Додд Кристина. Двойное искушение

   Она, прикрыв ладошкой рот, наблюдала за Трокмортоном и хихикала.
   Трокмортон перевел взгляд на брата, сидевшего на полу и растерянно стиравшего со щеки яичный желток. Посмотрел на мать, продолжавшую с невозмутимым видом доедать свою булочку.
   Удивленными и растерянными выглядели только лорд и леди Лонгшо.
   – Эллери, ты когда-нибудь научишься думать о том, что мелешь, черт побери? – прорычал Трокмортон.
   – Не ругайся, Гаррик, – спокойно сказала леди Филберта.
   – Какого дьявола… – снова завел Трокмортон. Он грохнул по столу кулаком так, что с него посыпались уцелевшие тарелки, а затем раздраженно крикнул, тыча пальцем в сторону Эллери: – Я требую объяснений!
   Эллери подобрал под себя ноги и ответил, не спеша подниматься с пола:
   – А ведь ты любишь ее.
   Галстук начал душить Трокмортона. Он рванул узел, но тот неожиданно затянулся еще сильнее.
   – Что?
   – Он сказал, что ты ее любишь, – любезно повторила леди Филберта.
   – Я… нет!
   – Но это и так видно, Гаррик, – покровительственным тоном сказала Патриция. – Вы действительно любите Селесту Милфорд.
   – Но… она же… дочь садовника, – вступила в разговор леди Лонгшо, с огромным интересом наблюдавшая за всей этой сценой.
   Трокмортон обратил на нее горящий взгляд:
   – Ну и что с того, что она дочь садовника, дьявол вас раздери? Мы, Трокмортоны, тоже из простолюдинов…
   – Ну-ну, сынок, не забывайся! – прикрикнула на него леди Филберта.
   Он яростно стрельнул глазами в ее сторону.
   – Во всяком случае никто не имеет права так уничижительно отзываться о такой достойной юной леди, как мисс Селеста Милфорд.
   – Я не имела в виду ничего дурного, – пролепетала леди Лонгшо.
   Трокмортон посмотрел, набычившись, на лорда Лонгшо и сказал:
   – Если вы или леди Лонгшо находите брак между мной и Селестой Милфорд невозможным, вам лучше сообщить мне об этом до свадьбы Эллери и Патриции.
   – Они не возражают, – ответила за всю семью Патриция. – И перестаньте кричать на моих родителей.
   – В самом деле… – начал лорд Лонгшо.
   – Ничто не сможет помешать нашему браку с Патрицией, – сказал Эллери, поднимаясь на ноги и пробираясь к своей невесте по усыпанному черепками полу. – Мы с ней любим друг друга. Вопрос в другом, Трокмортон: найдешь ли ты в себе смелость, чтобы жениться на своей возлюбленной?
   – Я предлагал ей выйти за меня, – ответил Трокмортон, внимательно разглядывая свой кулак, который болел гораздо меньше, чем можно было ожидать. Или Эллери успел уклониться в момент удара и кулак задел его только вскользь? Да и скула у Эллери совсем не опухла. – Но она мне отказала.
   – Это потому, что вы не сказали, что любите ее, – наставительно заметила Патриция.
   Интересно, почему Трокмортон всегда считал Патрицию вялой, слабохарактерной девушкой?
   – Я не сказал ей этого потому… потому… – Его галстук снова затянулся. Трокмортон подергал его за узел и подумал, Что ему будет что сказать сегодня своему слуге.
   – Пойдем со мной, Гаррик, – сказала леди Филберта, вставая и отодвигая свой стул.
   Трокмортон был рад… нет, он был счастлив этому предложению, позволившему без лишних слов покинуть заваленную черепками, залитую овсянкой столовую, и хмурых слуг, прибиравших со стола, и младшего братца с его новыми родственниками. От их осуждающих, многозначительных взглядов.
   С чего они взяли, что он влюблен? Гаррик Трокмортон не влюблялся ни в кого и никогда! Вся жизнь Гаррика Трокмортона была посвящена лишь семье и службе на благо отечества. Разве мог он позволить себе размениваться на какие бы то ни было чувства? И нужен ли Трокмортону еще кто-нибудь, когда у него есть любимая дочь, есть мать… Ну, и брат тоже.
