Страница:
Наконец Джон поднял руку, и его указательный палец ловко смахнул каплю сока с подбородка. Глаза его открылись и встретились с глазами девушки, которая не могла отвести от него взгляд.
Его челюсти снова медленно задвигались; крепкие зубы вгрызались в терпкую мякоть, а ноздри чуть подрагивали. Джон прищурился, заметив, что Лотти наблюдает за ним.
Лотти почувствовала в груди странное тепло, не имевшее ничего общего с температурой воздуха в лавке. Но это было и не из-за юбок, и не из-за шали на плечах. От самого низа живота, где, по словам мисс Эгги, находились главные женские органы, пришел жар, распространившийся по всему ее телу. Услышав неровные удары своего сердца, Лотти подняла к горлу дрожащую руку. Глядя на Джона, она чуть приоткрыла рот, чтобы перевести дух, и провела языком по пересохшим губам.
Он не мог оторвать глаз от стоявшего перед ним создания. Хотя она выглядела зауряднейшей девушкой от кончиков темных дешевых ботинок до дурацкой шляпы на голове, – но он знал: ее грубые тяжелые башмаки – месильщики грязи – скрывали пару соблазнительных ножек. А под украшенным цветами легкомысленным сооружением, красовавшимся у нее на голове, лежала корона золотых волос, которые, он знал, наверняка заканчивались ниже талии. Он видел их неистово вьющимися, когда она вставала с постели в то памятное утро. И хотя о ее теле можно было только гадать, он чувствовал, что с радостью заключил бы его в свои объятия, если бы представилась такая возможность.
Ее розовый влажный язык скользил по припухлой нижней губе. Взгляды их встретились, и он понял, что в глазах ее не женское кокетство, а выражение невинности и стыдливости.
Лотти снова судорожно сглотнула и опустила ресницы, теперь уже глядя только на свои руки, которые она сцепила замком у талии. Девушка почувствовала, как сердце ее вдруг забилось в бешеном ритме, готовое вырваться из груди. Джон смотрел на нее так странно, словно догадывался о вихре мыслей, проносившемся в ее пылающей голове. Наверняка он подумал, что она испорченная, невоспитанная девчонка, которая пялится на мужчин с раскрытым ртом.
Лотти глубоко вздохнула, и ее изумление еще более возросло, когда она уловила исходивший от него аромат… запах опаленной жарким солнцем мужской кожи, запах, походивший на мускусные духи. Она с трудом отогнала эти навязчивые мысли, приводившие ее в смятение, и снова повернулась к прилавку.
В глаза ей бросилась мягкая загадочная улыбка, игравшая на губах Женевьевы, когда та дружески говорила с мужчиной, возвышающимся за ее, Лотти, спиной.
– Возьмите себе корзину в кладовой, Джон, – говорила Женевьева. – Вернете ее, когда в следующий раз будете в городе.
Джон кивнул и выдохнул прямо в затылок Лотти. Он смотрел, как слабое дуновение воздуха распушило короткие волоски, вьющиеся над нежной кожей ее шеи. Затем, нахмурившись, отошел.
Его губы кривились в язвительной усмешке. Он шел в заднюю комнату искать корзину для яблок и мысленно ругал себя: «Проклятый дурак». Он ругался и когда пытался отцепить одну от другой две корзины, которые упорно не отцеплялись. «Упрямый осел, – подумал он, выпрямившись и закрыв глаза. – Слишком давно без женщины, если такая невзрачная пташка, как эта, может пробить мою мужскую оборону без особых усилий».
Джон прошел обратно в лавку с корзиной в руках. Он мужественно не обращал внимания на двух девушек, тихо беседовавших у прилавка. Поставив корзину на деревянный пол, он наполнял ее яблоками, осторожно укладывая каждое, чтобы они не побились при перевозке. Потом выпрямился, поднимая груз. Наконец посмотрел на Лотти.
– Я вернусь, чтобы донести продукты, – сказал он сухо.
Прежде чем Лотти успела обернуться, Джон уже вышел из лавки, толкнув тяжелую дверь плечом, и прогромыхал вниз по деревянным ступенькам.
Лотти улыбнулась Женевьеве.
– Должно быть, Джон очень торопится. Он говорит так, будто я его немного задерживаю, – добавила она извиняющимся тоном.
Пробегая пальцем по списку, Лотти проверяла, не забыла ли чего. Затем, взглянув на рулоны ткани у дальней стены, мысленно прикинула, сколько денег уже истрачено.
– Если там хватит, я бы хотела выбрать отрез набивного ситца для Сисси, – пробормотала она, открывая сумочку и высыпая монеты на блестящий ореховый прилавок.
Женевьева наклонила свою темноволосую головку и начала складывать колонки цифр, стройные ряды которых маршировали на бумажном пакете, где она записывала заказы Лотти. Сосчитав деньги, Женевьева подняла глаза и с одобрением взглянула на Лотти.
– Осталось довольно много. Давайте пойдем и подберем что-нибудь.
Они шли – каждая по свою сторону от разделяющего их прилавка, – пока не оказались у стены, где аккуратными рядами были выставлены товары. Лотти нетерпеливо потянулась к льняной ткани в белую и розовую полоску, но потом поджала губы, дотронувшись до ее кромки. Со вздохом сожаления она коснулась пальцами бежевой ткани с мелкими синими и зелеными цветочками.
– Думаю, это больше подходит, – решительно кивнула Лотти. – Она не такая маркая, а к Сисси грязь пристает, как блохи к собаке.
Женевьева неохотно согласилась с этим решением и быстро отрезала кусок ситца, выбранный Лотти. К ситцу они добавили катушку ниток и набор пуговиц. Затем несколькими быстрыми привычными движениями Женевьева завернула покупки в лист коричневой бумаги, который отрезала от рулона на прилавке, и завязала свисающей с потолка бечевкой.
Лотти положила руку на упаковку и искренне поблагодарила девушку, которая отнеслась к ней с таким вниманием и доброжелательностью.
– Я с нетерпением буду ждать новой встречи с вами, Женевьева, – улыбнулась она.
– Джон обычно ходит в церковь по воскресеньям, – сказала темноволосая девушка. – Может, и вы захотите прийти с ним. И дети тоже привыкли встречаться в городе с друзьями.
Лотти, смутившись, понизила голос.
– Я думала, пастор уехал из города, – проговорила она, быстро оглядываясь, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Щеки Лотти порозовели, она была в замешательстве. – Вы, конечно, знаете, что… – У нее в голове никак не укладывалось, что столь добродетельный человек мог ее предать, и слова давались ей с трудом.
