Страница:
Зато им удалось купить лошадей на случай поспешного отступления. Другой вопрос, сможет ли маленький отряд благополучно пересечь Алтаин, но если им удастся добраться до Кобуртина, они подождут там попутного каравана.
Крышка люка поднялась, и из него вылезла первая обезьяна. Дюрандаль вдруг двинулся вперед; его спутники, несколько удивленные, последовали за ним. Они подошли к толпе соискателей, и те весело приветствовали их, спрашивая, не готовы ли они назвать свои имена.
Дюрандаль решился взяться за обезьян. Он не собирался делать этого, ибо не желал привлекать к себе лишнего внимания, а то и подвергать Эвермена опасности, но давно уже привык прислушиваться к интуиции. Мечники, выжидающие время, чтобы оценить обстановку; Обыкновенно погибают. Он направился к ступеням. Волкоклык пробормотал под нос проклятие и последовал за ним. Хотя ворота пока оставались запертыми, чудищ было хорошо видно сквозь прутья решетки. У них были длинные хвосты, большие желтые клыки и мозоли на плечах – в тех местах, где кожу натирали лямки от ножен. От них исходил едкий звериный запах. Они никак не могли быть ряжеными людьми, и все же взгляд их казался разумным.
– Назови свое имя, и тебя вызовут, когда придет твоя очередь, – сказала одна из них.
Он не ответил, и она повторила вопрос на другом языке, потом на третьем, совсем ему незнакомом.
– Я еще не готов сделать это. Я хочу поговорить с одним из братьев.
Обезьяна почесалась длинными черными ногтями. По коже забегали мурашки, но он попытался еще раз:
– Мне нужно передать братьям очень важную вещь. Никакой реакции. Он повернулся к Волкоклыку.
– Как ты считаешь, она не понимает, или просто не хочет отвечать?
– Не хочет. Мне было бы спокойнее, если бы вы стояли подальше от прутьев, сэр. Я не знаю, насколько она ловкая.
Дюрандаль отодвинулся к стене, чтобы успокоить своего телохранителя, хотя обезьяна могла бы достать его своей черной рукой и здесь.
– Если вы собираетесь назвать наши имена, – напряженным голосом произнес Волкоклык, – назовите мое первым. Я не смогу оставаться там, наверху, если вы будете драться здесь. – Он говорил по-шивиальски, но вдруг обезьяны знали и этот язык?
– Я не собираюсь называть никаких имен. Я еще не сошел с ума, и я должен доложить обо всем своему господину. Ты отвечаешь на вопросы? – снова обратился он к обезьяне. Та опять почесалась с безразличным видом. Значит, нет. Вторая повернулась и заковыляла к гонгу, чтобы дать сигнал к началу ежедневного представления. Раздосадованный неудачей, Дюрандаль выбрался обратно на улицу и отправился искать место среди зрителей. Он не добился ничего и, возможно, предупредил противника, что друзья Эвермена наконец появились в городе.
Гудение гонга стихло. – Хива, сын Замбула!
– Здесь! – проревел великан. Он сорвал свою медвежью шкуру и швырнул ее давешним мальчишкам, а сам двинулся нагишом вниз по лестнице. Проходя под аркой, ему пришлось пригнуться. Хива подошел к обезьянам. Он был гораздо крупнее их, и ненамного меньше оброс шерстью. Если его нагота не блеф, и он действительно берсеркер, сегодняшний поединок мог оказаться куда более захватывающим, чем ожидал Дюрандаль.
– Какие шансы у малыша Хивы? – поинтересовался Кромман.
– Тысячу против одного на Золотой Меч, – сказал Волкоклык, когда Дюрандаль не ответил. – У Хивы нет даже капли мозгов.
– Зато у него уйма мышц.
– Я бы ставил точно так же и на себя против этого увальня – и укоротил бы его до моего роста, если не сильнее.
– БУМ! БУМ!! БУМ!!! От ударов здоровяка гонг едва не слетел со своего столба. Эхо гуляло по площади, отражаясь от домов и монастырской стены.
Большая дверь начала отворяться.
– В недостатке энтузиазма или смелости его не упрекнешь, – заметил инквизитор. – Сообразительность у мечника – понятие относительное, а вот в топоре его никак не меньше шести футов длины. Да и руки ненамного короче. Как бы вы подошли к нему, сэр Волкоклык?
– Я бы взял его измором. Я бы отбил его удар и поднырнул под него. Должно быть, он весит… Ох, смерть и пламень! Сэр, это не Эвермен?
Спокойствие! Дюрандаль заставил себя разжать кулаки и положил руки на парапет. Эвермен был одним из лучших. Великолепен, говорил он Королю. У него был единственный недостаток: подобно Волкоклыку он не вышел ростом. Стоя в проеме арки, он казался совсем крошечным. Это будет бой быка с бульдогом.
Двое мужчин медленно двинулись навстречу друг другу. Дверь монастыря закрылась. Солнце играло на каштановых волосах Эвермена. Он всегда отличался светлой кожей, не загорая даже летом, И теперь его руки и грудь казались почти мелочно-белыми. Чем ближе он подходил к верзиле, тем меньше казался – как маленький мальчик перед сказочным великаном-людоедом.
Хива не стал тратить время на положенные дуэлянтам салюты. Выкрикнув боевой клич, он бросился в атаку, вертя над головой своим топором. С развевающимися за спиной волосами он несся на противника, оградившись от того кругом сверкающей металла. Такой тактики Волкоклык не предсказывал.
Эвермен остановился и, чуть пригнувшись, спокойно ждал его. Куда он отпрыгнет – влево или вправо? Конечно, ловкостью он наверняка превосходит Хиву, которому понадобится пять или даже десять шагов, чтобы остановиться и сменить направление, но даже этот здоровый громила не может не понимать, что Эвермен увернется. Хива может свернуть в самое последнее мгновение. Если он ошибется, он может сделать еще одну попытку, а вот Эвермену второй шанс, возможно, не представится. Поединок закончится, когда соискатель выдохнется или когда монах не успеет увернуться.
Они встретились, и оба упали. Эвермен мгновенно откатился в сторону и вскочил, невредимый и безоружный. Великан замер, лежа ничком, а топор его все катился со звоном по камням в сторону монастырских ворот. Меж-лопаток его откуда-то вырос кровавый горб.
Поединок прошел слишком быстро – даже для натренированного взгляда Дюрандаля. Эвермен просто упал на колени и под топор, а потом выпрямился, вонзив меч обеими руками в грудь Хиве. Остальное доделал сам сын Замбула, нанизавшись на клинок всем своим весом, помноженным на инерцию. Удар! – говорил тогда Гарток, прямо в сердце. Чудо только, что, падая, великан не придавил Эвермена – но он стоял, приплясывая, а Хива лежал рядом, раскинув руки, в последних судорогах. Зрители молчали.
