Все же, если оставалась даже малейшая вероятность того, что его жизни грозит опасность в тот промежуток времени, который оставался до начала «Симфонии Факелов», Блейзу следовало предусмотреть все возможные варианты действий до того момента, когда они окажутся на борту «Избранника Господа» в глубине межзвездного пространства.
   Соответственно, Блейз принялся раздумывать над возможными контрмерами и полностью погрузился в сложнейшее кружево организации их успешного побега, где сплеталось множество людей и ситуаций.
   Ничего не замечая вокруг, он отвлекся лишь однажды, когда шел через то место в зале с высокими потолками, где находился портал фазового сдвига, снова никуда особенно его не переместивший. Лишь какой-то дальний уголок его мозга с раздражением отметил маленькое неудобство, мешающее ему думать.
   Блейз прошел через бетонированный проход и оказался в похожем на все прочие помещения отеля коридор, за поворотом которого вскоре должна была бы показаться дверь в первую из комнат занимаемых им апартаментов. Но как только дверь за ним со щелчком закрылась, в коридоре внезапно погас свет, и он оказался в полной темноте.
   Блейз насторожился и замер как вкопанный. Затем почти сразу сделал шаг назад и завел руку за спину, чтобы коснуться кнопки, открывающей дверь, которую только что миновал. Но дверь даже не шелохнулась. Он попробовал воспользоваться браслетом – никакого результата. Обычные способы управления замком не действовали.
   Блейз тихо вздохнул и осторожно двинулся вперед вдоль левой стены – так чтобы иметь за собой пространство для отступления и маневра. Через некоторое время он снова остановился и вытянул руку вперед, пытаясь определить, что же ждет его в царящей впереди полной темноте. Мозг его лихорадочно анализировал ситуацию, прикидывая, как поступить.
   Значит, он все же переоценил спокойную уверенность в себе правителей Ньютона. Либо Совет решил-таки безотлагательно принять меры, либо Хаф-Тандер отважился, возможно даже втайне от остальных, осуществить задуманное.
   Теперь Блейз начал чувствовать себя загнанным в ловушку зверем и бесшумно двинулся к дальнему концу коридора, чтобы поскорее покинуть его, раз уж путь назад отрезан. Но скорее всего, и другой выход перекрыт.
   Блейз лихорадочно размышлял: если эта ловушка была подстроена Хаф-Тандером… и тут он спохватился. Мозг его работал как-то ненормально. Он никак не мог сосредоточиться на своих ощущениях, а рассуждения стали какими-то беспомощными и все время возвращались к одному и тому же.
   Совершенно ясно, что его оценка ситуации была более чем поверхностной, в то время как следовало проникнуть глубинную суть происходящего и попытаться найти слабые места в плане Хаф-Тандера, чтобы обратить его себе на пользу. Рассердившись на самого себя, он попытался сосредоточиться.
   Дальше по коридору, немного впереди, Блейз вдруг услышал щелчок. Напрягая слух, он уловил, как кто-то крадучись вышел в коридор.
   Звука закрывающейся двери Блейз не слышал. Но через несколько секунд, проведенных в темноте и безмолвии, ему удалось разобрать едва слышный звук ровного дыхания, как будто кто-то, ритмично взмахивая мотыгой, раз за разом бесшумно всаживал ее в землю. Блейз обернулся. Звук медленно и неотвратимо приближался с правой стороны коридора. Теперь стало слышно, что к звукам дыхания примешивается еще и тихий шелест чего-то вращаемого в воздухе. Оба звука приближались.
   Блейз подавил в себе очередной мощный прилив животного страха и закрыл глаза. Сделав глубокий вдох, он сконцентрировался. Потом снова открыл глаза. Его локти слегка прижались к ребрам, а напряженные мышцы плеч и шеи расслабились. Колени чуть согнулись, чтобы сделать стойку более твердой и распределить вес тела поровну на обе ноги.
   Разум его тоже расслабился и пришел в чем-то похожую на полусон гармонию с телом. Это было результатом бесчисленных часов практики в восточных единоборствах. Чувства обострились, анализируя доносящиеся звуки.
   Шорох подошв в дальнем конце коридора…
   Звуки шагов… на пол ставится одновременно пятка и носок. Это не скользящий шаг тренированного бойца…
   Но что за постоянный шелестящий звук – легкое посвистывание чего-то рассекающего воздух.
