– Почему же вы не привезли все это раньше? – не поняла Лотти.
– У нас было тяжело на душе, – сказала Элизабет, и ее страдальческий взгляд тронул чуткое сердце Лотти. – Мы желали для нашей дочери лучшей доли, чем жизнь здесь, – прошептала она, обводя комнату рукой. – Но она хотела быть с Джеймсом Тиллмэном. Я искренне верю, – ее голос дрожал, – что он сделал ее счастливой. Знаешь, Лотти, мое сердце разрывалось на части от сознания того, что мои внуки живут здесь. Но только после смерти дочери я поняла, как много времени потеряла зря.
Она сжала губы и озабоченно посмотрела в глаза Лотти.
– Я очень хотела видеть детей, но боялась приблизиться к Джеймсу. Ему было так горько, – с грустью в голосе проговорила Элизабет. – И когда он тоже умер, мы решили взять детей в Сент-Луис. Это было до того, как мы познакомились с тобой.
Миссис Шерман улыбнулась, грусть исчезла с ее лица – она озабоченно глянула на дверь, за которой происходила какая-то суматоха.
– Пошли-ка со мной, Лотти, я хочу, чтоб ты посмотрела, какую мебель мы привезли для твоей новой спальни.
Во дворе царил полный кавардак. Томас и Сисси бегали вокруг повозки, с восторгом осматривая ее содержимое.
Лотти, хотя и дрожала от холода, не хотела пропустить такое зрелище. Смешные ужимки детей развеселили ее, она расплылась в благодушной улыбке. Джентри Шерман стоял, засунув большие пальцы под подтяжки, с выражением глубочайшего удовлетворения на своем круглом лице.
Лотти неожиданно поймала на себе взгляд голубых глаз, покоряющих и чарующих ее. Взъерошенные, растрепанные ветром золотистые волосы Джона сияли под зимним солнцем. Его лучистая улыбка, широкая и необыкновенно счастливая, залила ее сердце волной такого счастья, что у нее перехватило дыхание.
Он подошел к ней, высокий, широкоплечий, крепкий, как земля, на которой он вырос, подошел с уверенностью в глазах, с улыбкой, светящейся любовью… И ей показалось, что он держит в своих сильных руках ее будущее.
Эпилог
– У нас было тяжело на душе, – сказала Элизабет, и ее страдальческий взгляд тронул чуткое сердце Лотти. – Мы желали для нашей дочери лучшей доли, чем жизнь здесь, – прошептала она, обводя комнату рукой. – Но она хотела быть с Джеймсом Тиллмэном. Я искренне верю, – ее голос дрожал, – что он сделал ее счастливой. Знаешь, Лотти, мое сердце разрывалось на части от сознания того, что мои внуки живут здесь. Но только после смерти дочери я поняла, как много времени потеряла зря.
Она сжала губы и озабоченно посмотрела в глаза Лотти.
– Я очень хотела видеть детей, но боялась приблизиться к Джеймсу. Ему было так горько, – с грустью в голосе проговорила Элизабет. – И когда он тоже умер, мы решили взять детей в Сент-Луис. Это было до того, как мы познакомились с тобой.
Миссис Шерман улыбнулась, грусть исчезла с ее лица – она озабоченно глянула на дверь, за которой происходила какая-то суматоха.
– Пошли-ка со мной, Лотти, я хочу, чтоб ты посмотрела, какую мебель мы привезли для твоей новой спальни.
Во дворе царил полный кавардак. Томас и Сисси бегали вокруг повозки, с восторгом осматривая ее содержимое.
Лотти, хотя и дрожала от холода, не хотела пропустить такое зрелище. Смешные ужимки детей развеселили ее, она расплылась в благодушной улыбке. Джентри Шерман стоял, засунув большие пальцы под подтяжки, с выражением глубочайшего удовлетворения на своем круглом лице.
Лотти неожиданно поймала на себе взгляд голубых глаз, покоряющих и чарующих ее. Взъерошенные, растрепанные ветром золотистые волосы Джона сияли под зимним солнцем. Его лучистая улыбка, широкая и необыкновенно счастливая, залила ее сердце волной такого счастья, что у нее перехватило дыхание.
Он подошел к ней, высокий, широкоплечий, крепкий, как земля, на которой он вырос, подошел с уверенностью в глазах, с улыбкой, светящейся любовью… И ей показалось, что он держит в своих сильных руках ее будущее.
