Страница:
– Святая Мария, благодарю тебя!
– Королева посылает тебе почти все свои жалкие сбережения.
– Да, – вздохнула Мэриан, думая о двухлетнем малыше, мирно спавшем в ее доме. – Она всегда так заботится о моем благоденствии.
И тут она заметила ярость Гриффита, которую тот не позаботился скрыть. Мэриан села на каменную скамейку, склонила голову и пренебрежительно улыбнулась:
– И что же вы думаете по этому поводу, Гриффит ап Пауэл?
– Скорее всего тебе известна какая-то тайна королевы, что дает возможность запускать руку в ее карман.
Столь неожиданная откровенность говорила о полнейшем неуважении к ней, и гнев, едва утихший, разгорелся с новой силой. Легкий ветерок, доносившийся с озера, овевал горячие щеки, и Мэриан зло уставилась на валлийца, но, подумав о тайне, не принадлежавшей ей, опустила глаза и бесстрастно заметила:
– Леди Элизабет – не мишень для шантажа. Ее жизнь у всех на виду. Да и что она может утаить? Сначала отец, король Эдуард, лелеял и любил ее, потом дядя, король Ричард, выполнял свой долг по отношению к племяннице.
– Король Ричард? – прошипел Гриффит. – Этот узурпатор, хочешь сказать? Ричард был братом короля. Трон должны были унаследовать сыновья Эдуарда, но где они сейчас, где?
Мэриан, сжимая кожаный мешочек, чувствовала, как перекатываются внутри монеты. Она постаралась подавить неприязнь.
– Не знаю. Но Элизабет была их сестрой. Она не имеет ничего общего с их исчезновением.
– Именно Ричард заключил их в Тауэр, откуда мальчики так и не вернулись. – Гриффит поставил ногу на скамейку рядом с Мэриан, оперся рукой о колено и приблизил свое лицо к лицу девушки. – Они словно растворились в воздухе: никто больше не видел маленьких принцев. Я сражался на стороне Генриха и молился, чтобы он получил возможность объединить Ланкастеров и Йорков, женившись на Элизабет, но, прибыв в Лондон, мы узнали: леди Элизабет плясала под дудку убийцы. Она жила при дворе Ричарда, носила подаренные им платья, придавала законность его правлению. Элизабет пропитана пороком и разложением, преследующими дом Йорков и теперь проникшими в род Ланкастеров.
Мэриан не задумываясь размахнулась тяжелым кошельком и ударила его по лицу, сломав нос. Гриффит, отшатнувшись, закрылся руками. Сквозь пальцы сочилась кровь, но Мэриан, не обратив на это никакого внимания, схватила его за сорочку и с силой притянула к себе. Ткань мгновенно треснула, но голос девушки оставался напряженно тихим.
– Миледи Элизабет пожертвовала всем, чтобы спасти братьев. Всем! Клянусь Богом, если ты хоть еще раз посмеешь чернить ее имя в моем присутствии, я проткну тебя шпагой, как цыпленка!
Мэриан оттолкнула Гриффита и ринулась по тропинке, забыв в спешке мешочек с деньгами. Посчитав, что отбежала достаточно далеко, девушка подобрала юбки и ускорила шаг – ей хотелось уйти подальше от этого грубияна, безмозглого осла, лакея Генриха.
Возможно, с ее стороны невежливо было бить его, да еще тяжелым кошельком. Она слышала треск костей. Неужели сломала ему нос? Однако как этот валлийский негодяй посмел обвинить Элизабет в соучастии? Она, эта лучшая в мире женщина, помогала Ричарду убить братьев?! Мэриан знала правду. В пять лет ее отдали в услужение Элизабет, поскольку они были одного возраста и к тому же родственницами. С самого начала девочке было ясно, что она должна во всем угождать Элизабет. В то же время Элизабет дали без обиняков понять, что она обязана жертвовать всем во имя династии. Каждое движение, каждое слово, каждая улыбка взвешивались и определялись как достойные и недостойные принцессы из дома Йорков. Добрая, приветливая, скромная девочка, Элизабет старалась ни в чем не опозорить семью и род и если не отличалась острым умом… что ж, подобное качество вовсе не обязательно для принцессы.
Не было обязательным, пока не умер отец, король Эдуард IV. Потом наступили тяжелые дни, дни предательства, и Элизабет оказалась плохо подготовленной к политическим играм, которые и довели страну до войны. Ее любимый дядя взял под опеку братьев, сказав, что желает защитить их… Но через непродолжительное время издал указ, объявляющий принцев незаконными детьми. И не только их. Всех отпрысков брата.
Как того и желал Ричард, парламент провозгласил его королем.
Мэриан обнимала и утешала госпожу, когда та плакала по исчезнувшим братьям, по утерянной навек свободе, по втоптанной в грязь чести. Именно она помогала Элизабет строить планы. Когда Ричард и его жена пригласили ее ко двору, Мэриан и Элизабет сначала рыдали от злости и унижения, а потом долго шептались и решали, как поступить. Если Элизабет примет приглашение и будет разыгрывать послушную племянницу, она, возможно, сумеет узнать что-нибудь о судьбе братьев. Или… или каким-то образом повлияет на дядю и поможет мальчикам сбежать.
Девушек обуревали безумные замыслы. Они пытались предусмотреть любую случайность, но не смогли предвидеть собственной роковой роли в обреченном правлении Ричарда. Если бы только…
Мэриан вздохнула. Она когда-нибудь сведет себя с ума этими «если» и «может быть».
Ее дом стоял рядом с прочной высокой крепостной стеной, окружавшей замок и защищавшей его от нападения врагов, и одновременно находился довольно далеко от башни графа Уэнтхейвена. Здесь она ничего не знала о его связях, политических играх, планах и замыслах. Здесь она и ее сын были в безопасности.
Лайонел. Что, если он проснулся?
Толкнув калитку, ведущую в передний сад, Мэриан позвала сына и тут же улыбнулась пухленькому черноволосому мальчику, который брел по тропинке, вьющейся вокруг дома. Подхватив малыша на руки, она воскликнула:
– Да ты весь в песке! Строил замки?
Ребенок просиял и погладил щеки матери грязными ладошками.
– А ров вырыл?
– О, только не спрашивайте насчет рва! – воскликнула няня, выходя из-за угла дома. – Он немедленно захочет пойти к колодцу за водой, и тогда его не отмоешь!
Сесили была хорошенькой, доброй девушкой, удивительно похожей внешне на мать Мэриан. Но мама оставалась в ее воображении давно поблекшим милым образом, тогда как Сесили оказалась глупенькой, легко поддающейся любому мнению, любой моде и особенно вниманию мужчин. Всяких и каждых. Однако она не оставила Мэриан и без единой жалобы последовала за ней и ребенком в глушь и захолустье Уэнтхейвена.