Победитель взял труп за лодыжку и пошел вокруг него, пока тело не перекатилось на бок, чтобы он смог вытащить свой меч. Потом повернулся и зашагал к монастырской двери. Он выиграл бой меньше, чем за минуту, почти бескровно. Как и Герат накануне, он ни разу не посмотрел на зрителей – смертные недостойны внимания бессмертных. В его походке не было бравады, как у Герата, но и огорчения по ней тоже не было заметно.
Снова интуиция: Дюрандаль сложил руки рупором и крикнул изо всех сил: «Старкмур!»
Эвермен оступился, но зашагал дальше, не оборачиваясь. Он миновал арку, свернул налево и скрылся из виду. Дверь затворилась.
Мечники начали молча расходиться.
– О, мне это понравилось, – сказал Кромман. – Очень быстро, чисто и убедительно. Милосердное уничтожение вредителей. Быстро заколоть, чтоб не мучались.
– Заткнись, поганая скользкая тварь! – свирепо развернулся к нему Дюрандаль. – Этот человек – мой друг, и он попал в беду.
Кромман невозмутимо уставился на него своими рыбьими глазами.
– Человек познается по его друзьям, сэр Дюрандаль.
– Порой у нас нет выбора. Пошли отсюда.
– Сюда, сэр. – На лице у Волкоклыка. снова было предостерегающее выражение, делавшее его похожим на страдающего запором лосося.
– Веди, – кивнул озадаченный Дюрандаль. Однако его Клинок сделал всего несколько шагов и остановился прямо посреди площади.
– Кажется, здесь. Сделаем вид, будто спорим о чем-то. – Он стоял лицом к монастырю, в то время как остальные двое – спиной.
– Вы что-то сами на себя не похожи, – заметил Кромман. – Не знаю, что заставляет Клинка действовать, как подобает уважающему себя инквизитору, но я готов стоять здесь хоть весь день, если это поможет вашему образованию.
Мимо них прошла группа из четырех соискателей. Негромко переговариваясь, они свернули в переулок.
– Мне просто все еще хочется понять, зачем, – извиняющимся тоном пояснил Волкоклык.
Кромман улыбался как жаба.
– Ждете, чтобы увидеть, что случится с телом! Клинок смерил его обычным своим тяжелым взглядом.
– Да. И как раз сейчас обезьяны возвращаются к… Ага! Последние двое подходят к нему. Да, они тащат его к люку.
– Только две? – удивился Дюрандаль. Хива весил, должно быть, не меньше быка.
– Только две, сэр, и без особых усилий. Все, ушли. Можете обернуться.
Люк был уже закрыт. Арена обезлюдела. Ничто не напоминало о смерти Хивы, если не считать большого топора, который лежал на солнце. – Что это значит, Волк?
– Мне кажется, так они могут кормить свой скот.
– Но… но не могут же они проделывать все это только ради скота, верно?
– Смотрите! – прошипел Кромман.
Жилистый подросток спрыгнул со стены с одной стороны арены, двое других – с другой. Все трое бросились к топору. Тот, что бежал один, оказался возле него первым, ухватил его и рванул в обратном направлении, преследуемый по пятам соперниками. Добежав до стены, он швырнул свою добычу поджидавшим его друзьям. Соперники разом потеряли к нему интерес и побежали обратно. Удачливого воришку и его конкурентов за руки выдернули обратно на площадь. Соперничающие шайки нырнули в темные переулки, и теперь арена была уже совершенно пуста.
– Очень ловко, – буркнул Дюрандаль, поворачиваясь, чтобы идти домой. – Они проделывают это каждый день. Не думаю, чтобы я справился с Хивой так чисто, как это сделал Эвермен. – Он бы и не стал делать этого просто так, в том-то и разница. – Так ты намекаешь, Волк, на то, что обезьяны – хозяева, а братья – слуги? По убийству в день, чтобы накормить обезьян человечиной?
Волкоклык одобрительно посмотрел на него и промолчал. Они молча протискивались сквозь утреннюю толпу.
– Мы выдали себя, – произнес вдруг инквизитор. – Вы говорили с обезьянами, а потом кричали Эвермену. Мне кажется, ваша идея послать письмо через мастера Кучана может оказаться теперь разумной предосторожностью. Если братья попытаются противостоять нашему вмешательству, им не составит особого труда выследить нас и…
Дюрандаль схватил своих спутников за руки, останавливая их. Дом Кабука виднелся прямо перед ними. Их ждали. На третьей ступеньке лестницы сидел, поставив ноги на вторую, мужчина в обычном пыльном алтаинском наряде. Лицо под широкополой конической шляпой принадлежало, несомненно, Эвермену, и он уже увидел их.
6
7
Крышка люка поднялась, и из него вылезла первая обезьяна. Дюрандаль вдруг двинулся вперед; его спутники, несколько удивленные, последовали за ним. Они подошли к толпе соискателей, и те весело приветствовали их, спрашивая, не готовы ли они назвать свои имена.
Дюрандаль решился взяться за обезьян. Он не собирался делать этого, ибо не желал привлекать к себе лишнего внимания, а то и подвергать Эвермена опасности, но давно уже привык прислушиваться к интуиции. Мечники, выжидающие время, чтобы оценить обстановку; Обыкновенно погибают. Он направился к ступеням. Волкоклык пробормотал под нос проклятие и последовал за ним. Хотя ворота пока оставались запертыми, чудищ было хорошо видно сквозь прутья решетки. У них были длинные хвосты, большие желтые клыки и мозоли на плечах – в тех местах, где кожу натирали лямки от ножен. От них исходил едкий звериный запах. Они никак не могли быть ряжеными людьми, и все же взгляд их казался разумным.
– Назови свое имя, и тебя вызовут, когда придет твоя очередь, – сказала одна из них.
Он не ответил, и она повторила вопрос на другом языке, потом на третьем, совсем ему незнакомом.
– Я еще не готов сделать это. Я хочу поговорить с одним из братьев.
Обезьяна почесалась длинными черными ногтями. По коже забегали мурашки, но он попытался еще раз:
– Мне нужно передать братьям очень важную вещь. Никакой реакции. Он повернулся к Волкоклыку.
– Как ты считаешь, она не понимает, или просто не хочет отвечать?
– Не хочет. Мне было бы спокойнее, если бы вы стояли подальше от прутьев, сэр. Я не знаю, насколько она ловкая.
Дюрандаль отодвинулся к стене, чтобы успокоить своего телохранителя, хотя обезьяна могла бы достать его своей черной рукой и здесь.
– Если вы собираетесь назвать наши имена, – напряженным голосом произнес Волкоклык, – назовите мое первым. Я не смогу оставаться там, наверху, если вы будете драться здесь. – Он говорил по-шивиальски, но вдруг обезьяны знали и этот язык?
