Тейлор с одинаковой жаждой вглядывался как в содержимое чашек, так и в само хитроумное устройство. Перед ним был один из продуктов Холта – самый революционный и в самой примитивной форме. Внутри кубика находилось некое количество самовоспроизводящихся демонов Максвелла – изощренных наноустройств, силиробов, и обычный воздух, температура которого была равна температуре окружающей среды. Демоны, эти обладающие разумом клапаны, были слоями уложены на стекле, разделявшем внутреннее пространство кубика надвое. Разделяя молекулы воздуха с непостоянными скоростями в одной половине кубика, силиробы поддерживали там тепло, другая при этом оставалась холодной. (Часть получаемой энергии наноустройства использовали для себя.) Ручка регулировала количество открытых клапанов.
   Бесконечный источник энергии. Локальная отмена энтропии.
   Вот что обрушивало правительства и государства. Внутри маленького незатейливого кубика жила сила, способная перекроить земной шар.
   Тейлор видел, как один из покупателей заплатил за чай динар. Некоторые пили бесплатно – владелец прилавка не возражал. Жажда заставила Тейлора осмелеть настолько, что он приготовился поступить также, как рядом раздался голос.
   – Держу пари, вы только что с парома.
   Тейлор обернулся. Молодой небритый араб в джинсах, футболке, украшенной демонским знаком, и ковбойских сапогах, стоял рядом.
   – Так и есть, – признался Тейлор.
   – Конечно же, вы потрясены. Обычная реакция. Деньги, сами видите, здесь не в ходу. В обществе растущего изобилия деньги утрачивают свою ценность. Многие по привычке все еще цепляются за них, но и они обязаны предоставлять продукты своего труда бесплатно, взамен же, тоже бесплатно, получая то, в чем нуждаются. Впрочем, довольно экономических теорий. Это мой конек, и боюсь, иногда я увлекаюсь и становлюсь занудой. Вы ведь хотели пить.
   Араб что-то сказал продавцу, и тот протянул Тейлору чашку.
   «Чай в Сахаре», вспомнил Тейлор. Название старой песни, а также главы в одной из книжек Обри. Мир менялся так стремительно, что Тейлор почувствовал головокружение.
   – Осторожно. – Араб поддержал его за руку. – Меня зовут Аззедин. Аззедин Айдуд. Позвольте отвести вас в тень.
   Тейлор быстрыми глотками допил обжигающий чай, вернул продавцу чашку и позволил Аззедину увести себя прочь.
   Стены, древние как жизнь, переулки, узкие как смерть, мрачные дверные проемы. Тейлор уже не помнил, в какой стороне порт. Ему никак не удавалось сосредоточиться, и он безвольно брел за Аззедином, как раньше за Нарсико. Привыкший отдавать указания и руководить, сейчас он ощущал себя неразумным ребенком.
   Они остановились в окруженном стеной саду. В фонтане нежно журчала вода. Тейлор почти не прислушивался к тому, что говорит Аззедин. Кажется, он рассказывал о своей семье.
   – … и когда я услышал о том, что происходит на моей родине, то бросил учебу в Америке – а учился я в Стэнфорде, слыхали о таком? – и вернулся домой. Разве я мог поступить иначе?
   Внезапно Тейлор ощутил прилив энергии. Он схватил Аззедина за запястье.
   – Послушайте, вам известно, где сейчас Холт?
   На лице Аззедина проступило почти религиозное обожание, сменившееся разочарованием.
   – Великий человек! Как бы я хотел встретиться с ним! Почел бы за честь поблагодарить его лично! Я рассказывал бы об этом дне своим детям! Но, как ни печально, я не знаю, где он.
   – Где мне найти его?
   – В городе есть люди из его клана. Они могут знать.
   – Клана?
   – Так называют себя те, кто работает с Холтом.
   – Прошу вас, отведите меня к ним.
   – Хорошо.
