Додд Кристина. Двойное искушение

   Это было самым невероятным из всего, что довелось ей услышать за сегодняшний вечер.
   – Я… когда я была ребенком, то не знала, как вас раздражает мое поведение… мне очень…
   – Нет, нет, вы всегда мне нравились. Очаровательная девочка с большими глазами и дерзкой улыбкой. – Он замедлил шаги возле закрытой двери. – Вы и теперь очаровательны, но совсем по-другому. Ваша улыбка, умение держаться, отзывчивость… Из озорного ребенка вы превратились в прелестную юную леди, быть рядом с которой честь для любого джентльмена.
   Селеста отвела глаза в сторону и уставилась в пол. Ее смущал тон Трокмортона да и само направление, которое приняла их беседа.
   Трокмортон склонил голову, потянул ноздрями и негромко заметил:
   – Ваши духи. Прелестное сочетание – цитрус, корица и, очевидно, иланг-иланг?
   «Вот это да! – подумала Селеста. – Откуда он-то знает о таких вещах?»
   – Простите, я, кажется, смутил вас. – Трокмортон начал отступать назад, но Селеста ухватила его за руку.
   – Нет, это не так. Просто я не думала, что вы… что вам…
   – Что мне могут нравиться женщины?
   Он улыбнулся так, что у Селесты не осталось сомнений, – мистеру Трокмортону очень нравились женщины. Во всяком случае, его интерес к ней самой казался несомненным.
   – Дорогая Селеста, – бархатным тоном сказал Трокмортон, – милая маленькая Селеста, когда я гляжу на вас, я думаю только об одном.
   С этими словами он склонился над Селестой. Та, выкатив от удивления глаза, откинулась назад и прижалась спиной к стене.
   – Я думаю, что наш поцелуй станет самым волнующим событием в моей жизни.
   «Если кому и приходилось сдерживать в браке свои чувства, так это ему, а не его жене», – подумала Селеста, сильнее прижимаясь спиной к влажной штукатурке. Трокмортон склонился еще ниже, и Селеста оцепенела, со страхом и замиранием сердца глядя на приближающееся лицо мистера Трокмортона. Еще секунда, и его губы коснулись ее губ. Теперь Селеста закрыла глаза, все еще не в силах поверить в то, что она целуется – и с кем, с мистером Трокмортоном! И, что самое странное, не чувствует при этом ни малейшего отвращения.
   Скорее она испытывала нечто совсем противоположное.
   До этого Селеста целовалась дважды, один раз в Англии и один раз во Франции. Но те поцелуи, сорванные случайными поклонниками, оставили ее равнодушной, она не принимала их всерьез, – ведь сердце Селесты целиком было отдано одному лишь Эллери, и только его поцелуй мог бы взволновать ее по-настоящему.
   Но Трокмортон в одно мгновение сумел развеять этот миф. Целоваться с ним оказалось приятно… очень приятно. Селеста чувствовала его жаркое, обжигающее кожу дыхание. Губы Трокмортона, слегка пахнущие виски, все крепче прижимались к ее губам, словно требуя ответа.
   «Соскользнуть по стене вниз? Да. Нет, он стоит слишком близко, – проносились в голове Селесты беспорядочные мысли. – Пусть, пусть целует меня. Еще крепче! Боже мой, он что, умеет читать мои мысли?»
   Трокмортон в самом деле еще сильнее прижался губами к губам Селесты, и по спине девушки пробежал холодок.
   Дыхание ее стало частым, прерывистым, кровь гудела в жилах, и бешено стучало в груди встревоженное сердце.
   Селеста продолжала стоять неподвижно, уронив руки, чувствуя, как разгорается в ней…
   Страсть? К мистеру Трокмортону? Не может быть!
   Он прервал поцелуй.
   Селеста подумала, что теперь Трокмортон отпустит ее, но он не отодвинулся ни на шаг, лишь слегка отстранил голову.
