Страница:
По эластичной поверхности существа пробежала дрожь – эти конвульсии были следствием невидимого глазу внутреннего беспокойства. Система явно вышла из-под контроля.
Волнообразные движения участились, набрали бешеный темп, напоминавший фибрилляцию сердца. Носитель был похож на околоплодный мешок, надорванный мучительными судорогами его обитателя, которому словно не хватало воздуха.
Неожиданно, не издав ни единого звука, носитель взорвался. Бесформенные ошметки биологического вещества – а вместе с ними жидкость и газы – разлетелись во все стороны, словно делая колесо – еще, и еще, и еще раз…
Среди этих бесполезных ошметков были и другие объекты, в которых по-прежнему теплилась жизнь. Небольшие пузырьки овальной формы – семена с запасом питательных веществ. В отличие от существа, исторгнувшего их, эти появились на свет беспомощными, не способными контролировать свое перемещение в пространстве. Они разлетелись во все стороны, расцветив собой поверхность призрачной разбухающей сферы.
В непосредственной близости от себя они не нашли ни одного свободного носителя. Значит, пузырьки были обречены бесконечно долго скитаться в бескрайнем пространстве космоса.
Носители – ничего не подозревающие жертвы этих пузырьков – хотя и превосходили и размером, и интеллектом космических скитальцев-паразитов, все равно представляли собой довольно маленькую мишень – и все из-за расстояния, которое их пока разделяло.
Но время длится бесконечно, и когда-нибудь встреча все-таки состоится. В конце концов пузырьки найдут своих носителей.
Посреди безжизненной ночи что-то еле заметно шелохнулось.
Участок звездного неба затмило нечто. Двигалось оно медленно. Поверхность его на вид имела квазиорганическую структуру, что-то среднее между голубовато-серым комком жира или пластика. Поверхность обладала достаточно высокой отражательной способностью и потому светилась отраженным светом. По форме это было гладкое яйцо – этакая крапчатая, словно выплавленная из титана гигантская пилюля.
Во время ее жутковатого плавания носитель двигался к чему-то, что на первый взгляд казалось небольшим объектом, состоящим из множества составных частей. Объект этот тоже перемещался в пространстве, причем траектория его передвижения шла по касательной к носителю. По мере того как расстояние между ними сокращалось, казавшийся единым целым загадочный объект распался на множество отдельных частей.
Долгие скитания пузырьков, похоже, подходили к концу. Память о том, как гравитация отправила их в совместное космическое плавание – с одинаковой силой и по одной траектории, – помогал им держаться вместе во время скитаний вслепую по бездонным глубинам космоса – гроздь крошечных пузырьков, которые по клеточному строению ничем не отличались от своего носителя.
И вот путь стае пузырьков пересекла передняя часть носителя. Некоторые из них тотчас налипли на него – нет, не под действием гравитации или магнетизма. Сила эта была биологической по своей природе. Другие – либо те, что немного отстали, либо менее цепкие – проплыли себе мимо, проиграв космическую лотерею.
Те же, что уцепились за носителя, получили шанс выжить и воспроизвести себе подобных.
Те, что не упустили свой шанс, по всей видимости, со временем погибнут. Их либо прямиком занесет в пламя звезды, либо запас питательных веществ иссякнет, и они усохнут, и тысячелетний сон незаметно сменится смертью – сном вечным.
Носитель вынырнул из поредевшего облака пузырьков. Каждый из них продолжил свой собственный путь. Гладкая однородность кожи носителя то там, то здесь теперь была усеяна пузырьками – словно моллюсками, налипшими на скалы. Правда, пока носитель никак на это не отреагировал. Более того, он не догадывался о том, что уготовано ему судьбой. С другой стороны, пока еще ни один носитель не проявил никаких признаков разума.
В отличие от него пузырьки тотчас ощутили произошедшие перемены и моментально пробудились ото сна. Их внутренний клеточный механизм затикал, как часы.
Вскоре часть налипших пузырьков начала вырабатывать пищеварительный фермент. Оболочка носителя моментально начала растворяться. Еще немного, и пузырьки и их носитель станут единым целым. Пузырьки продолжили внедряться все глубже, следуя программе, заложенной в них миллионы лет назад самой природой.
Раны на коже носителя постепенно затянулись, чтобы не допустить утечки в открытый космос внутренних компонентов.
Внедрение произошло в гробовой тишине – ни единый крик ужаса или отчаяния не нарушил ледяное безмолвие межзвездного вакуума. И это несмотря на то, что борьба велась не на жизнь, а на смерть. Нельзя сказать, что перевес моментально оказался на стороне агрессора. Некоторые из ослабленных пузырьков были остановлены естественными защитными силами организма уже на второй линии обороны – под кожей, а их содержимое растворили ферменты. Однако большинству пузырьков удалось преодолеть толстые кожные покровы и благополучно достичь внутренних структур – лабиринта клеток и артерий, нервов и внутренних органов, сосудов и костей, подсвеченных тусклым желтовато-зеленым свечением биолюминесценции.
Неоднородная среда, состоящая из сухих и влажных участков, кое-где непомерно загроможденная лабиринтом труб, трубок и трубочек, кое-где – пустые полости, словно из застывшей пены.
Как только пузырьки проникли в этот запутанный внутренний лабиринт, они тотчас запустили в действие подрывной механизм, привели в исполнение завешанный им природой и передаваемый из века в век план по приумножению своих рядов.
По всем внутренностям носителя пузырьки начали громко лопаться, и из них – кто шлепнувшись на спину, кто на живот – появились на свет десятки обнаженных новолюдей различной степени зрелости. Выкашляв несколько литров жидкости, они тотчас были готовы приступить к дальнейшим действиям.
Носитель уже успел запечатать отверстия в кожных покровах, нанесенные пузырьками, так что вакуум не смог проникнуть внутрь организма. Но кто бы знал, откуда исходит реальная опасность!
6-Лакрица открыл свои карие глаза. Он насухо вытер губы и подбородок от липкой жидкости, которая до этого заполняла его легкие. Остатки защитной оболочки уже подсыхали на теле, на глазах превращаясь в полупрозрачные хлопья, которые вскоре опадут с тела подобно рыбьей чешуе. Как же это здорово – снова проснуться и бодрствовать, то есть опять ощутить себя живым! Казалось, всего несколько минут назад 6-Лакрица вступил в защитную капсулу, чтобы внутри нее предаться размышлениям о своей короткой, но полноценной жизни – о том, что было, и том, что, возможно, будет. Хотя в глубине души он знал: в действительности ему придется провести во сне многие годы.
