Дэвидсон Каролина. Невеста по заказу

   Лотти улыбнулась, понимая его нетерпение. Ее ноздри также трепетали, когда она вдыхала аппетитный аромат жареного мяса.
   – Можно накрывать на стол. Томас, ты не поможешь сестренке вымыть руки?
   – Да, мэм, – ответил мальчик.
   Он стащил Сисси со стула и отвел ее к умывальнику. Затем взял тряпочку, лежавшую на краю ящика, и опустил ее в кастрюлю с водой, которая стояла в раковине. Намочив тряпку, мальчик принялся протирать крохотные пальчики Сисси. Он осторожно проводил куском грубой холстины по ее личику, делая легкие мазки там, где раньше оставили след уже высохшие ручейки слез.
   – Томас, мне же больно! – протестовала малышка, сморщив нос, кривя губки и всячески стараясь уклониться от умывания.
   – Я же осторожно, Сисси, – терпеливо уговаривал сестру Томас, оттирая пятно с ее подбородка.
   Сисси с трудом терпела эту процедуру, ее губы были надуты, глаза зажмурены. Лотти отвернулась, чтобы спрятать невольную улыбку при виде такой детской терпеливости. На какое-то мгновение она увидела, какой могла бы стать ее жизнь, если бы был жив Джеймс Тиллмэн, а она бы стала его женой. И с грустью подумала о том, что эти дети могли бы стать ее детьми, а этот дом…
   Лотти встряхнула головой, отгоняя подобные мысли. «Мечты – пустая трата времени, – любила говорить мисс Конклин в приютской кухне. – Всегда ожидай от жизни худшего – таким путем тебе удастся избежать разочарования». Это было лишь одним из ее убеждений, которые вбивались в голову Лотти в течение многих лет.
   Девушка наполнила тяжелые миски горячей, дымящейся овсянкой, по краям мисок выложила набухшие изюмины. Сисси вскарабкалась на стул и уселась, поджав под себя ноги – так ей было удобнее тянуться к еде. Томас, сложив перед собой руки, подал предостерегающий знак сестре, потянувшейся за ложкой в кувшине. Лотти с некоторым запозданием села на свое место и сложила ладони у подбородка. Прикрыв глаза, она застыла в раздумье.
   – Мэм? – вопросительно посмотрел на нее Томас.
   Лотти наклонила голову и помедлила мгновение. Что могла она сказать? Какие слова были бы уместны в этом доме, где счастье оказалось таким хрупким? В доме, где двое маленьких детей лицом к лицу столкнулись со смертью…
   Слова всплыли в ее памяти, и она произносила их тихим голосом, механически повторяя то, что в детстве слышала от пастора по три раза в день:
   – …благодарим Тебя за то, что Ты ниспошлешь нам. Аминь.
   Дети повторили за ней последнее слово и уже без дальнейшего промедления потянулись к ложкам. Лотти также приступила к трапезе, наслаждаясь запахом овсянки и сравнивая ее с кашей, которой питалась, когда была ребенком. Жидкая и водянистая, скупо приправленная снятым молоком – пожертвованием от местного бакалейщика, делавшего масло для продажи, – такую кашу обычно и подавали детям на завтрак в приюте.
   – Обожаю изюм, – с набитым ртом сказала Сисси.
   – Папа купил его, когда продал излишки урожая кукурузы, – объяснил Томас. – Еще он купил желтый сахар и немного чаю.
   – Ваш папа любил чай? – поинтересовалась Лотти, ей не часто приходилось пить чай, и этот напиток был для нее редким удовольствием.
   – Не-а, он больше любил кофе. Но мама всегда пила чай. Она его нам тоже давала. С молоком и с сахаром. – Мальчик сунул в рот ложку и огорченно пожал плечами. – Папа делал чай не так вкусно, но мы все равно пили. Нам не хотелось его огорчать.
   – Может, попьем чаю за завтраком, если вы хотите, – предложила Лотти, меняя тему разговора.