   Рядом с собой Блейз ощущал, как быстро остывают стены, нагретые освещением. Их тепло пока скрадывало любые другие источники теплового излучения, но это вряд ли могло продлиться долго. Стены вот-вот должны были остыть окончательно.
   Шарк… фить-фить.
   У него в голове возник образ слепца, вращающего над головой посохом.
   Нет, это не посох. Что-то другое.
   Блейз позволил своему разуму чуть расслабиться и погрузиться в пучину воспоминаний.
   На поверхность его ума внезапно всплыло японское слово – даже два слова – «боккен» – деревянный меч… и «катана»… меч, разрубающий от неба до земли…
   Он вдруг ясно вспомнил вытянутое печальное лицо своего наставника, потом все померкло перед глазами и возникло ощущение черной повязки на глазах. «Острие меча движется быстрее, чем звук, Блейз Аренс. За собой оно оставляет безвоздушное пространство, в которое с шумом устремляется воздух. Вспомни, как после молнии гремит гром».
   Фить-фить. Не резкий свист хорошо наточенного меча… а свист продолжительный… шелестящий…
   Образ наставника растворился и сменился другим – образом человека, отмахивающегося от комаров.
   Блейз почувствовал, как его натренированное тело автоматически разворачивается на четверть оборота вправо. Теперь он отчетливо ощущал перемещающийся источник тепла. Кто бы ни приближался к нему, он крался вдоль стены, противоположной той, к которой прижималось левое плечо Блейза.
   Блейз дождался, когда невидимый противник сделает еще один шаг, который заглушил бы звук движения его ног, обутых в мягкие полусапоги. Он повернулся так, что теперь его спина была твердо прижата к левой стене, а пятки – к ее основанию чуть выше уровня пола.
   Звук все ближе. Шарк – шлеп… фьюить… пауза… шарк – шлеп… фьюить…
   Звуки снова напомнили ему слова наставника:
   «Чем ближе к тебе острие меча, тем тоньше становится звук. Когда клинок удаляется, звук снова становится глуше».
   Звук на мгновение прервался. Затем опять возобновился.
   Темнота потеряла всякое значение. Теперь звуки, тепло и память создавали перед мысленным взором Блейза вполне отчетливый образ.
   …Среднего роста мужчина – типичный обитатель Новых Миров. Кончик меча, описывающий в воздухе восьмерку – слева направо… за рукоять держится, скорее всего, обеими руками, но в таком случае звук слишком ровный… Опытный боец каждый удар наносил бы с оттяжкой. Звук должен отличаться – левый удар от правого. Неопытный боец, скорее просто размахивающий мечом, чем умеющий им пользоваться…
   Блейз отступил от стены и скользящими шагами двинулся к источнику звука. Он старался не отходить слишком далеко от стены и перемещаться как можно тише.
   До неизвестного оставалось не более трех шагов. Фьюить-фьюить – влево, вправо… Влево, вправо. Блейз снова двинулся вперед – еще ближе к неизвестному. Два шага…
   Шшик – удар налево – шарк – шлеп. Звук и тепло приблизились вплотную и миновали Блейза. Кислый запах пота… Блейз повернулся, чтобы последовать за ним, ступая по ковру и стараясь дышать совершенно бесшумно.
   Теперь он находился за спиной у крадущегося в темноте и тяжело дышащего незнакомца. Шшик – удар справа…
   Свист кончика лезвия меча раздался у самого левого плеча убийцы, и он чуть развернулся, чтобы начать движение меча в обратную сторону. Рука Блейза взметнулась над головой противника и последовала за мысленным образом руки с мечом.
   Когда Блейз схватил незнакомца за правое запястье, тот не издал ни звука. Он лишь попытался стряхнуть неизвестно откуда взявшуюся руку, но Блейз просто продолжил его движение, проворачиваясь на пятках налево и поднимая правую руку, чтобы соединить ее с левой. Он опустился на правое колено, все еще сжимая запястье незнакомца и будто бы сам нанося удар мечом. Это был «котегаеси» – один из самых эффективных бросков айкидо.
   На тренировочном мате Блейз сейчас вытянул бы руки и дал противнику возможность уйти от броска. Но сейчас его руки как будто зажили собственной жизнью.