Секунду-другую 6-Лакрица лежал, не шевелясь, размышляя о том, что ему крупно повезло. Ведь он жив! Разумеется, он мог позволить себе предаваться размышлениям всего пару секунд, ведь его окружал полный питательных веществ, но такой враждебный мир. 6-Лакрица быстро поднялся на ноги с теплого резинистого пола.
6-Лакрица был взрослой новочеловеческой особью. Это был здоровый представитель той единственной формы, в какой теперь существовало человечество. Росту в нем было четыре фута, конечности скорее гибкие, нежели мускулистые. Волосяной покров отсутствовал полностью. Глаза огромные, с такими же огромными зрачками. Гениталии спрятаны в кожной сумке. А посередине плоского живота пролегла глубокая, опять-таки кожная складка.
Первое, что ему предстояло сделать, – это как можно скорее выяснить, выжила ли 3-Персик.
6-Лакрица обвел взглядом свое непосредственное окружение. Ему посчастливилось после долгого сна пробудиться в относительно сухом коридоре – цилиндрической трубе, которая пролегла в мышечной массе непосредственно под толстой кожей носителя. (Подчас могло показаться, будто все носители сошли с конвейера.) Внутренняя поверхность коридора была пористой, почти как у растения. Желтоватое свечение, испускаемое тканями – хотя и более тусклое, нежели лунный свет, – вполне устраивало огромные глаза 6-Лакрицы. Более того, это была единственная разновидность света, ему известная.
Втянув носом влажный воздух, 6-Лакрица не смог уловить запаха/вкуса 3-Персик. Он подошел к одной из стен, на ощупь обнаружил кровеносный сосуд и впился в него острыми зубами.
Рот тотчас наполнился одним из питательных соков, какими отныне будет его снабжать носитель. 6-Лакрица жадно глотал живительную влагу.
Сделав несколько глотков, он ощутил близость 3-Персик: вернее, ощутил привкус ее слюны, смешанной с соком носителя. Она припала к кровеносному сосуду где-то выше по течению. (Окажись он сам выше по течению, 3-Персик точно так же обнаружила бы его присутствие.) То была до боли знакомая смесь химических соединений, изначально заложенная в ее генах, и смесь эта имела немало общего с его собственной.
Цепочка, состоящая из трех молекул циклогексилкапроата, двух феноксиацетата, пяти циннамальдегида: 3-Персик-2-Мед-5-Корица – его подруга, его любовь, его пара, драгоценный сосуд с набором хромосом, необходимым для дальнейшего продолжения рода новочеловеческого.
Она тоже здесь! Ей посчастливилось остаться в живых!
6-Лакрица оставил кровоточить рану, проделанную им в артерии носителя, и бросился вдоль по коридору, в том направлении, откуда живительный сок донес ее сладостный вкус.
Ему повезло – на пути, где на каждом шагу подстерегала опасность, 6-Лакрице не встретилось ни одного макрофага или лимфоцита. В принципе ничего удивительного, это же начальный период инвазии. Просто носитель еще не успел мобилизовать все свои защитные механизмы. В иммунологическом смысле организм носителя все еще пребывал в начальной стадии ответной реакции.
Вскоре запах/вкус 3-Персик уже явственно бил ему в ноздри. 6-Лакрица ускорил шаг.
3-Персик почувствовала его приближение. Она выбежала ему навстречу из-за очередного поворота.
Они столкнулись и в экстатических объятиях рухнули на упругий, как батут, пол.
Еще мгновение, и, не в силах противостоять инстинкту, они начали спариваться.
Их соитие длилось около минуты.
И все равно в нем ощущался привкус смерти и расставания.
Насытившись друг другом, 6-Лакрица и 3-Персик поднялись на ноги. Увы, ни о каком сне в объятиях друг друга, ни о каких нежных словах не могло быть и речи. Не тот мир, чтобы предаваться посткоитальной неге.
– О, 3-Персик, я так рад, что ты тоже здесь!
– А как я рада за тебя, 6-Лакрица!
3-Персик нежно похлопала съежившиеся гениталии партнера, прежде чем те скрылись в кожной сумке. Он в ответ погладил ее плоскую, без молочных желез и сосков, грудь.
– Все было чудесно, – сказала его подруга. – Вот увидишь, на этот раз у нас родится пятеро здоровых детишек.
– Нисколько не сомневаюсь.
Рука об руку они, хотя и с легкой опаской, зашагали дальше, отправившись на поиски остальных своих собратьев.
Из крупного скопления пузырьков лишь около двухсот сумели пробиться под кожу носителя. Остальные проплыли мимо, чтобы и дальше скитаться в ледяном вакууме. Некоторые пузырьки оберегали детей разного возраста. В остальных странствовали взрослые особи, такие как 3-Персик и б-Лакрица. Подобно нашей паре, другие тоже, не теряя времени зря, приступили к спариванию – либо со своим прежним партнером, если тому или той повезло внедриться в организм носителя, либо с новым, кто также остался без пары, потому что прежний супруг не сумел прицепиться, подобно космическому репью, к коже носителя.
Таким образом, не прошло и часа после успешного внедрения, как около двухсот особей женского пола забеременели.
Как только эта важная задача была успешно выполнена, новолюди принялись обживать новую среду обитания.
В общем, процедура эта состояла в том, чтобы как можно шире расселиться по огромному организму носителя. На этой стадии селиться одной тесной колонией было опасно: слишком велик шанс, что носитель мобилизует все свои иммунные резервы, и на уничтожение незваных гостей будут немедленно брошены массированные силы обороны. Концентрация чужеродного белка моментально привлечет к себе несметные полчища макрофагов и лимфоцитов, аналоги интерферона устроят настоящий потоп, и тогда пиши пропало, в живых не останется ни единой души.