   – Я люблю чай, – заявила Сисси. – Я хочу попить его утром.
   «Слава Богу», – с облегчением подумала Лотти. Сисси была очень жизнерадостным, неунывающим созданием, способным принимать заботу от незнакомого человека.
   – Утром ты мне поможешь, – пообещала девочке Лотти. – Пока Томас будет заниматься другими делами, мы с тобой приготовим завтрак. – Лотти вопросительно взглянула на мальчика: – Какие у тебя домашние обязанности? Тебе потребуется помощь?
   – Сюда приедет дядя Джон, – ответил Томас. – Мне надо будет только покормить кур и присматривать за ними в течение дня. Еще папа учил меня доить Рози, и я должен относить помои свиньям.
   – Какие помои? – спросила Лотти. Кормление свиней представлялось ей крайне неприятной работой.
   – Остатки молока и другой еды, какая есть в доме, – бойко объяснил Томас.
   Насколько она себе представляла, пищевых отходов должно остаться совсем немного, явно недостаточно для свиней. Лотти думала об этом, пока дети очищали свои миски и облизывали с пальцев жир. После этого Сисси тяжело вздохнула.
   – Я хочу спать, – сказала она. – Мисс Лотти, я очень устала.
   – Тебе столько сегодня пришлось пережить, что это меня ничуть не удивляет, – едва слышно прошептала Лотти, быстро убирая со стола и складывая в раковину грязную посуду.
   Она открыла бак, стоявший сбоку от плиты, и с облегчением увидела, что он полон. Очевидно, его наполнили еще рано утром. Маленьким ковшиком она зачерпнула воды, поднесла его к раковине и вылила на грязную посуду.
   – Где у вас лежит мыло, Томас? – спросила она, пытаясь найти его на ощупь под раковиной.
   – Вон там, – сказал он, указывая на стеклянную банку с клейкой серой массой.
   Взяв немного мыла, она бросила его в воду, где отмокала посуда.
   – Сейчас мы тебя умоем – и в постель, – сказала Лотти, поманив девочку пальцем и ласково ей улыбнувшись.
   Маленькие ручки потянулись к девушке, и на сонном личике появилась кривая гримаска. Глубоко дыша, Сисси уткнулась носом в платье Лотти и удовлетворенно вздохнула.
   – Ты хорошо пахнешь, – сонно пробормотала она.
   – Это всего лишь мыло, вода и немного розового масла, – сказала Лотти, посмеиваясь.
   За полчаса она управилась с мытьем посуды и уложила Сисси в ее кроватку на чердаке. Лотти отвергла предложение Томаса оставить на ночь топиться печь.
   – Нам ночью будет достаточно тепло и без нее, – твердо сказала она. – Нет никакой необходимости расходовать дрова.
   Дверь была заперта на засов, который плотно входил в скобы, вбитые в косяк.
   Томас широко зевнул, направляясь к лестнице.
   – Спокойной ночи, мэм, – сказал он. Поднявшись на вторую ступеньку, он с надеждой в голосе спросил: – Вы ведь будете здесь завтра, правда?
   От взгляда мальчика что-то екнуло в груди у Лотти. Она чуть-чуть помедлила с ответом.
   – Конечно, я останусь. И не уеду, пока я нужна вашему дяде Джону.
   Джон Тиллмэн спал посреди благоухающего свежескошенного сена. Этим утром он вдыхал его запах, совсем не улавливая тонкого, как у изысканных духов, аромата.
   Джон Тиллмэн не впервые ночевал в сарае у брата, на мягком сене, укутавшись в старое одеяло.
   Но в это утро все было не так, как обычно. Подняв голову, Джон вновь услышал звук, разбудивший его, – мычание коровы, которую пора доить. «Рози – идиотское имя для коровы», – подумал он, нахмурившись. Но Сара предоставила право выбора детям, и Сисси без колебаний пролепетала это имя.