– Я не собираюсь называть никаких имен. Я еще не сошел с ума, и я должен доложить обо всем своему господину. Ты отвечаешь на вопросы? – снова обратился он к обезьяне. Та опять почесалась с безразличным видом. Значит, нет. Вторая повернулась и заковыляла к гонгу, чтобы дать сигнал к началу ежедневного представления. Раздосадованный неудачей, Дюрандаль выбрался обратно на улицу и отправился искать место среди зрителей. Он не добился ничего и, возможно, предупредил противника, что друзья Эвермена наконец появились в городе.
Гудение гонга стихло. – Хива, сын Замбула!
– Здесь! – проревел великан. Он сорвал свою медвежью шкуру и швырнул ее давешним мальчишкам, а сам двинулся нагишом вниз по лестнице. Проходя под аркой, ему пришлось пригнуться. Хива подошел к обезьянам. Он был гораздо крупнее их, и ненамного меньше оброс шерстью. Если его нагота не блеф, и он действительно берсеркер, сегодняшний поединок мог оказаться куда более захватывающим, чем ожидал Дюрандаль.
– Какие шансы у малыша Хивы? – поинтересовался Кромман.
– Тысячу против одного на Золотой Меч, – сказал Волкоклык, когда Дюрандаль не ответил. – У Хивы нет даже капли мозгов.
– Зато у него уйма мышц.
– Я бы ставил точно так же и на себя против этого увальня – и укоротил бы его до моего роста, если не сильнее.
– БУМ! БУМ!! БУМ!!! От ударов здоровяка гонг едва не слетел со своего столба. Эхо гуляло по площади, отражаясь от домов и монастырской стены.
Большая дверь начала отворяться.
– В недостатке энтузиазма или смелости его не упрекнешь, – заметил инквизитор. – Сообразительность у мечника – понятие относительное, а вот в топоре его никак не меньше шести футов длины. Да и руки ненамного короче. Как бы вы подошли к нему, сэр Волкоклык?
– Я бы взял его измором. Я бы отбил его удар и поднырнул под него. Должно быть, он весит… Ох, смерть и пламень! Сэр, это не Эвермен?
Спокойствие! Дюрандаль заставил себя разжать кулаки и положил руки на парапет. Эвермен был одним из лучших. Великолепен, говорил он Королю. У него был единственный недостаток: подобно Волкоклыку он не вышел ростом. Стоя в проеме арки, он казался совсем крошечным. Это будет бой быка с бульдогом.
Двое мужчин медленно двинулись навстречу друг другу. Дверь монастыря закрылась. Солнце играло на каштановых волосах Эвермена. Он всегда отличался светлой кожей, не загорая даже летом, И теперь его руки и грудь казались почти мелочно-белыми. Чем ближе он подходил к верзиле, тем меньше казался – как маленький мальчик перед сказочным великаном-людоедом.
Хива не стал тратить время на положенные дуэлянтам салюты. Выкрикнув боевой клич, он бросился в атаку, вертя над головой своим топором. С развевающимися за спиной волосами он несся на противника, оградившись от того кругом сверкающей металла. Такой тактики Волкоклык не предсказывал.
Эвермен остановился и, чуть пригнувшись, спокойно ждал его. Куда он отпрыгнет – влево или вправо? Конечно, ловкостью он наверняка превосходит Хиву, которому понадобится пять или даже десять шагов, чтобы остановиться и сменить направление, но даже этот здоровый громила не может не понимать, что Эвермен увернется. Хива может свернуть в самое последнее мгновение. Если он ошибется, он может сделать еще одну попытку, а вот Эвермену второй шанс, возможно, не представится. Поединок закончится, когда соискатель выдохнется или когда монах не успеет увернуться.
Они встретились, и оба упали. Эвермен мгновенно откатился в сторону и вскочил, невредимый и безоружный. Великан замер, лежа ничком, а топор его все катился со звоном по камням в сторону монастырских ворот. Меж-лопаток его откуда-то вырос кровавый горб.
Поединок прошел слишком быстро – даже для натренированного взгляда Дюрандаля. Эвермен просто упал на колени и под топор, а потом выпрямился, вонзив меч обеими руками в грудь Хиве. Остальное доделал сам сын Замбула, нанизавшись на клинок всем своим весом, помноженным на инерцию. Удар! – говорил тогда Гарток, прямо в сердце. Чудо только, что, падая, великан не придавил Эвермена – но он стоял, приплясывая, а Хива лежал рядом, раскинув руки, в последних судорогах. Зрители молчали.
Победитель взял труп за лодыжку и пошел вокруг него, пока тело не перекатилось на бок, чтобы он смог вытащить свой меч. Потом повернулся и зашагал к монастырской двери. Он выиграл бой меньше, чем за минуту, почти бескровно. Как и Герат накануне, он ни разу не посмотрел на зрителей – смертные недостойны внимания бессмертных. В его походке не было бравады, как у Герата, но и огорчения по ней тоже не было заметно.
Снова интуиция: Дюрандаль сложил руки рупором и крикнул изо всех сил: «Старкмур!»
Эвермен оступился, но зашагал дальше, не оборачиваясь. Он миновал арку, свернул налево и скрылся из виду. Дверь затворилась.
Мечники начали молча расходиться.
– О, мне это понравилось, – сказал Кромман. – Очень быстро, чисто и убедительно. Милосердное уничтожение вредителей. Быстро заколоть, чтоб не мучались.
– Заткнись, поганая скользкая тварь! – свирепо развернулся к нему Дюрандаль. – Этот человек – мой друг, и он попал в беду.
Кромман невозмутимо уставился на него своими рыбьими глазами.
– Человек познается по его друзьям, сэр Дюрандаль.
– Порой у нас нет выбора. Пошли отсюда.
– Сюда, сэр. – На лице у Волкоклыка. снова было предостерегающее выражение, делавшее его похожим на страдающего запором лосося.
– Веди, – кивнул озадаченный Дюрандаль. Однако его Клинок сделал всего несколько шагов и остановился прямо посреди площади.
– Кажется, здесь. Сделаем вид, будто спорим о чем-то. – Он стоял лицом к монастырю, в то время как остальные двое – спиной.
– Вы что-то сами на себя не похожи, – заметил Кромман. – Не знаю, что заставляет Клинка действовать, как подобает уважающему себя инквизитору, но я готов стоять здесь хоть весь день, если это поможет вашему образованию.
Мимо них прошла группа из четырех соискателей. Негромко переговариваясь, они свернули в переулок.
– Мне просто все еще хочется понять, зачем, – извиняющимся тоном пояснил Волкоклык.
Кромман улыбался как жаба.
