Ты позволишь? Мышонок увидел улыбку, которой раньше капитан не позволял появляться на своем лице. Лок протянул руки к патрульному. - Взбодрите себя. Патрульный наклонился, втянул воздух, постоял. - Благодарю, - сказал он и исчез. Мышонок несколько секунд смотрел ему вслед, потом покачал головой, пожал плечами и, посмотрев на капитана, цинично усмехнулся. Он взял руки капитана в свои, прокашлялся, задержал дыхание и резко вдохнул. - И что теперь должно случиться? - Об этом не беспокойся, - сказал Лок. - Уже случилось. Они пошли обратно вдоль утеса, поглядывая на синие окна. Мышонок косился на яркое полыхание огненной реки. - Вы знаете, - сказал он наконец, - Хотел бы я сейчас иметь сиринкс. - Они почти дошли до лестницы с открытыми кафе. Оттуда слышались громкие звуки музыки. Кто-то уронил стакан, но звук бьющегося стекла утонул в яростных аплодисментах. Мышонок поглядел на свои руки. - Эта дрянь заставила зудеть мои пальцы, - они пошли вверх по ступенькам. - Когда я был ребенком на Земле, в Афинах - там была совсем такая же улица, улица Одос Мнициклеос, она начиналась прямо от Плаки. Я работал в заведениях Плаки, знаете? Отели "Золотая тюрьма" и "О'кэй". Вы поднимаетесь по ступенькам от Адрианоу, а над вами - задний портик Эрехтейена, залитый светом прожекторов с Акрополиса, возвышающегося на вершине холма. А люди за столиками по краям улицы - они бьют тарелки, понимаете, и смеются. Вы бывали в Афинах, в Плаке, капитан? - Один раз и давно, - сказал Лок. - Я был тогда в твоем возрасте. Впрочем, это было вечером. - Тогда вы не знаете ее окрестностей; раз вы там были только один вечер, - хриплый шепот Мышонка то поднимался, то опадал. - Вы идете вверх по каменным ступеням, пока открыты все ночные клубы, и там нет ничего, кроме грязи, трава и гравия, но вы все идете, а стены развалин покрыты оспой. Потом вы попадаете в место, называемое Анафиотика. Это означает "маленький Анафи", понимаете? Анафи был островом, который почти исчез после землетрясения много лет тому назад. Там есть маленькие домики, построенные прямо на склоне горы, и улицы семнадцати дюймов шириной со ступеньками, по которым карабкаешься, словно по приставной лестнице. Я знаю парня, у которого, там дом... А когда я кончал работу, я брал какую-нибудь девушку. И вина. Даже когда я был ребенком, я уже мог проводить время с девушками... - Мышонок, покусал пальцы. - Мы поднимались на крышу его дома по ржавой винтовой лестнице, начинающейся у входной двери, распугивая котов. А потом мы играли и пили вино и смотрели вниз, на Город, раскинувшийся под горой подобно сотканному из огней ковру, и вверх, на вершину горы с маленьким монастырем, похожим на обломок кости. Однажды мы играли слишком громко, и старая женщина из домика сверху запустила в нас кувшином. Но мы только посмеялись над ней и стали кричать еще громче и уговаривали ее спуститься вниз за стаканом вина. А небо над горами уже становилось серым. Мне нравилось это, капитан. И то, что сейчас, мне нравится тоже. Я играю гораздо лучше, чем умел тогда. Это от того, что вижу вокруг себя. И я вижу вокруг себя много того, чего вы не замечаете. И это я тоже должен сыграть. Просто это не трогает вас - я не хочу сказать, что вы не чувствуете, не видите и не слышите. Я иду туда - в одном мире, и сюда - в другом, и мне нравится то, что я вижу в обоих. Вы знаете, как лежит ваша ладонь в ладони человека, который вам всех ближе? Изгибы ладоней - это спирали Галактики, задерживающиеся одна в другой. Вы знаете форму своей ладони, когда другая ладонь покидает ее, и вы пытаетесь вспомнить ощущение, которое было? Другого такого изгиба не было и не будет. Я хочу сыграть ладонь в ладони. Катин говорит, что я боюсь. Что я боюсь всего, что вокруг меня. Потому что