   Сара… Прекрасная, недоступная женщина, которая стала женой его брата и матерью его же детей. Сара… воплощение спокойствия… воплощение сердечности… достойная стать ангелом, как говорил детям Джеймс Тиллмэн.
   Джон Тиллмэн выбрался из-под одеяла и вскочил на ноги. Он редко позволял себе роскошь предаваться воспоминаниям о Саре. Но, несомненно, нынешним утром было бы большим грехом позволять себе это. Он должен изгнать ее из своих мыслей, из своей памяти, освободив место для Джеймса.
   Он стиснул зубы, но боль еще сильнее сдавила его грудь, сдавила с такой силой, что ему стало трудно дышать. Он закрыл глаза, и перед ним снова ожила картина происшедшего: скрип повозки, низкий голос брата, грубые шутки, которыми они перебрасывались.
   Еще раз он увидел: падают вилы, Джеймс теряет равновесие, толчок тронувшейся повозки – и лошади рванули с места, а Джеймс падает вниз…
   Стон вырвался сквозь его сжатые губы – крик из самых глубин души. Он откинул назад голову, давая этому крику выйти наружу.
   Рози снова забеспокоилась в своем стойле, и повседневные утренние обязанности заставили Джона на время забыть о боли. «Не время предаваться печали, надо заниматься делами», – решил он. Для начала следовало подготовить детей к тому, с чем им придется столкнуться сегодня. И, кроме того, была еще эта девушка, выписанная Джеймсом с востока.
   Цветы и ленты на ее шляпе… Соблазнительные кудряшки на висках и маленький вздернутый подбородок, когда она так дерзко бросила ему вызов. От нее приятно пахло. Даже с расстояния четырех футов он уловил ее благоухание – тот легкий цветочный женский аромат, который вызвал в нем воспоминания о Саре.
   «Она совсем не похожа на Сару, – отметил он про себя. – Не могу понять, о чем он думал… приглашая ее». Джон встал на цыпочки и потянулся. «Вероятно, она бы не приехала, если бы не предложение пастора. Это было бы хорошим местом для нее… Ее шляпка произвела бы впечатление, хотя…» Джон наклонился, чтобы заправить штанину в сапог, доходящий ему до середины икры. Затем он проделал ту же процедуру с другой штаниной. После чего заправил рубаху и водворил подтяжки на место.
   «Преподобный Буш не увлекается безделушками, – подумал Джон, криво усмехаясь. – Строгий черный наряд безо всяких оборок больше соответствовал бы его вкусу. Какая жалость, что он не удосужился встретить свою невесту. – Он досадливо поморщился. – Это избавило бы меня от необходимости отвозить ее обратно».
   Он стоял в широком дверном проеме сарая и смотрел, как на востоке поднимается из-за горизонта солнце. Облака были тонкие, розовые по краям и слишком высокие, чтобы нести в себе дождь. Джон обвел взглядом ряд строений, составлявших владения его брата. Ледник, зернохранилище, курятник, где даже сейчас куры громко кудахтали, объявляя о своих достижениях. Каменная коптильня была практически пуста. Много неоконченных дел, которые некому доделать…
   – Ты не должен был умирать, Джеймс, – простонал Джон. Он прислонился лбом к дверному косяку, изливая в словах свое горе, свое отчаяние.
   Ее разбудил голос с улицы. Раздавшийся вслед за ним настойчивый стук в дверь заставил ее сесть в кровати. Она с ужасом смотрела, как Томас отодвигает засов.
   – Подожди, Томас, – запротестовала Лотти, натягивая на себя простыню по самое горло.
   Мальчик посмотрел на нее через плечо и поднял засов.
   – Это всего лишь дядя Джон, – успокоил он девушку.
   – Но, Томас, я ведь в постели, – в отчаянии проговорила Лотти.
   Дверь медленно открылась, и на пороге появился высокий мужчина, заслонивший собой дневной свет. Голубая рубашка подчеркивала ширину его плеч, темные подтяжки поддерживали штаны из грубого хлопка. Его лицо поблескивало от влаги, волосы были гладко зачесаны назад. Штаны мужчина аккуратно заправил в сапоги. Остановившись в дверном проеме, он вглядывался в полумрак комнаты.