   Офис клана располагался в бывшем армейском здании, отмеченном специальным демонским знаком с большой буквой X в центре. Кругом кипела бурная жизнь. Непонятно было, как она организована: ни секретарей, ни администратора, ни отдельных кабинетов в здании не было. Спустя некоторое время Тейлор завязал беседу с темноволосым канадцем, назвавшимся Уолтом Бекером. Аззедин внимательно прислушивался. Тейлор старался врать убедительно.
   – Вы должны сказать мне, где находится Холт. Мне необходимо с ним увидеться. У меня для него важнейшая информация.
   – О чем?
   – Э-э… о возможном покушении на его жизнь.
   – Для него это не впервой. Холт не боится покушений.
   – Нет, вы не поняли. Он ничего не знает об этом покушении. Прошу вас, я его старый друг. Я не переживу, если с ним что-нибудь случится.
   – Вы лично знакомы с Холтом?
   – Мы учились в одной школе…
   Однако слова Тейлора не убедили Бекера, и он приготовился отвернуться. Тейлор был не силен в уловках, поэтому в отчаянии он выложил последний козырь.
   – Эта женщина, которая с Холтом, Обри. Я ее муж.
   Бекер вскинул голову.
   – Простите, как вас зовут? – Тейлор ответил. – А над каким проектом вы сейчас работаете?
   – Туннель Два.
   Бекер кивнул.
   – Она говорила, что вы можете объявиться.
   Сердце Тейлора подпрыгнуло. Какую ловушку подстроила ему Обри?
   Однако пока опасностью и не пахло. Бекер снял телефонную трубку.
   – Мы отправим вас прямо сейчас. Аззедин перебил.
   – Нет, я требую, чтобы именно я отвез его. Я – из семьи марабутов, проводников. Я привел его сюда. Это нечестно.
   Бекер пожал плечами.
   – Почему нет? Холт в пустыне на плато Танезруфт, недалеко от Тауденни. Вместе с туарегами занимается одним проектом, точнее я не знаю.
   Тейлор горько рассмеялся.
   – Похоже на него. Холт всегда имел слабость к микропроектам.
   Бекер хмыкнул.
   – Теперь можете называть их нанопроектами.
   – Новое шоссе из Танжера в Тимбукту проходит мимо Тауденни.
   – Это далеко?
   – Не очень. Тысяча миль или около того.
   – По-вашему, это недалеко?
   – В прошлом году, когда не было новой дороги, считалось, что далеко. Сами увидите. Берите сумку, и можем отправляться.
   Транспортное средство Аззедина оказалось двухместным, в форме слезинки, и трехколесным. Сверху для защиты от солнечных лучей был натянут позолоченный тент. Управляемый демонами транспорт Аззедина не нуждался в топливе, чем хозяин явно гордился и, несмотря на растущее раздражение Тейлора, готов был рассуждать об этом бесконечно.
   – Как вам известно, мистер Тейлор, классическая физика отрицает существование такого источника энергии. Предполагалось, что теория информации вобьет последний гвоздь в гроб теории демонов мистера Максвелла. Думали, что, сортируя молекулы, демоны отбрасывают важную термодинамическую информацию, сводя таким образом на нет всю проделанную работу. Холт догадался, что механизмы с достаточным объемом памяти могут повышать ее энтропию и, соответственно, уменьшать энтропию окружающей среды. Сделав свое дело, они воспроизводят преемника, а затем саморазрушаются. Так решается проблема термодинамической необратимости.
   Пока они медленно передвигались по улицам Танжера, Тейлор, закрыв глаза, развалился в удобном кресле. Янтарный свет падал сквозь полог и окрашивал лица в цвет ноготков.
   – Все это полное дерьмо, Аззедин. Побочный эффект. Это же очевидно.
   Казалось, Аззедин обиделся.