Женевьева молчала, сосредоточенно рассматривая свои ногти, так что было ясно, что она, конечно же, знает об этой истории. Наконец, не поднимая головы, она проговорила:
– Он приехал сегодня утром, вы разве не знали?
Лотти сглотнула комок и посмотрела в сторону двери, как если бы боялась, что этот человек может в любой момент появиться в лавке.
– Нет, я не знала, – с трудом выговорила она. Женевьева настороженно взглянула на свою покупательницу.
– Ну, в общем, он приехал, – сказала она. Затем, подтолкнув к Лотти одну из коробок, добавила: – Джон может взять это, когда вернется, а я возьму вот это. – Взяв меньшую упаковку, она встряхнула своими черными кудрями и сменила тему разговора: – Не могли бы вы подержать мне дверь, Лотти?
Обогнув прилавок, Женевьева направилась к широкой застекленной двери, выходившей на деревянный тротуар.
Джон, уже нагрузивший коляску, коротко кивнул Женевьеве перед тем, как подсадить Лотти. Коляска почти тотчас тронулась, и Лотти, обернувшись, помахала рукой своей новой знакомой. Затем оправила платье и приготовилась к поездке обратно на ферму. Джон, сидевший рядом с ней, щелкал поводьями и издавал гортанные крики, которые лошадь явно понимала. Когда кобыла пошла быстрее, Лотти пришлось ухватиться за край сиденья.
Взволнованная присутствием мужчины, в молчании сидевшего рядом, Лотти, не привыкшая сама заводить разговор, тоже помалкивала с вежливым выражением лица, решив, что терпение – именно та добродетель, которую сейчас и следует проявить.
Колеса плавно катились по дороге, лошадь бежала резво, а девушка любовалась окрестностями. По обеим сторонам коляски поля чередовались со свежевыкошенными лугами. Несколько раз мелькали глубокие колеи, уходящие в сторону от основной дороги. Один раз она даже хотела спросить Джона о них, но удержалась от вопроса.
Обернувшись, Лотти взглянула на детей, сидящих рядышком на заднем сиденье: Сисси вплотную прижималась к брату. Детям было тесно, так как весь пол и часть сиденья занимали коробки с провизией и прочие покупки.
Увидев расширенные глаза Сисси, глядевшие на нее в недоумении, Лотти наконец набралась смелости – молчание пугало детей – и решила нарушить тишину, навязанную Джоном.
– Женевьева была очень мила, – с наигранной веселостью сказала девушка.
– Гм! – пробормотал Джон.
Лотти оставалось только догадываться о значении столь лаконичного ответа.
Снова пытаясь начать разговор, она прочистила горло и повернулась к Джону с веселой улыбкой:
– Она спрашивала, будем ли мы в воскресенье в церкви.
Его глаза вспыхнули, потом на мгновение закрылись, и, наконец, он посмотрел на нее, даже не пытаясь скрыть своего неудовольствия.
– Вы ведь хотите взглянуть на проповедника, так?
Глаза Лотти расширились, а губы плотно сжались, когда смысл вопроса наконец-то дошел до нее.
– Он бросил тебя на произвол судьбы, Лотти, – продолжал Джон. – Неужели ты захочешь пойти в его церковь, чтобы все эти люди…
– Нет! – Одно-единственное слово сорвалось с ее уст, и она почувствовала, как краска стыда заливает лицо. – Я не подумала об этом, Джон, – призналась девушка, поднимая к лицу ладони, чтобы остудить пылающие щеки.
– Думаю, тебе следует отказаться от него, – проворчал Джон, поставив ногу на передок коляски.
Он облокотился одной рукой о колено и, ослабив поводья, сурово глянул на девушку. Но тотчас смягчился, заметив краску смущения на ее лице.
Она заговорила, запинаясь, очень тихо, так чтобы ее не услышали на заднем сиденье:
– Я просто подумала, что детям будет лучше, если мы вернемся к их обычному распорядку.
Он пожал плечами и задумался.
– Может быть… Может быть, и так, – произнес он, наконец, признавая ее довод разумным. – Но ведь дело в том… Ты живешь на ферме Джеймса и… – Джон прочистил горло и не закончил свою мысль, решив оставить эту тему на другой раз. – Как ты узнала, что пастор вернулся в город? – спросил он, немного помолчав.
– Женевьева, – быстро ответила девушка. – Она сказала… – Лотти, нахмурилась, пытаясь вспомнить ее слова. – Кажется, она сказала, что он вернулся сегодня утром.
– Да, это как раз то, что я слышал на мельнице, – протянул Джон. – Похоже, что его неотложные дела заняли только два дня.
Лотти сидела прямо, ее глаза неотрывно смотрели на дорогу, а мысли лихорадочно сменяли одна другую.
– Вы ведь знали, что он вернулся? Когда вы вошли в лавку, вы знали? – спросила Лотти. – Вы мне ничего не сказали… вы просто погрузили покупки и направились домой. – Она закусила нижнюю губу, размышляя о значении этого факта.
Если бы Джон хотел избавиться от нее, он мог бы бросить ее у церкви. Но тогда, мысленно рассуждала она, что бы он делал с детьми. Два дня она готовила и убирала в доме, чистила и штопала. Можно сказать, привела дом его брата в порядок и сняла с его плеч заботы о племянниках.
– В конце концов, вы решили, что я могу быть вам полезна? Так ведь? – спросила она его с видом, полным достоинства.
Он посмотрел на нее исподлобья:
– Из-за чего вся эта суета, Лотти? Тебе некуда было идти, я предложил место, где остановиться. Если бы Джеймс… в общем, если бы дело повернулось по-другому, ты бы уже была замужем за моим братом, – заявил он твердо.
Глаза ее вызывающе сверкнули, когда она взглянула в его лицо. Лотти заговорила деланно-спокойным тоном:
– Однако я не замужем за вами, мистер. И, похоже, никогда не буду, спасибо милостивым небесам.
Джон еще больше помрачнел. Его ответные слова были сказаны свистящим шепотом:
– На случай, если вы запамятовали, мисс О'Мэлли, я вам и не предлагал.
Он окинул быстрым взглядом ее полные груди под блеклым платьем. Затем оглядел ее ноги, и губы его искривились в усмешке, когда он заметил ее неуклюжие ботинки. Медленно, с пренебрежительной улыбкой он проговорил:
– А что вообще заставляет вас думать, что пастор вас теперь захочет принять?
Произнося эти слова, Джон уже сожалел о том, что они слетели с его губ. Но, черт возьми, девчонка проникла ему в душу, и с этим он ничего не мог поделать!
Лотти поникла, сгорбилась – колкость Джона попала точно в цель. Ее лицо тотчас побелело, когда в нее впилось жало оскорбления. Такой простой вопрос – и наполнил ее таким стыдом! Но Джон был прав. Она знала это наверняка. Никто не приблизится к ней с обручальным кольцом в руке после того, как она жила столь близко от молодого холостяка. Ее репутация, возможно, уже навсегда погублена.