– Он спал? – спросила Мэриан.
Сесили, запыхавшись, сдула упавшую на глаза прядь волос.
– Немного вздремнул, но остальное время никому не давал покоя.
Мэриан стиснула малыша и звонко чмокнула.
– О, он уже совсем большой! И очень здоровый! – воскликнула она.
– Не слыхали вы, как он ревел весь первый год!
– Просто живот болел, – возразила Мэриан, не сводя глаз с пытавшегося освободиться Лайонела.
– Но это было ужасно! – не сдавалась Сесили.
Мэриан не ответила. Слишком много было в ее жизни тайн, которые не хотелось открывать посторонним, но самой главной была теперь уже давно пережитая неприязнь к малышу.
Она не хотела быть матерью. Не питала ни малейшего интереса к детям. И когда повитуха положила ей на руки крохотный окровавленный комочек, не испытала ничего, кроме совершенно не присущего матерям отвращения.
– Говорят, недоношенные дети всегда слишком маленькие, уродливые и капризные, – пояснила Сесили, посчитав молчание Мэриан знаком согласия. – Иногда мне казалось, что он не проживет и нескольких месяцев.
Бывали ночи, когда, слушая непрестанный плач ребенка, Мэриан сама не понимала, хочет ли, чтобы Лайонел выжил. Съежившись от непрошеных угрызений совести и груза вины, она последовала за Лайонелом к горке речного песка, специально привезенного для мальчугана. Сесили поплелась за ними.
– Не будь вас, миледи, я бы точно ума лишилась.
Раскаяние заставляло Мэриан все больше и больше заботиться о Лайонеле, и потом… В один прекрасный день малыш ей улыбнулся.
У нее никогда не было причин верить в любовь. Ни на одно мгновение. Но эта первая беззубая улыбка младенца на ее руках чудесным образом все изменила. И с каждой новой улыбкой, с каждой детской болезнью Мэриан все больше привязывалась к малышу. И теперь, наблюдая за темной головкой, сосредоточенно наклоненной к кучке песка, она поражалась силе собственной преданности. Она с радостью отдала бы за него жизнь – не во имя долга или верности, но лишь из-за любви, горячей и истинной.
Сесили вздохнула так же громко, как Лайонел, когда хотел привлечь внимание окружающих.
– Жаль, что мне не довелось помогать при ваших родах, миледи.
– Тебе? – не веря своим ушам переспросила Мэриан. – Да ты в обморок падаешь, стоит мужчине плюнуть!
– Верно, – поникнув, призналась Сесили. – Но, думаю, при виде ваших мучений верх взяло бы женское сострадание.
Мэриан сильно сомневалась в этом, но сочла за лучшее промолчать.
– Конечно, вам пришлось сопровождать леди Элизабет в ссылку. Вряд ли она могла оставаться при дворе, когда слухи день ото дня становились все ужаснее. – Сесили осторожно поправила остроконечный головной убор и, глядя на Мэриан широко раскрытыми бесхитростными глазами, добавила: – Насчет венчания с ее дядей, королем.
Мэриан, нащупав спрятанное в рукаве письмо, кивнула:
– Прекрасно понимаю, о чем ты.
– Удивительно только, что вы никак не хотите довериться мне. Вынести такое бесчестье одной, без поддержки вашей милой кузины! – Сесили тихо всхлипнула: – В конце концов я была вашей камеристкой!
Мэриан, мгновенно встрепенувшись, насторожилась:
– Сесили! Кто говорил с тобой?!
Девушка виновато потупилась.
– Почему вы считаете, что кто-то говорил со мной? – заикаясь, лепетала она.
– Потому что тебе и в голову не пришло бы присутствовать при рождении Лайонела. Кто-то из твоих подружек забеременел?
На лице Сесили отражались, попеременно сменяя друг друга, смущение, неловкость, замешательство.
– Н-нет, – выдавила она.
Но Мэриан, как всегда прямолинейная, без обиняков продолжила:
– Если ты сказала кому-то, что помогала мне при родах и поможешь ей тоже, значит, лучше признаться в обмане, пока не поздно.
Сесили поджала губы с таким видом, словно проглотила лимон.
– Я никому и слова лжи не сказала! Просто трудно бывает объяснить, почему вы оставили меня при дворе, а сами уехали и родили Лайонела в одиночестве, с чужой повитухой! Другие… другие камеристки намекают, что вы мне не доверяете!
– Не доверяю? – Наконец поняв все, Мэриан притянула миниатюрную фигурку девушки к себе. – Конечно, доверяю, – шепнула она, восполняя полуправду крепким искренним объятием. – Просто слишком тревожилась за тебя, поэтому и оставила при дворе. Хотела, чтобы ты нашла мужа, стала хозяйкой в собственном доме, до того как моя тайна будет обнаружена. Не желала, чтобы твоя репутация тоже была погублена, как моя.
– Верно, – пробормотала Сесили.
– Поэтому никто про тебя и слова дурного не сказал. Я неблагодарная тварь, если не дала тебе понять, как ценю твои жертвы.
Сесили немного отодвинулась.
– Нет, вы совсем не неблагодарная тварь! Вы всегда были добры ко мне! И зовете меня кузиной.
– Но ты действительно моя кузина!
– С левой стороны одеяла![1] – Но тут, поняв собственную бестактность, Сесили, искоса взглянув на Лайонела, поспешно добавила: – Не то чтобы в этом было что-то плохое. Только я не похожа на вас. Едва умею читать и совсем не могу орудовать мечом.
Мэриан, весело улыбнувшись, встала на колени рядом с увлеченным игрой малышом и, сгребая песок в кучу, заметила:
– А некоторые считают, что в этом твое достоинство!
– Но я часто слышу, как мужчины говорят между собой. И многие считают вас очаровательной!
– А многие придерживаются совершенно другого мнения! – покачала головой Мэриан, вспомнив потемневшее от гнева лицо валлийца и кровь, залившую широкую грудь, когда она учила его уважению к благородным дамам. Сэр Гриффит обладал грубоватой привлекательностью, делавшей его похожим на непокоренную горную вершину, скалистую и суровую, полную неразгаданных тайн. Может, она зря ударила его?
Но он заслужил это, и, кроме того, – покарай грубияна Господь! – по его вине Мэриан потеряла кошелек. Теперь придется идти и молить его вернуть деньги! А то, что он принудит ее к мольбам, – нет, не было ни малейшего сомнения!
Мэриан поежилась. Она не может обойтись без денег, но не желает еще раз видеть высокого темноволосого грубияна. Не желает вновь слышать бархатистый голос с неодобрительными интонациями! И не желает извиняться… а ведь это обязательно придется сделать – деньги очень нужны! Может, существует другой способ… может быть…
Да, придется что-нибудь придумать.