все, что я вижу, я заталкиваю в свои зрачки, вонзаю в это мои пальцы и язык. Я люблю сегодня. Это значит, что я должен жить в страхе. Потому что сегодня - страшно. Но, в конце концов, я не боюсь искать в страхе, жить в страхе. Катин - он все смешал с прошлым. Конечно, прошлое - это то, что делает сегодня, как сегодня делает завтра... Капитан, мимо нас несется грохочущая река. Но мы можем спуститься к ней, чтобы напиться, только в одном месте, и это место называется "сейчас". Я играю на сиринксе, понимаете, и это - словно приглашение каждому спуститься и напиться. Когда я играю, я хочу, чтобы мне аплодировали. Потому что когда я играю, я стою наверху, понимаете, и держу натянутый страховочный трос, к которому они привязаны, балансируя на той грани сумасшествия, где мой разум еще способен работать. Я танцую в огне. Когда я играю, я веду других танцоров туда, куда вы, и вы, - Мышонок тыкал пальцем в прохожих, - и он, и она не могут попасть без моей помощи. Капитан, три года тому назад, в Афинах, когда мне было пятнадцать лет, я запомнил одно утро на крыше. Я стоял, прислонившись к решетке, по которой вился виноград, и огни города гасли перед приближением рассвета, и танцы затихли, и две девушки спали, завернувшись в красное одеяло, около железного столика. И я вдруг спросил себя: что ты здесь делаешь? И спросил опять: что ты здесь делаешь? Это была словно навязчивая мелодия, приходящая снова и снова. Я испугался, капитан. Я был возбужден и счастлив, и до смерти испуган и, готов поручиться, я широко ухмылялся, совсем как сейчас. Вот так все и началось. Капитан. Не было никакого голоса, пропевшего или прокричавшего это. Но я играю на своей арфе... А что я делаю сейчас, капитан? Поднимаюсь по другой улице, по каменным ступеням в нескольких парсеках оттуда. Восход тогда - ночь сейчас. Что я здесь делаю? Да! Что я делаю? - Ты ударился в самокритику, Мышонок, - Лок обошел столб, стоящий на верху лестницы. - Давай вернемся в Таафит. - О, конечно, капитан, - Мышонок неожиданно заглянул в искалеченное лицо. Капитан посмотрел на него. В глубине ломаных линий Мышонок увидел улыбку и сострадание. Он засмеялся. - Хотел бы я сейчас иметь сиринкс! Я бы сыграл ваши глаза отдельно от головы. Я бы вывернул нос через обе ноздри; и вы бы стали в два раза уродливее, чем сейчас, капитан. - Потом он посмотрел на улицу. Мокрый тротуар, люди, огни завертелись перед наполнившимися слезами глазами. - Хотел бы я сейчас иметь сиринкс, - снова прошептал Мышонок. - Иметь с собой.., сейчас... Они направились к остановке монорельса.
   ***
   - Процессы питания, сна, передвижения. Как я могу объяснить их современную концепцию кому-нибудь, скажем, из двадцать третьего века? Катин сидел в стороне от остальных членов экипажа, глядя на танцующих, на себя меж ними, смеющихся у кромки Золота. И там он тоже склонялся над диктофоном. - Способы, которым мы осуществляем эти процессы, абсолютно выше понимания человека, родившегося семьсот лет назад, даже если бы он смог понять, что такое внутривенное питание и концентрированная пища. И даже если он окажется поблизости от информатора, то ему будет очень сложно понять, как люди в этом обществе (за исключением очень богатых или очень, очень бедных) принимают пищу. Половина процессов окажется полностью непонятной, другая половина - неприятной. Единственно процесс питья остался прежним. За тот же период, когда имели место эти изменения - благословение Аштону Кларку - более или менее отмер роман. Не удивлюсь, если здесь существует связь, раз уж я выбрал эту архаическую форму искусства, должен ли я рассчитывать на людей, которые прочтут мой роман завтра, или же адресовать его во вчера? Прошлое или будущее? Если я выпущу, эти элементы из моего