   – Тогда, мистер Тейлор, нужно признать, что этот автомобиль едет на дерьме. Нежели вы серьезно полагаете, что мистер Холт мог что-нибудь упустить? Он уникальный человек! Туареги почитают его как святого.
   – Вот как?
   – Туареги – не настоящие арабы. Они утверждают, что являются потомками древней благородной расы, однако я им не верю. Разве мужчина будет закрывать лицо вуалью, чтобы никто не мог прочесть его выражения?
   – Вам виднее.
   – Уж я-то знаю. Холт очень смелый человек, раз работает с ними. Он, как бы вы сказали, крутой чувак. В других странах многие осуждают его, считают безответственным безумцем, посмевшим спустить с привязи неуправляемые силы. Но Холт знает, что делает. Когда-нибудь вы признаете его своим спасителем, как некогда признали мы.
   – Вряд ли мы доживем до осуществления ваших предсказаний.
   – Все в руках Божьих, и нет Бога, кроме Аллаха, и Холт – его пророк.
   На окраине Танжера начиналось почти идеально гладкое шоссе, ведущее на юго-восток, прямое, как мечта землемера. Дорога была обсажена молодыми пальмами, которые орошались при помощи ирригационной системы. Воду подавали насосы, управляемые демонами.
   – Вот, – сказал Аззедин, – выросли прямо из песка благодаря гению Холта.
   – Превосходно, – буркнул Тейлор.
   Он был взвинчен и утомлен. Определенно, в воздухе висело что-то, обострявшее чувства и убыстрявшее пульс. Разум же, напротив, был придавлен горем и предстоящей миссией, которую Тейлор придумал себе сам: вернуть Обри и положить конец безумию Холта.
   Аззедин гнал свой маленький автомобиль на скорости сто двадцать километров в час. Двенадцать – пятнадцать часов – и они будут на месте.
   Под вдохновенный монолог Аззедина, расписывающего красоты Северной Африки, Тейлор решил вздремнуть. Проснулся он в Фесе, где начинался подъем в горы Высокого Атласа. Затем они пересекли невидимую границу и оказались в настоящей пустыне. Даже здесь дорога, обсаженная пальмами, не собиралась петлять.
   Аззедин вел автомобиль словно одержимый. Просыпаясь, Тейлор тщетно пытался представить, о чем думает араб. Наверное, Аззедин воображал, что нашел чужестранца на рынке и теперь везет его на встречу со святым Холтом, ведомый божественным вмешательством Кисмета.
   После восьми часов пути, около полуночи, они остановились в оазисе, чтобы передохнуть.
   Похожие на ульи строения с толстыми стенами, слепленные наномашинами из песка, располагались под финиковыми пальмами и деревьями талха. Стреноженные верблюды лежали у колодца. Мужчина в струящейся гандуре приветливо поклонился им. Он ввел Тейлора и Аззедина внутрь хижины, где поднял на ноги всю семью: двух жен и шестерых детей. Женщины при виде незнакомцев скромно прикрыли волосы покрывалами и подали гостям кускус, ломти баранины, молочный напиток, называемый зриг, и финики с медом.
   Тейлор обратился к Аззедину:
   – Спроси их, почему они живут так уединенно?
   Аззедин перевел вопрос. Мужчина разразился пространным взволнованным монологом. От удивления глаза Аззедина расширились.
   – Он утверждает, что любое место, где побывал Холт, становится харам, святым. Он надеется снискать милость небес, живя здесь и помогая путешественникам.
   – О господи, это уже слишком.
   После того, как Аззедин немного подремал, они снова двинулись в путь.
   Через пятнадцать часов после начала путешествия, когда рассвет окрасил небо абрикосовым и кремовым цветом, Тейлор и Аззедин добрались до Тауденни, городишка на севере больше не существовавшего государства Мали.
   Они вышли из автомобиля. Снаружи, к удивлению Тейлора, жара снова опустилась на них, словно обтянутый бархатом молот.
   – Куда теперь? – спросил Тейлор.