   – Время быть на ногах, – объявил он тем же суровым голосом, какой Лотти запомнила еще с прошлого вечера.
   – Прошу прощения… – проговорила она хриплым со сна голосом.
   – Дела не ждут лежебок, мисс О'Мэлли, – отрезал Джон Тиллмэн. – Вы сможете остаться здесь только в том случае, если ваше присутствие будет приносить какую-нибудь пользу.
   Ее подбородок взметнулся вверх, глаза гневно сверкнули. Уже во второй раз за последние двенадцать часов этот человек вызывал у нее вспышку ярости. Она с трудом сдерживала гнев, переполнявший ее и готовый вырваться наружу. Но лучше промолчать, чем сказать глупость, как часто говорила мисс Кон-клин. В конце концов, воспитание взяло верх.
   – Если вы выйдете на несколько минут, то я встану, – проговорила Лотти, стараясь не злить его, ведь ее положение здесь было слишком неопределенным.
   – Я отвернусь, – сказал Джон тоном, не допускающим возражений.
   Повернувшись лицом к выходу и оперевшись о дверной косяк, он ждал.
   – Томас… – попросила девушка. Последовав примеру дяди, мальчик присоединился к нему, повернувшись спиной к Лотти.
   Она выскользнула из постели и встала на коврик, предохранявший ее босые ноги от утреннего холода. Затем, порывшись в своей сумке, извлекла оттуда светло-серое платье и чистое нижнее белье. Быстро натянув панталоны, она надела нижнюю юбку, завязала ее на талии и, повернувшись спиной к двери, сняла ночную сорочку. Потом надела лифчик, завязала и заправила на талии под нижнюю юбку. Натянув через голову платье, расправила его. Ее пальцы торопливо застегнули пуговицы. Наконец, обернувшись, девушка посмотрела в спину человеку, стоявшему в дверях.
   – Можете поворачиваться, – сказала Лотти, наклонившись, чтобы взять расческу из коробки, в которой она хранила предметы первой необходимости. Последнее, что ей оставалось сделать – это расчесать волосы. Сейчас они спадали ей на плечи спутанной копной, а отдельные пряди спускались до талии. Лицо же ее словно окружало светящееся облачко.
   Мужчине, повернувшемуся к ней, представилось весьма соблазнительное зрелище. Не сознавая этого, она вскинула вверх руки, собрала волосы и перекинула их на одну сторону, собираясь расчесать их и уложить в прическу. Полные, крепкие груди соблазнительно вырисовывались под грубым хлопком ее платья, и Джон почувствовал шевеление в паху, когда его взгляд остановился на выпуклостях ее груди.
   «У тебя давно не было женщины, Джон Тиллмэн», – подумал он. Если вполне невинные движения девушки смогли так подействовать на него в шесть часов утра, значит, он находился в неважной форме. Вне всякого сомнения, ему требовалась женщина… Джон скользнул взглядом по ее тонкой талии и бедрам. Затем его алчный взор снова уперся в ее грудь. И вдруг Джон обнаружил, что смотрит в ее испуганные глаза. По румянцу, вспыхнувшему на ее скулах, он понял, что она или очень смущена, или вот-вот сильно разозлится.
   «Ну вот», – подумал Джон. Он хотел ее дико, необузданно. Вероятно, она привыкла к тому, что ее осматривают, и может покрутить попкой, чтобы приманить будущего мужа. «Заказные невесты в наши дни – лотерея», – напомнил себе он. Лестер с лесопилки чуть не попался на удочку одной такой штучки, которая, судя по ее письмам, была просто ангелом во плоти. Правда, она начисто забыла сообщить о том, что брюхата. Однако все обошлось, и в результате ее подобрал и женился на ней один из фермеров постарше. Были и такие, которые уже вышли из брачного возраста, хотя, по их словам, не так давно вступили в него. Но на западе, где женщин не хватало, они, несомненно, нашли место, где приземлиться и свить себе гнездо.
