Летающее блюдо опустилось на площадку метрах в тридцати от Маши-Вакуры и Тохопи. Открылся широкий люк, одновременно служащий трапом и из чрева машины показались гости.
   Их внешний вид несколько обескуражил Машу. Она ожидала увидеть действительно важных особ, а на шероховатый пластик ступили какие-то личности в помятых и даже кое-где замаранных драных комбинезонах.
   – Это что, и есть знатные гости президента? – удивлённо спросила скорее Вакура, чем Маша.
   – Тише ты! – шикнула на неё Тохопь, выставляя вперёд огромный бюст. – Сам президент лично распорядился насчёт них. Исполнять всё, что они пожелают. А на их шмотки не обращай внимания – отмоем красавчиков!
   Первым из гостей шёл худощавый мужчина среднего роста с бородкой – Маше он показался чем-то неуловимо знакомым. Сначала она подумала, что он напоминает он ей последнего российского императора, убиенного на Урале большевиками, но затем ей показалось, что кого-то похожего она когда-то видела то ли среди Мишиных знакомых, то ли, кажется, в мединституте среди преподавателей. Сознание Вакуры услужливо подсказывало Маше то, чего она не знала: бородатый мужчина имел звание капитана галактического флота.
   Вторым шёл сравнительно молодой человек в порванном на плече комбинезоне с нашивками лейтенанта, за ним выступал какой-то тип без знаков отличия. Тип довольно ухмылялся и ерошил свою, выкрашенную в зелёный цвет шевелюру, в предвкушении славного времяпрепровождения. Замыкал процессию высокий статный мужчина с несколько азиатским чертами лица.
   Матрона Тохопь выступила из тени пальм и обратилась к гостям Райских Кущ с приветственной речью. Новоприбывшие довольно скалились, а капитан, сообразив, что можно начинать, потянулся руками к матроне.
   Откуда-то из бокового прохода вынырнула стайка девушек и с хохотом и криками облепила гостей. Матрона покосилась на Машу и несколько недовольно кивнула ей: очевидно, Маше-Вакуре следовало проявлять больший энтузиазм при встрече. Маша почувствовала, что у неё замирает всё внутри, но она не могла двинуться с места.
   – А чего это девушка робеет?! – воскликнул моложавый лейтенант, и кинулся к Маше с довольной ухмылкой на нагловатом лице…
   Что-то мелодично щёлкнуло, казалось, в самой голове, и Маша обнаружила себя снова сидящей в кресле у компьютера. Она ничего не видела перед собой, и только через секунду-другую сообразила, что увидеть окружающее ей мешает шлем, надвинутый на глаза.
   Она осторожно сняла шлем и посмотрела вокруг. После просторных залов Райских Кущ знакомая комната давила на неё своим малым объёмом. Мягко пели вентиляторы в системных блоках и мигала надпись на экране монитора, сообщавшаяся, что закончилось установленное время входа. Миши в комнате не было.
   – Ничего себе игрушечка, – медленно сказала вслух Маша.
   У неё было ощущение, что прошёл не час, а гораздо больше. «Господи», – спохватилась она, – «мне же Ванечку кормить!» Однако, посмотрев на часы в углу экрана, она поняла, что прошёл именно установленный Мишей час. А она чувствовала себя вымотанной происходившей в виртуальном мире оргией.
   Маша покачала головой и встала с удобного кожаного кресла. В джинсах хлюпнуло. Кроме того, Маша почувствовала, что футболка на груди тоже мокрая: сочилось молоко из переполненных грудей.
   «А у Вакцуры они больше», – почему-то с некоторым сожалением подумала она.
   В квартире было тихо, только откуда-то доносилась слабая музыка. Маша открыла дверь и вышла в коридор.
   Заглянув в комнату к Ванечке, она убедилась, что ребёнок ещё спит, значит, не сильно проголодался.
   Миша сидел на кухне, пил кофе с коньяком и смотрел канал MTV. Увидев жену, он немного скабрёзно усмехнулся:
   – Ну, как тебе?