Мисс Эгги говорила, что сожаления о прошлом бессмысленны, они лишь осложняют движение к будущему. Лучше всего забыть прошлые ошибки и двигаться дальше как можешь. Лотти мысленно уже настраивалась на какую-то определенность – и вот оказалась ни с чем. Даже мисс Эгги затруднилась бы указать ей сейчас верное направление.
Коляска по-прежнему мерно покачивалась. Лотти же сидела, сжав ладони, пряча под сиденье свои ужасные башмаки, которые она так ненавидела. Узкие носы ботинок до боли сжимали пальцы ее ног, но Лотти, стараясь не замечать боли, пыталась представить тот момент, когда она, наконец, сможет снять обувь. «Что за отвратительные ботинки», – думала она, сжав зубы.
Лотти еще раз посмотрела через плечо и послала Сисси ободряющую улыбку. Ответом ей была невеселая усмешка, и едва заметный взмах руки, и Томас, обнимавший сестру, еще крепче прижал ее к себе.
Лотти тихо вздохнула, прикрыв глаза, – слишком отчетливо читалось горе на лицах детей. Они так же несвободны, как и она сама, с грустью размышляла Лотти. Оставшиеся с дядей, который легко поддавался переменам настроения и был склонен к вспышкам и истерикам, связанные с незнакомкой, которая оказалась с ними лишь из-за стечения обстоятельств, дети цеплялись друг за друга, как две щепки, увлекаемые стремниной.
Джон Тиллмэн сидел, глубоко погруженный в пучину собственных мыслей, плечи его были опущены, глаза щурились от летящей из-под копыт лошади пыли. Джон думал о том, что вся эта нервотрепка досталась ему ни за что.
– Вот длинный язык, – тихонько усмехнулся, он.
Да, он был незаслуженно груб с ней, и все потому, что она облизала губу и посмотрела на него, как олениха в чаще, которую вспугнул на рассвете охотник. Он позволил затронуть свою душу этой маленькой тетерке, а ведь она не была и вполовину так бойка, как женщины в Миль-Крике, – просто взгляд оленихи, и только-то. Она и в подметки не годится Женевьеве, а все же…
Он прикрыл глаза и представил себе двух этих женщин рядом. Женевьева с блестящими темными кудрями, и Лотти… с толстой косой вокруг головы. А затем в его воображении всплыла другая картина: утренний свет – и в этом свете сидит женщина с округлившимися от испуга глазами, с простыней, натянутой до подбородка, женщина, сжавшаяся на перине его брата. Неописуемой красоты золотистые волосы падали ей на плечи, на спину, и он тщетно пытался заплести их и уложить в ту прическу, что так легко удавалась ей каждое утро…
Женевьева в кисейном платье с чудесным изобилием цветов, бегущих через ярды ткани, – и невзрачное, запыленное платье Лотти… вот, так-то лучше. Джон, удовлетворенный такой картиной, одобрительно улыбнулся. Но все-таки его сознание, та предательская часть мозга, что не поддавалась контролю, рисовало податливую стройную фигурку под пыльным платьем.
«Держу пари, у Женевьевы тоже отличная фигура», – подумал он, словно оправдываясь перед кем-то. Но тотчас же усомнился в том, что она смогла бы наскрести еды на пустых полках, запасы на которых не пополнялись уже, наверное, полгода, и отмыть двоих детей так, что их носы засияли, как заря.
«Что ж, Лотти станет хорошей фермерской женой, – подумал он в порядке обороны. – Но не моей, – определила его упрямая воля. – Мне вовсе не хочется оказаться в таком положении только для того, чтобы видеть, как заботятся о детях Джеймса и Сары».
– Мы скоро приедем? – раздался с заднего сиденья жалобный голосок Сисси.
– Ее укачивает, – заявил Томас.
Джон кивнул.
– Видишь съезд, прямо впереди, а, Сисси?
– Я ничего не вижу с заднего сиденья, – пожаловалась малышка, подтягивая к подбородку колени. – Мне просто надо выйти, и все, – сказала она твердо.
– Ее дурная привычка, – добродушно проворчал Джон, и Лотти заметила, как он улыбнулся краешком рта.
То, что этот человек может перечеркнуть все ее справедливое негодование одной мягко сказанной фразой, казалось нелепостью. Но резкий щелчок поводьев свидетельствовал о том, что он торопился ради ребенка, пусть даже и ворчал при этом. В такой же манере он сунул ей в руку деньги, необходимые, чтобы заполнить пустые полки, и дал полную свободу в выборе покупок. Он не требовал у нее отчета… И это все только для того, чтобы потом так отвратительно преобразиться по пути обратно и делать столь оскорбительные замечания в ее адрес.
Странное сочетание, решила она. Это должен быть холостяк с насквозь протухшими мозгами. Бедный мужчина – никак не может определить, противен он или мил, и, вне всяких сомнений, он совершенно не знаком с правилами вежливого поведения.
Тогда, в лавке, он смотрел на нее с таким странным блеском в глазах, а затем, по дороге домой, стал абсолютно невыносим. «Определенно, он не может навести порядок в своей голове», – решила Лотти.
Коляска остановилась у конюшни, Джон привязал поводья к вертикальной стойке и спрыгнул на землю, чтобы снять с сиденья Сисси. Торопливо пробормотав слова благодарности, девочка понеслась к уборной, которая виднелась за роскошной виноградной лозой, вьющейся по деревянной решетке. Хлопнула дверь, и Лотти потянулась за несколькими свертками, чтобы отнести их в дом.
Она подобрала юбку и перекинула ноги на край сиденья, готовая спрыгнуть на землю.
– Подожди, помогу, – рявкнул Джон.
Он быстро обошел лошадь и направился к краю высокого мягкого сиденья. Затем поднял вверх руки и обхватил Лотти за талию. Она тихонько вздохнула, словно отвечая на его прикосновение. Джон опускал ее очень медленно, и, когда глаза их оказались на одном уровне, а ноги девушки повисли в футе над землей, он проговорил:
– Я не хотел тебя обидеть.
Рот Лотти раскрылся от удивления, она не ожидала столь бесцеремонного извинения. Тем более что уже решила оставить все как есть и не замечать его грубых выходок. И вот он пытается исправить свои ошибки…
– Мы пойдем в воскресенье в церковь, если хочешь, – сказал Джон, глядя, как розовый язычок Лотти опять совершает путешествие по нижней губе. Рожденная женщиной, она что, не знает, как это выглядит?