– Ждете, чтобы увидеть, что случится с телом! Клинок смерил его обычным своим тяжелым взглядом.
– Да. И как раз сейчас обезьяны возвращаются к… Ага! Последние двое подходят к нему. Да, они тащат его к люку.
– Только две? – удивился Дюрандаль. Хива весил, должно быть, не меньше быка.
– Только две, сэр, и без особых усилий. Все, ушли. Можете обернуться.
Люк был уже закрыт. Арена обезлюдела. Ничто не напоминало о смерти Хивы, если не считать большого топора, который лежал на солнце. – Что это значит, Волк?
– Мне кажется, так они могут кормить свой скот.
– Но… но не могут же они проделывать все это только ради скота, верно?
– Смотрите! – прошипел Кромман.
Жилистый подросток спрыгнул со стены с одной стороны арены, двое других – с другой. Все трое бросились к топору. Тот, что бежал один, оказался возле него первым, ухватил его и рванул в обратном направлении, преследуемый по пятам соперниками. Добежав до стены, он швырнул свою добычу поджидавшим его друзьям. Соперники разом потеряли к нему интерес и побежали обратно. Удачливого воришку и его конкурентов за руки выдернули обратно на площадь. Соперничающие шайки нырнули в темные переулки, и теперь арена была уже совершенно пуста.
– Очень ловко, – буркнул Дюрандаль, поворачиваясь, чтобы идти домой. – Они проделывают это каждый день. Не думаю, чтобы я справился с Хивой так чисто, как это сделал Эвермен. – Он бы и не стал делать этого просто так, в том-то и разница. – Так ты намекаешь, Волк, на то, что обезьяны – хозяева, а братья – слуги? По убийству в день, чтобы накормить обезьян человечиной?
Волкоклык одобрительно посмотрел на него и промолчал. Они молча протискивались сквозь утреннюю толпу.
– Мы выдали себя, – произнес вдруг инквизитор. – Вы говорили с обезьянами, а потом кричали Эвермену. Мне кажется, ваша идея послать письмо через мастера Кучана может оказаться теперь разумной предосторожностью. Если братья попытаются противостоять нашему вмешательству, им не составит особого труда выследить нас и…
Дюрандаль схватил своих спутников за руки, останавливая их. Дом Кабука виднелся прямо перед ними. Их ждали. На третьей ступеньке лестницы сидел, поставив ноги на вторую, мужчина в обычном пыльном алтаинском наряде. Лицо под широкополой конической шляпой принадлежало, несомненно, Эвермену, и он уже увидел их.
6
Когда они приблизились, он встал и спустился на дорогу, с осторожной улыбкой протягивая руку.
– Дюрандаль! Я не ждал тебя. И… Постой, не говори. Не Чандлер… Волкоклык! – Улыбка сделалась шире. – Сэр Волкоклык, разумеется! Пламень, надо же, как время летит! И? – Он вопросительно посмотрел на Кроммана.
– Мастер Айвин Чалис, купец. – Совесть больно кольнула Дюрандаля. Он лгал брату-Клинку. – Наш неутомимый провожатый. Поднимемся к нам.
– Нет, мы поговорим здесь. Как дела там, в Шивиале? А в Айронхолле? – Кем бы ни стал Эвермен в душе, внешне он совершенно не изменился. Для Алтаина лицо его казалось необычно бледным, но точно таким же оно было восемь лет назад. Не изменились рыжеватые брови и ресницы, вот только взгляд стал напряженнее. Бессмертие сказывалось на нем не худшим образом.
– В стране мир. Король был в порядке, когда мы уезжали – женился второй раз, ожидал второго ребенка. Королева Годелева родила ему девочку, и он развелся с ней. Великий Магистр умер.
Теперь его место занял Магистр Ритуалов, – Дюрандаль ощущал всю нереальность происходящего: вот он сидит, обсуждая такие вопросы, в этом чужом переулке, среди чужой толпы, мулов и даже верблюдов, среди криков и пения нищих, конических шапок, отделанных мехом, торговцев на двуколых повозках, чужих запахов, пронзительных голосов, раскосых глаз…
Эвермен кивал так, словно для него окружающая обстановка ничего не значила.
– Я так и боялся, что он сделает еще одну попытку. Правда, я не ожидал тебя. Ты ведь связан не с Королем.
– Теперь – с Королем.
– Ты проделал весь этот долгий путь ради ничего, брат. – Его карие глаза пристально смотрели на Дюрандаля. – Нет никакого философского камня – это опережая твой первый вопрос. В Самаринде нет секретов, которые можно было бы украсть для славного Короля Амброза.
– Но здесь есть тайны, и не последняя из них – что же превратило бывшего друга в этого чужака. – Есть какой-то источник золота. И бессмертие.
Эвермен с досадой пожал плечами.
– Но ничего такого, что бы ты мог взять с собой или использовать. Смотри… – Он потянулся к рукояти своего меча, и Клык тотчас вылетел из ножен Волкоклыка.
Эвермен подпрыгнул и быстро поднял обе руки ладонями вперед. Он посмотрел на одного Клинка, потом на другого и улыбнулся.
– Я и так знаю, кто чей телохранитель, Я просто, хотел показать кое-что.
– Убери меч. Волк. – К счастью, никто из прохожих не забил тревогу. – Что показать?
Не прикасаясь к рукояти меча, Эвермен указал пальцем на вделанный в нее камень.
– Кошачий глаз замазан воском. Клинок покрыт золотой краской. Я хотел вытащить его и показать вам царапины. Это Жнец, меч, который я взял с наковальни в Айронхолле. Хочешь посмотреть поближе? – К чему это ты?!
– Это чтобы ответить на твой второй ненужный вопрос. Несмотря на название, в монастыре нет никаких волшебных мечей. Там есть Чертовски хорошие мечники, но никаких волшебных мечей.
– Есть еще ты. Почему? Почему ты присоединился к ним? – кто ты теперь – ты, бывший когда-то моим другом? Почему ты убиваешь людей, как убил сегодня утром этого великана? Что он тебе сделал?
Проезжавшая телега заставила их сбиться плотнее. Эвермен вздохнул и облокотился на ступеньку.
– Мой подопечный умер – это опережая третий ненужный вопрос. Мастер Полидэн умер от лихорадки в Урфалине. – Он обвел взглядом их лица. – Вы знаете, что это делает с Клинком. Я решил продолжать путь и в конце концов попал сюда. Я шатался по городу, как делали это, наверное, вы, и нигде не мог найти покоя. Поэтому я назвал свое имя и встал в очередь. В день, когда подошел мой черед, короткую соломину вытянул Яркан. Он выбрал меч, и мне удалось оцарапать ему колено. Они отвели меня в монастырь… Там целые штабеля золотых слитков. Я взял по одному под мышки и вышел. В тот вечер я сидел в своей каморке, смотрел на них и пытался понять, на кой черт мне нужны золотые слитки..