Эпилог
– Мне больше нравится перина.
Она повернулась, чтобы устроиться поудобнее, ее нога легла на его бедро, щека устроилась там, где медленно и ровно билось его сердце.
Рука Джона остановила свое движение по ее спине. Затем, посмеиваясь, он возобновил свое еженощное занятие, доставлявшее ему огромное удовольствие.
– Как ты думаешь, Джон, сколько еще доктор Холмс будет заставлять тебя делать это? – Она зевнула, потягиваясь.
Он пожал плечами, продолжая массировать ее.
– Может быть, всю жизнь, – проговорил он страдальческим голосом.
– Конечно нет, – прошептала она.
– Гм-м-м… – Его рука на секунду замерла, затем уверенно обхватила округлость ее ягодицы.
– Это не то место, – пробормотала она, ерзая под его ладонью.
– Как раз то, – прорычал он.
– Гм-м… ну, может, ты и прав. – Она удовлетворенно улыбнулась, прильнув к его горячей груди.
– Лотти…
– М-м-м…
– Ты собираешься засыпать?
– Нет, просто думаю.
– Да?.. Я тоже.
– Джон, – она помедлила и подняла голову от его груди, чтобы лучше видеть его лицо в тусклом свете, – знаешь, сегодня я распаковала свои вещи.
– Да… – Его улыбка стала шире, когда он увидел ее обеспокоенное лицо.
– Ну, в общем, у меня есть такие фланелевые тряпочки, которыми я периодически пользуюсь.
– Гм-м-м.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, Джон? – В ее голосе слышалось разочарование – она надеялась, что ей не придется объяснять в подробностях то, что занимало ее мысли весь вечер.
– Возможно, – негромко сказал он.
– Я пользовалась ими только один раз с тех пор, как мы поженились, Джон, – тихо сказала она.
– Я знаю, – ответил он.
– Но откуда? – удивленно и смущенно прошептала она.
– А кто о тебе заботился шесть недель, Лотти?
Она зарылась носом в островок волос на его широкой груди и глубоко втянула в себя воздух.
– Ты.
– Нам не пришлось выкапывать из твоих вещей ни одной из этих тряпочек, не так ли?
– Нет, – кротко сказала она.
– Ты знаешь, что это означает, дорогая? – Его низкое рычание было полно удовольствия.
– Это хорошо? – Ее голос был тонким, как будто она искала утешения.
– Это самая хорошая вещь, какую я только могу себе представить, – заверил он ее и нежно обнял, затем осторожным движением перевернул ее на спину. – Вопрос в том, насколько это устраивает тебя, Лотти?
– О да, – прошептала она с радостным возбуждением, сказавшим ему все, что он хотел знать.
– К середине июля, как ты думаешь? – спросил он, приникая ртом к ее шее и вдыхая свежий аромат – аромат его единственной Лотти О'Мэлли Тиллмэн.
– М-м-м… думаю, да. – Она склонила голову набок, наслаждаясь его лаской. – Как ты думаешь, мисс Эгги удивится?
– Почему-то, любимая, я не думаю, что мисс Эгги будет удивлена чем-нибудь из того, что ты делала.
– Ну, в конце концов, я последовала ее наставлениям, – сказала Лотти.
– Как это? – пробормотал он, трудясь над пуговицами ее новой ночной сорочки.
Ее вздох выразил удовлетворение, когда ей удалось удержать его, пока она излагала мудрости Эгги Конклин.
– Мисс Эгги всегда говорила: «Все, за что ты берешься, девочка, надо делать хорошо. И если ты постараешься, то тебе обязательно воздастся».
Он преодолел барьер пуговиц и нашел то, что искал. Его голос походил на рык, приглушенный ее пышной плотью, когда он посмеивался над ее чопорной речью.
– Значит, ты не думаешь, что я все делала хорошо? – спросила она возмущенно, и ее хихиканье почти затухло в его волосах.
– Ну, – сказал он глухим басом, от которого у нее по спине побежали мурашки, – я не знаю, достигла ли ты предела своих возможностей, дорогая, но я, несомненно, дам тебе возможность попрактиковаться. Мой отец говорил, что совершенство достигается опытом, и я думаю, что потребуется лет пятьдесят, чтобы достигнуть его.
