Страница:
– Это твой дом.
– Это и твой дом тоже.
– У тебя есть няня…
– Это не моя няня, она пришла к нам всего неделю тому назад.
– Твой папа читает тебе книги… – продолжала ныть Кики.
– И ты можешь читать книги, и твой папа тоже живет в Блайд-холле. – Пенелопа не видела, что делает Кики, но по звуку поняла, что та вытерла нос рукавом. – У тебя что, нет носового платка?
– Нет! Я не такая английская леди, как ты, и все мне об этом постоянно напоминают, – все так же по-французски ответила Кики.
Пенелопе надоело слушать французский.
– Зато все говорят, что ты красивее, чем я.
– А я и есть красивее!
– Но я тоже хорошенькая! – И Пенелопа, догнав Кики, ткнула ее кулаком в спину.
Кики покачнулась вперед, а затем обернулась с таким видом, словно Пенелопа не кулаком, а ножом ударила ее в спину. Кики была ниже и легче Пенелопы, но силенки у нее тоже были, и потому, когда она толкнула Пенелопу в грудь, та не удержалась на ногах и упала бы, не подвернись ей дерево.
– Сгепп\
– Балда! – все прошлые обиды всколыхнулись в груди Пенелопы, и она с силой развернула Кики лицом к дому, где так тепло, так уютно и так… безопасно.
Но Кики и не подумала подчиниться. Она повернулась и побежала, летя стрелой и всхлипывая на ходу.
Пенелопа не побежала вслед за ней и осталась стоять на месте. Она не знала, каким образом Кики сумела прошмыгнуть мимо охранника. Сама Пенелопа сделала это, притворившись, что они с Кики играют в прятки, и охранник попался на ее удочку. Конечно, ей надо было бы вернуться в дом и рассказать обо всем папе, но ведь Кики за это время успеет убежать. К тому же ябедничать нехорошо. Сделать выбор было непросто, но все же Пенелопа сдалась и поспешила вслед за своей кузиной.
Снова зарядил дождь и пошел еще сильнее, чем утром. Сверкали молнии, грохотал гром, но Пенелопа продолжала идти вперед, смахивая с ресниц дождевые капли и надеясь на то, что Кики вскоре устанет и упадет – прямо в лужу.
Но Кики никогда не оправдывала надежд Пенелопы. Она продолжала спускаться к реке, и Пенелопе пришлось припустить бегом, чтобы догнать ее. Наконец она поравнялась с Кики, схватила за руку и крикнула, указывая на руины замка:
– Пойдем туда.
Впервые за это утро Кики отреагировала так, как можно было ожидать. Она окинула загоревшимися глазками развалины на вершине холма и мелодраматично, с интонациями плохой актрисы произнесла – по-французски, разумеется:
– Да. Там я, по крайней мере, смогу спокойно умереть.
– Я просто хочу, чтобы мы укрылись там от дождя.
– Ты не понимаешь высокого искусства.
– Это не искусство, это просто фарс.
Кики резко повернулась и принялась с достоинством подниматься по склону. Но как только ударил новый раскат грома, она завизжала и бросилась бежать во всю прыть.
Догнать ее Пенелопа сумела только возле самых развалин. Ноги у нее были длиннее, чем у Кики, но ту подгонял страх – она ужасно боялась грозы.
Девочки забились в тесную пещеру, образованную большим камнем, стеной и деревянной крышей, которую мисс Милфорд устроила для того, чтобы ее обвивала жимолость. В жаркий день Пенелопа побоялась бы залезать сюда – здесь вокруг душистых розовых цветов постоянно жужжали пчелы, но сегодня по случаю дождя они решили не покидать свои ульи.
Пенелопа стояла рядом с Кики, дрожа от холода, и с опаской присматривалась к молниям – они казались ей огненными пальцами разъяренного бога.
– Как ты думаешь, бог сердится на нас?
Кики посмотрела на Пенелопу как на сумасшедшую.
– Нет. За что?
Но мы же поступили плохо.
– Не мы, а ты. Я иду к себе домой, а ты – плохая!
– Это не я плохая, а ты. И ты не можешь убежать домой. Неужели ты этого не понимаешь, дурочка? Тебя никто там не ждет.
Кики потупилась и дрожащим голосом грустно ответила все так же по-французски:
– Здесь тоже. Я потеряла мою маму. Мисс Милфорд любит тебя больше, чем меня. Твой папа любит тебя, читает тебе книжки. А мой папа меня не любит. Меня здесь никто не любит. – И она захныкала – тоненько, как брошенный котенок.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь глупости? – Пенелопе хотелось треснуть Кики по голове. – Я промокла, озябла, поцарапалась, но я же не бросила тебя, я с тобой, значит, ты уже не одна. И я люблю тебя, дурочка.
Кики довольно долго молчала, а затем переспросила:
– Правда?
– Да, ты дурочка.
– И ты все равно любишь меня?
– Когда ты не ведешь себя так глупо.
– Ах, Пенелопа! – Кики бросилась обнимать ее, да так пылко, что та едва устояла на ногах. – Это не я, а ты дурочка!
Пенелопа не оттолкнула Кики, наоборот, прижалась к ней еще ближе. Кроме любви, был в этом и простой расчет – ведь Кики, уходя из дома, надела шерстяную накидку, и под ней было теплее и суше.
Кики заботливо укрыла Пенелопу краем накидки и спросила:
– Почему ты сама ничего не надела?
– Боялась не успеть за тобой.
– Теперь мы с тобой настоящие сестры, верно? Любим друг друга, все делим пополам, и…
Пенелопа прикрыла ладошкой рот Кики.
– Ты что, берешь свои слова обратно? – возмутилась та, отталкивая руку Пенелопы.
– Тсс, – сквозь шум дождя Пенелопа что-то услышала. Да, теперь у нее не осталось сомнений: это был мужской голос.
– Наши папы! – теперь Кики тоже услышала голос, заглушенный свистом ветра. – Они нас ищут!
И она принялась приплясывать на месте, но Пенелопа остановила ее, взяв за локоть.
– Погоди. Может быть, это и не они. Папа велел, чтобы я всегда сначала убедилась, он ли это.
Очевидно, тревога Пенелопы передалась Кики, потому что она вдруг забилась поглубже в пещеру и страшным шепотом спросила:
– Почему?
– Потому что есть злые люди, которые хотят похитить меня и тебя… нас.
«Заметил ли кто-нибудь, как мы ушли из дома? – подумала Пенелопа. – Если да, то почему они так долго не шли искать нас?»
Папа говорил, что в таких случаях нужно доверять своей интуиции.
– Он приближается. – Пенелопа пыталась узнать голос, но не могла. Но что делать незнакомому человеку здесь, в саду, в такую погоду? – Давай выбираться наружу через эту дырку. Как только окажемся снаружи, сразу же отползи в сторону, а затем лети к дому. Я за тобой.