Дюрандаль не видел левой руки Кроммана, но, похоже, либо тот не подавал знаков, либо все это было правдой.
– И что?
– На следующий день я снова отозвался на свое имя – ты, наверное, уже знаешь, они дают второй шанс. Если бы я не пошел, дрался бы снова Яркан, но на этот раз они послали Джурму. Я снова победил.
– В Айронхолле гордились бы тобой.
Короткая улыбка сделала лицо Эвермена до абсурдного мальчишечьим.
– Наш стиль был для них новинкой. Теперь-то они им владеют – я научил их. На третий день они послали Герата. – На третий? Он пожал плечами с почти смущенным видом.
– Разве вы не слышали? Три победы – и тебя принимают. Я не устоял. Не забывай, меня ведь послали узнать секрет.
– Ты всегда был сорвиголовой.
– Это я-то? Этому колодцу имя лужа, сэр Дюрандаль. – Мы видели Герата вчера. Мерзавец. Так ты побил Герата?
– Никто и никогда не побивал Герата. Он сказал, что я доставил ему лучшее развлечение за век или два. Когда я готов был уже упасть от потери крови, он чуть ослабил оборону. Я был настолько взбешен, что вспорол ему живот.
– Смерть и пламень! – прошептал Волкоклык.
– Скорее, пламень, – усмехнулся Эвермен. – Мы проковыляли в монастырь вместе, но он помогал мне больше, чем я ему, – шел, придерживая свои кишки одной рукой, а меня – другой. Их целебное волшебство несопоставимо сильнее всего, что есть у нас. в Шивиале. К утру следующего дня я был как новенький. Я стал одним из них.
– И ты остаешься там по собственной воле? Эвермен кивнул.
– Я собираюсь остаться здесь навсегда. – Он с вызовом встретил взгляд Дюрандаля. – По моей собственной воле.
Нищий мальчишка захныкал, выпрашивая милостыню. Кромман взял его за ухо и направил дальше по улице. Он пользовался правой рукой, значит, это не знак. Какая часть Эверменовой истории – правда? Что может еще спросить у него Дюрандаль? Про золото? Про бессмертие? Про обезьян, пожирающих человечину? – Король послал меня за тобой. Если бы здесь был философский камень и я мог найти его – что ж, хорошо, но мое основное поручение – вернуть тебя домой. Король не хочет, чтобы один из его Клинков выступал на арене, как дрессированный медведь.
– Очень мило с его стороны. А если я не хочу возвращаться? – Улыбка исчезла с лица Эвермена. Он напрягся, словно держал в руке меч.
– Он сказал, чтобы я поступал по своему усмотрению.
– Ты всегда умел рассудить правильно, хоть и был еще большим сорвиголовой, чем я. Ступай домой и не ошивайся больше в Самаринде.
Дюрандаль вопросительно посмотрел на Кроммана, но в рыбьих глазах инквизитора ничего не отражалось. Что из этой истории – правда? В случае если Полидэн заперт в монастырской темнице – ничего.
– Именем Короля, сэр Эвермен, я приказываю…
– К черту жирного Амброза.
Волкоклык даже зашипел от такого святотатства. Эвермен рассмеялся.
Призыв к совести ни к чему не привел, призыв к долгу – тоже. Отступник, похоже, готов был прервать беседу. Стоит ему нырнуть в толпу, и им его не найти. Все, что оставалось попробовать Дюрандалю, – это применить силу.
– Нас трое, брат, а ты всего один. Мне кажется, мы можем одолеть тебя.
Эвермен пристально посмотрел на него, потом горько покачал головой.
– Брат, говоришь? Ох, брат, брат! Глянь-ка туда. Все разом обернулись. Трое юнцов стояли, прислонясь к противоположной стене. Средний был Герат. Он улыбался.
– Вот кто теперь мои братья, – сказал Эвермен. – Ступай домой, сэр Дюрандаль. Ступай домой, сэр Волкоклык. В Самаринде нет ничего ни для вас, ни для Короля. Какие бы тайны не хранил монастырь, они не сработают в Шивиале, обещаю вам. Вы найдете здесь только смерть, а это слишком далекое место от дома, чтобы умирать. – Он скривил губу. – И забирайте с собой своего ручного инквизитора. Передайте привет Айронхоллу. Жнец – единственный меч, который никогда не будет висеть в зале, но вам не обязательно говорить там об этом.
– Дюрандаль! Я не ждал тебя. И… Постой, не говори. Не Чандлер… Волкоклык! – Улыбка сделалась шире. – Сэр Волкоклык, разумеется! Пламень, надо же, как время летит! И? – Он вопросительно посмотрел на Кроммана.
– Мастер Айвин Чалис, купец. – Совесть больно кольнула Дюрандаля. Он лгал брату-Клинку. – Наш неутомимый провожатый. Поднимемся к нам.
– Нет, мы поговорим здесь. Как дела там, в Шивиале? А в Айронхолле? – Кем бы ни стал Эвермен в душе, внешне он совершенно не изменился. Для Алтаина лицо его казалось необычно бледным, но точно таким же оно было восемь лет назад. Не изменились рыжеватые брови и ресницы, вот только взгляд стал напряженнее. Бессмертие сказывалось на нем не худшим образом.
– В стране мир. Король был в порядке, когда мы уезжали – женился второй раз, ожидал второго ребенка. Королева Годелева родила ему девочку, и он развелся с ней. Великий Магистр умер.
Теперь его место занял Магистр Ритуалов, – Дюрандаль ощущал всю нереальность происходящего: вот он сидит, обсуждая такие вопросы, в этом чужом переулке, среди чужой толпы, мулов и даже верблюдов, среди криков и пения нищих, конических шапок, отделанных мехом, торговцев на двуколых повозках, чужих запахов, пронзительных голосов, раскосых глаз…
Эвермен кивал так, словно для него окружающая обстановка ничего не значила.
– Я так и боялся, что он сделает еще одну попытку. Правда, я не ожидал тебя. Ты ведь связан не с Королем.
– Теперь – с Королем.
– Ты проделал весь этот долгий путь ради ничего, брат. – Его карие глаза пристально смотрели на Дюрандаля. – Нет никакого философского камня – это опережая твой первый вопрос. В Самаринде нет секретов, которые можно было бы украсть для славного Короля Амброза.
– Но здесь есть тайны, и не последняя из них – что же превратило бывшего друга в этого чужака. – Есть какой-то источник золота. И бессмертие.
Эвермен с досадой пожал плечами.
– Но ничего такого, что бы ты мог взять с собой или использовать. Смотри… – Он потянулся к рукояти своего меча, и Клык тотчас вылетел из ножен Волкоклыка.