– Мы поговорим об этом потом, хорошо? – с запинкой сказала она, не уверенная, что эта идея действительно столь привлекательна, как ей поначалу показалось.
Джон кивнул и, наконец опустил ее на землю. Лотти стояла, прижимая к груди свертки, а его руки все еще лежали на ее талии, и она наслаждалась теплотой его ладоней, наслаждалась теми секундами, в течение которых они стояли так, лицом к лицу…
– Я приготовлю обед, – сказала Лотти, подбирая юбку и направляясь в дом.
«Лучше, если я буду заниматься делами и отработаю свое содержание», – жестко сказала она себе. Воспоминание о руках Джона Тиллмэна пугало ее, рождало странные мысли. А мисс Эгги говорила ей, и не раз, что праздные мысли – оружие дьявола.
Глава 5
Его челюсти снова медленно задвигались; крепкие зубы вгрызались в терпкую мякоть, а ноздри чуть подрагивали. Джон прищурился, заметив, что Лотти наблюдает за ним.
Лотти почувствовала в груди странное тепло, не имевшее ничего общего с температурой воздуха в лавке. Но это было и не из-за юбок, и не из-за шали на плечах. От самого низа живота, где, по словам мисс Эгги, находились главные женские органы, пришел жар, распространившийся по всему ее телу. Услышав неровные удары своего сердца, Лотти подняла к горлу дрожащую руку. Глядя на Джона, она чуть приоткрыла рот, чтобы перевести дух, и провела языком по пересохшим губам.
Он не мог оторвать глаз от стоявшего перед ним создания. Хотя она выглядела зауряднейшей девушкой от кончиков темных дешевых ботинок до дурацкой шляпы на голове, – но он знал: ее грубые тяжелые башмаки – месильщики грязи – скрывали пару соблазнительных ножек. А под украшенным цветами легкомысленным сооружением, красовавшимся у нее на голове, лежала корона золотых волос, которые, он знал, наверняка заканчивались ниже талии. Он видел их неистово вьющимися, когда она вставала с постели в то памятное утро. И хотя о ее теле можно было только гадать, он чувствовал, что с радостью заключил бы его в свои объятия, если бы представилась такая возможность.
Ее розовый влажный язык скользил по припухлой нижней губе. Взгляды их встретились, и он понял, что в глазах ее не женское кокетство, а выражение невинности и стыдливости.
Лотти снова судорожно сглотнула и опустила ресницы, теперь уже глядя только на свои руки, которые она сцепила замком у талии. Девушка почувствовала, как сердце ее вдруг забилось в бешеном ритме, готовое вырваться из груди. Джон смотрел на нее так странно, словно догадывался о вихре мыслей, проносившемся в ее пылающей голове. Наверняка он подумал, что она испорченная, невоспитанная девчонка, которая пялится на мужчин с раскрытым ртом.
Лотти глубоко вздохнула, и ее изумление еще более возросло, когда она уловила исходивший от него аромат… запах опаленной жарким солнцем мужской кожи, запах, походивший на мускусные духи. Она с трудом отогнала эти навязчивые мысли, приводившие ее в смятение, и снова повернулась к прилавку.
В глаза ей бросилась мягкая загадочная улыбка, игравшая на губах Женевьевы, когда та дружески говорила с мужчиной, возвышающимся за ее, Лотти, спиной.
– Возьмите себе корзину в кладовой, Джон, – говорила Женевьева. – Вернете ее, когда в следующий раз будете в городе.
Джон кивнул и выдохнул прямо в затылок Лотти. Он смотрел, как слабое дуновение воздуха распушило короткие волоски, вьющиеся над нежной кожей ее шеи. Затем, нахмурившись, отошел.
Его губы кривились в язвительной усмешке. Он шел в заднюю комнату искать корзину для яблок и мысленно ругал себя: «Проклятый дурак». Он ругался и когда пытался отцепить одну от другой две корзины, которые упорно не отцеплялись. «Упрямый осел, – подумал он, выпрямившись и закрыв глаза. – Слишком давно без женщины, если такая невзрачная пташка, как эта, может пробить мою мужскую оборону без особых усилий».
Джон прошел обратно в лавку с корзиной в руках. Он мужественно не обращал внимания на двух девушек, тихо беседовавших у прилавка. Поставив корзину на деревянный пол, он наполнял ее яблоками, осторожно укладывая каждое, чтобы они не побились при перевозке. Потом выпрямился, поднимая груз. Наконец посмотрел на Лотти.
– Я вернусь, чтобы донести продукты, – сказал он сухо.
Прежде чем Лотти успела обернуться, Джон уже вышел из лавки, толкнув тяжелую дверь плечом, и прогромыхал вниз по деревянным ступенькам.
Лотти улыбнулась Женевьеве.
– Должно быть, Джон очень торопится. Он говорит так, будто я его немного задерживаю, – добавила она извиняющимся тоном.
Пробегая пальцем по списку, Лотти проверяла, не забыла ли чего. Затем, взглянув на рулоны ткани у дальней стены, мысленно прикинула, сколько денег уже истрачено.
– Если там хватит, я бы хотела выбрать отрез набивного ситца для Сисси, – пробормотала она, открывая сумочку и высыпая монеты на блестящий ореховый прилавок.
Женевьева наклонила свою темноволосую головку и начала складывать колонки цифр, стройные ряды которых маршировали на бумажном пакете, где она записывала заказы Лотти. Сосчитав деньги, Женевьева подняла глаза и с одобрением взглянула на Лотти.
– Осталось довольно много. Давайте пойдем и подберем что-нибудь.
Они шли – каждая по свою сторону от разделяющего их прилавка, – пока не оказались у стены, где аккуратными рядами были выставлены товары. Лотти нетерпеливо потянулась к льняной ткани в белую и розовую полоску, но потом поджала губы, дотронувшись до ее кромки. Со вздохом сожаления она коснулась пальцами бежевой ткани с мелкими синими и зелеными цветочками.
– Думаю, это больше подходит, – решительно кивнула Лотти. – Она не такая маркая, а к Сисси грязь пристает, как блохи к собаке.
Женевьева неохотно согласилась с этим решением и быстро отрезала кусок ситца, выбранный Лотти. К ситцу они добавили катушку ниток и набор пуговиц. Затем несколькими быстрыми привычными движениями Женевьева завернула покупки в лист коричневой бумаги, который отрезала от рулона на прилавке, и завязала свисающей с потолка бечевкой.
Лотти положила руку на упаковку и искренне поблагодарила девушку, которая отнеслась к ней с таким вниманием и доброжелательностью.
– Я с нетерпением буду ждать новой встречи с вами, Женевьева, – улыбнулась она.