Она повернулась, чтобы устроиться поудобнее, ее нога легла на его бедро, щека устроилась там, где медленно и ровно билось его сердце.
Рука Джона остановила свое движение по ее спине. Затем, посмеиваясь, он возобновил свое еженощное занятие, доставлявшее ему огромное удовольствие.
– Как ты думаешь, Джон, сколько еще доктор Холмс будет заставлять тебя делать это? – Она зевнула, потягиваясь.
Он пожал плечами, продолжая массировать ее.
– Может быть, всю жизнь, – проговорил он страдальческим голосом.
– Конечно нет, – прошептала она.
– Гм-м-м… – Его рука на секунду замерла, затем уверенно обхватила округлость ее ягодицы.
– Это не то место, – пробормотала она, ерзая под его ладонью.
– Как раз то, – прорычал он.
– Гм-м… ну, может, ты и прав. – Она удовлетворенно улыбнулась, прильнув к его горячей груди.
– Лотти…
– М-м-м…
– Ты собираешься засыпать?
– Нет, просто думаю.
– Да?.. Я тоже.
– Джон, – она помедлила и подняла голову от его груди, чтобы лучше видеть его лицо в тусклом свете, – знаешь, сегодня я распаковала свои вещи.
– Да… – Его улыбка стала шире, когда он увидел ее обеспокоенное лицо.
– Ну, в общем, у меня есть такие фланелевые тряпочки, которыми я периодически пользуюсь.
– Гм-м-м.
– Ты понимаешь, что я имею в виду, Джон? – В ее голосе слышалось разочарование – она надеялась, что ей не придется объяснять в подробностях то, что занимало ее мысли весь вечер.
– Возможно, – негромко сказал он.
– Я пользовалась ими только один раз с тех пор, как мы поженились, Джон, – тихо сказала она.
– Я знаю, – ответил он.
– Но откуда? – удивленно и смущенно прошептала она.
– А кто о тебе заботился шесть недель, Лотти?
Она зарылась носом в островок волос на его широкой груди и глубоко втянула в себя воздух.
– Ты.
– Нам не пришлось выкапывать из твоих вещей ни одной из этих тряпочек, не так ли?
– Нет, – кротко сказала она.
– Ты знаешь, что это означает, дорогая? – Его низкое рычание было полно удовольствия.
– Это хорошо? – Ее голос был тонким, как будто она искала утешения.
– Это самая хорошая вещь, какую я только могу себе представить, – заверил он ее и нежно обнял, затем осторожным движением перевернул ее на спину. – Вопрос в том, насколько это устраивает тебя, Лотти?
– О да, – прошептала она с радостным возбуждением, сказавшим ему все, что он хотел знать.
– К середине июля, как ты думаешь? – спросил он, приникая ртом к ее шее и вдыхая свежий аромат – аромат его единственной Лотти О'Мэлли Тиллмэн.
– М-м-м… думаю, да. – Она склонила голову набок, наслаждаясь его лаской. – Как ты думаешь, мисс Эгги удивится?
– Почему-то, любимая, я не думаю, что мисс Эгги будет удивлена чем-нибудь из того, что ты делала.
– Ну, в конце концов, я последовала ее наставлениям, – сказала Лотти.
– Как это? – пробормотал он, трудясь над пуговицами ее новой ночной сорочки.
Ее вздох выразил удовлетворение, когда ей удалось удержать его, пока она излагала мудрости Эгги Конклин.
– Мисс Эгги всегда говорила: «Все, за что ты берешься, девочка, надо делать хорошо. И если ты постараешься, то тебе обязательно воздастся».
Он преодолел барьер пуговиц и нашел то, что искал. Его голос походил на рык, приглушенный ее пышной плотью, когда он посмеивался над ее чопорной речью.
– Значит, ты не думаешь, что я все делала хорошо? – спросила она возмущенно, и ее хихиканье почти затухло в его волосах.
– Ну, – сказал он глухим басом, от которого у нее по спине побежали мурашки, – я не знаю, достигла ли ты предела своих возможностей, дорогая, но я, несомненно, дам тебе возможность попрактиковаться. Мой отец говорил, что совершенство достигается опытом, и я думаю, что потребуется лет пятьдесят, чтобы достигнуть его.