Дилов Любен. Упущенный шанс

   По дороге он надел черные очки, прицепил под носом пышные усы, водрузил на голову пижонскую кепочку - и бесстрастного выражения лица как не бывало, теперь оно сменилось свирепой решимостью.
   К дому он подкатил как раз в то время, когда от подъезда отъехал знакомый "Фольксваген". Странно, его жена сегодня почему-то решила воспользоваться автомобилем. Будучи супругой криминалиста, она должна знать, что на машине в толпе не скроешься.
   Не останавливаясь, он поехал следом, отметив про себя, что супруга даже не удосужилась проверить, нет ли за ней слежки.
   - Прикончу, - тем не менее пообещал он. - На сей раз обязательно прикончу! Или по крайней мере разукрашу ее наглую рожу!
   Ловко лавируя, "Фольксваген" бодро катил по запруженным машинами улицам. Хотя супруга и была классным шофером, водить ее учил все же Жане, поэтому он оставался у нее на хвосте даже тогда, когда она, заложив крутой вираж, резко меняла направление движения.
   Примчавшись в один из привокзальных кварталов, жена лихо втиснула "Фольксваген" между двумя машинами, припаркованными возле невзрачного на вид бистро. Не обращая внимания на то, что задок "Фольксвагена" остался торчать на проезжей части, она торопливо скрылась за дверями этой обшарпанной забегаловки.
   Сегодня Жане везло как никогда. Именно там, где ему пришлось остановиться, было свободное место для стоянки, и он довольно пробормотал: "Вот где, значит, она встречается с тетушками и зубными врачами!" И уже совершенно успокоившись, он кинул в рот новую пластинку жевательной резинки. Нужно было выждать немного, ведь "тетушка" могла не отличаться точностью. А потом он войдет и скажет: "Ах, какой приятный сюрприз! Может быть, ты представишь меня господину "тетушке"?
   Неожиданно для Жане супруга появилась в дверях бистро с пакетом в руках. Судя по форме пакета, в нем мог быть торт, во всяком случае что-то съедобное, да и что еще можно купить в бистро? А вдруг жена и вправду собиралась навестить свою тетушку?
   Все сомнения, однако, рассеялись буквально через несколько секунд. К машине жена не вернулась. Вместо этого, внимательно осмотревшись по сторонам, она перешла на другой тротуар и быстро шмыгнула в подъезд какого-то дома. К тетушкам так не ходят, к зубным врачам тоже, и все же Жане окончательно убедился в своих выводах лишь тогда, когда прогуливающейся походкой прошел мимо подъезда. Облезлая табличка уведомляла, что здесь находится отель. Ему стало ясно, что это один из тех дешевых привокзальных отелей, где в любое время суток можно снять номер на час. Жане перешел через дорогу и вошел в бистро, через стеклянную стену которого хорошо просматривался вход в отель. Отыскав свободный столик, он заказал себе кружку пива, вынул изо рта жевательную резинку и завернул ее в пеструю обертку. Закурил сигарету, попутно убедившись, что пальцы не дрожат.
   Терпение - главная добродетель настоящего криминалиста.
   Через три часа возле бистро произошло автопроисшествие - совсем пустяковое, но поскольку дело было в час пик, то вследствие его вся улица оказалась забитой машинами, отовсюду неслась ругань, ревели клаксоны. Догадываясь, что совершает ошибку, инспектор второго ранга покинул наблюдательный пункт, забеспокоившись о судьбе столь неаккуратно поставленного женой "Фольксвагена": в такой ситуации какой-нибудь неврастеник мог запросто помять его.
   Происшествие было совсем незначительным: зазевавшись, водитель "Ситроена" зацепил левый стопсигнал двигавшегося перед ним "Форда" модели "Гранада", владелец которого, однако, оказался жутким скандалистом. Водитель "Ситроена" - высокий, седой мужчина с внушительной осанкой, заметно нервничая, пытался урезонить его:
   - Поймите, я сейчас не в состоянии заниматься этим делом... Не знаю, куда подевалась эта проклятая страховка. Вот вам визитная карточка моего адвоката, а теперь позвольте мне уехать, я очень спешу...
