные потерпели поражение?»
Но в пустом пространстве космоса не было ответа, а только немое ожидание миллионов планет, мечтающих стать частями единого целого или проклинать во веки веков имена тех, кто убивал миры ради наживы.
(Перевод с англ. Н.Гузнинова)
Рон Уэбб
ДЕВУШКА С ГЛАЗАМИ ЦВЕТА ВИСКИ
Я сидел в баре один. Со своей крошкой я поцапался и теперь изливал душу Элу, бармену. Я сказал ему, что сегодня у меня день рождения и как противно, что рядом нет девчонки, чтобы отпраздновать его как следует. И тогда Эл сказал: «Надо же такому случиться, Дэнни» и ушел в заднюю комнату.
Через минуту он вернулся со старой запыленной бутылкой, которую спер из запасов своего босса.
— Это тебе, — сказал он. — Поздравляю. Старик не заметит пропажи. Он заказывает это пойло ящиками из-за границы, а в год открывает всего бутылку или две.
Я сдул пыль с этикетки, но там все было написано на непонятном языке.
— Что это? — спросил я.
— Виски. По крайней мере, мне так сказал старик. Здесь он никогда его не открывает. Забирай бутылку домой и забудь обо всем. Я закрываюсь.
И я пошел домой.
Я поставил пластинку с душещипательным блюзом, открыл пробку и кинул в бокал пару кубиков льда. Я наклонил бутылку, но оттуда ничего не вылилось. Я уже совсем пал духом, как вдруг — что я вижу, — из горлышка высунулись маленькие пальчики. Потом оттуда вырвался клуб дыма и вылезла крохотная девушка. Этакая голенькая крохотулечка.
— Я Джинна, — сказала эта маленькая куколка.
— А я сошел с ума, — ответил я. И тут она стала расти, как Алиса в Зазеркалье, пока не превратилась в аппетитную красотку лас-вегасского типа. Высокая, ногастая, с умопомрачительным верхним ярусом. А глаза — цвета янтарного виски. В тон волосам.
Я так понял, что тут какой-то фокус с зеркалами или что-то вроде этого. То есть, я хочу сказать, — кто может ожидать, что из бутылки вылезет такая роскошная куколка. Минуту она стояла на кофейном столике. Вид у нее был заспанный.
Но выглядела она, как настоящая. И пахла, как настоящая — терпко и сексуально, с ароматом выдержанного виски. Может, это и рекламный трюк, но меня это мало волновало.
— Давай помогу тебе сойти, — сказал я, протягивая ей руку.
Сонное выражение слетело с ее лица, и глаза расширились. Вскрикнув, она соскочила со стола, столкнув при этом бутылку, и помчалась в ванную. Я догнал ее прежде, чем ей удалось захлопнуть дверь. Схватив полотенце, она обмотала его вокруг бедер.
— Не прикасайся ко мне, — сказала она и выскочила из ванной. Полотенце размоталось, обнажив ее роскошную попочку с симпатичными ямочками. Ямочки прыгали вверх-вниз, когда она бежала в гостиную. Там она села на диван и накрылась полотенцем.
— Я буду кричать, — предупредила она.
Решив, что сдержанность мне не помешает, я уселся в противоположном углу комнаты. В конце концов, мы еще не познакомились. А Джинна, судя по всему, отличалась застенчивостью.
— Привет, — неуверенно начал я.
— Привет, — настороженно ответила она.
Я понял, что так у нас ничего не выйдет.
— Ты всегда обитаешь в бутылках из-под вина?
— Почти всегда, — ответила она, начиная успокаиваться. — Я всегда сижу в бутылке, пока кто-нибудь не откроет пробку. — Тебе раньше уже приходилось выходить из бутылки?
Ее глаза мечтательно затуманились.
— Да.
А я и сам витал в облаках.
— И что произошло в тот раз?
Она слегка нахмурилась и ответила:
— Не помню.
Мне показалось, что она врет. Я попытался разыграть другой гамбит.
— А в лампе ты когда-нибудь жила?
Она оскорбилась.
— Я? В старой вонючей лампе? Господи, никогда. Моя семья живет в бутылках из-под самых изысканных напитков. Конечно, кроме дяди Чарли. Он жил в ужасной керосиновой лампе. — Она слегка зарделась и добавила: — Но мы никогда не поддерживали с ним отношений.
Тут меня осенило.
— Значит, ты настоящий джинн, и, раз я выпустил тебя из бутылки, ты — моя рабыня. Ты должна выполнить все, что я прикажу.
— Ничего подобного.
— Что значит, ничего подобного? Я ведь сам читал об этом в книжках.
— Ну… — задумчиво потянула она, — это не совсем так.
— Ага! — воскликнул я. — Значит, я прав. — Мысленно я уже перебирал возможности, и, наверное, в моих глазах появился блеск, потому что она быстро сказала:
— Тебе положено только три.
— Три желания?
Она кивнула.
Имея в своем распоряжении всего лишь три волшебных желания, мне следовало хорошенько их обдумать, но ее тело, прикрытое полотенцем, выглядело так заманчиво, что я тут же выпалил:
— Отдайся мне.
— Сейчас? — спросила она. И ее глаза снова округлились.
— Сейчас.
— Ты должен произнести магические слова.
— Какие?
— Фокус-покус.
— Что?
— Тот, кто запрятал меня в бутылку, отличался чувством юмора.
— А… — глупо улыбнулся я. — Клоун, значит.
Она тоже улыбнулась, но ее улыбка не была такой глупой, как моя. Полотенце чуть сползло вниз.
— Фокус-покус, — тяжело дыша, произнес я. — Отдайся мне.
И тут ее глаза цвета виски стали совсем янтарными, и она откинулась на спинку дивана. Волосы заструились по плечам, а полотенце упало на пол.
