– И что теперь? – спросил он наконец.
   – Пока ничего, – спокойно ответил Энгус. – Башня свяжется с нами, когда будет готова говорить. Они сняли мой голосовой отпечаток. А пока ребята гонят на нас волну, чтобы посмотреть, как мы будем реагировать.
   Майлс посасывал ник и пытался успокоиться. Конечно, верфи «Купюра» подозревают их. И, конечно, программа Энгуса была написана с учётом этих подозрений. Здесь не о чём беспокоиться. Но Майлс беспокоился. Его голова была в петле. И чем сильнее петля затягивалась, тем больше он рисковал, стараясь выбраться из сложного положения.
   Энгус сделал предупредительный жест, и в тот же миг в динамиках раздался голос:
   – «Труба», это Башня верфей «Купюра». Настало время для ответов. И вам лучше быть точными. Нам надоела болтовня.
   Энгус подключил микрофон.
   – Башня, это капитан Термопайл. Я верю, что вам надоела болтовня. Вы ведь ею только и занимаетесь. Но, может, ты дашь мне намёк, что хочешь от меня услышать?
   – Кончай, копчёный дурень.
   Голос диспетчера не казался обиженным.
   – Ты сам знаешь, что мы хотим от тебя услышать. А мы хотим, чтобы ты рассказал о себе. По нашим сведениям, тебя упрятали в тюрьму на Рудной станции. И вдруг ты появляешься здесь на полицейском корабле, а в команде у тебя помощник шефа службы безопасности. Ты можешь назвать меня прорицателем, но я чувствую в этом какой-то подвох. Мы хотим, чтобы ты сообщил нам причину не сжигать тебя лучом, когда твой корабль окажется в пределах выстрела. Такой намёк годится или требуются разъяснения?
   – Годится, – бесстрастно ответил Энгус – Я мог бы написать об этом в таможенном бланке. Так, значит, ты думаешь, что я связался с копами? Что они выпустили меня из тюрьмы, позволили отогнать их корабль в запретное пространство да ещё дали в команду своего любимчика? А зачем? Может, для того, чтобы я взорвал ваш планетоид? Каким же беспросветно тупым надо быть, чтобы так думать? Только затраханный идиот может считать копов такими глупыми. Неужели Билл под старость сел на нуль-волну?
   – Капитан Термопайл, – язвительно заметил диспетчер, – мы можем верить во что хотим, а ты, придурок, должен убедить нас в своей правоте. Короче, мы даём тебе три возможности: убраться отсюда, продолжить свой трёп и нарваться на выстрел или начать говорить Нам плевать, что ты выберешь Но я гарантирую, что тебе придётся выбрать одну из этих трёх возможностей.
   Энгус презрительно усмехнулся.
   – Кого ты грузишь, паренёк? И кто тебе разрешил плевать на мой выбор? Даже если у Билла высохли мозги, ему все равно захочется понять, что происходит. Ну, допустим, поджаришь ты меня лучом. И что он узнает? Или я решу улететь на другую станцию. А как же он? В любом случае, ты станешь первым кандидатом на БК-хирургию – если только сё к тебе уже не применили. Так что слушай меня внимательно. Я не буду повторять дважды. И включи датчик стресса. Он покажет тебе, что я не лгу.
   Энгус открыл рот и высунул опухший язык.
   – Я был в тюрьме на Рудной станции. Получил пожизненный срок за кражу припасов. Похоже, ты слышал об этом. Но служба безопасности мочилась кипятком, потому что не могла пришить мне дело посерьёзнее. Шеф СБ поручил Тэвернеру расколоть меня на допросе – разорвать бедолагу пирата на части и вытащить на свет все мои секреты.
   Энгус начал выплёвывать слова, чередуя их с утробным рычанием.
   – Этого у них не получилось, и через некоторое время они, устав от упрёков полиции, решили сдать меня старшим коллегам.
   Наверное, Энгус мог лгать так правдоподобно и без помощи зонных имплантов.
   – Копы воспользовались актом преимущественного права, и меня забрали в командный центр полиции. Сопровождающим был Майлс. Считалось, что он лучше других изучил мою психику. Похоже, копов устраивало, что Майлсу не удалось сломать меня. Вероятно, им самим хотелось вскрыть мою подноготную.
   Тэвернер бросил окурок на пол, прикурил новый ник и выпустил клуб дыма на дрожащие руки.