– Джон обычно ходит в церковь по воскресеньям, – сказала темноволосая девушка. – Может, и вы захотите прийти с ним. И дети тоже привыкли встречаться в городе с друзьями.
Лотти, смутившись, понизила голос.
– Я думала, пастор уехал из города, – проговорила она, быстро оглядываясь, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Щеки Лотти порозовели, она была в замешательстве. – Вы, конечно, знаете, что… – У нее в голове никак не укладывалось, что столь добродетельный человек мог ее предать, и слова давались ей с трудом.
Женевьева молчала, сосредоточенно рассматривая свои ногти, так что было ясно, что она, конечно же, знает об этой истории. Наконец, не поднимая головы, она проговорила:
– Он приехал сегодня утром, вы разве не знали?
Лотти сглотнула комок и посмотрела в сторону двери, как если бы боялась, что этот человек может в любой момент появиться в лавке.
– Нет, я не знала, – с трудом выговорила она. Женевьева настороженно взглянула на свою покупательницу.
– Ну, в общем, он приехал, – сказала она. Затем, подтолкнув к Лотти одну из коробок, добавила: – Джон может взять это, когда вернется, а я возьму вот это. – Взяв меньшую упаковку, она встряхнула своими черными кудрями и сменила тему разговора: – Не могли бы вы подержать мне дверь, Лотти?
Обогнув прилавок, Женевьева направилась к широкой застекленной двери, выходившей на деревянный тротуар.
Джон, уже нагрузивший коляску, коротко кивнул Женевьеве перед тем, как подсадить Лотти. Коляска почти тотчас тронулась, и Лотти, обернувшись, помахала рукой своей новой знакомой. Затем оправила платье и приготовилась к поездке обратно на ферму. Джон, сидевший рядом с ней, щелкал поводьями и издавал гортанные крики, которые лошадь явно понимала. Когда кобыла пошла быстрее, Лотти пришлось ухватиться за край сиденья.
Взволнованная присутствием мужчины, в молчании сидевшего рядом, Лотти, не привыкшая сама заводить разговор, тоже помалкивала с вежливым выражением лица, решив, что терпение – именно та добродетель, которую сейчас и следует проявить.
Колеса плавно катились по дороге, лошадь бежала резво, а девушка любовалась окрестностями. По обеим сторонам коляски поля чередовались со свежевыкошенными лугами. Несколько раз мелькали глубокие колеи, уходящие в сторону от основной дороги. Один раз она даже хотела спросить Джона о них, но удержалась от вопроса.
Обернувшись, Лотти взглянула на детей, сидящих рядышком на заднем сиденье: Сисси вплотную прижималась к брату. Детям было тесно, так как весь пол и часть сиденья занимали коробки с провизией и прочие покупки.
Увидев расширенные глаза Сисси, глядевшие на нее в недоумении, Лотти наконец набралась смелости – молчание пугало детей – и решила нарушить тишину, навязанную Джоном.
– Женевьева была очень мила, – с наигранной веселостью сказала девушка.
– Гм! – пробормотал Джон.
Лотти оставалось только догадываться о значении столь лаконичного ответа.
Снова пытаясь начать разговор, она прочистила горло и повернулась к Джону с веселой улыбкой:
– Она спрашивала, будем ли мы в воскресенье в церкви.
Его глаза вспыхнули, потом на мгновение закрылись, и, наконец, он посмотрел на нее, даже не пытаясь скрыть своего неудовольствия.
– Вы ведь хотите взглянуть на проповедника, так?
Глаза Лотти расширились, а губы плотно сжались, когда смысл вопроса наконец-то дошел до нее.
– Он бросил тебя на произвол судьбы, Лотти, – продолжал Джон. – Неужели ты захочешь пойти в его церковь, чтобы все эти люди…
– Нет! – Одно-единственное слово сорвалось с ее уст, и она почувствовала, как краска стыда заливает лицо. – Я не подумала об этом, Джон, – призналась девушка, поднимая к лицу ладони, чтобы остудить пылающие щеки.
– Думаю, тебе следует отказаться от него, – проворчал Джон, поставив ногу на передок коляски.
Он облокотился одной рукой о колено и, ослабив поводья, сурово глянул на девушку. Но тотчас смягчился, заметив краску смущения на ее лице.
Она заговорила, запинаясь, очень тихо, так чтобы ее не услышали на заднем сиденье:
– Я просто подумала, что детям будет лучше, если мы вернемся к их обычному распорядку.
Он пожал плечами и задумался.
– Может быть… Может быть, и так, – произнес он, наконец, признавая ее довод разумным. – Но ведь дело в том… Ты живешь на ферме Джеймса и… – Джон прочистил горло и не закончил свою мысль, решив оставить эту тему на другой раз. – Как ты узнала, что пастор вернулся в город? – спросил он, немного помолчав.
– Женевьева, – быстро ответила девушка. – Она сказала… – Лотти, нахмурилась, пытаясь вспомнить ее слова. – Кажется, она сказала, что он вернулся сегодня утром.
– Да, это как раз то, что я слышал на мельнице, – протянул Джон. – Похоже, что его неотложные дела заняли только два дня.
Лотти сидела прямо, ее глаза неотрывно смотрели на дорогу, а мысли лихорадочно сменяли одна другую.
– Вы ведь знали, что он вернулся? Когда вы вошли в лавку, вы знали? – спросила Лотти. – Вы мне ничего не сказали… вы просто погрузили покупки и направились домой. – Она закусила нижнюю губу, размышляя о значении этого факта.
Если бы Джон хотел избавиться от нее, он мог бы бросить ее у церкви. Но тогда, мысленно рассуждала она, что бы он делал с детьми. Два дня она готовила и убирала в доме, чистила и штопала. Можно сказать, привела дом его брата в порядок и сняла с его плеч заботы о племянниках.
– В конце концов, вы решили, что я могу быть вам полезна? Так ведь? – спросила она его с видом, полным достоинства.
Он посмотрел на нее исподлобья:
– Из-за чего вся эта суета, Лотти? Тебе некуда было идти, я предложил место, где остановиться. Если бы Джеймс… в общем, если бы дело повернулось по-другому, ты бы уже была замужем за моим братом, – заявил он твердо.
Глаза ее вызывающе сверкнули, когда она взглянула в его лицо. Лотти заговорила деланно-спокойным тоном:
– Однако я не замужем за вами, мистер. И, похоже, никогда не буду, спасибо милостивым небесам.
Джон еще больше помрачнел. Его ответные слова были сказаны свистящим шепотом:
– На случай, если вы запамятовали, мисс О'Мэлли, я вам и не предлагал.