   Затем одной рукой обхватил Селесту за талию и потянул вверх, заставив девушку приподняться на носках, а второй поймал ее руку и закинул себе на шею. Теперь Селеста окончательно попала в плен. Все, что ей оставалось, – это вцепиться ногтями в воротник старомодного суконного сюртука мистера Трокмортона. А он резким движением прижал Селесту к своей груди и склонился над ней, заставляя выгнуться, опираясь на его руку. Она чувствовала жар его тела, прижимающегося к ее телу.
   – Разожми губы, – приказал он.
   – Зачем?
   – Вот зачем, – ответил он и снова прильнул к губам Селесты.
   Это было невозможно представить, но язык Трокмортона проник в ее рот!
   Теперь он наслаждался ею, облизывал так, словно ее рот был сделан из его любимых сладостей, намазан сливками и медом.
   Селеста почувствовала слабость в ногах, откинулась на руку Трокмортона и затихла. У нее не было ни сил, ни желания сопротивляться. Она полностью отдалась во власть этого мужчины, который оказался талантливым учителем, желая усвоить все его уроки.
   Неужели это действительно был мистер Трокмортон, педантичный, замкнутый, вечно хмурый мистер Трокмортон? Слуги всегда называли его сухарем. Должно быть, не догадывались о том, что и в нем может кипеть страсть. А может быть, ей одной удалось пробудить в нем такие чувства. Только ей, и больше никому.
   Селеста испугалась, что сходит с ума, иначе откуда вдруг в ее голове могли возникнуть столь нелепые мысли?
   Она вырвалась, бешено замотала головой, но Трокмортон остановил ее, ухватив рукой за подбородок. Затем его губы скользнули вниз, по шее Селесты, вернулись назад, нежно прихватили мочку ее уха. Снова опустились, прижались к тонкой ключице.
   Селеста услышала какой-то посторонний звук, похожий на стон, и не сразу поняла, что он вырывается из ее собственной груди. Трокмортон между тем прижался губами к горлу Селесты, словно впитывая ими этот странный вибрирующий звук.
   А затем он поднял голову.
   Открыв глаза, Селеста увидела перед собой глаза Трокмортона – серые, бездонные. Он не сводил взгляда с лица Селесты, но она не могла понять, смотрит ли он на нее с любовью или просто внимательно, как бы желая определить, хорошо ли справился со своей работой.
   Он медленно выпустил Селесту из своих объятий, заметив, как дрожит ее рука, негромко спросил:
   – Все в порядке?
   – Да. – Голос прозвучал хрипло, и Селеста, прокашлявшись, повторила уже более уверенно: – Да.
   – Отлично. Пару ночей вам придется провести в этой спальне. Новая, рядом с воспитанницами, еще не готова.
   Буквально на глазах он превратился в прежнего мистера Трокмортона, и Селеста не знала, радоваться ей или удивляться.
   Конечно же, радоваться. Ей совсем не нужно было целоваться с Трокмортоном, и не потому, что он хозяин, а она – гувернантка, а потому, что есть Эллери, любимый и единственный на свете. Селеста надеялась, что поцелуй с Трокмортоном никак не скажется на их отношениях с Эллери. Ну что такое поцелуй, в конце концов? Во Франции это общепринятая форма приветствия, не более того. Так и будем считать.
   Хотя это приветствие оказалось необычайно пылким и долгим.
   Не дождавшись ответа, Трокмортон нахмурился и добавил:
   – Надеюсь, вы извините меня за эту оплошность.
   – Какую оплошность? – не поняла Селеста. «Это поцелуй он называет оплошностью?»
   – Ну, что ваша спальня еще… – Он нахмурился еще сильнее. – Простите. Я, правда, не думал, что вы появитесь так скоро, да еще эти хлопоты с помолвкой… Одним словом, я просто упустил это из вида.
   – Не стоит извинений, – сказала Селеста, берясь за ручку двери. – Я все понимаю.
   – Вы зайдете утром в мою контору?
   – Да, мистер…
   Он прижал палец к губам Селесты и укоризненно покачал головой.