   Но владелец "Форда" стоял на своем, дожидаясь прибытия полиции. Жане решил действовать,чтобы ликвидировать пробку и спасти семейный автомобиль.
   Одним глазом продолжая держать под наблюдением вход в отель, а другим держа под прицелом "Фольксваген" (хороший криминалист должен уметь всё), он заглянул в открытое окно "Ситроена". На него пахнуло густым ароматом лосьона после бритья марки "Мене клаб" - смесью запаха сена и потных мужских подмышек.
   - Послушайте, - надеясь усовестить владельца "Форда", сказал Жане, нельзя же быть формалистом в таких мелочах! Берите визитную карточку, и хватит об этом!
   - Не суйтесь не в свое дело, - оскалился владелец "Форда", и Жане пришлось вытащить удостоверение.
   - Разве вы не видите - человек везет больную женщину. Проваливайте, пока я не задержал вас за умышленное создание помех дорожному движению!
   Вырвав из рук водителя "Ситроена" визитную карточку, владелец "Форда" поспешно ретировался.
   - Что с ней случилось? Заболела? - поинтересовался Жане, сосредоточивая все свое внимание только на "Фольксвагене", так как наступил критический момент - лавина машин сдвинулась с места.
   - Мертва! - коротко бросил водитель "Ситроена".
   - Мертва? А куда ж вы ее везете?
   Задав этот вопрос, он тут же разозлился на себя. Зачем ему нужно было предъявлять удостоверение? Чтото здесь неладно, ведь место покойников или на кладбище, или в морге.
   - В полицию, - ответил водитель "Ситроена". - И попрошу вас...
   - Полиции вряд ли понадобится ваша покойница, - съязвил Жане, подражая киношным героям. Он все еще не оставил надежды выкрутиться.
   - Она убита... Я убил ее, господин инспектор. И прошу вас помочь мне теперь...
   Жане вполголоса выругался, но его брань потонула в гуле моторов и ревущих сирен. Он прокричал:
   - Ваша фамилия Пауэл? Вы профессор? Что ж вы не сидите дома, как вам было сказано? Что, бежать решили? Хотите спрятать труп и смыться?
   - Не смейте разговаривать со мной таким тоном! - перешел на крик и профессор. - Я буду жаловаться! Я до вашего министра дойду!
   -Ты будешь жаловаться? Убийца! Еще и пугать пытается! Или ты думаешь, что я не могу тебя арестовать?
   Видимо, забыв, что едет в полицию именно для того, чтобы его арестовали, профессор заартачился:
   - А вот и не можешь! У тебя нет ордера на арест!
   Разумеется, вовсе не это мешало Жане тут же арестовать профессора, беда была в другом: ради этого ему пришлось бы бросить и слежку за женой, и наблюдение за "Фольксвагеном", а ни того, ни другого допускать было нельзя. Соображая, как выпутаться из этой истории, он посмотрел по сторонам и вдруг увидел начальника отдела убийств, который продирался сквозь собравшуюся у бистро толпу. Выхватив из кармана наручники, Жане молниеносно приковал к себе кисть профессора.
   Пока госпожа Жане убирала со стола остатки лакомств, начальник, прячась за занавесками, наблюдал за уличной сценой. Момент был самый подходящий, чтобы без осложнений выскользнуть из отеля, но приходилось ждать, когда машины освободят место и госпожа Жане сможет вывести свой "Фольксваген". Начальник торопился, подхлестываемый нетерпением встретиться с известным палеонтологом, который, как он считал, уже должен был ожидать его в камере предварительного заключения. Выйдя на улицу, он, тем не менее, повинуясь инстинкту полицейского, отправился к месту происшествия, чтобы помочь ликвидировать последствия.