Он окинул быстрым взглядом ее полные груди под блеклым платьем. Затем оглядел ее ноги, и губы его искривились в усмешке, когда он заметил ее неуклюжие ботинки. Медленно, с пренебрежительной улыбкой он проговорил:
– А что вообще заставляет вас думать, что пастор вас теперь захочет принять?
Произнося эти слова, Джон уже сожалел о том, что они слетели с его губ. Но, черт возьми, девчонка проникла ему в душу, и с этим он ничего не мог поделать!
Лотти поникла, сгорбилась – колкость Джона попала точно в цель. Ее лицо тотчас побелело, когда в нее впилось жало оскорбления. Такой простой вопрос – и наполнил ее таким стыдом! Но Джон был прав. Она знала это наверняка. Никто не приблизится к ней с обручальным кольцом в руке после того, как она жила столь близко от молодого холостяка. Ее репутация, возможно, уже навсегда погублена.
Мисс Эгги говорила, что сожаления о прошлом бессмысленны, они лишь осложняют движение к будущему. Лучше всего забыть прошлые ошибки и двигаться дальше как можешь. Лотти мысленно уже настраивалась на какую-то определенность – и вот оказалась ни с чем. Даже мисс Эгги затруднилась бы указать ей сейчас верное направление.
Коляска по-прежнему мерно покачивалась. Лотти же сидела, сжав ладони, пряча под сиденье свои ужасные башмаки, которые она так ненавидела. Узкие носы ботинок до боли сжимали пальцы ее ног, но Лотти, стараясь не замечать боли, пыталась представить тот момент, когда она, наконец, сможет снять обувь. «Что за отвратительные ботинки», – думала она, сжав зубы.
Лотти еще раз посмотрела через плечо и послала Сисси ободряющую улыбку. Ответом ей была невеселая усмешка, и едва заметный взмах руки, и Томас, обнимавший сестру, еще крепче прижал ее к себе.
Лотти тихо вздохнула, прикрыв глаза, – слишком отчетливо читалось горе на лицах детей. Они так же несвободны, как и она сама, с грустью размышляла Лотти. Оставшиеся с дядей, который легко поддавался переменам настроения и был склонен к вспышкам и истерикам, связанные с незнакомкой, которая оказалась с ними лишь из-за стечения обстоятельств, дети цеплялись друг за друга, как две щепки, увлекаемые стремниной.
Джон Тиллмэн сидел, глубоко погруженный в пучину собственных мыслей, плечи его были опущены, глаза щурились от летящей из-под копыт лошади пыли. Джон думал о том, что вся эта нервотрепка досталась ему ни за что.
– Вот длинный язык, – тихонько усмехнулся, он.
Да, он был незаслуженно груб с ней, и все потому, что она облизала губу и посмотрела на него, как олениха в чаще, которую вспугнул на рассвете охотник. Он позволил затронуть свою душу этой маленькой тетерке, а ведь она не была и вполовину так бойка, как женщины в Миль-Крике, – просто взгляд оленихи, и только-то. Она и в подметки не годится Женевьеве, а все же…
Он прикрыл глаза и представил себе двух этих женщин рядом. Женевьева с блестящими темными кудрями, и Лотти… с толстой косой вокруг головы. А затем в его воображении всплыла другая картина: утренний свет – и в этом свете сидит женщина с округлившимися от испуга глазами, с простыней, натянутой до подбородка, женщина, сжавшаяся на перине его брата. Неописуемой красоты золотистые волосы падали ей на плечи, на спину, и он тщетно пытался заплести их и уложить в ту прическу, что так легко удавалась ей каждое утро…
Женевьева в кисейном платье с чудесным изобилием цветов, бегущих через ярды ткани, – и невзрачное, запыленное платье Лотти… вот, так-то лучше. Джон, удовлетворенный такой картиной, одобрительно улыбнулся. Но все-таки его сознание, та предательская часть мозга, что не поддавалась контролю, рисовало податливую стройную фигурку под пыльным платьем.
«Держу пари, у Женевьевы тоже отличная фигура», – подумал он, словно оправдываясь перед кем-то. Но тотчас же усомнился в том, что она смогла бы наскрести еды на пустых полках, запасы на которых не пополнялись уже, наверное, полгода, и отмыть двоих детей так, что их носы засияли, как заря.
«Что ж, Лотти станет хорошей фермерской женой, – подумал он в порядке обороны. – Но не моей, – определила его упрямая воля. – Мне вовсе не хочется оказаться в таком положении только для того, чтобы видеть, как заботятся о детях Джеймса и Сары».
– Мы скоро приедем? – раздался с заднего сиденья жалобный голосок Сисси.
– Ее укачивает, – заявил Томас.
Джон кивнул.
– Видишь съезд, прямо впереди, а, Сисси?
– Я ничего не вижу с заднего сиденья, – пожаловалась малышка, подтягивая к подбородку колени. – Мне просто надо выйти, и все, – сказала она твердо.
– Ее дурная привычка, – добродушно проворчал Джон, и Лотти заметила, как он улыбнулся краешком рта.
То, что этот человек может перечеркнуть все ее справедливое негодование одной мягко сказанной фразой, казалось нелепостью. Но резкий щелчок поводьев свидетельствовал о том, что он торопился ради ребенка, пусть даже и ворчал при этом. В такой же манере он сунул ей в руку деньги, необходимые, чтобы заполнить пустые полки, и дал полную свободу в выборе покупок. Он не требовал у нее отчета… И это все только для того, чтобы потом так отвратительно преобразиться по пути обратно и делать столь оскорбительные замечания в ее адрес.
Странное сочетание, решила она. Это должен быть холостяк с насквозь протухшими мозгами. Бедный мужчина – никак не может определить, противен он или мил, и, вне всяких сомнений, он совершенно не знаком с правилами вежливого поведения.
Тогда, в лавке, он смотрел на нее с таким странным блеском в глазах, а затем, по дороге домой, стал абсолютно невыносим. «Определенно, он не может навести порядок в своей голове», – решила Лотти.
Коляска остановилась у конюшни, Джон привязал поводья к вертикальной стойке и спрыгнул на землю, чтобы снять с сиденья Сисси. Торопливо пробормотав слова благодарности, девочка понеслась к уборной, которая виднелась за роскошной виноградной лозой, вьющейся по деревянной решетке. Хлопнула дверь, и Лотти потянулась за несколькими свертками, чтобы отнести их в дом.
Она подобрала юбку и перекинула ноги на край сиденья, готовая спрыгнуть на землю.
– Подожди, помогу, – рявкнул Джон.
Он быстро обошел лошадь и направился к краю высокого мягкого сиденья. Затем поднял вверх руки и обхватил Лотти за талию. Она тихонько вздохнула, словно отвечая на его прикосновение. Джон опускал ее очень медленно, и, когда глаза их оказались на одном уровне, а ноги девушки повисли в футе над землей, он проговорил:
– Я не хотел тебя обидеть.