Эвермен подпрыгнул и быстро поднял обе руки ладонями вперед. Он посмотрел на одного Клинка, потом на другого и улыбнулся.
– Я и так знаю, кто чей телохранитель, Я просто, хотел показать кое-что.
– Убери меч. Волк. – К счастью, никто из прохожих не забил тревогу. – Что показать?
Не прикасаясь к рукояти меча, Эвермен указал пальцем на вделанный в нее камень.
– Кошачий глаз замазан воском. Клинок покрыт золотой краской. Я хотел вытащить его и показать вам царапины. Это Жнец, меч, который я взял с наковальни в Айронхолле. Хочешь посмотреть поближе? – К чему это ты?!
– Это чтобы ответить на твой второй ненужный вопрос. Несмотря на название, в монастыре нет никаких волшебных мечей. Там есть Чертовски хорошие мечники, но никаких волшебных мечей.
– Есть еще ты. Почему? Почему ты присоединился к ним? – кто ты теперь – ты, бывший когда-то моим другом? Почему ты убиваешь людей, как убил сегодня утром этого великана? Что он тебе сделал?
Проезжавшая телега заставила их сбиться плотнее. Эвермен вздохнул и облокотился на ступеньку.
– Мой подопечный умер – это опережая третий ненужный вопрос. Мастер Полидэн умер от лихорадки в Урфалине. – Он обвел взглядом их лица. – Вы знаете, что это делает с Клинком. Я решил продолжать путь и в конце концов попал сюда. Я шатался по городу, как делали это, наверное, вы, и нигде не мог найти покоя. Поэтому я назвал свое имя и встал в очередь. В день, когда подошел мой черед, короткую соломину вытянул Яркан. Он выбрал меч, и мне удалось оцарапать ему колено. Они отвели меня в монастырь… Там целые штабеля золотых слитков. Я взял по одному под мышки и вышел. В тот вечер я сидел в своей каморке, смотрел на них и пытался понять, на кой черт мне нужны золотые слитки..
Дюрандаль не видел левой руки Кроммана, но, похоже, либо тот не подавал знаков, либо все это было правдой.
– И что?
– На следующий день я снова отозвался на свое имя – ты, наверное, уже знаешь, они дают второй шанс. Если бы я не пошел, дрался бы снова Яркан, но на этот раз они послали Джурму. Я снова победил.
– В Айронхолле гордились бы тобой.
Короткая улыбка сделала лицо Эвермена до абсурдного мальчишечьим.
– Наш стиль был для них новинкой. Теперь-то они им владеют – я научил их. На третий день они послали Герата. – На третий? Он пожал плечами с почти смущенным видом.
– Разве вы не слышали? Три победы – и тебя принимают. Я не устоял. Не забывай, меня ведь послали узнать секрет.
– Ты всегда был сорвиголовой.
– Это я-то? Этому колодцу имя лужа, сэр Дюрандаль. – Мы видели Герата вчера. Мерзавец. Так ты побил Герата?
– Никто и никогда не побивал Герата. Он сказал, что я доставил ему лучшее развлечение за век или два. Когда я готов был уже упасть от потери крови, он чуть ослабил оборону. Я был настолько взбешен, что вспорол ему живот.
– Смерть и пламень! – прошептал Волкоклык.
– Скорее, пламень, – усмехнулся Эвермен. – Мы проковыляли в монастырь вместе, но он помогал мне больше, чем я ему, – шел, придерживая свои кишки одной рукой, а меня – другой. Их целебное волшебство несопоставимо сильнее всего, что есть у нас. в Шивиале. К утру следующего дня я был как новенький. Я стал одним из них.
– И ты остаешься там по собственной воле? Эвермен кивнул.
– Я собираюсь остаться здесь навсегда. – Он с вызовом встретил взгляд Дюрандаля. – По моей собственной воле.
Нищий мальчишка захныкал, выпрашивая милостыню. Кромман взял его за ухо и направил дальше по улице. Он пользовался правой рукой, значит, это не знак. Какая часть Эверменовой истории – правда? Что может еще спросить у него Дюрандаль? Про золото? Про бессмертие? Про обезьян, пожирающих человечину? – Король послал меня за тобой. Если бы здесь был философский камень и я мог найти его – что ж, хорошо, но мое основное поручение – вернуть тебя домой. Король не хочет, чтобы один из его Клинков выступал на арене, как дрессированный медведь.
– Очень мило с его стороны. А если я не хочу возвращаться? – Улыбка исчезла с лица Эвермена. Он напрягся, словно держал в руке меч.
– Он сказал, чтобы я поступал по своему усмотрению.
– Ты всегда умел рассудить правильно, хоть и был еще большим сорвиголовой, чем я. Ступай домой и не ошивайся больше в Самаринде.
Дюрандаль вопросительно посмотрел на Кроммана, но в рыбьих глазах инквизитора ничего не отражалось. Что из этой истории – правда? В случае если Полидэн заперт в монастырской темнице – ничего.
– Именем Короля, сэр Эвермен, я приказываю…
– К черту жирного Амброза.
Волкоклык даже зашипел от такого святотатства. Эвермен рассмеялся.
Призыв к совести ни к чему не привел, призыв к долгу – тоже. Отступник, похоже, готов был прервать беседу. Стоит ему нырнуть в толпу, и им его не найти. Все, что оставалось попробовать Дюрандалю, – это применить силу.
– Нас трое, брат, а ты всего один. Мне кажется, мы можем одолеть тебя.
Эвермен пристально посмотрел на него, потом горько покачал головой.
– Брат, говоришь? Ох, брат, брат! Глянь-ка туда. Все разом обернулись. Трое юнцов стояли, прислонясь к противоположной стене. Средний был Герат. Он улыбался.
– Вот кто теперь мои братья, – сказал Эвермен. – Ступай домой, сэр Дюрандаль. Ступай домой, сэр Волкоклык. В Самаринде нет ничего ни для вас, ни для Короля. Какие бы тайны не хранил монастырь, они не сработают в Шивиале, обещаю вам. Вы найдете здесь только смерть, а это слишком далекое место от дома, чтобы умирать. – Он скривил губу. – И забирайте с собой своего ручного инквизитора. Передайте привет Айронхоллу. Жнец – единственный меч, который никогда не будет висеть в зале, но вам не обязательно говорить там об этом.
7
– МНЕ КАЖЕТСЯ, Я ПРОСТО БОЛВАН. САМОЕ СЛОЖНОЕ В РАБОТЕ КОРОЛЯ – ДА И ЛЮБОГО РУКОВОДИТЕЛЯ – ЭТО ЗНАТЬ, КОГДА ОТСТУПИТЬСЯ. ТЫ РАНИЛ ДИЧЬ… Нет, подумал Дюрандаль, это дичь ранила его. Дичь заставила его бежать из города, поджав хвост. Он вернется домой, чтобы доложить о провале.