   – Глупо называть меня мистером Трокмортоном после того, что произошло между нами. Правда, если вам не понравилось…
   – Нет! Да! Все было просто чудесно, и мне очень… хм… понравилось.
   – Отлично, – ответил он и улыбнулся, облегченно вздохнув.
   – Доброй ночи, – сказала Селеста, поворачивая дверную ручку.
   – Утром увидимся.
   – Конечно, э-э… – Нет, она так и не смогла назвать его по имени и остановилась, глядя на Трокмортона, а тот продолжал смотреть на нее.
   Улыбка стерлась с его лица, ко лбу прилипла упавшая темная прядь. Затем он поклонился, ухитрившись при этом ни на миг не отвести взгляда от лица Селесты.
   Не дожидаясь продолжения, Селеста упорхнула за дверь спальни, чувствуя себя при этом так, словно только что совершила самую большую в своей жизни глупость.

Глава 7

   – Дорогой!
   С этим возгласом леди Филберта ворвалась в кабинет Трокмортона, и вслед за ней сюда долетели шумные звуки – праздничный вечер продолжался. После прощания Трокмортона с Селестой прошел всего лишь час.
   – Дорогой, я только что слышала интересную новость.
   Гаррик повернулся от окна, покачал в руке стаканчик, наполненный чистым виски, и спросил у матери:
   – И что же ты услышала, мама?
   – Говорят, что видели, как ты шел по темным коридорам рука об руку с прекрасной, загадочной незнакомкой.
   Он испытал смешанное чувство стыда и гордости. Однако можно только подивиться той скорости, с которой мистер Монкхаус умеет распространять слухи.
   – Как Эллери? – спросил Гаррик.
   – Чешется, – коротко ответила леди Филберта. – Признайся, это ведь ты подстроил?
   – Ну что ты, мама, – неискренне возмутился он. – С чего это пришло тебе в голову?
   – Да, это ты подложил клубнику в тот десерт, фу, как низко!
   Он согласился признать свою вину, не испытывая при этом ни малейшего раскаяния.
   – Зато эффективно. Или ты предпочла бы весь вечер успокаивать рыдающую леди Патрицию, в то время как лорд Лонгшо обдумывал бы, как ему лучше стереть всех нас в порошок?
   – Нет, но… – Леди Филберта задумчиво почесала щеку, но тут же поспешно отдернула руку. – Разумеется, ты прав. Пусть уж лучше Эллери почешется немного у себя в спальне, чем расстроит все наши планы.
   Она перешла к высокому, неудобному даже на вид, жесткому креслу, уселась в него и со вздохом заметила:
   – Буду признательна, если ты нальешь мне немного ратафии.
   Трокмортон отвернулся к буфету, хлопнул пробкой и наполнил бокал янтарным греческим коньяком.
   – Эллери не подозревает меня и не должен. Самое удивительное, что фрау Вейланд, которая знает о том, что у Эллери аллергия на клубнику, вынудила дать ей взятку. – Он усмехнулся уголками губ и добавил, протягивая бокал леди Филберте: – Кстати говоря, ей не следовало бы объявлять во всеуслышание, что десерт сделан по моему рецепту.
   – Но всем известно, что ты такой же любитель сладкого, как и твой покойный отец.
   – У каждого свои слабости.
   – Что ты намерен делать дальше?
   – Соблазнить девушку, – ответил Трокмортон, поглаживая себя по подбородку.
   – Селесту? – уточнила леди Филберта после продолжительного молчания и добавила, медленно поднимаясь с места: – Ты?
   – А ты можешь предложить что-нибудь получше?
   – Но если эта мисс Милфорд всего лишь охотница за приданым…
   – Нет, это не так, поверь мне, мама. В этом случае все было бы слишком просто.
   Будь Селеста простой охотницей за приданым, она согласилась бы принять домик в Париже и ежегодное пособие в тысячу фунтов. Но она отказалась. Более того, она даже нашла в себе силы извиниться, когда он упрекнул ее в нарушении этикета. Эта девушка была по-настоящему влюблена в Эллери. Ситуация – хуже не придумаешь.
