Дэвидсон Каролина. Невеста по заказу

   – Правда? – Она с хитрецой взглянула на него, опасаясь тех всплесков раздражительности, которые появились у него в последние два дня. Но за его сердитым тоном она чувствовала признаки усталости и беспокойства, тревога последних дней прочертила горестные складки на его щеках и покрыла морщинами лоб.
   – Да, правда, – коротко ответил он.
   – Значит, я теперь знаю, как тебя задеть за живое, не так ли? – поддразнила Лотти мужа и подняла руку, чтобы погладить его скулы, заметив щетину, сбрить которую у него не было времени.
   Ее глаза смягчились, и она сделала шаг навстречу, чтобы снять напряжение.
   – Я не хотела выглядеть высокомерной, – прошептала она. – Я настолько у тебя в долгу, Джон. Я не хочу, чтобы тебе приходилось делать для меня больше, чем ты уже сделал.
   Она закрыла глаза на секунду, но ее пальцы перебирали его волосы, притягивая его все ближе.
   – Ты моя жена, Лотти, – просто сказал он. – Я все делаю для тебя, потому что ты принадлежишь мне.
   Ее глаза открылись, в них читалось удивление.
   – Я принадлежу тебе?
   – Мы теперь семья. Ты, я, дети. – Он взглянул на детей, наблюдавших за ними из-за стола. – Мы живем вместе, мы помогаем, друг другу, и мы принимаем помощь без разговора о долге.
   – Я серьезно думала оставить тебя, – призналась она, пристально глядя на него. – Я считала, что если дети ушли, то я не буду больше нужна тебе, и ты смог бы снова стать холостяком.
   – Ты все равно осталась бы моей женой, – мягко напомнил он. – Я бы просто пришел за тобой.
   – В любом случае я здесь, – сказала она, соглашаясь и не вступая в спор с Джоном. – Скоро я снова буду на ногах, и все пойдет хорошо.
   – Док сказал, что тебе нельзя расстраиваться, Лотти. Не сердись на меня.
   Она покачала головой:
   – Нет, он сказал, что я, наверное, пролежу около месяца. Нужно время, чтобы зажила спина. Он думает, что произошло кровоизлияние в области позвоночника, он говорил тебе?
   – Да, он говорил это.
   – Он думает, что скоро я опять начну чувствовать ноги.
   Джон кивнул.
   – Ты веришь ему? – спросила она осторожно, ее глаза уставились в одну точку на потолке.
   – Вопрос в том, веришь ли, ему ты, Лотти? Слеза выкатилась из уголка ее глаза и засеребрилась, стекая вниз, к волосам у виска.
   – Я пытаюсь, – прошептала она. – Я очень много молилась, с тех пор как пришла в сознание прошлой ночью. Но уже прошло три дня, а я не могу даже пошевелить пальцами ног.
   Она содрогнулась от приступа боли, которая пронзила ее голову.
   – Я не хочу быть обузой.
   – Ты моя жена, Лотти, – повторил он. – Ты никогда не будешь мне обузой. – И бодрым голосом проговорил: – Ладно, мне надо успеть сделать кровать до наступления ночи.

Глава 16

   – Вы знаете, Шерманы не хотели уезжать, – начал Стивен Буш, сидя в кресле напротив огня и положив ногу на ногу.
   – Они еще вернутся, – напомнила Лотти мрачно.
   Стивен кивнул.
   – Но в этот раз они отступили спокойно. Не отравляйте себе жизнь, мисс Лотти, – сказал он твердо.
   – Я не думаю, что они действительно хотели заставить детей уехать после всего, что произошло, – заметила она. – Но они говорили, что напишут и предпримут, уж не знаю, какие шаги.
   Он насупил брови, его взгляд остановился на узкой кровати, где лежала Лотти.
   – Пути Господни неисповедимы, мисс Лотти, – многозначительно произнес он. – Нам остается оставить все в Его руках. Я уверен, все образуется к лучшему – и для детей, и для вас.