   Видимо, и эта не слишком отличалась от них, хотя в данном случае здесь можно было, по крайней мере, не беспокоиться, что ей чересчур много лет. «Наверное, она ищет, где бы укрыться от скандала», – решил Джон. Он прищурился, осматривая ее с головы до пят.
   Покрасневшая от смущения Лотти представлялась олицетворением невинности. Было это смущение истинным или притворным, не имело для него никакого значения. Так или иначе, она здесь не задержится надолго. Наверное, уже подумывает о том, чтобы поехать в город поискать третьего кандидата и попробовать на нем свои уловки. Циничная ухмылка появилась на его лице, когда он подумал о том, где она могла научиться всем этим движениям и жестам, подчеркивающим ее женственность. Тем временем девушка приступила к следующему этапу своего туалета.
   Управившись с волосами – быстрыми движениями пальцев она заплела их в косу, – Лотти собрала волосы с расчески, скрутила их в жгутик и перевязала ими косу, чтобы та не расплеталась. Затем, прежде чем уложить косу короной на голове, она отбросила ее за спину и занялась непокорными короткими прядками, обрамлявшими ее лицо. Они завивались самым произвольным образом и к концу дня выбивались из прически, окутывая пушистым облачком ее лицо. Бросив расческу обратно в коробку, Лотти направилась к умывальнику, преследуемая жадным мужским взглядом.
   Вода в котелке, который она оставила на ночь в печке, была еще теплой, и девушка отодвинула заслонку, чтобы проверить, горит ли огонь. Угольки тлели, и ветерок, задувающий в открытую дверцу, оживлял их.
   Она наклонилась, взяла из деревянного ящика для дров несколько поленьев и аккуратно положила их в топку. Затем, воспользовавшись кочергой, закрыла заслонку, поставила кипятиться воду и принялась умываться. Намылив руки, Лотти тщательно вымыла их и слегка намылила лицо. Она низко склонилась над умывальником, смывая мыло. Затем стала на ощупь искать полотенце из грубой ткани, висевшее на краю умывальника. Неожиданно полотенце само оказалось у нее в руках. Она удивленно открыла глаза. Рядом стоял бесшумно подошедший Джон Тиллмэн.
   – Спасибо, – смутилась она, потом вытерла лицо и повесила полотенце на место.
   – Не за что, – кивнул Джон. – Похороны состоятся сегодня днем, – продолжал он негромко, так, чтобы услышала только она одна. – Я поговорю об этом с детьми после того, как они позавтракают.
   Лотти кивнула и опустила голову. Все происшедшее было слишком неожиданно и трагично. «Жизнь тут совсем другая», – с грустью подумала она. Траур здесь не принят, каждый день – борьба за выживание.
   Джон повернулся и прислонился к буфету, скрестив руки на груди.
   – Вы будете готовить сегодня завтрак? – спросил он с насмешкой. – Или вы решили, что мы здесь слишком грубы для вашей восточной чувствительной натуры?
   В ответ на его насмешку она сжала зубы, пытаясь сдержаться.
   – Я уже, кажется, говорила вам вчера, мистер Тиллмэн, что я умею готовить, и я не замечала за собой ничего из того, что вы называете чувствительной натурой женщины с востока, – сухо проговорила она.
   – Ну так докажите нам это, – улыбнулся он, но девушке в его голосе снова почудилась насмешка, как будто он догадывался, какие усилия она прилагает, чтобы не вспылить.
   Она опустила глаза, скрывая свою досаду. Кроме того, детям не следовало слышать, как ссорятся взрослые, на попечении которых они находились – пусть даже и временно.
   Она уловила какой-то звук, донесшийся с чердака, и подняла глаза. Сисси смотрела на нее с лестницы. Девочка с недовольным видом терла кулачками глаза.
   – Вы разбудили меня, – сказала она, надувшись.