   - Что здесь происходит?
   - Я только что арестовал его, шеф. Он пытался бежать.
   - А-а-а, это вы, Жане! - воскликнул начальник, мысленно обругав свой полицейский инстинкт, не подсказавший ему вовремя, что перед ним находится его переодетый подчиненный.
   - Вы, по-видимому, начальник этого...
   - Рад познакомиться с вами, господин профессор.
   Начальник протянул руку для пожатия и вдруг заметил наручники.
   - Жане, что вы себе позволяете? Это же профессор Пауэл. Я ведь предупреждал вас, кто это такой!
   Жане торопливо отомкнул наручники и затараторил: ни врача, ни фотографа разыскать не удалось - врач куда-то запропастился, может, ушел на пляж, ведь жара немилосердная, а фотограф готовился к персональной выставке... Каждый занят своим делом, господин начальник, и если бы не мы... Поэтому он, Жане, отправился к дому профессора, рассчитывая дождаться возле него своих помощников и беспокоясь, как бы тем временем профессор не выкинул какой фортель. Опасения его оправдались: профессор вынес тело жертвы, погрузил его в машину и поехал. Жане пристроился за ним, намереваясь проследить, куда он его отвезет...
   - В полицию, куда же еще! - пророкотал профессор, массируя затекшую после наручников кисть. - Ваших людей я прождал целый день!
   - Эх, профессор, профессор... - Начальник огорченно покачал головой. Ведь я просил вас немного потерпеть. Садитесь рядом, я поведу машину.
   Он опять вздохнул. Приходилось возвращаться к постылым будням: разыскивать, анализировать, разгадывать. И первым делом следует выяснить, зачем Жане понадобилась вся эта маскировка, ведь профессор с ним не знаком. Что делал Жане перед отелем именно в это время? Нужно найти выход из создавшегося положения. Простой случай вдруг стал невероятно сложным. Жане наверняка будет твердить на следствии, что профессор пытался бежать; профессор же, в свою очередь, начнет педантично перечислять, сколько раз он звонил и в какое время, настаивать на том, что просто потерял терпение ждать; прокурор заинтересуется, почему так трудно было найти человека, чтобы своевременно произвести арест...
   - Браво, Жане! - сказал он для начала. - Вы отлично справились с этим делом. Думаю, пора вам присвоить первый ранг. Садитесь в свою машину и следуйте за нами!
   На лице инспектора немедленно появилось выражение мужественного безразличия, с которым его экранные коллеги встречали самую потрясающую новость. Поэтому на бегу к "Дацуну" он лишь скользнул равнодушным взглядом по старому "Фольксвагену".
   Повышение сулило ему возможность купить машину классом повыше.
   - Чем это так разит? - морщась, спросил начальник, садясь за руль "Ситроена".
   - Лосьоном после бритья, - ответил профессор. - Вы сказали, что можно.
   - Можно. В нашей практике, господин профессор, много чего можно. А что кость?
   - Какая кость?
   - От игуанодона. Это ведь вещественное доказательство.
   - Осталась дома. А что, нужно было?..
   - Не волнуйтесь, профессор, я возьму ее к себе на хранение. Так что за кость не беспокойтесь, - заверил его начальник, включая зажигание и трогая машину с места.
   Ей-богу, не знаю, что и думать - сочинение весьма странное! Разумеется, виноват я сам - незачем было давать ему такое абсурдное задание... Сказал же кто-то: жанр мстит, если не соблюдаются его законы. Вот оно - отмщение! Сильно сомневаюсь, чтобы современные любители детектива одобрили такую новеллу, впрочем, я ведь просто проверяю возможности компьютера.
   Надежда продолжала светиться в нежно-зеленых совиных глазах компьютера. Читая его первое творение, я забыл выключить его и теперь ощутил совершенно нелепое чувство вины, поскольку такой компьютер не мог так быстро перегреваться, иначе как же он будет сочинять романы, трилогии и тетралогии.