   – И тут вообще началась потеха, – продолжал Энгус. – Я многое натворил в своей жизни, но меня обвинили в липовом деле. Они меня подставили. Если не веришь, то спроси Саккорсо. Он же сейчас у вас, не так ли? Спроси его. Это он дал мне наводку на тот чёртов груз. Постепенно копы поняли, что такую информацию Саккорсо мог получить только от сообщника, работавшего в службе безопасности Рудной станции. И с этого момента Майлс оказался в проблеме. Чтобы подставить меня, он снабдил Саккорсо припасами станции. Возможно, они работали вместе годами. Он понял, что копы так или иначе прижмут его к ногтю. Его маленькая коммерция закончилась. Майлса вот-вот должны были поймать – а расколов парня на допросе, его тут же казнили бы за совершенные преступления.
   Энгус злобно захохотал.
   – Ему не нравилась такая перспектива. Но как он мог её избежать? Его ведь тоже привезли в штаб-квартиру полиции Концерна. Он тогда ещё не был в списке подозреваемых, и никто не ожидал от него побега. А сам он не мог управлять кораблём. Что парню оставалось делать? Прежде чем копы отменили его пропуска и коды, он вытащил меня из камеры. Мы пробрались в доки, оглушили команду «Трубы» и, воспользовавшись их идентификаторами, проникли на борт. Затем Майлс ввёл в систему свой код и запросил разрешение на тренировочный полет. Прежде чем в командном центре поняли, что происходит, мы ушли в гиперпространство и направились сюда. Вот и вся моя история.
   Он язвительно рассмеялся.
   – Как она тебе понравилась?
   По зову интуиции, который во многом напоминал обычную панику, Майлс подключил свой микрофон и сказал Энгусу так, чтобы Башня могла его услышать:
   – Им это не понравится. Умерь свою враждебность. Мы не можем вернуться. Они должны разрешить нам остаться.
   Он думал, что Энгус отключит его. Но тот оставил оба канала активными и только проворчал:
   – Заткнись, Тэвернер. Ты только ухудшаешь нашу ситуацию.
   Майлс даже покраснел от возмущения. Он оказался пешкой в просчитанном гамбите между Энгусом и диспетчером. По всей вероятности, Термопайл и Башня уже знали, каким будет результат. И только Майлс потел от неведения и страха.
   Минуту динамики молчали. Затем насмешливый голос спросил:
   – Капитан Термопайл, что у тебя есть на продажу?
   Изобразив внезапную ярость, Энгус закричал в ответ:
   – Я ничего не продаю! Я беглец! Вбей это в свою голову! Я убежал от чёртовых копов! Мы прилетели сюда только потому, что нам негде больше спрятаться.
   – А как ты намерен расплачиваться за использование наших доков и предоставленные услуги? – с учтивой злобой спросил диспетчер.
   Энгус щёлкнул пальцами, передавая инициативу Майлсу. Тот со вздохом склонился над микрофоном:
   – Башня, это Майлс Тэвернер. Я сколотил приличную сумму, работая с капитаном Саккорсо. Но мне было жаль оставлять её на Рудной станции, и я перевёл свои деньги в безопасное место на «Терминусе».
   Эта ложь, подготовленная для него Хэши Лебуолом, была настолько близка к истине, что Майлс выложил её без колебаний.
   – Посылаю подтверждение.
   Сдерживая дрожь, он напечатал код кредита, и передатчик «Трубы» направил его Башне.
   – Данные приняты, – бесстрастно отрапортовал диспетчер. – «Труба», до очередного сеанса связи сохраняйте тот же курс. Башня отключается.
   Динамики покорно замолчали.
   Тэвернер должен был держать язык за зубами – он это знал. Но внутри у него бурлила напряжённость. Он зависел от людей, которых не мог понять и проконтролировать. Срывающимся голосом Майлс снова задал свой прежний вопрос:
   – И что теперь?
   Усмешка Энгуса была острой, как шпилька.
   – Теперь они будут говорить с твоим приятелем. С капитаном Траходавом.
   Тэвернер попытался вспомнить всё, что знал о Нике Саккорсо. Он попытался представить, какие приказы Хэши Лебуол мог дать «Мечте капитана».
   – Ты думаешь, Ник замолвит за нас словечко? – с сомнением спросил Майлс.
   Энгус выругался.
   – Конечно, нет!
