Страница:
Его улыбка была нежной, руки настойчивыми, когда он сильнее обхватил ее и притянул ближе.
– Ну конечно, ты не знаешь, дорогая…
Она потеряла равновесие и почувствовала, как ноги отрываются от пола.
Ее рот сложился в удивленное «О», и она повисла в его объятиях. Затем он приподнял ее и усадил к себе на колени. Огромная ладонь наклонила ее голову, положив на сильное плечо, а пальцы потянулись к ее волосам – и он нежно гладил их, успокаивая свою женушку.
– Ну, это ведь не так ужасно? – шепотом спросил он, жарко выталкивая из себя слова.
Она решительно замотала головой, что вызвало улыбку на его губах.
– Нет, – вздохнула она.
– Разве я не могу просто вот так подержать тебя несколько минут, Лотти? – сказал он, нежно поглаживая ее плечо и скользя вниз по руке, пока не наткнулся на манжету сорочки на ее запястье.
Его пальцы скользнули под манжету проворным движением, поползли вверх, затем нежно опустились и нащупали, бешено бьющийся пульс, и он вдруг почувствовал, как его пронзила нежность к этому ребенку-женщине, затаившейся в его объятиях.
– Ты теперь моя жена, Лотти, – серьезно произнес он. – Ты знаешь, что это означает?
Она быстро кивнула.
– Конечно. О да, – прошептала она. Ее голова откинулась назад, когда она встретила его взгляд, и ее щеки вспыхнули ярким румянцем. – Мисс Эгги говорила, что я должна быть покорной своему мужу, быть всегда хорошей женой, я так и собираюсь делать.
Его глаза сверкнули в тусклом свете лампы, и рот дрогнул в улыбке.
– Ты точно это знаешь? – спросил он, склонившись, чтобы запечатлеть поцелуй на ее поджатых губках.
Она утвердительно кивнула и опустила глаза, не выдержав его взгляда.
– Ну, точно-то я не знаю, что именно нужно делать, – тихо согласилась она.
– Ну… – медленно начал он, теребя пальцами пуговицы на ее груди, – первое, что ты должна сделать, – это снять рубашку… – Тебе помочь, Лотти? – спросил он, коснувшись губами ее уха.
Она не могла думать ни о чем больше, только о тепле его пальцев, трогавших ее тело. Один палец отправился в путешествие вдоль ключицы, затем легонько нажал на бившуюся у шеи жилку. После этого он скользнул вниз до верхней точки ее груди, где мягкая плоть вздымалась во всем своем великолепии. Она услышала стон, сорвавшийся с ее собственных губ, когда он развязал ленту на лифе ее сорочки, и закрыла глаза, ощущая трепет – до мурашек, побежавших по всему телу.
Повернув ее лицом к себе, он заглядывал в глубину ее глаз.
– Я не обижу тебя, Лотти, – шептал он, пока его руки, скользя по ее плечам, наконец, легли на обнажившееся тело.
Тотчас же ее руки взметнулись к груди в попытке прикрыть потаенные уголки тела, открывшиеся его взору.
– Нет… дай мне просто на тебя посмотреть, – решительно сказал он и, разжав ее пальцы, потянул их к своим губам.
Он стал осторожно посасывать кончик ее розового мизинца, легонько схватив его зубами. А его глаза любовались холмиками ее грудей, скрытыми лишь тонким батистом лифа. Держа ее пальцы одной рукой, он потянулся, чтобы отвести прилегавшую к коже ткань, и почувствовал, что она вся дрожит.
– Джон? – прошептала она прерывающимся голосом.
Он наклонился вперед и запечатлел быстрый поцелуй на манивших его губах.
– Все хорошо, Лотти, – мягко заверил он ее. – Просто разреши мне немножко полюбить тебя.
Она выглядела растерянной, услышав его слова. Мисс Эгги не упоминала о том, что можно позволять мужу трогать те части тела, которые никогда не открывались постороннему взгляду за всю ее недолгую жизнь. По крайней мере, насколько она себя помнила, раздевание и одевание происходило дома под покровом темноты. Последние несколько лет у Лотти была собственная комнатка, где можно было спать и раздеться вечером. Ничто не подготовило ее к прикосновениям пальцев Джона или обнажению перед ним своей груди. А сейчас он еще говорил о том, чтобы немного полюбить ее.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Джон, – отважилась, наконец она. – Ты меня любишь? – спросила она недоверчивым шепотом.
– Я не это имел в виду, Лотти, – быстро сказал он. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
Она медленно кивнула:
– Я так думаю.
– Любить – означает разные вещи, дорогая, – сказал он, тщательно подбирая слова. – В данном случае это означает то, что муж и жена делают вместе.
Он поискал понимания в ее глазах, но встретил лишь изумленный взгляд.
– Ты знаешь, что происходит в супружеской постели, Лотти? – спросил Джон с чувством отчаяния. «Ну пожалуйста, скажи "да"», – молил он про себя, но его мольба не была услышана – она медленно покачала головой, и ее глаза наполнились слезами.
– Ты, должно быть, считаешь, меня ужасно глупой, – сказала она слабым голоском, который разрывал его сердце.
– Нет… – Он покачал головой и с нежной улыбкой наклонился, чтобы прислониться своим лбом к ее лбу. – Просто очень наивной, Лотти.
Он глубоко вздохнул, с трудом сдерживая желание.
– Твоя ночная рубашка близко? – спросил он нежно, сняв с нее, наконец, лифчик и скользя руками по спине.
– Она где-то здесь, – приглушенным шепотом сказала Лотти, прижимаясь к его груди. Ей было холодно, и она дрожала.
– Давай я помогу тебе надеть ее, – предложил он.
Джон с восхищением любовался нежными линиями ее шеи, затем наклонился, чтобы запечатлеть поцелуи там, где тонкие завитки волос льнули к коже. Он продел ее руки в рукава, расправил складки и опустил рубашку до талии.
– А теперь нам нужно снять остальную одежду, дорогая, – терпеливо сказал он ей на ухо, с острым наслаждением вдыхая сладкий женский запах.
Лотти закрыла глаза, чтобы не видеть его обнаженной груди. Она была захвачена вихрем непривычных ощущений и чувствовала себя беспомощной в его руках.
– Отпусти меня на минутку, Джон, – тихо проговорила она, почти прикасаясь ртом к бледной коже его плеча.
– Хочешь, я помогу тебе?
– Нет.
Она выскользнула из его рук и встала на коврик, просунув руки под кремовый муслин своей ночной сорочки, чтобы развязать завязки на нижней юбке, и спустила ее до колен. Потом подняла одну ногу, затем другую, чтобы освободить их от мягкой ткани. Нагнувшись, стянула вниз, до икр, вместе с подвязками фильдеперсовые чулки, купленные Джоном, и медленно сняла их с одной, а затем со второй ноги.