– Этот мужчина тоже нашел вас очаровательной!
Все еще думая о Гриффите, Мэриан нахмурилась:
– Да нет же, совсем нет!
– Правда-правда, иначе почему он боролся за право лечь в вашу постель?
– Что?! – ошеломленно охнула Мэриан, но тут же, сообразив, что камеристка, должно быть, имеет в виду этого болвана Харботтлa, небрежно взмахнула рукой: – Ах он! Всего-навсего один из легиона ослов, считающих меня легкой добычей! Я дала ему хороший урок!
– А я говорила с ним. Он хотел бы жениться на вас…
Предложение, сделанное через кузину, и покровительственный тон последней, явно рассчитанный на безмерную благодарность, взбесили Мэриан, и лишь с большим трудом ей удалось взять себя в руки.
– Без сомнения! Таким способом легко возвыситься, одновременно унизив меня! Нет, благодарю!
– Если вы не выйдете замуж, значит, не сможете иметь законного ребенка!
Мэриан взметнулась, словно разъяренная тигрица.
– Хочешь сказать, что моя судьба – рожать лишь ублюдков?
– Нет, – расстроенно надула губы Сесили. – Нет, я…
– Конечно, в Англии изобилие незаконнорожденных детей! Но многие из них ни в чем не нуждаются. Отцы часто признают собственных детей, рожденных вне брака. Это доказывает плодовитость дворянских родов! – Мэриан гневно уставилась на кузину, и Сесили съежилась. – У Лайонела нет отца. Никого, кроме меня, и я буду защищать его, и ни один человек…
Но в этот момент кто-то дернул ее за юбку. Ручонки Лайонела запутались в складках ее платья. Огромные карие глаза с тревогой смотрели на мать, и гневные слова мгновенно замерли на губах Мэриан. Опустившись на колени, она обняла малыша, подставив лицо ветерку. И только почувствовав, что немного успокоилась и способна говорить связно, спросила:
– Хочешь, помогу тебе построить дорогу?
Малыш кивнул, глядя на Сесили.
Все еще сердясь на камеристку, но еще более злясь на себя за то, что потеряла самообладание, Мэриан пробормотала:
– Сесили пока порежет хлеб к ужину, дорогой. Съешь немного меда?
Мальчик снова кивнул, но Сесили умоляюще сжала руки:
– О, леди Мэриан, я надеялась…
Мэриан отлично знала, на что надеялась камеристка.
– Ну? – бросила она, хотя уже решила исполнить желание Сесили. Пусть только держится сегодня подальше от нее!
– Я надеялась, что смогу отправиться в замок, повеселиться с остальными!
– С остальными? – переспросила Мэриан, не упустив возможности подшутить над девушкой. – А я думала, ты собираешься соединиться только с одним…
– Меня не будет всю ночь, миледи, если, конечно, я вам не понадоблюсь!
– О, Сесили! – Сердце Мэриан сжалось при мысли об опасности, которой подвергалась камеристка, и, не устояв против искушения, она все же спросила: – С кем у тебя свидание?
Зубы Сесили блеснули в улыбке.
– Вы одобрили бы его, миледи. Умный и весьма могущественный человек.
– Тогда иди, конечно.
Сесили поспешила прочь, прихорашиваясь на ходу, но Мэриан обеспокоенно окликнула ее:
– Смотри, Сесили, поосторожнее, иначе окажется, что и у твоего ребенка не будет отца!
Глава 2
– Королева посылает тебе почти все свои жалкие сбережения.
– Да, – вздохнула Мэриан, думая о двухлетнем малыше, мирно спавшем в ее доме. – Она всегда так заботится о моем благоденствии.
И тут она заметила ярость Гриффита, которую тот не позаботился скрыть. Мэриан села на каменную скамейку, склонила голову и пренебрежительно улыбнулась:
– И что же вы думаете по этому поводу, Гриффит ап Пауэл?
– Скорее всего тебе известна какая-то тайна королевы, что дает возможность запускать руку в ее карман.
Столь неожиданная откровенность говорила о полнейшем неуважении к ней, и гнев, едва утихший, разгорелся с новой силой. Легкий ветерок, доносившийся с озера, овевал горячие щеки, и Мэриан зло уставилась на валлийца, но, подумав о тайне, не принадлежавшей ей, опустила глаза и бесстрастно заметила:
– Леди Элизабет – не мишень для шантажа. Ее жизнь у всех на виду. Да и что она может утаить? Сначала отец, король Эдуард, лелеял и любил ее, потом дядя, король Ричард, выполнял свой долг по отношению к племяннице.
– Король Ричард? – прошипел Гриффит. – Этот узурпатор, хочешь сказать? Ричард был братом короля. Трон должны были унаследовать сыновья Эдуарда, но где они сейчас, где?
Мэриан, сжимая кожаный мешочек, чувствовала, как перекатываются внутри монеты. Она постаралась подавить неприязнь.
– Не знаю. Но Элизабет была их сестрой. Она не имеет ничего общего с их исчезновением.
– Именно Ричард заключил их в Тауэр, откуда мальчики так и не вернулись. – Гриффит поставил ногу на скамейку рядом с Мэриан, оперся рукой о колено и приблизил свое лицо к лицу девушки. – Они словно растворились в воздухе: никто больше не видел маленьких принцев. Я сражался на стороне Генриха и молился, чтобы он получил возможность объединить Ланкастеров и Йорков, женившись на Элизабет, но, прибыв в Лондон, мы узнали: леди Элизабет плясала под дудку убийцы. Она жила при дворе Ричарда, носила подаренные им платья, придавала законность его правлению. Элизабет пропитана пороком и разложением, преследующими дом Йорков и теперь проникшими в род Ланкастеров.
Мэриан не задумываясь размахнулась тяжелым кошельком и ударила его по лицу, сломав нос. Гриффит, отшатнувшись, закрылся руками. Сквозь пальцы сочилась кровь, но Мэриан, не обратив на это никакого внимания, схватила его за сорочку и с силой притянула к себе. Ткань мгновенно треснула, но голос девушки оставался напряженно тихим.
– Миледи Элизабет пожертвовала всем, чтобы спасти братьев. Всем! Клянусь Богом, если ты хоть еще раз посмеешь чернить ее имя в моем присутствии, я проткну тебя шпагой, как цыпленка!
Мэриан оттолкнула Гриффита и ринулась по тропинке, забыв в спешке мешочек с деньгами. Посчитав, что отбежала достаточно далеко, девушка подобрала юбки и ускорила шаг – ей хотелось уйти подальше от этого грубияна, безмозглого осла, лакея Генриха.