   Хотя с другой стороны… Дети подрастают и уходят из дома. Мать, брат? У них своя жизнь. А если рядом с ним будет женщина – жена… помощница. Трокмортон знавал супружеские пары. Действительно, некоторым мужчинам везло в жизни, и они находили женщин, с которыми их связывала не только любовь, но и родство душ.
   Быть вместе и навсегда…
   Нет, не мог он влюбиться Селесту Милфорд, не мог!
   Леди Филберта развернула салфетку, прихваченную из столовой, вынула из нее булочку и протянула Трокмортону.
   – Это съедобная, – сказала она. – Я взяла ее со своей тарелки.
   Трокмортон, растроганный материнской заботой, взял булочку и принялся жевать, отламывая по кусочку. Они с леди Филбертой вошли в портретную галерею, залитую ярким солнечным светом, струившимся л высокие окна. На ходу Трокмортон думал о том, что, будь он посмелее, обязательно спросил бы, о чем говорила с Селестой леди Филберта вчера, перед тем как в окнах его кабинета зазвенели стекла, разлетаясь ни мелкие кусочки. Ведь леди Филберта видела, что творится. Почему же тогда она не прекратила это безобразие?
   Впрочем, он и так знал ответ на свой вопрос. Леди Филберта всегда отличалась обостренным чувством справедливости. А его, Трокмортона, поступок нельзя было назвать справедливым по отношению к Селесте.
   – Но я же предлагал ей выйти замуж, – в который раз за это утро пробормотал Трокмортон.
   Леди Филберта и ухом не повела на его бормотание.
   – Гаррик, – сказала она, – все последние годы я очень волновалась и переживала за тебя.
   – Почему? – Он невольно подумал о предательстве Стэнхоупа. – Ты считаешь, что я не оправдал твоих надежд?
   – В том-то и дело, что не просто оправдал, но и; превзошел их, – покачала головой леди Филберта, останавливаясь перед портретом своего покойного мужа.
   – Ох уж эти женщины, – снова под нос себе пробормотал Трокмортон.
   Кого он имел в виду? Всех. Свою мать, Патрицию, Селесту. Кто может понять этих женщин, черт побери? Он посмотрел на портрет отца. Тот смотрел на него с холста жестким, напряженным взглядом. Словно хотел предупредить Гаррика, предостеречь его от чего-то очень опасного.
   – Мужчина, который спрашивает у женщины совета, всегда получает по заслугам, – глубокомысленно произнес он.
   Леди Филберта мельком взглянула на портрет и снова перевела свой взгляд на сына.
   – Гаррик, в детстве ты был таким славным мальчиком – живым, подвижным, немного проказливым. Увы, это продолжалось очень недолго. К тому же ты был у нас старшим… первенцем. Мы с отцом многого ожидали от тебя.
   – Вы имели на то основания.
   – Сейчас я думаю, что часть своих ожиданий нам следовало перенести на нашего младшего, – сказала леди Филберта.
   – Но Эллери всегда сбивал вас с толку, – улыбнулся Трокмортон.
   – Верно. Но уж зато ты никогда не обманывал моих надежд. И его надежд тоже. – Она кивнула на портрет и уселась на стул, стоящий под ним, так что теперь Трокмортону приходилось держать ответ как бы перед обоими родителями.
   – Ты так много учился, работал, чтобы сделать нас всех богаче и счастливее, но при этом постепенно терял качества, присущие всякому живому человеку. Я уверена в том, что во многом виновата сама.
   Дисциплинированность и привычка к порядку, те самые качества, которые Трокмортон лелеял и развивал в себе долгие годы, не только не радовали леди Филберту, но и постоянно причиняли ей душевную боль.
   – Не стоит слишком упрекать себя, мама. Возможно, ты дала мне первый толчок, но по-настоящему мой характер сложился позже, в Индии, где один неосторожный взгляд, одно необдуманное слово могли привести к гибели. Именно там я и научился постоянно держать под замком свои чувства.