Я мигом оказался рядом и принялся осыпать ее поцелуями. Ее губы были мягкими и горячими, и все шло так хорошо, как вдруг она стала уменьшаться в размерах.
— Какого черта? — завопил я. Теперь она лежала вся из себя голая размером не больше восьми дюймов.
Она снова улыбнулась — такая хитренькая улыбочка — и опять выросла.
— Ну и что теперь? — поинтересовался я.
Она схватила полотенце.
— Я тебе отдалась, — невинно ответила она.
И тут она заплакала. Я имею в виду, действительно заплакала. Можете себе представить? И, всхлипывая, сказала:
— Это у меня типа защитной реакции. Понимаешь?..
Я ничего не понимал, но ее слезы подействовали на меня.
Она вытерла глаза уголками полотенца и, шмыгнув носом, сказала:
— Ты мне нравишься, Дэнни, на самом деле нравишься. Но я не смогу отдаться, пока… — Тут она снова зарыдала. — Пока рядом со мной не будет бабушка.
Я молчал. Что я вообще мог сказать?
— Бедняжка. Ей так одиноко сейчас. Ее заставили выйти из ее любимой бутылки из-под ликера, и теперь она живет в какой-то дешевой посудине из-под вина в магазине «Шурмер Деликатессен». Похлопывая своими ресницами, она добавила: — Я знаю, что у нас все будет хорошо, когда мне удастся вызволить оттуда свою бабушку. Ты поможешь мне?
Что мне оставалось делать. Я пошел в «Шурмер Деликатессен» и купил эту бутылку. Я узнал ее по пробке. Джинна сказала, что она должна быть голубого цвета.
Я протянул бутылку Джинне и отвел глаза в сторону, пока она откупоривала ее. Неловко как-то смотреть, когда оттуда станет вылазить ее голая бабушка.
Я услышал хлопок откупоренной пробки, а затем низкий мужской голос:
— Моя крошка!
А Джинна ответила:
— Гарольд, золотце!
Никакой бабушки там и в помине не было.
По комнате разгуливал здоровенный голый парень, а Джинна висела у него на руке и влюбленно заглядывала в глаза.
Затем она посмотрела на меня и сочувственно сказала:
— Извини, Дэнни. Это, конечно, нечестно, но, думаю, ты поймешь. Мы с Гарольдом любим друг друга.
И этот здоровяк расхохотался. Я сразу мог сказать, что ее любовь не взаимная. В его глазах была только похоть и никакой душевной чистоты.
— Джинна, — воскликнул я. — Ты просто слепа. Этот парень тебя не стоит.
Гарольд налил себе в бокал мой бурбон и зажег одну из моих сигарет.
— Как ты не понимаешь, — горячо сказала Джинна, — у нас с Гарольдом душевная близость.
Тут я чуть не взбесился. Надо же, Джинна втрескалась в этого бугая, который накачивается моей выпивкой.
— Фокус-покус, — сказал я Гарольду. — Сгинь отсюда.
Гарольд налил себе еще бурдона, а Джинна сказала:
— Ничего не выйдет. Ведь это я освободила его, а не ты. Так что твои желания не исполнятся.
— Не на такого нарвались, — спокойно ответил я ей. — Фокус-покус. Засади Гарольда обратно в бутылку.
— О-о-о! — запричитала она, но желание мое выполнила.
Гарольд превратился в облачко дыма и залетел обратно в бутылку. Всхлипывая, Джинна закупорила бутылку пробкой.
— Джинна, любимая, — пытаясь утешить ее, сказал я, — не плачь.
Она слегка подернула плечами, и бутылка с Гарольдом принялась раскачиваться на столе. Вдруг она раскололась на две половинки. И опять этот голый здоровяк принялся расхаживать по моей комнате, а Джинна с виноватым видом что-то рассказывала мне про защитную реакцию и про душевную близость.
Это было просто невыносимо. А этот бугай Гарольд нагло лыбился на грудь Джинны. Я посмотрел на Джинну, которая не сводила с Гарольда глаз.
Я понял, что меня может спасти только третье желание.
— Фокус-покус. Полюби меня.
Джинна еще смотрела на Гарольда. Но смотрела так, будто бы перед ней стояло какое-то чудовище или что-то в этом роде. Затем она повернулась ко мне, ее глаза затуманились, и она сказала.
— Дэнни, дорогуша. Гарольд здесь лишний.
— Раз ты так считаешь, — как можно безразличнее ответил я. — Но ведь его бутылка разбилась.
— Он может залезть в мою, — ответила она. — Мне-то бутылка уже не понадобится. — Подойдя к Гарольду, она что-то прошептала ему на ухо. Превратившись в сизый дым, Гарольд исчез в бутылке из-под виски.
— Бедняжка, — сказала Джинна, закупоривая пробку. — Ему там так тесно.
— Ничего. Привыкнет. — Тут я подумал, а не вернуть ли мне бутылку владельцу «Файв-О-Клок-Клаб». Вот потеха будет, когда вместо красотки перед ним появится этот голый тип.
Но мысли быстро вылетели у меня из головы, когда я увидел, какими влюбленными глазами смотрит на меня Джинна. Сердце бешено заколотилось. Она тихо сказала:
— Я люблю тебя, Дэнни.
И я покорно ответил:
— Я тоже тебя люблю.
— Мой защитный механизм, — хихикнула она. — Ты должен меня любить.
Но я ничуть не возражал.
Я обнял ее одной рукой и поцеловал. А другой рукой я взял бутылку с Гарольдом и выбросил ее в корзину для бумаг.
Джинна мечтательно улыбнулась и сбросила полотенце.
(Перевод с англ. С.Коноплева)