Рот Лотти раскрылся от удивления, она не ожидала столь бесцеремонного извинения. Тем более что уже решила оставить все как есть и не замечать его грубых выходок. И вот он пытается исправить свои ошибки…
– Мы пойдем в воскресенье в церковь, если хочешь, – сказал Джон, глядя, как розовый язычок Лотти опять совершает путешествие по нижней губе. Рожденная женщиной, она что, не знает, как это выглядит?
– Мы поговорим об этом потом, хорошо? – с запинкой сказала она, не уверенная, что эта идея действительно столь привлекательна, как ей поначалу показалось.
Джон кивнул и, наконец опустил ее на землю. Лотти стояла, прижимая к груди свертки, а его руки все еще лежали на ее талии, и она наслаждалась теплотой его ладоней, наслаждалась теми секундами, в течение которых они стояли так, лицом к лицу…
– Я приготовлю обед, – сказала Лотти, подбирая юбку и направляясь в дом.
«Лучше, если я буду заниматься делами и отработаю свое содержание», – жестко сказала она себе. Воспоминание о руках Джона Тиллмэна пугало ее, рождало странные мысли. А мисс Эгги говорила ей, и не раз, что праздные мысли – оружие дьявола.
Глава 5
– Интересно, надо начинать с двух задних или с того, что спереди? – спросила озадаченная Лотти. Прежде чем она смело высказала эту мысль вслух, тень сомнения пробежала по ее лицу. – Или же надо вот так, по диагонали, а, Томас? Ну, для равновесия? – пояснила она. Ее едва уловимая усмешка поддразнивала его, пока, наконец, Томас не понял шутки, и широкая улыбка не сменила мрачное выражение на его лице.
– Папа никогда не рассказывал мне, откуда начинать, – сказал мальчик, усаживаясь на корточки возле скамейки, на которой сидела Лотти.
Сложив юбку складками между коленей, она вытянула вперед руки и приготовилась начать работу. Мальчик поджал губы и взялся своей маленькой ручкой за удлиненный сосок. Затем обхватил его всей пятерней и легонько сдавил. И тотчас же оглянулся, чтобы Лотти видела его лицо. Словно учитель перед школьниками, он, слегка прищурившись, принялся с важным видом делиться своими познаниями.
– Вот посмотрите, мисс Лотти, вот так его надо держать, – объяснял Томас, и взгляд девушки послушно обратился к его пальцам, легонько сжимающим сосок. – Затем вы надавливаете вверх большим и указательным пальцем, потом чуть-чуть опускаете и выжимаете молоко. – Закончив объяснения, он выпрямился и пожал плечами. – Ну, вот так это и делается, – с чуть надменным видом добавил он. – Теперь и вы попробуйте.
Лотти нерешительно взглянула на него и пригнулась, чтобы посмотреть на полное вымя, требующее ее внимания и заботы. Левой рукой она легонько похлопала животное по спине и произнесла несколько ласковых слов.
– Вовсе она не хорошая девочка, – нахмурившись, заметил Томас. – Иногда она лягается и опрокидывает подойник, если вы до этого его сами не опрокинете. Папа говорит, что с ней нужна твердая рука, – добавил он вполголоса, словно опасался, что еще кто-то может его услышать.
– Я просто хотела с ней познакомиться и сделать комплимент, Томас, – объяснила Лотти.
Девушка надеялась, что корова не почувствует, как она нервничает – в отличие от мальчика, который неодобрительно смотрел на нее. Еще час назад научиться доить корову представлялось Лотти замечательной идеей. Джон сообщил, что сегодня он приедет немного позже и не сможет помочь по хозяйству, и за завтраком Томас сказал, что если они вдвоем очень постараются, то закончат все дела до приезда дяди. Сисси обиделась, что ее не приняли во внимание, и стала показывать Лотти места на руках, куда ее клюнула на прошлой неделе курица.
– Я только хотела взять у нее яйцо, мисс Лотти, а она закудахтала, налетела на меня как бешеная и стала клеваться. Пока…
– Она еще слишком маленькая, чтобы заходить в курятник, – перебил сестру Томас.
– Неправда!
Сисси обиделась и вскочила на стул, на котором только что сидела. Расставив ноги, девочка подбоченилась, точно взрослая, и гневно обратилась к брату:
– Теперь я больше тебя! – Девочка повернула голову в сторону Лотти, та едва удерживалась от смеха. – Я теперь выше Томаса, мисс Лотти! – ликовала Сисси.
Томас закатил глаза и склонился над миской с овсянкой, которую с аппетитом уплетал. Низким и тихим голосом Томас проговорил:
– Глупышка, она в следующий раз захочет еще перчатки надеть.
Глаза Сисси наполнились слезами, губы ее задрожали, и она снова уселась на стул.
– И вовсе нет, – сказала она почти шепотом, пытаясь сдержать слезы. – Папа сказал, что я скоро стану большой девочкой, и разрешил помогать ему очищать зерно от шелухи для кур. А еще я скоро собираюсь сама готовить еду, – заявила она уже окрепшим голосом и вызывающе вздернула подбородок.
Лотти решила, что ей пора вмешаться. Она откашлялась и неодобрительно посмотрела на детей:
– Не думаю, что ваш папа хотел бы, чтобы вы ссорились.
Томас покраснел и виновато потупился, покачав головой. Две слезинки выкатились из глаз Сисси, и подбородок девочки задрожал, несмотря на все ее старания удержаться от слез.
– Хочу, чтобы папа был здесь, – захныкала она.
Глаза Сисси закрылись, и поток слез побежал по ее розовым щечкам. Лотти быстро приподнялась и подхватила малышку на руки. Девочка крепко стиснула своими пальчиками руку Лотти и уткнулась в ее пышную грудь.
– Ну, тише, тише. Папа не может прийти к тебе. Но он сказал, что надо многое сделать по хозяйству. Если вы хотите, чтобы ваш папа гордился вами, попытайтесь жить дружно и займитесь делами, которые он вам поручал, понятно?
Сисси молча кивнула. Томас что-то промычал в ответ, потер кулаками глаза и, поднявшись из-за стола, направился к раковине со своей уже пустой тарелкой.
– Мне хотелось бы, чтобы вы вдвоем научили меня, как и что делать, – сказала детям Лотти, опустив девочку на пол и ласково погладив ее по головке.
Лотти утаила, что ей всю жизнь приходилось возиться с курами.
– Давайте я покажу, как доить Рози, – тут же предложил Томас.