Возможно, с ее стороны невежливо было бить его, да еще тяжелым кошельком. Она слышала треск костей. Неужели сломала ему нос? Однако как этот валлийский негодяй посмел обвинить Элизабет в соучастии? Она, эта лучшая в мире женщина, помогала Ричарду убить братьев?! Мэриан знала правду. В пять лет ее отдали в услужение Элизабет, поскольку они были одного возраста и к тому же родственницами. С самого начала девочке было ясно, что она должна во всем угождать Элизабет. В то же время Элизабет дали без обиняков понять, что она обязана жертвовать всем во имя династии. Каждое движение, каждое слово, каждая улыбка взвешивались и определялись как достойные и недостойные принцессы из дома Йорков. Добрая, приветливая, скромная девочка, Элизабет старалась ни в чем не опозорить семью и род и если не отличалась острым умом… что ж, подобное качество вовсе не обязательно для принцессы.
Не было обязательным, пока не умер отец, король Эдуард IV. Потом наступили тяжелые дни, дни предательства, и Элизабет оказалась плохо подготовленной к политическим играм, которые и довели страну до войны. Ее любимый дядя взял под опеку братьев, сказав, что желает защитить их… Но через непродолжительное время издал указ, объявляющий принцев незаконными детьми. И не только их. Всех отпрысков брата.
Как того и желал Ричард, парламент провозгласил его королем.
Мэриан обнимала и утешала госпожу, когда та плакала по исчезнувшим братьям, по утерянной навек свободе, по втоптанной в грязь чести. Именно она помогала Элизабет строить планы. Когда Ричард и его жена пригласили ее ко двору, Мэриан и Элизабет сначала рыдали от злости и унижения, а потом долго шептались и решали, как поступить. Если Элизабет примет приглашение и будет разыгрывать послушную племянницу, она, возможно, сумеет узнать что-нибудь о судьбе братьев. Или… или каким-то образом повлияет на дядю и поможет мальчикам сбежать.
Девушек обуревали безумные замыслы. Они пытались предусмотреть любую случайность, но не смогли предвидеть собственной роковой роли в обреченном правлении Ричарда. Если бы только…
Мэриан вздохнула. Она когда-нибудь сведет себя с ума этими «если» и «может быть».
Ее дом стоял рядом с прочной высокой крепостной стеной, окружавшей замок и защищавшей его от нападения врагов, и одновременно находился довольно далеко от башни графа Уэнтхейвена. Здесь она ничего не знала о его связях, политических играх, планах и замыслах. Здесь она и ее сын были в безопасности.
Лайонел. Что, если он проснулся?
Толкнув калитку, ведущую в передний сад, Мэриан позвала сына и тут же улыбнулась пухленькому черноволосому мальчику, который брел по тропинке, вьющейся вокруг дома. Подхватив малыша на руки, она воскликнула:
– Да ты весь в песке! Строил замки?
Ребенок просиял и погладил щеки матери грязными ладошками.
– А ров вырыл?
– О, только не спрашивайте насчет рва! – воскликнула няня, выходя из-за угла дома. – Он немедленно захочет пойти к колодцу за водой, и тогда его не отмоешь!
Сесили была хорошенькой, доброй девушкой, удивительно похожей внешне на мать Мэриан. Но мама оставалась в ее воображении давно поблекшим милым образом, тогда как Сесили оказалась глупенькой, легко поддающейся любому мнению, любой моде и особенно вниманию мужчин. Всяких и каждых. Однако она не оставила Мэриан и без единой жалобы последовала за ней и ребенком в глушь и захолустье Уэнтхейвена.
– Он спал? – спросила Мэриан.
Сесили, запыхавшись, сдула упавшую на глаза прядь волос.
– Немного вздремнул, но остальное время никому не давал покоя.
Мэриан стиснула малыша и звонко чмокнула.
– О, он уже совсем большой! И очень здоровый! – воскликнула она.
– Не слыхали вы, как он ревел весь первый год!
– Просто живот болел, – возразила Мэриан, не сводя глаз с пытавшегося освободиться Лайонела.
– Но это было ужасно! – не сдавалась Сесили.
Мэриан не ответила. Слишком много было в ее жизни тайн, которые не хотелось открывать посторонним, но самой главной была теперь уже давно пережитая неприязнь к малышу.
Она не хотела быть матерью. Не питала ни малейшего интереса к детям. И когда повитуха положила ей на руки крохотный окровавленный комочек, не испытала ничего, кроме совершенно не присущего матерям отвращения.
– Говорят, недоношенные дети всегда слишком маленькие, уродливые и капризные, – пояснила Сесили, посчитав молчание Мэриан знаком согласия. – Иногда мне казалось, что он не проживет и нескольких месяцев.
Бывали ночи, когда, слушая непрестанный плач ребенка, Мэриан сама не понимала, хочет ли, чтобы Лайонел выжил. Съежившись от непрошеных угрызений совести и груза вины, она последовала за Лайонелом к горке речного песка, специально привезенного для мальчугана. Сесили поплелась за ними.
– Не будь вас, миледи, я бы точно ума лишилась.
Раскаяние заставляло Мэриан все больше и больше заботиться о Лайонеле, и потом… В один прекрасный день малыш ей улыбнулся.
У нее никогда не было причин верить в любовь. Ни на одно мгновение. Но эта первая беззубая улыбка младенца на ее руках чудесным образом все изменила. И с каждой новой улыбкой, с каждой детской болезнью Мэриан все больше привязывалась к малышу. И теперь, наблюдая за темной головкой, сосредоточенно наклоненной к кучке песка, она поражалась силе собственной преданности. Она с радостью отдала бы за него жизнь – не во имя долга или верности, но лишь из-за любви, горячей и истинной.
Сесили вздохнула так же громко, как Лайонел, когда хотел привлечь внимание окружающих.
– Жаль, что мне не довелось помогать при ваших родах, миледи.
– Тебе? – не веря своим ушам переспросила Мэриан. – Да ты в обморок падаешь, стоит мужчине плюнуть!
– Верно, – поникнув, призналась Сесили. – Но, думаю, при виде ваших мучений верх взяло бы женское сострадание.
Мэриан сильно сомневалась в этом, но сочла за лучшее промолчать.
– Конечно, вам пришлось сопровождать леди Элизабет в ссылку. Вряд ли она могла оставаться при дворе, когда слухи день ото дня становились все ужаснее. – Сесили осторожно поправила остроконечный головной убор и, глядя на Мэриан широко раскрытыми бесхитростными глазами, добавила: – Насчет венчания с ее дядей, королем.
Мэриан, нащупав спрятанное в рукаве письмо, кивнула:
– Прекрасно понимаю, о чем ты.
– Удивительно только, что вы никак не хотите довериться мне. Вынести такое бесчестье одной, без поддержки вашей милой кузины! – Сесили тихо всхлипнула: – В конце концов я была вашей камеристкой!
Мэриан, мгновенно встрепенувшись, насторожилась:
– Сесили! Кто говорил с тобой?!
Девушка виновато потупилась.