   – Но в последние дни я увидела, как жизнь вновь возвращается к тебе, – покачала она головой.
   – Мама, я не люблю Селесту! Если бы я любил ее… – Трокмортон знал, что способен любить. Знал, что в глубине души всегда оставался обычным человеком, подверженным чувствам, сомнениям… страстям. Правда, он никогда не позволял себе поддаться, уступить, позволить им взять верх над своим рассудком. И так продолжалось до тех пор, пока он не встретился с Селестой. – Давай даже не будем говорить об этом.
   – Но если бы ты полюбил… что тогда? – Леди Филберта, чуть наклонив голову, внимательно смотрела на своего старшего сына. – Селеста могла бы стать для тебя смыслом жизни? Мог бы ты сгорать от страсти?
   – Мама! – Он не хотел этого слышать, особенно от нее.
   – Захотел бы ты никогда не разлучаться с Селестой? Постоянно думать о ней?
   – Да, наверное, да, – неохотно согласился он.
   – Ты можешь не помнить этого, потому что был слишком мал, но когда-то твой отец тоже не желал любить меня. Он считал себя слишком старым – старее, чем был на самом деле, и суровым, хотя и это было неправдой. Позже, дав волю своим чувствам, он сам признался мне в этом. И в том, что я стала для него смыслом жизни, и о своих чувствах ко мне. Он никогда не употреблял слово «любовь», но рядом со мной становился настоящим поэтом… Только рядом со мной. – Голос леди Филберты предательски дрогнул, и она полезла за носовым платком.
   Почувствовав себя невольным свидетелем ее слабости, Трокмортон отвернулся и принялся смотреть в окно.
   – Мне дорого каждое воспоминание о твоем отце, – сказала леди Филберта, – хотя среди этих воспоминаний есть и не слишком приятные. – Она загадочно улыбнулась и продолжила: – Полагаю, что неприятные воспоминания в памяти Селесты ты уже оставил. Пора подумать о других.
   Он кивнул, тронутый непривычным эмоциональным всплеском матери, которую всегда считал холодной и замкнутой.
   – Ты снова ожил, Гаррик. Ты страдаешь, ты любишь… Ты живешь! Не отпускай от себя эту девушку.
   Любовь… любовь. Неужели она впрямь полагает, что он способен на такое чувство?
   – Я тронут твоим вниманием, мама, но, право же, я не влюблен в Селесту Милфорд.
   – Она уезжает в Париж, – сказала леди Филберта. Трокмортон невольно сжал кулаки. – Взяла билет и банковский чек, а мне оставила прощальную записку. С обещанием стать куртизанкой.
   – Что?!
   – А ты, оказывается, умеешь громко кричать, – заметила леди Филберта, потирая уши.
   Трокмортоном вновь овладела слепая ярость. Он рванулся к двери, выходящей в сад. Он должен найти Селесту. Что она выдумала – стать куртизанкой! Она не может стать куртизанкой! Селеста слишком красива, слишком чиста и добра для этого… Хотя из нее и может получиться великолепная куртизанка. Но нет, он не позволит, не допустит…
   Рассказ матери о его отце не шел у Трокмортона из головы. Но ведь он не собирался влюбляться в Селесту, он всего лишь хотел устранить ее, не дать помешать предстоящей помолвке Эллери. И как же она должна ненавидеть его самого, если стала бить стекла в его кабинете? Как должен быть ненавистен ей Трокмортон, если она предпочла сбежать от него в Париж, чтобы стать куртизанкой? И это после всего, что было между ними?
   Трокмортон понимал, что как муж он плохо подходит Селесте. Ведь они такие разные. Селеста живая, веселая, общительная, а он?..
   Но зато он может окружить ее истинной заботой, может дать ей все, что нужно для счастья. И Селеста могла бы быть счастлива, хотя на самом, деле Трокмортон мог бы дать ей гораздо больше. И Селеста непременно это поймет, ведь она такая умная, проницательная, она… его половина.