Вот почему отдельные пары разбрелись по разным уголкам организма носителя, наподобие пионеров Дикого Запада из той, другой жизни. Они пробирались сквозь запутанные лабиринты, алые, как кровь, плыли по липким бурным водам крупных артерий. (Новолюди могли обходиться без воздуха около двадцати минут – и все благодаря заимствованным у тюленей генам.) Они, скользя и оступаясь на каждом шагу, карабкались по желтым сотам ячеистой жировой ткани – примерно так же, как их далекие предки когда-то карабкались по лианам и веткам. Случалось, что они продирались сквозь клеточные мембраны, используя для этого острые зубы и ногти.
Некоторые при этом погибли – кто захлебнулся, кто задохнулся, кто пал жертвой дозорного макрофага, одного из огромных бродячих сгустков ростом с самих новолюдей, движимого хемотаксисом, то есть притяжением между отдельными химическими соединениями. И если паре угрожала опасность, то мужская особь обычно жертвовала собой, чтобы самка и будущее потомство в ее утробе смогли бы спастись.
В конце концов по всему организму носителя расселились около двухсот новолюдей.
И спустя ровно тридцать дней, едва ли не минута в минуту после внедрения в организм носителя – надо сказать, что новолюди благодаря некогда проведенной модификации супрахиазматических ядер в их мозгу следили за ходом времени с непогрешимой точностью часового механизма, – около ста особей женского пола произвели на свет потомство.
– Приготовься, 6-Лакрица! Они вот-вот появятся!
3-Персик сидела в углу влажной, в прожилках кровеносных сосудов полости, которую они с 6-Лакрицей считали своим домом, широко расставив ноги, подтянув колени к голове и крепко их обхватив. 6-Лакрица терпеливо застыл перед ней на корточках, ожидая, когда же наконец на свет появится их потомство.
Без видимых усилий 3-Персик выжала из себя их первого отпрыска. Человеку других времен ребенок этот наверняка показался бы недоношенным, едва ли не эмбрионом. И верно, самостоятельно существовать он пока не мог.
Вот почему 6-Лакрица нежно взял ребенка в руки и, оттянув кожную складку на своем животе, бережно положил внутрь, где тот моментально припал к соску.
6-Лакрица проделал то же самое и с остальными четырьмя.
После чего они с 3-Персик, не теряя времени даром, снова спарились, чтобы дать начало новой беременности. Правда, теперь в их движениях было меньше страсти, нежели в первый раз, – 6-Лакрица боялся ненароком повредить новорожденным у себя в сумке.
Когда они закончили, 3-Персик – как всегда, настроенная более оптимистично, чем ее партнер, заявила:
– Согласись, что они все хороши.
6-Лакрица осторожно погладил живот. Он ужасно переживал, опасаясь возможных мутаций. Кто знает, как отразится на новом поколении долгая космическая одиссея, коварная космическая радиация, пока они с 3-Персик, заключенные в капсулы, скитались по бездонным галактическим глубинам. Впрочем, переживала и его партнерша.
– Да-да, ты права. И я уверен, что наши следующие четверо или пятеро будут такими же сильными.
После появления на свет приплода население колонии новолюдей внутри носителя приблизилось к семи сотням – то есть примерно в два раза превзошло число тех, кто участвовал в захвате новой среды обитания. Разумеется, на первый взгляд этот рост численности был практически незаметен, потому что молодняк все еще сидел в отцовских сумках.
Тем не менее к концу второго месяца, когда все особи мужского пола неуклюже передвигались вперевалочку, первые детеныши из первого помета покинули сумки, начав подвижную, независимую от родителей жизнь. Теперь они могли самостоятельно добывать себе пишу из тела носителя и, хотя пока еще не владели речью, должны были вот-вот заговорить. А освободившиеся сумки их отцов временно опустели, чтобы вскоре принять новую партию молодняка.
(В конце каждого цикла 6-Лакрица с его растянутой сумкой на животе выглядел более беременным, нежели его подруга З-Персик.)
Не успела первая партия молодняка встать на ноги, как вторая заняла свое место в отцовской сумке, а третья – в материнской утробе, и так далее, и так далее.
К концу шестого месяца колония новолюдей уже насчитывала более трех тысяч обитателей. А самые старшие дети уже были по пояс своим родителям.
К концу первого года насчитывалось уже около шести тысяч особей, которые не знали иной среды обитания, кроме внутренностей носителя. Из первоначальных двухсот переселенцев в результате естественной убыли в живых оставалось около полутора сотен. 6-Лакрица и 3-Персик были в их числе.
Теперь самые старшие дети, которым исполнился год, уже стали половозрелыми особями и тоже приступили к размножению, как и их родители.
В тот месяц число спаривающихся пар достигло четырехсот. А через месяц на свет появились две тысячи их детей.
Через месяц к спариванию было готово и второе поколение потомства. Шестьсот пятьдесят пар произвели на свет три тысячи двести пятьдесят детей.
Через два – число новорожденных составило четыре тысячи пятьсот.
Когда в следующий раз к спариванию приступили еще двести пятьдесят пар, на свет появились уже пять тысяч семьсот пятьдесят ребятишек.
А еще через месяц, и еще, и еще, и еще…
К концу второго года население колонии новолюдей внутри носителя приблизилось к ста тысячам.
А ведь они только-только начали обживать свой новый дом.
Самый старший из первого помета наших героев, 2-Мёд, отметил свои первый день рождения. Это был энергичный юноша, такой же неисправимый оптимист, как и его мать.
Его полное обозначение было 2-Мёд-4-Лакрица-9-Гвоздика. В нем причудливым образом объединились характерные запахи родителей, как, впрочем, и в других его братьях и сестрах.
На основе этих запахов новолюди объединялись в кланы. Принадлежность к одному клану делала невозможным спаривание с представителями других кланов или по крайней мере создавала определенные границы: любимого или любимую можно искать только из определенного числа претендентов – так было заложено в генном механизме. Предусмотрительные биоинженеры приняли меры к недопущению широкой практики экзогамных браков, причем с определенной целью.
Зная, что отныне человечество станет носителем исключительно нематериальной культуры, биоинженеры всерьез задумались о том, какой груз знаний из того, что человечество накопило за шесть тысяч лет существования цивилизации, будет и далее передаваться из поколения в поколение. Так были отобраны несколько наиболее важных способностей, главными из которых были математические.
Представители клана 2-Мёд были носителями интегралов Римана. Они появлялись на свет с врожденными способностями к решению этих головоломных функций. Ограничение возможности спаривания с представителями других кланов служило залогом тому, что этот бесценный дар будет и дальше передаваться из поколения в поколение.