   – Вы говорите, как мисс Эгги из «Новой надежды», – сказала она кисло. – Я-то думала, что, кроме нее, никто не знает этих премудростей, которыми она потчует людей в любой подходящий и неподходящий момент.
   – Я наслушался немало глубокомысленных пошлостей в семинарии на востоке, – доверительно сообщил Стивен ей на ушко. – Ваша мисс Эгги не единственный знаток всех этих премудростей, знаете ли. Мы, священнослужители, по праву считаемся посвященными во все премудрости подобного рода.
   Лотти улыбнулась, и он не мог не ответить ей. Он стал ее другом, а у нее никогда не было друзей. «Теперь у меня, их целых два… Стивен и Женевьева. И, пожалуй, Джон, – решила она. – Все, чем мы владеем, не стоит ничего в сравнении с дружбой». Джон и раньше был близким ей, милым человеком… и, тем не менее, его мысли и чувства открывались так редко.
   – Лотти?
   Она подняла глаза на пастора; он улыбался ей как-то грустно и сдержанно, в его взгляде читалось сомнение и вопрос.
   – С вами все в порядке? – спросил он с беспокойством. – Вы ушли в себя. Возможно, вы устали? Я лучше пойду. – Он приподнялся в кресле.
   – Нет, – сказала Лотти поспешно, улыбнувшись тому, что Стивен поймал ее на мыслях о Джоне. – Я наслаждаюсь вашим обществом, мистер Буш. Пожалуйста, останьтесь.
   Она сделала рукой успокаивающий жест, и напряжение исчезло.
   – Я просто скучаю по временам, когда я мечтала прилечь хотя бы на минутку.
   – Вынужденный отдых порой тяжелее самой тяжкой работы, – произнес он.
   – Я провалялась без дела уже больше недели, как вам известно, – нетерпеливо сказала она. – Хотя мне жаловаться не на что. Я только боюсь, что Джон из-за меня забросил своих лошадей. А он живет ими. – Ее голос смягчился, когда она бросила взгляд на стол, за которым сидели дети, поглощенные своими мелками и досками. Сегодня Томас получил задание помогать Сисси. Он направлял ее пальчики своей рукой и полностью был поглощен тем, как она выводит буквы.
   – Я даже не могу ухаживать за детьми. – Лотти вздохнула.
   – Зато они могут ухаживать за вами, – мягко напомнил Стивен.
   – Дети заставили меня почувствовать себя полезной здесь, уж это факт…
   Его темные глаза лучились добротой, как и открытая улыбка.
   – Вы так о них заботитесь, – произнес он, не спрашивая, а, утверждая то, что сам прекрасно знал.
   Она кивнула головой и почувствовала, что это движение не доставило ей неудобства. Тогда она осторожно подвигала головой – в одну сторону, затем в другую и, наконец, вовсе убрала голову с подушки. Проделав все это, она улыбнулась:
   – Я выздоравливаю. Как это прекрасно – двигаться без малейшей боли. У меня больше не болит голова.
   – А как спина, Лотти?
   – Спина? – Она попробовала вдохнуть полной грудью, и ее улыбка стала жалкой. – Доктор говорит, что надо быть терпеливой. И еще, что отдых – лучший из докторов, – сказала она, глядя на свои ноги, укрытые одеялом. – У меня покалывает в ногах, когда я пытаюсь ими шевелить. Пытаюсь, но пока не могу… – Она осеклась после этих слов – части тела, находящиеся ниже пояса, не вполне подходящая тема для беседы с пастором. – В любом случае… я действительно не ощущаю своих ног. Разве это не беда?
   – Безусловно, – согласился он. Его взгляд на миг оторвался от нее, скользнул по комнате, задержался на детях, проследовал по большой двуспальной кровати в углу и вновь вернулся к ней.
   – Вы счастливы здесь, не так ли?
   – Счастлива? В данный момент? – В ее тоне сквозило недоумение.
   – Именно в данный момент, – повторил он.