   – Мишка, я тебе яйца оторву, – сказала она, вспоминая своё обещание.
   Маша тяжеловато опустилась на кухонный диванчик и налила себе в заранее поставленный бокал коньяка.
   – Тебе же нельзя. – Миша хитро покосился на жену. – Выкормишь ребёнка алкоголиком…
   – Я чуточку, – вздохнула Маша, делая глоток из бокала. – И вообще его надо сейчас поменьше кормить грудью – большой уже мальчишка.
   В ней боролась странная смесь чувств – довольство, неловкость перед мужем и усталое возбуждение.
   – Мишка, ты ведь не мог не знать, куда меня отправляешь?
   – Ну, не совсем так, не точно, но примерно, конечно, знал…
   – Ты засранец, – покачала головой Маша, делая второй глоток.
   «Нет, точно не буду Ваньку сегодня кормить грудью», – подумала она.
   Миша покосился на пятна на футболке жены.
   – Вижу, тебя там проняло, – то ли спросил, то ли констатировал факт он. – Ну, и что ты об этом всё-таки думаешь?
   – У меня слов нет, мистика какая-то: меня здесь не было, я полностью чувствовала себя там. Это не игра, это, действительно, целый мир! Как тебе удалось?
   – Понравилось? – вместо ответа спросил Миша, и, видя, некоторое замешательство Маши, засмеялся и поспешил её успокоить: – Да ты не стесняйся, говори, как есть. Всё ведь это было совсем не с тобой, как бы не с тобой. Поэтому я не ревную!
   Маша покачала головой, собираясь с духом.
   – Всё было абсолютно реально. Я жила в другом мире. Неужели это всё позволяет почувствовать шлем?
   – Тоже не совсем так. Делает всё, конечно, Программа, но шлем тоже важнейшая часть моей системы: как-то же надо считывать личность человека, чтобы отправить его туда.
   – Слушай, тебе удалось считывать личность?! Это же…
   – Знаю, – кивнул Миша, – открытие века. Можно сказать, что я не хуже самого Мефистофеля: я могу забрать душу человека.
   – Это же… – повторила Маша и сама, опасаясь своих слов, сказала: – Нобелевская премия, не меньше!
   Миша покивал, как-то сразу помрачнел и хлебнул из своего бокала.
   – Ты чего? – насторожилась Маша, всегда тонко чувствовавшая настроения мужа.
   – Да, понимаешь, какая штука… Это, возможно, похуже атомной бомбы. По крайней мере, своей дешевизной. Представляешь, сколько народу ринется туда? Кроме того, как я уже говорил, можно ведь программно прописывать самые разнообразные миры и отправлять туда электронные души людей. Мне как-то стало боязно такой массовой перспективы.
   Маша хотела возразить, что кто же возьмёт и добровольно полностью уйдёт из нашего реального мира в виртуальный, но потом вспомнила свои ощущения в Райских Кущах и поняла, что Миша прав: её переживания в виртуальном мире ничем не отличались от воспоминаний реальной жизни. Она действительно жила там. А ведь она увидела только часть того мира, причём, довольно специфическую, так сказать. И если можно программно создать совершенно другие миры, то числа им будет не счесть…
   – Ну, и что ты планируешь теперь делать? – осторожно спросила она.
   – А, скорее всего, ничего, – махнул рукой Миша. – Мне что, денег не хватает? Славы, конечно, хотелось бы, но боюсь, что тут есть и ещё один аспект, кроме морального: я опасаюсь, что не долго проживу, если попытаюсь обнародовать это изобретение.
   – То есть? – насторожилась жена.
   – То есть… На это дело сразу же захотят наложить лапы. Те же спецслужбы, например: представляешь, какие это сулит перспективы?
   Маша автоматически кивнула, но тут же спохватилась:
   – Нет, вообще-то не совсем понимаю. Что спецслужбам с того, что можно погулять по виртуальному миру?