Голос приближался, становился все громче, и Пенелопа скомандовала шепотом:
– Торопись. Будешь бежать – пригибайся. Если я не успею, пришли сюда папу.
– Пенелопа! – Глаза Кики округлились от страха.
Самой Пенелопе было еще страшней, чем Кики, но на старалась не показать вида и только поторапливала:
– Давай, Кики, давай. Я за тобой.
Наконец Кики пролезла в дыру, и Пенелопа осторожно выглянула наружу, укрываясь за краем пещеры.
– Мисс Пенелопа, – услышала она. Голос был приветливым. Слишком приветливым и слишком сладким. – Я знаю, что вы где-то здесь. Меня послал ваш папа.
Нет, голос был незнаком ей.
– Я дядя Бамли. Скажите только, где вы, и я спасу вас от грозы.
Дядя Бамли? Она не знала никакого Бамли, а уж ее дядей он не мог быть совершенно точно. Сердце Пенелопы тревожно забилось, и она тихонько отодвинулась назад, в пещеру.
А затем…
– Вот ты где, моя сладкая! – крикнул Бамли. – Я нашел тебя!
Бамли схватил Кики. Пенелопа знала, что не отдаст ее без боя, и закричала во весь голос, но тут чья-то длинная рука просунулась в пещеру и схватила Пенелопу.
– А вот и то, что мне нужно, – ухмыльнулся Бамли, вытаскивая Пенелопу под дождь.
Она визжала до тех пор, пока Бамли не заткнул ей рот ладонью.
После этого, как учил ее папа, она перестала сопротивляться и стала ждать, когда тот придет на помощь.
Кто-то выманил их из дома, и этот кто-то горько поплатится за это.
Кинмен со своими людьми прочесывал сад. Слуги обшаривали каждый уголок в доме.
Трокмортон тяжело бежал вслед за псом – в промокшем плаще и ботинках, не разбирая дороги и шлепая прямо по лужам. Он бежал и молился. Молился о том, чтобы дождь не смыл все запахи, чтобы пес не потерял след.
Селеста хотела присоединиться к нему, но он не позволил, велел оставаться в доме и попытаться хоть что-нибудь выяснить. Кроме того, он не хотел, не мог подвергать Селесту опасности.
Пес повернул к реке, затем вернулся назад и потащил Трокмортона вверх по склону холма, по направлению к этим идиотским фальшивым развалинам. Трокмортон пытался сквозь дождь уловить какое-нибудь движение в кустах за деревьями у развалин, но не видел ничего, кроме плотной пелены дождя.
Пенелопа знала, что они с Кики постоянно находятся под охраной. Он рассказал ей об этом, постаравшись не испугать дочь. Объяснил, что это нужно, просто так, на всякий случай. Трокмортон не верил, что Пенелопа может последовать за Кики, если даже та решила сбежать.
Нет, девочек кто-то выманил из дома, и при этой мысли кулаки Трокмортона сжимались от гнева.
Пес потащил его к вершине холма. Мокрый гравий скрипел под ногами Трокмортона, а пес все сильнее тянул поводок, рыча на бегу. Внезапно откуда-то сбоку на Трокмортона вылетело что-то мокрое, маленькое, и он едва сумел затормозить, чтобы не упасть.
Кики. Это была она – дрожащая, испуганная, лепечущая по-французски:
– Je vous en prie. Vous devez venir avec moi tout de suite. Il l a kidnappe! Il tient Penelope!
Еще никогда в жизни Трокмортон не жалел о том, что не знает языков так, как в эту минуту. Он схватил Кики за плечи и переспросил:
– Что? Кто?!
– Un homme. En haut, de la cave avec la chevre-feuille!
Она размахивала руками, указывала куда-то, но Трокмортон по-прежнему ничего не мог понять и тогда Кики, недовольно топнув ножкой, заговорила вдруг по-английски:
– Какой-то человек похитил Пенелопу! Возле пещеры, где растет жимолость. Спасите ее!
– Да.
«Ах, Кики, маленькая лгунья! Она все-таки говорит по-английски», – подумал Трокмортон. Он развернул Кики лицом к дому, подтолкнул в спину и приказал:
– Беги домой. Скажи, чтобы сюда пришли люди с ружьями. Поспеши!
– Сами поспешите! – ответила Кики и стрелой унеслась прочь.
Случилось то, чего он больше всего боялся. Пенелопа оказалась в руках его врагов.
«Я убью его, кем бы он ни оказался. Сначала допрошу, а затем пристрелю», – твердо решил для себя Трокмортон.
Он пощупал внутренний карман плаща. Ткань была сухой, значит, лежащий в кармане пистолет не отсырел.
Трокмортон захлестнул вокруг запястья поводок и скомандовал псу:
– Вперед!
Пес принялся громко лаять – хрипло, настойчиво, Как умеют это делать только бладхаунды. Еще минута, и они оказались на вершине холма.
Здесь никого не было.
Трокмортон принялся осматриваться, а пес тем временем заметался кругами, вынюхивая запахи своим тонким чутьем. Потом на секунду замер, взяв след, и потащил хозяина за собой. Трокмортон увидел сломанные ветки. Траву, безжалостно смятую чьими-то тяжелыми испачканными грязью сапогами.
Затем в глаза Трокмортону бросилась знакомая красная ленточка, повисшая на ветке.
Пенелопа. Дочка.
– Вперед, парень, – подбодрил пса Трокмортон, давая ему понюхать ленточку.
Пес рванул в сторону и потащил Трокмортона вниз, к реке. Ноги Трокмортона вязли в жидкой грязи, он несколько раз спотыкался и падал, но вставал и продолжал бежать.
Поводок натянулся струной. Лай пса стал яростным, непрерывным, и наконец до Трокмортона донесся тоненький, испуганный голосок:
– Папа! Папа!
Пенелопа. Слава богу, она была жива. Мелькнули кусты, хлестнули по лицу мокрые ветки, и Трокмортон оказался на речном берегу, вдоль которого бежал какой-то человек, неся на руках Пенелопу.
Живым отсюда этот мерзавец не уйдет.
Трокмортон отпустил поводок, и бладхаунд, почуяв свободу, ринулся вслед за незнакомцем. Трокмортон вытащил из кармана пистолет и закричал:
– Стой!
Незнакомец не остановился. Он только оглянулся через плечо и прибавил хода.
Короткого мгновения хватило для того, чтобы Трокмортон узнал этого человека. Это был слуга. Чужой, не его, один из тех, что приехали в Блайд-холл со своими хозяевами.
Похититель сжал тонкую шею Пенелопы своей огромной лапищей и крикнул:
– Отгоните собаку, или я убью девчонку!
Сделать это ему в самом деле ничего не стоило.
Трокмортон отозвал пса.
Пенелопа крикнула тонким, срывающимся голоском:
– Убей его, папа!