   Однако в его голосе прозвучало мрачное удовлетворение, когда он добавил:
   – Но именно поэтому они и дадут нам разрешение на посадку.
   Майлс не удержался от реплики:
   – Это не имеет смысла.
   – Имеет, имеет. Просто ты слишком глуп, чтобы понять его.
   В желтоватых глазах Энгуса пылала ненависть.
   – Взгляни на ситуацию с точки зрения Билла. У него на шее два амнионских крейсера. Здесь же «Мечта капитана», которая пришла со Станции Всех Свобод, – то есть из амнионского космоса. Значит, капитан Траходав каким-то образом перебежал им дорогу, и амнионы послали за ним боевые корабли. Возможно, они ищут бесценную Морн Хайленд.
   Это имя Энгус произнёс как ругательство.
   – Билл уже по горло в дерьме, о котором никого не просил. И тут вдруг появляемся мы.
   Объяснение Энгуса все больше напоминало угрозу.
   – С его точки зрения, мы опасны для колонии – особенно в такое тревожное время. Но теперь он знает, что мы как-то связаны с капитаном Траходавом. Мы заявили, что Ник может подтвердить нашу историю. Да тут и козлу было бы понятно, что наш полёт на верфи «Купюра» имеет к нему отношение. Но когда Саккорсо откажется заверять наши слова, у Билла не останется выбора. Он даст нам разрешение на посадку. И когда мы будем в доке, он возьмёт нас под жёсткий контроль. Так он сможет защитить себя от других неприятностей, которыми чреват наш визит.
   Майлс нашёл в себе силы не задавать вопросов. Они часто предавали его – и это началось с тех пор, как ему велели расколоть Термопайла. Он пытался утешить себя тем, что знает секреты, о которых не догадывались ни люди Бюро по сбору информации, ни Хэши Лебуол. Но каждый проходящий час, казалось, усиливал его зависимость от Энгуса. Сейчас ему надо было успокоиться.
   Он с силой втянул дым в лёгкие, так что даже сердце запрыгало и подмышки засочились потом. Ожидание становилось адской мукой. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем диспетчер снова вышел на связь:
   – «Труба», это Башня. Разрешаем посадку. Высылаем данные о векторах подхода и якорной стоянке.
   На мониторах пульта замелькали колонки кодов и цифр.
   – Башня, не дай мне сдохнуть в неведении, – шутливо взмолился Энгус. – Что обо мне сказал Саккорсо?
   – Слушай внимательно, – оборвал его диспетчер. – Я дважды повторять не буду. Вы получили разрешение на посадку, но оно условное. Вам не позволят улететь, пока вы не ответите на все вопросы Билла.
   – Ты хочешь сказать, что капитан Саккорсо отказался подтвердить мои слова?
   Энгус скрыл смех за угрюмым рычанием.
   – Он вообще не захотел с нами говорить, – ответила Башня. – Мы не выпустим вас отсюда, пока вы не докажете, что вам можно доверять. Если хочешь удрать отсюда, то делай это сейчас. Но предупреждаю! Ты уже в зоне обстрела «Затишья». Башня отключается.
   Внезапная тишина оглушила Майлса, как прилив крови. Дрожь облегчения пронеслась по телу. На миг он даже затаил дыхание.
   – Вот так-то, ублюдки! – рявкнул Энгус и грохнул кулаком по пульту.
   Майлс шумно выдохнул.
   Все! Ожидание кончилось. Он не станет соваться в петлю. Такие жертвы не для него. Пусть другие играют в героев. А он пока мог немного расслабиться.
   Тэвернер с минуту наблюдал за тем, как Энгус выполнял инструкции Башни. Бросив ник и расстегнув пояс безопасности, Майлс вновь оттолкнулся от кресла и перелетел к командному пульту.
   – Посадка подождёт, – сказал он. – Нам надо разобраться кос в чём.
   Энгус молча запрограммировал автоматическое выполнение посадочных операций согласно данным верфей «Купюра».
   Майлс устроился на спинке кресла и чётко приказал:
   – Джошуа. Прекрати все действия и слушай меня. Став безропотным, как робот, Энгус покорно опустил
   руки на подлокотники. Он хотел повернуть голову, но какой-то инстинкт или предписанный приказ остановил его.
   – Джошуа, – продолжил Майлс, – они сообщили тебе о цели нашей миссии.