   - Спасибо, - поблагодарил я его.
   Больше я не добавил ни слова. В самом деле - не хвалить же мне его, все-таки это машина. А лицемерить перед машиной смешно. По моему убеждению, электронному мозгу никогда не придется лицемерить, ибо ему никогда не достичь совершенства человеческого разума. Вот только взгляд его смущал. В нем я угадывал какое-то недовольство. Глаза компьютера словно заглядывали прямо в душу и спрашивали, что можно оттуда извлечь.
   Я робко предложил: -Давай попробуем еще что-нибудь, а?
   Он выжидающе молчал.
   - Что-нибудь другое. Например...
   Мой взгляд начал блуждать по регистрам кратких форм. Сдерживаемое нетерпение вдруг прорвалось наружу.
   - Как ты относишься к сказкам? - спросил я, увидев клавишу с надписью "сказка".
   Теплый женский голос не отзывался. Настоящая секретарша в такой ситуации обязательно поощрила бы своего работодателя или словом, или лаской.
   - Чего молчишь? - спросил я, чуть было не добавив, - "скотина".
   - Прошу оформить задание согласно руководству.
   "Ага, - подумал я с досадой, - либо у тебя нет настроения вести пустые разговоры, либо у тебя такая программа". А мне хотелось поболтать - как всегда, когда в голове было пусто. Да и голос его располагал к этому. При звуках такого голоса представляешь себе нежную загорелую шейку, а представив такое, рука сама собой тянется приласкать клавиши.
   Нажал на клавишу с надписью "сказка", она окрасилась в зеленый цвет.
   - Ну чти тебе рассказывать о сказках, - обратился я к сове. - Раз у тебя есть специальная клавиша, ты не можешь не знать, что это такое А я вот вообще-то не знаю. О сказках написано множество сказок, в которых утверждается, что в них были заложены прасхемы нашего мышления и наших нравов, архетипы поведения людей и много чего еще, но пусть кто-нибудь попробует дать правдоподобное объяснение тому, почему, например, младшая дочь царя обязательно должна быть красавицей, а младший брат, будучи дурак-дураком, должен всегда спасать положение? Почему не старший или средний? Зачем Змею-Горынычу три головы, зачем апостолу Петру понадобилось трижды отречься от бога, имея на плечах одну голову? Загадочная материя, сказки полны загадок, а для меня загадка - что ты сочинишь...
   - Идея, тема, сюжет, - напомнила мне невидимая секретарша, как будто по моему поведению ей не стало ясно, что в голове у меня нет ни темы, ни идеи, ни сюжета - ничего, кроме голой и по-детски преданной любви к сказкам. И не просто любви, а какого-то бесконечного преклонения перед ее непреходящей красотой и мудростью, и не на последнем месте - тоскливого понимания, что как для писателя они остаются для меня недостижимыми.
   Действительно: что толку досадовать на компьютер, я мог бы и до завтра нести беспомощную чушь, поскольку не отношусь к тем авторам, кому и сказка по колено и кто не прочь пройтись по ней грязными сапогами. Сказка требует чистоты и веры в красоту, хотя красота все еще не спешит спасать мир, как на это рассчитывал коллега Достоевский.
   Любить сказки можно и с отчаяния, но с отчаяния нельзя писать сказки.
   Идея, тема, сюжет... Моя голова до отказа набита живыми воспоминаниями о сказках детства, кажется, что в эти великолепные джунгли просто не втолкнуть еще одну сказку. Добро и зло, - печально говорю я скорее себе, чем компьютеру,-постоянно борются друг с другом, постоянно рубят друг другу головы, а на месте отрубленных голов постоянно вырастают новые, и этому, наверное, не будет ни конца ни края. В сказках, разумеется. Потому что в жизни, пожалуй, всё обстоит не совсем так, моя дорогая или мой дорогой (интересно, как в конце концов к тебе обращаться?). В причудливой сказке, называемой жизнью, добро и зло как нельзя лучше уживаются друг с другом, как говорят философы, находят разумный, а иногда и не столь уж разумный компромисс. Садясь писать сказку о жизни, нужно помнить о том, что из этого может получиться что-то совершенно неожиданное.