– Вот… – произнесла Лотти едва слышно и наклонилась, чтобы поднять чулки, затем расправила их, аккуратно сложила и положила на полочку.
«Сейчас я должна подойти к нему», – думала она, с трудом подавляя волнение. Мисс Эгги не подготовила ее, и Лотти трепетала перед неизвестностью, с которой ей придется столкнуться.
Она вытаскивала шпильки из волос и складывала их в идеальном порядке на полочку. Что ждет ее дальше?..
Между супругами существовала какая-то мистическая связь. Она наблюдала это однажды: супружеская пара пришла в приют, чтобы выбрать и удочерить девочку. Не Лотти, конечно, а совсем маленького ребенка. Они посмотрели на дитя, затем друг на друга, и между ними настолько очевидно произошел обмен мнениями, что Лотти почувствовала это.
Проворными пальцами она расплела косу, и ее волосы волнами заструились по спине.
То, что и она когда-либо познает то же чувство – чувство единения с другим человеком, – было выше ее понимания. Но Джон смотрел на нее с таким жаром, такой ласковый свет горел в его глазах, что она глубоко вздохнула, и сердце бешено забилось у нее в груди.
Лотти посетило совершенно новое, неизведанное еще чувство – волнующее желание познать мужчину, который склонился над ней. Он весело улыбнулся, сверкнув идеально белыми зубами. Когда он заключил ее в объятия, она шумно вздохнула, вся охваченная неистовым желанием.
– Ты и сейчас меня боишься, Лотти? – спросил Джон тем «угрожающим» тоном, который появился у него сегодня вечером.
– Нет… – выдохнула она, энергично помотав головой, и непокорный локон снова упал ей на лицо, почти скрыв один глаз.
Осторожным движением он убрал локон ей за ухо, и его рука стала медленно опускаться, обвиваясь вокруг ее талии.
– Зачем ты принес меня сюда? – спросила она слабым голосом, выдававшим сильное волнение.
Джон улыбнулся:
– Я должен тебя кое-чему научить, Лотти. И для этого нам совсем не нужны зрители, – проговорил он гортанным голосом, непривычно резанувшим ее слух. – Я сделал глупость, начав это в постели, прямо под чердаком, где спят дети. Совершенно не понимаю, какая у Джеймса могла быть семейная жизнь в нескольких футах от детей.
– Что ты имеешь в виду? – прошептала она, глядя в его хмурое лицо.
– А ты заставила меня понервничать, Лотти. Между нами говоря, мы едва все не испортили… Я – тем, что пытался торопить тебя… А ты – ты просто ничего не знаешь об этом.
Пальцы, до того сильно сжимавшие ее, ослабили свою хватку и начали осторожно путешествовать под одеялом, в которое она все еще куталась.
– Но что мы будем здесь делать? – спросила Лотти.
Он склонился над ней и со смехом сказал:
– Лотти, а Лотти… чувствую, нам предстоит долгая ночь.
Он развернул ее, не выпуская из объятий, и крепко прижал к своей груди. Затем указал в направлении лестницы, ведущей на сеновал:
– Мы поднимемся наверх, дорогая. Ну же, давай поднимайся, – торопил он ее, стаскивая с ее плеч одеяло и осторожно подталкивая к лестнице.
Обернувшись, она посмотрела на него. Бледный овал ее лица, казалось, светился в темноте, и сверкали огромные удивленные глаза. Она приподняла подол своей рубахи, поставила ногу на первую ступеньку лестницы и взялась рукой за перекладину над головой.
Он смотрел, как она преодолевает первые ступеньки. Ох, эти стройные ножки, эти розовые пальчики, сгибавшиеся, чтобы уцепиться за деревянные ступеньки. Он с трудом поборол в себе желание провести рукой по этим стройным ногам и, сдержав свой порыв, перекинул одеяло через плечо и начал подниматься следом.
Поднявшись наверх, Лотти оказалась на сеновале. И тотчас же рядом с ней показалась голова Джона.
– Ты в порядке? – спросил он, преодолев последние ступеньки.
Бросив одеяло на кучу сена, он взял Лотти за руку – выражение его лица смягчилось.
– Да, – коротко ответила она, не желая выдавать волнение, охватившее ее.
Лотти смотрела на мужчину, которого поклялась любить и которому должна была теперь повиноваться, и ей вдруг подумалось, что мисс Эгги была, не очень-то конкретна в своих напутствиях. Лотти растерялась. Мужчина, который только что лежал на ней, пытаясь просунуть свое колено между ее ног, являлся тем же человеком, который целовал ее с такой нежностью, – нет, она никак не могла этого понять.
«Что-то странное происходит внутри меня», – подумала она, когда Джон подтащил ее к одеялу, небрежно лежавшему на куче сена.
Он отпустил ее руку, схватил тяжелое одеяло за края, встряхнул его, чтобы расправить, и бросил на сено, соорудив некое подобие постели. Со странно «вежливым» выражением лица он уложил ее на одеяло и улегся рядом. Затем приподнялся, встав на колени.
Он крепко и властно удерживал ее одной рукой, а другая тем временем скользила вверх и вниз по изгибам ее тела. Лотти задержала дыхание, когда его пальцы стали осторожно гладить ее грудь, сразу набухшую от этих прикосновений. Воспоминание о его губах, о том, как он касался ее, вызвало дрожь, все тело ее напряглось.
Лотти услышала в темноте его тихий смех, и ее глаза сузились – она пыталась разглядеть лицо Джона. Но движение его руки вновь заставило ее затрепетать. Глаза Лотти закрылись, она наслаждалась его ласками.
Джон снова и снова касался ее затвердевших сосков. Лотти вздрогнула от ощущения тепла, которое растеклось до самого низа живота. Ее ноги дернулись, и она издала гортанный звук, вновь вызвавший короткий смешок у мужчины, склонившегося над ней.
– О, Лотти, – пробормотал он ей прямо в ухо, – ты такая прелесть. И как только я мог оставлять тебя одну так долго?
Он коснулся губами ее лба. Лотти сходила с ума от его горячего дыхания, от прикосновения его сильных пальцев, скользивших по нежной груди.
Это было нечто не поддающееся описанию. Ошеломленная его горячими влажными поцелуями, которыми он осыпал ее шею, Лотти повернула голову, и их губы встретились, возобновляя игру, начатую в постели. Впервые она познала сладость поцелуя неделю назад и с тех пор постоянно жаждала повторения. Ожидание только сильнее разожгло желание, она чувствовала, что готова отдать все на свете за то, чтобы вновь ощутить у себя во рту его горячий язык. Сейчас Лотти наконец-то дождалась этого, он был с ней, и она приоткрыла рот, впуская его.