   Энгусу не требовалось объяснять, кем были эти «они».
   – Они дали тебе доступ к некоторым базам данных и к той информации, которая нужна для выполнения задания. Ты получил все это в достатке. Но они не сказали тебе о моей задаче.
   Плечи Энгуса напряглись. Очевидно, он сопротивлялся зонным имплантам.
   – Копы посчитали себя слишком умными, – добавил Майлс. – Им казалось, что они убедили меня стать твоим верным помощником. Лебуол и Диос думали, что знают истину. Но они ошиблись. У меня есть свои собственные намерения. И сейчас настало время воплотить их в жизнь.
   – Энгус Термопайл, – произнёс он с чувством, – я ненавижу тебя. Меня тошнит от твоей жестокости. Мне хочется блевать от твоей внешности. Я презираю твои устои. Всё, что ты делаешь, и все в тебе самом вызывает у меня отвращение. Я не собираюсь действовать как твой подчинённый. Такое положение абсолютно неприемлемо. Хватит того, что я смотрю на тебя и ощущаю твой запах. Но выполнять твои приказы – это уже слишком. Мы должны исправить эту ситуацию немедленно.
   Майлс начал снимать костюм.
   – Давай, Джошуа. Спроси у меня, что всё это значит.
   – Что всё это значит? – хрипло прошептал Термопайл, словно у него перехватило дыхание.
   Майлс Тэвернер знал, что такое унижение и контроль. Он знал это каждой косточкой тела, каждым кончиком нерва. Впервые за несколько месяцев – а возможно, за годы – он почувствовал неземное счастье. Сбросив последнюю одежду, он взобрался на подлокотники кресла и, возвышаясь над Энгусом, томно произнёс:
   – Это значит, что тебе сейчас придётся поработать своим глупым язычком и как следует вылизать мне парочку интимных мест.
   Придав приказу нужный приоритет, Майлс перечислил всё, что он хотел от Джошуа.
* * *
   Позже, когда грязь его тела, а вместе с ней и страх в душе были удалены, он приказал Энгусу обеспечить ему неограниченный доступ к каналам связи «Трубы».

Служебная документация:
Краткая история Концерна рудных компаний

   Общедоступная история Концерна рудных компаний могла бы служить примером экономического завоевания власти.
   Что позволило КРК стать таким огромным? Как получилось, что Концерн не только управлял освоением человеческого космоса, но и надзирал за ним? Почему правительства Земли отказались от хорошо им знакомого – и, по сути, деспотичного – суверенитета над своими гражданами? По какому праву КРК превратился в единственного торгового посредника между человечеством и амнионами и, следовательно, стал единственно жизнеспособной защитой от экспансии пришельцев? Каким образом «частное» коммерческое предприятие оказалось ответственным за судьбу человеческой расы?
   На все эти вопросы можно дать один ответ – экономическая власть. А первичной причиной послужило открытие тахионного двигателя. Без возможности пересекать, исследовать и осваивать межзвёздные пространства вопросы подобного ранга никогда бы не возникли. В тс времена, когда доктор Жуанита Эстевез проводила испытания первого прототипа тахионного двигателя и ежедневно подвергала опасности станцию Космолаборатории, Земля переживала период политического и экономического застоя – период настолько основательного истощения, что почти все аналитики склонялись к единому мнению: планета истощила не только ресурсы, но и способность решать свои проблемы. Взаимозависимость ста пятидесяти суверенных наций стала так велика, что войны больше не могли служить эффективным средством усиления экономической и политической активности. Сложившиеся межгосударственные отношения принуждали каждую нацию разделять нищету и беды своих соседей. Иными словами, обитатели планеты могли быть уничтожены той же самой системой коллективной безопасности, которая прежде поддерживала их существование.
   Земле не хватало горючих ископаемых для производства дешёвой энергии (а строительство и содержание космических термоядерных генераторов было чрезмерно дорого); не хватало деревьев, чтобы восстанавливать атмосферу; не хватало новых материалов для замены старых; не хватало адекватных путей для продуктивного использования мусора или складирования его без всплесков народного недовольства; не хватало границ и войн, чтобы пробуждать патриотизм и упорство, вдохновлявшие на решение проблем. Планета превратилась в бесконечный список того, чего катастрофически не хватало людям. Земля внезапно потеряла своё будущее.