повествования, это может придать труду инертность... Сенсо-рекордер уже ставили и на воспроизведение, и на повторное воспроизведение, поэтому комната была забита танцующими и их призраками. Айдас извлекал бесчисленные звуки и образы из сиринкса Мышонка. Разговоры, настоящие и записанные, заполняли комнату. - Несмотря на всех тех, кто сейчас танцует около меня, я создаю свое искусство для мифологического разговора с одним единственным человеком. При каких иных обстоятельствах я могу рассчитывать на понимание? Тай шагнула от Тай и Себастьяна. - Катин, над дверью сигнал горит. Катин щелкнул диктофоном. - Мышонок и капитан должны вернуться. Не беспокойся. Тай. Я их встречу, - Катин вышел из комнаты и заспешил через холл к двери. - Эй, капитан, - Катин широко распахнул дверь, - гости собираются... - он уронил руку с кнопки. Сердце стукнуло дважды где-то в горле и, похоже, остановилось. Он отступил от двери. - Я полагаю, вы узнали меня и мою сестру? Тогда нет нужды представляться. Можно нам войти? Две фигуры в дверях казались невозможно реальными. Катин тщетно пытался открыть рот, чтобы хоть что-нибудь произнести. - Мы знаем, что его нет. Мы подождем.
   ***
   Железные ворота со стеклянным узором закрывала лента пара. Лок взглянул на заросли, темным силуэтом выделяющиеся на янтаре Таафита. - Надеюсь, что веселье еще идет, - сказал Мышонок. - Проделать такой путь и застать их дремлющими по углам! - Блаженство встряхнет их, - начав, подниматься в гору, Лок вынул руки из карманов. Легкий ветер развевал полу его куртки, холодил кожу на груди. Он положил ладонь на диск дверной пластины. Дверь распахнулась. Лок шагнул внутрь. - Что-то уж слишком тихо, как будто здесь никого нет. Мышонок усмехнулся и с разбегу ворвался в комнату. Вечеринка была прокручена на рекордере, потом еще и еще. Многочисленные мелодии колыхали дюжину Тай в различных ритмах. Близнецы были растащены в стороны, Себастьян, Себастьян и Себастьян, на разных стадиях опьянения, глотали красную, голубую и зеленую жидкости. Лок остановился позади Мышонка. - Линчес, Айдас! Мы достали вашего... Я не могу понять, кто тут кто. Минуточку. - Он нащупал на стене выключатель сенсо-рекордера... С края песчаного бассейна на него смотрели близнецы. Тай сидела у ног Себастьяна, обхватив руками колени. Серые глаза поблескивали сквозь полуприкрытые веки. На длинной шее Катина подергивался кадык. Принс и Руби оторвались от созерцания Золота и повернулись к нему. - Мы, кажется, испортили собравшимся веселье. Руби полагала, что они будут развлекаться и забудут про нас, но... - Принс пожал плечами. - Я рад, что мы встретились здесь. Йоги так не хотел мне говорить, где ты находишься! Он тебе хороший друг. Но не такой друг, как я - враг, - под расстегнутой черной виниловой курткой белело что-то изысканно-элегантное. Плотно сжатые губы подчеркивали контраст черного и белого. Черные брюки, черные ботинки. Вокруг левой руки, там, где кончалась перчатка, - белый мех. Что-то сжало сердце Лока, еще и еще. - Ты много грозил мне и довольно интересным способом. Как же ты намерен все это выполнять? - охвативший Лока страх был смешан с восхищением. Принс шагнул вперед, и крыло зверя Себастьяна коснулось его ноги. - Пожалуйста... - он бросил взгляд на Себастьянова питомца. Около песчаного бассейна он остановился, наклонился между близнецами, погрузил протез в песок и сжал кулак. - Ах-х-х... - дыхание со свистом вырвалось сквозь плотно сжатые губы. Он выпрямился и разжал кулак. Кусок мутного стекла упал, дымясь, на ковер. Айдас отдернул ногу. Линчес только заморгал чаще обычного. - Как же это отвечает на мой вопрос? - Считай это демонстрацией моей любви к силе и красоте. Ты понял? он пнул осколки горячего стекла. - Ба! Слишком много примесей, чтобы соперничать с Мурано. Я пришел сюда... - Убить меня? - ..