   Все же не будем путать, Змей-Горыныч - это Змей-Горыныч, он всегда плохой, а Иванушка-дурачок на самом деле умница и добряк, сражаются же в сказках всегда или за богатства, или за женщин. Я о другом думаю - почему это народ, создавший диалектический образ Иванушки-дурачка, легко превращавшегося в умника, отнял у Змея-Горыныча право на такие перевоплощения? Если у кого-то несколько голов, разве нельзя допустить, что хоть одна окажется порядочной?
   Честно признаюсь: человек я жалостливый, в детстве всегда переживал за Змея-Горыныча, когда ему отрубали головы, оставаясь при этом, правда, на стороне положительных героев. Теперь-то я и подавно убежден, что трехглавому Горынычу приходилось ничуть не легче, чем Иванушке с его одной головой, пусть и такой умной. Да-да, я считаю, что, несмотря на многоглавые, злу совсем не просто в одиночку бороться с многоликим и изворотливым человеком, потому-то оно и стремится вступить в союз с добром, чтобы вместе, дружными усилиями одолеть это самое странное из всех живущих на планете существ.
   Если ты напишешь сказку и при этом обойдешься без напрасно отрубленных голов, я буду тебе весьма признателен. Кстати, как ты собираешься ее назвать?
   - Название произведения и его окончательная редакция-прерогативы заказчика, -отвечает компьютер. Можно только порадоваться, что он не ограничивает свободы творчества, а ведь поначалу об этих новых компьютерах ходили такие слухи...
   - Ну что ж, - говорю я ему, - тогда давай придумаем смешное заглавие, которое, даже если и покажется кому-то парадоксальным, отвечало бы моим диалектическим взглядам на жизнь и не до конца растраченной способности к сочувствию. Назовем ее
   СКАЗКА О ДОБРОМ ЧУДИЩЕ
   ...При виде чудища Иван подумал: "Нет, так с ним не справиться!" И, стараясь не бряцать мечом, скрылся в кустах, чтобы спокойно поразмышлять о том, что делать дальше.
   Три безобразных головы венчали туловище чудища, каждая из них была украшена острым рогом. На выдохе из шести ноздрей вырывались голубоватые языки пламени, как будто его необъятное чрево было наполнено спиртом или пропан-бутаном. "Ну чисто газовая плита с тремя конфорками!" - подумал Иван, который в надежном убежище никогда не терял чувства юмора.
   За спиной чудища черной пастью зияла пещера, полная не менее страшных тайн. К полудню подъехала телега, появление которой чудище приветствовало нетерпеливым урчанием. Длиннобородый карлик кряхтя сбросил с нее тушу коровы и трупик зайца. Корову он свалил перед правой головой, зайца бросил средней, а левой объявил:
   - Твой черед завтра.
   После чего прыгнул в телегу и умчался.
   Левая голова отвернулась, чтобы не видеть, как едят другие, вырывающиеся из ноздрей языки пламени покраснели. Ее соседки быстро разделались с трапезой и сонно заклевали носами. Правая голова дремала крепче средней, можно сказать, совсем уснула.
   Решив, что наступил момент действовать, Иван вылез из кустов и крикнул:
   - Эй ты, поди сюда!
   - Чего тебе, человече? - встревоженно взвилась голодная голова.
   - Мне нужны сокровища! - ответил Иван, показывая на пещеру.
   - Назад! - отрезало чудище. - Иди своей дорогой.
   - Пойми, - сказал Иван, - я ведь все равно их заберу, убью тебя и заберу...