   В отчаянных попытках спасти себя несколько коммерческих предприятий и квазикоммерческих объединений приступили к созданию космических станций. Они исследовали новые возможности и сооружали огромные орбитальные лаборатории с гидропонными резервуарами, центрами высоких технологий и платформами для запуска спутников к другим планетам. Заявленной целью этих огромных расходов были открытия, способные вернуть человечеству будущее. Однако реальным результатом оказалось дальнейшее истощение ресурсов планеты. Экономические системы всего земного шара продолжали приходить в упадок. Парадоксально, но чем дороже обходились эти коммерческие космические проекты, тем более необходимыми они становились. Земля не просто нуждалась в них. Она нуждалась в них отчаянно и абсолютно.
   К тому времени, когда Космолаборатория завершила то, что ей полагалось сделать, – то есть к тому времени, когда доктор Эстевец создала тахионный двигатель, дав людям сначала теоретическую, а затем и практическую возможность освоения космических пространств за Солнечной системой, – учредительный консорциум Станции стал настолько нужен тем странам, которые имели в нём доли, что ни одному из правительств не удалось перехватить патент на изделия предприятия.
   Это вкратце объясняет, почему дальнейший ход событий был скорее вопросом коммерции, а не суверенитета. Единственной уступкой Космолаборатории, сделанной земным правительствам (не говоря уже о конкурентах), стало соглашение, по которому лицензии на изготовление маршевых двигателей выдавались на довольно терпимых условиях.
   Со временем Космолаборатория (а ныне «Копи Стрельца») превратилась в самый мощный коммерческий концерн за всё время существования Земли. Её экономическое господство закрепилось окончательно, когда одна из первых дальних экспедиций принесла на планету весть о богатейшем поясе астероидов. Это не был тот пояс, на котором КРК сколотил своё богатство. Это была маленькая и незначительная находка, быстро исчерпавшая себя. Однако именно её запасы ценных руд позволили найти новые и более богатые месторождения.
   Несмотря на огромный капитал, поступавший в виде отчислений, «Копи Стрельца» согласно уставу предприятия не могли получать прибыль от своих находок. И тогда появился КРК (в ту пору Корпорация космических рудников).
   ККР начинала свой путь как сравнительно небольшое и на вид безвредное рудоплавильное предприятие. Она осваивала поля астероидов в пределах Солнечной системы, и её производственные платформы передвигались на обычных космических скоростях. ККР была достаточно мобильной и развитой, чтобы выполнять работу, необходимую для «Копей Стрельца» (сокращённо КОС), но не такой большой, чтобы считаться серьёзным конкурентом.
   Естественно, станция КОС попыталась ассимилировать небольшую компанию, но ККР удалось избежать этой судьбы, и в награду за творческие успехи она постепенно стала партнёром «Копей Стрельца» в разработке пояса.
   Таким образом, Корпорация космических рудников получила мощный импульс к развитию и со временем преобразовалась в Концерн рудных компаний. Астероидные пояса КОС – и станция «Копи Стрельца», партнёром которой была ККР, – позволяли накапливать богатства в ранее невиданных масштабах.
   Будучи прежде незначительной компанией и занимаясь прозаической деятельностью, ККР не получала субсидий от каких-либо земных правительств и, следовательно, находилась вне государственных ограничений. Новое богатство дало ей власть. Используя её с умом и дальновидностью, ККР вскоре стала одним из главных игроков в исследовании и освоении космоса. Однако если бы история Корпорации космических рудников на этом и закончилась, она никогда не породила бы так много интересных вопросов.
   Конгломераты Земли по-прежнему не видели для себя светлого будущего. Несмотря на открытие тахионного двигателя, человеческий космос был ограничен популяцией людей. То есть доходы – и возможности обогащения – могли расти только в пропорции с освоенным пространством. А эта экспансия проводилась очень медленно – в основном на станциях вокруг Земли. Экономика могла поддерживаться только ростом, а рост явно замедлялся. Это уравнение радикально изменилось после контакта с амнионами. Примером мудрого предвидения ККР и образцом её эффективных вложений может служить приобретение «Интертеха» – научно-исследовательской компании с широким спектром изысканий. В то время «Интертех» являлся рискованной покупкой. Его попытки изучения амнионских мутагенов спровоцировали человеческие бунты, и компания была разорена. «Интертех» подвергли осуждению. У всех на устах была лишь его трагическая роль в кровавых мятежах. И только Корпорация космических рудников оценила потенциал этой компании. Приобретя «Интертех», ККР стала единственным предприятием в человеческом космосе, которое могло достигать запретного пространства и вести переговоры с амнионами.