   Стоя у окна, Трокмортон скомкал в кулаке занавеску, откинул ее и невидящим взглядом уставился на раскинувшийся перед ним сад.
   «Эллери оказался прав, – подумал он. – Он оказался прав, черт бы его побрал! Всю эту неделю я ухаживал за Селестой, контролировал ее, приручал ее вовсе не для того, чтобы отвадить ее от Эллери. Я делал это для себя… по велению своего сердца».
   И сразу все стало на место, обрело свой смысл; и их с Селестой словесные перепалки, и жаркие поцелуи, и все остальное.
   Оказывается, то, что он принимал за игру, оказалось реальностью.
   Иначе не было бы той безумной ночи и не было бы сейчас этой ужасной тоски и пустоты на сердце.
   Он должен найти Селесту и убедить ее остаться, потому что… он в самом деле любит ее.

Глава 28

   Он любит ее!
   Трокмортон подобрался, как делал всегда, приняв важное решение, и двинулся к двери. Он должен найти Селесту, рассказать ей все как есть и…
   На него едва не налетел Кинмен – с бледным, растерянным лицом, украшенным свежей царапиной.
   – Сэр, Стэнхоуп скрылся!
   – Потом, – недовольно отмахнулся Трокмортон.
   – Сэр? – Кинмен сейчас должен был находиться в Лондоне, следуя по пятам за Стэнхоупом, чтобы выявить его связных, а затем передать всю шайку изменников в руки правосудия. То, что Кинмен вернулся в Блайд-холл, говорило о том, что операция провалилась. И, судя по всему, с треском.
   – Как это случилось? – резко спросил Трокмортон.
   – Стэнхоуп был в порту, собирался сесть на судно, идущее в Индию. Мы шли следом за ним. Направлялись к судну, чтобы взять Стэнхоупа прямо на трапе. Но ему навстречу шли другие люди, и мы спрятались, чтобы не вспугнуть их, а затем выследить. – Здесь Кинмен слабо улыбнулся. – А они напали на Стэнхоупа и принялись избивать его.
   – Избивать?
   – Если я все правильно понял, они били его за ложную информацию и требовали вернуть их деньги.
   Трокмортон подошел вплотную к Кинмену и сказал, понизив голос:
   – Как русские узнали о том, что информация была ложной?
   – Не знаю, сэр, – покачал головой Кинмен.
   – Его слуга?
   – Вполне возможно, сэр, но его мы не видели. Сказать по правде, сэр, я с трудом могу припомнить, как он выглядит.
   – Да, у него идеальная для шпиона внешность. Сольется с любой стеной, – сказал Трокмортон. – Что было дальше со Стэнхоупом?
   – Мы решили, что еще немного, и они его убьют, а поскольку Стэнхоуп нам был нужен живым, пришлось ввязаться в драку.
   Дальнейшее было понятно Трокмортону без всяких слов.
   – А Стэнхоуп тем временем сбежал, – закончил он за Кинмена.
   – Виноват, мистер Трокмортон. – Кинмен в самом деле выглядел виноватым – настолько, насколько позволяла ему солидная внешность. – Он исчез. Нам кажется, что он сумел пробраться на борт. Судно будет делать остановку в Кейптауне. Мы пошлем скоростной пакетбот и, надеюсь, сумеем с божьей помощью перехватить там Стэнхоупа.
   Трокмортон не стал бранить Кинмена, тот и без этого понимал свою вину, однако заметил:
   – Если Стэнхоуп снова сбежит, это будет уже настоящий провал.
   – Не сбежит, сэр.
   Трокмортон подумал о том, что в данный момент он, пожалуй, никак не может повлиять на ход событий, и решил все же отправиться на поиски Селесты. Ему не терпелось сказать ей о своей любви, и он был уверен в том, что его рассказ сделает Селесту счастливой. Неужели она и после этого отвергнет его? Нет, не может быть.
   – У меня есть срочное дело, – сказал он Кинмену. – Отдайте сами все необходимые распоряжения. Держите меня в курсе всех событий.