Слуга сильнее сжал ей горло.
– Попробуйте приблизиться, и я задушу ее.
Трокмортон знал, что похититель не шутит. Выстрелить? Хотя Трокмортон и был неплохим стрелком, но с такого расстояния, да еще когда на карту поставлена жизнь его дочери?
Он начал медленно опускать пистолет.
Пенелопа извивалась в руках похитителя, кричала, пыталась схватить его за волосы и, как ни старался он удержать ее в мокрых, скользких руках, сумела вывернуться и ринулась прочь.
Похититель бросился следом.
Трокмортон спустил курок.
Пуля попала похитителю прямо в грудь. Он осел на мокрую землю, вытянулся и затих.
Трокмортон испытал мгновенную радость – от удачного выстрела, от того, что все закончилось так благополучно, от того, что ему удалось вырвать из лап смерти свое дитя.
А затем из кустов выбежала женская фигура и бросилась к Пенелопе.
Трокмортон отшвырнул в сторону разряженный, бесполезный пистолет и тоже рванулся к дочери, но узнал Селесту и остановился. Селеста нарушила его приказ, но Трокмортон был только рад этому. Никто не может позаботиться о девочке лучше, чем Селеста.
Трокмортон сменил направление и направился к распростертому в грязи телу. Похититель был мертв и смотрел в серое небо остановившимися, остекленевшими глазами.
Глава 21
– Это и твой дом тоже.
– У тебя есть няня…
– Это не моя няня, она пришла к нам всего неделю тому назад.
– Твой папа читает тебе книги… – продолжала ныть Кики.
– И ты можешь читать книги, и твой папа тоже живет в Блайд-холле. – Пенелопа не видела, что делает Кики, но по звуку поняла, что та вытерла нос рукавом. – У тебя что, нет носового платка?
– Нет! Я не такая английская леди, как ты, и все мне об этом постоянно напоминают, – все так же по-французски ответила Кики.
Пенелопе надоело слушать французский.
– Зато все говорят, что ты красивее, чем я.
– А я и есть красивее!
– Но я тоже хорошенькая! – И Пенелопа, догнав Кики, ткнула ее кулаком в спину.
Кики покачнулась вперед, а затем обернулась с таким видом, словно Пенелопа не кулаком, а ножом ударила ее в спину. Кики была ниже и легче Пенелопы, но силенки у нее тоже были, и потому, когда она толкнула Пенелопу в грудь, та не удержалась на ногах и упала бы, не подвернись ей дерево.
– Сгепп\
– Балда! – все прошлые обиды всколыхнулись в груди Пенелопы, и она с силой развернула Кики лицом к дому, где так тепло, так уютно и так… безопасно.
Но Кики и не подумала подчиниться. Она повернулась и побежала, летя стрелой и всхлипывая на ходу.
Пенелопа не побежала вслед за ней и осталась стоять на месте. Она не знала, каким образом Кики сумела прошмыгнуть мимо охранника. Сама Пенелопа сделала это, притворившись, что они с Кики играют в прятки, и охранник попался на ее удочку. Конечно, ей надо было бы вернуться в дом и рассказать обо всем папе, но ведь Кики за это время успеет убежать. К тому же ябедничать нехорошо. Сделать выбор было непросто, но все же Пенелопа сдалась и поспешила вслед за своей кузиной.
Снова зарядил дождь и пошел еще сильнее, чем утром. Сверкали молнии, грохотал гром, но Пенелопа продолжала идти вперед, смахивая с ресниц дождевые капли и надеясь на то, что Кики вскоре устанет и упадет – прямо в лужу.
Но Кики никогда не оправдывала надежд Пенелопы. Она продолжала спускаться к реке, и Пенелопе пришлось припустить бегом, чтобы догнать ее. Наконец она поравнялась с Кики, схватила за руку и крикнула, указывая на руины замка:
– Пойдем туда.
Впервые за это утро Кики отреагировала так, как можно было ожидать. Она окинула загоревшимися глазками развалины на вершине холма и мелодраматично, с интонациями плохой актрисы произнесла – по-французски, разумеется:
– Да. Там я, по крайней мере, смогу спокойно умереть.
– Я просто хочу, чтобы мы укрылись там от дождя.
– Ты не понимаешь высокого искусства.
– Это не искусство, это просто фарс.
Кики резко повернулась и принялась с достоинством подниматься по склону. Но как только ударил новый раскат грома, она завизжала и бросилась бежать во всю прыть.
Догнать ее Пенелопа сумела только возле самых развалин. Ноги у нее были длиннее, чем у Кики, но ту подгонял страх – она ужасно боялась грозы.
Девочки забились в тесную пещеру, образованную большим камнем, стеной и деревянной крышей, которую мисс Милфорд устроила для того, чтобы ее обвивала жимолость. В жаркий день Пенелопа побоялась бы залезать сюда – здесь вокруг душистых розовых цветов постоянно жужжали пчелы, но сегодня по случаю дождя они решили не покидать свои ульи.
Пенелопа стояла рядом с Кики, дрожа от холода, и с опаской присматривалась к молниям – они казались ей огненными пальцами разъяренного бога.
– Как ты думаешь, бог сердится на нас?
Кики посмотрела на Пенелопу как на сумасшедшую.
– Нет. За что?
Но мы же поступили плохо.
– Не мы, а ты. Я иду к себе домой, а ты – плохая!
– Это не я плохая, а ты. И ты не можешь убежать домой. Неужели ты этого не понимаешь, дурочка? Тебя никто там не ждет.
Кики потупилась и дрожащим голосом грустно ответила все так же по-французски:
– Здесь тоже. Я потеряла мою маму. Мисс Милфорд любит тебя больше, чем меня. Твой папа любит тебя, читает тебе книжки. А мой папа меня не любит. Меня здесь никто не любит. – И она захныкала – тоненько, как брошенный котенок.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь глупости? – Пенелопе хотелось треснуть Кики по голове. – Я промокла, озябла, поцарапалась, но я же не бросила тебя, я с тобой, значит, ты уже не одна. И я люблю тебя, дурочка.
Кики довольно долго молчала, а затем переспросила:
– Правда?
– Да, ты дурочка.
– И ты все равно любишь меня?
– Когда ты не ведешь себя так глупо.
– Ах, Пенелопа! – Кики бросилась обнимать ее, да так пылко, что та едва устояла на ногах. – Это не я, а ты дурочка!
Пенелопа не оттолкнула Кики, наоборот, прижалась к ней еще ближе. Кроме любви, был в этом и простой расчет – ведь Кики, уходя из дома, надела шерстяную накидку, и под ней было теплее и суше.
Кики заботливо укрыла Пенелопу краем накидки и спросила:
– Почему ты сама ничего не надела?
– Боялась не успеть за тобой.
– Теперь мы с тобой настоящие сестры, верно? Любим друг друга, все делим пополам, и…
Пенелопа прикрыла ладошкой рот Кики.