   – Я стараюсь, но это не так-то просто. У меня тяжелая ноша.
   – Я не думаю, что ваш муж полагает, будто эта ноша столь тяжела.
   Она поджала губы, и ее ресницы задрожали.
   – Поверьте мне. Это действительно так…
   – Ну, мисс Лотти, – начал он нарочито бодрым тоном, – у меня есть и другая тема для обсуждения, если вы не станете возражать. – Взгляд его был полон сострадания к душевным переживаниям Лотти, обреченной на неподвижность.
   – Я не возражаю. – Она постаралась слушать его внимательно. Еще будет время пожалеть себя, решила она. Ведь он так старается наладить дружеские отношения. Необходимо хотя бы быть вежливой.
   – Видите ли, Лотти, я подумываю о женитьбе, – начал он осторожно.
   – Ну, вы через это уже проходили, – не без ехидства произнесла она, пряча взгляд за опушкой ресниц, чтобы не обнаружить охватившего ее веселья.
   Он вспыхнул, и она тут же раскаялась.
   – Я не хотела быть злой, мистер Буш. Пожалуйста, простите меня. – Ее рука в умоляющем жесте протянулась к нему, и он взял ее в свои ладони, подался вперед и произнес мягко:
   – Напротив, это мне необходимо просить прощения, мисс Лотти, потому что, боюсь, я слишком эгоистичен. Видите ли, ощущение счастья не покидает меня все эти дни, и я хотел бы доверить его вам.
   Он легонько коснулся ее руки, и она понимающе улыбнулась:
   – Это имеет какое-то отношение к Женевьеве?
   Он сделал большие глаза:
   – Неужели она рассказала вам о наших отношениях?
   – Кое-что, – ответила Лотти многозначительно.
   – Мы собираемся пожениться, – смешно потупился он. – В течение месяца. До Рождества определенно.
   – Вы считаете ее подходящей женой для себя?
   – Вполне! Мы… э-э… обсуждали только некоторые детали внешнего облика, что бы более соответствовало моему призванию…
   – Она, мистер Буш, не может отказаться от своих локонов, – произнесла Лотти жестко. – И навсегда останется красавицей. Я искренне надеюсь, что она никогда не утратит также и своих дружелюбных манер, и щедрости души.
   Его лицо выражало ужас.
   – О нет! Не подумайте, что я хочу, чтобы она превратилась в другого человека. Я лишь подумал, что ей пристало бы одеваться чуть более, хм… рассудительно.
   Он придвинулся ближе, и его лицо вдруг помолодело.
   – Иногда довольно тяжело оставаться человеком, если ты в сутане, мисс Лотти. Я приемлю красоту так же, как и любой другой, но по ряду причин от меня ждут подавления этого свойства. Я боюсь, что после нашей свадьбы мисс Женевьева превратится в объект кривотолков для всех прихожан, если не для всего города.
   – Ну, сдается мне, – горячо произнесла Лотти, – если горожане любили ее, когда она была дочерью лавочника, то и будут продолжать любить, когда она станет вашей женой.
   – Значит, наш брак не будет помехой для вашей дружбы? – спросил он смиренно.
   – Каким это образом, мистер Буш? – сказала она, вскинув подбородок. – Ведь я, если вы помните, отвергла вас.
   Он улыбнулся, понимая, что она снова дразнит его.
   – Именно это вы и сделали, мэм… именно это и сделали.
   – Как прошел визит пастора? – не отрывая глаз от своей работы, спросил Джон – разговор жены со Стивеном не давал ему покоя весь вечер. Поставив таз с теплой водой на низкий стульчик, он ловко подсовывал под спину Лотти еще одну подушку.
   – Мне кажется, успешно, – ответила она, обхватывая его шею руками, чтобы помочь ему.
   – Погоди, Лотти, я сам справлюсь, ты только расслабься.
   – Угу, – простонала она, давая ему, возможность извлечь ее из гнездышка, которое он соорудил для нее с помощью двух одеял.
