Страница:
– Я старался как мог, сир. Я уверен, что ваши внуки приедут навестить вас весной, когда погода будет благоприятствовать судоходству.
Король отвернулся от него.
КАКАЯ ВЕСНА?
– У меня все, сир. Покорно прошу разрешения удалиться, Амброз даже не взглянул на него, но после минутной паузы все же пошевелился.
– Счастливой… дороги… домой.
Дюрандаль коснулся губами пухлой руки. Она была холодна как зимние холмы за окном.
– Обещаю не переходить в галоп. Вы знаете, что я езжу только рысью.
Ответа не последовало.
Кромман открыл канцлеру дверь и придержал ее. Их взгляды встретились, когда Дюрандаль проходил мимо, и он увидел в глазах своего старого врага сдерживаемое торжество. Чему радуется этот мерзкий глист – тому, что Король вот-вот умрет, и лорд Роланд не будет больше канцлером? Весьма вероятно! Возможно, он считает себя настолько незаменимым, что новая Королева оставит его у себя на службе. Что ж, удачи ей! И ему тоже – они друг друга стоят.
Разумеется, смерть Короля освободит Дюрандаля от обещания вести себя хорошо. Он все еще не рассчитался за смерть Волкоклыка, но за долгие годы его ненависть сменилась досадливой брезгливостью, да приятными мечтами о расплате, когда секретарь особенно досаждал ему. Правосудие вершил Король, и отказавшись принять меры по отношению к Кромману, он фактически простил его. Дюрандаль давал свою клятву, будучи молодым, бесшабашным холостяком, бродягой, едва-едва вернувшимся из стран, где кровная месть в порядке вещей. Теперь он муж и глава семейства, отец и дед, почтенный государственный деятель, владеющий богатыми поместьями – а никак не человек, готовый пожертвовать своей жизнью и счастьем родных и близких ради такой ерунды. Может, он просто слишком стар? Может, ему просто не хватает задора, чтобы привести приговор в исполнение? Нет, просто этот слизняк не стоит такого скандала.
3
4
Король отвернулся от него.
КАКАЯ ВЕСНА?
– У меня все, сир. Покорно прошу разрешения удалиться, Амброз даже не взглянул на него, но после минутной паузы все же пошевелился.
– Счастливой… дороги… домой.
Дюрандаль коснулся губами пухлой руки. Она была холодна как зимние холмы за окном.
– Обещаю не переходить в галоп. Вы знаете, что я езжу только рысью.
Ответа не последовало.
Кромман открыл канцлеру дверь и придержал ее. Их взгляды встретились, когда Дюрандаль проходил мимо, и он увидел в глазах своего старого врага сдерживаемое торжество. Чему радуется этот мерзкий глист – тому, что Король вот-вот умрет, и лорд Роланд не будет больше канцлером? Весьма вероятно! Возможно, он считает себя настолько незаменимым, что новая Королева оставит его у себя на службе. Что ж, удачи ей! И ему тоже – они друг друга стоят.
Разумеется, смерть Короля освободит Дюрандаля от обещания вести себя хорошо. Он все еще не рассчитался за смерть Волкоклыка, но за долгие годы его ненависть сменилась досадливой брезгливостью, да приятными мечтами о расплате, когда секретарь особенно досаждал ему. Правосудие вершил Король, и отказавшись принять меры по отношению к Кромману, он фактически простил его. Дюрандаль давал свою клятву, будучи молодым, бесшабашным холостяком, бродягой, едва-едва вернувшимся из стран, где кровная месть в порядке вещей. Теперь он муж и глава семейства, отец и дед, почтенный государственный деятель, владеющий богатыми поместьями – а никак не человек, готовый пожертвовать своей жизнью и счастьем родных и близких ради такой ерунды. Может, он просто слишком стар? Может, ему просто не хватает задора, чтобы привести приговор в исполнение? Нет, просто этот слизняк не стоит такого скандала.
3
Спустя три дня после Долгой Ночи курьер, возивший почту между Фэлконкрестом и Греймером, доставил ему королевскую грамоту, назначающую Лорду Роланду личного Клинка – стандартный бланк с королевскими подписью и печатью, с именем получателя, собственноручно вписанным в соответствующую графу королевской рукой. Грамота была передана Дюрандалю обычным порядком, заставив его битый час ломать голову не только над тем, зачем Король вообще прислал ее, но и почему тот не передал ее при личной встрече.
Может, это просто ошибка? Вряд ли болезнь Амброза настолько помрачила его сознание, но если он решил слегка разгрести завалы из Старших в Айронхолле, раздавая их направо и налево своим министрам и придворным, как это бывало порой, возможно, он написал не то имя. Расспросы среди членов Тайного Совета показали, что другим подобных грамот не приходило.