   Леди Филберта попробовала присесть на другой стул, поморщилась, встала с него и заметила:
   – Но ты можешь запросто погубить эту девушку.
   – Я не стану соблазнять ее до конца. Остановлюсь на самой грани. Кстати, я уже заказал для нее билеты до Парижа и выписал чек, который отдам ей в конце нашего маленького романа. Думаю, она останется довольна.
   – Что ей нужно от Эллери?
   – Она верит, что влюблена в него.
   – А ты в это не веришь.
   – Более того, я считаю, что эта страсть – плод ее воображения. Кроме того, наша девушка слышала где-то, будто выйти замуж за богатого не труднее, чем за бедного.
   – Замуж? – закашлялась леди Филберта. – Она что, в самом деле собралась замуж?
   – От юной красотки вроде мисс Милфорд можно ожидать чего угодно.
   Леди Филберта, пытаясь устроиться удобнее на жестком стуле, заложила руку за спину, но это не помогло, и мягче ей от этого не стало.
   – Когда Эллери был молодым, его следовало держать в ежовых рукавицах, – сказала она.
   – К сожалению, уже поздно, – откликнулся Трокмортон. – Итак, для того чтобы разрубить этот узел, потребуется…
   – Жертва. С твоей стороны.
   – Боюсь, что так. Правда, если найдется кто-нибудь другой на роль… – Только сейчас он заметил, как легко согласилась мать принести его в жертву. Она не сомневалась в том, что он сделает это – ради того, чтобы спасти Эллери, ее, самого себя, честь семьи и все, что еще нужно будет спасти. Трокмортон раздраженно вернулся к окну и выглянул в сад. Снаружи не горел ни один фонарь, и потому Трокмортон мог видеть только свое собственное отражение в темном стекле.
   Тем временем леди Филберта перебралась за стол и попробовала присесть в рабочее кресло Трокмортона.
   – Это единственное удобное кресло во всем кабинете, Гаррик! – воскликнула она.
   – Дискомфорт способствует более активной работе мозга, – сухо ответил Трокмортон.
   – До чего же ты зануда, Гаррик.
   – Ну что ты, мама, я просто дальновидный и опытный человек. И к тому же чертовски старый для этой ерунды, – пробормотал он себе под нос, – соблазнять юных девушек.
   – Слишком стар? – переспросила леди Филберта. – Скажи лучше, когда ты был достаточно молод! Ты уже к двенадцати годам успел стать рассудительным, предусмотрительным и готовым к долгой нудной работе.
   – Ты забываешь про Индию.
   – Ты никогда мне не рассказывал про Индию.
   Трокмортон внимательно посмотрел на мать. Леди Филберта была женщиной энергичной, умной, рассудительной, одним словом, она заслуживала доверия, но Трокмортона останавливало то, что это его мать. Трокмортон знал, что она любит его, знал это так же точно, как и то, что матери не понравились бы рассказы о том, что ему пришлось делать и испытать в далекой Индии.
   – Там была война, – лаконично пояснил он. – Были герои и были изменники. Когда нужно было убивать, я убивал. Этого достаточно?
   – Я так и думала, – голос леди Филберты зазвучал мягче и теплее. – Ты вернулся… другим. Но сейчас мы говорим не о насилии. Мы говорим о том, сколько заплатить женщине, чтобы она оставила нашу семью в покое.
   Трокмортон вспомнил сияющее лицо мисс Милфорд. Он знал, как редко в наше время можно увидеть такое светлое и чистое проявление чувств. И Трокмортону стало вдруг противно при мысли о том, что этот огонек он должен будет загасить своими руками.
   – Как бездушно ты говоришь об этом, – сказал он с невольным укором.