   – Нужно найти местных, которые знают, где лагерь туарегов, и смогут отвести нас туда. Боюсь, нам придется ехать на верблюдах. На плато Танезруфт нет дорог.
   Владелец магазина, при упоминании проклятого имени Холта мгновенно ставший любезным, отвел их к некоему Махфуду.
   На вид Махфуду было лет пятьдесят. От жизни в пустыне он высох и потемнел.
   – Конечно, я отведу вас к Холту. Много лет я был проводником азалаи, соляных караванов.
   – Это далеко?
   – Двадцать пять миль. Часов восемь езды, если повезет.
   Тейлор застонал.
   – Когда мы выступаем?
   – Вечером. Ночью не так жарко идти.
   Следуя советам Махфуда, Тейлор и Аззедин запаслись кое-какими припасами, затем немного вздремнули в доме префекта. С восходом луны все трое собрались на окраине города.
   На спинах верблюдов были надеты деревянные седла в форме бабочек. Махфуд привязал к ним гирбасы, бурдюки с водой. Верблюдами управляли с помощью уздечки, привязанной к веревке.
   Махфуд заставил верблюдов присесть.
   – Влезайте.
   Тейлор и Аззедин вскарабкались на верблюжьи спины. Животные встали, нерешительно протестуя против тяжкого груза.
   – Ваши верблюды пойдут за мной. Только не бросайте уздечки, если хотите их удержать, иначе все равно удерут.
   Махфуд двинулся к началу каравана. Держа шест на плече, он возглавил движение.
   Когда Тейлор все в том же грязном льняном костюме взобрался на спину верблюда, ему показалось, что путешествие будет не таким уж тяжелым.
   Через два часа тело превратилось в один сплошной синяк. Несмотря на ночь, температура держалась около отметки в девяносто градусов. От монотонности езды Тейлору хотелось вопить. Когда же наконец он доберется до Холта?
   Болтаясь на спине вонючего животного, Тейлор неожиданно подумал о том, что все его путешествие выглядит не трагично, а скорее комично. Самолетом до Испании, паромом в Африку, на автомобиле через пустыню, на верблюде – к лагерю коварных кочевников. Все это напоминало фильм, в котором герой постепенно деградирует и заканчивает свое путешествие, крутя педали трехколесного велосипеда…
   Пытаясь снова обрести уверенность в себе, Тейлор запустил руку под пиджак. За поясом брюк лежал пистолет – от соприкосновения с кожей оружие стало горячим.
   Над головой кружились созвездия, внизу медленно дрейфовала пустыня.
   Туареги не двигались с места, поэтому найти их оказалось легко. Лагерь располагался во впадине, в которой даже Тейлор узнал пересохший вади. На расстоянии плоские овальные палатки из пальмовых волокон походили на брошенные цирковые шатры, забытые кем-то посередине песчаной пустыни. В центре лагеря стояла палатка современного вида, очевидно, принадлежавшая главному инспектору манежа – Холту.
   Тейлор попытался заставить верблюда двигаться быстрее, но животное оказалось неотзывчивым, словно камень. Прошла вечность, прежде чем они оказались в центре лагеря.
   Еще не рассвело, поэтому обитатели лагеря спали.
   Тейлор, поморщившись от боли, спешился.
   Спотыкаясь, он неловко заковылял к палатке Холта. Тактичный Аззедин отстал, а Махфуд занялся верблюдами.
   Тейлор отодвинул клапан палатки и неожиданно ощутил удар кондиционированного воздуха в лицо, на мгновение утратив ориентацию. Придя в себя, Тейлор заметил в сумеречном свете палатки две фигуры. Они спали на разных койках. Обри и Холт, оба в футболках.
   Если бы он застал их в одной постели, то застрелил бы.
   А сейчас, глядя на жену и лучшего друга, спящих невинно, словно младенцы, Тейлор ощущал только отвращение к самому себе.