   Он повернулся и пошел, не дожидаясь ответа.
   В саду, на ступенях террасы, Трокмортон увидел Милфорда, окруженного помощниками, которым он отдавал распоряжения. Когда Трокмортон приблизился, все головы как по команде повернулись к нему, и сразу же наступила тишина.
   – Я ищу вашу дочь, Милфорд, – сказал Трокмортон, поднимаясь по ступеням.
   – Она уехала в Париж, мистер Трокмортон, – после некоторой паузы ответил Милфорд.

* * *

   Спустя пару дней Трокмортон входил в полутемный зал гостиницы «Олений рог». Заказывая для Селесты билеты, он, по счастью, предусмотрел все, вплоть до номера в гостинице. Такая юная и хорошенькая леди, как мисс Милфорд, не могла дожидаться отправки через Ла-Манш в какой-нибудь грязной портовой таверне, ей нужна была приличная тихая гостиница, в которую не заходят праздные гуляки.
   Потолки здесь были низкими, дубовые панели на стенах потемнели от времени, а на самих стенах висели старинные ружья, охотничьи рога и чучела диких уток. Гостиница в самом деле оказалась чистой, тихой, с хорошо промытыми стеклами на окнах. Из кухни доносился приятный аромат жаркого.
   Едва увидев Трокмортона, хозяин гостиницы, общительный господин средних лет, выбежал из-за стойки навстречу ему.
   – Позвольте представиться, сэр, – сказал он. – Меня зовут Джекмен, и для меня большая честь видеть в своей гостинице вас, мистер Трокмортон. – Он покосился на синяк, украшавший лицо Трокмортона, и добавил: – Попали в переделку?
   – Мой садовник подал в отставку, – ответил Трокмортон, осторожно трогая скулу.
   Мистер Джекмен робко рассмеялся.
   – Я ищу мисс Милфорд, – сказал Трокмортон.
   – Она в отдельном номере, как вы и заказывали, сэр. Я все сделал, как вы приказали, сэр. Отвел для мисс Милфорд лучшую комнату во всей гостинице. Скажу по правде, сэр, я очень благодарен вам за этот заказ. Сейчас лето, мертвый сезон, сами понимаете. Вот осенью, когда открывается охота на перелетных птиц, другое дело. В это время у меня постояльцев хоть отбавляй.
   – Вы можете проводить меня к мисс Милфорд?
   – Да, сэр. Разумеется, сэр. – Джекмен повел Трокмортонд коротким коридором, продолжая болтать на ходу. – Очень деликатная леди эта мисс Милфорд и такая красивая. И аппетит у нее тоже хороший. Говорит, что назавтра отплывает в Париж, на работу.
   – Вот как? – прищурился Трокмортон, прикидывая, что имела в виду Селеста под словом «работа».
   – Немногие девушки в наши дни стремятся получить работу, сэр. Молодое поколение. Они совсем не такие, какими были мы в их годы. Это здесь, сэр. – Джекмен указал Трокмортону на дверь и остался понаблюдать, что будет после того, как тот постучит.
   Трокмортону, в свою очередь, не хотелось, чтобы его встречу с Селестой видели посторонние глаза, и потому он еще раз коротко поблагодарил Джекмена и выразительно смотрел на него своим тяжелым взглядом до тех пор, пока хозяин гостиницы не ушел.
   Только после этого Трокмортон осторожно постучал в тяжелую дубовую дверь. Подождал, потом постучал вторично и громко позвал:
   – Селеста, открой дверь!
   Щелкнул замок, и дверь приоткрылась – медленно и нешироко.
   Опасения Трокмортона оправдались, Селеста встретила его очень холодно. Одетая в коричневое дорожное платье, она показалась в дверной щели и посмотрела на Трокмортона то ли с отвращением, то ли с ужасом, а затем сказала каким-то странным тоном:
   – Нет, сэр, благодарю, я сыта, и мне ничего больше не нужно.
   Это выражение Трокмортон, естественно, принял на свой счет. Она сыта им по горло? Сейчас он постарается переубедить ее.