с объяснением причин. - А что ты принес помимо этого? - Свою правую руку. Я знаю, у тебя нет оружия. Я же доверяю своему собственному. Давай послушаем друг друга, Лок. Аштон Кларк установил некоторые правила. - Принс, что ты пытаешься сделать? - Оставить все по-старому. - Статис - это смерть. - Но он менее разрушителен, чем твои бешеные рывки. - Я - пират, помнишь? - Ты очень быстро двигаешься к тому, Чтобы стать величайшим преступником тысячелетия. - Ты хочешь разъяснить мне вещи, которых я не понимаю? - Искренне надеюсь, что нет. К нашему благу, к благу окружающих миров... - Принс засмеялся. - По всей логике спора, Лок, я прав с той самой поры, как началась эта драка. Тебе не приходило это в голову? Лок сузил глаза. - Я знаю - ты хочешь иллирион, - продолжал Принс. - Единственное объяснение, зачем тебе это нужно, - это чтобы нарушить равновесие сил. В противном случае, это не имело бы для тебя никакой ценности. Ты знаешь, что тогда случится? Лок разжал губы. - Я скажу тебе: это разрушит экономику Окраинных Колоний. Хлынет гигантский вал перемещения рабочих. Они будут скапливаться. Империя подойдет настолько близко к войне, как она не стояла со времени волнений на Веге. Ред-шифт поразит застой, а это равносильно разложению. Это уничтожит такое количество рабочей силы, сколько людей в созвездии Дракона. То же самое - застой моей компании - будет трагедией для Плеяд. Это не убеждает тебя? - Лок, ты невозможен! - Теперь ты понял, что я продумал абсолютно все? - Я в ужасе. - Есть еще аргумент, который ты можешь привести, Принс: ты сражаешься не только за созвездие Дракона, но и за экономическую стабильность Окраинных Колоний. Если я одержу победу, треть Галактики пойдет вперед, а две трети - падут. Если ты - две трети Галактики останутся на прежнем уровне, а падет одна треть. Принс кивнул: - Теперь сокруши меня своей логикой. - Я должен выжить, Принс ждал. Нахмурился. Недоуменно засмеялся. - Это все, что ты можешь сказать? - Почему я должен дергаться и говорить тебе, что перемещение рабочих вопреки всему произойдет без каких-либо трудностей? Что войны не произойдет, так как для них существует достаточное количество планет и пищи - при правильном их распределении. Что рост количества иллириона породит достаточное количество новых проектов, в которые будут вовлечены все эти люди? Черные брови Принса выгнулись дугой. - Так много иллириона? Лок кивнул. - Так много. Стоящая у громадного окна Руби подняла с пола несколько уродливых осколков стекла. Она разглядывала их и, казалось, не обращала никакого внимания на разговор. Но вот Принс отвел руку, и она положила осколки ему на ладонь. Оказывается, она чутко ловила каждое слово. - Я удивлюсь, - сказал Принс, глядя на стекло, - если это сработает. - Его пальцы сжались. - Ты настаиваешь на возобновлении вражды между нами? - Ты дурак, Принс. Силы, которые растревожили старые тени, оказали на нас свое давление еще тогда, когда мы были детьми. К чему же притворяться, что они только сейчас стали на нашем пути? Кулак Принса начал часто дрожать. Ладонь раскрылась. Светлые кристаллы были прострочены голубым лучом. - Гептодиновый кварц. Ты знаком с ним? Слабое давление, действующее на стекло с примесями, всегда приводит к появлению... Я сказал "слабое". Это с точки зрения геологии, там есть такой термин. - Ты снова грозишь. Уходи. Или ты должен будешь убить меня. - Ты не хочешь, чтобы я ушел. Мы лавируем, стараясь избежать единоборства, которое определит, чьи миры и когда падут, - Принс сжал кристаллы. - Я могу очень аккуратно пробить одним из них тебе череп. - Он повернул руку ладонью вниз, осколки посыпались на пол. - Я не дурак, Лок. Я обманщик. Я