   – Все равно тебе пора вставать, – заметил дядя, направляясь к лестнице, чтобы помочь племяннице спуститься.
   Сисси оперлась о перила.
   – Дядя Джон, мне нужно одеться, – сказала она, зевая.
   – Тогда поторопись. Ты ведь не хочешь опоздать к завтраку?
   – Я хочу помочь Лотти приготовить чай, – сказала девочка, принимаясь искать свое платье.
   – Чай? – презрительно фыркнул Джон, и его бровь недоверчиво приподнялась, когда он посмотрел на Лотти. – Чай? – переспросил он.
   – Я обещала, – ответила девушка, пожимая плечами.
   – А кофе вы умеете варить? – спросил он минуту спустя, удобно устроившись на стуле.
   Стоя с ножом в руке над куском свинины, оставшимся с ужина, Лотти взглянула на него через плечо.
   – Я могу сварить такой кофе, какой вам никогда не доводилось пить, – отрезала она.
   Поджав губы, Лотти резкими движениями, почти ударами, нарезала свинину на куски и ловко уложила их на сковороду. Затем поставила сковороду рядом с котелком и занялась приготовлением кофе.
   Все ее движения были точны и быстры. Джон откинулся на спинку стула, наблюдая за колыханием ее юбок и время от времени мелькавшей ножкой.
   – Ну, допустим, – лениво протянул он, – это вы умеете. Но может, я просто так спросил? Потому что кофе не имеет значения…

Глава 3

   Могила зияла рваной раной. Комья земли лежали вокруг, словно ожидая прощальных слов перед тем, как они будут сброшены вниз.
   Гроб был прост – сколоченный из сосны и обтянутый желтой материей, которую жена лавочника откопала где-то на дальней полке в чулане. Миссис Шарп, жена гробовщика, провела все утро, укладывая ткань так, чтобы она обрамляла те части тела Джеймса Тиллмэна, которые должны быть открыты постороннему взгляду.
   Покойника одели в темно-синий костюм. В этом костюме он женился и вот теперь, девять лет спустя, в нем же отправлялся в свой последний путь. Гроб был узок, и могучие плечи упирались в стенки. Волосы покойного были того же льняного цвета, что и у Сисси. Лотти с трудом подавила в себе желание поправить его непокорную прядь.
   Она стояла позади детей, чужая среди этих людей. Впрочем, к ней относились как к жене Джеймса, которой бы она, несомненно, стала.
   «Я чувствую себя лицемеркой, – думала Лотти. – Я оплакиваю человека, которого даже не знала. Я сержусь на него потому, что своей гибелью он поставил меня в затруднительное положение». От этих мыслей комок подступил к ее горлу, и краска стыда залила лицо. Низко опустив голову, с закрытыми глазами она слушала слова пастора.
   Лотти обнаружила, что Джеймс пользовался уважением. Хотя он не посещал баптистскую церковь, пастор не держал зла на методиста, которого хоронил. По его словам, Джеймс своим трудолюбием и набожностью заслужил себе место на небесах.
   «Почему?» Тяжелый вздох вырвался у нее из груди. «Почему Бог сначала преподнес мне сразу двух кандидатов в мужья, а потом позволил лучшему из них уйти как раз в тот день, когда я приехала? Очевидно, провидение вовсе не было ко мне так благосклонно, как казалось вначале», – с грустью думала Лотти. Она вспомнила, как Эгги Конклин уверяла, что наконец-то Бог вознаградит ее, Лотти, за годы, проведенные в приюте. «Знала бы она, как все обернется. Бедная Эгги ужасно бы расстроилась, видя меня сейчас».
   Маленькая ручка потянула ее за указательный палец. Лотти открыла глаза и увидела Сисси, которая смотрела на нее с мольбой во взгляде. Придав своему лицу строгое выражение, Лотти покачала головой.
   – Ш-ш-ш-ш, – прошептала она, увидев, что Сисси вот-вот заплачет.
   – Мисс Лотти, я хочу пипи, – жалобно пропищала малышка.