В подруги 2-Мёд выбрал себе женскую особь по имени (или вкусу/запаху) 7-Яблоко-1-Гвоздика-8-Персик. Он повстречал ее на другой половине носителя, спасаясь бегством от настырного лимфоцита. Нырнув в пористый лабиринт, слишком тесный для гиганта-лимфоцита, 2-Мёд забрел в дом 7-Яблока и ее семьи, доводившейся ему дальними родственниками. Это была любовь с первого взгляда.
Как-то раз, вскоре после того как их первое потомство появилось на свет, супруги отправились проведать его родителей. Незадолго до этого сын и его жена после жарких споров обнаружили, как им показалось, новый аспект интегралов Римана. И теперь хотели спросить мудрого мнения старших, удостовериться, что их открытие оригинально и верно. Если действительно так, новую информацию следует как можно скорее довести до всех членов клана, с тем чтобы обеспечить ее сохранность и дальнейшее распространение.
Торопливо передвигаясь по извилистым коридорам, 2-Мёд и 7-Яблоко пытались осознать значимость сделанного ими открытия.
– Если так оно и есть, – сказала 7-Яблоко, – то это будет великая для нас честь. Кто знает, вдруг в один прекрасный день это поможет всем нам вернуться домой, на нашу родную планету, на Землю.
– Прекрасная мечта, 7-Яблоко, – рассеянно отвечал супруг. – Даже если это не более, чем мечта. И все равно не стоит терять надежды… – Он не договорил. Почему-то его настроение не располагало к пустым разговорам. Сознанием завладели изящные переплетения интегралов, и 2-Мёд душой перенесся в царство абстрактных сущностей.
Увы, 7-Яблоко слишком поздно заметила недавно появившиеся на этом отрезке пути кислотные пузыри, 2-Мёд не заметил их вовсе. Она бросилась в сторону. Он же, не сбавляя шага, устремился по ним.
Пузыри взорвались, с ног до головы окатив своим содержимым его и лишь обдав легкими брызгами ее.
Когда 7-Яблоко открыла глаза, она увидела, что 2-Мёд корчится в судорогах на полу. Не обращая внимания на боль, она подошла ближе, чтобы потрогать его.
– Не надо, – остановил он ее. – Ты рискуешь получить ожог. Берегись жидкости. Обмой меня.
Сказав это, 2-Мёд зашелся душераздирающим криком. Крик этот пронзал все ее существо подобно ножу. 7-Яблоко бросилась назад по коридору, стараясь не думать о том, как из-под обвисшей клоками плоти обнажились белые кости ее супруга.
Когда она вернулась с мешком прохладной жидкости, которую набрала в одной из желез, ноги ее супруга – последняя часть его тела, что еще предстала ее взору, – буквально на глазах у нее исчезли, поглощенные гигантским макрофагом. Судьба, давшая 2-Мёду лишь короткую передышку, чтобы он мог соединиться со своей подругой, настигла его.
7-Яблоко швырнула в макрофага мешком с жидкостью, который сорвала с железы. Тот лопнул, обдав содержимым макрофага, переваривавшего ее супруга. После чего, превозмогая горе, чтобы самой не лишиться жизни – ведь это бы лишило колонию возможности узнать о сделанном ими открытии, – она бросилась прочь.
Про себя 7-Яблоко поклялась, что каждая новочеловеческая душа узнает о мужестве ее супруга и его математическом гении. Она сделает для этого все, что в ее силах.
С момента его рождения до зрелости, от первых шагов до первого открытия ему была отпущена короткая жизнь – меньше четырехсот дней.
Мухи-однодневки. Быстро вянущие цветы. Век их короток. Но для них самих их жизнь поистине длится век.
Теперь число живых превысило число умерших. Естественно, что возросшая численность населения колонии начала сказываться на состоянии носителя. Бурное размножение несло в себе также и начало конца. Новолюди жили за счет резервов организма носителя – питались его тканями, пили его соки, в свою очередь загрязняя его своими испражнениями. Не будет преувеличением сказать, что они пожирали собственную среду обитания, постепенно подтачивая ее изнутри, отравляя продуктами собственной жизнедеятельности.
Носитель реагировал на это тем, что пускал в ход химическое, биологическое, физическое оружие.
С потолков капали, собираясь на полу в лужи, ядовитые ферменты – новолюди всячески старались их избегать. По коридорам бродили патрули из огромных желеобразных сгустков, которые при встрече переварили бы и мужчин, и женщин в буквальном смысле с потрохами. (Люди были вынуждены регулярно облизывать друг друга с головы до ног – это был жест солидарности и взаимопомощи, с помощью которого с кожи удалялись ароматические метки, которые позволяли макрофагам безошибочно обнаружить жертву.) В некоторых участках тела носителя температура поднялась на несколько градусов.
Увы, все меры оказались запоздалыми. Новолюди бросили на борьбу с оборонительными уловками носителя всю свою хитрость и изобретательность. Макрофагов они научились одолевать числом – просто разрывали этих хищников на части и поедали. Сожри, или сожрут тебя самого – таков был закон. Разрушительным ферментам и другим длинным молекулам они противопоставили свои собственные биологических агенты – ведь в далеком прошлом их сконструировали для того, чтобы в случае чего дать врагу достойный отпор. Стены обитаемых участков тела носителя орошались мочой, которая для этих целей меняла свой состав и химические свойства. Некоторые из атак иммунной системы носителя новолюди сумели отбить, выведя из строя нервные узлы в его теле.
Надо сказать, что даже в разгар этой биологической войны жизнь была отнюдь не аскетически суровой. Более того, внутренности носителя оглашало пение. То было единственное искусство, которое сохранилось в своем первозданном виде в их новой, нематериальной цивилизации, и новолюди упражнялись в нем от души. Они исполняли сложные хоралы, оплакивая память о древней, утраченной родине. Скорбь в этих торжественных гимнах была смешана с ликованием, так что стенки внутренних органов носителя оглашались то грустными, то радостными нотами. Унисон и многоголосие, мадригалы и хоралы – все это было оружие несгибаемого, непобедимого духа.
В конце второго года, когда численность населения колонии достигла полумиллиона, внутренности носителя начали проявлять признаки болезни и органического разложения. В нос били тошнотворные гнилостные запахи, впервые начала ощущаться нехватка продовольствия.