   – Мне очень жаль причинять боль мисс Милфорд, но подумай сам, Гаррик. В Индии вот-вот начнется новая война. Что будет, если индусы со временем обнаружат, что проиграли, и сложат оружие? А с помощью лорда Лонгшо мы можем закрепиться в северных провинциях Индии.
   Этого она могла бы и не говорить. О том, как обстоят дела в Индии, Трокмортон знал гораздо лучше леди Филберты и при том не понаслышке. Он сам принимал участие и в разведке, и в бесконечных дипломатических переговорах, и в жестоких сражениях.
   – Мы не можем потерять эти плантации, – сказала леди Филберта.
   – Зато я потеряю прекрасную гувернантку. – Трокмортон взял со стола письмо, развернул его и начал читать вслух:
   – Я была вдовой с двумя детьми, когда вышла замуж за вдовца, у которого также было двое детей от первого брака. До приезда мисс Селесты в нашем доме царил ад. Мои дети воевали с детьми мужа, и те, и другие совершенно не желали учиться, а мы с мужем не знали, что нам делать дальше. Но с появлением мисс Селесты все изменилось буквально как в сказке. Она сумела все исправить и все наладить заново. Я предлагала ей любые деньги за то, чтобы она согласилась ехать с нами в Россию, но мисс Селеста ответила отказом. Она пожелала вернуться в родную Англию, и нам с мужем ничего не оставалось, как только попрощаться со слезами на глазах с нашей феей и порекомендовать ее вам, как самому уважаемому из клиентов, желавших воспользоваться услугами мисс Селесты.
   Трокмортон закончил читать и посмотрел на мать. Она сидела, облокотившись на стол, – поникшая и грустная.
   – Прекрасная рекомендация. С такой гувернанткой можно было бы вновь установить порядок на третьем этаже. Понимаю, как тебе жаль упускать такую возможность. Ах, если бы только Селеста не была такой хорошенькой! – Губы леди Филберты дрогнули. – Но она прелестна, и мы не должны забывать о самом главном – для меня, во всяком случае, – об Эллери.
   – А именно?
   Она посмотрела на сына материнским взглядом, в котором смешались тревога и любовь.
   – Мы никогда не говорили с тобой об этом, но ты все знаешь сам. Я долго надеялась на то, что с годами Эллери исправится и возьмется за ум. Увы, он год от года становится все хуже. Крупно проигрывает в карты, много пьет. Люди уже начинают судачить о нем. Наконец он встречает леди Патрицию. Я надеялась на то, что Эллери сумеет по-настоящему полюбить ее и это станет началом его исправления. Но тут на сцене появляется блистательная мисс Милфорд. – При этих словах леди Филберта подняла голову, чтобы посмотреть сыну прямо в глаза. – Полагаешь, тебе удастся одурачить мисс Милфорд?
   – Сегодня вечером я положил для этого неплохое начало.
   – Чесотка у Эллери пройдет самое большое через два дня.
   – Значит, на третий день я придумаю что-нибудь еще, – ответил Трокмортон и успокаивающе погладил мать по плечу.
   Эллери медленно пробирался по темным коридорам, зажав в руке наполовину опустошенную бутылку. Было четыре часа утра. В ту ночь Эллери так и не смог уснуть – ворочался, чесался, наконец встал, оделся и вышел из спальни. В доме было тихо. Последние гости давно разошлись, никто не сидел на скамейках в саду, никто не попадался навстречу Эллери, хотя тому очень хотелось найти в этот предрассветный час собеседника, которому можно было бы излить душу.
   Лицо Эллери было покрыто красными пятнами, которые зудели, если их не чесать, и горели, если начать их расчесывать. Запах овсяного отвара, казалось, насквозь пропитал кожу Эллери, и так хотелось сейчас, чтобы кто-нибудь ласково притронулся к его руке и сказал ему хоть пару ободряющих слов!
   Разумеется, он тут же вспомнил о Селесте. О маленькой милой Селесте, дочери садовника. Гаррик много язвил насчет того, что она дочь садовника, но, узнав, что брат по-настоящему влюблен в эту девушку, сумел поступить правильно. Гаррик всегда и все делает правильно.
