Страница:
Селеста на цыпочках подкралась к двери, ведущей в кабинет, и прислушалась. Оттуда, изнутри, не доносилось ни звука. Ах, если бы еще ей удалось забыть о том, чем именно они занимались с мистером Трокмортоном прошлой ночью в том самом коридоре, по которому она только что прошла! Забыть запах мистера Трокмортона, вкус его губ. Почему другие женщины умеют так легко относиться к поцелуям с любыми мужчинами? Или просто у нее недостаточно опыта?
Селеста вдруг подумала о том, что ей хочется как можно скорее испытать на себе поцелуи Эллери. С самой благородной целью, разумеется, и только лишь для того, чтобы с помощью новых поцелуев смыть из памяти поцелуи мистера Трокмортона.
Итак, она должна будет войти и сказать: «Мы никогда не должны делать этого впредь».
Селеста тихонько постучала в дверь и окликнула:
– Мистер Трокмортон?
Ответа не последовало.
Селеста осторожно открыла дверь, вошла в большой пустынный кабинет и осмотрелась. Здесь теперь все было по-новому. Мебель, оконные занавески, ковер – все высшего качества, подобрано со вкусом и призвано отразить индивидуальность хозяина кабинета, если допустить, конечно, что мистер Трокмортон обладает хоть какой-то индивидуальностью.
Селеста нахмурилась. Теперь она начала понимать Трокмортона и знала, что Гаррик, знакомый ей с самого детства, не имеет ничего общего с тем мужчиной, который целовал ее прошлой ночью. Селеста всегда побаивалась мистера Трокмортона, но вчера… нет, вчера она не была испугана, она была… черт его знает, как это назвать! Но, во всяком случае, она не хотела целоваться с ним, это уж точно.
Селеста присела на стул с высокой спинкой, поставленный для посетителей возле огромного полированного письменного стола, и решила, что в ее любопытстве к мистеру Трокмортону нет ничего зазорного. В Париже многие называли Селесту любопытной, что ж с того? Тем более этот Трокмортон такая загадочная личность!
Стул оказался жестким, неудобным, к тому же сидеть на нем приходилось спиной к двери. Селеста перебралась на другой, поставленный возле стены, и подумала, не сходить ли ей позавтракать. Правда, лучше бы сначала закончить предстоящий разговор с мистером Трокмортоном и тогда уже, с легким сердцем…
В приемной вдруг послышались голоса. Один, женский, звучал напряженно, тревожно, а второй, мужской, отвечал спокойно и убедительно. Но самое удивительное было в том, что оба они говорили по-русски.
Русский язык Селеста выучила в семье посла и потому могла понять каждое слово.
– Англичанина предали. Полиция схватила его в том месте, где мы должны были встретиться. Они увели, и я его больше не видела. – Женщина говор по-русски без акцента, но грубый голос выдавал низкое происхождение.
Селеста была поражена. Что здесь происходит? О чем говорит эта русская? И что она делает в Англии?
– Вы уверены? Видели сами? – Мужчина говорил повелительно, как аристократ, но чувствовалось, что русский для него – не родной язык.
– Конечно, уверена. Они и меня должны были схватить, но у кеба, в котором я ехала, по дороге or валилось колесо, и поэтому я опоздала.
– Счастливый случай. – По тону мужчины чувствовалось, что он не очень-то верит в этот счастливый случай.
– Нас кто-то выследил и выдал, – сдавленно повторила женщина. – Это единственное объяснение. Стэнхоуп, вы должны обо всем доложить хозяину.
Стэнхоуп! Селеста прекрасно помнила Стэнхоупа. Он был секретарем мистера Трокмортона, служил вместе с ним в Индии и, насколько помнила Селеста, был очень близок с Гарриком. Высокий, учтивый, склонный к риску, аристократичный. Волосы каштановые, всегда коротко стриженные. Веснушки на бледном тонком носу. Располагающая к себе улыбка. Одевался всегда по последней моде. Одинаково учтиво, но с достоинством вел себя и с лордами, и с деловыми людьми, приезжавшими в Блайд-холл из Лондона.
– Я понимаю, Людмила, – ответил Стэнхоуп. – Я все передам хозяину. А вам нужно отдохнуть. Вы проделали долгий путь и скоро должны ехать обратно. Как можно быстрее.
– Но я увижу хозяина перед отъездом? – спросила женщина. – Сможете ли вы передать ему в точности то, о чем я сказала?
Прежде Стэнхоуп никогда не имел дела со слугами, считал это выше своего достоинства. На кухне постоянно подтрунивали над его манерой разговаривать с прислугой – холодно, свысока, приказным тоном. Селеста помнила, что ее отец всегда называл Стэнхоупа надутым индюком.
Ей и самой не нравился тон, которым он разговаривал сейчас с несчастной, явно напуганной до смерти женщиной.
. – Не уверен, что хозяин найдет время встретиться с вами, – отрезал Стэнхоуп. – Он очень занят. А вас здесь никто не должен видеть.
– Я понимаю, но…
– Вы ничего не утаиваете? – жестко спросил Стэнхоуп.
– Нет, но мне бы хотелось…
– В таком случае, вам не о чем беспокоиться. Я сам поговорю с ним. Передам ему все, что вы мне сказали. Все будет хорошо.
Голоса начали удаляться, но Селеста еще успела услышать страдальческий женский голос:
– Наоборот! Все так плохо, что я начинаю спасаться за свою жизнь.
– Я все устрою…
Голоса затихли. Селеста прижалась головой к стене, пытаясь осознать услышанное. Какой странный разговор! А кого, интересно, они называют хозяином? Мистера Трокмортона? Но при чем тут он и какой-то англичанин, которого арестовала полиция? И почему эта женщина так опасается за свою жизнь?
В приемной вновь послышались голоса. На этот раз двое мужчин говорили по-английски. Селеста нервно осмотрелась вокруг, думая о том, как ей удобнее объяснить свое присутствие в кабинете.
– Она не захотела встречаться с вами, – сказал голос Стэнхоупа. – Решила сразу же вернуться назад. Впрочем, вы сами знаете, какая она застенчивая.
– Нет, я должен был сам поговорить с ней, – ответил знакомый голос. Трокмортон, конечно же, это Трокмортон! – Все очень серьезно.
По голосу Трокмортона можно было понять, что он очень озабочен.
«Разумеется, они говорят об этой русской», – решила для себя Селеста.
– Она уже уехала. Заверила меня, что провал нашего человека был случайностью. Он просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте.
«Интересно, как много я пропустила из разговора Стэнхоупа с русской? – подумала Селеста. – И, или Стэнхоуп сам что-то не так понял. Ведь по-русски он говорит с трудом. Ну да, он просто чего-то недопонял».
Слышно было, как открылась дверь, ведущая из приемной в коридор.
– Пошлите за ней кого-нибудь, – распорядился Трокмортон не допускающим возражений тоном. – Постарайтесь остановить и вернуть. Я хочу сам переговорить с ней.
– Да, сэр, – следом последовал такой звук, словно Стэнхоуп прищелкнул каблуками.
Дверь приемной захлопнулась. Селесте вдруг стало не по себе от того, что она остается с мистером Трокмортоном с глазу на глаз. Интересно, что он подумает, обнаружив ее в своем кабинете? Впрочем, она помнила о том, какие интриги разворачивались то и дело в русском посольстве, и научилась встречать опасность с открытым забралом.
Селеста глубоко вдохнула, решительно открыла дверь и сказала с порога:
– Мистер Трокмортон? Сэр?
Он в это время направлялся в свой кабинет и, увидев Селесту, казалось, ничуть не удивился и даже не сбился с ноги.
– Гаррик, – поправил он на ходу, глядя Селесте прямо в глаза.
Она должна была помнить о том, что это не тот человек, который может что-нибудь забыть.
– Называть вас по имени было бы неучтиво, особенно когда мы…
– Когда мы на работе? Днем? – Он остановился вплотную к Селесте, так, что кончики начищенных ботинок коснулись кружевной оборки на ее платье. – Когда мы не целуемся?
Почему он встал так близко?
– На работе. Днем. Не целуемся. Мы никогда не должны этого делать впредь.
– Зовите меня Трокмортоном, – сказал он, слегка отступая назад.
– Трокмортон.
– Только мама может звать меня Гарриком, не испытывая при этом затруднения. Я ошибся, когда подумал о том, что вы не такая, как все. Что вы… – он тяжело вздохнул, – другая.
Селеста не думала, что другая – это именно то слово, которое вертелось на языке Трокмортона. Мог бы назвать ее отважной, чуткой, наконец. Впрочем, можно ли требовать таких слов от мистера Трокмортона – очень богатого и очень занятого человека. Вряд ли ему знакомы простые человеческие чувства.
Селеста намеренно выбрала сухой официальный тон.
– Мистер Стэнхоуп неправильно понял ту женщину. – Тут Селеста поняла, что начала не с того, с чего нужно было начать, и пустилась в объяснения. – Я ждала вас в кабинете и невольно слышала разговор между Стэнхоупом и Людмилой…
Мистер Трокмортон прошел мимо Селесты, уселся за стол и сложил руки перед собой. Теперь на фоне ярко освещенного солнцем окна был виден только его черный, четко очерченный силуэт. Тоном, холодным, словно русская зима, он заметил:
– Стэнхоуп говорил с Людмилой ночью.
– Э-э, – замялась Селеста. – Но я думала, что… что Людмилой зовут ту русскую, с которой Стэнхоуп разговаривал в приемной несколько минут тому назад.
– Несколько минут назад? – переспросил мистер Трокмортон после долгой паузы. – Вы слышали, как Стэнхоуп разговаривал с русской?
– Да, Несколько минут назад. Вон там. – И Селеста указала рукой в сторону приемной.
Мистер Трокмортон снова помолчал, затем бросил на Селесту пронзительный взгляд и уточнил:
– И что сказала ему эта русская?
– Что англичанина предали и полиция его арестовала. Ее саму тоже должны были схватить, но она опоздала к месту встречи. Дорожная поломка. Она хотела поговорить с вами… точнее, с хозяином, но я полагаю, что это вы и есть. Стэнхоуп ответил, что вы очень заняты, а затем отослал ее отдыхать.
– Вы понимаете, в чем хотите обвинить Стэнхоупа? – резко сказал мистер Трокмортон.
– Я подумала, что он просто плохо понимает по-русски.
Трокмортон медленно поднялся из-за стола, заслонив своими широкими плечами солнце.
– Даже если это так…
– Русский – очень трудный язык, – попыталась оправдать Стэнхоупа Селеста. – Когда я была в России с русским послом и его женой, они говорили со мной только по-русски, и я волей-неволей выучила этот язык. Они настояли на этом, хотя сами бегло говорили и по-английски, и по-французски.
– Ждите меня здесь, – сказал Трокмортон, направляясь к двери.
Это была не просьба, это был приказ.
Трокмортон шел по коридору, а мозг его тем временем работал с четкостью отлаженного автомата.
«Факт первый: за последний год в моей разведывательной организации участились провалы. Факт второй: русские стремятся к господству в Центральной Азии, как, впрочем, и англичане. Это понятно, ведь Индия и прилегающие к ней районы – непочатый, баснословно богатый край. Факт третий: сам я не могу ничего проверить, потому что не знаю русского».
Трокмортон невольно скрипнул зубами. Он с легкостью мог решить любую математическую задачу. Он разбирался во всех тонкостях дипломатии. Он мог возглавить экспедицию и провести ее сквозь неприступные Гималаи. Мог устраивать приемы, танцевать вальс и даже целоваться с Селестой. А вот понять хоть пару слов, сказанных на любом языке, кроме английского, не мог. Что делать, не дана ему способность к иностранным языкам. Трокмортону было унизительно сознавать, что он чего-то не может одолеть, и тем не менее…
«Факт четвертый: перевод любого документа, написанного не по-английски, я поручаю Стэнхоупу и полагаюсь на его честность. Стэнхоуп владеет русским, немецким, французским и итальянским. Ах да, еще урду и хинди. У моего секретаря способность к языкам, и это я всегда ценил в нем больше всех остальных качеств. Факт пятый: Селеста три года служила у русского посла. Значит, она может быть шпионкой».
Он решительно постучал в дверь спальни, принадлежавшей леди Филберте. Ему открыла Дафти, горничная матери. На Дафти власть Трокмортона не распространялась, горничная служила только леди Филберте, исполняла самые деликатные поручения своей хозяйки и отличалась невероятной преданностью и крепкими нервами.
– Сэр? – спросила Дафти, склоняя свою поседевшую голову.
– Я должен немедленно переговорить с вашей хозяйкой.
Дафти скрылась за дверью, в ту же минуту вернулась и ответила:
– Миледи еще не закончила свой утренний туалет, сэр, но сказала, что вы можете войти.
Он вошел в спальню следом за Дафти и увидел мать сидящей перед туалетным столиком. Она уже была одета в утреннее платье, но без макияжа, и потому выглядела в резком солнечном свете на все свои… Впрочем, зачем уточнять, на сколько лет выглядела сейчас леди Филберта? Скажем лишь, что в эту минуту она была похожа на бледный парус, поникший в безветрии.
– Что у тебя за дело, которое не может ждать? – спокойно спросила леди Филберта.
– Селеста.
– Не смог приручить ее? – подняла брови мать.
– Не в этом дело. Она сказала, что Стэнхоуп солгал мне сегодня.
– Она так сказала?
Дафти принялась накладывать пудру на щеки хозяйки. Леди Филберта неудачно вдохнула душистое облачко и громко чихнула.
– Почти так. Она считает, что Стэнхоуп слишком плохо понимает по-русски.
– Ну да, сама-то она хорошо знает русский, – кивнула леди Филберта, – но откуда…
– Она была в моем кабинете.
Трокмортон пересказал матери всю историю, а Дафти тем временем продолжала хлопотать над лицом хозяйки. Когда Гаррик закончил, леди Филберта взяла из рук Дафти банку с румянами и сказала своей горничной:
– Дорогая, ты не могла бы пойти и поискать Людмилу? Она должна быть где-то в доме. Скажи, что нам очень нужно поговорить с ней.
Дафти молча кивнула.
– Поспеши, и постарайся не попасться на глаза Стэнхоупу, – добавила леди Филберта.
Дафти еще раз кивнула и вышла за дверь.
– Значит, русские раскрыли тебя, – задумчиво сказала леди Филберта. – Впрочем, ты занимался Центральной Азией целых четыре года, это не могло остаться незамеченным.
– Это касается не только меня, но всех нас, – заметил Трокмортон, стараясь сохранять спокойствие и трезвость мысли. – Нам придется усилить охрану.
– Дети, – приложила руку к сердцу леди Филберта. – Русские не остановятся перед тем, чтобы выкрасть Пенелопу или Кики и получить от тебя в обмен всю информацию.
Он уже успел подумать об этом.
– Дети все время будут под охраной, даже когда они в доме.
Трокмортон лично подбирал охранников, но можно ли верить кому-нибудь после того, что случилось со Стэнхоупом?
– Если Дафти и найдет Людмилу, как мы будем с ней говорить? – спохватился он. – Нам нужен переводчик. Ведь у тебя тоже нет способностей к языкам.
– Да, и мне очень жаль, что это передалось тебе по наследству, – леди Филберта провела яркой помадой по верхней губе. – Но если Людмила в доме, то одного этого будет достаточно, чтобы перестать доверять Стэнхоупу.
– Но почему? Почему он обманул нас? Что могло заставить его пойти на ложь, на предательство, и это после стольких лет нашей дружбы?
– Деньги, – коротко ответила леди Филберта. – Дорогой, я знаю, что вы друзья, но подумай сам. Когда ты заплатил за Стэнхоупа в университете, у того не хватило терпения, чтобы выучиться на адвоката. Потом ты попробовал назначить его главным управляющим, и он едва не развалил все наши имения. А его бесконечные романы? В этом, боюсь, он может дать фору самому Эллери.
– Но при этом он был рядом со мной долгие годы. Всегда верой и правдой служил Британии. Помню, как умно и твердо он вел переговоры с индийскими раджами и купцами, как беспощадно сражался с врагами.
– Ну, я знаю и другое – человек, склонный к риску, никогда не привыкнет к обычной, повседневной жизни, ему будет скучно, – ответила леди Филберта, наклоняясь ближе к зеркалу и разглаживая кончиками пальцев румяна на щеках. – Кроме того, не забывай про уязвленное самолюбие. Стэнхоуп постарел, но при этом остался все тем же, кем был, – всего-навсего твоим секретарем.
– Мы были вместе с ним в страшном ущелье Ротанг. – Трокмортон нервно провел пятерней по волосам. – Пили кислое молоко из одной плошки.
Леди Филберта нетерпеливо вздохнула, а у Трокмортона при мысли о предательстве Стэнхоупа свело желудок.
– Мама, однажды он спас мне жизнь.
– Да? – Рука леди Филберты замерла в воздухе, не донеся уголек до бровей.
– В засаде. Подставил себя под нож, предназначавшийся мне.
– Давно это было? – со значением спросила она. Трокмортон отвернулся к окну, борясь с охватившими его сомнениями. – Его отец был бароном. Мать – дочерью графа. Прелестная женщина. Их положение в обществе было прочным и укреплялось с каждым годом. Но затем… – Леди Филберта встала и принялась ходить по комнате, продолжая задумчиво: – Затем в один прекрасный день его отец проиграл все состояние. Поставил не на ту карту. Потом вышел за дверь и застрелился. Стэнхоуп с матерью остались нищими, и никто больше не хотел иметь с ними дела. А ты? Посмотри на себя его глазами. Ты знатен, богат. У тебя есть семья – какой бы она ни была, но она есть. Достаточно причин для зависти. Вполне возможно, что Стэнхоуп ненавидит тебя.
– Но он никогда и никак не проявлял своей ненависти. Более того, он посвящен во все мои тайны. В мою работу. Он сам, по моей просьбе, откупался от любовниц Эллери. – Трокмортон невольно вспомнил о деньгах и домике в Париже, которые он предлагал Селесте. – Кстати, у Селесты не меньше оснований ненавидеть нашу семью. Почему бы дочери садовника не оказаться русской шпионкой?
– Все может быть.
– Но ты ведь не веришь в это, правда? – спросил Трокмортон, чувствуя, какой зыбкой становится почва у него под ногами.
– Не знаю. Я занимаюсь этим делом сорок семь лет. Все бывает.
Трокмортон почесал переносицу. Не такого ответа он ждал от матери. Надеялся, что она успокоит его, но, очевидно, забыл о том, что леди Филберта стояла у самых истоков создания британской разведывательной сети.
– Никогда не знаешь, чего ожидать от этих русских, – продолжила леди Филберта. – Быть может, они решили устроить тебе ловушку. Ведь даже самый умный человек может попасться, если ему подсунуть хорошенькую девушку.
– Но посылать Селесту, когда мы знаем все, чем она занималась в последние четыре года? Глупо. И потом, зачем ей было открывать охоту на Эллери, если ее главная цель – я?
Теперь леди Филберта была полностью готова к выходу. Серебристое, без единой морщинки, платье туго облегало ее фигуру, волосы уложены, лицо подкрашено. Леди Филберта больше не была похожа на поникший парус, скорее на клипер, летящий над пенными волнами.
Трокмортон, как всегда, был заворожен произошедшей на его глазах переменой.
Леди Филберта задержалась возле кресла, сняла со спинки кашмирскую шаль и набросила ее на плечи.
– Где она сейчас?
– В моем кабинете. Ждет, когда я доставлю ей удовольствие видеть себя.
Трокмортон моргнул, чувствуя, что сказал что-то не так.
Леди Филберта великодушно не заметила неловкости, допущенной сыном, и серьезно заметила:
– Если посмотреть со стороны, можно подумать, что Селеста держит ситуацию в своих руках и заставляет тебя поступать так, как нужно ей. Итак, она сейчас в твоем кабинете.
– Русские должны быть полными идиотами, чтобы надеяться поймать меня на такую наживку.
– Не можешь поверить, что тебя можно принять за нормального мужчину? – рассмеялась в ответ леди Филберта.
День, так отвратительно начавшийся, грозил обернуться настоящей катастрофой, и это начинало раздражать Трокмортона. Ему показалось, что он знает, кого винить во всех этих неприятностях.
– Когда она впервые появилась вчера…
– Ты не можешь перекладывать всю вину на мисс Милфорд, – осадила его леди Филберта.
– Верно. Эллери тоже виноват.
– Но к сегодняшним трудностям Эллери не имеет никакого отношения, – строго заметила она.
– Но, мама, неужели ты думаешь, что я мог предвидеть, что случится с Эллери в спальне?
– Мне кажется, ты очень многое умеешь предвидеть заранее.
– Эллери почти не пострадал.
– Серьезно не пострадал, – поправила его мать и подняла руку, не желая ничего выслушивать в ответ. – Не нужно, дорогой. Что сделано, то сделано. Эллери пока вне игры, займемся лучше Стэнхоупом.
Леди Филберта направилась к двери, и Трокмортон вслед за нею. В кабинете его ждала Селеста, и если она не была соблазнительницей, значит, ей предстояло стать соблазненной.
Глава 9
Селеста вдруг подумала о том, что ей хочется как можно скорее испытать на себе поцелуи Эллери. С самой благородной целью, разумеется, и только лишь для того, чтобы с помощью новых поцелуев смыть из памяти поцелуи мистера Трокмортона.
Итак, она должна будет войти и сказать: «Мы никогда не должны делать этого впредь».
Селеста тихонько постучала в дверь и окликнула:
– Мистер Трокмортон?
Ответа не последовало.
Селеста осторожно открыла дверь, вошла в большой пустынный кабинет и осмотрелась. Здесь теперь все было по-новому. Мебель, оконные занавески, ковер – все высшего качества, подобрано со вкусом и призвано отразить индивидуальность хозяина кабинета, если допустить, конечно, что мистер Трокмортон обладает хоть какой-то индивидуальностью.
Селеста нахмурилась. Теперь она начала понимать Трокмортона и знала, что Гаррик, знакомый ей с самого детства, не имеет ничего общего с тем мужчиной, который целовал ее прошлой ночью. Селеста всегда побаивалась мистера Трокмортона, но вчера… нет, вчера она не была испугана, она была… черт его знает, как это назвать! Но, во всяком случае, она не хотела целоваться с ним, это уж точно.
Селеста присела на стул с высокой спинкой, поставленный для посетителей возле огромного полированного письменного стола, и решила, что в ее любопытстве к мистеру Трокмортону нет ничего зазорного. В Париже многие называли Селесту любопытной, что ж с того? Тем более этот Трокмортон такая загадочная личность!
Стул оказался жестким, неудобным, к тому же сидеть на нем приходилось спиной к двери. Селеста перебралась на другой, поставленный возле стены, и подумала, не сходить ли ей позавтракать. Правда, лучше бы сначала закончить предстоящий разговор с мистером Трокмортоном и тогда уже, с легким сердцем…
В приемной вдруг послышались голоса. Один, женский, звучал напряженно, тревожно, а второй, мужской, отвечал спокойно и убедительно. Но самое удивительное было в том, что оба они говорили по-русски.
Русский язык Селеста выучила в семье посла и потому могла понять каждое слово.
– Англичанина предали. Полиция схватила его в том месте, где мы должны были встретиться. Они увели, и я его больше не видела. – Женщина говор по-русски без акцента, но грубый голос выдавал низкое происхождение.
Селеста была поражена. Что здесь происходит? О чем говорит эта русская? И что она делает в Англии?
– Вы уверены? Видели сами? – Мужчина говорил повелительно, как аристократ, но чувствовалось, что русский для него – не родной язык.
– Конечно, уверена. Они и меня должны были схватить, но у кеба, в котором я ехала, по дороге or валилось колесо, и поэтому я опоздала.
– Счастливый случай. – По тону мужчины чувствовалось, что он не очень-то верит в этот счастливый случай.
– Нас кто-то выследил и выдал, – сдавленно повторила женщина. – Это единственное объяснение. Стэнхоуп, вы должны обо всем доложить хозяину.
Стэнхоуп! Селеста прекрасно помнила Стэнхоупа. Он был секретарем мистера Трокмортона, служил вместе с ним в Индии и, насколько помнила Селеста, был очень близок с Гарриком. Высокий, учтивый, склонный к риску, аристократичный. Волосы каштановые, всегда коротко стриженные. Веснушки на бледном тонком носу. Располагающая к себе улыбка. Одевался всегда по последней моде. Одинаково учтиво, но с достоинством вел себя и с лордами, и с деловыми людьми, приезжавшими в Блайд-холл из Лондона.
– Я понимаю, Людмила, – ответил Стэнхоуп. – Я все передам хозяину. А вам нужно отдохнуть. Вы проделали долгий путь и скоро должны ехать обратно. Как можно быстрее.
– Но я увижу хозяина перед отъездом? – спросила женщина. – Сможете ли вы передать ему в точности то, о чем я сказала?
Прежде Стэнхоуп никогда не имел дела со слугами, считал это выше своего достоинства. На кухне постоянно подтрунивали над его манерой разговаривать с прислугой – холодно, свысока, приказным тоном. Селеста помнила, что ее отец всегда называл Стэнхоупа надутым индюком.
Ей и самой не нравился тон, которым он разговаривал сейчас с несчастной, явно напуганной до смерти женщиной.
. – Не уверен, что хозяин найдет время встретиться с вами, – отрезал Стэнхоуп. – Он очень занят. А вас здесь никто не должен видеть.
– Я понимаю, но…
– Вы ничего не утаиваете? – жестко спросил Стэнхоуп.
– Нет, но мне бы хотелось…
– В таком случае, вам не о чем беспокоиться. Я сам поговорю с ним. Передам ему все, что вы мне сказали. Все будет хорошо.
Голоса начали удаляться, но Селеста еще успела услышать страдальческий женский голос:
– Наоборот! Все так плохо, что я начинаю спасаться за свою жизнь.
– Я все устрою…
Голоса затихли. Селеста прижалась головой к стене, пытаясь осознать услышанное. Какой странный разговор! А кого, интересно, они называют хозяином? Мистера Трокмортона? Но при чем тут он и какой-то англичанин, которого арестовала полиция? И почему эта женщина так опасается за свою жизнь?
В приемной вновь послышались голоса. На этот раз двое мужчин говорили по-английски. Селеста нервно осмотрелась вокруг, думая о том, как ей удобнее объяснить свое присутствие в кабинете.
– Она не захотела встречаться с вами, – сказал голос Стэнхоупа. – Решила сразу же вернуться назад. Впрочем, вы сами знаете, какая она застенчивая.
– Нет, я должен был сам поговорить с ней, – ответил знакомый голос. Трокмортон, конечно же, это Трокмортон! – Все очень серьезно.
По голосу Трокмортона можно было понять, что он очень озабочен.
«Разумеется, они говорят об этой русской», – решила для себя Селеста.
– Она уже уехала. Заверила меня, что провал нашего человека был случайностью. Он просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте.
«Интересно, как много я пропустила из разговора Стэнхоупа с русской? – подумала Селеста. – И, или Стэнхоуп сам что-то не так понял. Ведь по-русски он говорит с трудом. Ну да, он просто чего-то недопонял».
Слышно было, как открылась дверь, ведущая из приемной в коридор.
– Пошлите за ней кого-нибудь, – распорядился Трокмортон не допускающим возражений тоном. – Постарайтесь остановить и вернуть. Я хочу сам переговорить с ней.
– Да, сэр, – следом последовал такой звук, словно Стэнхоуп прищелкнул каблуками.
Дверь приемной захлопнулась. Селесте вдруг стало не по себе от того, что она остается с мистером Трокмортоном с глазу на глаз. Интересно, что он подумает, обнаружив ее в своем кабинете? Впрочем, она помнила о том, какие интриги разворачивались то и дело в русском посольстве, и научилась встречать опасность с открытым забралом.
Селеста глубоко вдохнула, решительно открыла дверь и сказала с порога:
– Мистер Трокмортон? Сэр?
Он в это время направлялся в свой кабинет и, увидев Селесту, казалось, ничуть не удивился и даже не сбился с ноги.
– Гаррик, – поправил он на ходу, глядя Селесте прямо в глаза.
Она должна была помнить о том, что это не тот человек, который может что-нибудь забыть.
– Называть вас по имени было бы неучтиво, особенно когда мы…
– Когда мы на работе? Днем? – Он остановился вплотную к Селесте, так, что кончики начищенных ботинок коснулись кружевной оборки на ее платье. – Когда мы не целуемся?
Почему он встал так близко?
– На работе. Днем. Не целуемся. Мы никогда не должны этого делать впредь.
– Зовите меня Трокмортоном, – сказал он, слегка отступая назад.
– Трокмортон.
– Только мама может звать меня Гарриком, не испытывая при этом затруднения. Я ошибся, когда подумал о том, что вы не такая, как все. Что вы… – он тяжело вздохнул, – другая.
Селеста не думала, что другая – это именно то слово, которое вертелось на языке Трокмортона. Мог бы назвать ее отважной, чуткой, наконец. Впрочем, можно ли требовать таких слов от мистера Трокмортона – очень богатого и очень занятого человека. Вряд ли ему знакомы простые человеческие чувства.
Селеста намеренно выбрала сухой официальный тон.
– Мистер Стэнхоуп неправильно понял ту женщину. – Тут Селеста поняла, что начала не с того, с чего нужно было начать, и пустилась в объяснения. – Я ждала вас в кабинете и невольно слышала разговор между Стэнхоупом и Людмилой…
Мистер Трокмортон прошел мимо Селесты, уселся за стол и сложил руки перед собой. Теперь на фоне ярко освещенного солнцем окна был виден только его черный, четко очерченный силуэт. Тоном, холодным, словно русская зима, он заметил:
– Стэнхоуп говорил с Людмилой ночью.
– Э-э, – замялась Селеста. – Но я думала, что… что Людмилой зовут ту русскую, с которой Стэнхоуп разговаривал в приемной несколько минут тому назад.
– Несколько минут назад? – переспросил мистер Трокмортон после долгой паузы. – Вы слышали, как Стэнхоуп разговаривал с русской?
– Да, Несколько минут назад. Вон там. – И Селеста указала рукой в сторону приемной.
Мистер Трокмортон снова помолчал, затем бросил на Селесту пронзительный взгляд и уточнил:
– И что сказала ему эта русская?
– Что англичанина предали и полиция его арестовала. Ее саму тоже должны были схватить, но она опоздала к месту встречи. Дорожная поломка. Она хотела поговорить с вами… точнее, с хозяином, но я полагаю, что это вы и есть. Стэнхоуп ответил, что вы очень заняты, а затем отослал ее отдыхать.
– Вы понимаете, в чем хотите обвинить Стэнхоупа? – резко сказал мистер Трокмортон.
– Я подумала, что он просто плохо понимает по-русски.
Трокмортон медленно поднялся из-за стола, заслонив своими широкими плечами солнце.
– Даже если это так…
– Русский – очень трудный язык, – попыталась оправдать Стэнхоупа Селеста. – Когда я была в России с русским послом и его женой, они говорили со мной только по-русски, и я волей-неволей выучила этот язык. Они настояли на этом, хотя сами бегло говорили и по-английски, и по-французски.
– Ждите меня здесь, – сказал Трокмортон, направляясь к двери.
Это была не просьба, это был приказ.
Трокмортон шел по коридору, а мозг его тем временем работал с четкостью отлаженного автомата.
«Факт первый: за последний год в моей разведывательной организации участились провалы. Факт второй: русские стремятся к господству в Центральной Азии, как, впрочем, и англичане. Это понятно, ведь Индия и прилегающие к ней районы – непочатый, баснословно богатый край. Факт третий: сам я не могу ничего проверить, потому что не знаю русского».
Трокмортон невольно скрипнул зубами. Он с легкостью мог решить любую математическую задачу. Он разбирался во всех тонкостях дипломатии. Он мог возглавить экспедицию и провести ее сквозь неприступные Гималаи. Мог устраивать приемы, танцевать вальс и даже целоваться с Селестой. А вот понять хоть пару слов, сказанных на любом языке, кроме английского, не мог. Что делать, не дана ему способность к иностранным языкам. Трокмортону было унизительно сознавать, что он чего-то не может одолеть, и тем не менее…
«Факт четвертый: перевод любого документа, написанного не по-английски, я поручаю Стэнхоупу и полагаюсь на его честность. Стэнхоуп владеет русским, немецким, французским и итальянским. Ах да, еще урду и хинди. У моего секретаря способность к языкам, и это я всегда ценил в нем больше всех остальных качеств. Факт пятый: Селеста три года служила у русского посла. Значит, она может быть шпионкой».
Он решительно постучал в дверь спальни, принадлежавшей леди Филберте. Ему открыла Дафти, горничная матери. На Дафти власть Трокмортона не распространялась, горничная служила только леди Филберте, исполняла самые деликатные поручения своей хозяйки и отличалась невероятной преданностью и крепкими нервами.
– Сэр? – спросила Дафти, склоняя свою поседевшую голову.
– Я должен немедленно переговорить с вашей хозяйкой.
Дафти скрылась за дверью, в ту же минуту вернулась и ответила:
– Миледи еще не закончила свой утренний туалет, сэр, но сказала, что вы можете войти.
Он вошел в спальню следом за Дафти и увидел мать сидящей перед туалетным столиком. Она уже была одета в утреннее платье, но без макияжа, и потому выглядела в резком солнечном свете на все свои… Впрочем, зачем уточнять, на сколько лет выглядела сейчас леди Филберта? Скажем лишь, что в эту минуту она была похожа на бледный парус, поникший в безветрии.
– Что у тебя за дело, которое не может ждать? – спокойно спросила леди Филберта.
– Селеста.
– Не смог приручить ее? – подняла брови мать.
– Не в этом дело. Она сказала, что Стэнхоуп солгал мне сегодня.
– Она так сказала?
Дафти принялась накладывать пудру на щеки хозяйки. Леди Филберта неудачно вдохнула душистое облачко и громко чихнула.
– Почти так. Она считает, что Стэнхоуп слишком плохо понимает по-русски.
– Ну да, сама-то она хорошо знает русский, – кивнула леди Филберта, – но откуда…
– Она была в моем кабинете.
Трокмортон пересказал матери всю историю, а Дафти тем временем продолжала хлопотать над лицом хозяйки. Когда Гаррик закончил, леди Филберта взяла из рук Дафти банку с румянами и сказала своей горничной:
– Дорогая, ты не могла бы пойти и поискать Людмилу? Она должна быть где-то в доме. Скажи, что нам очень нужно поговорить с ней.
Дафти молча кивнула.
– Поспеши, и постарайся не попасться на глаза Стэнхоупу, – добавила леди Филберта.
Дафти еще раз кивнула и вышла за дверь.
– Значит, русские раскрыли тебя, – задумчиво сказала леди Филберта. – Впрочем, ты занимался Центральной Азией целых четыре года, это не могло остаться незамеченным.
– Это касается не только меня, но всех нас, – заметил Трокмортон, стараясь сохранять спокойствие и трезвость мысли. – Нам придется усилить охрану.
– Дети, – приложила руку к сердцу леди Филберта. – Русские не остановятся перед тем, чтобы выкрасть Пенелопу или Кики и получить от тебя в обмен всю информацию.
Он уже успел подумать об этом.
– Дети все время будут под охраной, даже когда они в доме.
Трокмортон лично подбирал охранников, но можно ли верить кому-нибудь после того, что случилось со Стэнхоупом?
– Если Дафти и найдет Людмилу, как мы будем с ней говорить? – спохватился он. – Нам нужен переводчик. Ведь у тебя тоже нет способностей к языкам.
– Да, и мне очень жаль, что это передалось тебе по наследству, – леди Филберта провела яркой помадой по верхней губе. – Но если Людмила в доме, то одного этого будет достаточно, чтобы перестать доверять Стэнхоупу.
– Но почему? Почему он обманул нас? Что могло заставить его пойти на ложь, на предательство, и это после стольких лет нашей дружбы?
– Деньги, – коротко ответила леди Филберта. – Дорогой, я знаю, что вы друзья, но подумай сам. Когда ты заплатил за Стэнхоупа в университете, у того не хватило терпения, чтобы выучиться на адвоката. Потом ты попробовал назначить его главным управляющим, и он едва не развалил все наши имения. А его бесконечные романы? В этом, боюсь, он может дать фору самому Эллери.
– Но при этом он был рядом со мной долгие годы. Всегда верой и правдой служил Британии. Помню, как умно и твердо он вел переговоры с индийскими раджами и купцами, как беспощадно сражался с врагами.
– Ну, я знаю и другое – человек, склонный к риску, никогда не привыкнет к обычной, повседневной жизни, ему будет скучно, – ответила леди Филберта, наклоняясь ближе к зеркалу и разглаживая кончиками пальцев румяна на щеках. – Кроме того, не забывай про уязвленное самолюбие. Стэнхоуп постарел, но при этом остался все тем же, кем был, – всего-навсего твоим секретарем.
– Мы были вместе с ним в страшном ущелье Ротанг. – Трокмортон нервно провел пятерней по волосам. – Пили кислое молоко из одной плошки.
Леди Филберта нетерпеливо вздохнула, а у Трокмортона при мысли о предательстве Стэнхоупа свело желудок.
– Мама, однажды он спас мне жизнь.
– Да? – Рука леди Филберты замерла в воздухе, не донеся уголек до бровей.
– В засаде. Подставил себя под нож, предназначавшийся мне.
– Давно это было? – со значением спросила она. Трокмортон отвернулся к окну, борясь с охватившими его сомнениями. – Его отец был бароном. Мать – дочерью графа. Прелестная женщина. Их положение в обществе было прочным и укреплялось с каждым годом. Но затем… – Леди Филберта встала и принялась ходить по комнате, продолжая задумчиво: – Затем в один прекрасный день его отец проиграл все состояние. Поставил не на ту карту. Потом вышел за дверь и застрелился. Стэнхоуп с матерью остались нищими, и никто больше не хотел иметь с ними дела. А ты? Посмотри на себя его глазами. Ты знатен, богат. У тебя есть семья – какой бы она ни была, но она есть. Достаточно причин для зависти. Вполне возможно, что Стэнхоуп ненавидит тебя.
– Но он никогда и никак не проявлял своей ненависти. Более того, он посвящен во все мои тайны. В мою работу. Он сам, по моей просьбе, откупался от любовниц Эллери. – Трокмортон невольно вспомнил о деньгах и домике в Париже, которые он предлагал Селесте. – Кстати, у Селесты не меньше оснований ненавидеть нашу семью. Почему бы дочери садовника не оказаться русской шпионкой?
– Все может быть.
– Но ты ведь не веришь в это, правда? – спросил Трокмортон, чувствуя, какой зыбкой становится почва у него под ногами.
– Не знаю. Я занимаюсь этим делом сорок семь лет. Все бывает.
Трокмортон почесал переносицу. Не такого ответа он ждал от матери. Надеялся, что она успокоит его, но, очевидно, забыл о том, что леди Филберта стояла у самых истоков создания британской разведывательной сети.
– Никогда не знаешь, чего ожидать от этих русских, – продолжила леди Филберта. – Быть может, они решили устроить тебе ловушку. Ведь даже самый умный человек может попасться, если ему подсунуть хорошенькую девушку.
– Но посылать Селесту, когда мы знаем все, чем она занималась в последние четыре года? Глупо. И потом, зачем ей было открывать охоту на Эллери, если ее главная цель – я?
Теперь леди Филберта была полностью готова к выходу. Серебристое, без единой морщинки, платье туго облегало ее фигуру, волосы уложены, лицо подкрашено. Леди Филберта больше не была похожа на поникший парус, скорее на клипер, летящий над пенными волнами.
Трокмортон, как всегда, был заворожен произошедшей на его глазах переменой.
Леди Филберта задержалась возле кресла, сняла со спинки кашмирскую шаль и набросила ее на плечи.
– Где она сейчас?
– В моем кабинете. Ждет, когда я доставлю ей удовольствие видеть себя.
Трокмортон моргнул, чувствуя, что сказал что-то не так.
Леди Филберта великодушно не заметила неловкости, допущенной сыном, и серьезно заметила:
– Если посмотреть со стороны, можно подумать, что Селеста держит ситуацию в своих руках и заставляет тебя поступать так, как нужно ей. Итак, она сейчас в твоем кабинете.
– Русские должны быть полными идиотами, чтобы надеяться поймать меня на такую наживку.
– Не можешь поверить, что тебя можно принять за нормального мужчину? – рассмеялась в ответ леди Филберта.
День, так отвратительно начавшийся, грозил обернуться настоящей катастрофой, и это начинало раздражать Трокмортона. Ему показалось, что он знает, кого винить во всех этих неприятностях.
– Когда она впервые появилась вчера…
– Ты не можешь перекладывать всю вину на мисс Милфорд, – осадила его леди Филберта.
– Верно. Эллери тоже виноват.
– Но к сегодняшним трудностям Эллери не имеет никакого отношения, – строго заметила она.
– Но, мама, неужели ты думаешь, что я мог предвидеть, что случится с Эллери в спальне?
– Мне кажется, ты очень многое умеешь предвидеть заранее.
– Эллери почти не пострадал.
– Серьезно не пострадал, – поправила его мать и подняла руку, не желая ничего выслушивать в ответ. – Не нужно, дорогой. Что сделано, то сделано. Эллери пока вне игры, займемся лучше Стэнхоупом.
Леди Филберта направилась к двери, и Трокмортон вслед за нею. В кабинете его ждала Селеста, и если она не была соблазнительницей, значит, ей предстояло стать соблазненной.
Глава 9
Когда раздались шаги, Селеста сидела, склонившись над книгой, которую взяла с полки в кабинете Трокмортона. Она поднялась и встала напротив открытой двери.
– Селеста! – воскликнул Трокмортон, влетая в кабинет легкой походкой.
Сейчас он совсем не выглядел угрюмым, хотя все равно ему было далеко до Эллери. Но, разве есть на свете мужчина, способный сравниться Эллери? В каждом движении Трокмортона угадывалась сила и уверенность в себе. Замечание Селесты по поводу лингвистических способностей мистера Стэнхоупа озаботило мистера Трокмортона, но теперь, судя по всему, он полностью владел ситуацией. Он всегда умел владеть любой ситуацией.
– «Оливер Твист», – сказал Трокмортон, указывая на книгу в руке Селесты. – Вам нравится?
– Нет.
– Нет? – удивился Трокмортон. – Почему?
– Очень скучно написано. И этот Оливер. Писатель хочет представить его страдальцем, но мне, по правде сказать, безразлично, чем закончится его история. – Селеста вдруг подумала, что если книга стоит в кабинете Трокмортона, то она должна нравиться хозяину, и добавила: – Впрочем, может быть, дальше будет лучше.
– Бог с ним, с Оливером Твистом, – сказал Трокмортон, забирая книгу. – Я всегда подозревал, что у вас свой взгляд на вещи, и теперь только рад, что это подтвердилось.
Селесте понравилось, с каким тактом и доброжелательностью мистер Трокмортон решил затруднение с Оливером Твистом, но при этом ей вдруг показалось, что находиться наедине с этим человеком при ярком свете дня ничуть не менее опасно, чем в ночном полумраке. А может быть, еще опаснее.
– Что с той женщиной? – спросила Селеста. – Удалось вам найти ее?
– Забудьте о ней, – ответил Трокмортон, прижимая свой палец к губам Селесты. – Все разъяснилось. Хочу попросить вас, чтобы вы впредь никогда не вспоминали об этой женщине. И ни с кем не говорили о ней. Обещаете?
Селеста кивнула, а мысли ее тем временем неслись галопом. Интересно. Кажется, Трокмортон явно поверил, что Стэнхоуп преднамеренно исказил слова русской, но зачем это понадобилось его секретарю?
– Перестаньте думать об этом. – Трокмортон сильнее прижал палец к губам Селесты. Похоже, ему доставляло удовольствие трогать их. – Это неважно. Все это совершенно неважно. Поговорим лучше…
Селеста откинула голову назад, освобождаясь от руки Трокмортона, и выпалила:
– Мы больше никогда не должны делать этого. Я полагаю, что виной всему был лунный свет и музыка. Впрочем, я чувствую, что мне нужно прояснить свою позицию.
– Простите, моя дорогая, – удивленно вскинул брови Трокмортон. – Что прояснить? Какую позицию?
– Я насчет того поцелуя.
Брови Трокмортона были густыми, темными, а под ними светились большие серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Но взгляд этих глаз оставался неуловимым, и Селесте оставалось лишь гадать, какой на самом деле окажется реакция Трокмортона на ее слова.
– Я собирался поговорить с вами об Эллери, – сказал Трокмортон, и это оказалось совсем не то, что предполагала услышать Селеста.
– Об Эллери?
– Вы помните Эллери? Это мой младший брат. Высокий, – Трокмортон указал рукой чуть пониже своего плеча, – красивый и очень легкий на подъем.
– Да, я надеялась увидеться сегодня с Эллери, – ответила Селеста, стараясь не обращать внимания на иронию, прозвучавшую в голосе Трокмортона.
– Как пожелаете, – все тем же тоном откликнулся Трокмортон, – только не думаю, что он будет рад этому.
– Несколько болячек меня не отпугнут.
– Если бы у Эллери на лице были только болячки, – сказал Трокмортон и покашлял, прочищая горло. – Прошлой ночью с ним случилось кое-что похуже. Можно сказать, что Эллери попал в катастрофу. Думаю, шум при этом был такой, что разбудил всех слуг на верхнем этаже.
– Что за катастрофа? – с тревогой спросила Селеста. – Он…
– Нет, сам он цел и невредим. – Трокмортон постепенно возвращался в свое обычное угрюмое состояние. – Ночью, в темноте, он зашел не в ту спальню. Оборвал новые занавески, да еще опрокинул на себя стремянку, с которой клеят обои. Шума было столько, что даже дети проснулись.
– Он был в детской?
– В спальне рядом с детской. Так что теперь, помимо болячек, ему приходится еще выдирать из волос куски высохшего клея. Ведро с краской, слава богу, пролетело мимо головы, но краска попала ему на лицо. Теперь у Эллери все лицо синее.
– Синее?
– Да, словно белье, которое пересинила прачка. Мистер Трокмортон хрипло рассмеялся, и Селеста, не удержавшись, тоже хихикнула.
– О боже, – в ту же секунду одернула она саму себя. Как она может смеяться над Эллери! Да еще за компанию с мистером Трокмортоном. Какой ужас!
– Селеста! – воскликнул Трокмортон, влетая в кабинет легкой походкой.
Сейчас он совсем не выглядел угрюмым, хотя все равно ему было далеко до Эллери. Но, разве есть на свете мужчина, способный сравниться Эллери? В каждом движении Трокмортона угадывалась сила и уверенность в себе. Замечание Селесты по поводу лингвистических способностей мистера Стэнхоупа озаботило мистера Трокмортона, но теперь, судя по всему, он полностью владел ситуацией. Он всегда умел владеть любой ситуацией.
– «Оливер Твист», – сказал Трокмортон, указывая на книгу в руке Селесты. – Вам нравится?
– Нет.
– Нет? – удивился Трокмортон. – Почему?
– Очень скучно написано. И этот Оливер. Писатель хочет представить его страдальцем, но мне, по правде сказать, безразлично, чем закончится его история. – Селеста вдруг подумала, что если книга стоит в кабинете Трокмортона, то она должна нравиться хозяину, и добавила: – Впрочем, может быть, дальше будет лучше.
– Бог с ним, с Оливером Твистом, – сказал Трокмортон, забирая книгу. – Я всегда подозревал, что у вас свой взгляд на вещи, и теперь только рад, что это подтвердилось.
Селесте понравилось, с каким тактом и доброжелательностью мистер Трокмортон решил затруднение с Оливером Твистом, но при этом ей вдруг показалось, что находиться наедине с этим человеком при ярком свете дня ничуть не менее опасно, чем в ночном полумраке. А может быть, еще опаснее.
– Что с той женщиной? – спросила Селеста. – Удалось вам найти ее?
– Забудьте о ней, – ответил Трокмортон, прижимая свой палец к губам Селесты. – Все разъяснилось. Хочу попросить вас, чтобы вы впредь никогда не вспоминали об этой женщине. И ни с кем не говорили о ней. Обещаете?
Селеста кивнула, а мысли ее тем временем неслись галопом. Интересно. Кажется, Трокмортон явно поверил, что Стэнхоуп преднамеренно исказил слова русской, но зачем это понадобилось его секретарю?
– Перестаньте думать об этом. – Трокмортон сильнее прижал палец к губам Селесты. Похоже, ему доставляло удовольствие трогать их. – Это неважно. Все это совершенно неважно. Поговорим лучше…
Селеста откинула голову назад, освобождаясь от руки Трокмортона, и выпалила:
– Мы больше никогда не должны делать этого. Я полагаю, что виной всему был лунный свет и музыка. Впрочем, я чувствую, что мне нужно прояснить свою позицию.
– Простите, моя дорогая, – удивленно вскинул брови Трокмортон. – Что прояснить? Какую позицию?
– Я насчет того поцелуя.
Брови Трокмортона были густыми, темными, а под ними светились большие серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Но взгляд этих глаз оставался неуловимым, и Селесте оставалось лишь гадать, какой на самом деле окажется реакция Трокмортона на ее слова.
– Я собирался поговорить с вами об Эллери, – сказал Трокмортон, и это оказалось совсем не то, что предполагала услышать Селеста.
– Об Эллери?
– Вы помните Эллери? Это мой младший брат. Высокий, – Трокмортон указал рукой чуть пониже своего плеча, – красивый и очень легкий на подъем.
– Да, я надеялась увидеться сегодня с Эллери, – ответила Селеста, стараясь не обращать внимания на иронию, прозвучавшую в голосе Трокмортона.
– Как пожелаете, – все тем же тоном откликнулся Трокмортон, – только не думаю, что он будет рад этому.
– Несколько болячек меня не отпугнут.
– Если бы у Эллери на лице были только болячки, – сказал Трокмортон и покашлял, прочищая горло. – Прошлой ночью с ним случилось кое-что похуже. Можно сказать, что Эллери попал в катастрофу. Думаю, шум при этом был такой, что разбудил всех слуг на верхнем этаже.
– Что за катастрофа? – с тревогой спросила Селеста. – Он…
– Нет, сам он цел и невредим. – Трокмортон постепенно возвращался в свое обычное угрюмое состояние. – Ночью, в темноте, он зашел не в ту спальню. Оборвал новые занавески, да еще опрокинул на себя стремянку, с которой клеят обои. Шума было столько, что даже дети проснулись.
– Он был в детской?
– В спальне рядом с детской. Так что теперь, помимо болячек, ему приходится еще выдирать из волос куски высохшего клея. Ведро с краской, слава богу, пролетело мимо головы, но краска попала ему на лицо. Теперь у Эллери все лицо синее.
– Синее?
– Да, словно белье, которое пересинила прачка. Мистер Трокмортон хрипло рассмеялся, и Селеста, не удержавшись, тоже хихикнула.
– О боже, – в ту же секунду одернула она саму себя. Как она может смеяться над Эллери! Да еще за компанию с мистером Трокмортоном. Какой ужас!