   Чтобы извлечь выгоду из этой ситуации, ККР использовала свой авторитет и, запустив в действие экономические рычаги, добилась эксклюзивного права на торговлю с амнионами. Тем самым была открыта дверь к огромным возможностям, и ключ от этой двери оказался у Корпорации космических рудников.
   Компания «Интертех» владела всем, что человечество знало об амнионах. У ККР были корабли и оборудование, способные превратить это знание в прибыль. А Земля имела неутолимый голод на ресурсы и новые рынки сбыта. Боясь потерять свою долю доходов от торговли с амнионами, земные правительства согласились переименовать Корпорацию космических рудников в Концерн рудных компаний, а также поручили этому частному предприятию вести и развивать контакты с амнионским космосом на благо всего человечества. В конечном счёте торговля с амнионами стала для КРК основным источником обогащения.
   Такова общедоступная история Концерна рудных компаний.

Уорден

   Конечно, Годсен Фрик со временем нашёл Уордена Диоса. Глава полиции КРК не мог вечно избегать руководителя службы протокола. Однако перед встречей с Годсеном – и до того, как из РСЗК поступило безоговорочное, но вполне предсказуемое требование о проведении видеоконференции, – Уордену удалось почти на час уединиться с Хэши Лебуолом.
   Их беседа проходила в одном из «чистых» офисов, которые Уорден содержал для подобных случаев. Естественно, ни одно помещение в штаб-квартире полиции Концерна, включая даже личные комнаты, нельзя было считать абсолютно «чистым» от так называемых «жучков». Только руководство Бюро по сбору информации не имело прослушивающих устройств. Утечка секретных данных исключалась полностью – кабинеты хранили тайны с такой же надёжностью, как могильные плиты. Их экранированные стены и системы защиты делали невозможным любой вид электронного шпионажа. Фрик был единственным чиновником полиции Концерна, которому позволялось обнародовать сведения о темах, обсуждавшихся в этих офисах.
   В целях дополнительной предосторожности охрана и техники имели строгий приказ хранить молчание о каждом случае, когда Уорден Диос пользовался данными помещениями. Если в такие моменты главу полиции разыскивала Мин Доннер, то истину скрывали даже от неё: «Нет, офицер! Мы его не видели!»
   В результате Годсен не имел понятия о том, где находился Уорден. И, следовательно, не знал, в каком направлении развивались события, когда ему наконец удалось повстречаться с Диосом.
   Уорден не был зловредным человеком, но он получил особое удовольствие от неосведомлённости Годсена. Неведение вело к замешательству – а Уордену нравилось видеть замешательство руководителя службы протокола. Отношения с этой персоной не давали ему повода для других удовольствий.
   Диос только что вернулся в свой представительский кабинет – огромный, роскошный и обычно бесполезный, поскольку он держал его только для случаев, когда демонстрация статуса была важнее собственно статуса. Не прошло и минуты, как секретарь проинформировала Уордена о том, что с ним хочет увидеться Годсен. Диос подошёл к огромному столу из красного полированного дерева – дерева, выращенного на гидропонной станции и стоившего баснословные деньги. Он устроился в кресле, которое перекатывалось на старомодных роликах. Стол и кресло, как и вся мебель в кабинете, были предоставлены ему несколько лет назад Холтом Фэснером в виде подарка в честь завершения строительства орбитальной штаб-квартиры полиции Концерна. Наверное, именно поэтому он старался пользоваться своим представительским кабинетом как можно реже. Но сегодня у него не было выбора.
   Быстро просмотрев расписание дел на ближайшие часы, Диос включил интерком и попросил секретаря – женщину, которую он считал такой же отполированной и бесполезной, как мебель, – пригласить к нему Годсена Фрика.
   Руководитель службы протокола тут же вбежал в кабинет. Встревоженный вид был ему не свойствен. Важная представительность, этакая невозмутимая надменность служили хорошим прикрытием для его интриг и любопытства, но не для маскировки тревоги и обиды. Благообразная голова в шапке белых волос, которая обычно придавала Фрику вид благородного государственного деятеля, теперь делала его похожим на великовозрастного юнца, пойманного за позорным актом содомии.