– Ты что, берешь свои слова обратно? – возмутилась та, отталкивая руку Пенелопы.
– Тсс, – сквозь шум дождя Пенелопа что-то услышала. Да, теперь у нее не осталось сомнений: это был мужской голос.
– Наши папы! – теперь Кики тоже услышала голос, заглушенный свистом ветра. – Они нас ищут!
И она принялась приплясывать на месте, но Пенелопа остановила ее, взяв за локоть.
– Погоди. Может быть, это и не они. Папа велел, чтобы я всегда сначала убедилась, он ли это.
Очевидно, тревога Пенелопы передалась Кики, потому что она вдруг забилась поглубже в пещеру и страшным шепотом спросила:
– Почему?
– Потому что есть злые люди, которые хотят похитить меня и тебя… нас.
«Заметил ли кто-нибудь, как мы ушли из дома? – подумала Пенелопа. – Если да, то почему они так долго не шли искать нас?»
Папа говорил, что в таких случаях нужно доверять своей интуиции.
– Он приближается. – Пенелопа пыталась узнать голос, но не могла. Но что делать незнакомому человеку здесь, в саду, в такую погоду? – Давай выбираться наружу через эту дырку. Как только окажемся снаружи, сразу же отползи в сторону, а затем лети к дому. Я за тобой.
Голос приближался, становился все громче, и Пенелопа скомандовала шепотом:
– Торопись. Будешь бежать – пригибайся. Если я не успею, пришли сюда папу.
– Пенелопа! – Глаза Кики округлились от страха.
Самой Пенелопе было еще страшней, чем Кики, но на старалась не показать вида и только поторапливала:
– Давай, Кики, давай. Я за тобой.
Наконец Кики пролезла в дыру, и Пенелопа осторожно выглянула наружу, укрываясь за краем пещеры.
– Мисс Пенелопа, – услышала она. Голос был приветливым. Слишком приветливым и слишком сладким. – Я знаю, что вы где-то здесь. Меня послал ваш папа.
Нет, голос был незнаком ей.
– Я дядя Бамли. Скажите только, где вы, и я спасу вас от грозы.
Дядя Бамли? Она не знала никакого Бамли, а уж ее дядей он не мог быть совершенно точно. Сердце Пенелопы тревожно забилось, и она тихонько отодвинулась назад, в пещеру.
А затем…
– Вот ты где, моя сладкая! – крикнул Бамли. – Я нашел тебя!
Бамли схватил Кики. Пенелопа знала, что не отдаст ее без боя, и закричала во весь голос, но тут чья-то длинная рука просунулась в пещеру и схватила Пенелопу.
– А вот и то, что мне нужно, – ухмыльнулся Бамли, вытаскивая Пенелопу под дождь.
Она визжала до тех пор, пока Бамли не заткнул ей рот ладонью.
После этого, как учил ее папа, она перестала сопротивляться и стала ждать, когда тот придет на помощь.
* * *
Дождь хлестал как из ведра. Старый пес бладхаунд промок насквозь, но продолжал упорно тащить Трокмортона за собой. Времени на то, чтобы останавливаться у них не было, – ведь пропали девочки.Кто-то выманил их из дома, и этот кто-то горько поплатится за это.
Кинмен со своими людьми прочесывал сад. Слуги обшаривали каждый уголок в доме.
Трокмортон тяжело бежал вслед за псом – в промокшем плаще и ботинках, не разбирая дороги и шлепая прямо по лужам. Он бежал и молился. Молился о том, чтобы дождь не смыл все запахи, чтобы пес не потерял след.
Селеста хотела присоединиться к нему, но он не позволил, велел оставаться в доме и попытаться хоть что-нибудь выяснить. Кроме того, он не хотел, не мог подвергать Селесту опасности.
Пес повернул к реке, затем вернулся назад и потащил Трокмортона вверх по склону холма, по направлению к этим идиотским фальшивым развалинам. Трокмортон пытался сквозь дождь уловить какое-нибудь движение в кустах за деревьями у развалин, но не видел ничего, кроме плотной пелены дождя.
Пенелопа знала, что они с Кики постоянно находятся под охраной. Он рассказал ей об этом, постаравшись не испугать дочь. Объяснил, что это нужно, просто так, на всякий случай. Трокмортон не верил, что Пенелопа может последовать за Кики, если даже та решила сбежать.
Нет, девочек кто-то выманил из дома, и при этой мысли кулаки Трокмортона сжимались от гнева.
Пес потащил его к вершине холма. Мокрый гравий скрипел под ногами Трокмортона, а пес все сильнее тянул поводок, рыча на бегу. Внезапно откуда-то сбоку на Трокмортона вылетело что-то мокрое, маленькое, и он едва сумел затормозить, чтобы не упасть.
Кики. Это была она – дрожащая, испуганная, лепечущая по-французски:
– Je vous en prie. Vous devez venir avec moi tout de suite. Il l a kidnappe! Il tient Penelope!
Еще никогда в жизни Трокмортон не жалел о том, что не знает языков так, как в эту минуту. Он схватил Кики за плечи и переспросил:
– Что? Кто?!
– Un homme. En haut, de la cave avec la chevre-feuille!
Она размахивала руками, указывала куда-то, но Трокмортон по-прежнему ничего не мог понять и тогда Кики, недовольно топнув ножкой, заговорила вдруг по-английски:
– Какой-то человек похитил Пенелопу! Возле пещеры, где растет жимолость. Спасите ее!
– Да.
«Ах, Кики, маленькая лгунья! Она все-таки говорит по-английски», – подумал Трокмортон. Он развернул Кики лицом к дому, подтолкнул в спину и приказал:
– Беги домой. Скажи, чтобы сюда пришли люди с ружьями. Поспеши!
– Сами поспешите! – ответила Кики и стрелой унеслась прочь.
Случилось то, чего он больше всего боялся. Пенелопа оказалась в руках его врагов.
«Я убью его, кем бы он ни оказался. Сначала допрошу, а затем пристрелю», – твердо решил для себя Трокмортон.
Он пощупал внутренний карман плаща. Ткань была сухой, значит, лежащий в кармане пистолет не отсырел.
Трокмортон захлестнул вокруг запястья поводок и скомандовал псу:
– Вперед!
Пес принялся громко лаять – хрипло, настойчиво, Как умеют это делать только бладхаунды. Еще минута, и они оказались на вершине холма.
Здесь никого не было.
Трокмортон принялся осматриваться, а пес тем временем заметался кругами, вынюхивая запахи своим тонким чутьем. Потом на секунду замер, взяв след, и потащил хозяина за собой. Трокмортон увидел сломанные ветки. Траву, безжалостно смятую чьими-то тяжелыми испачканными грязью сапогами.
Затем в глаза Трокмортону бросилась знакомая красная ленточка, повисшая на ветке.