Впрочем, другие бумаги, пришедшие от Короля, не свидетельствовали ни о малейшем помутнении рассудка. В конце концов, Дюрандаль отвез загадочную бумажку домой показать Кэт, и они проспорили над ней чуть не целую ночь. Наиболее внятное объяснение, до которого они додумались, заключалось в том, что Король наконец приготовился к смерти и понимает, что правление его канцлера закончится в ту минуту, когда новая Королева возьмет в руки перо и палочку сургуча. За годы службы своему монарху Дюрандаль волей-неволей нажил себе предостаточно врагов; как может он теперь отказаться от такого прощального дара? Кончилось тем, что Кэт уговорила его согласиться.
На следующее утро она уехала погостить к дочери, а он направился в Айронхолл. Он не стал докладываться об этом во дворце и просить провожатых – отчасти потому, что это было ему не по пути, отчасти потому, что еще не до конца был уверен в том, что пройдет Узы. Ему не хотелось, чтобы гвардейцы знали про эту грамоту в случае, если он передумает. Он поехал один, не сомневаясь в том, что его мастерство в обращении с мечом все еще поможет ему справиться с любой опасностью.
И потом, заместитель командующего Гвардией сэр Боумен все еще не отошел от того, что случилось с последним эскортом лорда Роланда.
К полудню, уже добравшись до болот, он почти готов был повернуть назад, но какое-то внутреннее упрямство продолжало гнать его вперед. В конце концов, он мог заглянуть в Айронхолл, и не упоминая о грамоте. Когда он подъезжал к дверям, уже вечерело, и он знал, что пройдет через Узы. Чем бы. ни руководствовался Король, он все еще оставался Королем, а перешагнуть через укоренившуюся привычку подчиняться приказам было не так-то просто. И потом, это могло оказаться дурной шуткой кого-нибудь из засидевшихся в школе юнцов.
Великим Магистром служил теперь Парсвуд, с которым он едва успел познакомиться перед самым отъездом в Самаринду, но который хорошо проявил себя позже, в годы Войны Чудовищ. Так и не женившись, он осел в Айронхолле, посвятив себя воспитанию; Орден избрал его главным три года назад. Лицо его было сморщено как орех, почти все зубы выпали, но он с радостью приветствовал канцлера и угостил его горячим пивом с пряностями, чтобы отогреть после утомительной дороги. Должно быть, ему ужасно хотелось узнать, зачем лорду Роланду понадобился Клинок теперь, после двадцати лет службы, но спрашивать он не стал. Они удобно устроились у камина в его комнате.
– Первый? Зовут Куоррел. Силен со шпагой. – Он пожал плечами. – Ничего выдающегося, ничего внушающего тревогу. Кубка ему не выиграть, но это славный, надежный парень. Обаятельный. Его здесь любят. Уверен, он разобьет не одно женское сердце, но такова легенда, верно? – Великий Магистр ностальгически вздохнул.
Если в Кандидате Куорреле не было ничего особенного, значит, не в нем причина странного решения Короля.
– Он ездит верхом?
– Как кентавр.
Стало быть, Король не пытается положить конец скачкам, как предположил было Дюрандаль.
– Конечно, его не сравнить с Фореем, Ужасом и Льюмоссом, – продолжал Великий Магистр каким-то странным тоном. – Эти-то вообще потрясающие наездники, все трое.
– На что это ты намекаешь?
– Ходят слухи, что ты перекалечил пол-Гвардии. Я слышал о трех сломанных ногах, одной ключице и нескольких сотрясениях. Сломанные ребра не в счет.
– Это печальное стечение обстоятельств! Ямы было совершенно не видно за изгородью, но мой вороной прыгает как кошка. Я крикнул им, чтобы предупредить, но опоздал. Вот и все. Мне просто повезло.
Великий Магистр ухмыльнулся и отхлебнул из кружки.
Несколько огорченный тем, что эти слухи уже распространились по стране, Дюрандаль поспешил сменить тему.
– Мне говорили, что у вас тут избыток Старших?
– Официально – двенадцать. На деле больше. Могло быть и хуже, но мы сократили набор лет пять назад, когда здоровье Короля начало, гм, внушать опасения. Потом, конечно, набрали еще нескольких. Чего это ты ухмыляешься?
– Это не ухмылка, Магистр. Канцлеры не ухмыляются. Это ты заметил почти что царственное одобрение. Я просто подумал, как хорошо служат Его Величеству – сотни тысяч людей без лишнего шума делают все, что в их силах, чтобы соблюсти его интересы.