Его руки вытворяли то, что казалось ей просто невероятным. Они блуждали по ее грудям, сжимая и лаская их, непрерывно гладя, от чего они увеличивались. Из ее горла уже готов был вырваться стон в ответ на его ласки, но тут новое ощущение захватило ее.
Лотти вздрогнула, когда он начал осторожно посасывать ее губу. Он снова засмеялся своим гортанным смехом, и она тоже засмеялась, сообразив, что это игра.
– А ты вкусная, Лотти, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ. – Такая же вкусная, как и…
Его губы медленно переместились к глубокому вырезу ее рубашки.
Она снова затрепетала от ощущения, пронзившего ее, от неожиданно вспыхнувшего горячего желания. Из ее горла вырвался негромкий крик, когда его руки крепко обхватили ее тело. Впившись пальцами в мягкие ягодицы, Джон с силой прижимал Лотти к себе, жаждя соединения.
Подол рубашки был поднят, и на мгновение он выпустил девушку из своих объятий – но только на мгновение, потребовавшееся ему, чтобы стащить мягкий муслин через ее голову и отбросить в сторону. Ночная прохлада заставила ее искать его тепла, и он улыбнулся в темноте, он понял, что холод помог ему.
Лотти уже на сопротивлялась, она поддалась на нежные прикосновения его рук, его губ. Она дернулась, когда рука Джона легла на ее бедро, но ласковый шепот уговорил ее покориться его дерзким пальцам. Борьба в душе Лотти была окончена. Она отдала свое сердце человеку, который ласкал ее сейчас в темноте, и Лотти вдруг осознала, что Джон Тиллмэн держит в своих могучих руках ее будущее.
Она извивалась под его прикосновениями, выкрикивая, его имя и наслаждаясь счастьем, которое он ей дарил.
Его плоть вошла в нее, и их соединение было и болезненным, и прекрасным одновременно. Тугой узел внутри нее ослаб, ее переполняли волны наслаждения, которое она не могла себе даже представить.
– Джон… – Ее шепот звучал для него как подарок. Этот робкий отклик сказал ему все, что он хотел знать. Она задвигалась, и он чуть приподнялся над ней.
– Я слишком тяжел для тебя, любимая, – ласково прошептал Джон, улыбаясь и глядя на нее со странным новым чувством, возникшим в его душе.
Это была гордость за свою невесту, чувство преклонения перед ее чистотой, и он брал ее невинность со всей нежностью, на какую только был способен. В деле, древнем как мир, но свежем, как завтрашнее утро, он отдавал ей лучшее, что мог предложить, – он отдавал ей всего себя. И его женщина как бы излучала сияние, и радость победы охватила его.
– Ты прекрасна, Лотти, – выдохнул он, понимая, что так оно и есть. Скромная маленькая сиротка, вошедшая в его жизнь несколько недель назад, преобразилась под волшебным действом их соединения в прекрасное создание с сияющим ликом и золотыми волосами и продолжала искушать его.
– Я не прекрасна, Джон, – сказала она, тихонько вздыхая. – Но я рада, что ты так считаешь, – добавила она, чуть помедлив, и провела ладонью по его щеке.
– Ты моя жена, Лотти, – сказал он с гордостью обладателя, которая придавала особый смысл этому слову.
– Я не знала… – нерешительно произнесла она. – Никто никогда не говорил мне о…
Она не договорила – он закрыл ее рот поцелуем.
– Я знал, что тебе это незнакомо, любимая, – сказал он с улыбкой. – Мы никогда больше не будем заниматься этим в доме с двумя детьми у нас над головой. Ты простишь меня за то, что я приволок тебя сюда и сделал сено нашей постелью?
– Гм-м-м… – Ее шепот был именно тем ответом, которого он ожидал. – Но я начинаю немного замерзать, Джон. Можем мы накрыться этим одеялом? – спросила она, пошевелившись под ним.
– Я думал, что ты очень хорошо накрыта, милая, – проворчал он шутливо. – Это я открыт холодному воздуху. – И, ухватив одеяло за угол, он накинул его себе на спину. – А теперь, – прошептал он ей в ухо, – я научу тебя еще кое-чему.
Солнце еще никогда не светило так ярко, подумала Лотти, забираясь в повозку. Руки Джона на ее талии были теплыми, а его улыбка – сияющей, когда она повернулась, чтобы встретить его взгляд. Утренний холод уходил, лужи на земле подсыхали, превращаясь в мокрые грязные пятна. Сидевшие сзади дети поеживались, кутаясь в свои одежки.
Лотти тоже завернулась в шаль, завязав ее причудливым узлом. Подарок Женевьевы, который она придерживала у горла, являлся прекраснейшим образцом ручной работы – ничего подобного она раньше не видела. Хотя день обещал быть теплым, в этот ранний час в воздухе чувствовалась прохлада, так что следовало бы надеть теплое пальто. Но Лотти просто не могла скрывать свое новое платье, поэтому предпочла закутаться в шаль.
Джон устроился рядом и крепко обнял ее за плечи, прижимая к себе и пытаясь согреть своим теплом.
«Она и сама как утро», – подумал он и улыбнулся.
Проснувшись позже обычного после «путешествия» в сарай, Лотти увидела детей, голодных и удивленно смотревших на нее и на дядю, уютно устроившихся в постели. Джону стало жаль ее, красную от смущения и растерянности. Он надел штаны и направился в сарай, Томас последовал за ним.
Наконец корова была подоена и куры накормлены. Лотти окончательно пришла в себя и принялась хлопотать на кухне. Она уже успела одеться сама и одеть Сисси.
Девочка болтала как сорока – малышку переполняла энергия. Путь до коляски явился для нее событием: она шла, держа за руки двух взрослых людей, которые заменяли ей весь мир.
– Джон!
– Гм-м-м? – Он повернулся к Лотти, и в первый раз за это утро она встретилась с ним взглядом.
– Все теперь узнают? – спросила она.
– Что узнают, Лотти? Что мы поженились? – Он озадаченно нахмурился.
Молодая женщина отрицательно помотала головой, и ее глаза закрылись на мгновение – Лотти обдумывала, как объяснить, что именно она имела в виду.
– Нет… не это. – Она снова покачала головой. – Они узнают, что мы делали?
Это было произнесено так тихо, что ему пришлось наклониться ниже, и то, что он расслышал, тронуло его до глубины души.
Джон откашлялся, сдерживая смех.
– Все супруги делают то, что делали мы, Лотти, – прошептал он ей на ухо.
– Правда? – Глаза ее расширились.
Джон старался выглядеть серьезным, но все же не сумел удержаться от улыбки.
– Правда-правда, все это делают, – подтвердил он.