– Почему вы считаете, что кто-то говорил со мной? – заикаясь, лепетала она.
– Потому что тебе и в голову не пришло бы присутствовать при рождении Лайонела. Кто-то из твоих подружек забеременел?
На лице Сесили отражались, попеременно сменяя друг друга, смущение, неловкость, замешательство.
– Н-нет, – выдавила она.
Но Мэриан, как всегда прямолинейная, без обиняков продолжила:
– Если ты сказала кому-то, что помогала мне при родах и поможешь ей тоже, значит, лучше признаться в обмане, пока не поздно.
Сесили поджала губы с таким видом, словно проглотила лимон.
– Я никому и слова лжи не сказала! Просто трудно бывает объяснить, почему вы оставили меня при дворе, а сами уехали и родили Лайонела в одиночестве, с чужой повитухой! Другие… другие камеристки намекают, что вы мне не доверяете!
– Не доверяю? – Наконец поняв все, Мэриан притянула миниатюрную фигурку девушки к себе. – Конечно, доверяю, – шепнула она, восполняя полуправду крепким искренним объятием. – Просто слишком тревожилась за тебя, поэтому и оставила при дворе. Хотела, чтобы ты нашла мужа, стала хозяйкой в собственном доме, до того как моя тайна будет обнаружена. Не желала, чтобы твоя репутация тоже была погублена, как моя.
– Верно, – пробормотала Сесили.
– Поэтому никто про тебя и слова дурного не сказал. Я неблагодарная тварь, если не дала тебе понять, как ценю твои жертвы.
Сесили немного отодвинулась.
– Нет, вы совсем не неблагодарная тварь! Вы всегда были добры ко мне! И зовете меня кузиной.
– Но ты действительно моя кузина!
– С левой стороны одеяла![1] – Но тут, поняв собственную бестактность, Сесили, искоса взглянув на Лайонела, поспешно добавила: – Не то чтобы в этом было что-то плохое. Только я не похожа на вас. Едва умею читать и совсем не могу орудовать мечом.
Мэриан, весело улыбнувшись, встала на колени рядом с увлеченным игрой малышом и, сгребая песок в кучу, заметила:
– А некоторые считают, что в этом твое достоинство!
– Но я часто слышу, как мужчины говорят между собой. И многие считают вас очаровательной!
– А многие придерживаются совершенно другого мнения! – покачала головой Мэриан, вспомнив потемневшее от гнева лицо валлийца и кровь, залившую широкую грудь, когда она учила его уважению к благородным дамам. Сэр Гриффит обладал грубоватой привлекательностью, делавшей его похожим на непокоренную горную вершину, скалистую и суровую, полную неразгаданных тайн. Может, она зря ударила его?
Но он заслужил это, и, кроме того, – покарай грубияна Господь! – по его вине Мэриан потеряла кошелек. Теперь придется идти и молить его вернуть деньги! А то, что он принудит ее к мольбам, – нет, не было ни малейшего сомнения!
Мэриан поежилась. Она не может обойтись без денег, но не желает еще раз видеть высокого темноволосого грубияна. Не желает вновь слышать бархатистый голос с неодобрительными интонациями! И не желает извиняться… а ведь это обязательно придется сделать – деньги очень нужны! Может, существует другой способ… может быть…
Да, придется что-нибудь придумать.
– Этот мужчина тоже нашел вас очаровательной!
Все еще думая о Гриффите, Мэриан нахмурилась:
– Да нет же, совсем нет!
– Правда-правда, иначе почему он боролся за право лечь в вашу постель?
– Что?! – ошеломленно охнула Мэриан, но тут же, сообразив, что камеристка, должно быть, имеет в виду этого болвана Харботтлa, небрежно взмахнула рукой: – Ах он! Всего-навсего один из легиона ослов, считающих меня легкой добычей! Я дала ему хороший урок!
– А я говорила с ним. Он хотел бы жениться на вас…
Предложение, сделанное через кузину, и покровительственный тон последней, явно рассчитанный на безмерную благодарность, взбесили Мэриан, и лишь с большим трудом ей удалось взять себя в руки.
– Без сомнения! Таким способом легко возвыситься, одновременно унизив меня! Нет, благодарю!
– Если вы не выйдете замуж, значит, не сможете иметь законного ребенка!
Мэриан взметнулась, словно разъяренная тигрица.
– Хочешь сказать, что моя судьба – рожать лишь ублюдков?
– Нет, – расстроенно надула губы Сесили. – Нет, я…
– Конечно, в Англии изобилие незаконнорожденных детей! Но многие из них ни в чем не нуждаются. Отцы часто признают собственных детей, рожденных вне брака. Это доказывает плодовитость дворянских родов! – Мэриан гневно уставилась на кузину, и Сесили съежилась. – У Лайонела нет отца. Никого, кроме меня, и я буду защищать его, и ни один человек…
Но в этот момент кто-то дернул ее за юбку. Ручонки Лайонела запутались в складках ее платья. Огромные карие глаза с тревогой смотрели на мать, и гневные слова мгновенно замерли на губах Мэриан. Опустившись на колени, она обняла малыша, подставив лицо ветерку. И только почувствовав, что немного успокоилась и способна говорить связно, спросила:
– Хочешь, помогу тебе построить дорогу?
Малыш кивнул, глядя на Сесили.
Все еще сердясь на камеристку, но еще более злясь на себя за то, что потеряла самообладание, Мэриан пробормотала:
– Сесили пока порежет хлеб к ужину, дорогой. Съешь немного меда?
Мальчик снова кивнул, но Сесили умоляюще сжала руки:
– О, леди Мэриан, я надеялась…
Мэриан отлично знала, на что надеялась камеристка.
– Ну? – бросила она, хотя уже решила исполнить желание Сесили. Пусть только держится сегодня подальше от нее!
– Я надеялась, что смогу отправиться в замок, повеселиться с остальными!
– С остальными? – переспросила Мэриан, не упустив возможности подшутить над девушкой. – А я думала, ты собираешься соединиться только с одним…
– Меня не будет всю ночь, миледи, если, конечно, я вам не понадоблюсь!
– О, Сесили! – Сердце Мэриан сжалось при мысли об опасности, которой подвергалась камеристка, и, не устояв против искушения, она все же спросила: – С кем у тебя свидание?
Зубы Сесили блеснули в улыбке.
– Вы одобрили бы его, миледи. Умный и весьма могущественный человек.
– Тогда иди, конечно.
Сесили поспешила прочь, прихорашиваясь на ходу, но Мэриан обеспокоенно окликнула ее:
– Смотри, Сесили, поосторожнее, иначе окажется, что и у твоего ребенка не будет отца!
Глава 2
– Здорово она тебе врезала! – Арт прижал смоченную холодной водой тряпку к носу Гриффита. – Хотел бы я поближе познакомиться с этой леди.