Солнце жгло как топка. Утро было еще довольно ранним, но воздух уже прогрелся, и далекие вершины растаяли в зыбком мареве. Пять лошаденок тащились за своими тенями по пыльным холмам – три с сидящими на них всадниками, две запасных. Вряд ли они передвигаются быстрее, чем караван; значит, пять дней до Кобуртина. Никто не произнес ни слова, пока они не перевалили за гребень холма, и Самаринда не скрылась из виду.
– Где мы допустили ошибку? – произнес наконец Дюрандаль. – Конечно, Волк прав, и у них есть потайные выходы, но как они смогли отыскать нас так быстро?
С минуту остальные молчали, потом заговорил Кромман:
– У них замечательно поставлена разведка. Должно быть, братья наводят справки о чужаках – кто такие, где, остановились. Мы задавали странные вопросы… А может, это колдовство – как знать? Должно быть, у них есть кто-то вроде наших нюхачек, чтобы проверять, не заговорены ли соискатели.
– Мало кто из хороших мечников не пользуется заговорами, инквизитор. Мы с Волком, например, точно заговорены. Герат тоже наверняка. Думаю, даже Гарток пользовался какими-то заклинаниями.
– А может, нас предали? – предположил Волкоклык. – Откуда Эвермен узнал, что среди нас есть инквизитор? – Лицо его по обыкновению ничего не выражало. Уж не замыслил он снова убийство?
– Ты имеешь в виду меня? – фыркнул Кромман. – Что такого я сделал, чтобы заслужить обвинение в измене, сэр Клинок? Если ты хочешь обыскать мою поклажу на предмет золотых слитков – прошу, начинай.
– Вы бы не стали говорить им, что вы инквизитор, – сказал Дюрандаль. – Не в вашем это характере. Сколько из рассказа Эвермена соответствует истине?
Кромман потеребил неряшливый ус.
– Трудно сказать. Вы позволили ему говорить на людной улице. Обыкновенно мы допрашиваем людей с глазу на глаз. Если при этом и присутствует кто-то, он должен по крайней мере молчать. Нет хуже обстановки для того, чтобы почуять обман, чем улица, полная идущих туда и сюда людей.
Правду он говорил или лгал? С чего Кромману лгать? Этого Дюрандаль не знал, но доверял своему союзнику-инквизитору не больше, чем Эвермену. Клинку или латнику, находящимся при исполнении служебных обязанностей, приходится порой убивать, но убийство, лишенное цели, простить нельзя.
– Ваши предположения?
– Он лгал, говоря о смерти Полидэна. В этом я уверен.
– А позже, когда он утверждал, что вступил в эту шайку добровольно?
– Нет… по крайней мере он говорил так не потому, что эти три головореза смотрели на него. Возможно, он утаивает что-то другое.
Дюрандаль посмотрел на своего Клинка – тот ехал слева от него, чтобы прикрыть его с уязвимой стороны.
– Никаких возражений, сэр. Мне показалось точно так же.
– Пожалуй. Мне тоже. Что толку в инквизиторах? Однако если он лгал насчет своего подопечного, его надо спасать. С другой стороны, братья теперь, похоже, совершенно неуязвимы, и любая наша попытка будет чистым самоубийством. Хотя нас послали сюда за этим. Но… но… но! Что делать – убираться восвояси или вернуться, не обращая внимания на опасность? Смотрите-ка: тень! Поехали, посмотрим, нельзя ли туда забраться?
Он повернул свою лошаденку направо и погнал ее к скальной расселине, разрезавшей пейзаж подобно рваной ране. Перебиравший неподкованными копытами косматый жеребчик, похоже, одобрил его выбор, и бодро затрусил вверх по склону, остановившись через несколько минут у полоски тени от нависающей скалы. Поднимающееся солнце скоро лишит их и этого укрытия, но пока что оно казалось им райским блаженством. Не спешиваясь, повернулся Дюрандаль к своим спутникам.
– Нам не справиться с чарами без собственных чар. Вы не все договариваете, Кромман. Мы все понимаем, что у инквизиторов имеются в запасе приемы, которые они предпочли бы не обсуждать, но сейчас нам нужна ваша помощь. Что у вас с собой такого, о чем мы не знаем? Кромман хмуро потеребил редкую бороду.
– Это правда, что меня снабдили кое-какими средствами, которые могут пригодиться, – вы и сами убедились в действенности заговоренных повязок, сэр Дюрандаль, – но Отдел Государственной Безопасности не распространяется о своих возможностях каждому встречному. Мне запрещено раскрывать их до тех пор, пока не будет крайней необходимости. Если вы поделитесь со мной своими планами, я с радостью сообщу, как именно смогу помочь. Но не ожидайте слишком многого.
– Как насчет волшебного ключа?
– Вы шутите! – в отчаянии простонал Волкоклык. Инквизитор сухо улыбнулся, сжав губы.
– Разумеется, он не шутит.
– Пробраться в монастырь? Как?
– Вам нужно потренировать наблюдательность, сэр Волкоклык. Когда люк на арене открывался вчера утром, ваш подопечный шел по площади до тех пор, пока не оказался прямо против него, и потом оглянулся. Сегодня утром он оставался на восточной стороне площади, пока люк не открылся снова, – и пошел вокруг арены, поглядывая на дома, мимо которых проходил. Теперь у него имеется привязка люка к двум точкам, так что он сможет найти его. Должен признать, для мастера размахивать мечом – это просто выдающееся мышление, но совершенно очевидно, он уже тогда задумал пробраться в монастырь тайком.
Дюрандаль старался не показывать своего раздражения. Волкоклык непроницаем по природе, инквизитор наверняка был вышколен – или заговорен – с целью скрывать свои эмоции, но он всегда ощущал себя перед ними двоими все равно что открытой книгой.
– Незадолго до нашего отъезда ходили слухи о славном маленьком приспособлении под названием «плащ-невидимка». Инквизитор рассмеялся лающим смехом.
– Большинство россказней про так называемую Черную Палату – абсолютный вздор, и это полностью относится к плащам-невидимкам. Сказки, не более. Но если вы твердо решили идти на самоубийство, я могу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
Вид у него был не симпатичнее, чем если бы он выбрался из выгребной ямы.
Волкоклык свирепо покосился на него, потом – так же свирепо – на Дюрандаля. Дюрандаль потянулся к фляге с водой, давая себе время подумать. Злая ирония: человек, которого он невзлюбил и которому не доверяет, поддерживает его, в то время как друг выступает против. В том, что касалось логики, Волкоклык был куда сильнее Дюрандаля, хоть и уступал ему в интуиции. Сильно ли эта хваленая интуиция отличается от репутации сорвиголовы, о которой говорил Эвермен?