   – Видишь ли, – вздохнул Миша, – я кроме всего рассматриваю возможность, как «переписать» личность из виртуального мира в тело-носитель нашего. Мне, правда, не хватает экспериментальных данных, так сказать, но дело не в этом. Это вопрос времени. Вот и представь себе, а что дальше? Понимаешь, это же прямой путь к коррекции поведения людей и серьёзному контролю над обществом со стороны властей, и тд, и тп. Как только сильные мира сего узнаю об этом, они заграбастают и изобретение, и изобретателя.
   – Ты считаешь, что это повторно не откроют без тебя? Нет, ты конечно гений, но сам понимаешь… Уж лучше ты об этом заявишь, чем кто-то другой: хоть денег и славы наживёшь.
   – Понимаю, и поражаюсь, почему уже давно не открыли! – снова вздохнул Миша. – Отчасти, ты права, но, повторяю, денег нам пока хватает, а вот насчёт славы… Кажется, я её уже нажил. Сомнительную…
   – То есть?
   – То есть… Я имел неосторожность показать эту штуку Калабанову.
   – Этому жлобу, который тебя снабжает заказами? – удивилась Маша. – Зачем?
   – Ну, так получилось! Дурак я, гениальный, но дурак. Когда у меня всё получилось в первый раз – это было в начале июня, ты как раз уезжала к своим родителям на дачу, я был как в эйфории. А тут как раз он заехал, ну я и продемонстрировал начальный вариант. Это было не то, что сейчас, но тоже производило впечатление. Калабанов сразу вцепился в эту систему и сейчас меня просто терроризирует. Я откручиваюсь, как могу, но дальше тянуть уже трудно.
   – Ну, и что ты думаешь делать?
   – Не знаю, – пожал плечами Миша, – если он действительно захочет, то вырвет это всё у меня с потрохами. Есть, конечно, выход – сдать это всё официальным, так сказать, властям, но я уже говорил, чем это тоже грозит. Пожалуй, ещё хуже, чем с Калабановым связываться. Или, может быть…
   – Что – или?
   – Или, или, или… – Миша немного помолчал. – Или рвануть заграницу и там скрыться, ну, чтобы никто не знал? Деньги у меня кое-какие есть. Кроме того, тот же Калабанов подкинул мне как раз такой клёвый заказ: представляешь – сто тысяч сразу?
   – Рублей? – осторожно спросила Маша.
   – В том-то и дело, что баксов! Если я это сделаю и получу деньги, то у нас будет почти четыреста тысяч – ну, это, конечно, если продать машину и квартиру, я подсчитал. А четыреста тысяч – это уже кое-что. Кроме того, я и там как программист смогу заработать, уверен!
   Маша потёрла согнутым указательным пальцем кончик носа – это характерное движение, когда она думала.
   – А не окажется, что этот заказ Калабанова – какой-то подвох?
   – Не-ет, вряд ли, – потряс головой Миша. – В данном случае нет. Я его выполню, и мы рванём заграницу – у меня есть пара знакомых по Интернету, которые нам помогут, особенно, если мы приедем не как иждивенцы, а с деньгами. Пересидим там пару-тройку лет, а за это время Калабанова точно посадят или кокнут: он слишком зарывается. Лезет сейчас, например, к контрольному пакету акций Кадниковского комбината полиметаллов. Есть у меня информация, что он уже успел где-то схлестнуться с людьми то ли Чубайса, то ли Березовского. Так что, думаю, ему не долго осталось, – И Миша засмеялся.
   – Ох, смотри, – покачала головой Маша, – ты, уж, осторожнее со всякими жлобами.
   – Ладно, постараюсь. – Миша допил коньяк и потянулся за бутылкой. – Тебе ещё плеснуть?
   – Да нет, хватит. – Маша выставила перед собой ладонь. – Надо идти кормить. Уже долго спит ребёнок.
   – Слушай, – вдруг сказал Миша, – а ты же обещала мне кое-что оторвать?
   Он встал и, схватив Машу за талию, поднял её с диванчика.
   – Да ты что! – Маша попыталась слабо защищаться, чувствуя как её уже здесь в реальности охватывает такая же истома, как на площадке перед входом в Райские Кущи. – Мне же ребёнка кормить.
   – Подождёт ещё немного, – сказал Миша, рывком поднимая жену на руки.
   – А я не хочу немного, – прошептала Маша, срывающимся от страсти голосом.
   – Ну, значит, это будет подольше…

Глава 9.avi: «Разговор по душам».

   Капитан Колот Винов стоял в бывшем кабинете Пожизненного Президента Попоя Профессора Хиггинса и смотрел в огромное окно. Кабинет располагался на самом верху Дома правительства, и отсюда открывался вид на изрядную часть мегаполиса Блэво – столицы Попоя. Когда Колоту Винову доложили, что здание Дома правительства полностью очищено, он сразу поднялся сюда.
   Смеркалось. Нельзя было сказать, что город лежит в руинах, но в поле зрения всё равно попадалось много развалин, особенно там, куда пришлись ракетные или пучковые удары. Во многих местах к красноватому закатному небу поднимались дымы пожаров, придававшие пейзажу зловеще-угрюмый вид.
   Капитан испытывал противоречивые чувства. С одной стороны ему было жаль видеть такие разрушения в родном городе, а с другой его переполняло чувство возбуждённой радости от того, что он снова дома, а с Хиггинсом было покончено и, по-видимому, навсегда.
   Личность по имени Профессор Хиггинс, так же как и некий его сподвижник Синяя Борода, были схвачены и находились сейчас в специальном изоляторе в необъятных подвалах Дома правительства на минус двенадцатом этаже, вырваться откуда им практически не представлялось возможным, тем более что армейские подразделения, поддерживавшие первого и последнего Пожизненного Президента Попоя, были разгромлены, а их остатки, почувствовавшие, что дальнейшее сопротивление только переведёт их из разряда живых в категорию мертвецов, предпочли переход на сторону капитана Колота Винова.
   Надо сказать, что капитан испытывал сложные чувства не только по поводу вида родного города, но ещё и потому, что теперь ему предстояло взять на себя управление целым планетарным государством, а он понимал, что это дело не простое. Требовалось сформировать правительство, распределить должности среди знающих людей и, упаси боже, не обидеть никого из своих сподвижников. Обычно, если такое происходит, бывшие соратники затаивают обиду, начинаю точить зуб, и постепенно или очень быстро превращаются в противников. И смута начинается снова.
   Получается, что сам же власть захватывал, то есть, прецедент уже есть. Почему кому-то не может придти в голову отнять эту самую власть уже у тебя?
   А капитану хотелось мира, по крайней мере, на своей планете. «Да, непросто будет», – подумал капитан. – «Это куда сложнее, чем стрелять».
   Часть стекла в окне кабинета была выбита выстрелом из противопехотного лазера, и с улицы тянуло дымом и вечерней сыростью. Очень противное сочетание: какая-то жжёная химия и сырость. Капитан передёрнул плечами и отошёл от окна.
   Он встал у громадного президентского стола, на котором в беспорядке были разбросаны обрывки не успевших сгореть документов, гильзы от энергетического и огнестрельного оружия, окурки, а на самом краю лежала чья-то перчатка от пехотной моторизованной брони: гвардейцы Хиггинса были экипированы довольно серьёзно.
   Вообще в кабинете царил полный разгром, всюду валялись остатки какого-то вооружения, экипировки и части пехотной брони. Видимо прямым попаданием из квантового деструктора одного из одетых в броню разорвало в куски, а перчатка отлетела на стол.
   Из перчатки что-то подтекало. Капитан немного нагнулся, заглянул в раструб краги и поморщился: там оставалась оторванная кисть руки.
   – Да уж, – сказал капитан вслух.
   Первым дело, как считал капитан, надо будет организовать допрос Хиггинса, его и Синей Бороды. Обидно, что ускользнул Пигмалион, и дело было даже не в том, Премьер-министр много знал. Он мог начать готовить где-нибудь мятеж или какую-то пакость. Надо будет прочесать всю планету, и если Пигмалион остался здесь, то он не уйдёт.
   Дверь за спиной капитана распахнулась чересчур резко, и он, ещё не отвыкнув от необходимость в условиях городских боёв стрелять на каждый шорох и скрип, резко повернулся, выхватывая бластер из кобуры.
   Перед глазами вверху справа слабо засветилась зеленоватая надпись: «Захват цели – 94%». Сейчас надпись была совсем слабая, еле различимая.
   «Господи, снова галлюцинации», подумал капитан, моргая и потирая немного вспотевший лоб. «Давненько не было…»
   Бледное видение исчезло.
   В дверной проём, отталкивая локтём вторую створку, протиснулся верный сподвижник лейтенант д'Олонго. В руках он с некоторой натугой держал огромную коробку из красивого голопластического картона. Капитан, сплюнул, выругался и убрал бластер.
   Лейтенант тяжело плюхнул коробку на стол и перевёл дух.
   – Что это ты за оружие хватаешься? – спросил он, отдуваясь. – Нервишки на радостях шалят?
   – Да ну, тебя! – отмахнулся капитан, демонстративно ставя бластер на предохранитель. – Входишь, понимаешь ли, неожиданно. Так и грех на душу взять недолго. Вот шлёпнул бы тебя…
   Д'Олонго присел на край стола, брезгливо смахнув окровавленную перчатку на пол и пробормотав что-то вроде «Мир его праху».
   – Ты вот лучше сюда посмотри! – Он указал на коробку и откинул крышку. – Гляди, что я у Хиггинса в закромах откопал! С этим помирать вдвойне обидно.
   Капитан заглянул в коробку и присвистнул:
   – «Пять Звёздных Скоплений», мой любимый коньячок! Да ещё и «Перцовая Астероидная», вот это да!… Слушай, а почему он так называется? Никогда, кстати, не понимал.
   – Как это – так? – удивился д'Олонго.
   – Ну, – Колот Винов покрутил пальцами, – вот почему – «Скоплений»? От слова «скопец», что ли? Это они что хотели сказать, что если будешь пить, то кастрируют, что ли? И почему целых пять?… Странно, коньяк-то ведь классный…
   Лейтенант с сомнением покачал головой:
   – Я, вообще-то, никогда не задумывался об этимологии данного бренд-нэйма. Пил себе, и пил… Думаю, всё-таки, что ты не прав. Они, наверное, хотели сказать, что вот если не будешь пить этот коньяк, то тогда точно оскопят, значит.
   Они захохотали.
   – Так где ты это сокровище откопал? – поинтересовался капитан.
   – Говорю же, у Хиггинса! – Лейтенант махнул рукой куда-то под пол кабинета, – Там целый запасник, прямо под этими апартаментами. У него там и не только спиртное, там целый портативный бордельчик, можно сказать. Он же в моралиста играл перед народом: я, мол, Президент, и хоть у нас всё вроде как бы разрешено, но я сам ни-ни. А в этих своих кабинетах он, похоже, похоже, и напивался со своей сворой, и всякое такое. Но теперь Хиггинсу – конец!
   Капитан засмеялся:
   – Ну, по такому поводу точно нужно выпить!
   – Безусловно! – согласился лейтенант. – В конце концов, мы победили, да и просто потому, что у нас с собою есть!
   Они откупорили по бутылке и чокнулись. Капитан отпил солидный глоток и прошёлся по кабинету.
   – Слушай, развал, везде развал. Я даже не предполагал, что будут такие разрушения.
   Лейтенант тоже стал и подошёл к разбитому окну. Он подобрал сорванную портьеру и попытался кое-как занавесить выбитый участок. Портьера не держалась и всё время падала. Лейтенант махнул рукой, вытер руки о ткань и бросил портьеру.
   – Ну а ты как хотел? – сказал он. – Захватить власть – и без разрушений? Так, дорогой капитан, не бывает.
   – Да не учи, знаю. – Колот Винов раздражённо дёрнул плечом и остановился рядом с д'Олонго.
   Несколько минут они молча смотрели на дымы пожаров, стлавшиеся над городом. Капитан вздохнул.
   – Знаешь, – сказал он, – у меня серьёзные сомнения. Такая разруха, Хиггинс, сволочь, довёл планету до ручки, сейчас ещё кое-где бои идут… Разруха, одним словом. Народ, конечно, бедствует, в промышленности развал. Как управлять, одним словом, а?
   – Что и говорить, сложно. – Лейтенант покачал головой. – Но ты не отчаивайся – выкрутимся!
   – Выкрутимся! – передразнил капитан. – А как, как выкрутимся? Власть взяли, это хорошо, но что делать?
   – Хороший вопрос, – одобрил д'Олонго, – его многие себе и не только себе задавали. Более универсальных рецептов, чем на Земле, всё равно, полагаю, не найти. Есть один вариант: так делали многие, когда вот так к власти приходили. Перво-наперво провозгласи построение Золотого Века, и обязательно для всех граждан. Обещай равноправие, все мыслимые блага, что каждый будет во дворце жить и так далее…
   – Слушай, какие дворцы, что ты мелешь? Кто мне поверит? Где они, дворцы? – Капитан обвёл рукой панораму местами сильно разрушенного города. – Что я сейчас могу людям дать, а?
   – Сейчас ты, конечно, дать ничего не сможешь, это ясно. Дело то ведь не в этом. Я же говорю: надо о-бе-щать! Указать путь к светлому будущему, и даже как бы повести туда. Вначале надо выступить перед народом, произнесёшь речь о разрухе, тяжком наследии режима Хиггинса и Пигмалиона, о бесчинствах банды Синей Бороды и так далее. Ну, речь напишем, не переживай. А затем нажимать следует на то, что в связи с трудным, я бы даже сказал – тяжелейшим положением родной планеты каждый трудоспособный гражданин должен осознать свой долг, и все, как один должны взяться и строить, строить, строить! Работать, работать и работать. На первых порах, граждане, жизнь будет трудной, но потом… В общем – свет в конце тоннеля, Золотой Век, одним словом…
   Д'Олонго замолчал, вздохнул и плюнул в дыру в окне. Она была большой, и не попасть с этого расстояния было трудно, но лейтенант всё-таки не попал и выругался. Плевок повисел на самом краю выбитого поляризующего стекла, слегка покачиваясь на сквозняке, и медленно сполз, устремляясь в полёт к поверхности площади, которая находилась внизу на расстоянии ста двадцати этажей.
   Капитан чуть подался вперёд, машинально провожая взглядом сгусток слюны, и спросил:
   – Ты сам-то в это веришь?
   – Дело не во мне, – ответил лейтенант. – А если сказать хорошо, то народ поверит, и лет семьдесят-восемьдесят ты продержишься совершенно спокойно. Это просто, как вариант, даже если вообще ни черта делать не будешь. Но ведь ты будешь, ведь так?
   Капитан промолчал, но кивнул.
   – Есть ещё вариант, – задумчиво сказал лейтенант, – но он требует более детального осмысления. Просто совершенно иначе власть организовать, чтобы вообще переворотов больше не было или, по крайней мере, на законных основаниях не было.
   Капитан ещё постоял у окна, прошёлся по кабинету и, наконец, сказал:
   – Я, конечно, согласен рассмотреть разные варианты, но сперва надо допросить Хиггинса. Если правда то, что мы услышали о тайне Опер Геймера, то, возможно, Золотой Век не такая уж болтовня.
   – А вот это, наверное, россказни. Ты в них веришь? – удивился лейтенант. – То, что рассказывал этот полковник Салем, который сдался нам на космодроме? Он же из службы безопасности, и вполне может специально кинуть нам «дезу».
   – Зачем полковнику врать? Он говорит, что сам первый беседовал с Опер Геймером. Этот физик – загадочная личность, но он существует. Его видел, кстати, не только этот полковник, который и доставил его на первую встречу с Хиггинсом. А потом Опер Геймер исчез, исчез, говорят, прямо из кабинета, где беседовал с Хиггинсом.
   – Ты считаешь, что это возможно? – скептически спросил Д'Олинго.
   – Но есть очевидцы! Говорят, что этот яйцеголовый открыл способ мгновенного перемещения в пространстве и какой-то новый источник энергии по сравнению с которым всякая там термоядерная – просто ерунда. Источник неисчерпаемый, и, самое главное, энергию можно получать везде, практически везде.
   – Как это везде? – пожал плечами лейтенант. – Так не бывает! Брехня всё это, дезинформация.
   – Но Опер Геймер исчез, а Хиггинс явно знает больше, чем этот полковник Салем.
   – Ты его ещё попробуй, заставь рассказать, – бросил д'Олонго.
   Капитан хитро подмигнул:
   – А вот это – заставим! Сейчас, кстати, и займёмся его допросом. Я тут знаешь, кого нашёл? Самого Садиса!
   – Садис? – удивился лейтенант. – Это ещё кто такой?
   – Да, действительно, – махнул рукой Колот Винов, – ты же его не знаешь. Он ещё до режима Хиггинса служил со мной на должности старшего истязателя в чине палачейного мучителя. В своём деле специалист с большой буквы. Он сейчас тут, я его вызову и поручу допрос Хиггинса ему. А заодно пусть и эту тварь, Синюю Бороду, оприходует.
   – Ну, так давай начинать, чего ждать? – пожал плечами лейтенант. – Я с удовольствием посмотрю, что умеет твой старший истязатель.
   Капитан достал карманный коммуникатор и приказал вызвать Садиса, а также поднять заключённых из подвальных застенков в специальный кабинет интенсивной работы с инакомыслящими, который у Хиггинса был оборудован на предпоследнем верхнем этаже Дома Правительства.
   – Я полагаю, – сказал капитан лейтенанту, – мы начнём с главного «виновника торжества», с нашего маленького Профессора.
   – Полностью с тобой согласен, – кивнул д'Олонго. – С самой крупной рыбины и надо начинать.
   Они вышли из кабинета главы Попоя и направились в помещения для интенсивной работы. Лифты пока не действовали, и капитану с лейтенантом пришлось прыгать в аварийную антигравитационную трубу. От такого полёта, как и от предвкушения допроса старого врага, захватывало дух.

Глава 10.doc: «Смысл жизни».

   Я никогда не думал, что Мишка может взять и умереть, тем более – покончить жизнь самоубийством. Среди моих знакомых это был, пожалуй, один из самых умных и жизнерадостных парней, любивший жизнь во всех её проявлениях. Мишка любил выпить, любил хорошо закусить, любил приударить за хорошенькими девчонками, и в студенческие годы мы с ним не раз увлекательно проводили время, хотя потом он слишком рано по моим понятиям женился. В любом случае мы с ним достаточно долго оставались близкими друзьями, но потом жизнь всё-таки растащила по разным полкам, и если сейчас мы виделись два-три раза в год, то это было хорошо.
   Он был очень стойкий и упорный. Когда его выкинули из клиники за какую-то, якобы неправильно сделанную операцию, он ничуть не упал духом, несмотря на то, что вся его блестяще начинавшаяся карьера нейрохирурга была похоронена. Казалось бы, иной мог сломаться от такого удара, тем более что, как я слышал, Мишка в той истории был совершенно не при чём, и спасти пациента возможным не представлялось: ни один нейрохирург не спасёт раненого, у которого автоматной очередью снесло пол черепа.