стараюсь заставить все миры вращаться у меня перед глазами, - он наклонился и сделал шаг назад. Снова его нога задела зверя. Зверь рванулся, натягивая цепь. Паруса крыльев рассекли воздух. - Назад! Назад! Цепь вырвалась из руки Себастьяна. Зверь взмыл, метнулся назад и упал на Руби. Она закрыла голову руками. Принс прыгнул к ней, нырнул под крылья. Рука в перчатке взметнулась вверх. Зверь вздрогнул и отлетел к стене от страшного удара. Принс снова выбросил руку навстречу черному телу. Оно забилось в воздухе. Тай закричала, подбежала к своему питомцу, который, лежа на спине, слабо шевелил крыльями. Себастьян поднялся со стула, сжимая кулаки. Принс повернул руку в черной перчатке ладонью вверх. Пурпур запятнал ворс. - Это было существо, напавшее на тебя на Эскларосе? Руби поднялась, все еще безмолвная, откинула с плеч тяжелые волосы. Она поправила платье на груди, там, куда упали капли крови. Принс посмотрел на слабо мяукающего зверя в руках Тай и Себастьяна. - Лок, ты задал мне вопрос: когда я приведу в исполнение свои угрозы? Максимум через шесть секунд! Но между нами стоит звезда. Слухи, о которых ты говорил Руби, дошли до нас. Паранджа, которой укрылась Великая Белая Сука Севера - твоя тетушка Циана, была довольно эффективна. Но она упала в тот самый момент, как ты покинул ее офис. Мы подслушивали у другой замочной скважины, и мы услышали новости о звезде, готовой стать Новой. Она или звезды, подобные ей, были фокусом твоего интереса определенное время, - его голубые глаза оторвались от окровавленной ладони. - Иллирион. Я не вижу связи. Но это неважно. Люди Аарона уже работают над этим. Напряжение, подобное боли, захлестнуло тело Лока. - Ты готовишься к чему-то. Давай. Не стесняйся. - Я должен решить, как это сделать. Голой рукой?., нет, - брови Принса поднялись, он поднес к глазам черный кулак, - Нет, этой. Я ценю твои попытки оправдаться передо мной. Но как ты оправдаешься перед ними? окровавленными пальцами он указал на экипаж. - Аштон Кларк принял бы твою сторону, Принс. И это было бы справедливо. Я здесь не потому, что желаю такой ситуации. Я борюсь за то, чтобы разрешить ее. Вот причина, по которой я должен драться с тобой: я думаю, что смогу победить. Других причин нет. Ты за стасис. Я - за движение. Все движется. Тут нет места этике, - Лок посмотрел на близнецов. - Линчес! Айдас! Вы знаете, что рискуете в этой игре? Они кивнули. - Вы хотите списаться с "Руха"? - Нет, капитан, мы... - ..я хочу сказать, если все... - ..все изменится на Табмэне... - ..в Окраинных Колониях, может быть... - ..может быть, Тобиас уйдет оттуда... - ...и присоединится к нам. Лок рассмеялся. - Я думаю, Принс взял бы вас с собой, если бы вы захотели. Руби шагнула вперед. - Вы! - обратилась она к близнецам. - Вы действительно знаете, что случится, если вы поможете капитану фон Рею, и он достигнет успеха? - Он может победить, - Линчес отвернулся, серебряные ресницы задрожали. - Или не победить, - Айдас заслонил брата. - Этот мир не таков, как ты о нем думаешь, Принс, - сказал Лок. Руби резко обернулась. - А ты уверен, что он - твой? - не дожидаясь ответа, она отвернулась к Золоту. - Посмотри на него, Лок. - Я гляжу. И что же ты видишь. Руби? - Тебя. Тебя и Принса, желающих управлять внутренним огнем, который отгоняет ночь от планет. А там огонь вырвался наружу. Он изувечил эту планету, этот город, как Принс изувечил тебя. - Чтобы носить этот шрам, - задумчиво (Лок почувствовал, как сжались его челюсти, как напряглись мускулы у лба и висков) произнес Принс, - ты должен быть сильнее меня. - Чтобы носить его, я должен ненавидеть тебя. Принс улыбнулся. Лок уловил, как Мышонок отступил к косяку, держа руки за спиной. - Ненависть - это привычка. Мы ненавидим друг друга уже много