   До тошноты правильно.
   «Только не думайте, будто я не люблю Гаррика! – подумал Эллери, и остановился, чтобы погрозить пальцем невидимому оппоненту. – Пусть Гаррик зануда, педант, пусть Гаррик считает, что танцевать на столе – это верх неприличия, все равно он остается одним из величайших людей во всем мире. Да, да, господа, именно так! Чуткий, славный Гаррик! Когда я подхватил сыпь, он сам вызвался позаботиться о Селесте. В том смысле, чтобы увести ее подальше от других мужчин, которые непременно стали бы к ней приставать.
   Милый, славный Гаррик! Лучший брат на свете!»
   Селеста выросла в садовом домике, у своего отца, но теперь ее место здесь, возле ее воспитанниц, это Эллери знал наверняка. Ведь Гаррик так готовился к приезду своей гувернантки. Он собирался поселить ее на третьем этаже, рядом с детской.
   Правда, на третьем этаже Эллери не был с тех пор, как…
   Ну да, с тех пор, как в доме появилась его дочь. Он болезненно поморщился и принялся взбираться по крутой темной лестнице.
   Кики. Эллери сделал большой глоток прямо из горлышка. У Кики такой же вспыльчивый и свободолюбивый характер, как и у ее матери. Правда, Гаррик утверждает, что она больше похожа на своего отца. Что ж, может быть, и так. Разве не должна дочь походить на своего отца? В глубине души Эллери даже гордился тем, что у него есть дочь, от этого он чувствовал себя… более взрослым, что ли.
   Цепляясь за перила, он преодолел оставшиеся ступени, забыв лишь про одну – самую верхнюю. Здесь Эллери споткнулся и упал, сильно ударившись коленом. Завтра колено распухнет и будет болеть, но это завтра. А сейчас нужно просто потереть его и двигаться дальше. Все отлично.
   Эллери поднялся и двинулся по темному коридору в направлении детской.
   Гаррик молодец, что пригласил в дом гувернантку. Впрочем, у Гаррика есть своя дочь. Гаррик был женат, и Гаррик взрослый человек – солидный, пожилой и очень мудрый. Не то что он, Эллери, которому мысль о женитьбе что острый нож. Ну не хочет он жениться, и все тут. Да и на ком ему жениться, на леди Патриции? Она даже целоваться как следует не умеет. Эллери знал об этом, ведь он однажды целовался с ней в гардеробной и помнит, как испугалась тогда леди Патриция. У нее даже зубы стучали от страха.
   Нет, на такой девушке, как леди Патриция, он не женится никогда! К тому же она девственница. Кто знает, быть может, Эллери сделает в первую ночь что-нибудь не так, и после этого все пойдет кувырком.
   Нет, такой ответственности на себя он взять не может. А может ли он взять на себя хоть какую-нибудь ответственность? Нет, наверное, хотя…
   Эллери приложился боком к стене, тряхнул головой и пьяно хихикнул. Глупости.
   Он двинулся дальше, нахмурился, мимолетно подумав о том, что может сейчас в темноте столкнуться с собственной дочерью, и оглянулся по сторонам. Огни в коридоре были погашены, все двери закрыты, а Кики, должно быть, крепко спит сейчас в своей кроватке. Селеста, скорее всего, тоже спит, но он сумеет прокрасться в темноте до ее постели, где его ждет…
   Нет, не то чтобы Селеста так уж сильно отличалась от остальных женщин, но Эллери относился к ней с уважением и не собирался просто попользоваться ее слабостью. Пусть она просто погладит его по голове и скажет, что он все такой же красавец, несмотря ни на какую сыпь.
   Но свет при этом он зажигать все же не будет. На самом-то деле ему лучше сейчас никому не показывать своего лица. Оно красное, опухшее и провоняло насквозь овсяным отваром.
   Эллери поднес к лицу рукав своего парчового халата и потянул носом.