Солнце жгло как топка. Утро было еще довольно ранним, но воздух уже прогрелся, и далекие вершины растаяли в зыбком мареве. Пять лошаденок тащились за своими тенями по пыльным холмам – три с сидящими на них всадниками, две запасных. Вряд ли они передвигаются быстрее, чем караван; значит, пять дней до Кобуртина. Никто не произнес ни слова, пока они не перевалили за гребень холма, и Самаринда не скрылась из виду.
– Где мы допустили ошибку? – произнес наконец Дюрандаль. – Конечно, Волк прав, и у них есть потайные выходы, но как они смогли отыскать нас так быстро?
С минуту остальные молчали, потом заговорил Кромман:
– У них замечательно поставлена разведка. Должно быть, братья наводят справки о чужаках – кто такие, где, остановились. Мы задавали странные вопросы… А может, это колдовство – как знать? Должно быть, у них есть кто-то вроде наших нюхачек, чтобы проверять, не заговорены ли соискатели.
– Мало кто из хороших мечников не пользуется заговорами, инквизитор. Мы с Волком, например, точно заговорены. Герат тоже наверняка. Думаю, даже Гарток пользовался какими-то заклинаниями.
– А может, нас предали? – предположил Волкоклык. – Откуда Эвермен узнал, что среди нас есть инквизитор? – Лицо его по обыкновению ничего не выражало. Уж не замыслил он снова убийство?
– Ты имеешь в виду меня? – фыркнул Кромман. – Что такого я сделал, чтобы заслужить обвинение в измене, сэр Клинок? Если ты хочешь обыскать мою поклажу на предмет золотых слитков – прошу, начинай.
– Вы бы не стали говорить им, что вы инквизитор, – сказал Дюрандаль. – Не в вашем это характере. Сколько из рассказа Эвермена соответствует истине?
Кромман потеребил неряшливый ус.
– Трудно сказать. Вы позволили ему говорить на людной улице. Обыкновенно мы допрашиваем людей с глазу на глаз. Если при этом и присутствует кто-то, он должен по крайней мере молчать. Нет хуже обстановки для того, чтобы почуять обман, чем улица, полная идущих туда и сюда людей.
Правду он говорил или лгал? С чего Кромману лгать? Этого Дюрандаль не знал, но доверял своему союзнику-инквизитору не больше, чем Эвермену. Клинку или латнику, находящимся при исполнении служебных обязанностей, приходится порой убивать, но убийство, лишенное цели, простить нельзя.
– Ваши предположения?
– Он лгал, говоря о смерти Полидэна. В этом я уверен.
– А позже, когда он утверждал, что вступил в эту шайку добровольно?
– Нет… по крайней мере он говорил так не потому, что эти три головореза смотрели на него. Возможно, он утаивает что-то другое.
Дюрандаль посмотрел на своего Клинка – тот ехал слева от него, чтобы прикрыть его с уязвимой стороны.
– Никаких возражений, сэр. Мне показалось точно так же.
– Пожалуй. Мне тоже. Что толку в инквизиторах? Однако если он лгал насчет своего подопечного, его надо спасать. С другой стороны, братья теперь, похоже, совершенно неуязвимы, и любая наша попытка будет чистым самоубийством. Хотя нас послали сюда за этим. Но… но… но! Что делать – убираться восвояси или вернуться, не обращая внимания на опасность? Смотрите-ка: тень! Поехали, посмотрим, нельзя ли туда забраться?
Он повернул свою лошаденку направо и погнал ее к скальной расселине, разрезавшей пейзаж подобно рваной ране. Перебиравший неподкованными копытами косматый жеребчик, похоже, одобрил его выбор, и бодро затрусил вверх по склону, остановившись через несколько минут у полоски тени от нависающей скалы. Поднимающееся солнце скоро лишит их и этого укрытия, но пока что оно казалось им райским блаженством. Не спешиваясь, повернулся Дюрандаль к своим спутникам.
– Нам не справиться с чарами без собственных чар. Вы не все договариваете, Кромман. Мы все понимаем, что у инквизиторов имеются в запасе приемы, которые они предпочли бы не обсуждать, но сейчас нам нужна ваша помощь. Что у вас с собой такого, о чем мы не знаем? Кромман хмуро потеребил редкую бороду.
– Это правда, что меня снабдили кое-какими средствами, которые могут пригодиться, – вы и сами убедились в действенности заговоренных повязок, сэр Дюрандаль, – но Отдел Государственной Безопасности не распространяется о своих возможностях каждому встречному. Мне запрещено раскрывать их до тех пор, пока не будет крайней необходимости. Если вы поделитесь со мной своими планами, я с радостью сообщу, как именно смогу помочь. Но не ожидайте слишком многого.
– Как насчет волшебного ключа?
– Вы шутите! – в отчаянии простонал Волкоклык. Инквизитор сухо улыбнулся, сжав губы.
– Разумеется, он не шутит.
– Пробраться в монастырь? Как?
– Вам нужно потренировать наблюдательность, сэр Волкоклык. Когда люк на арене открывался вчера утром, ваш подопечный шел по площади до тех пор, пока не оказался прямо против него, и потом оглянулся. Сегодня утром он оставался на восточной стороне площади, пока люк не открылся снова, – и пошел вокруг арены, поглядывая на дома, мимо которых проходил. Теперь у него имеется привязка люка к двум точкам, так что он сможет найти его. Должен признать, для мастера размахивать мечом – это просто выдающееся мышление, но совершенно очевидно, он уже тогда задумал пробраться в монастырь тайком.
Дюрандаль старался не показывать своего раздражения. Волкоклык непроницаем по природе, инквизитор наверняка был вышколен – или заговорен – с целью скрывать свои эмоции, но он всегда ощущал себя перед ними двоими все равно что открытой книгой.
– Незадолго до нашего отъезда ходили слухи о славном маленьком приспособлении под названием «плащ-невидимка». Инквизитор рассмеялся лающим смехом.
– Большинство россказней про так называемую Черную Палату – абсолютный вздор, и это полностью относится к плащам-невидимкам. Сказки, не более. Но если вы твердо решили идти на самоубийство, я могу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам.
Вид у него был не симпатичнее, чем если бы он выбрался из выгребной ямы.
Волкоклык свирепо покосился на него, потом – так же свирепо – на Дюрандаля. Дюрандаль потянулся к фляге с водой, давая себе время подумать. Злая ирония: человек, которого он невзлюбил и которому не доверяет, поддерживает его, в то время как друг выступает против. В том, что касалось логики, Волкоклык был куда сильнее Дюрандаля, хоть и уступал ему в интуиции. Сильно ли эта хваленая интуиция отличается от репутации сорвиголовы, о которой говорил Эвермен?