лет, Лок. Мне кажется, я покончу с этим сейчас, - пальцы Принса согнулись. - Ты помнишь, как это началось? - На Сяо Орини? Я помню, ты был избалован и испорчен, как... - Я? - брови Принса снова выгнулись. - Я испорчен? Ну а ты был страшно глуп. Никогда не прощу тебе этого! - За упоминание о твоей руке? - За что? Странно, этого я не помню. А такого рода оскорбления я редко забываю. Но нет. Я говорю о том, что ты мне показал в джунглях... Все они - мотающиеся около ямы, потные, кричащие, пьяные - и озверевшие. И Аарон был одним из них! Я помню его по сей день: лоб блестит, волосы растрепаны, лицо искажено в диком крике, пальцы сжаты в кулаки... - Принс взмахнул протезом. - Да, его кулаки! Тогда я в первый раз увидел своего отца таким. Это испугало меня. Мы видели его с тех пор много раз в таком виде, правда. Руби? - он взглянул на сестру. - Было слияние Де Тарго, когда он вышел вечером из комнаты правления.., или скандал с Анти-Фламина семь лет назад. Аарон - приятный, культурный и абсолютно испорченный человек. Ты был первым, кто показал мне, как на его лице проступает порок. Я никогда не прощу тебе этого, Лок! Этот ваш план - или что там - с этой смешной звездой... Я должен остановить тебя. Я должен остановить сумасшествие фон Реев! Принс шагнул вперед. - Если Федерация Плеяд рухнет, когда рухнете вы, это только будет означать, что созвездие Дракона будет жить... Себастьян обрушился на него. Это произошло неожиданно для всех присутствующих. Принс упал на одно колено. Рука его упала на кварцевые обломки - они разлетелись голубыми искрами. Себастьян замахнулся, и Принс метнул осколок: вжик! Себастьян взревел и отшатнулся назад, схватившись за раненую руку. Приис снова потянулся к ярким кристаллам. Вжик! Вжик! Вжик! Кровь закапала из ран Себастьяна. Линчес рванулся от песчаного бассейна. - Эй, нельзя же!.. - Ему можно, - Айдас сграбастал брата за плечо. Себастьян упал. Вжик! Тай вскрикнула и упала на колени, закрывая руками лицо, потянулась к Себастьяну, распластавшемуся на ковре. Вжик! Вжик! Себастьян выгнул спину, задыхаясь. Многочисленные раны заливали кровью ковер. Принс остановился. - А теперь я убью тебя, - он перешагнул через Себастьяна. - Это и есть ответ на твой вопрос. Это пришло откуда-то из глубины, прятавшееся до сих пор в закоулках памяти. Что-то задрожало внутри Лока. Все чувства обострились и вырвались наружу. Лок взревел. Он увидел сиринкс, оставленный на краю бассейна. Он схватил его. - Не надо, капитан! Когда Принс замахнулся, Лок нагнулся, прижимая инструмент к груди. Он до отказа вывернул рукоятку интенсивности. Ребро ладони Принса проломило косяк, к которому минуту назад прислонялся Мышонок. Выше луча полетели щепки. - Капитан, это же мой!.. Мышонок прыгнул, и капитан наотмашь ударил его ладонью. Мышонок полетел в песчаный бассейн. Лок прыгнул в сторону и резко повернулся лицом к двери. Принс, все еще улыбаясь, сделал шаг вперед. Лок рванул рукоятку громкости. Вспышка. Яркое пятно на куртке Принса - луч был сжат до предела. Рука Принса рванулась к глазам, он затряс головой. Лок снова рванул рукоятку. Принс зажмурил глаза, отступил назад, вскрикнул. Пальцы Лока рванули струны. Хотя звук был остронаправленным, по комнате, перекрывая вскрик, загрохотало эхо. Голова Лока от звона ушла в плечи. Но он снова ударил по звуковой деке. И снова. С каждым ударом Принс отступал назад. Он наступил на ногу Себастьяна, покачнулся, но не упал. В мозгу Лока билась только одна мысль: он уже должен оглохнуть. Но он ударил еще раз. Руки Принса обхватили голову. Его настоящая рука задела парящую полочку. Статуэтка упала и покатилась по ковру. Взбешенный Лок с размаху ударил по пластинке запаха. Отвратительная вонь поползла в ноздри, защипала полость