   – Погоди, выслушай меня. – Трокмортон протиснулся в щель, обхватил Селесту за талию и вместе с ней вошел в номер. Комната в самом деле оказалась уютной, с удобными мягкими креслами и так же, как холл, увешанная дробовиками и оленьими рогами. – Селеста, мы должны с тобой пожениться. Не потому, что я скомпрометировал тебя, не потому, что так надо, а потому, что я… люблю тебя.
   Она многозначительно посмотрела на дверь:
   – Нет. Уходи.
   – Нет? Что значит… нет? – Трокмортон был уверен, что после его слов Селеста бросится ему в объятия или, уж во всяком случае, не погонит прочь.
   Все оказалось не так просто, как он думал.
   – Ты должна выслушать меня. Я люблю, обожаю тебя, я готов для тебя на все. Ты должна вернуться со мной, стать моей женой…
   – Нет, Трокмортон. Послушай…
   Он схватил ее за руки.
   – Почему нет? Ты говорила, что любишь меня. Значит, ты лгала мне?
   Дверь за его спиной скрипнула и захлопнулась сама собой.
   Трокмортон обернулся. Возле двери стоял Стэнхоуп с дробовиком в руке.
   При виде бывшего друга, оказавшегося предателем, кровь в жилах Трокмортона вскипела, а Стэнхоуп тем временем сказал с кривой усмешкой:
   – Она в самом деле любит тебя, Трокмортон, хотя лично мне ее выбор не по вкусу. Она же пыталась предупредить тебя об опасности.
   От неожиданности Трокмортон окаменел, но только на секунду. В следующий миг он сделал шаг, прикрывая собой Селесту. Он видел, как дрожат руки Стэнхоупа, и боялся, что тот может случайно нажать курок.
   – Стэнхоуп, – с холодной яростью сказал Трокмортон, – так, значит, ты не уплыл на том судне.
   – Нет, не уплыл, – грубо ответил Стэнхоуп. – Не стал подниматься по трапу на глазах твоих людей и этих проклятых русских. – Он повел стволом дробовика в сторону Селесты. – Какая трогательная сцена! Но куда же делась твоя осторожность, та самая, которой ты всегда требовал от меня?
   – Да, об осторожности я забыл, – признался Трокмортон.
   Открытое окно комнаты выходило на лужайку, за которой темнел лес, и было достаточно широким, чтобы сквозь него мог пролезть человек.
   – Он хочет денег, Гаррик, – сказала Селеста, выходя из-за спины Трокмортона.
   Черт бы побрал этих женщин, они совершенно не чувствуют опасности! Трокмортон осторожно передвинулся, чтобы вновь прикрыть Селесту своим телом.
   – Он забрал у меня банковский чек и проездные билеты. Отдай ему свой кошелек, и пускай убирается прочь.
   Стэнхоуп хрипло хохотнул и заметил:
   – Наивная дурочка, не так ли, Трокмортон? Не понимает, что из нас двоих только один может уйти отсюда. Ты уничтожил меня. Нет, вы оба прикончили меня своими ложными письмами.
   – Я один отвечаю за ложную информацию, – сказал Трокмортон, надеясь выгородить Селесту. – Ее я просто использовал.
   – Я все знала! – возразила Селеста. – Только не говорила тебе, Гаррик.
   – Ты можешь помолчать? – резко бросил Трокмортон.
   Она снова вышла из-за его спины. Трокмортон обернулся и посмотрел на окно.
   Стэнхоуп, казалось, ничего не замечал, он был занят лишь своими мыслями.
   – Вам отсюда не выйти, – сказал он.
   Селеста судорожно вздохнула.
   – Ни одному из вас не уйти, – продолжил Стэнхоуп. – Вы так нежно любите друг друга, что заслужили право умереть вместе.
   Быть может, только теперь до Селесты дошла вся серьезность их положения, а может быть, именно этих слов ей не хватало для того, чтобы обрести силы и отвагу. Поймать кураж, как говорят в театре.
   Трокмортон перевел тяжелый взгляд на Стэнхоупа.
   – Тебе тоже отсюда не выбраться живым.