Волнообразные движения участились, набрали бешеный темп, напоминавший фибрилляцию сердца. Носитель был похож на околоплодный мешок, надорванный мучительными судорогами его обитателя, которому словно не хватало воздуха.
Неожиданно, не издав ни единого звука, носитель взорвался. Бесформенные ошметки биологического вещества – а вместе с ними жидкость и газы – разлетелись во все стороны, словно делая колесо – еще, и еще, и еще раз…
Среди этих бесполезных ошметков были и другие объекты, в которых по-прежнему теплилась жизнь. Небольшие пузырьки овальной формы – семена с запасом питательных веществ. В отличие от существа, исторгнувшего их, эти появились на свет беспомощными, не способными контролировать свое перемещение в пространстве. Они разлетелись во все стороны, расцветив собой поверхность призрачной разбухающей сферы.
В непосредственной близости от себя они не нашли ни одного свободного носителя. Значит, пузырьки были обречены бесконечно долго скитаться в бескрайнем пространстве космоса.
Носители – ничего не подозревающие жертвы этих пузырьков – хотя и превосходили и размером, и интеллектом космических скитальцев-паразитов, все равно представляли собой довольно маленькую мишень – и все из-за расстояния, которое их пока разделяло.
Но время длится бесконечно, и когда-нибудь встреча все-таки состоится. В конце концов пузырьки найдут своих носителей.
Посреди безжизненной ночи что-то еле заметно шелохнулось.
Участок звездного неба затмило нечто. Двигалось оно медленно. Поверхность его на вид имела квазиорганическую структуру, что-то среднее между голубовато-серым комком жира или пластика. Поверхность обладала достаточно высокой отражательной способностью и потому светилась отраженным светом. По форме это было гладкое яйцо – этакая крапчатая, словно выплавленная из титана гигантская пилюля.
Во время ее жутковатого плавания носитель двигался к чему-то, что на первый взгляд казалось небольшим объектом, состоящим из множества составных частей. Объект этот тоже перемещался в пространстве, причем траектория его передвижения шла по касательной к носителю. По мере того как расстояние между ними сокращалось, казавшийся единым целым загадочный объект распался на множество отдельных частей.
Долгие скитания пузырьков, похоже, подходили к концу. Память о том, как гравитация отправила их в совместное космическое плавание – с одинаковой силой и по одной траектории, – помогал им держаться вместе во время скитаний вслепую по бездонным глубинам космоса – гроздь крошечных пузырьков, которые по клеточному строению ничем не отличались от своего носителя.
И вот путь стае пузырьков пересекла передняя часть носителя. Некоторые из них тотчас налипли на него – нет, не под действием гравитации или магнетизма. Сила эта была биологической по своей природе. Другие – либо те, что немного отстали, либо менее цепкие – проплыли себе мимо, проиграв космическую лотерею.
Те же, что уцепились за носителя, получили шанс выжить и воспроизвести себе подобных.
Те, что не упустили свой шанс, по всей видимости, со временем погибнут. Их либо прямиком занесет в пламя звезды, либо запас питательных веществ иссякнет, и они усохнут, и тысячелетний сон незаметно сменится смертью – сном вечным.
Носитель вынырнул из поредевшего облака пузырьков. Каждый из них продолжил свой собственный путь. Гладкая однородность кожи носителя то там, то здесь теперь была усеяна пузырьками – словно моллюсками, налипшими на скалы. Правда, пока носитель никак на это не отреагировал. Более того, он не догадывался о том, что уготовано ему судьбой. С другой стороны, пока еще ни один носитель не проявил никаких признаков разума.
В отличие от него пузырьки тотчас ощутили произошедшие перемены и моментально пробудились ото сна. Их внутренний клеточный механизм затикал, как часы.
Вскоре часть налипших пузырьков начала вырабатывать пищеварительный фермент. Оболочка носителя моментально начала растворяться. Еще немного, и пузырьки и их носитель станут единым целым. Пузырьки продолжили внедряться все глубже, следуя программе, заложенной в них миллионы лет назад самой природой.
Раны на коже носителя постепенно затянулись, чтобы не допустить утечки в открытый космос внутренних компонентов.
Внедрение произошло в гробовой тишине – ни единый крик ужаса или отчаяния не нарушил ледяное безмолвие межзвездного вакуума. И это несмотря на то, что борьба велась не на жизнь, а на смерть. Нельзя сказать, что перевес моментально оказался на стороне агрессора. Некоторые из ослабленных пузырьков были остановлены естественными защитными силами организма уже на второй линии обороны – под кожей, а их содержимое растворили ферменты. Однако большинству пузырьков удалось преодолеть толстые кожные покровы и благополучно достичь внутренних структур – лабиринта клеток и артерий, нервов и внутренних органов, сосудов и костей, подсвеченных тусклым желтовато-зеленым свечением биолюминесценции.
Неоднородная среда, состоящая из сухих и влажных участков, кое-где непомерно загроможденная лабиринтом труб, трубок и трубочек, кое-где – пустые полости, словно из застывшей пены.
Как только пузырьки проникли в этот запутанный внутренний лабиринт, они тотчас запустили в действие подрывной механизм, привели в исполнение завешанный им природой и передаваемый из века в век план по приумножению своих рядов.
По всем внутренностям носителя пузырьки начали громко лопаться, и из них – кто шлепнувшись на спину, кто на живот – появились на свет десятки обнаженных новолюдей различной степени зрелости. Выкашляв несколько литров жидкости, они тотчас были готовы приступить к дальнейшим действиям.
Носитель уже успел запечатать отверстия в кожных покровах, нанесенные пузырьками, так что вакуум не смог проникнуть внутрь организма. Но кто бы знал, откуда исходит реальная опасность!
6-Лакрица открыл свои карие глаза. Он насухо вытер губы и подбородок от липкой жидкости, которая до этого заполняла его легкие. Остатки защитной оболочки уже подсыхали на теле, на глазах превращаясь в полупрозрачные хлопья, которые вскоре опадут с тела подобно рыбьей чешуе. Как же это здорово – снова проснуться и бодрствовать, то есть опять ощутить себя живым! Казалось, всего несколько минут назад 6-Лакрица вступил в защитную капсулу, чтобы внутри нее предаться размышлениям о своей короткой, но полноценной жизни – о том, что было, и том, что, возможно, будет. Хотя в глубине души он знал: в действительности ему придется провести во сне многие годы.
Секунду-другую 6-Лакрица лежал, не шевелясь, размышляя о том, что ему крупно повезло. Ведь он жив! Разумеется, он мог позволить себе предаваться размышлениям всего пару секунд, ведь его окружал полный питательных веществ, но такой враждебный мир. 6-Лакрица быстро поднялся на ноги с теплого резинистого пола.
6-Лакрица был взрослой новочеловеческой особью. Это был здоровый представитель той единственной формы, в какой теперь существовало человечество. Росту в нем было четыре фута, конечности скорее гибкие, нежели мускулистые. Волосяной покров отсутствовал полностью. Глаза огромные, с такими же огромными зрачками. Гениталии спрятаны в кожной сумке. А посередине плоского живота пролегла глубокая, опять-таки кожная складка.
Первое, что ему предстояло сделать, – это как можно скорее выяснить, выжила ли 3-Персик.
6-Лакрица обвел взглядом свое непосредственное окружение. Ему посчастливилось после долгого сна пробудиться в относительно сухом коридоре – цилиндрической трубе, которая пролегла в мышечной массе непосредственно под толстой кожей носителя. (Подчас могло показаться, будто все носители сошли с конвейера.) Внутренняя поверхность коридора была пористой, почти как у растения. Желтоватое свечение, испускаемое тканями – хотя и более тусклое, нежели лунный свет, – вполне устраивало огромные глаза 6-Лакрицы. Более того, это была единственная разновидность света, ему известная.
Втянув носом влажный воздух, 6-Лакрица не смог уловить запаха/вкуса 3-Персик. Он подошел к одной из стен, на ощупь обнаружил кровеносный сосуд и впился в него острыми зубами.
Рот тотчас наполнился одним из питательных соков, какими отныне будет его снабжать носитель. 6-Лакрица жадно глотал живительную влагу.
Сделав несколько глотков, он ощутил близость 3-Персик: вернее, ощутил привкус ее слюны, смешанной с соком носителя. Она припала к кровеносному сосуду где-то выше по течению. (Окажись он сам выше по течению, 3-Персик точно так же обнаружила бы его присутствие.) То была до боли знакомая смесь химических соединений, изначально заложенная в ее генах, и смесь эта имела немало общего с его собственной.
Цепочка, состоящая из трех молекул циклогексилкапроата, двух феноксиацетата, пяти циннамальдегида: 3-Персик-2-Мед-5-Корица – его подруга, его любовь, его пара, драгоценный сосуд с набором хромосом, необходимым для дальнейшего продолжения рода новочеловеческого.
Она тоже здесь! Ей посчастливилось остаться в живых!
6-Лакрица оставил кровоточить рану, проделанную им в артерии носителя, и бросился вдоль по коридору, в том направлении, откуда живительный сок донес ее сладостный вкус.
Ему повезло – на пути, где на каждом шагу подстерегала опасность, 6-Лакрице не встретилось ни одного макрофага или лимфоцита. В принципе ничего удивительного, это же начальный период инвазии. Просто носитель еще не успел мобилизовать все свои защитные механизмы. В иммунологическом смысле организм носителя все еще пребывал в начальной стадии ответной реакции.
Вскоре запах/вкус 3-Персик уже явственно бил ему в ноздри. 6-Лакрица ускорил шаг.
3-Персик почувствовала его приближение. Она выбежала ему навстречу из-за очередного поворота.
Они столкнулись и в экстатических объятиях рухнули на упругий, как батут, пол.
Еще мгновение, и, не в силах противостоять инстинкту, они начали спариваться.
Их соитие длилось около минуты.
И все равно в нем ощущался привкус смерти и расставания.
Насытившись друг другом, 6-Лакрица и 3-Персик поднялись на ноги. Увы, ни о каком сне в объятиях друг друга, ни о каких нежных словах не могло быть и речи. Не тот мир, чтобы предаваться посткоитальной неге.
– О, 3-Персик, я так рад, что ты тоже здесь!
– А как я рада за тебя, 6-Лакрица!
3-Персик нежно похлопала съежившиеся гениталии партнера, прежде чем те скрылись в кожной сумке. Он в ответ погладил ее плоскую, без молочных желез и сосков, грудь.
– Все было чудесно, – сказала его подруга. – Вот увидишь, на этот раз у нас родится пятеро здоровых детишек.
– Нисколько не сомневаюсь.
Рука об руку они, хотя и с легкой опаской, зашагали дальше, отправившись на поиски остальных своих собратьев.
Из крупного скопления пузырьков лишь около двухсот сумели пробиться под кожу носителя. Остальные проплыли мимо, чтобы и дальше скитаться в ледяном вакууме. Некоторые пузырьки оберегали детей разного возраста. В остальных странствовали взрослые особи, такие как 3-Персик и б-Лакрица. Подобно нашей паре, другие тоже, не теряя времени зря, приступили к спариванию – либо со своим прежним партнером, если тому или той повезло внедриться в организм носителя, либо с новым, кто также остался без пары, потому что прежний супруг не сумел прицепиться, подобно космическому репью, к коже носителя.
Таким образом, не прошло и часа после успешного внедрения, как около двухсот особей женского пола забеременели.
Как только эта важная задача была успешно выполнена, новолюди принялись обживать новую среду обитания.
В общем, процедура эта состояла в том, чтобы как можно шире расселиться по огромному организму носителя. На этой стадии селиться одной тесной колонией было опасно: слишком велик шанс, что носитель мобилизует все свои иммунные резервы, и на уничтожение незваных гостей будут немедленно брошены массированные силы обороны. Концентрация чужеродного белка моментально привлечет к себе несметные полчища макрофагов и лимфоцитов, аналоги интерферона устроят настоящий потоп, и тогда пиши пропало, в живых не останется ни единой души.
Вот почему отдельные пары разбрелись по разным уголкам организма носителя, наподобие пионеров Дикого Запада из той, другой жизни. Они пробирались сквозь запутанные лабиринты, алые, как кровь, плыли по липким бурным водам крупных артерий. (Новолюди могли обходиться без воздуха около двадцати минут – и все благодаря заимствованным у тюленей генам.) Они, скользя и оступаясь на каждом шагу, карабкались по желтым сотам ячеистой жировой ткани – примерно так же, как их далекие предки когда-то карабкались по лианам и веткам. Случалось, что они продирались сквозь клеточные мембраны, используя для этого острые зубы и ногти.