Лотти откинулась на спинку сиденья; у нее не укладывалось в голове, что такими вещами, с которыми ознакомил ее Джон на сеновале, занимаются степенные пары, прихожане методистской церкви. Это невозможно, решила она, поразмыслив. Нет, акт любви, безусловно, не может являться таким обычным делом.
А если это действительно так? Значит, все люди будут знать, что произошло между ними… Эта мысль едва не заставила ее попросить повернуть обратно.
– Все в порядке, Лотти, – заверил ее Джон. – Никто не обратит на тебя внимания.
Но он ошибся, и через несколько минут она с огорчением поняла, что если не весь город, то, по крайней мере, половина горожан с нетерпением дожидалась новобрачных. Колокол на методистской церкви звонил, когда они подъехали. Лотти очень надеялась, что все прихожане уже займут свои места, когда они с Джоном войдут в церковь. Но ее ожидания не оправдались.
Разрозненные группки женщин перед церковью ждали приезда новобрачных. Их мужья собрались около конторы Генри Клаусона, отпуская непристойные замечания, и с громким смехом хлопая друг друга по спине. Джон тяжело вздохнул, когда понял, что предметом шуточек являются они с Лотти.
Игнорируя назойливые взгляды, он помог Лотти спуститься на землю и, взяв под руку, повел к церкви.
– Джон, ты сегодня превосходно выглядишь, – весело окликнул его Харви Слокум, когда молодожены поравнялись с ним. – Да ты просто весь сияешь, – добавил он с ухмылочкой и подтолкнул локтем своего соседа.
– Доброе утро, миссис Тиллмэн, – сказал мистер Шарп, чей строгий черный костюм и солидный вид плохо гармонировали с блудливой улыбочкой, появившейся на его лице.
– Пошли, Лотти, – пробормотал Джон, заглядывая под поля ее шляпки; он зашагал быстрее, чтобы поскорее пройти мимо мужчин, которые явно веселились по их поводу.
У ворот их встретила стайка женщин. Мэйбл Шарп поймала свободную руку Лотти и притянула ее к себе.
– Идем, Лотти, – сказала она, сердито взглянув на Джона. Бросив надменный взгляд на Джона, она потащила Лотти в кружок женщин, и те осыпали ее градом поздравлений.
– Если бы мы знали раньше, непременно устроили бы обед в твою честь, Лотти, – сказала Абигайль Данстэйдер, возникшая перед ней.
Ее огромная грудь, прикрытая пурпурной тафтой, прекрасно сочетавшейся с цветами на шляпке, величественно вздымалась, и женщины, собравшиеся вокруг нее, утвердительно закивали головами. Миссис Данстэйдер, вне всякого сомнения, – олицетворение элегантности, с тоской подумала Лотти.
– Я не хотела никого беспокоить, – робко проговорила она. – Женевьева и ее мама просто превзошли себя, помогая нам…
– Мы все считаем, что ты поступила благородно, взяв на себя заботу о двух детях, – без обиняков заявила Мод Клаусом, и ее некрасивое лицо осветилось ангельской улыбкой.
Лотти повернулась к ней.
– Вы жена мистера Клаусона? – спросила она, вспомнив женщину, которую мельком видела в день своего приезда.
– Мы с вами соседи, – пояснила Мод, отступая назад и сливаясь с группой женщин.
Глаза Лотти искали Женевьеву; все темы для разговора были исчерпаны, и женщины начали откровенно изучать ее. Они протягивали руки, чтобы пощупать бледно-лиловую шаль, которую она нервно прижимала к груди, и обсуждали платье, которое она шила так прилежно.
Лишь появление Стивена Буша на ступеньках церквушки отвлекло их внимание. Он шумно прочистил горло, и все взоры обратились в его сторону.
Когда женщины расступились, Лотти оказалась лицом к лицу со своим прежним поклонником. Он дружелюбно улыбнулся и протянул ей руку в тот самый момент, когда Джон выбрался из толпы мужчин, нашептывавших ему всевозможные непристойные советы и высказывавших свои предположения о его мужских достоинствах. С багровым лицом, весь потный, он поспешил к Лотти, чтобы взять ее под руку.
– Пошли, – проворчал он. – Давай войдем внутрь.
Лотти была рада подчиниться; смущенно улыбнувшись Стивену, она засеменила рядом с мужем.
Всю службу Лотти чувствовала на себе любопытные взгляды прихожан. Надеясь, что на выходе им уже не придется ни с кем беседовать, Лотти подняла голову, как только прозвучало последнее слово благословения. Орган заиграл заключительный гимн, и Стивен Буш решительными шагами и с уверенной улыбкой на устах направился по проходу к задней двери. Когда он вышел, все вдруг пришло в движение – люди поднимались со своих мест, разминая затекшие ноги.
Но проскользнуть незамеченными им с Джоном так и не удалось. Лотти перехватила группа женщин, которые просто жаждали ввести ее в свой круг. Вцепившись в свою сумочку, бедняжка глубоко вздохнула. Джон бросил на нее выразительный взгляд, спасаясь бегством от приближающихся дам. И тотчас улыбнулся, заметив легкий румянец на ее щеках.
– Выше голову, Лотти, – ободрил он жену.
Только появление Женевьевы придало Лотти храбрости. Она улыбнулась, войдя в кружок благонравных жен.
– На следующей неделе будет встреча женщин-миссионеров, Лотти, – объявила Абигайль Данстэйдер, критически оглядев ее хрупкую фигурку.
– Судя по этому платью, вы прекрасно шьете, – услышала Лотти чей-то голос.
Ей показалось, что комплимент был искренним. Она провела ладонью по складкам своего платья, стараясь не выказывать бурной радости. Мисс Эгга всегда говорила, что гордость предшествует падению, и Лотти почувствовала себя на этой грани. Разумнее не придавать особого значения вежливой похвале. Достаточно было комплимента, который она выслушала утром от Джона.
– Ты прямо как весенний букет в этом платье, Лотти, – сказал он, застегивая свою белую рубашку. Быстро повернувшись, она взглянула на него. Его глаза смеялись. – Ты действительно здорово шьешь, – прошептал он, словно ощупывая взглядом ее стройную фигуру, скрытую под тканью. – Я буду гордиться тобой, такой красивой.
Женевьева приблизилась, когда миссис Данстэйдер чуть отступила. Положив руку на плечо Лотти, она прошептала слова ободрения.
– Ты им нравишься, – весело проговорила она. – Я знала, что так оно и будет.
Лотти посмотрела на нее с благодарностью.
– Ты настоящая подруга, Женевьева, – сказала она, чувствуя стеснение в груди.
– Я обязательно навещу вас на этой неделе, – пообещала девушка, пожимая Лотти руку.
Наконец женщины расступились, пропуская Лотти к выходу.
– Хуже одеться просто невозможно, – тихо произнесла Мод Клаусон, и эти слова были встречены негромкими смешками.