   Блейз рванул противника вниз и на себя. Тот перелетел через голову Блейза и с грохотом врезался в пол.
   Блейз отпустил его запястье и локоть за миг до того, как голова неизвестного врезалась в пол, приняв на себя всю тяжесть тела.
   Тишина вдруг стала абсолютной. В воздухе остался лишь едкий запах пота…
   Длинные пальцы Блейза протянулись вперед и попытались нащупать на шее противника пульс. Но его под еще теплой кожей не было…
   Он убрал руку. Жив ли противник, он проверил чисто машинально, будто это было какое-то ритуальное действо. Шея человека приняла на себя полный вес тела. Блейза охватили противоречивые чувства. Виноватым он себя не чувствовал. Но все же почему он убил? Ведь это было совершенно не обязательно.
   На мгновение в памяти возник тот день на Гармонии, когда он не дал майору милиции повесить трех фермеров.
   Блейз выпрямился. Сейчас, после того как исчезла необходимость напряженного ожидания в темноте, разум его снова был ясен и остр. Он быстро прошел по коридору, держась рукой за стену, вдоль которой двигался нападающий, – до тех пор пока его рука не нащупала дверной проем.
   Он вошел. Внутри было так же темно, как и в холле. Блейз повернулся и пошарил по стене слева от двери, ища кнопку сигнализации, которая обычно имелась во всех общественных зданиях. Наконец он нащупал кнопку и нажал ее.
   Громко зазвонил звонок – и в комнате и в коридоре снаружи. С потолка раздался голос:
   – Тревога, тревога. Просим гостей сохранять спокойствие и немедленно покинуть данный этаж. Тревога, тревога…
   Сообщение повторялось и повторялось. Блейзу было слышно, как автоматически начали открываться двери других номеров, выходящих в тот же коридор. Он вышел туда и увидел, что свет горит снова, а двери открыты. И, что более важно, замки на дверях, перекрывающих оба выхода из холла, тоже должны быть отперты.
   Он мельком взглянул на тело своего незадачливого убийцы. Это был тот самый грузный бизнесмен с Кассиды, который пытался завязать с ним разговор на космическом корабле перед посадкой на Ньютон. Рядом с правой рукой мертвеца валялся грубый пластиковый самодельный меч вроде того, который Блейз уже видел в руках сошедшего с ума человека на Кассиле.
   Ни из одной открытой двери так никто и не показался. Наверняка Совет заранее позаботился о том, чтобы в этой части этажа никто посторонний не поселился. Здесь проживал лишь один человек, которому по приказу Хаф-Тандера внушили, что он должен убить Блейза. Так же грубо и наивно, как и та ультразвуковая ловушка перед балконом. Неудивительно, что члены Совета не согласились с этим планом.
   Но сигнал тревоги не умолкал. Блейз бегом бросился в дальний конец коридора, проскочил через открытую теперь дверь и помчался по коридору.
   Сигналы тревоги смолкли.
   Тишина обрушилась внезапно. Но Блейз уже свернул за угол и оказался у двери своей гостиной – к счастью, запертой, как и все прочие двери его апартаментов. Он нажал кнопку на браслете, дверь открылась, и он вошел в комнату. Дверь автоматически закрылась. Оказавшись внутри он нажал кнопку, включающую освещение, и рухнул в одно из кресел.
   Наконец наступила реакция – он вдруг ощутил такую слабость, какой до этого не испытывал ни разу в жизни. Блейз чувствовал себя выпотрошенным настолько, что от него осталась лишь оболочка, и кроме того, у него, не знакомого до сих пор с головными болями, где-то между глазами, кажется, начинала болеть голова.
   Но все эти ощущения перекрывало чувство облегчения, как будто он был животным, которому все-таки удалось выбраться из смертельной ловушки и благополучно добраться до своего логова, хотя где-то поблизости все еще слышны звуки охотничьих рогов.
   Блейз довольно долго просидел, поддавшись приятной расслабленности. Затем усилием воли стряхнул его. Мозг его снова заработал, набирая обороты в новом приливе возбуждения, становившемся все сильнее и сильнее.
   Он очень тщательно продумал порядок посещения и выступлений на первых трех планетах. Сначала – Новая Земля, затем – Кассида, а Ньютон, следовательно, третья. Именно в таком порядке, поскольку противодействие ему со стороны власть предержащих на этих мирах должно было все усиливаться.