   - Это ты-то убьешь меня? - проснулись вдруг все головы, и языки пламени весело заиграли всеми цветами радуги. -Ты? Убьешь меня? Ха-ха-ха...
   - Посмейся, посмейся, только я - младший брат. Ты что - сказок не читаешь? Младший брат всегда побеждает в них чудище.
   Головы испуганно закачались, выпучились на Ивана, и языки пламени в их ноздрях заметно укоротились.
   - Ты что, и вправду младший брат?
   Как бы извиняясь, Иван пожал плечами.
   - Увы, младший. Но давайте забудем про сказки. Их время прошло. Глупо проливать кровь за здорово живешь. Мещане только и ждут, чтобы ради них кто-то сражался с чудовищами. А ведь по сути дела ты совсем доброе чудище.
   - Какое-какое? - в изумлении раскрыли пасти все три головы.
   - Ну точно. Ты очень доброе чудище. Я сразу тебя раскусил.
   - Во-первых, никакое я тебе не чудище, а Змей-Горыныч. - Тут из шести ноздрей вырвались робкие струйки огня. - А во-вторых...
   - Да ладно тебе, Змей-Горыныч так Змей-Горыныч, какая мне разница? Главное, ты, добрая душа, отойди в сторонку, чтобы я мог взять сокровища.
   - Вот я тебе сейчас покажу, какой я добрый! - заревело чудище. - А ну убирайся подобру-поздорову, а не то тебя постигнет участь братьев!
   - Ну-ну, ты, похоже, забыл, что я младший брат, - похлопал Иван по ножнам. - Сперва подумай немножко, а потом уж решай. Даю три минуты на размышление, по одной на каждую голову, потом заговорит мой меч.
   Головы испытующе заглянули друг другу в глаза, длинные шеи вытянулись в гигантские вопросительные знаки.
   - Что это он себе позволяет? - повернулась левая голова к двум другим. - Лично я считаю себя ужасным змеем, нет никого ужаснее меня!
   - Не преувеличивай! - возразила ей правая.
   - Я, например, считаю себя совершенно нормальным змеем, - сказала средняя голова.
   - А я ужасным! - выкрикнула первая, гневно раздувая языки пламени.
   - Немедленно прекрати безобразничать! - прикрикнула на нее правая. Ерепенишься, потому что осталась без обеда. Завтра же запоешь по-другому.
   - Ты тоже завтра запоешь по-другому, - ехидно парировала левая. - Ведь корова завтра достанется мне.
   Средняя голова смущенно пробормотала:
   - Странное дело - одна моя половина утверждает, что я хороший, другая что плохой.
   На нее не обратили внимания, поскольку между двумя другими начался подлинный скандал. Головы обзывали друг дружку такими словами, какие никогда не дерзнул бы произнести бедный Иван, это была чудовищная ругань, в потоке которой редким рефреном звучали слова "хороший-плохой, хороший-плохой". Понимая, что дискуссия разгорелась надолго, Иван достал меч и проревел:
   - А ну, заткнитесь! Ты доброе чудище, и все тут! Глупое вот только. Не обижайся, все добряки немного глупцы. Ты вот что мне скажи - на кой тебе эти сокровища? Ты ж в них ничего не смыслишь, а туда же - взялся охранять! Для кого стараешься-то? От кого стережешь? Ну-ка ответь?
   Головы в замешательстве выгнули чешуйчатые шеи. Правая зло буркнула:
   - Кормят меня, я и стерегу! А тебе зачем они?
   - Да уж видел я, как тебя кормят, - сказал Иван, неторопливо сворачивая "козью ножку". - Впрочем, это уже разговор. Я с самого начала знал, что мы найдем общий язык. Сейчас вам объясню, слушайте. Я пришел вон из того города, что в низине. Живем мы там в страшной бедности. Вы только посмотрите, какой мне табак приходится курить. Земли у нас бедные, урожаи скудные, жители скоро перемрут с голодухи. А на эти сокровища мы проведем воду на поля, фабрик понастроим, больницей и школой обзаведемся, да и заживем по-человечески. Как видишь, для доброго дел" стараюсь.