Пенелопа. Дочка.
– Вперед, парень, – подбодрил пса Трокмортон, давая ему понюхать ленточку.
Пес рванул в сторону и потащил Трокмортона вниз, к реке. Ноги Трокмортона вязли в жидкой грязи, он несколько раз спотыкался и падал, но вставал и продолжал бежать.
Поводок натянулся струной. Лай пса стал яростным, непрерывным, и наконец до Трокмортона донесся тоненький, испуганный голосок:
– Папа! Папа!
Пенелопа. Слава богу, она была жива. Мелькнули кусты, хлестнули по лицу мокрые ветки, и Трокмортон оказался на речном берегу, вдоль которого бежал какой-то человек, неся на руках Пенелопу.
Живым отсюда этот мерзавец не уйдет.
Трокмортон отпустил поводок, и бладхаунд, почуяв свободу, ринулся вслед за незнакомцем. Трокмортон вытащил из кармана пистолет и закричал:
– Стой!
Незнакомец не остановился. Он только оглянулся через плечо и прибавил хода.
Короткого мгновения хватило для того, чтобы Трокмортон узнал этого человека. Это был слуга. Чужой, не его, один из тех, что приехали в Блайд-холл со своими хозяевами.
Похититель сжал тонкую шею Пенелопы своей огромной лапищей и крикнул:
– Отгоните собаку, или я убью девчонку!
Сделать это ему в самом деле ничего не стоило.
Трокмортон отозвал пса.
Пенелопа крикнула тонким, срывающимся голоском:
– Убей его, папа!
Слуга сильнее сжал ей горло.
– Попробуйте приблизиться, и я задушу ее.
Трокмортон знал, что похититель не шутит. Выстрелить? Хотя Трокмортон и был неплохим стрелком, но с такого расстояния, да еще когда на карту поставлена жизнь его дочери?
Он начал медленно опускать пистолет.
Пенелопа извивалась в руках похитителя, кричала, пыталась схватить его за волосы и, как ни старался он удержать ее в мокрых, скользких руках, сумела вывернуться и ринулась прочь.
Похититель бросился следом.
Трокмортон спустил курок.
Пуля попала похитителю прямо в грудь. Он осел на мокрую землю, вытянулся и затих.
Трокмортон испытал мгновенную радость – от удачного выстрела, от того, что все закончилось так благополучно, от того, что ему удалось вырвать из лап смерти свое дитя.
А затем из кустов выбежала женская фигура и бросилась к Пенелопе.
Трокмортон отшвырнул в сторону разряженный, бесполезный пистолет и тоже рванулся к дочери, но узнал Селесту и остановился. Селеста нарушила его приказ, но Трокмортон был только рад этому. Никто не может позаботиться о девочке лучше, чем Селеста.
Трокмортон сменил направление и направился к распростертому в грязи телу. Похититель был мертв и смотрел в серое небо остановившимися, остекленевшими глазами.
Глава 21
– Мадемуазель Милфорд, как жаль, что вы не видели мою кузину, – по-английски, хотя и с легким французским акцентом, сказала Кики, сидя рядом с Селестой на кровати Пенелопы. – Она такая храбрая! Послала меня звать на помощь, а сама осталась один на один с этим ужасным… canard.
– Понимаю. – Селеста поднялась, чиркнула спичкой и принялась зажигать от нее свечи в детской.
Обеих девочек уже вымыли в горячей ванне, обсушили, обогрели и переодели в белые ночные рубашки. Кики и Пенелопа успели немного успокоиться, хотя пережитый страх еще таился в глубине их глаз.
До дома Пенелопу Гаррик нес на руках, а теперь с ними была Селеста. Миссис Браун тоже была здесь и останется рядом с девочками на всю ночь, чтобы успокоить их, если у них начнутся кошмары. Правда, Пенелопа вела себя очень тихо, а когда ее спросили, почему она так поступила, ответила, что не могла иначе. Она считала своим долгом пойти вместе с Кики.
Кики переживала случившееся по-своему – трещала без остановки.
– Пенелопа кричала, чтобы отвлечь на себя внимание te gredin, пока я убегала с холма.
– Да, Пенелопа вела себя очень отважно, – ответила Селеста и снова присела на кровать Кики.
– Я разыскала дядю Гаррика и стала рассказывать ему о том, что случилось, но он не понимал меня. Он не говорит по-французски, поэтому мне пришлось говорить на английском. Видели бы вы, как он удивился!
– Кики хихикнула и уткнулась головой в плечо Селесты. – Он был таким смешным! Брови подняты, рот раскрыт…
Пенелопа вздохнула на своей кровати. Эту историю слышала за вечер уже раз двенадцать, не меньше.
– Ты с самого начала должна была начать говорить с ним по-английски, – заметила Пенелопа.
– Я про это совсем забыла, – ответила Кики.
– Больше я уже никогда не буду счастлива, – грустно заметила Пенелопа.
Селеста подавила готовую появиться на ее губах улыбку.
– Не понимаю, – вскинула голову Кики.
– Я хочу сказать, что теперь ты никуда не сбежишь и мне придется всю жизнь слушать, как ты болтаешь, болтаешь…
– Да, теперь я никуда не сбегу, – тряхнула Кики своими светлыми локонами, – и всегда буду рядом с тобой, та chere cousine.
– Очень трогательно, – подала голос миссис Браун, появляясь возле кроватей с горячими грелками в руках. – Но теперь вам нужно ложиться спать. Время уже позднее. Давайте укладывайтесь, а мисс Селесту мы отпустим, пусть она идет вниз, к гостям. Сегодня прощальный бал, и ей наверняка захочется потанцевать.
Кики поцеловала Пенелопу в щеку, соскочила с кровати и пошлепала босыми ногами по полу, чтобы перебраться к себе.
Селеста подошла, чтобы поцеловать девочек на ночь, и когда она наклонилась к Кики, та чуть слышно спросила:
– Вы выйдете замуж за моего папу?
Селеста невольно смутилась. Разумеется, дети все видят и все слышат, в том числе и сплетни, которые разносят слуги. Разумеется, они не могут не задумываться над тем, как события последних дней отразятся на их собственной судьбе.
Вопрос Кики – прямой, детский – неожиданно поставил Селесту перед фактом, отрицать который дальше было просто невозможно. Она не любила Эллери.
Она была влюблена в его образ, оставшийся ярким пятном в ее детских воспоминаниях. Ей нравилась мысль о том, чтобы быть рядом с Эллери, затмить для него всех остальных женщин и жить с ним в свое удовольствие.
Но Эллери не был тем мужчиной, которого стоило бы добиваться любой ценой. Граф де Росселин учил ее искать в жизни свою половинку. А Эллери, увы, не был ее половинкой.
Селеста улыбнулась Кики и ответила, покачав головой:
– Твой папа обручен с леди Патрицией. Я думаю, что он женится на ней, если она, разумеется, согласится выйти за него замуж.