   Так оно и вышло. Но случилось и еще кое-что – не то чтобы совсем уж неожиданное, но на что он в принципе практически не рассчитывал. Ведь так же как нельзя постоянно надеяться на удачу, неудачи тоже ведь не могут преследовать постоянно, подумал он.
   На каких-то этапах работы, которую ему предстояло проделать, обязательно должны были возникнуть непредвиденные трудности – такие как, например, невероятная опрометчивость Совета, решившегося на эту самую инъекцию. Данная проблема требовала скорейшего решения. Но суть была в том, что наряду с неудачами должны были иметь место и удачи.
   Внутренне он всегда ожидал счастливого оборота событий, и вот этот момент настал в виде нападения в темноте. Нападение и в самом деле было организовано крайне топорно, но, очевидно Совет все же единогласно проголосовал за него, после того как Блейз покинул зал заседаний, неожиданно появившись с балкона. В таком случае совершенно не важно было мнение неизвестного члена Совета с мерцающим облаком вместо головы.
   Но Блейза как раз больше всего интересовал этот анонимный участник обсуждения. Он так и рассчитывал, что, по мере того как противодействие ему будет нарастать и становиться все более активным и изощренным, он обязательно обнаружит стоящего за всем этим влиятельного человека, необычайно талантливого, настоящее сокровище, достойное того, чтобы его завоевать или привлечь на свою сторону.
   Человек, который так тщательно скрывал свою личность защитным полем, вполне мог оказаться именно тем, кто был нужен Блейзу. Но сейчас думать об этом просто не было времени. Прежде всего следовало внести соответствующие изменения в планы.
   Он набрал на браслете личные защищенные номера Тони, Генри и Данно. Эти номера всегда оставались неизменными, даже тогда, когда их владельцы перебирались с планеты на планету. Номера автоматически подтверждались при посадке и становились частью системы коммуникаций того мира, на который прибывали Блейз и его сопровождающие.
   – Прошу вас всех собраться, – проговорил он в микрофон на браслете, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. – За всеми сегодняшними событиями я совсем забыл обсудить наши планы на завтра. Лично я хотел бы завтра сходить на дневное представление «Симфонии Факелов». Но если вы не очень далеко, жду вас у себя через несколько минут.
   Он опустил руку на подлокотник кресла и откинулся на спинку, прикрыв глаза. С интервалом в несколько секунд откуда-то из скрытого в стене динамика раздались три ответных сигнала, подтверждающих прием приглашения.
   – Вот и отлично, – произнес Блейз. – Я вас жду.
* * *
   – Раз вы смогли прийти сюда, значит, все вы находились в отеле. Это очень удачно, – сказал он через несколько минут, когда все собрались, расселись по креслам и над ними возник голубоватый купол. – Я очень боялся, что кого-нибудь из вас не окажется поблизости.
   – Просто мы как раз втроем обсуждали дальнейшие действия, – отозвался Генри.
   – Ну разумеется, – кивнул Блейз. – А теперь позвольте мне рассказать о том, что случилось с момента нашей последней встречи.
   Коротко он сообщил им о своей прогулке вдоль стены, о появлении в зале Совета через балконную дверь и встрече с обезумевшим кассиданином, которому было внушено убить его. Они молча слушали.
   – Не думаю, – подытожил он, – что нам следует дожидаться завтрашнего дня. Генри… можно ли попробовать прорваться прямо сейчас?
   Все взглянули на Генри.
   – Да, – сказал Генри. – Правда, все наши планы построены на том, чтобы забрать тебя с завтрашнего дневного представления «Симфонии Факелов». Но если ты считаешь, что начать лучше сегодня…
   – Да, – подтвердил Блейз.
   – Тогда у нас просто не остается времени выбрать место, откуда тебя можно бы было забрать. Кстати, представление «Симфонии» состоится и сегодня вечером в двадцать три ноль-ноль. Ты можешь сходить на него, а мы тогда заберем тебя оттуда. Разумеется, Тони будет сопровождать тебя.
   – Что ж, пожалуй, так и сделаем, – согласился Блейз. – Тогда, может быть, расскажешь поподробнее о действиях своих Солдат?