   – Все в порядке? – спросил он с тревогой.
   – Да, мне ведь необходимо немного двигаться. Тело совсем одеревенело.
   – Ну что же ты?.. Сказала б раньше. Я бы сразу помог, если б знал, что тебе неудобно, – добродушно ворчал он.
   Лотти выпрямила руки и чуть отодвинулась от подушек.
   – Ты прав… Так жаль, что я не могу сделать этого сама. Я уже слегка шевелю ногами, но они пока не повинуются мне. И я боюсь двигать верхнюю часть туловища. Держу пари, я уже могла бы приподняться в постели, но доктор велел подождать и не переутомляться.
   – И не думай об этом, слышишь? У тебя для этого есть я. – Высказав все это тоном, не допускающим возражений, Джон чуть отодвинулся, чтобы посмотреть ей в глаза.
   – Да, сэр, – сказала она кротко, наблюдая, как он смачивает в тазу и намыливает полотенце. Глаза Лотти следили за его движениями, она ждала, когда же он, наконец, займется ею.
   – Приятный запах, не правда ли? – спросил он, пока она умывалась.
   – Угу… Я еще никогда не пользовалась мылом с таким приятным ароматом, – призналась она. – Женевьева даже не подозревает, какое удовольствие она доставила мне своим подарком.
   – Не большее, чем то, которое она доставила мне, – прошептал он, наклоняясь и вдыхая благоухающую пену. – Я даже не знаю, для кого из нас она его купила. Я наслаждаюсь им так же, как и ты.
   – Веди себя прилично, Джон, – произнесла Лотти ворчливо, передавая ему влажное полотенце.
   – Я вернусь через пару минут, – сказал он со вздохом, возвращая ей отжатое полотенце. Затем, понимая, что ее необходимо оставить одну, он поднялся и повернулся, собираясь уйти. – Когда управишься, укройся и жди меня.
   Он дал ей десять минут, пока возился с грязной посудой в раковине.
   – Ты готова, дорогая?
   Она промычала, и они продолжили привычный ритуал умывания.
   – Если тебе не трудно, Джон. – Ей легче было перенести щекотливость ситуации, связанной с купанием, если она в это время что-то болтала. Едва полотенце и рука, управляющая им, касались ее тела, как в ней пробуждалась чувственность. Она краснела, ее дыхание становилось прерывистым, и переключение внимания было просто необходимо.
   Вечера теперь казались ему особенными, он не мог дождаться их. После того как дети укладывались в постель, он тщательно выполнял все предписания доктора: делал массаж, сгибал и разгибал ее ноги. Затем, в качестве награды за свои дневные труды, купал Лотти.
   Она тоже старалась, как могла – сама умывала лицо, руки, протирала, насколько удавалось дотянуться, свое тело.
   Затем в игру вступали его руки, и Джон наслаждался, ощущая ее тело под своими ладонями. Ее стройные, великолепной формы ноги, спина, хрупкая шея, на которую спускались влажные локоны, – все искушало его задержаться. Ее голени были просто созданы для того, чтобы их гладить, и он растягивал это удовольствие, насколько мог. Он мыл их долго и тщательно, затем вытирал насухо с великим старанием. Дразня ее, он проводил ногтем по ступне и наблюдал за реакцией, как велел доктор.
   Она хмурилась, следя за ногой, которую он держал в своих ладонях.
   – Они двигались? Ты видел? Я подумала, может быть, мои пальцы…
   Он обхватил ее лодыжку, а затем наклонился и коснулся губами пальцев, только что вытертых с таким тщанием.
   – Не торопи события, Лотти. – Его голос был сух, почти резок.
   – Джон?.. – прошептала она, напоминая, что так и не получила ответа.
   – Гм… Да, Лотти? – спросил он, как бы игнорируя ее страдание от затянувшейся ласки, которую исполняли его губы. Его улыбка была нежна, а глаза темны и полны сознания своей власти над нею.
   Он откашлялся и положил ногу на одеяло.