   Чувствуя шум в ушах, Тейлор поднес револьвер к собственному виску.
   Нажал на спусковой крючок…
   Раз, еще раз, несколько раз подряд.
   Ни дыма, ни пламени, ни запаха пороха, только глухие щелчки.
   Тейлор уронил руку и в немом изумлении уставился на предательское оружие. Затем вытащил обойму и посмотрел на нее, словно ожидая объяснений. Не дождавшись, отбросил обойму прочь. И заплакал.
   Холт и Обри уже проснулись. Рассвело. Холт подвинул Тейлору складной стул и с силой надавил ему на плечи. Тейлор сел.
   – Обри, ты не заваришь чаю? Да и Ник выпьет. Сделай одолжение.
   Обри сухо кивнула, этим безмолвным движением давая Тейлору понять, что не одобряет его поведения. Рыдания усилились.
   Чертов Холт вел себя так, словно он один виноват во всем, словно это он, а вовсе не Тейлор, несколько минут назад пытался покончить с собой.
   – Сначала это потрясает, я же понимаю, Ник. Черт возьми, если б ты знал, что было со мной, когда я открыл все это! Жаль, что ты не видел лиц солдат ООН, когда они начали стрелять в нас. Некоторые энтропические реакции, основанные на старой парадигме, благодаря широкому распространению демонов теперь невозможны. Ты не сможешь завести двигатель внутреннего сгорания в пределах Земли Максвелла. Локальное накопление антиэнтропии как побочный продукт сортировки демонов. Одному Богу известно, почему наш метаболизм до сих пор работает. Шилдрейк [7] считает, что мы имеем дело с морфогенетическим полем. Черт, об этом я и не помышлял, не буду скрывать. Я знаю только одно. Совсем скоро поле достигнет Европы. У них не останется выбора, они вынуждены будут применить моих демонов. Американцам, чтобы сообразить что к чему, в лучшем случае понадобится еще лет десять. Впрочем, если они попросят, я приду им на помощь гораздо раньше. Тейлор перестал всхлипывать.
   – Что… что ты сделаешь со мной?
   Холт взглянул на Обри, его лицо – юное, как в годы их учебы, – выражаю простодушное удивление.
   – Понятия не имею. Столько работы вокруг! Перекроить заново континенты, сотни стран, тысячи сообществ! Возьми то, чем мы заняты сейчас, – восстановление вади. Здесь полно воды, всего в трехстах футах под землей. Эти новые силиробы, которые мы разработали, они формируют микрокапилляры, которые постепенно поднимают воду наверх. Мы могли бы использовать твои знания в восстановлении биосферы, но, возможно, у тебя есть и собственные идеи.
   Тейлор молчал. Холт обернулся к Обри, которая вернулась с чаем в руках.
   – Обри, как думаешь, что нам делать с Ником?
   Жена посмотрела на Тейлора, и он заставил себя ответить на ее взгляд. Никогда еще Тейлор не видел Обри такой сияющей и уверенной в себе. Весь этот бред в ее прощальном письме оказался правдой. Он с замиранием сердца ждал, что скажет Обри.
   – Дай ему работу, – уверенно ответила она. – Даже в наше время никто не вправе получать нечто, ничего не предложив взамен.
   Полу Боулзу

ВОСХОЖДЕНИЕ ПОПРЫГУНЧИКА

   Перевод. Т. Бушуева, 2006.
1
   Его миром был ил, и он зарылся в него почти с головой, оставив торчать наружу лишь рот и выпученные глаза.
   Лежа на животе и напрягая примитивные легкие – спину защищал слой липкой грязи, – он отфильтровывал из мутной жижи питательные диатомы, ожидая того благословенного момента, когда снова вернется вода. Пока же сверху нещадно палило солнце, и он ненавидел эту жару и этот слепящий свет.
   Каждый день мелкая вода куда-то отступала, и каждый день возвращалась назад. Вот и все, что было ему известно об окружающем мире. Да, и еще пребывающая в вечном движении Тень.