   – Возможно. За мной гонятся англичане, гонятся русские. Деньги у меня тоже кончились, и все по твоей вине, будь ты проклят.
   С этими словами Стэнхоуп положил палец на курок.
   Трокмортон лихорадочно размышлял над тем, может ли он каким-то образом спасти Селесту. Как противники, они со Стэнхоупом были на равных и прекрасно знали друг друга. Кроме того, Стэнхоуп был в ярости, но гнев – плохой помощник в драке, где нужно иметь холодную голову. Трокмортона так и подмывало броситься на Стэнхоупа. Но захочет ли Селеста воспользоваться этим, чтобы улизнуть, когда начнется драка?
   Он очень в этом сомневался. К тому же в таком тесном помещении выстрел из дробовика любого уложит на месте.
   Трокмортон не стал делать резких движений, он лишь улыбнулся и с презрением бросил Стэнхоупу:
   – Ты сам себя уничтожил. Ничего не случилось бы, не пожелай ты продать русским свою бессмертную душу. За тридцать сребреников, как Иуда.
   Свежие царапины на лице Стэнхоупа потемнели от прихлынувшей к лицу крови. Он сделал шаг вперед, поднимая ствол дробовика.
   – Ты думал, я на всю жизнь останусь простым секретарем? С моими-то способностями?
   – Способностями! – повысил голос Трокмортон. – С какими способностями? Ты, адвокат-недоучка, никуда не годный управляющий, на что ты способен, кроме предательства?
   Еще не закончив фразы, Трокмортон резко шагнул вперед, схватил ствол дробовика и вывернул его в сторону.
   Но Стэнхоуп был настороже. Он не выпустил оружия и смог развернуть ствол дробовика назад, приставив его к подбородку Трокмортона. Трокмортон сжал зубы. В следующую секунду он разжал руки и резко повалился на спину.
   Стэнхоуп тоже потерял равновесие и упал. В этот Момент Селеста схватила стул, подняла и с силой опустила на голову Стэнхоупа. Тот замер, изогнулся, а затем тяжело рухнул на пол.
   Трокмортон вскочил, бросился на Стэнхоупа и придавил его своим весом. Оглушенный всего на миг, Стэнхоуп начал извиваться. В завязавшейся схватке дробовик отлетел в сторону, но никто из противников не заметил этого – когда в ход идут кулаки, ружье не требуется.
   Они дрались отчаянно, самозабвенно, движимые одинаковой по силе ненавистью друг к другу. Но Трокмортон дрался за преданную дружбу, он дрался не на жизнь, а на смерть, за себя и за Селесту.
   Изловчившись, он нанес Стэнхоупу удар по ушам раскрытыми ладонями, и тот на секунду потерял сознание. Воспользовавшись этим, Трокмортон развернулся и нанес разящий удар в подбородок Стэнхоупа. Голова Стэнхоупа с глухим стуком ударилась об пол, а Трокмортон продолжал наносить удары – один, второй, третий…
   Кто-то схватил его за руку, и Трокмортон, словно откуда-то издалека, услышал голос Селесты:
   – Остановись! Остановись, Гаррик! Довольно! Ты убьешь его!
   Только теперь Трокмортон осознал, что Селеста уже давно пытается остановить его. В руках у нее был дробовик, и Трокмортон подумал, что это к лучшему. Во всяком случае, так будет легче избежать искушения забить Стэнхоупа насмерть.
   – Он без сознания.
   Какой знакомый тон! Именно таким тоном говорила с ним Селеста, когда Трокмортон в последний раз потерял над собой контроль.
   – Еще немного, и ты убил бы его, – сказала Селеста.
   Он позволил ей помочь ему подняться на ноги. Как только мог этот негодяй угрожать этой прекрасной женщине?
   – Я позову хозяина. Он наверняка слышал шум.
   Трокмортон пошатнулся на дрожащих от напряжения ногах.
   «Она жива, – подумал он. – Слава богу, она жива!»
   Селеста погладила Трокмортона по руке, словно успокаивала дикого зверя.