   – Так о чем ты хотела меня спросить?
   Она нахмурила брови и неуверенно произнесла:
   – Если к тому моменту, когда мистер Буш будет жениться на Женевьеве, я еще не смогу ходить, ты отвезешь меня на их свадьбу? Хотя, наверное, уже смогу… Так отвезешь? Ты согласен? – В ее глазах светилась мольба, и, чтобы выйти из трудного положения, в которое она себя поставила, Лотти опустила ресницы.
   – Я тоже на это надеюсь, дорогая, – сказал Джон, осторожно беря ее другую ногу.
   Она взглянула на него в упор.
   Он возится слишком долго, грустно думала она, когда его большие пальцы разминали ее ступни.
   Но его руки, теплые и уверенные, уже массировали ее икры и бедра; ловкие, сильные пальцы плясали в быстром ритме.
   – На сегодня достаточно, – произнес, наконец, Джон.
   Убрав одну из подушек, он помог Лотти занять горизонтальное положение. Затем нежно и бережно перевернул ее с одного бока на другой, подтыкая одеяло.
   – Джон, – прошептала она, успокаиваясь, – спасибо.
   Его глаза окинули ее всю с озорной усмешкой.
   – Не волнуйтесь, миссис Тиллмэн, я ничего не делаю просто так. Когда все это закончится, вы останетесь должны мне море ласк.
   – Если я когда-нибудь смогу встать, я, прежде всего, постараюсь сделать из вас котлету, мистер Тиллмэн, – пылко поклялась она, вытягиваясь на узкой жесткой кровати, которую он для нее соорудил, и застонала. – Я бы многое дала, чтобы спать вон там, в пуховой постели.
   – О Лотти… ты же знаешь, что и мне больше всего хотелось бы видеть тебя там. – Джон встал на колени рядом с ней, обхватив руками ее лицо и покрывая его нежными поцелуями. – Но доктор велел лежать только на твердом, пока мы не увидим ощутимого улучшения. А у тебя уже есть успехи, дорогая. Очень скоро ты вернешься к своей обычной жизни, и мы пустим это твое временное ложе на растопку.
   – Оно совсем не временное, – решительно возразила она. – Ты прекрасно потрудился над ним. – В ее глазах стояли слезы, и взгляд стал невидящим. – Знаешь, иногда я бываю такой неблагодарной, – прошептала она. – Я так нетерпелива, Джон. Прости мне мои жалобы, хорошо?
   – Я сделаю больше, – заверил он, гладя тыльной стороной ладони ее горячую щеку и глядя на нее горящими глазами. – Я задумал нечто особенное, Лотти, девочка. Позволишь сделать тебе подарок? Я хочу оставить его тебе на память.
   – На память?
   – Да, я думал о том, что тебе необходима такая вещь, о которой ты могла бы вспоминать весь день, пока меня нет. Понимаешь, что-то вроде драгоценности, которая будет поднимать твое настроение. – Его губы остановились у ее виска, а теплое дыхание вызвало мурашки на руках и спине. С нежностью его пальцы скользили по ее волосам, гладили локон за ухом.
   – Что за драгоценность? – спросила Лотти дрогнувшим голосом, который выдал, как она была заинтригована.
   – О… не совсем обычная вещь. Не серебро, не злато и не камни достанутся моей женушке, – шептал он, касаясь губами ее волос, а его рука тем временем совершала путь от шеи к пуговице на вороте платья.
   – О чем ты говоришь, Джон?
   – Гм… ты закрой глаза и позволь мне рассказать о той памятной вещи, которая нас так занимает. – Он выдыхал слова прямо в ее теплую шею, совершая губами тот же путь, который только что прошла его рука.
   Пальцы легко расстегивали пуговицы – одну за другой.
   – Я делаю успехи, сердце мое. – В его громком шепоте слышались триумфальные нотки.
   – Джон, дети! – пробормотала она, отодвигая подбородок и освобождая ему, путь туда, где наиболее ясно прощупывался ее пульс, который с каждой секундой становился все чаще и чаще.