   – Нет, – пожал плечами Генри. – Очень многим нашим людям придется изменить свои планы по ходу дела. А если ты хочешь начать немедленно, времени практически не остается. Мне ведь необходимо вывести часть Солдат из города заранее. Они все еще находятся здесь, поскольку не ожидали, что выбираться нужно сегодня, а не завтра. Но я могу легко отдать им команду о начале операции в течение пятнадцати или двадцати минут. Или даже сразу после того, как вы с Тони отправитесь на «Симфонию». Нас с Данно ждут дела, мы увидимся с вами позже. Пусть Тони расскажет тебе, что нужно делать. План ей известен.
   – Хорошо. – Блейз взглянул на Тони, и она улыбнулась в ответ. Странно, только сейчас, в ее присутствии, он наконец почувствовал себя в полной безопасности

Глава 33

   Если вы первый раз присутствуете на представлении «Симфонии Факслов»… – Взгляд Блейза остановился на первых строчках программки, которую им вручили, когда он и Тони вошли в зал и начали искать свои места.
   Может быть, в зале просто немного не хватало света, но Блейз почему-то с трудом различал буквы. Не проходило и ощущение, что вот-вот заболит голова.
   «…вам может показаться, что и сам зал, и не зажженные еще на сцене светильники внешне довольно невыразительны. Однако, уверяем вас, это впечатление рассеется, как только будут зажжены Факелы и представление начнется…»
   Блейз поднял взгляд от программки и огляделся. Им с Тони достались самые лучшие места – в первом ряду одной из небольших лож, на которые здесь были разделены первые десять рядов амфитеатра.
   Сцена, на которой подобно застывшим по стойке «смирно» солдатам возвышались изящные черные Факелы, и зал и в самом деле выглядели довольно просто, если не сказать убого. Возможно, это было сделано специально, чтобы по контрасту само представление казалось еще более впечатляющим.
   Блейз вернулся к тексту.
   «“Симфония Факелов”» является симфонией в полном смысле этого слова: творением гениального композитора, художника и писателя Мохаммсда Кромби.
   Он создавал симфонию на протяжении всей своей жизни, используя в ней высочайшие технические достижения лучших умов Ньютона.
   “Танец Пламени” – вы увидите его, как только зажгутся Факелы, – служит той же цели, что и все великие произведения искусства: дать слушателю, зрителю или читателю в полной мере использовать возможности собственного творческого воображения.
   Подобно тому как читатель, углубившись в великое литературное произведение, начинает “жить” в нем, как бы становясь его частью, симфония оставляет на всю жизнь совершенно незабываемое впечатление, причем у каждого оно свое.
   То, что видит зритель, – плод его собственного творческого воображения и недоступно никому.
   Поэтому лучший способ получить от симфонии максимум удовольствия – это полностью погрузиться в созерцание Факелов. Предоставьте своему разуму полную свободу и дайте ему возможность создавать перед вашим мысленным взором те образы, которые складываются в нем из танца языков пламени.
   Наш совет тем, кому этот процесс может показаться чересчур сложным: просто постарайтесь целиком сосредоточиться на пламени и позвольте этому зрелищу полностью захватить вас.
   Люди тысячи лет неотрывно глядели на пламя костров и пылающие угли, поэтому даже если вам никогда до этого и не приходилось смотреть на огонь, вы сразу почувствуете, что он завораживает вас.»
   Последние несколько строчек просто расплылись перед глазами Блейза. В зале становилось все темнее и темнее, начали пробуждаться к жизни стоящие на сцене Факелы. На их верхушках показались небольшие голубоватые, постепенно краснеющие язычки пламени.
   Наконец свет окончательно погас, и зал погрузился в почти полную темноту. Столбы пламени на сцене стали почти такими же высокими, как сами Факелы.
   Блейз наблюдал за происходящим с чувством пред вкушения чего-то необычного и в то же время со странным беспокойством. Устройство зала, расположение светильников на сцене, медленно гаснущий свет, постепенно разгорающиеся языки пламени – все это оказывало воздействие сродни гипнотическому.
   А он с детства знал, что плохо поддается гипнозу. Это обнаружил врач-экзот, вызванный, чтобы облегчить его страдания но время болезни, когда попробовал было снять неприятные ощущения с помощью гипноза.