– Ну конечно, ты не знаешь, дорогая…
Она потеряла равновесие и почувствовала, как ноги отрываются от пола.
Ее рот сложился в удивленное «О», и она повисла в его объятиях. Затем он приподнял ее и усадил к себе на колени. Огромная ладонь наклонила ее голову, положив на сильное плечо, а пальцы потянулись к ее волосам – и он нежно гладил их, успокаивая свою женушку.
– Ну, это ведь не так ужасно? – шепотом спросил он, жарко выталкивая из себя слова.
Она решительно замотала головой, что вызвало улыбку на его губах.
– Нет, – вздохнула она.
– Разве я не могу просто вот так подержать тебя несколько минут, Лотти? – сказал он, нежно поглаживая ее плечо и скользя вниз по руке, пока не наткнулся на манжету сорочки на ее запястье.
Его пальцы скользнули под манжету проворным движением, поползли вверх, затем нежно опустились и нащупали, бешено бьющийся пульс, и он вдруг почувствовал, как его пронзила нежность к этому ребенку-женщине, затаившейся в его объятиях.
– Ты теперь моя жена, Лотти, – серьезно произнес он. – Ты знаешь, что это означает?
Она быстро кивнула.
– Конечно. О да, – прошептала она. Ее голова откинулась назад, когда она встретила его взгляд, и ее щеки вспыхнули ярким румянцем. – Мисс Эгги говорила, что я должна быть покорной своему мужу, быть всегда хорошей женой, я так и собираюсь делать.
Его глаза сверкнули в тусклом свете лампы, и рот дрогнул в улыбке.
– Ты точно это знаешь? – спросил он, склонившись, чтобы запечатлеть поцелуй на ее поджатых губках.
Она утвердительно кивнула и опустила глаза, не выдержав его взгляда.
– Ну, точно-то я не знаю, что именно нужно делать, – тихо согласилась она.
– Ну… – медленно начал он, теребя пальцами пуговицы на ее груди, – первое, что ты должна сделать, – это снять рубашку… – Тебе помочь, Лотти? – спросил он, коснувшись губами ее уха.
Она не могла думать ни о чем больше, только о тепле его пальцев, трогавших ее тело. Один палец отправился в путешествие вдоль ключицы, затем легонько нажал на бившуюся у шеи жилку. После этого он скользнул вниз до верхней точки ее груди, где мягкая плоть вздымалась во всем своем великолепии. Она услышала стон, сорвавшийся с ее собственных губ, когда он развязал ленту на лифе ее сорочки, и закрыла глаза, ощущая трепет – до мурашек, побежавших по всему телу.
Повернув ее лицом к себе, он заглядывал в глубину ее глаз.
– Я не обижу тебя, Лотти, – шептал он, пока его руки, скользя по ее плечам, наконец, легли на обнажившееся тело.
Тотчас же ее руки взметнулись к груди в попытке прикрыть потаенные уголки тела, открывшиеся его взору.
– Нет… дай мне просто на тебя посмотреть, – решительно сказал он и, разжав ее пальцы, потянул их к своим губам.
Он стал осторожно посасывать кончик ее розового мизинца, легонько схватив его зубами. А его глаза любовались холмиками ее грудей, скрытыми лишь тонким батистом лифа. Держа ее пальцы одной рукой, он потянулся, чтобы отвести прилегавшую к коже ткань, и почувствовал, что она вся дрожит.
– Джон? – прошептала она прерывающимся голосом.
Он наклонился вперед и запечатлел быстрый поцелуй на манивших его губах.
– Все хорошо, Лотти, – мягко заверил он ее. – Просто разреши мне немножко полюбить тебя.
Она выглядела растерянной, услышав его слова. Мисс Эгги не упоминала о том, что можно позволять мужу трогать те части тела, которые никогда не открывались постороннему взгляду за всю ее недолгую жизнь. По крайней мере, насколько она себя помнила, раздевание и одевание происходило дома под покровом темноты. Последние несколько лет у Лотти была собственная комнатка, где можно было спать и раздеться вечером. Ничто не подготовило ее к прикосновениям пальцев Джона или обнажению перед ним своей груди. А сейчас он еще говорил о том, чтобы немного полюбить ее.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Джон, – отважилась, наконец она. – Ты меня любишь? – спросила она недоверчивым шепотом.
– Я не это имел в виду, Лотти, – быстро сказал он. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
Она медленно кивнула:
– Я так думаю.
– Любить – означает разные вещи, дорогая, – сказал он, тщательно подбирая слова. – В данном случае это означает то, что муж и жена делают вместе.
Он поискал понимания в ее глазах, но встретил лишь изумленный взгляд.
– Ты знаешь, что происходит в супружеской постели, Лотти? – спросил Джон с чувством отчаяния. «Ну пожалуйста, скажи "да"», – молил он про себя, но его мольба не была услышана – она медленно покачала головой, и ее глаза наполнились слезами.
– Ты, должно быть, считаешь, меня ужасно глупой, – сказала она слабым голоском, который разрывал его сердце.
– Нет… – Он покачал головой и с нежной улыбкой наклонился, чтобы прислониться своим лбом к ее лбу. – Просто очень наивной, Лотти.
Он глубоко вздохнул, с трудом сдерживая желание.
– Твоя ночная рубашка близко? – спросил он нежно, сняв с нее, наконец, лифчик и скользя руками по спине.
– Она где-то здесь, – приглушенным шепотом сказала Лотти, прижимаясь к его груди. Ей было холодно, и она дрожала.
– Давай я помогу тебе надеть ее, – предложил он.
Джон с восхищением любовался нежными линиями ее шеи, затем наклонился, чтобы запечатлеть поцелуи там, где тонкие завитки волос льнули к коже. Он продел ее руки в рукава, расправил складки и опустил рубашку до талии.
– А теперь нам нужно снять остальную одежду, дорогая, – терпеливо сказал он ей на ухо, с острым наслаждением вдыхая сладкий женский запах.
Лотти закрыла глаза, чтобы не видеть его обнаженной груди. Она была захвачена вихрем непривычных ощущений и чувствовала себя беспомощной в его руках.
– Отпусти меня на минутку, Джон, – тихо проговорила она, почти прикасаясь ртом к бледной коже его плеча.
– Хочешь, я помогу тебе?
– Нет.
Она выскользнула из его рук и встала на коврик, просунув руки под кремовый муслин своей ночной сорочки, чтобы развязать завязки на нижней юбке, и спустила ее до колен. Потом подняла одну ногу, затем другую, чтобы освободить их от мягкой ткани. Нагнувшись, стянула вниз, до икр, вместе с подвязками фильдеперсовые чулки, купленные Джоном, и медленно сняла их с одной, а затем со второй ноги.
– Вот… – произнесла Лотти едва слышно и наклонилась, чтобы поднять чулки, затем расправила их, аккуратно сложила и положила на полочку.
«Сейчас я должна подойти к нему», – думала она, с трудом подавляя волнение. Мисс Эгги не подготовила ее, и Лотти трепетала перед неизвестностью, с которой ей придется столкнуться.
Она вытаскивала шпильки из волос и складывала их в идеальном порядке на полочку. Что ждет ее дальше?..
Между супругами существовала какая-то мистическая связь. Она наблюдала это однажды: супружеская пара пришла в приют, чтобы выбрать и удочерить девочку. Не Лотти, конечно, а совсем маленького ребенка. Они посмотрели на дитя, затем друг на друга, и между ними настолько очевидно произошел обмен мнениями, что Лотти почувствовала это.
Проворными пальцами она расплела косу, и ее волосы волнами заструились по спине.
То, что и она когда-либо познает то же чувство – чувство единения с другим человеком, – было выше ее понимания. Но Джон смотрел на нее с таким жаром, такой ласковый свет горел в его глазах, что она глубоко вздохнула, и сердце бешено забилось у нее в груди.
Лотти посетило совершенно новое, неизведанное еще чувство – волнующее желание познать мужчину, который склонился над ней. Он весело улыбнулся, сверкнув идеально белыми зубами. Когда он заключил ее в объятия, она шумно вздохнула, вся охваченная неистовым желанием.
– Ты и сейчас меня боишься, Лотти? – спросил Джон тем «угрожающим» тоном, который появился у него сегодня вечером.
– Нет… – выдохнула она, энергично помотав головой, и непокорный локон снова упал ей на лицо, почти скрыв один глаз.
Осторожным движением он убрал локон ей за ухо, и его рука стала медленно опускаться, обвиваясь вокруг ее талии.
– Зачем ты принес меня сюда? – спросила она слабым голосом, выдававшим сильное волнение.
Джон улыбнулся:
– Я должен тебя кое-чему научить, Лотти. И для этого нам совсем не нужны зрители, – проговорил он гортанным голосом, непривычно резанувшим ее слух. – Я сделал глупость, начав это в постели, прямо под чердаком, где спят дети. Совершенно не понимаю, какая у Джеймса могла быть семейная жизнь в нескольких футах от детей.
– Что ты имеешь в виду? – прошептала она, глядя в его хмурое лицо.
– А ты заставила меня понервничать, Лотти. Между нами говоря, мы едва все не испортили… Я – тем, что пытался торопить тебя… А ты – ты просто ничего не знаешь об этом.
Пальцы, до того сильно сжимавшие ее, ослабили свою хватку и начали осторожно путешествовать под одеялом, в которое она все еще куталась.
– Но что мы будем здесь делать? – спросила Лотти.
Он склонился над ней и со смехом сказал:
– Лотти, а Лотти… чувствую, нам предстоит долгая ночь.
Он развернул ее, не выпуская из объятий, и крепко прижал к своей груди. Затем указал в направлении лестницы, ведущей на сеновал:
– Мы поднимемся наверх, дорогая. Ну же, давай поднимайся, – торопил он ее, стаскивая с ее плеч одеяло и осторожно подталкивая к лестнице.
Обернувшись, она посмотрела на него. Бледный овал ее лица, казалось, светился в темноте, и сверкали огромные удивленные глаза. Она приподняла подол своей рубахи, поставила ногу на первую ступеньку лестницы и взялась рукой за перекладину над головой.
Он смотрел, как она преодолевает первые ступеньки. Ох, эти стройные ножки, эти розовые пальчики, сгибавшиеся, чтобы уцепиться за деревянные ступеньки. Он с трудом поборол в себе желание провести рукой по этим стройным ногам и, сдержав свой порыв, перекинул одеяло через плечо и начал подниматься следом.
Поднявшись наверх, Лотти оказалась на сеновале. И тотчас же рядом с ней показалась голова Джона.
– Ты в порядке? – спросил он, преодолев последние ступеньки.
Бросив одеяло на кучу сена, он взял Лотти за руку – выражение его лица смягчилось.
– Да, – коротко ответила она, не желая выдавать волнение, охватившее ее.
Лотти смотрела на мужчину, которого поклялась любить и которому должна была теперь повиноваться, и ей вдруг подумалось, что мисс Эгги была, не очень-то конкретна в своих напутствиях. Лотти растерялась. Мужчина, который только что лежал на ней, пытаясь просунуть свое колено между ее ног, являлся тем же человеком, который целовал ее с такой нежностью, – нет, она никак не могла этого понять.
«Что-то странное происходит внутри меня», – подумала она, когда Джон подтащил ее к одеялу, небрежно лежавшему на куче сена.
Он отпустил ее руку, схватил тяжелое одеяло за края, встряхнул его, чтобы расправить, и бросил на сено, соорудив некое подобие постели. Со странно «вежливым» выражением лица он уложил ее на одеяло и улегся рядом. Затем приподнялся, встав на колени.
Он крепко и властно удерживал ее одной рукой, а другая тем временем скользила вверх и вниз по изгибам ее тела. Лотти задержала дыхание, когда его пальцы стали осторожно гладить ее грудь, сразу набухшую от этих прикосновений. Воспоминание о его губах, о том, как он касался ее, вызвало дрожь, все тело ее напряглось.
Лотти услышала в темноте его тихий смех, и ее глаза сузились – она пыталась разглядеть лицо Джона. Но движение его руки вновь заставило ее затрепетать. Глаза Лотти закрылись, она наслаждалась его ласками.
Джон снова и снова касался ее затвердевших сосков. Лотти вздрогнула от ощущения тепла, которое растеклось до самого низа живота. Ее ноги дернулись, и она издала гортанный звук, вновь вызвавший короткий смешок у мужчины, склонившегося над ней.
– О, Лотти, – пробормотал он ей прямо в ухо, – ты такая прелесть. И как только я мог оставлять тебя одну так долго?
Он коснулся губами ее лба. Лотти сходила с ума от его горячего дыхания, от прикосновения его сильных пальцев, скользивших по нежной груди.
Это было нечто не поддающееся описанию. Ошеломленная его горячими влажными поцелуями, которыми он осыпал ее шею, Лотти повернула голову, и их губы встретились, возобновляя игру, начатую в постели. Впервые она познала сладость поцелуя неделю назад и с тех пор постоянно жаждала повторения. Ожидание только сильнее разожгло желание, она чувствовала, что готова отдать все на свете за то, чтобы вновь ощутить у себя во рту его горячий язык. Сейчас Лотти наконец-то дождалась этого, он был с ней, и она приоткрыла рот, впуская его.
Его руки вытворяли то, что казалось ей просто невероятным. Они блуждали по ее грудям, сжимая и лаская их, непрерывно гладя, от чего они увеличивались. Из ее горла уже готов был вырваться стон в ответ на его ласки, но тут новое ощущение захватило ее.
Лотти вздрогнула, когда он начал осторожно посасывать ее губу. Он снова засмеялся своим гортанным смехом, и она тоже засмеялась, сообразив, что это игра.
– А ты вкусная, Лотти, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ. – Такая же вкусная, как и…
Его губы медленно переместились к глубокому вырезу ее рубашки.
Она снова затрепетала от ощущения, пронзившего ее, от неожиданно вспыхнувшего горячего желания. Из ее горла вырвался негромкий крик, когда его руки крепко обхватили ее тело. Впившись пальцами в мягкие ягодицы, Джон с силой прижимал Лотти к себе, жаждя соединения.
Подол рубашки был поднят, и на мгновение он выпустил девушку из своих объятий – но только на мгновение, потребовавшееся ему, чтобы стащить мягкий муслин через ее голову и отбросить в сторону. Ночная прохлада заставила ее искать его тепла, и он улыбнулся в темноте, он понял, что холод помог ему.
Лотти уже на сопротивлялась, она поддалась на нежные прикосновения его рук, его губ. Она дернулась, когда рука Джона легла на ее бедро, но ласковый шепот уговорил ее покориться его дерзким пальцам. Борьба в душе Лотти была окончена. Она отдала свое сердце человеку, который ласкал ее сейчас в темноте, и Лотти вдруг осознала, что Джон Тиллмэн держит в своих могучих руках ее будущее.
Она извивалась под его прикосновениями, выкрикивая, его имя и наслаждаясь счастьем, которое он ей дарил.
Его плоть вошла в нее, и их соединение было и болезненным, и прекрасным одновременно. Тугой узел внутри нее ослаб, ее переполняли волны наслаждения, которое она не могла себе даже представить.
– Джон… – Ее шепот звучал для него как подарок. Этот робкий отклик сказал ему все, что он хотел знать. Она задвигалась, и он чуть приподнялся над ней.
– Я слишком тяжел для тебя, любимая, – ласково прошептал Джон, улыбаясь и глядя на нее со странным новым чувством, возникшим в его душе.
Это была гордость за свою невесту, чувство преклонения перед ее чистотой, и он брал ее невинность со всей нежностью, на какую только был способен. В деле, древнем как мир, но свежем, как завтрашнее утро, он отдавал ей лучшее, что мог предложить, – он отдавал ей всего себя. И его женщина как бы излучала сияние, и радость победы охватила его.
– Ты прекрасна, Лотти, – выдохнул он, понимая, что так оно и есть. Скромная маленькая сиротка, вошедшая в его жизнь несколько недель назад, преобразилась под волшебным действом их соединения в прекрасное создание с сияющим ликом и золотыми волосами и продолжала искушать его.
– Я не прекрасна, Джон, – сказала она, тихонько вздыхая. – Но я рада, что ты так считаешь, – добавила она, чуть помедлив, и провела ладонью по его щеке.
– Ты моя жена, Лотти, – сказал он с гордостью обладателя, которая придавала особый смысл этому слову.
– Я не знала… – нерешительно произнесла она. – Никто никогда не говорил мне о…
Она не договорила – он закрыл ее рот поцелуем.
– Я знал, что тебе это незнакомо, любимая, – сказал он с улыбкой. – Мы никогда больше не будем заниматься этим в доме с двумя детьми у нас над головой. Ты простишь меня за то, что я приволок тебя сюда и сделал сено нашей постелью?
– Гм-м-м… – Ее шепот был именно тем ответом, которого он ожидал. – Но я начинаю немного замерзать, Джон. Можем мы накрыться этим одеялом? – спросила она, пошевелившись под ним.
– Я думал, что ты очень хорошо накрыта, милая, – проворчал он шутливо. – Это я открыт холодному воздуху. – И, ухватив одеяло за угол, он накинул его себе на спину. – А теперь, – прошептал он ей в ухо, – я научу тебя еще кое-чему.
Солнце еще никогда не светило так ярко, подумала Лотти, забираясь в повозку. Руки Джона на ее талии были теплыми, а его улыбка – сияющей, когда она повернулась, чтобы встретить его взгляд. Утренний холод уходил, лужи на земле подсыхали, превращаясь в мокрые грязные пятна. Сидевшие сзади дети поеживались, кутаясь в свои одежки.
Лотти тоже завернулась в шаль, завязав ее причудливым узлом. Подарок Женевьевы, который она придерживала у горла, являлся прекраснейшим образцом ручной работы – ничего подобного она раньше не видела. Хотя день обещал быть теплым, в этот ранний час в воздухе чувствовалась прохлада, так что следовало бы надеть теплое пальто. Но Лотти просто не могла скрывать свое новое платье, поэтому предпочла закутаться в шаль.
Джон устроился рядом и крепко обнял ее за плечи, прижимая к себе и пытаясь согреть своим теплом.
«Она и сама как утро», – подумал он и улыбнулся.
Проснувшись позже обычного после «путешествия» в сарай, Лотти увидела детей, голодных и удивленно смотревших на нее и на дядю, уютно устроившихся в постели. Джону стало жаль ее, красную от смущения и растерянности. Он надел штаны и направился в сарай, Томас последовал за ним.
Наконец корова была подоена и куры накормлены. Лотти окончательно пришла в себя и принялась хлопотать на кухне. Она уже успела одеться сама и одеть Сисси.
Девочка болтала как сорока – малышку переполняла энергия. Путь до коляски явился для нее событием: она шла, держа за руки двух взрослых людей, которые заменяли ей весь мир.
– Джон!
– Гм-м-м? – Он повернулся к Лотти, и в первый раз за это утро она встретилась с ним взглядом.
– Все теперь узнают? – спросила она.
– Что узнают, Лотти? Что мы поженились? – Он озадаченно нахмурился.
Молодая женщина отрицательно помотала головой, и ее глаза закрылись на мгновение – Лотти обдумывала, как объяснить, что именно она имела в виду.
– Нет… не это. – Она снова покачала головой. – Они узнают, что мы делали?
Это было произнесено так тихо, что ему пришлось наклониться ниже, и то, что он расслышал, тронуло его до глубины души.
Джон откашлялся, сдерживая смех.
– Все супруги делают то, что делали мы, Лотти, – прошептал он ей на ухо.
– Правда? – Глаза ее расширились.
Джон старался выглядеть серьезным, но все же не сумел удержаться от улыбки.
– Правда-правда, все это делают, – подтвердил он.