   Девочка стояла, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Лотти почувствовала, что краснеет – несколько пар глаз смотрели в их сторону. Джон Тиллмэн, стоявший слева, склонил голову к ее шляпке.
   – Хочешь, я заберу ее? – спросил он шепотом.
   Лотти отрицательно покачала головой, и цветы на шляпке девушки задрожали. Он быстро поднял голову, неодобрительно глянув на ее шляпку.
   – Нет, я позабочусь о ней сама, – мягко сказала Лотти и наклонилась к самому уху Сисси. – Это кончится через несколько минут, – прошептала она. – Ты можешь потерпеть еще совсем чуть-чуть?
   Глаза Сисси были полны отчаяния, она замотала головой и выдохнула:
   – Не-е-е-т…
   Это прозвучало весьма красноречиво. Без дальнейших колебаний Лотти взяла ребенка за руку и повела прочь от столпившихся вокруг могилы людей.
   Небольшая рощица скрывала воды Миль-Крика от взглядов скорбящих. В это уединенное местечко и направилась Лотти, ведя за собой девочку. Сисси зажимала одну ручку между ногами, другой же вцепилась в руку Лотти.
   – Простите меня, мисс Лотти, – сдавленным голосом произнесла она. – Я больше не могу!
   У самого края кленовой рощицы находились заросли ежевики. Лотти, убедившись в том, что их никто не видит, опустилась на колени, помогая девочке освободиться от одежды.
   Дело, которое привело их сюда, не заняло много времени, и через несколько минут Лотти уже помогала малышке одеться.
   – А теперь пошли назад, – сказала она со вздохом.
   Лотти пыталась пригладить непокорные кудряшки Сисси. Затем она вытащила из кармана сложенный вчетверо платок и стала вытирать пятно на щеке девочки.
   – Высунь язык, – сказала она Сисси и увлажнила платок, чтобы вытереть пятно.
   Сисси храбро стерпела эту процедуру и терпеливо ждала, пока Лотти осматривала ее.
   – Мы возвращаемся? – спросила она, когда девушка наконец-то убрала платок обратно в карман.
   Вопрос малышки был задан «похоронным» голосом, словно она надеялась на ответ, который избавит ее от необходимости возвращаться к торжественному мероприятию, где она так оконфузилась.
   – Ты в последний раз видишь своего папу, – объяснила Лотти, когда они присоединились к скорбящим. Это было произнесено тихим шепотом, когда они проходили сквозь неровные ряды могил у дальней части кладбища.
   – Он на небесах вместе с мамой? – спросила Сисси, перешагивая через кустики травы, которые боролись за выживание под жарким солнцем позднего лета.
   Лотти кивнула и прижала указательный палец к губам, призывая к молчанию. Девочка послушно умолкла.
   Крышку гроба сдвинули так, чтобы взорам людей было открыто только лицо Джеймса. Новые гвозди, наполовину вбитые в края крышки, ярко блестели под лучами солнца. Гроб был прост: широкий там, где находились плечи покойника, он сужался дальше к ногам.
   Лотти тихонько заняла свое место рядом с Джоном Тиллмэном. Томас с благодарностью посмотрел на Лотти. Девушку внезапно охватило чувство негодования. «За что такое испытание выпало на долю этих детей?! – подумала она. – Они никогда не оправятся от этой потери». От сознания несправедливости жизни слезы набежали ей на глаза, и она до боли прикусила губу, чтобы скрыть свою печаль от детей, которые находились рядом.
   Один за другим горожане и фермеры, собравшиеся, чтобы отдать последнюю дань уважения умершему, проходили мимо открытого гроба, пока у могилы не остались четверо. Джон предложил руку Лотти, и она положила левую ладонь на гладкую ткань его пиджака. «Похоже, он из того же материала, что и костюм Джеймса», – рассеянно подумала она, когда они подошли ближе к могиле. Дети молча стояли по обе стороны от них, и Лотти тихо ждала, когда Джон скажет слова прощания.