Некоторые при этом погибли – кто захлебнулся, кто задохнулся, кто пал жертвой дозорного макрофага, одного из огромных бродячих сгустков ростом с самих новолюдей, движимого хемотаксисом, то есть притяжением между отдельными химическими соединениями. И если паре угрожала опасность, то мужская особь обычно жертвовала собой, чтобы самка и будущее потомство в ее утробе смогли бы спастись.
В конце концов по всему организму носителя расселились около двухсот новолюдей.
И спустя ровно тридцать дней, едва ли не минута в минуту после внедрения в организм носителя – надо сказать, что новолюди благодаря некогда проведенной модификации супрахиазматических ядер в их мозгу следили за ходом времени с непогрешимой точностью часового механизма, – около ста особей женского пола произвели на свет потомство.
– Приготовься, 6-Лакрица! Они вот-вот появятся!
3-Персик сидела в углу влажной, в прожилках кровеносных сосудов полости, которую они с 6-Лакрицей считали своим домом, широко расставив ноги, подтянув колени к голове и крепко их обхватив. 6-Лакрица терпеливо застыл перед ней на корточках, ожидая, когда же наконец на свет появится их потомство.
Без видимых усилий 3-Персик выжала из себя их первого отпрыска. Человеку других времен ребенок этот наверняка показался бы недоношенным, едва ли не эмбрионом. И верно, самостоятельно существовать он пока не мог.
Вот почему 6-Лакрица нежно взял ребенка в руки и, оттянув кожную складку на своем животе, бережно положил внутрь, где тот моментально припал к соску.
6-Лакрица проделал то же самое и с остальными четырьмя.
После чего они с 3-Персик, не теряя времени даром, снова спарились, чтобы дать начало новой беременности. Правда, теперь в их движениях было меньше страсти, нежели в первый раз, – 6-Лакрица боялся ненароком повредить новорожденным у себя в сумке.
Когда они закончили, 3-Персик – как всегда, настроенная более оптимистично, чем ее партнер, заявила:
– Согласись, что они все хороши.
6-Лакрица осторожно погладил живот. Он ужасно переживал, опасаясь возможных мутаций. Кто знает, как отразится на новом поколении долгая космическая одиссея, коварная космическая радиация, пока они с 3-Персик, заключенные в капсулы, скитались по бездонным галактическим глубинам. Впрочем, переживала и его партнерша.
– Да-да, ты права. И я уверен, что наши следующие четверо или пятеро будут такими же сильными.
После появления на свет приплода население колонии новолюдей внутри носителя приблизилось к семи сотням – то есть примерно в два раза превзошло число тех, кто участвовал в захвате новой среды обитания. Разумеется, на первый взгляд этот рост численности был практически незаметен, потому что молодняк все еще сидел в отцовских сумках.
Тем не менее к концу второго месяца, когда все особи мужского пола неуклюже передвигались вперевалочку, первые детеныши из первого помета покинули сумки, начав подвижную, независимую от родителей жизнь. Теперь они могли самостоятельно добывать себе пишу из тела носителя и, хотя пока еще не владели речью, должны были вот-вот заговорить. А освободившиеся сумки их отцов временно опустели, чтобы вскоре принять новую партию молодняка.
(В конце каждого цикла 6-Лакрица с его растянутой сумкой на животе выглядел более беременным, нежели его подруга З-Персик.)
Не успела первая партия молодняка встать на ноги, как вторая заняла свое место в отцовской сумке, а третья – в материнской утробе, и так далее, и так далее.
К концу шестого месяца колония новолюдей уже насчитывала более трех тысяч обитателей. А самые старшие дети уже были по пояс своим родителям.
К концу первого года насчитывалось уже около шести тысяч особей, которые не знали иной среды обитания, кроме внутренностей носителя. Из первоначальных двухсот переселенцев в результате естественной убыли в живых оставалось около полутора сотен. 6-Лакрица и 3-Персик были в их числе.
Теперь самые старшие дети, которым исполнился год, уже стали половозрелыми особями и тоже приступили к размножению, как и их родители.
В тот месяц число спаривающихся пар достигло четырехсот. А через месяц на свет появились две тысячи их детей.
Через месяц к спариванию было готово и второе поколение потомства. Шестьсот пятьдесят пар произвели на свет три тысячи двести пятьдесят детей.
Через два – число новорожденных составило четыре тысячи пятьсот.
Когда в следующий раз к спариванию приступили еще двести пятьдесят пар, на свет появились уже пять тысяч семьсот пятьдесят ребятишек.
А еще через месяц, и еще, и еще, и еще…
К концу второго года население колонии новолюдей внутри носителя приблизилось к ста тысячам.
А ведь они только-только начали обживать свой новый дом.
Самый старший из первого помета наших героев, 2-Мёд, отметил свои первый день рождения. Это был энергичный юноша, такой же неисправимый оптимист, как и его мать.
Его полное обозначение было 2-Мёд-4-Лакрица-9-Гвоздика. В нем причудливым образом объединились характерные запахи родителей, как, впрочем, и в других его братьях и сестрах.
На основе этих запахов новолюди объединялись в кланы. Принадлежность к одному клану делала невозможным спаривание с представителями других кланов или по крайней мере создавала определенные границы: любимого или любимую можно искать только из определенного числа претендентов – так было заложено в генном механизме. Предусмотрительные биоинженеры приняли меры к недопущению широкой практики экзогамных браков, причем с определенной целью.
Зная, что отныне человечество станет носителем исключительно нематериальной культуры, биоинженеры всерьез задумались о том, какой груз знаний из того, что человечество накопило за шесть тысяч лет существования цивилизации, будет и далее передаваться из поколения в поколение. Так были отобраны несколько наиболее важных способностей, главными из которых были математические.
Представители клана 2-Мёд были носителями интегралов Римана. Они появлялись на свет с врожденными способностями к решению этих головоломных функций. Ограничение возможности спаривания с представителями других кланов служило залогом тому, что этот бесценный дар будет и дальше передаваться из поколения в поколение.