Лотти откинулась на спинку сиденья; у нее не укладывалось в голове, что такими вещами, с которыми ознакомил ее Джон на сеновале, занимаются степенные пары, прихожане методистской церкви. Это невозможно, решила она, поразмыслив. Нет, акт любви, безусловно, не может являться таким обычным делом.
А если это действительно так? Значит, все люди будут знать, что произошло между ними… Эта мысль едва не заставила ее попросить повернуть обратно.
– Все в порядке, Лотти, – заверил ее Джон. – Никто не обратит на тебя внимания.
Но он ошибся, и через несколько минут она с огорчением поняла, что если не весь город, то, по крайней мере, половина горожан с нетерпением дожидалась новобрачных. Колокол на методистской церкви звонил, когда они подъехали. Лотти очень надеялась, что все прихожане уже займут свои места, когда они с Джоном войдут в церковь. Но ее ожидания не оправдались.
Разрозненные группки женщин перед церковью ждали приезда новобрачных. Их мужья собрались около конторы Генри Клаусона, отпуская непристойные замечания, и с громким смехом хлопая друг друга по спине. Джон тяжело вздохнул, когда понял, что предметом шуточек являются они с Лотти.
Игнорируя назойливые взгляды, он помог Лотти спуститься на землю и, взяв под руку, повел к церкви.
– Джон, ты сегодня превосходно выглядишь, – весело окликнул его Харви Слокум, когда молодожены поравнялись с ним. – Да ты просто весь сияешь, – добавил он с ухмылочкой и подтолкнул локтем своего соседа.
– Доброе утро, миссис Тиллмэн, – сказал мистер Шарп, чей строгий черный костюм и солидный вид плохо гармонировали с блудливой улыбочкой, появившейся на его лице.
– Пошли, Лотти, – пробормотал Джон, заглядывая под поля ее шляпки; он зашагал быстрее, чтобы поскорее пройти мимо мужчин, которые явно веселились по их поводу.
У ворот их встретила стайка женщин. Мэйбл Шарп поймала свободную руку Лотти и притянула ее к себе.
– Идем, Лотти, – сказала она, сердито взглянув на Джона. Бросив надменный взгляд на Джона, она потащила Лотти в кружок женщин, и те осыпали ее градом поздравлений.
– Если бы мы знали раньше, непременно устроили бы обед в твою честь, Лотти, – сказала Абигайль Данстэйдер, возникшая перед ней.
Ее огромная грудь, прикрытая пурпурной тафтой, прекрасно сочетавшейся с цветами на шляпке, величественно вздымалась, и женщины, собравшиеся вокруг нее, утвердительно закивали головами. Миссис Данстэйдер, вне всякого сомнения, – олицетворение элегантности, с тоской подумала Лотти.
– Я не хотела никого беспокоить, – робко проговорила она. – Женевьева и ее мама просто превзошли себя, помогая нам…
– Мы все считаем, что ты поступила благородно, взяв на себя заботу о двух детях, – без обиняков заявила Мод Клаусом, и ее некрасивое лицо осветилось ангельской улыбкой.
Лотти повернулась к ней.
– Вы жена мистера Клаусона? – спросила она, вспомнив женщину, которую мельком видела в день своего приезда.
– Мы с вами соседи, – пояснила Мод, отступая назад и сливаясь с группой женщин.
Глаза Лотти искали Женевьеву; все темы для разговора были исчерпаны, и женщины начали откровенно изучать ее. Они протягивали руки, чтобы пощупать бледно-лиловую шаль, которую она нервно прижимала к груди, и обсуждали платье, которое она шила так прилежно.
Лишь появление Стивена Буша на ступеньках церквушки отвлекло их внимание. Он шумно прочистил горло, и все взоры обратились в его сторону.
Когда женщины расступились, Лотти оказалась лицом к лицу со своим прежним поклонником. Он дружелюбно улыбнулся и протянул ей руку в тот самый момент, когда Джон выбрался из толпы мужчин, нашептывавших ему всевозможные непристойные советы и высказывавших свои предположения о его мужских достоинствах. С багровым лицом, весь потный, он поспешил к Лотти, чтобы взять ее под руку.
– Пошли, – проворчал он. – Давай войдем внутрь.
Лотти была рада подчиниться; смущенно улыбнувшись Стивену, она засеменила рядом с мужем.
Всю службу Лотти чувствовала на себе любопытные взгляды прихожан. Надеясь, что на выходе им уже не придется ни с кем беседовать, Лотти подняла голову, как только прозвучало последнее слово благословения. Орган заиграл заключительный гимн, и Стивен Буш решительными шагами и с уверенной улыбкой на устах направился по проходу к задней двери. Когда он вышел, все вдруг пришло в движение – люди поднимались со своих мест, разминая затекшие ноги.
Но проскользнуть незамеченными им с Джоном так и не удалось. Лотти перехватила группа женщин, которые просто жаждали ввести ее в свой круг. Вцепившись в свою сумочку, бедняжка глубоко вздохнула. Джон бросил на нее выразительный взгляд, спасаясь бегством от приближающихся дам. И тотчас улыбнулся, заметив легкий румянец на ее щеках.
– Выше голову, Лотти, – ободрил он жену.
Только появление Женевьевы придало Лотти храбрости. Она улыбнулась, войдя в кружок благонравных жен.
– На следующей неделе будет встреча женщин-миссионеров, Лотти, – объявила Абигайль Данстэйдер, критически оглядев ее хрупкую фигурку.
– Судя по этому платью, вы прекрасно шьете, – услышала Лотти чей-то голос.
Ей показалось, что комплимент был искренним. Она провела ладонью по складкам своего платья, стараясь не выказывать бурной радости. Мисс Эгга всегда говорила, что гордость предшествует падению, и Лотти почувствовала себя на этой грани. Разумнее не придавать особого значения вежливой похвале. Достаточно было комплимента, который она выслушала утром от Джона.
– Ты прямо как весенний букет в этом платье, Лотти, – сказал он, застегивая свою белую рубашку. Быстро повернувшись, она взглянула на него. Его глаза смеялись. – Ты действительно здорово шьешь, – прошептал он, словно ощупывая взглядом ее стройную фигуру, скрытую под тканью. – Я буду гордиться тобой, такой красивой.
Женевьева приблизилась, когда миссис Данстэйдер чуть отступила. Положив руку на плечо Лотти, она прошептала слова ободрения.
– Ты им нравишься, – весело проговорила она. – Я знала, что так оно и будет.
Лотти посмотрела на нее с благодарностью.
– Ты настоящая подруга, Женевьева, – сказала она, чувствуя стеснение в груди.
– Я обязательно навещу вас на этой неделе, – пообещала девушка, пожимая Лотти руку.
Наконец женщины расступились, пропуская Лотти к выходу.
– Хуже одеться просто невозможно, – тихо произнесла Мод Клаусон, и эти слова были встречены негромкими смешками.