   Сегодня вода отступила в те мгновения, когда он был вне спасительной Тени, хотя и чувствовал, что она где-то рядом. И все-таки он не осмелился переместиться под ее прохладную сень. Лучше замереть на месте, рискуя иссохнуть под палящими лучами, только бы лишний раз не привлекать к себе внимание хищников.
   Соленая жижа под ним слегка задрожала. Он повращал своими выпученными глазищами, опасаясь того, что сейчас предстанет его взору.
   К нему, плотоядно работая челюстями и угрожающе загребая клешнями, приближался краб вдвое больше его по размеру.
   И тогда он бросился наутек. Выкарабкавшись при помощи коротких плавников наружу из липкой грязи, он поспешил прочь, подгоняя сам себя хвостом.
   Медлительный краб остался позади. А Попрыгунчик вступил в благодатные границы Тени. Ее прохлада была подобна целительному бальзаму. На несколько мгновений он ощутил себя в полной безопасности, но вскоре с ужасом понял, какую чудовищную ошибку совершил.
   Он нарушил границы соседских владений. Незваный гость, одиночка без роду-племени, он вторгся в их священные пределы.
   Уже в следующее мгновение ему навстречу был выслан разведчик. Затем еще один, и еще. Вскоре их собралась уже целая стая. Половозрелые самцы начали ритуал устрашения. Опершись на хвост, они грозно потрясали в воздухе передними конечностями, раздували щеки, после чего громко шлепались вниз, с шумом выпуская воздух и разбрызгивая грязь. Двигаясь полукругом, они подбирались к нему все ближе и ближе, пока наконец один из них едва не обрушился на него.
   Однако Попрыгунчик даже не сдвинулся с места. Впрочем, у него не было иного выбора. Он должен либо с честью выдержать сражение с превосходящими силами противника, либо вернуться под палящие лучи и там бесславно сгинуть, став добычей крабов или птиц.
   Он был готов постоять за себя. И потому бросился сначала в одну сторону, затем в другую, пытаясь запутать противников. Маневр удался – на какое-то мгновение, сбитые с толку, они замерли на месте. Но затем, разгадав его намерения, вновь перешли в наступление.
   Где-то рядом упало нечто огромное и тяжелое – может, исполинский родственник его обидчиков? – однако влажная земля смягчила удар. Обитатели мелководья продолжали свое сражение, не замечая, как за первым толчком последовали другие, чуть слабее.
   Неожиданно противоборствующие стороны оказались в кольце прозрачного барьера цилиндрической формы. И все же, несмотря ни на что, продолжали свое сражение за место под Тенью.
   Где-то над ними прогремел гром, и сверху упали тени меньших размеров, чем главная. Одинокий нарушитель, изнуренный битвой, по-прежнему пытался постоять за себя.
   И тут что-то окружило его. Его легонько сжали и подняли вверх, высоко в воздух.
   На него смотрело чье-то огромное лицо – оно показалось ему размером с луну, повисшую над потемневшими водами. Глаза неведомого существа цветом напоминали небо. И вновь прогремел гром – звуки эти исходили, по всей видимости, из ярко накрашенного рта этого загадочного создания.
   Позднее, уже в Верхнем Городе, прокручивая эту сцену одновременно и под новым, и под старым углом зрения, он одновременно испытывал и гордость, и стыд. Рядом с ним сидела Октавия, и стоило ему вспомнить, как ее рука обхватила его от кончика носа до кончика хвоста, стоило вспомнить нежность ее голоса, как его бросало в дрожь.
   – Посмотрите, как храбро он сражается, и это при его-то шансах на победу. Как по-вашему, может, ему надо попробовать себя на новой высоте? Ну-ну, попрыгунчик, мой милый малыш, тебе пора подняться выше. Поторопитесь, друзья мои, иначе мы не сможем вырваться из этого поля.