Оттолкнув Арта, Гриффит осторожно коснулся места соединения кости и хряща.
– Снова сломан! Святой Давид, спаси и сохрани нос, опять сломан!
– И вправду, – согласился Арт. – Силы ей, видно, не занимать! Продолжай в том же духе, и твое лицо станет таким же красивым, как мое.
Опухоль давила на глаза, так что Гриффиту было трудно смотреть, но он все же оглядел гнилозубого, одноглазого слугу, кожа которого была покрыта желтыми старческими веснушками, и, застонав, приложил тряпку к носу, испытывая одно лишь страстное желание – свернуть изящную шейку Мэриан. Не стоило все-таки чернить ее госпожу! Мэриан доказала свою преданность Элизабет. Будь Гриффит чуть менее сдержанным человеком, не задумываясь ответил бы на удар, но девушка была верна до конца, несмотря на грозившую опасность, и Гриффит чувствовал к ней невольное уважение.
– Все равно женщины не падают в обморок от твоей красоты. А если и падают, то скорее от страха, – фыркнул Арт. – Твой нос был слишком велик еще до того, как оказался сломанным в первый раз. Волосы ничем не пригладишь, точь-в-точь как у лесного зверя! И подбородок Пауэлов, чересчур квадратный, а глаза унаследованы от матушки – да благословит ее Господь, – желтые, словно кошачьи. Правда, никак не возьму в толк, почему бабы в драку лезут, лишь бы одним глазком увидеть, что там у тебя в гульфике. Ты так и не сказал, что случилось с той леди… Как там ее?
– Леди Мэриан Уэнтхейвен. – Гриффит потер лоб, пытаясь утихомирить головную боль. – Она приходится родней графу.
– Ты так и не сказал, что случилось с леди Мэриан, – повторил Арт. – Но готов побиться об заклад, что и так знаю. Готов побиться.
Предчувствие неизбежного охватило Гриффита, не давая спокойно улечься, но он не смог удержаться, чтобы не спросить:
– Интересно, что же это ты знаешь?
– Жирная старая корова Мэриан попыталась залезь к тебе в штаны, ну а ты отбивался, как мог. – Арт сделал хватательный жест и отчаянно замахал руками, изображая борьбу. – Ну тут уродливая стерва и засадила тебе кулаком в физиономию.
Пытаясь утихомирить Арта, Гриффит признался:
– Она не стара, не толста и не уродлива.
Слуга, мгновенно выпрямившись, проницательно взглянул на хозяина:
– Вот как?
Гриффит свалился на кровать и долго взбивал подушку, пытаясь выиграть время.
Он знал, куда клонит Арт. Его любимый старый слуга по какой-то причине решил, что Гриффит должен снова жениться, и в каждой молодой женщине видел подходящую особу. Теперь он пытался выведать у Гриффита все, что тому известно о Мэриан, и, если хозяин признается, что девушка красива, пристанет к нему, как репей к овечьему хвосту. Но если Гриффит скажет, что Мэриан непривлекательна, и Арт, увидев ее, сразу поймет, что Гриффит солгал, тогда его ничем не улестишь. Вот поэтому Гриффит и не смел показать, как относится к ней. Не то чтобы ему нравились высокие гибкие женщины, которые слишком много улыбаются… Или слишком выразительно?
– Она молода, – сказал он наконец Арту.
Арт долго обдумывал столь интересную новость.
– Очень молода?
Да, весьма нелегко подобрать слова для чувств и ощущений, вызванных Мэриан… К тому же Гриффиту лучше помнить лишь ее презрительную усмешку. Откинутая голова, веселые искорки в глазах, чуть приподнятые уголки полных губ, очаровательные ямочки на щеках.
– Лет двадцать. Может быть, двадцать пять.
– Самый подходящий возраст для тебя, – обрадовался Арт. – Тебе всего лишь двадцать восемь! А какого цвета ее волосы?
Нет, Гриффиту лучше вспомнить улыбку, говорящую «Не посмеешь!». Плечи распрямлены, грудь вздымается, белые зубы блестят, очаровательные ямочки на щеках…
– Рыжие.
– Рыжие? – нахмурился Арт. – У англичанок не бывает рыжих волос. Должно быть, ярко-красные, как раз такие, как у всех, кто красится.
Гриффит сощурился, притворяясь, что пытается вспомнить, хотя в этом не было нужды. К сожалению, он все слишком хорошо помнил.
– Они не крашеные.
– Тогда медные?
– Красные, – твердо объявил Гриффит. – Некоторые мужчины даже могут назвать их красивыми.
– Значит, словно пламя, – удовлетворенно кивнул Арт.
– Угу, – проворчал Гриффит, вспоминая веселую улыбку. Глаза чуть скошены, полные губы раздвинуты, обнажая белоснежные зубы, очаровательные ямочки на румяных щеках… Она смеялась над ним. Интересно, как бы Мэриан выглядела, если они посмеялись бы вместе? – Огнедышащее пламя, – пробормотал Гриффит.
Арт поднял с пола оружие Мэриан – туго набитый кошелек.
– Какого цвета ее глаза?
– Зеленые.
– Вот оно, – проворковал Арт, подскакивая, словно жаба на нагретом камне. – Если парень знает, какого цвета глаза у девушки, – значит, он влюблен.
– Что?! – заревел Гриффит, отбрасывая тряпку.
– Когда парень…
Гриффит, скатившись с постели, угрожающе шагнул к Арту.
– Я слышал тебя! Болван несчастный, да она даже не нравится мне! Нескромная, наглая, грубиянка, легкомысленная, неистовая…
– Как раз подходящая пара для тебя, – пропел Арт, осторожно отступая.
– Она не в моем вкусе, – процедил Гриффит. Глубоко вздохнув и с трудом взяв себя в руки, он внятно и спокойно объяснил: – Ты знаешь, что мне нравятся хозяйственные женщины, умеющие управляться с иголкой, те, что готовы целыми днями не выходить из дому, готовить, убирать и командовать слугами. Мне не по душе женщина, бросающая на мужчин бесстыдные взгляды, сражающаяся на шпагах и чьи рыжие волосы служат доказательством строптивого и капризного характера. И терпеть не могу, когда женщина настолько красива, что мужчины дерутся из-за нее и с ней только ради права залезть в ее постель.
Арт, прихрамывая, поковылял к ночному столику и с громким стуком опустил на него кошелек.
– Ты только что заявил, что она не толста, не стара и не уродлива.
– И что?
– Но не упомянул о том, что она красива.
– И что?
Арт замурлыкал песенку.
– Мы, значит, собираемся остаться здесь?
– Солнце зашло, ты, глупый старый осел, – пробурчал Гриффит. – Конечно, остаемся – на ночь и до тех пор, пока я не отдам этот чертов кошель. Но после этого тут же уедем. Ясно?