В подруги 2-Мёд выбрал себе женскую особь по имени (или вкусу/запаху) 7-Яблоко-1-Гвоздика-8-Персик. Он повстречал ее на другой половине носителя, спасаясь бегством от настырного лимфоцита. Нырнув в пористый лабиринт, слишком тесный для гиганта-лимфоцита, 2-Мёд забрел в дом 7-Яблока и ее семьи, доводившейся ему дальними родственниками. Это была любовь с первого взгляда.
Как-то раз, вскоре после того как их первое потомство появилось на свет, супруги отправились проведать его родителей. Незадолго до этого сын и его жена после жарких споров обнаружили, как им показалось, новый аспект интегралов Римана. И теперь хотели спросить мудрого мнения старших, удостовериться, что их открытие оригинально и верно. Если действительно так, новую информацию следует как можно скорее довести до всех членов клана, с тем чтобы обеспечить ее сохранность и дальнейшее распространение.
Торопливо передвигаясь по извилистым коридорам, 2-Мёд и 7-Яблоко пытались осознать значимость сделанного ими открытия.
– Если так оно и есть, – сказала 7-Яблоко, – то это будет великая для нас честь. Кто знает, вдруг в один прекрасный день это поможет всем нам вернуться домой, на нашу родную планету, на Землю.
– Прекрасная мечта, 7-Яблоко, – рассеянно отвечал супруг. – Даже если это не более, чем мечта. И все равно не стоит терять надежды… – Он не договорил. Почему-то его настроение не располагало к пустым разговорам. Сознанием завладели изящные переплетения интегралов, и 2-Мёд душой перенесся в царство абстрактных сущностей.
Увы, 7-Яблоко слишком поздно заметила недавно появившиеся на этом отрезке пути кислотные пузыри, 2-Мёд не заметил их вовсе. Она бросилась в сторону. Он же, не сбавляя шага, устремился по ним.
Пузыри взорвались, с ног до головы окатив своим содержимым его и лишь обдав легкими брызгами ее.
Когда 7-Яблоко открыла глаза, она увидела, что 2-Мёд корчится в судорогах на полу. Не обращая внимания на боль, она подошла ближе, чтобы потрогать его.
– Не надо, – остановил он ее. – Ты рискуешь получить ожог. Берегись жидкости. Обмой меня.
Сказав это, 2-Мёд зашелся душераздирающим криком. Крик этот пронзал все ее существо подобно ножу. 7-Яблоко бросилась назад по коридору, стараясь не думать о том, как из-под обвисшей клоками плоти обнажились белые кости ее супруга.
Когда она вернулась с мешком прохладной жидкости, которую набрала в одной из желез, ноги ее супруга – последняя часть его тела, что еще предстала ее взору, – буквально на глазах у нее исчезли, поглощенные гигантским макрофагом. Судьба, давшая 2-Мёду лишь короткую передышку, чтобы он мог соединиться со своей подругой, настигла его.
7-Яблоко швырнула в макрофага мешком с жидкостью, который сорвала с железы. Тот лопнул, обдав содержимым макрофага, переваривавшего ее супруга. После чего, превозмогая горе, чтобы самой не лишиться жизни – ведь это бы лишило колонию возможности узнать о сделанном ими открытии, – она бросилась прочь.
Про себя 7-Яблоко поклялась, что каждая новочеловеческая душа узнает о мужестве ее супруга и его математическом гении. Она сделает для этого все, что в ее силах.
С момента его рождения до зрелости, от первых шагов до первого открытия ему была отпущена короткая жизнь – меньше четырехсот дней.
Мухи-однодневки. Быстро вянущие цветы. Век их короток. Но для них самих их жизнь поистине длится век.
Теперь число живых превысило число умерших. Естественно, что возросшая численность населения колонии начала сказываться на состоянии носителя. Бурное размножение несло в себе также и начало конца. Новолюди жили за счет резервов организма носителя – питались его тканями, пили его соки, в свою очередь загрязняя его своими испражнениями. Не будет преувеличением сказать, что они пожирали собственную среду обитания, постепенно подтачивая ее изнутри, отравляя продуктами собственной жизнедеятельности.
Носитель реагировал на это тем, что пускал в ход химическое, биологическое, физическое оружие.
С потолков капали, собираясь на полу в лужи, ядовитые ферменты – новолюди всячески старались их избегать. По коридорам бродили патрули из огромных желеобразных сгустков, которые при встрече переварили бы и мужчин, и женщин в буквальном смысле с потрохами. (Люди были вынуждены регулярно облизывать друг друга с головы до ног – это был жест солидарности и взаимопомощи, с помощью которого с кожи удалялись ароматические метки, которые позволяли макрофагам безошибочно обнаружить жертву.) В некоторых участках тела носителя температура поднялась на несколько градусов.
Увы, все меры оказались запоздалыми. Новолюди бросили на борьбу с оборонительными уловками носителя всю свою хитрость и изобретательность. Макрофагов они научились одолевать числом – просто разрывали этих хищников на части и поедали. Сожри, или сожрут тебя самого – таков был закон. Разрушительным ферментам и другим длинным молекулам они противопоставили свои собственные биологических агенты – ведь в далеком прошлом их сконструировали для того, чтобы в случае чего дать врагу достойный отпор. Стены обитаемых участков тела носителя орошались мочой, которая для этих целей меняла свой состав и химические свойства. Некоторые из атак иммунной системы носителя новолюди сумели отбить, выведя из строя нервные узлы в его теле.
Надо сказать, что даже в разгар этой биологической войны жизнь была отнюдь не аскетически суровой. Более того, внутренности носителя оглашало пение. То было единственное искусство, которое сохранилось в своем первозданном виде в их новой, нематериальной цивилизации, и новолюди упражнялись в нем от души. Они исполняли сложные хоралы, оплакивая память о древней, утраченной родине. Скорбь в этих торжественных гимнах была смешана с ликованием, так что стенки внутренних органов носителя оглашались то грустными, то радостными нотами. Унисон и многоголосие, мадригалы и хоралы – все это было оружие несгибаемого, непобедимого духа.
В конце второго года, когда численность населения колонии достигла полумиллиона, внутренности носителя начали проявлять признаки болезни и органического разложения. В нос били тошнотворные гнилостные запахи, впервые начала ощущаться нехватка продовольствия.