носа так, что выступили слезы. Принс, зашатавшись, закричал. Кулак в перчатке ударил по стеклянной панели. Она треснула от пола до потолка. Лок шал за ним по пятам, почти ничего не видя сам. Принс ударил по стеклу обеими руками. Стекло брызнуло в стороны. Осколки полетели на пол. - Нет! - закричала Руби. Лицо ее было спрятано в ладонях. Принс бросился наружу. Жар охватил лицо Лока. Но он шагнул следом. Принс, шатаясь и спотыкаясь, отступал к Золоту. Лок осторожно спускался за ним по острым камням склона. И ударил еще раз. Свет захлестнул Принса. Он, видимо, еще сохранил какую-то часть зрения, потому что с воем вцепился в глаза и упал на одно колено. Лок пошатнулся. Плечо его задело горячий выступ. Он весь покрылся потом: пот струйками стекал по лбу, скапливался на бровях и скатывался по шраму. Он сделал еще шесть шагов - и на каждом извлекал из сиринкса свет ярче Золота, звук громче урчания лавы, запах резче запаха сернистых испарений, щипавших его горло. Его ярость равнялась ярости Золота. - Подонок... Дьявол... Отродье! Принс упал в тот самый момент, когда его настиг Лок. Его голая рука отдернулась от раскаленных камней, голова приподнялась - руки и лицо его были в порезах от осколков стекла, рот открывался и закрывался, как у рыбы, ослепшие глаза невидяще смотрели на Лока. Лок отвел ногу назад и вдребезги разбил это задыхающееся лицо... И все прошло. Он вдохнул горячий газ. Глазам стало больно от жара. Он повернулся, руки его бессильно повисли. Земля под ним вдруг задрожала и потекла к обрыву. Лок, шатаясь, стал пробираться между изъеденными лавой камнями. Огни Таафита дрожали за мерцающей завесой. Он потряс головой и закашлялся. И уронил сиринкс...
   ***
   Она приближалась к нему, осторожно обходя зазубренные глыбы. Прохлада тронула его лицо, влилась в гортань. Он заставил себя выпрямиться. Она пристально глядела на него. Ее губы трепетали, не произнося ни слова. Лок шагнул к ней. Она подняла руку (он подумал, что она собирается ударить его, но отнесся к этому совершенно безучастно) и коснулась его напрягшейся, шеи. Сглотнула. Лок смотрел в ее лицо, на ее волосы, забранные серебряным гребнем. В мерцании Золота ее бархатистая кожа приобрела ореховый оттенок. Но главное заключалось в слабом наклоне подбородка, в выражении губ, застывших в странной гримасе ужаса и смирения, в изломе пальцев на его горле. Ее лицо приблизилось к лицу Лока. Теплые губы коснулись его губ и раскрылись в нежном поцелуе. Он почувствовал тепло обвившихся вокруг него рук. Она прижалась к нему всем телом. Его руки скользнули... Сзади застонал Принс. Руби, вскрикнув, метнулась в сторону. Ее ногти царапнули его плечо. Лок шагнул сквозь разбитое стекло, обвел взглядом экипаж. - Черт бы все это побрал! Идем отсюда! Под кожей, словно цепи, перекатывались мускулы. Рыжие волосы поднимались и опускались на его блестящей груди при каждом вдохе. - Идем! - Капитан, что случилось с моим?.. Но Лок уже двинулся к двери. Мышонок дико посмотрел на капитана, на мерцающее Золото и бросился через комнату к разбитому окну. Лок уже собирался закрывать садовые ворота, когда Мышонок скользнул между близнецами. Сиринкс он прижимал одной рукой, футляр - другой. - Идем на "Рух", - говорил в это время Лок. - Мы улетаем с этой планеты. На одном плече Тай несла, придерживая рукой, покалеченного зверя, на другое опирался Себастьян. Катин попытался ей помочь, но Себастьян был слишком низок для него. В конце концов Катин засунул руки под ремень своих шортов и устремился за капитаном. Они торопливо шли по булыжникам Города Ужасной Ночи, и туман клубился над уличными фонарями. (Федерация Плеяд - Окраинные Колонии. Полет "Руха". 