– Более или менее. Ты молод и силен. И знаешь, что делаешь.
– А ты не станешь вмешиваться?
– Нет, хозяин.
– Ха! Скорее рак на горе свистнет!
Довольный, Арт подобрался к горе переметных сумок и кожаных мешков, привезенных из Лондона.
– Никогда не видел таких замков в Уэльсе. Почему бы тебе не прилечь? Ужасно выглядишь!
Гриффит, что-то проворчав, повиновался.
– Неужели тебя никогда не переспорить?
Но Арт, не обращая на него внимания, с типичным для валлийца презрением отозвался о военном искусстве англичан:
– Вместо катапульт и оружия вся земля вокруг замка засажена цветами! Подумать только! Будь это в Уэльсе, двух недель осады вполне достаточно, чтобы взять его!
– Возможно, именно то, что замок выстроен на острове посреди озера, позволяет Уэнтхейвену чувствовать себя в безопасности.
– Ба! Но из-за этого приходится держать цыплят в курятнике, а солдат – в казарме.
– Это не его люди, – поправил Гриффит. – Наемники.
– Ну да, – мгновенно вскинулся Арт. – Неудивительно, что граф старается держать их подальше. Они, возможно, не упустили бы случая захватить замок. Особенно в таком количестве. Неужели граф не понимает, что лучше своих людей никого не сыщешь?
– Он действительно нанял целую армию, – задумчиво погладил подбородок Гриффит. – Интересно, почему?
– Говорят, среди них много валлийцев.
– Всякому известно, что лучших воинов не сыщешь на островах.[2]
– К чему нашим парням сражаться за английское золото, да к тому же в английских набегах? Хочешь, чтобы я потолковал с ними и между делом выяснил, что да как? – Пока Гриффит колебался, Арт открыл сумки и вывалил их содержимое на пол. – Что нужно оставить?
– Дорожную одежду. Завтра отправляемся домой.
– Жаль, что не хочешь остаться и получше познакомиться с леди Мэриан.
– Дорожную одежду, – подчеркнуто вежливо повторил Гриффит. Он не желал обсуждать Мэриан с Артом и не хотел даже думать о девушке.
Англичанка, пренебрежительно думал он. Гриффит впервые услышал о любви англичанки, когда появился в Лондоне после победы при Босуорт-Филде. И это были сплетни об Элизабет Йоркской.
Он сказал Мэриан правду. Жестокое безразличие Элизабет к судьбе братьев и слухи о ее связи с Ричардом вызывали в Гриффите непреодолимое отвращение. Впрочем, как и в Генрихе. Поэтому он так долго тянул, не желая жениться на распутнице. Но парламент вынес постановление, а Генрих обязан был сдержать клятву и жениться на Элизабет. Королю пришлось подчиниться необходимости и следовать обету, принесенному на поле брани, – никто и никогда не отнимет у него трон.
Собравшись с духом, он встретился с Элизабет – и резко изменил к ней отношение. Ничто – ни насилие, ни бесстыдная ласка – не могло бы смягчить Генриха, но он безропотно женился на Элизабет и с тех пор вел себя как образцовый муж.
Элизабет казалась очаровательной женщиной – по крайней мере так казалось Гриффиту, – но ее предательская связь с Ричардом не давала покоя, и он не переставал гадать, каким образом Генриху удалось подавить свое отвращение. Возможно, его соблазнили ее красота и молодость…
Оттолкнув Арта, Гриффит осторожно коснулся места соединения кости и хряща.
– Снова сломан! Святой Давид, спаси и сохрани нос, опять сломан!
– И вправду, – согласился Арт. – Силы ей, видно, не занимать! Продолжай в том же духе, и твое лицо станет таким же красивым, как мое.
Опухоль давила на глаза, так что Гриффиту было трудно смотреть, но он все же оглядел гнилозубого, одноглазого слугу, кожа которого была покрыта желтыми старческими веснушками, и, застонав, приложил тряпку к носу, испытывая одно лишь страстное желание – свернуть изящную шейку Мэриан. Не стоило все-таки чернить ее госпожу! Мэриан доказала свою преданность Элизабет. Будь Гриффит чуть менее сдержанным человеком, не задумываясь ответил бы на удар, но девушка была верна до конца, несмотря на грозившую опасность, и Гриффит чувствовал к ней невольное уважение.
– Все равно женщины не падают в обморок от твоей красоты. А если и падают, то скорее от страха, – фыркнул Арт. – Твой нос был слишком велик еще до того, как оказался сломанным в первый раз. Волосы ничем не пригладишь, точь-в-точь как у лесного зверя! И подбородок Пауэлов, чересчур квадратный, а глаза унаследованы от матушки – да благословит ее Господь, – желтые, словно кошачьи. Правда, никак не возьму в толк, почему бабы в драку лезут, лишь бы одним глазком увидеть, что там у тебя в гульфике. Ты так и не сказал, что случилось с той леди… Как там ее?
– Леди Мэриан Уэнтхейвен. – Гриффит потер лоб, пытаясь утихомирить головную боль. – Она приходится родней графу.
– Ты так и не сказал, что случилось с леди Мэриан, – повторил Арт. – Но готов побиться об заклад, что и так знаю. Готов побиться.
Предчувствие неизбежного охватило Гриффита, не давая спокойно улечься, но он не смог удержаться, чтобы не спросить:
– Интересно, что же это ты знаешь?
– Жирная старая корова Мэриан попыталась залезь к тебе в штаны, ну а ты отбивался, как мог. – Арт сделал хватательный жест и отчаянно замахал руками, изображая борьбу. – Ну тут уродливая стерва и засадила тебе кулаком в физиономию.
Пытаясь утихомирить Арта, Гриффит признался:
– Она не стара, не толста и не уродлива.
Слуга, мгновенно выпрямившись, проницательно взглянул на хозяина:
– Вот как?
Гриффит свалился на кровать и долго взбивал подушку, пытаясь выиграть время.
Он знал, куда клонит Арт. Его любимый старый слуга по какой-то причине решил, что Гриффит должен снова жениться, и в каждой молодой женщине видел подходящую особу. Теперь он пытался выведать у Гриффита все, что тому известно о Мэриан, и, если хозяин признается, что девушка красива, пристанет к нему, как репей к овечьему хвосту. Но если Гриффит скажет, что Мэриан непривлекательна, и Арт, увидев ее, сразу поймет, что Гриффит солгал, тогда его ничем не улестишь. Вот поэтому Гриффит и не смел показать, как относится к ней. Не то чтобы ему нравились высокие гибкие женщины, которые слишком много улыбаются… Или слишком выразительно?
– Она молода, – сказал он наконец Арту.
Арт долго обдумывал столь интересную новость.
– Очень молода?