Доить корову оказалось занятием куда более сложным, чем ему представлялось, и первые его уроки оказались неважными. Томас, однако, оценил величину рук Лотти и удовлетворенно кивнул:
– У вас легко получится, мисс Лотти. У вас пальцы длиннее, а в этом деле длинные пальцы – самое главное.
Лотти взглянула на свои руки и с улыбкой сказала:
– Эти две мои помощницы делали еще и не такую работу.
– А я поищу корзинку для яиц! – с готовностью предложила Сисси и стремглав побежала к двери. Ни следа от недавних слез не осталось на ее лице.
Томас, отворяя тяжелую дверь, поморщился, когда она заскребла по полу.
– Папа собирался починить, как у него появится время, – сказал он. – Может, дядя Джон снимет раму, я бы немного ее подровнял рубанком.
– Мы попросим его об этом, – сказала Лотти. – Вы соберите здесь все для доения, а я приду в сарай через несколько минут, – торопливо добавила она, опасаясь, что напоминание о Джеймсе снова расстроит детей.
– Папа никогда не рассказывал мне, откуда начинать, – сказал мальчик, усаживаясь на корточки возле скамейки, на которой сидела Лотти.
Сложив юбку складками между коленей, она вытянула вперед руки и приготовилась начать работу. Мальчик поджал губы и взялся своей маленькой ручкой за удлиненный сосок. Затем обхватил его всей пятерней и легонько сдавил. И тотчас же оглянулся, чтобы Лотти видела его лицо. Словно учитель перед школьниками, он, слегка прищурившись, принялся с важным видом делиться своими познаниями.
– Вот посмотрите, мисс Лотти, вот так его надо держать, – объяснял Томас, и взгляд девушки послушно обратился к его пальцам, легонько сжимающим сосок. – Затем вы надавливаете вверх большим и указательным пальцем, потом чуть-чуть опускаете и выжимаете молоко. – Закончив объяснения, он выпрямился и пожал плечами. – Ну, вот так это и делается, – с чуть надменным видом добавил он. – Теперь и вы попробуйте.
Лотти нерешительно взглянула на него и пригнулась, чтобы посмотреть на полное вымя, требующее ее внимания и заботы. Левой рукой она легонько похлопала животное по спине и произнесла несколько ласковых слов.
– Вовсе она не хорошая девочка, – нахмурившись, заметил Томас. – Иногда она лягается и опрокидывает подойник, если вы до этого его сами не опрокинете. Папа говорит, что с ней нужна твердая рука, – добавил он вполголоса, словно опасался, что еще кто-то может его услышать.
– Я просто хотела с ней познакомиться и сделать комплимент, Томас, – объяснила Лотти.
Девушка надеялась, что корова не почувствует, как она нервничает – в отличие от мальчика, который неодобрительно смотрел на нее. Еще час назад научиться доить корову представлялось Лотти замечательной идеей. Джон сообщил, что сегодня он приедет немного позже и не сможет помочь по хозяйству, и за завтраком Томас сказал, что если они вдвоем очень постараются, то закончат все дела до приезда дяди. Сисси обиделась, что ее не приняли во внимание, и стала показывать Лотти места на руках, куда ее клюнула на прошлой неделе курица.
– Я только хотела взять у нее яйцо, мисс Лотти, а она закудахтала, налетела на меня как бешеная и стала клеваться. Пока…
– Она еще слишком маленькая, чтобы заходить в курятник, – перебил сестру Томас.
– Неправда!
Сисси обиделась и вскочила на стул, на котором только что сидела. Расставив ноги, девочка подбоченилась, точно взрослая, и гневно обратилась к брату:
– Теперь я больше тебя! – Девочка повернула голову в сторону Лотти, та едва удерживалась от смеха. – Я теперь выше Томаса, мисс Лотти! – ликовала Сисси.
Томас закатил глаза и склонился над миской с овсянкой, которую с аппетитом уплетал. Низким и тихим голосом Томас проговорил:
– Глупышка, она в следующий раз захочет еще перчатки надеть.
Глаза Сисси наполнились слезами, губы ее задрожали, и она снова уселась на стул.
– И вовсе нет, – сказала она почти шепотом, пытаясь сдержать слезы. – Папа сказал, что я скоро стану большой девочкой, и разрешил помогать ему очищать зерно от шелухи для кур. А еще я скоро собираюсь сама готовить еду, – заявила она уже окрепшим голосом и вызывающе вздернула подбородок.
Лотти решила, что ей пора вмешаться. Она откашлялась и неодобрительно посмотрела на детей:
– Не думаю, что ваш папа хотел бы, чтобы вы ссорились.
Томас покраснел и виновато потупился, покачав головой. Две слезинки выкатились из глаз Сисси, и подбородок девочки задрожал, несмотря на все ее старания удержаться от слез.
– Хочу, чтобы папа был здесь, – захныкала она.
Глаза Сисси закрылись, и поток слез побежал по ее розовым щечкам. Лотти быстро приподнялась и подхватила малышку на руки. Девочка крепко стиснула своими пальчиками руку Лотти и уткнулась в ее пышную грудь.
– Ну, тише, тише. Папа не может прийти к тебе. Но он сказал, что надо многое сделать по хозяйству. Если вы хотите, чтобы ваш папа гордился вами, попытайтесь жить дружно и займитесь делами, которые он вам поручал, понятно?
Сисси молча кивнула. Томас что-то промычал в ответ, потер кулаками глаза и, поднявшись из-за стола, направился к раковине со своей уже пустой тарелкой.
– Мне хотелось бы, чтобы вы вдвоем научили меня, как и что делать, – сказала детям Лотти, опустив девочку на пол и ласково погладив ее по головке.
Лотти утаила, что ей всю жизнь приходилось возиться с курами.
– Давайте я покажу, как доить Рози, – тут же предложил Томас.
Доить корову оказалось занятием куда более сложным, чем ему представлялось, и первые его уроки оказались неважными. Томас, однако, оценил величину рук Лотти и удовлетворенно кивнул:
– У вас легко получится, мисс Лотти. У вас пальцы длиннее, а в этом деле длинные пальцы – самое главное.
Лотти взглянула на свои руки и с улыбкой сказала:
– Эти две мои помощницы делали еще и не такую работу.
– А я поищу корзинку для яиц! – с готовностью предложила Сисси и стремглав побежала к двери. Ни следа от недавних слез не осталось на ее лице.
Томас, отворяя тяжелую дверь, поморщился, когда она заскребла по полу.
– Папа собирался починить, как у него появится время, – сказал он. – Может, дядя Джон снимет раму, я бы немного ее подровнял рубанком.
– Мы попросим его об этом, – сказала Лотти. – Вы соберите здесь все для доения, а я приду в сарай через несколько минут, – торопливо добавила она, опасаясь, что напоминание о Джеймсе снова расстроит детей.