   Его губы на мгновение оторвались от своей работы.
   – Они спят, и если ты будешь вести себя тихо, то ничего не услышат.
   Его рука скользнула под укрывавшее ее одеяло и отправилась в путешествие под платьем, нежно лаская ослабшее тело. Он бережно вкладывал в движения ладони и пальцев всю любовь, на которую только был способен.
   – Когда ты останешься завтра одна, а я буду работать вдали от тебя, я хочу, чтобы ты помнила это. Закроешь глаза и вспомнишь о моих губах и руках, ласкавших тебя.
   – Я едва могу двигаться, Джон, – прошептала она измученно, и пот проступил у нее на лбу.
   – А-а… это лучшая часть этого воспоминания, – сказал он мягко. – Тебе не придется пошевелить ни одним мускулом. Тебе нужно лишь оставаться неподвижной и позволить мне доставить тебе удовольствие.
   – Как насчет…
   – Ш-ш-ш, больше никаких разговоров, Лотти. Просто закрой глаза и дай мне сделать тебе приятный подарок.
   Она сдалась. Она закрыла глаза, ощущая только его руки, помня о его губах, которые действовали на нее так возбуждающе. Она почувствовала влажное и горячее движение его языка, касание его волос и затрепетала – водоворот желания поглотил ее, увлекая на самое дно фантазии, придуманной Джоном.
   Он медленно гладил ее тело, спускаясь все ниже и ниже. Она задыхалась от восторга, который переполнял ее. Горячее, живое, изнуряющее наслаждение, которое она познала всего несколько недель назад, теперь оживало вновь с его прикосновениями. И они все увереннее пробуждали ее трепещущую плоть.
   Поймав ее губы, он отведал радость, которая переполняла ее.
   – Ш-ш-ш… тише! – уговаривал Джон, сжимая ее в страстном объятии. Он привлек ее к своей широкой груди и сомкнул кольцо своих рук за ее спиной. Его губы покрыли ее горящие щеки ковром из поцелуев, и он улыбался, глядя на ее замешательство.
   – Джон?.. – Ее высокий голос с удивлением произнес его имя.
   – Тебе понравился мой подарок, дорогая?
   – Больше всего, что мне доводилось получать когда-то прежде, – прошептала она.
   – Это лучше, чем ботинки? – Его глаза светились восторгом.
   Она покраснела еще больше.
   – О да, – выдохнула она. – Это гораздо лучше ботинок.
   Свет зимнего солнца лился в комнату через заиндевевшее окно, и Лотти следила за движением пылинок, круживших в солнечных лучах. Возня около стола прекратилась после того, как Мод заявила, что не может работать, когда Сисси и Томас дурачатся.
   Дети были выставлены из комнаты, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь шарканьем по полу туфель Мод.
   Лотти неохотно отвела взгляд от вальсирующих в солнечном свете пылинок и взглянула на пожилую женщину, с суровым видом месившую тесто. Волосы зачесаны назад, рот напряженно сжат, она старается удержать густую массу в руках.
   – Я поражаюсь, как ловко ты работаешь, Мод, – осмелилась вставить Лотти.
   Женщина фыркнула и небрежно кивнула.
   – Я лишь исполняю свой долг христианки, Лотти. Пастор учит нас: «Вкладывай в работу душу», – и я стараюсь следовать добрым советам.
   Она разделила сероватый ком теста на три части, придала им форму и поместила на противни, которые ждали своего часа здесь же, на столе.
   – Они будут готовы к выпечке через час, – довольно сказала Мод. Поставив тесто поближе к плите, она укрыла противни чистым полотенцем.
   Лотти наблюдала за всем происходящим с вялым интересом. Если им повезет, на этот раз хлеб будет вкуснее, чем в предыдущий. Что и говорить, Сисси была права: среди талантов миссис Клаусон таланта к выпеканию хлеба не наблюдалось.