Да, весьма нелегко подобрать слова для чувств и ощущений, вызванных Мэриан… К тому же Гриффиту лучше помнить лишь ее презрительную усмешку. Откинутая голова, веселые искорки в глазах, чуть приподнятые уголки полных губ, очаровательные ямочки на щеках.
– Лет двадцать. Может быть, двадцать пять.
– Самый подходящий возраст для тебя, – обрадовался Арт. – Тебе всего лишь двадцать восемь! А какого цвета ее волосы?
Нет, Гриффиту лучше вспомнить улыбку, говорящую «Не посмеешь!». Плечи распрямлены, грудь вздымается, белые зубы блестят, очаровательные ямочки на щеках…
– Рыжие.
– Рыжие? – нахмурился Арт. – У англичанок не бывает рыжих волос. Должно быть, ярко-красные, как раз такие, как у всех, кто красится.
Гриффит сощурился, притворяясь, что пытается вспомнить, хотя в этом не было нужды. К сожалению, он все слишком хорошо помнил.
– Они не крашеные.
– Тогда медные?
– Красные, – твердо объявил Гриффит. – Некоторые мужчины даже могут назвать их красивыми.
– Значит, словно пламя, – удовлетворенно кивнул Арт.
– Угу, – проворчал Гриффит, вспоминая веселую улыбку. Глаза чуть скошены, полные губы раздвинуты, обнажая белоснежные зубы, очаровательные ямочки на румяных щеках… Она смеялась над ним. Интересно, как бы Мэриан выглядела, если они посмеялись бы вместе? – Огнедышащее пламя, – пробормотал Гриффит.
Арт поднял с пола оружие Мэриан – туго набитый кошелек.
– Какого цвета ее глаза?
– Зеленые.
– Вот оно, – проворковал Арт, подскакивая, словно жаба на нагретом камне. – Если парень знает, какого цвета глаза у девушки, – значит, он влюблен.
– Что?! – заревел Гриффит, отбрасывая тряпку.
– Когда парень…
Гриффит, скатившись с постели, угрожающе шагнул к Арту.
– Я слышал тебя! Болван несчастный, да она даже не нравится мне! Нескромная, наглая, грубиянка, легкомысленная, неистовая…
– Как раз подходящая пара для тебя, – пропел Арт, осторожно отступая.
– Она не в моем вкусе, – процедил Гриффит. Глубоко вздохнув и с трудом взяв себя в руки, он внятно и спокойно объяснил: – Ты знаешь, что мне нравятся хозяйственные женщины, умеющие управляться с иголкой, те, что готовы целыми днями не выходить из дому, готовить, убирать и командовать слугами. Мне не по душе женщина, бросающая на мужчин бесстыдные взгляды, сражающаяся на шпагах и чьи рыжие волосы служат доказательством строптивого и капризного характера. И терпеть не могу, когда женщина настолько красива, что мужчины дерутся из-за нее и с ней только ради права залезть в ее постель.
Арт, прихрамывая, поковылял к ночному столику и с громким стуком опустил на него кошелек.
– Ты только что заявил, что она не толста, не стара и не уродлива.
– И что?
– Но не упомянул о том, что она красива.
– И что?
Арт замурлыкал песенку.
– Мы, значит, собираемся остаться здесь?
– Солнце зашло, ты, глупый старый осел, – пробурчал Гриффит. – Конечно, остаемся – на ночь и до тех пор, пока я не отдам этот чертов кошель. Но после этого тут же уедем. Ясно?
– Более или менее. Ты молод и силен. И знаешь, что делаешь.
– А ты не станешь вмешиваться?
– Нет, хозяин.
– Ха! Скорее рак на горе свистнет!
Довольный, Арт подобрался к горе переметных сумок и кожаных мешков, привезенных из Лондона.
– Никогда не видел таких замков в Уэльсе. Почему бы тебе не прилечь? Ужасно выглядишь!
Гриффит, что-то проворчав, повиновался.
– Неужели тебя никогда не переспорить?
Но Арт, не обращая на него внимания, с типичным для валлийца презрением отозвался о военном искусстве англичан:
– Вместо катапульт и оружия вся земля вокруг замка засажена цветами! Подумать только! Будь это в Уэльсе, двух недель осады вполне достаточно, чтобы взять его!
– Возможно, именно то, что замок выстроен на острове посреди озера, позволяет Уэнтхейвену чувствовать себя в безопасности.
– Ба! Но из-за этого приходится держать цыплят в курятнике, а солдат – в казарме.
– Это не его люди, – поправил Гриффит. – Наемники.
– Ну да, – мгновенно вскинулся Арт. – Неудивительно, что граф старается держать их подальше. Они, возможно, не упустили бы случая захватить замок. Особенно в таком количестве. Неужели граф не понимает, что лучше своих людей никого не сыщешь?
– Он действительно нанял целую армию, – задумчиво погладил подбородок Гриффит. – Интересно, почему?
– Говорят, среди них много валлийцев.
– Всякому известно, что лучших воинов не сыщешь на островах.[2]
– К чему нашим парням сражаться за английское золото, да к тому же в английских набегах? Хочешь, чтобы я потолковал с ними и между делом выяснил, что да как? – Пока Гриффит колебался, Арт открыл сумки и вывалил их содержимое на пол. – Что нужно оставить?
– Дорожную одежду. Завтра отправляемся домой.
– Жаль, что не хочешь остаться и получше познакомиться с леди Мэриан.
– Дорожную одежду, – подчеркнуто вежливо повторил Гриффит. Он не желал обсуждать Мэриан с Артом и не хотел даже думать о девушке.
Англичанка, пренебрежительно думал он. Гриффит впервые услышал о любви англичанки, когда появился в Лондоне после победы при Босуорт-Филде. И это были сплетни об Элизабет Йоркской.
Он сказал Мэриан правду. Жестокое безразличие Элизабет к судьбе братьев и слухи о ее связи с Ричардом вызывали в Гриффите непреодолимое отвращение. Впрочем, как и в Генрихе. Поэтому он так долго тянул, не желая жениться на распутнице. Но парламент вынес постановление, а Генрих обязан был сдержать клятву и жениться на Элизабет. Королю пришлось подчиниться необходимости и следовать обету, принесенному на поле брани, – никто и никогда не отнимет у него трон.
Собравшись с духом, он встретился с Элизабет – и резко изменил к ней отношение. Ничто – ни насилие, ни бесстыдная ласка – не могло бы смягчить Генриха, но он безропотно женился на Элизабет и с тех пор вел себя как образцовый муж.
Элизабет казалась очаровательной женщиной – по крайней мере так казалось Гриффиту, – но ее предательская связь с Ричардом не давала покоя, и он не переставал гадать, каким образом Генриху удалось подавить свое отвращение. Возможно, его соблазнили ее красота и молодость…