3172 год) - Паж чаш. - Дама чаш. - Колесница. Моя взятка. Девятка жезлов. - Валет жезлов. - Туз жезлов. Взятка к дураку идет. Старт был очень плавным. Теперь Лок и Айдас вели корабль, остальные сидели в холле. Катин глядел с пандуса, как Таи и Себастьян играли в карты. - Парцифаль - вызывающий жалость дурак - покинул малую аркану и перешел в состав двадцати одной карты большой арканы. Он изображается на обрыве утеса. Белый кот вцепился ему в зад. Невозможно сказать - падает он или возносится. Но в позднейших сериях мы имеем уже карту, называемую "отшельник": старик с посохом и фонарем на том же самом утесе грустно смотрит вниз. - О чем это ты, черт возьми, толкуешь? - спросил Мышонок. Его пальцы поглаживали шрам на полированном дереве, - При мне хоть не говори! Эти чертовы карты Тарота... - Я говорю об исследованиях. Мышонок. Я начинаю думать, что мой роман может быть своего рода исследованием, - Катин взял диктофон. - Рассмотрим первоначальные версии Грааля. Довольно странно, что ни один из тех писателей, которые приступали к описанию легенды о Граале во всей ее полноте, не дожили до завершения своего труда. Мэтеннисон и Вагнер, создавшие наиболее популярные версии, исказили изначальный материал настолько, что мифологическая основа их теорий является и неузнаваемой и бесполезной (возможно, это и есть причина, по которой они избежали участи остальных). Но все правдивые пересказы легенды о Граале: "Конте дель Грааль" Кретьена де Тройе в тринадцатом веке, "Парцифаль" Вольфрама фон Эшенбаха и "Прекрасная королева" Спенсера в шестнадцатом веке - все они неполны, потому что их авторы умерли. Я знаю, что в конце девятнадцатого века американец Ричард Хови начал цикл из одиннадцати музыкальных произведений на тему Грааля и умер раньше, чем закончил пятую пьесу. Точно так же Джордж Макдональд, друг Льюиса Кэрролла, оставил незаконченными своим "Источники легенды о Святом Граале". То же самое с циклом поэм Чарльза Вильяма "Странствие через Лонгр". И столетие спустя... - Заткнешься ли ты наконец, Катин? Если бы я занимался такой мозговой поденщиной, как ты, я бы свихнулся! Катин вздохнул и щелкнул выключателем. - Ах, Мышонок, я бы свихнулся если бы думал столько же, сколько и ты. Мышонок сунул сиринкс обратно в футляр, положил руки на крышку и опустил на них подбородок. - Продолжай, Мышонок. Видишь - я перестал болтать. И не грусти. Что это тебя так грызет? - Мой сиринкс... - На нем появилась царапина, только и всего. Они появлялись и раньше, и ты говорил, что это не сказывается на качестве воспроизведения. - Не инструмент, - на лбу Мышонка появились морщины. - А что капитан сделал с этим... - он затряс головой, отгоняя воспоминания. - О! - И не только это... - Мышонок выпрямился. - А что еще? Мышонок снова потряс головой. - Когда я выбежал сквозь разбитое окно, чтобы подобрать свой сиринкс... Катин кивнул. - Жарища там была невыносимая. Еще три шага, и я подумал, что у меня ничего не выйдет. Потом я увидел, где капитан уронил его - на середине склона. Поэтому я зажмурил глаза и пошел. Я думал, что мои ступни обгорят, и был вынужден половину пути скакать. Во всяком случае, я сумел добраться и подобрать его и... Я увидел их. - Принса и Руби? - Она пыталась втащить его вверх по склону. Она остановилась, когда увидела меня. А я испугался, - он оторвал взгляд от своих рук - пальцы их были стиснуты. - Я повернул сиринкс на нее. Свет, звук, запах - все до упора! Капитан не знал, как выжать из сиринкса максимум. А я знал это. Она была слепая. Катин! И я, наверное, порвал ей обе барабанные перепонки... Луч лазера был настолько мощным, что ее волосы сразу охватило пламя, потом - одежду... - Ох, Мышонок!.. - Я испугался. Катин! После того, что случилось с капитаном и с ними... Но, Катин, - шепот Мышонка перешел в хрип, - никогда не надо так пугаться...