   «Пахнет овсянкой, завтраком, – подумал он и улыбнулся. – Ну и что? Все любят завтракать!»
   Запах мокрой штукатурки и обойного клея подсказал ему, что спальня Селесты совсем близко. Отлично. Прелестное местечко для прелестной девушки.
   Он поправил лацканы халата, расправил плечи и одним глотком прикончил бутылку. Затем поставил ее нa пол и решительно повернул дверную ручку. Открыл дверь и осторожно шагнул в темноту.

Глава 8

   – Мы никогда не должны делать этого впредь, – сказала Селеста, и ее слова эхом отозвались в тишине пустой спальни.
   Селеста репетировала предстоящий разговор с мистером Трокмортоном и хотела, чтобы голос не подвел ее, когда она войдет в кабинет хозяина. Да, она должна поговорить с Трокмортоном. Впрочем, он сам приказал ей прийти к нему утром. Собирался рассказать ей о детях… Впрочем, пойдет она к нему не за этим. Она должна встретиться с Трокмортоном из-за вчерашнего поцелуя.
   Селеста зябко повела плечами. Она мерзла всю ночь и не спала, проворочалась до утра, несмотря на то, что к ее приходу в спальне не только был разведен камин, но и под простыни чья-то заботливая рука положила грелки.
   Интересно, как слуги могли узнать о том, где и когда она будет ложиться спать? Кто им сказал, когда разжечь камин и наполнить кипятком глиняные бутылки?
   Очевидно, мистер Трокмортон и сказал. Ведь все это его проделки. И сыпь, неожиданно настигшая Эллери. И игра, которую он затеял со своей гувернанткой. И поцелуй, тот самый поцелуй, от которого она едва не… едва не забыла о том, кто наградил Эллери сыпью. Сейчас, после бессонной ночи, Селеста больше не сомневалась в этом. Слишком уж было очевидно, кому в первую очередь оказалась на руку эта злосчастная сыпь.
   Селеста присела к столу и в слабом свете зари попыталась рассмотреть себя в зеркале. Сейчас на ней было строгое платье из зеленой саржи, туго перехваченное в талии широкой палевой лентой с золотым шитьем. Длинные концы ленты, завязанные красивым бантом, спускались вниз и терялись в складках пышной юбки. Точно такой же лентой были перехвачены и волосы Селесты. Глубокое декольте прикрывала ажурная белоснежная косынка, обшитая золотым кружевом, а длинные, пышные рукава платья подчеркивали изящество запястий и нежных тонких пальцев.
   За годы, проведенные в Париже, Селеста научилась многим женским хитростям, в том числе и искусству одеваться эффектно, но при этом недорого.
   Из глубины зеркала на Селесту смотрела красивая, элегантная юная женщина, в которую превратилась недавняя замарашка. Правда, теперь за плечами вчерашней замарашки был кое-какой жизненный опыт. Она успела поработать в семье, где было четверо детей, побывала в Италии, Испании и даже в далекой холодной России, куда ездила в отпуск вместе с послом и его близкими. Селеста приобрела уверенность в себе, ту самую уверенность, которую не сможет поколебать никто и ничто… Даже поцелуи унылого мистера Трокмортона.
   Итак, она с порога скажет ему, что то, чем они занимались прошлой ночью, впредь не повторится. Никогда. Никогда, потому что она любит Эллери.
   Селеста решительно поднялась, вышла в сумрачный коридор и зашагала вдоль него, негромко и монотонно, словно заклинание, повторяя себе под нос:
   – Это никогда не должно повториться… никогда.
   Она надеялась, что в кабинете мистера Трокмортона ее голос будет звучать достаточно уверенно.
   И все же, когда она вошла в пустую, залитую утренним светом приемную, колени Селесты предательски задрожали. Высокие окна, книжные полки на стенах, удобные мягкие кресла – все здесь было продумано до мелочей для того, чтобы любой посетитель, пришедший к мистеру Трокмортону, мог дожидаться приема со всеми удобствами.