   Руки Лотти горели желанием месить тесто для хлеба, с любовью придавать ему форму, печь до золотистой корочки и подавать теплые воздушные ломтики на стол для всей семьи. В полузабытьи она протяжно вздохнула, и ее мысли продолжали свой сбивчивый бег.
   – С вами все в порядке? – спросила Мод, поворачивая голову и хмурясь.
   – Да, – поспешила ответить Лотти. – Просто мне жаль, что я не могу сама заботиться о своей семье, делать то, что сейчас приходится вам.
   – Ничего, когда-нибудь и вы приметесь за это дело, – пробормотала Мод. – Видит Бог, женщине редко доводится поваляться в постели, разве когда собирается родить. Но что уж тогда за отдых, скорее – работа.
   – Право же, в моем нынешнем положении так мало радости, – сказала Лотти, подумав, что это, наверное, самые правдивые ее слова за весь день. – Я привыкла быть на ногах и при деле. А лежать и смотреть на паутину по углам для меня большое испытание.
   Мод взглянула на потолок, пробежала глазами по углам и пожала плечами.
   – Никогда не искала себе приключений. Если уж она там, наверху, то пусть там и остается, – сказала Мод. – Я всегда считала, что если открыть весной дверь, то ветер унесет с собой все плохое. Я еще как-то справляюсь с тем, что лежит на полу. Но увольте лазить за тем, что висит над головой.
   Лотти попыталась улыбнуться:
   – Ну конечно, я не пыталась упрекнуть вас. Моя паутина прекрасно дождется дня, когда я снова атакую ее метлой.
   – Вы обучаете детей здесь, дома? – спросила Мод, передвинув доску Томаса на край стола. Она наклонилась, вглядываясь в буквы, которые Томас забыл стереть.
   – Да, я пыталась. Джон говорит, что отправит Томаса в школу на будущий год, и я собиралась дать ему какой-то начальный запас знаний.
   – Слишком много книжных занятий вредно для молодежи, – с глубокомысленным видом промолвила Мод. – Это забивает их головы разными глупостями…
   – Иногда, – осторожно начала Лотти, – как мне кажется, полезно изучать, что же происходит в мире, вы так не думаете?
   – Нет, – последовал твердый и уверенный ответ. – Это только развращает их, делает наглыми и спесивыми. Они начинают считать себя слишком умными для того, чтобы помогать по хозяйству.
   – Их мать хотела научить детей всему, к чему у них есть способности, – храбро возразила Лотти. – Я чувствую себя обязанной сделать все возможное, чтобы выполнить ее волю.
   Мод, усаживаясь чистить картошку, взглянула на нее с сомнением.
   – Сара Тиллмэн была слишком хрупкой для жизни в наших краях. Она родилась и выросла в городе. Эта жизнь доконала ее, знаете ли. Ей бы лучше остаться в Сент-Луисе.
   – Она хотела быть со своим мужем, как мне кажется, – робко возразила Лотти. – Она была счастлива здесь, разве не так?
   Мод скривилась.
   – Что счастливым делать в нашем мире? – проворчала она. – Мы не для счастья на этой грешной земле. В Библии говорится, что мужчина будет пахать землю и бороться с сорняками и зарослями, а женщина в страданиях будет вынашивать детей. Для меня это звучит вполне понятно. – Расставив ноги, Мод яростно набросилась на картошку.
   – Разве вы никогда не были счастливы, Мод? – с надеждой в голосе спросила Лотти. – Когда вы только поженились с мистером Клаусоном…
   – Ха! – фыркнула Мод. – Не такая уж я дура была, когда выходила замуж. Нет, ничего я не ждала, – изрекла она, рассекая ножом воздух для пущего эффекта. – Моему Генри были нужны сыновья, чтобы помогали ему в поле, и мой святой долг был кормить их. Я исполняю его и по сей день, – заключила она.
   – Кто же следит за детьми, пока вы здесь? – спросила Лотти с трепетом, вызванным таким стоическим отношением Мод к своему месту в этом мире.