Теперь, после истории с похищением, происхождение Кики больше ни для кого не было секретов. Селеста помнила, каким стало лицо Патриции, когда она узнала эту новость. Очевидно, ей есть над чем подумать.
Селеста перешла к кровати Пенелопы, и та, точно так же, как Кики, тихонько спросила:
– Вы собираетесь выйти замуж за моего папу?
Селеста застыла на месте, глядя в темные глаза Пенелопы.
Выйти замуж? За Гаррика Трокмортона? Сегодня утром на кухне она при всех заявила, что этого не будет. Говорила об этом с презрением. Да, еще сегодня утром мысль о том, чтобы выйти замуж за Гаррика, не могла даже прийти ей в голову. Но теперь…
Теперь он казался ей именно тем человеком, найти которого она мечтала всю жизнь. Он оказался способным ради своего ребенка вступить в схватку с опасным противником, проявил отвагу и силу.
– Он любит вас, – глаза Пенелопы были как две капли воды похожи на глаза ее отца – такие же глубокие и внимательные. – Так, как он, вас никто не любит. Мне кажется, что вы тоже любите его.
Селеста сглотнула подкативший к горлу комок. Если следовать заветам графа де Росселина, Гаррик действительно был ее половинкой. Человеком, о котором она всегда мечтала.
– Вы подумайте, – сказала Пенелопа и добавила с неожиданной для ее возраста серьезностью: – Скажите, теперь я всегда должна буду заботиться о Кики?
Этот коротенький разговор потряс Селесту до глубины души, и она смогла ответить лишь одним словом:
– Да.
Оставив девочек на попечение миссис Браун, Селеста ушла в свою заново отремонтированную спальню, расположенную рядом с детской. В камине негромко трещал огонь, горели зажженные свечи, а посреди спальни стояла приготовленная ванна с теплой водой.
Подойдя к окну, Селеста посмотрела в ночное небо. Дождь закончился, и оно, как и два дня тому назад, было усыпано крупными дрожащими звездами. Все как в ту ночь, когда они так пылко целовались с Гарриком.
Она любит Гаррика Трокмортона! Эта мысль только казалась новой, на самом деле она давно гнездилась в Душе Селесты. Эта мысль объясняла все, что Селеста пережила и испытала за последние дни. Она вернулась домой из Парижа, уверенная в себе, окрыленная целью, которую считала смыслом всей своей жизни.
Но вместо этого повстречалась с Гарриком, и с этого момента все изменилось. Как быстро он сумел доказать, что ее мечты об Эллери ничего не стоят, как быстро сумел смутить ее душу.
Но тучи непонимания рассеялись, и теперь Селеста знала наверняка, что любит Гаррика Трокмортона.
Она не могла больше обманывать саму себя. Возможно, ее любовь окажется безответной, ведь Гаррик сам говорил о том, что охватившая его страсть кажется ему незваной и нежеланной. Но ее чувств ничто уже не изменит.
Но как ответить на его любовь? Как показать Гаррику свою любовь?
Решение пришло к Селесте сразу. Она вынула из шкафа свое лучшее бальное платье – золотисто-медовое, под цвет ее волосам, с низким декольте и… застегивающееся на пуговицы спереди.
Он выпрямился на диване с чашкой кофе в руке – на том самом диване, на котором соблазнял Селесту. Уставившись в темное ночное окно, Гаррик сделал вид. что не услышал появления Селесты. Так он чувствовал себя безопаснее.
Она вошла с зажженным канделябром в руке, поставила его на стоящий у стены стол, и в оранжерее стало светлее, но не настолько, чтобы осветить все ее углы. Гаррик не хотел смотреть на Селесту – такую красивую, такую недоступную. И он продолжал сидеть молча, неподвижно и сидел так до тех пор, пока Селеста не остановилась у самого его плеча.
– Что вам нужно, Селеста?
Она негромко вздохнула, словно удивилась, услышав его голос, и ответила с легким французским акцентом, который всегда появлялся у нее в минуты волнений:
– Откуда вы узнали, что это я?
– По звуку шагов. По запаху. По тому, как… – Он замолчал.
– По тому, как отозвалось ваше тело? – закончила за него Селеста.
Гаррик поднял голову. Волосы Селесты были распущены и свободно падали на плечи, и от этого она казалась еще соблазнительнее. Можно было подумать, что Селеста приготовилась ко сну.
– Вы слишком долго жили в романтическом городе Париже, – резко произнес он.
– Простите, если покажусь вам нескромной, – она присела на диван рядом с Гарриком, обдав его запахом своих духов, – но мое тело тоже откликается на вашу близость.
Цитрус, корица и иланг-иланг. Он вспомнил состав духов.
– Не говорите так, – коротко рассмеялся Гаррик – Не забывайте, что вы влюблены в Эллери.
– Хорошо. – Она положила руку на спинку дивана. – Боюсь, я сегодня сделала одно открытие.
– Открытие? Вот как? – Гаррик отпил глоток из чашки с дымящимся кофе, старательно отводя взгляд от Селесты.
– Звучит довольно грозно.
– Возможно. Я пыталась бороться с правдой, но сегодня она предстала передо мной во всей своей наготе.
– Неприятное дело.
– Очень.
Платье было золотистым, переливающимся в мерцающем свете свечи. Тонкие, едва заметные атласные бретельки оставляли плечи обнаженными, а вырез был настолько глубок, что в нем можно видеть… Да, почти всю грудь, всколыхнувшуюся, когда Селеста поправила свою пышную юбку.
Гаррик счел за лучшее снова отвести взгляд и уставился в темное окно. На черном стекле, как в зеркале, отражалось золотое пятно: свет зажженной свечи.
«Сегодня я убил человека, который едва не похитил мою дочь», – неожиданно подумал Гаррик.
К сожалению, никто из гостей или их слуг не смог опознать убитого. А потом Гаррику пришлось объяснять Патриции, что у Эллери есть дочь, и он надеялся, что ему удалось слегка успокоить расстроенную невесту. Теперь в окне Гаррик видел и свое собственное отражение – мрачный человек в старомодном сюртуке и широком галстуке, человек, погруженный в свои мысли. Нет, не такой мужчина должен сидеть рядом с прекрасной девушкой, одетой в легкомысленное бальное платье, тем более в то время, когда совсем рядом звучит музыка и кружатся пары.
Но Селеста была здесь, и, хотелось того Гаррику или нет, он не мог не любоваться ею. Казалось, девушка тихо радуется чему-то, об этом говорили ямочки, то появлявшиеся на ее щеках, то снова исчезавшие. На виске Селесты подрагивал тонкий упругий локон, похожий на вьюнок. Еще Гаррик мог видеть ее тонкую длинную шею и губы – полные, розовые, слегка вытянутые вперед, словно для поцелуя.
Очевидно, события сегодняшнего сумасшедшего дня окончательно выветрили у Гаррика остатки здравого смысла, потому что сейчас сильнее, чем когда-нибудь, он пылал страстью к этой женщине. К единственной для него женщине на свете.
Селеста неожиданно повернула голову, посмотрела в окно и перехватила в стекле взгляд Гаррика, устремленный на нее. Она улыбнулась. Теперь все свое обаяние, некогда предназначавшееся для Эллери, она обратила на Гаррика.
Будь на ее месте другая, Гаррик непременно задумался бы над тем, что за игру затеяла эта женщина, однако за эти дни он успел понять, что Селеста никогда не играет и не притворяется. Но почему тогда она улыбается ему? Нет, нужно сохранять самообладание. Черт побери, такая улыбка может разбить в дребезги любые устои!
– Почему вы не танцуете на балу? – хмуро спросил Гаррик.
– А вы?
– Это прощальный бал. Вам лучше поспешить туда.
– Если вы того желаете.
Она продолжала смотреть в окно не мигая, с каким-то отчаянным выражением в глазах. При этом она не перестала улыбаться, и эта улыбка продолжала согревать сердце Гаррика.
Сегодня днем их объединял страх и волнение за девочек. Сегодня утром они ссорились и целовались. А вчера он соблазнил Селесту помимо ее воли. Как же может она после этого смотреть на него с таким выражением, с такой улыбкой? Как будто ей приятно смотреть на него?
– Понимаю. – Селеста поднялась, чиркнула спичкой и принялась зажигать от нее свечи в детской.
Обеих девочек уже вымыли в горячей ванне, обсушили, обогрели и переодели в белые ночные рубашки. Кики и Пенелопа успели немного успокоиться, хотя пережитый страх еще таился в глубине их глаз.
До дома Пенелопу Гаррик нес на руках, а теперь с ними была Селеста. Миссис Браун тоже была здесь и останется рядом с девочками на всю ночь, чтобы успокоить их, если у них начнутся кошмары. Правда, Пенелопа вела себя очень тихо, а когда ее спросили, почему она так поступила, ответила, что не могла иначе. Она считала своим долгом пойти вместе с Кики.
Кики переживала случившееся по-своему – трещала без остановки.
– Пенелопа кричала, чтобы отвлечь на себя внимание te gredin, пока я убегала с холма.
– Да, Пенелопа вела себя очень отважно, – ответила Селеста и снова присела на кровать Кики.
– Я разыскала дядю Гаррика и стала рассказывать ему о том, что случилось, но он не понимал меня. Он не говорит по-французски, поэтому мне пришлось говорить на английском. Видели бы вы, как он удивился!
– Кики хихикнула и уткнулась головой в плечо Селесты. – Он был таким смешным! Брови подняты, рот раскрыт…
Пенелопа вздохнула на своей кровати. Эту историю слышала за вечер уже раз двенадцать, не меньше.
– Ты с самого начала должна была начать говорить с ним по-английски, – заметила Пенелопа.
– Я про это совсем забыла, – ответила Кики.
– Больше я уже никогда не буду счастлива, – грустно заметила Пенелопа.
Селеста подавила готовую появиться на ее губах улыбку.
– Не понимаю, – вскинула голову Кики.
– Я хочу сказать, что теперь ты никуда не сбежишь и мне придется всю жизнь слушать, как ты болтаешь, болтаешь…
– Да, теперь я никуда не сбегу, – тряхнула Кики своими светлыми локонами, – и всегда буду рядом с тобой, та chere cousine.
– Очень трогательно, – подала голос миссис Браун, появляясь возле кроватей с горячими грелками в руках. – Но теперь вам нужно ложиться спать. Время уже позднее. Давайте укладывайтесь, а мисс Селесту мы отпустим, пусть она идет вниз, к гостям. Сегодня прощальный бал, и ей наверняка захочется потанцевать.
Кики поцеловала Пенелопу в щеку, соскочила с кровати и пошлепала босыми ногами по полу, чтобы перебраться к себе.
Селеста подошла, чтобы поцеловать девочек на ночь, и когда она наклонилась к Кики, та чуть слышно спросила:
– Вы выйдете замуж за моего папу?
Селеста невольно смутилась. Разумеется, дети все видят и все слышат, в том числе и сплетни, которые разносят слуги. Разумеется, они не могут не задумываться над тем, как события последних дней отразятся на их собственной судьбе.
Вопрос Кики – прямой, детский – неожиданно поставил Селесту перед фактом, отрицать который дальше было просто невозможно. Она не любила Эллери.
Она была влюблена в его образ, оставшийся ярким пятном в ее детских воспоминаниях. Ей нравилась мысль о том, чтобы быть рядом с Эллери, затмить для него всех остальных женщин и жить с ним в свое удовольствие.
Но Эллери не был тем мужчиной, которого стоило бы добиваться любой ценой. Граф де Росселин учил ее искать в жизни свою половинку. А Эллери, увы, не был ее половинкой.
Селеста улыбнулась Кики и ответила, покачав головой:
– Твой папа обручен с леди Патрицией. Я думаю, что он женится на ней, если она, разумеется, согласится выйти за него замуж.
Теперь, после истории с похищением, происхождение Кики больше ни для кого не было секретов. Селеста помнила, каким стало лицо Патриции, когда она узнала эту новость. Очевидно, ей есть над чем подумать.
Селеста перешла к кровати Пенелопы, и та, точно так же, как Кики, тихонько спросила:
– Вы собираетесь выйти замуж за моего папу?
Селеста застыла на месте, глядя в темные глаза Пенелопы.
Выйти замуж? За Гаррика Трокмортона? Сегодня утром на кухне она при всех заявила, что этого не будет. Говорила об этом с презрением. Да, еще сегодня утром мысль о том, чтобы выйти замуж за Гаррика, не могла даже прийти ей в голову. Но теперь…
Теперь он казался ей именно тем человеком, найти которого она мечтала всю жизнь. Он оказался способным ради своего ребенка вступить в схватку с опасным противником, проявил отвагу и силу.
– Он любит вас, – глаза Пенелопы были как две капли воды похожи на глаза ее отца – такие же глубокие и внимательные. – Так, как он, вас никто не любит. Мне кажется, что вы тоже любите его.
Селеста сглотнула подкативший к горлу комок. Если следовать заветам графа де Росселина, Гаррик действительно был ее половинкой. Человеком, о котором она всегда мечтала.
– Вы подумайте, – сказала Пенелопа и добавила с неожиданной для ее возраста серьезностью: – Скажите, теперь я всегда должна буду заботиться о Кики?
Этот коротенький разговор потряс Селесту до глубины души, и она смогла ответить лишь одним словом:
– Да.
Оставив девочек на попечение миссис Браун, Селеста ушла в свою заново отремонтированную спальню, расположенную рядом с детской. В камине негромко трещал огонь, горели зажженные свечи, а посреди спальни стояла приготовленная ванна с теплой водой.
Подойдя к окну, Селеста посмотрела в ночное небо. Дождь закончился, и оно, как и два дня тому назад, было усыпано крупными дрожащими звездами. Все как в ту ночь, когда они так пылко целовались с Гарриком.
Она любит Гаррика Трокмортона! Эта мысль только казалась новой, на самом деле она давно гнездилась в Душе Селесты. Эта мысль объясняла все, что Селеста пережила и испытала за последние дни. Она вернулась домой из Парижа, уверенная в себе, окрыленная целью, которую считала смыслом всей своей жизни.
Но вместо этого повстречалась с Гарриком, и с этого момента все изменилось. Как быстро он сумел доказать, что ее мечты об Эллери ничего не стоят, как быстро сумел смутить ее душу.
Но тучи непонимания рассеялись, и теперь Селеста знала наверняка, что любит Гаррика Трокмортона.
Она не могла больше обманывать саму себя. Возможно, ее любовь окажется безответной, ведь Гаррик сам говорил о том, что охватившая его страсть кажется ему незваной и нежеланной. Но ее чувств ничто уже не изменит.
Но как ответить на его любовь? Как показать Гаррику свою любовь?
Решение пришло к Селесте сразу. Она вынула из шкафа свое лучшее бальное платье – золотисто-медовое, под цвет ее волосам, с низким декольте и… застегивающееся на пуговицы спереди.
* * *
Трокмортон не мог понять, как она разыскала его в темной оранжерее. Он никак не мог предположить, что Селеста придет к нему. Сама. Особенно когда музыканты играют вальс и можно кружить в нем с обаятельным, неотразимым Эллери. Но она пришла, и Гаррик услышал в тишине оранжереи шуршание ее платья.Он выпрямился на диване с чашкой кофе в руке – на том самом диване, на котором соблазнял Селесту. Уставившись в темное ночное окно, Гаррик сделал вид. что не услышал появления Селесты. Так он чувствовал себя безопаснее.
Она вошла с зажженным канделябром в руке, поставила его на стоящий у стены стол, и в оранжерее стало светлее, но не настолько, чтобы осветить все ее углы. Гаррик не хотел смотреть на Селесту – такую красивую, такую недоступную. И он продолжал сидеть молча, неподвижно и сидел так до тех пор, пока Селеста не остановилась у самого его плеча.
– Что вам нужно, Селеста?
Она негромко вздохнула, словно удивилась, услышав его голос, и ответила с легким французским акцентом, который всегда появлялся у нее в минуты волнений:
– Откуда вы узнали, что это я?
– По звуку шагов. По запаху. По тому, как… – Он замолчал.
– По тому, как отозвалось ваше тело? – закончила за него Селеста.
Гаррик поднял голову. Волосы Селесты были распущены и свободно падали на плечи, и от этого она казалась еще соблазнительнее. Можно было подумать, что Селеста приготовилась ко сну.
– Вы слишком долго жили в романтическом городе Париже, – резко произнес он.
– Простите, если покажусь вам нескромной, – она присела на диван рядом с Гарриком, обдав его запахом своих духов, – но мое тело тоже откликается на вашу близость.
Цитрус, корица и иланг-иланг. Он вспомнил состав духов.
– Не говорите так, – коротко рассмеялся Гаррик – Не забывайте, что вы влюблены в Эллери.
– Хорошо. – Она положила руку на спинку дивана. – Боюсь, я сегодня сделала одно открытие.
– Открытие? Вот как? – Гаррик отпил глоток из чашки с дымящимся кофе, старательно отводя взгляд от Селесты.
– Звучит довольно грозно.
– Возможно. Я пыталась бороться с правдой, но сегодня она предстала передо мной во всей своей наготе.
– Неприятное дело.
– Очень.
Платье было золотистым, переливающимся в мерцающем свете свечи. Тонкие, едва заметные атласные бретельки оставляли плечи обнаженными, а вырез был настолько глубок, что в нем можно видеть… Да, почти всю грудь, всколыхнувшуюся, когда Селеста поправила свою пышную юбку.
Гаррик счел за лучшее снова отвести взгляд и уставился в темное окно. На черном стекле, как в зеркале, отражалось золотое пятно: свет зажженной свечи.
«Сегодня я убил человека, который едва не похитил мою дочь», – неожиданно подумал Гаррик.
К сожалению, никто из гостей или их слуг не смог опознать убитого. А потом Гаррику пришлось объяснять Патриции, что у Эллери есть дочь, и он надеялся, что ему удалось слегка успокоить расстроенную невесту. Теперь в окне Гаррик видел и свое собственное отражение – мрачный человек в старомодном сюртуке и широком галстуке, человек, погруженный в свои мысли. Нет, не такой мужчина должен сидеть рядом с прекрасной девушкой, одетой в легкомысленное бальное платье, тем более в то время, когда совсем рядом звучит музыка и кружатся пары.
Но Селеста была здесь, и, хотелось того Гаррику или нет, он не мог не любоваться ею. Казалось, девушка тихо радуется чему-то, об этом говорили ямочки, то появлявшиеся на ее щеках, то снова исчезавшие. На виске Селесты подрагивал тонкий упругий локон, похожий на вьюнок. Еще Гаррик мог видеть ее тонкую длинную шею и губы – полные, розовые, слегка вытянутые вперед, словно для поцелуя.
Очевидно, события сегодняшнего сумасшедшего дня окончательно выветрили у Гаррика остатки здравого смысла, потому что сейчас сильнее, чем когда-нибудь, он пылал страстью к этой женщине. К единственной для него женщине на свете.
Селеста неожиданно повернула голову, посмотрела в окно и перехватила в стекле взгляд Гаррика, устремленный на нее. Она улыбнулась. Теперь все свое обаяние, некогда предназначавшееся для Эллери, она обратила на Гаррика.
Будь на ее месте другая, Гаррик непременно задумался бы над тем, что за игру затеяла эта женщина, однако за эти дни он успел понять, что Селеста никогда не играет и не притворяется. Но почему тогда она улыбается ему? Нет, нужно сохранять самообладание. Черт побери, такая улыбка может разбить в дребезги любые устои!
– Почему вы не танцуете на балу? – хмуро спросил Гаррик.
– А вы?
– Это прощальный бал. Вам лучше поспешить туда.
– Если вы того желаете.
Она продолжала смотреть в окно не мигая, с каким-то отчаянным выражением в глазах. При этом она не перестала улыбаться, и эта улыбка продолжала согревать сердце Гаррика.
Сегодня днем их объединял страх и волнение за девочек. Сегодня утром они ссорились и целовались. А вчера он соблазнил Селесту помимо ее воли. Как же может она после этого смотреть на него с таким выражением, с такой улыбкой? Как будто ей приятно смотреть на него?