   После этих ее слов он покинул привычную стихию, единственный известный ему с рождения мир илистых отмелей вокруг горы Шелдрейк.
2
   Вот так Попрыгунчик пережил свое первое перерождение.
   Помещенный в пресноводный пруд с поросшими травой берегами, он лежал, не в силах опомниться. Эти странные существа, что выхватили его из ила в самый разгар битвы, вскоре бросили его в пресную воду, а сами тотчас удалились. (Попрыгунчик, обняв Октавию за талию, наблюдал за Октавией на плоском экране. «Отныне тебе придется выживать в одиночку, попрыгунчик!»)
   Собравшись с остатками сил, Попрыгунчик подплыл к краю пруда и спрятался среди стеблей каких-то растений. Интересно, съедобны ли они? Собравшись с духом, он попробовал их на вкус. Нельзя сказать, чтобы это было очень вкусно. Впрочем, и вода здесь какая-то не такая, да и воздух тоже. Здесь все какое-то не такое. Это не его мир. Внутренний голос подсказывал ему, что здесь ему не место…
   Внезапно Попрыгунчика охватила какая-то вялость, сонливость. По всему его телу, от носа и до хвоста, разлилась усталость, внимание притупилось.
   А еще его накрыло облаком. Попрыгунчик знал, что такое облака. Они приносили с собой тень и дождь. Но это облако было какое-то не такое. Оно состояло из попрыгунчиков. Миллионов и миллионов ему подобных. Или нет, это был один попрыгунчик. Но зато какой огромный! Настоящий исполин, Отец и Мать всех других попрыгунчиков. И он, одинокий и потерянный Попрыгунчик, тоже был его частью. Он ощущал, что все его существо словно растворяется в этом облаке, сливается с ним, превращается в единое целое.
   Вместе с тем, хотя он и чувствовал это свое слияние с облаком, одновременно ощущал, как их тянет в разные стороны. Облако поплыло дальше, вырвавшись куда-то прочь из-под него. Нет, это он сам отрывается от этого облака-попрыгунчика, утрачивает свое родство, свое единение с ним, со своими собратьями. Место разрыва болело как в прямом, так и в переносном смысле. Казалось, будто неведомая сила раздирает его пополам, но потоки воздуха увлекают его дальше.
   И тут появилось еще одно облако. Отчаявшись, Попрыгунчик устремляется ему навстречу – или это облако само движется к нему?
   Они сливаются.
   В пруду, посреди водорослей, Попрыгунчик начинает менять свою форму.
   Хвост его удлинился и сделался толще. Плавники исчезли, а на их месте выросли конечности, оканчивающиеся острыми когтями. Когда-то гладкая и скользкая кожа покрылась пластинами и чешуей. Нос удлинился, наполнившись рядами острых зубов. Над глазами вздыбились остистые дуги.
   И Попрыгунчик проснулся – на этот раз небольшой ящерицей.
   Мир снова стал прекрасен. Все ощущения, все звуки, цвета, запахи были в полной гармонии с его новым обликом. Воспоминания об илистой отмели постепенно блекли, утрачивая былую яркость, зато им на смену, тесня друг друга, приходили новые, яркие и волнующие впечатления.
   Мимо, не заметив присутствия Попрыгунчика, среди водорослей проплыл небольшой карась.
   Быстрый как мысль Попрыгунчик метнулся из своего укрытия. Карась тотчас переместился ему в рот, а затем и в желудок.
   Пища пошла ему только на пользу, и Попрыгунчик начал быстро расти.
3
   Более восьми футов в длину, массивный и мощный Попрыгунчик, волоча за собой тяжелый хвост, двинулся на коротких мускулистых ногах сквозь пышную зеленую растительность вверх по склону.
   Некая неведомая сила гнала его вперед. Она была сильнее, чем позыв к спариванию, сильнее, чем голод, и была ведома только ему одному.