   - Ну. а как же я? - спросило чудище.
   - А что ты? Ясное дело - со мной пойдешь. Вот мы разбогатеем и так тебя кормить будем - хоть лопни. И ни одна из голов не будет голодать. Однако будет торговаться - руки чешутся, скучают по работе. И помни - я меньший брат!
   - А ты точно знаешь, что меньший?
   - Сколько ж можно повторять, - раздраженно отозвался Иван, - неужели я до трех считать не умею.
   Чудище огромной лапой почесало по очереди все головы, начав с левой, потом отодвинул оси от входа в пещеру и со вздохом молвило:
   - Ладно, под твою ответственность!
   Засучив рукава, Иван принялся таскать из пещеры сокровища, грузить их на широкую спину чудища, потом вскарабкался сам и погнал его в город.
   В первый момент жители города в ужасе разбежались и попрятались, однако узнав, в чем дело, устроили настоящие празднества. Но Иван разрешил праздновать только три дня и три ночи. Он оказался строгим, но справедливым правителем, разумно распорядился сокровищами и заставил народ трудиться. Прежде всего провели воду, прокопав для реки новое русло. Потом построили фабрики, школу, больницу. Жители обзавелись богатыми особняками и зажили счастливо.
   По воскресеньям они прогуливались по городскому парку, где был устроен прелестный уголок животных, и добродушно подтрунивали над добрым Змеем-Горынычем, который в охольстве бездельничал в этом уголке. Больше всех ему радовались дети. Они карабкались по его длинным шеям, катались на нем, требовали, чтоб он пускал огонь из ноздрей.
   Так прошло много лет, и постепенно всё переменилось. Это и понятно - с годами всё меняется. Сначала его забросили дети. Как и любая игрушка, Змей-Горыныч им попросту надоел. Теперь лишь изредка какой-нибудь сорванец привязывал к его рогам хлопушку, и, как только Горыныч чихал, она взрывалась, опаляя ему ресницы и пугая его. К тому же дым ел глаза.
   Потом его оставили женщины. Какое-то время они еще выстраивались к нему в очередь, прося смолить ощипанных кур и гусей. На длинной палке они совали ему под нос птицу, Горыныч слегка раздувал ноздри, языки пламени в мгновение ока лишали птицу последних остатков оперения, и счастливые хозяйки бежали домой, чтобы приняться за стряпню. Это было удобно и быстро, потому что Горыныч обслуживал сразу по три домохозяйки. Но потом открылась бройлерная фабрика, которая завалила рынок идеально бесперыми тушками, и женщины перестали пользоваться его услугами.
   Поубавилось и гуляющих в парке - вместо этого жители города теперь часами просиживали перед телевизорами. Собираясь в тавернах, мужчины роптали:
   - Зачем нам этот зверь? Из-за него приходится держать целый коровник. Мы не так богаты, чтобы содержать разных там чудовищ. И Иван хорош.. Вместо того чтобы, как водится, убить его, навяЗал на нашу голову! Видать, не случайно в детстве у него было прозвище Иванушка-дурачок...
   Но до престарелого Ивана слухи об этом не доходили. Давным-давно народ объявил его великим человеком, а разве можно заявить великому человеку о своем недовольстве им? Как только он умер, новый правитель, снедаемый честолюбием и спешивший ускорить свое провозглашение великим человеком, перестал посылать Горынычу коров. Вместо этого он открыл в парке несколько лавок и распорядился, чтобы те, кто желает кормить чудище, платили за это удовольствие. Правда, сначала мясо в этих лавочках продавалось дешевле, чем в других, но потом цены выровнялись, поскольку многие покупали мясо вроде бы для Горыныча, но кормились им сами.