   – Ты сопротивляешься мне, – мягко заметил он Блейзу. – Просто расслабься и позволь своим мыслям течь туда, куда я их направлю.
   – Я расслабляюсь! – огорченно воскликнул потрясенный Блейз. – Я вовсе не сопротивляюсь – честное слово! Я очень хочу чувствовать себя получше. И кроме того, мне и самому было бы ужасно интересно узнать, что происходит, когда тебя гипнотизируют.
   – Ясно, – отозвался врач все с той же свойственной экзотам мягкостью в голосе. – Тогда все ясно. Ты просто пытаешься частично как бы остаться в стороне и наблюдать за происходящим. Но у тебя ничего не получится. Так что давай-ка лучше расслабься, и пусть случится то, что должно случиться.
   – Я… не могу! – заплакал Блейз.
   И он действительно не мог. В конце концов врачу пришлось отступиться и облегчить страдания юного Блейза таблетками – это в общем-то полностью противоречило экзотским принципам лечения.
   С тех нор Блейзу еще не раз доводилось убеждаться в том, что он всегда внутренне сопротивляется гипнотическому внушению. Как будто целью его жизни было постоянно оставаться в стороне и наблюдать – не обязательно себя самого, но и всех и вся во Вселенной.
   Тем не менее сам он успешно гипнотизировал тех, кто поддавался внушению Блейз мог завладеть вниманием слушателей всего лишь благодаря тону своего голоса, движениям рук или мимолетным взмахам плаща с красной подкладкой.
   Тони и Данно – как он выяснил, исподволь проверив их на внушаемость – тоже не очень хорошо поддавались гипнозу. Генри же в отношении гипноза оказался просто каменной стеной. Скорее всего, точно так же реагировал бы на него и Эмит Барбедж.
   Блейз даже начал подозревать, что все Хранители Веры – как Истинные, так и фанатики – совершенно не поддаются внушению, равно как и многие, если не все, дорсайцы. А еще он не раз убеждался, что и многие экзоты по собственному выбору могут либо сопротивляться ему, либо нет. Остальные же люди, как правило, отличались один от другого лишь степенью восприимчивости.
   Когда языки пламени начали извиваться в каком-то замысловатом танце, Блейз понял, что постепенно расслабляется. Нет, гипнозом здесь и не пахло. Здесь ему просто предлагали взять что-то и использовать по собственному усмотрению, но не более того. Он сразу вспомнил фразу в программке о тысячах лет, которые люди провели, глядя на огонь и тлеющие угли костра.
   Он и сам тайком любил смотреть на пламя в камине еще в те дни, когда его экзотка-мать никак не могла заставить себя использовать какую бы то ни было форму физического наказания и поэтому запирала Блейза в его собственной практически пустой спальне, где не было ни книг, ни игрушек.
   Но при этом она не учитывала то обстоятельство, что в большинстве его спален обычно имелся камин, притом камин зачастую настоящий и с совершенно настоящим огнем, пусть даже и разжигаемым в исключительно декоративных целях. Так Блейз и провел много счастливых часов, широко раскрытыми глазами уставившись на пламя и погрузившись в детские фантазии, порожденные красно-белыми язычками, пляшущими над полуобугленными поленьями.
   Поэтому и теперь ему было совсем не трудно полностью сосредоточиться на языках пламени Факелов. Их танец состоял из очень сложных и часто повторяющихся движений разной степени интенсивности. Это зависело от большего или меньшего количества поступающего к ним кислорода, необходимого для горения. Мало-помалу все сливалось в определенный ритм, который проникал в его грезы, постепенно превращаясь в барабанный бой. Причем он его не слышал, но чувствовал, как этот бой сливается с биением его пульса с частотой чуть больше пятидесяти ударов в минуту.
   Барабанный бой этот в голове у Блейза постепенно становился все громче: перед его мысленным взором неожиданно развернулось полотно будущих событии и его собственная в них роль.
   Ему показалось, что теперь он видит собственное будущее и будущее всего человечества гораздо более отчетливо и ярко, чем когда-либо раньше. Блейза охватило лихорадочное желание строить дальнейшие планы, разум лихорадочно заработал, и то, о чем он до сих пор думал лишь в общих чертах, вдруг стало обрастать подробностями. Ритмичные удары наконец сменились ясно различимыми словами: