— Это как? — Лис приподнял бровь. — Когда тебе надо, скажем, втереться к кому-то в доверие, как, например, в своё время к Сварогу, ты втираешься, а потом — предаёшь? То есть, в двух словах, делаешь всегда, как тебе удобно и выгодно без каких-либо моральных ограничений? Неужели ты считаешь, что ты открыл какую-то новую философию, исповедуя такой подход? Что это — высшая стадия развития сознания? У нас, ванвиров с Земли, ублюдков с подобной философией, к сожалению, очень даже много. Ты хочешь сказать, что мы уже поднялись до таких «высот» развития?
   Инглемаз с сожалением покачал головой:
   — У вас это отдельные, и кстати, не такие уж редкие проблески будущей линии поведения каждого. Но до такого массового уровня вашему обществу ещё идти и идти…
   — Слава богу! — вставил Лис.
   Инглемаз криво усмехнулся, но никак не прореагировал на замечание Лиса.
   — На вашем уровне развития, — продолжал он, — взаимозависимость отдельных индивидуумов настолько высока, что подобные настроения, естественно, воспринимаются отрицательно обществом в целом, и они, действительно, являются для него в данный момент вредными. Всё дело в том, повторяю, что индивидуумы, о которых мы говорим, ещё не могут быть по-настоящему независимыми от общества, другое дело — хозяин собственного мира…
   — Ну, вот и хозяйничал бы здесь, в этом Недоделанном мире, — Лис показал рукой вокруг, — доделывал бы его. Что же не обустраивал? Зависимость от чего тебе помещала? Ага, ведь у тебя, как ты сам говорил только что, не было нужного оборудования, значит, не так уж ты автономен и независим, центр мира!
   Лис внимательно смотрел на Инглемаза. Наверняка, если бы подобное было сказано тому, например, неким ванвиром Богданом, сидящим с почти перебитой рукой под нацеленным на него лучемётом, возмущению и гневу «центра мира» не было бы предела. Сейчас Инглемаз хорошо скрывал свои чувства. Он только снова усмехнулся, хотя злость слабым отсветом поблёскивала в глубине светлых скандинавских глаз:
   — Я же говорю, что ты не можешь этого понять.
   — Я очень хорошо тебя понимаю. Ты воображаешь себя сверхчеловеком: это же так здорово и удобно, считать себя пупом Земли, а всех остальных ублюдками. Но, повторяю: для Земли это не новость, были уже такие «философы». Они, правда, в основном объявляли «центром мира» свою нацию или идеологию, а второсортными другие народы, расы, или образ жизни, но это практически одно и тоже. Их было много всю жизнь. Это толкало таких типов на создание сначала религий, которые призывали убивать «неверных"», потом партий, расправлявшихся с инакомыслящими или «неполноценными» народами. Да, ты же сам и прикладывал к этому руки, насколько я знаю. Хочешь, я скажу своё мнение о тебе? Какой ты, в задницу, сверхчеловек, чёрт побери? Только живёшь неограниченно долго, да генетических дефектов у тебя вроде бы нет. Ну, так если у человека Земли перестроить пару генов, то он и будет жить сколько угодно долго — вот он я, сижу перед тобой.
   Теперь пришла очередь Инглемаза насмешливо посмотреть на Лиса:
   — Ну и что ж ты не принёс это великое благо всем людям своего мира? Себе сделал, а другим, которых ты, как заявляешь, считаешь своими братьями, равными тебе во всём, что же не подарил жизни бесконечной? Значит, ты думаешь, что ты чем-то лучше, праведник? Что же ты не облагодетельствовал их техническими достижениями, которые нашёл во Дворце Терпа, а? Значит, себя ты во всём ставишь выше других представителей своего вида!
   Лис на мгновение задумался, на подобные обвинения всегда трудно отвечать. Что он мог возразить? Да, он нашёл вкусный пирог и не поделился им с остальными. Но правильно ли, в принципе, устраивать делёж, если ты знаешь, например, что как только крикнешь: «Эй, я тут такое нашёл!», это вызовет давку и гибель многих, желающих получить то же самое? А кто-то, кто посильнее, безусловно, постарается захватить всё себе, чтобы потом на этом зарабатывать, эксплуатируя других, так же, как и раньше, если не хуже.
   С другой стороны история той же Земли давала множество примеров, когда отдельные представители отсталых народов вполне благополучно усваивали элементы более высокой культуры, что не говорило о том, что весь этот народ в целом уже готов взять и «перепрыгнуть из феодализма в социализм», как любили писать, например, в Советском Союзе. Значит, не стоит и пытаться заставлять этот народ в целом прыгать куда-то.
   — Я понимаю, что спор наш бессмысленный, но не могу не ответить, — спокойно сказал Лис. — Ты передёргиваешь, я не думаю, что ты такой дурак, чтобы искренне упрекать меня за то, что я не вернулся на Землю и не рассказал о том, что нашёл во Дворце Терпа. Наверное, если бы я хотел это сделать, ты бы первый постарался меня убить. Ты же знаешь и понимаешь ситуацию на Земле не хуже меня. Я не собираюсь перед тобой или перед кем-то ещё оправдываться, но скажу, что уверен, что, выплеснув такую информацию на земное, да и любое иное общество, можно только создать ещё большие проблемы. Всем людям на данном уровне развития технологий нельзя дать бессмертие, ведь где и как взять столько еды, если бессмертных будет становиться в среднем даже на два-три процента в год больше? Да ни один политик на Земле не даст сделать всех людей бессмертными. Меня бы ликвидировали земные спецслужбы, если бы я вернулся и начал орать о своих находках. В общем, я рассматриваю ситуацию так: мне повезло, я нашёл клад, это ведь не значит, что я должен взять и начать раздавать его направо и налево тем же вокзальным бомжам, которые его просто пропьют, да ещё и при этом передерутся, прирезав кого-то.
   — А ты всё-таки оправдываешься! То есть, я и говорю, что ты сам считаешь себя избранным, — подвёл итог Инглемаз. — Тогда нечего читать нотации мне.
   — Господи, да и не собираюсь! Знаешь, есть русская поговорка: горбатого могила исправит. Вот, это в данном вопросе применимо и к тебе.
   Его оппонент недобро усмехнулся: сравнение с горбатым стройному Инглемазу было явно неприятно.
   — Ладно, — Лис встал, — рассказать мне про аборигенов ты ничего не можешь. Тогда будем добывать информацию на месте. Пошли!
   Лис двинулся по тропе, которая всё дальше углублялась в лес. Инглемаз плёлся следом. Естественно, двигаться со скорость, которую даже в такой местности поддерживали люди на верховых животных, они не могли. Лис видел, что местами, где тропа позволяла, всадники переходили на лёгкую рысь, так что расстояние между ними всё увеличивалось. Это вызывало у него всё большую тревогу за судьбу друзей, однако Лис успокаивал себя, что даже если племя, захватившее в плен Монру и Терпа, является каннибалами, явно необычная для данного мира внешность не будет способствовать немедленному использованию их в качестве провианта. Вряд ли здесь такие проблемы с питанием, особенно, если в лесу растут дедае.
   Однако осматриваясь, Лис заметил, что живности попадалось на удивление мало, хотя, вполне возможно, что движение крупного отряда просто распугало её. Если считать, что лес был населён достаточно густо, то это могло свидетельствовать, что люди заставили большинство обитателей животного мира опасаться себя. В какой-то степени такое предположение подтвердилось километров через пять. К ветке мощного дуба было подвешено странное тело, и Лис впервые увидел коброкентавра. Естественно он остановился и рассмотрел его получше.
   Существо очень походило на свой мифологический прототип, если не считать, что вместо человеческой головы этот кентавр имел голову схожую по виду с головой змеи с одного из альбомов группы «White Snake», который Лис когда-то видел. Средний по размерам человеческий торс и четвероногое туловище, напоминавшее туловище довольно крупного осла, покрывала тёмно-зелёная змеиная кожа. К ветке коброкентавр был подвешен за связанные попарно ноги. Сильные мускулистые руки свешивались, немного не доставая до земли. Лис увидел, что кисти рук напоминали кошачьи лапы с острыми выпускными когтями. Они представляли страшное оружие, но как орган труда вряд ли могли хорошо служить своему владельцу. Из раскрытого змеиного рта вывешивался длинный, раздвоенный язык. Лис заглянул в пасть и обратил внимание, что ядовитый зуб, который явно имелся на нёбе, вырезан. Раскрытые мёртвые глаза смотрели в пространство со злобой, которая, казалось, не покинула их вместе с жизнью, уцепившись на бренную оболочку. В целом существо производило очень неприятное и даже страшное впечатление. Такое ночью увидеть — долго не уснёшь.
   — Твоё произведение? — спросил Лис своего подконвойного, кивнув на коброкентавра. — Они разумные?
   — Я бы сказал: ограниченно разумные. Живут и охотятся поодиночке, в брачные периоды сходятся с самкой, откладывают яйцо, а после того, как вылупится и подрастёт детёныш, расходятся. Во всяком случае, так я планировал. Нравится?
   Лис хотел уже высказаться по поводу сего творения, но вспомнил, что, объективности ради, следовало признать, что и Терпом были выведены твари ничем не лучше. Уровень развития молекулярной биологии и генной инженерии Творцов позволял им творить не только чудеса, но и ужасы. Может быть, цивилизация, достигшая таких высот естественным путём и сохранившая какие-то общественные институты, могла бы как-то контролировать работы в данной области, но Творцы, распавшиеся на отдельных индивидуумов, обладавших зачастую возможностями, кои не снились человечеству Земли в целом, могли реализовывать самые гнусные фантазии. Впрочем, Лис не был так уверен, что попади сейчас подобные знания на Землю, человечество распорядилось бы ими с большей ответственностью. Возможно, было бы ещё похлеще, и поэтому он ничего не ответил Инглемазу.
   Вообще, особенно после его хоть, безусловно, и поверхностного, но всё же достаточно объёмного знакомства с нынешней ситуацией на собственной Родине и в целом на Земле, Лису всё больше начинало казаться, что коллективный разум тоже далеко не всегда находит идеальные решения. К чему привела вся эта демократия, исповедующая, казалось бы, коллегиальность в создании законов и выработке решений? В мире не стало лучше, в России не стало лучше, наоборот, процветают кучи партий, кланов, можно сказать, минисообществ, которые на деле воюют друг с другом за право управлять миром. Они яростно соперничают между собой, но и внутри каждого практически всегда идёт более или менее сильное брожение, поскольку любой коллектив, особенно замкнутого типа, уже содержит в себе запал взрывного устройства в виде противоречия личных интересов и амбиций отдельных его членов и коллегиальных целей, стоящих перед данным сообществом. А движет всем личная жадность и желание попрать другого. Народ, серая масса, если называть вещи своими именами, рассматривается как большой ограниченно разумный инструмент для решения своих проблем.
   Чем же это, по большому счёту, лучше, концепции Инглемаза? Может быть, действительно, лучше, если миром правит одна личность? Конечно, тут есть один чрезвычайно тонкий момент: хочется почему-то, чтобы личность эта не была сволочью. Хотя, опять же, и это понятие очень относительно в плане абсолютности утверждения: ведь сам Инглемаз, например, сволочью себя не считает. Нету в жизни счастья, одним словом, в смысле — идеала строения общественного бытия.
   «Интересно», — подумал Лис, — «а хотелось бы мне самому, например, править миром, ну, скажем так, как это пытается делать Сварог?» Ведь если не становиться на позицию Инглемаза и не считать всех, вообще всех человеческих существ ванвирами, а себя «центром мира», то это колоссальная ответственность, прежде всего перед самим собой. Да и не очень хорошо у Сварога получилось всё, хотя, как он сам говорит, ему сильно помешали. Но встаёт вопрос: если можно так легко помешать, то хорош ли план в целом?
   М-да, трудно быть богом, вообще, наверное, невозможно выступать в такой роли, но, начинает казаться, что иной раз очень трудно не попытаться богом не быть, особенно, когда полагаешь, что у тебя истинно благие намерения. А теми же благими намерениями создано дорожное покрытие для очень известной дороги. Некоторые представители земного человечества ещё очень давно подметили, что получается, когда кто-то кого-то пытался силой привести к счастью.
   Отвлекаясь от слишком глобальных мыслей, Лис попытался понять, как был убит коброкентавр. Сейчас эта задача являлась более актуальной, чем философские спекуляции на тему о путях достижения вселенской гармонии.
   На человеческом торсе трупа виднелись две сквозные раны, обе на груди, то ли следы от ударов копьём, то ли от извлечённых стрел. Голова, говоря языком протокола, имела свидетельства ударов «тяжёлым тупым предметом», очевидно, дубинкой, которой монстра добивали. Если раны оставили прошедшие навылет стрелы, то люди, убившие кентавра, располагали довольно эффективным метательным оружием. Но вот, что было странно: эти сквозные раны были замазаны глиной с обеих сторон, словно для того, чтобы предотвратить вытекание крови. Кроме того, на теле в нескольких местах, как на торсе, так и на лошадиной части были дырки диаметром примерно миллиметров пять-шесть, оставленные каким-то очень ровным и круглым орудием.
   Лис спросил об этом Инглемаза, но тот только плечами пожал, вновь заявив, что не может знать всего, что тут происходило в течение двух тысяч лет. На вопрос о том, догадывается ли он, почему аборигены не забрали труп в качестве пищи, Творец ответил, что мясо взрослого коброкентавра ядовитое, и есть его нельзя.
   — А эти не замазанные дырки, они не могут быть оставлены твоим слоном-кровопийцей? — допытывался Лис.
   — У него игла должна быть потолще, как мне кажется, — покачал головой Инглемаз.
   — А гидры?
   Инглемаз посмотрел вверх на густые кроны деревьев:
   — Они не могли бы спуститься здесь к земле. Гидры наверняка не рискуют соваться в леса, потому что так им очень легко пробить свои летательные мешки о ветки и сучья.
   Лиса очень удивляло, что возле тропы попадалось мало живности. Это, конечно, нисколько не огорчало, поскольку ему совершенно не хотелось тратить время на столкновения с крупными представителями местной фауны, но давало пищу для размышлений. Видимо, за время отсутствия Инглемаза в этом мире произошли некоторые изменения, и он стал не таким уж смертельно опасным, если, конечно, не считать природные катаклизмы в виде перетекающих с места на место водных масс и ливней. Хотя, судя по всему, движение воды, вызванное приливными силами, вряд ли чем-то грозило находившимся на поверхности плато.
   Вечерело, и в небе начали появляться плотные тучи. В просветы между кронами деревьев было видно, как собирающиеся вроде бы ниоткуда массы темнеющих на глазах облаков, надвигаются на раскалённый белый глаз солнца.
   — Скоро польёт, как из ведра, — сообщил Инглемаз. — Нам нужно где-то укрыться: ливень будет страшный.
   Лис кивнул: вряд ли стоило вообще мокнуть и продолжить движение в сумерках, которые уже наверняка наступят, когда ливень закончится. Он свернул с тропы, несколько углубившись в чащу, чтобы случайный конный отряд не мог заметить их лагерь. Среди плотных кустов Лис поставил обе имевшиеся у него палатки, на всякий случай соединив их вместе и прикрепив к толстому дереву. Инглемаза поинтересовался насчёт еды, кивнув на росшее неподалёку дедае. Лис сорвал несколько плодов различной степени зрелости и бросил в каждую палатку.
   Совсем как на Земле налетел резкий порыв ветра, предвестник грозы, и лес тревожно зашумел. Стало почти темно, хотя солнце ещё не скрылось за горизонтом, и по палаткам стукнули первые крупные капли дождя. Инглемаз, не дожидаясь распоряжения Лиса, забрался в одну из палаток, а сам Лис направился в другую. Палатки не имели запоров, позволявших запереть их снаружи, но Лис не думал, что Творец попытается сбежать. Одному без оружия у него не было шансов уйти далеко, особенно, если здесь хозяйничали аборигены.
   Едва Лис закрыл входной полог, сверху обрушилась масса воды, и через несколько минут палатка уже начала чуть-чуть всплывать, так что решение о креплении к дереву, было очень верным.
   Вряд ли в такой ливень могла угрожать иная опасность, чем быть унесёнными потоком воды. Поэтому Лис запер изнутри вход, поужинал плодами «дерева, дающего еду» и уснул под шум дождя, скорее напоминавший грохот водопада.

ГЛАВА 19

   Ночь прошло совершенно спокойно. Когда внутренние часы подсказали Лису, что пора вставать, он протёр глаза и выглянул из палатки. Светало, дождь давно закончился, хотя во многих местах ещё стояли огромные лужи, которые довольно быстро впитывала земля. Кое-где потоки воды натащили настоящие завалы из веток, сучьев и листьев.
   Лис разбудил Инглемаза, они умылись из луж, где дождевая вода уже хорошо отстоялась и, позавтракав запасёнными накануне плодами, отправились дальше.
   Утром, пока не взошло солнце, идти было даже приятно. Влажная прохлада и тишина леса создавали впечатление беззаботной пешей прогулки, а чистый воздух, насыщенный ароматами трав и листьев, от которого Лис почти успел отвыкнуть за недолгое пребывание на Земле, бодрил, вливаясь в лёгкие.
   Они прошли уже несколько километров, когда в чаще раздался треск ломаемых веток. Лис сделал знак Инглемазу и свернул в ближайшие густые заросли. Раздался приближающийся топот, и из леса рысью выбежал слон-кровопийца. Описание Инглемаза было весьма точным, единственное, что удивило Лиса, так это размеры зверя: он был значительно меньше, чем говорил Творец, и имел не более двух метров в высоту и всего метра три в длину. Туловище опиралось на толстые брёвнообразные ноги, а небольшая в сравнении с туловищем круглая голова с оттопыренными ушами имела длинный хобот, оканчивавшийся тонкой костяной иглой. Под хоботом свисали два шупальца, напоминавшие осьминожьи, и рта у животного не было. Круглые, размером с хорошие блюдца, глаза имели вертикальные, как у представителей семейства кошачьих, зрачки. Тело животного неожиданно оказалось покрытым шкурой, так же как и у коброкентавра схожей со змеиной кожей. Шарообразная голова с длинным заостряющимся хоботом придавала животному странный вид какой-то гротескной помеси слоника и Буратино.
   — Это что, детёныш? — негромко спросил Лис. — Ты же говорил, что они гораздо крупнее.
   — По-моему, это взрослый, но, действительно, какой-то небольшой, — ответил Творец, жавшийся к нему на минимально возможном для «поводка» расстоянии.
   — И всё равно, не маленький. Где такая махина находит крови на пропитание?
   — Я удивлён, что они не передохли, — согласился Инглемаз. — Может, просто уменьшились в размерах из-за нехватки питания? У всех искусственных форм изменчивость идёт гораздо быстрее. Ведь это даже не эволюция, а просто своего рода адаптация к реальным условиям.
   — А как он не перегревается на такой жаре?
   — У них совершенная система терморегуляции.
   — Понятно… — кивнул Лис и продолжил наблюдать за необычным созданием.
   Как бы отвечая на вопрос Лиса о питании, зверь подошёл к одному из дедае, росшему недалеко от тропы и всадил хобот в плод жидкой зрелости, высасывая влагу.
   — Всё понятно, — сказал Инглемаз. — Они, видимо, перешли на менее калорийное питание и, как следствие, потеряли в размерах.
   — Думаешь, они перестали быть кровопийцами? — спросил Лис.
   — Можешь проверить! — Инглемаз осклабился.
   — Да, это надо проверить, — неожиданно для Творца согласился Лис и вышел из укрытия.
   — Зачем тебе это надо, чего ты лезешь на рожон! — зашипел Инглемаз.
   Лис, не обращая внимания, на предупреждения Творца сделал ещё шагов десять в сторону зверя и свистнул, привлекая его внимание. Слон-кровопийца оторвался от высасывания плодов дедае и уставился на Лиса. Глаза его заблестели, он поднял свой хобот-шприц и, неожиданно тоже пронзительно засвистев, бросился наутёк.
   — Мы не знаем, любит ли он кровь по-прежнему, но явно боится тех, кто на двух ногах, — констатировал Лис.
   Ещё через несколько километров им стали попадаться признаки близкого поселения этих самых двуногих: в лесу появилось много пней срубленных деревьев. Лис принюхался и явно услышал запах горелой древесины — где-то жгли либо костёр, либо топился очаг.
   Он свернул с главной тропы и крадучись двинулся лесом, скрываясь между молодой поросли и высоких кустов. Инглемаз тихо чертыхался, но не возражал двигаться тайно. Один раз у него из-под ног метнулось животное, напоминающее зайца, но рассмотреть его Лис не успел, поскольку мохнатое длинноухое тельце пулей исчезло в зарослях.
   Несколько раз они пересекали маленькие тропы, явно натоптанные людьми, и небольшие ручейки, возможно, остатки ночного ливня. Неожиданно из-за развесистых кустов орешника, Лис услышал человеческую речь. Она была совершенно незнакомая, какая-то гортанно-лающе-писклявая, но то, что звуки эти издаёт горло человека, сомнений не вызывало.
   Голоса явно приближались. Лис знаком приказал Творцу на всякий случай лечь на землю: он хотел сам подкрасться и посмотреть, кто разговаривает, но Инглемаз также беззвучно начал возражать, показывая под ноги: они стояли на очень насыщенном влагой участке, почти болотце, и ему не хотелось ложиться в грязноватую жижу. Пока они препирались жестами, из-за кустов вышли два тёмнокожих человека ростом не более полутора метров, почти голые, если не считать надетых на них нечто среднего между поясами и набедренными повязками, сплетёнными из какого-то мягкого лыка. Их лица несли определённую смесь негроидных и австралоидных черт, что подтверждало слова Инглемаза о расовом составе населения, которое он успел сюда забросить. Курчавые волосы шапками стояли над довольно высокими лбами, лица были раскрашены белыми, красными и чёрными кругами и полосами, а в ушах болтались невообразимые кольца то ли из кости, то ли из дерева — в общем, добротный первобытный макияж и бижутерия.
   Вооружены воины были копьями с широкими наконечниками, висевшими за спинами, за пояса были заткнуты по паре бумерангов и каких-то грубых ножей, но самым удивительным было то, что в руках они держали нечто вроде арбалетов. Насколько он знал и читал, ничего подобного в своём арсенале африканские и, тем более, австралийские племена не имели. Да и наконечники копий, стрел и ножи показались Лису странно похожими на металлические.
   Пару секунд воины таращились на Лиса и присевшего на корточки в нескольких метрах у него за спиной Инглемаза. В этот момент Лис мог бы спокойно уложить их, но он хотел попробовать установить хорошие отношения с теми, кто захватил его друзей. Кто знает, возможно, Монру и Терпа просто удастся выкупить?
   Воины опомнились, и что-то начали быстро говорить, жестикулируя и обращаясь явно к Лису. Как и всех примитивные люди, и не только первобытные, они не на мгновение не задумывались, что их могут не понимать, и явно старались для доходчивости говорить громче. Лис покачал головой и помотал руками возле ушей и рта, давая понять, что не понимает их языка.
   Пигмеи переглянулись и снова затараторили, указывая руками куда-то за свои спины. Одновременно они начали делать уже вполне понятные знаки, свидетельствующие, что Лис должен отдать им своё снаряжение.
   — По-моему, — сказал он Инглемазу, — они хотят отвести нас в своё стойбище.
   Лис улыбнулся и знаками показал, что идти с ними он согласен, но ничего не отдаст. Реакция воинов была мгновенной: они вскинули свои арбалеты и направили оружие на него. Лис, продолжая улыбаться, поднял руку ладонью вперёд, как бы призывая не стрелять, одновременно опустив при этом щиток шлема. Увидев, что лицо незнакомца исчезло, и вместо него возникла матово блестящая поверхность без глаз и носа, аборигены выстрелили.
   Стрелы ударили Лиса в грудь и отскочили. Воины, однако, не испугались и кинулись вперёд с копьями. Вступать в рукопашную схватку ему совершенно не хотелось, и Лис уложил обоих на траву, истратив до конца магазин лучемёта, начатый в бою с каракатицами.
   Подобрав и осмотрев оружие аборигенов, Лис увидел, что наконечники копий, арбалетных стрел и ножи действительно были из металла вроде какого-то бронзового сплава. Он показал их Инглемазу.
   — Когда я привёл их сюда, они не знали металлических изделий, даже и речи быть не могло.
   — М-да, — Лис покачал головой, — не хотел бы я, чтобы они прогрессировали также быстро, как гномы в Проклятом лесу.
   Он задумался, как целесообразнее действовать дальше. Ясно, что оружие аборигенов ему не страшно, но он искренне пожалел, что не успел снять комплект доспехов для Инглемаза. Если бы они были защищены оба, он мог напасть на стойбище или деревню и, действуя напролом, освободить Терпа и Монру. Инглемаз мог даже помогать ему, вооружившись какой-нибудь дубиной или тем же арбалетом. Сейчас же Творца могли уложить первой же стрелой, и тогда поиск выхода из этого мира будет затруднён. Оставалось посадить Инглемаза дожидаться в каком-то укромном месте.