– Его? Короны. Старшие, когда думают, что. их никто не слышит, называют себя людьми Королевы.
– Это я не нахмурился. Это почти что царственное выражение негодования, дабы никто и помыслить не мог о смерти Короля.
– Ну, ему уже больше семидесяти, – возразил Великий Магистр, добавив из осторожности «Брат». – Как, кстати, его здоровье?
– Не так хорошо, как могло бы быть, честно говоря. Его сильно беспокоит нога. Ум, правда, ясен как у стаи лисиц.
– Думаю, все мы рано или поздно будем людьми Королевы, Узы переходят, ибо мы поклялись на верность ему и его наследникам. Дашь моим Старшим несколько уроков на рапирах завтра, ладно?
– Я? – рассмеялся Дюрандаль. – Магистр, да я нынче никуда не гожусь! Я неповоротлив как весенняя муха.
– Но твоя техника, брат! Десять минут наблюдения за твоей рукой дадут им больше, чем месяц упражнений. ВОТ ЛЬСТЕЦ!
– Ну, если ты настаиваешь… Но недолго, особенно на пустой желудок.
– Я знал, что могу на тебя положиться, – Великий Магистр ухмыльнулся. – Кстати, в их кругу у тебя есть особое имя, ты не слышал? Они называют тебя «Парагон» – «Образцовый».
Парагон? Вот ужас! Они хоть понимают, что делает с человеком политика? Дюрандаль открыл было рот, чтобы прекратить все это безобразие, но Великий Магистр уже встал с места.
– Как, готов познакомиться со своим Клинком? Подавив свои сомнения, Дюрандаль покорно кивнул. Они прошли в маленькую, холодную комнату, и через несколько минут Щенок отворил дверь, пропуская Первого и Второго. Это до жути напомнило ему ту первую встречу с Волкоклыком, полжизни назад.
По меркам Клинка Куоррел был высок, гораздо выше Волкоклыка, но такой же темноволосый, тонкий, сам похожий на шпагу. Второй был коренастый, широкоплечий, рыжеволосый – возможно, саблист. Кандидат Хируорд. Оба совсем еще дети. Они и родились-то, должно быть, примерно тогда, когда Дюрандаль был в Айронхолле в последний раз?
Положенные по ритуалу слова были произнесены. Мальчики повернулись, и Кандидат Куоррел впервые увидел старика, который претендовал на его абсолютную преданность – шок, ужас, брезгливость… Дюрандаль понял, что совершил ошибку, но отступать было уже поздно. Бедный мальчик уже повязан с ним.
Мучительная сцена завершилась, когда дряхлого гостя представили. Первый мгновенно пришел в себя, выказав бешеный энтузиазм.
– Неописуемая честь… не смел и мечтать… восхищаемся здесь, в Айронхолле, больше, чем кем-либо еще… – Он губил здесь талант. Ему давно пора было выходить на сцену.
Может, это просто ошибка? Вряд ли болезнь Амброза настолько помрачила его сознание, но если он решил слегка разгрести завалы из Старших в Айронхолле, раздавая их направо и налево своим министрам и придворным, как это бывало порой, возможно, он написал не то имя. Расспросы среди членов Тайного Совета показали, что другим подобных грамот не приходило.
Впрочем, другие бумаги, пришедшие от Короля, не свидетельствовали ни о малейшем помутнении рассудка. В конце концов, Дюрандаль отвез загадочную бумажку домой показать Кэт, и они проспорили над ней чуть не целую ночь. Наиболее внятное объяснение, до которого они додумались, заключалось в том, что Король наконец приготовился к смерти и понимает, что правление его канцлера закончится в ту минуту, когда новая Королева возьмет в руки перо и палочку сургуча. За годы службы своему монарху Дюрандаль волей-неволей нажил себе предостаточно врагов; как может он теперь отказаться от такого прощального дара? Кончилось тем, что Кэт уговорила его согласиться.
На следующее утро она уехала погостить к дочери, а он направился в Айронхолл. Он не стал докладываться об этом во дворце и просить провожатых – отчасти потому, что это было ему не по пути, отчасти потому, что еще не до конца был уверен в том, что пройдет Узы. Ему не хотелось, чтобы гвардейцы знали про эту грамоту в случае, если он передумает. Он поехал один, не сомневаясь в том, что его мастерство в обращении с мечом все еще поможет ему справиться с любой опасностью.
И потом, заместитель командующего Гвардией сэр Боумен все еще не отошел от того, что случилось с последним эскортом лорда Роланда.
К полудню, уже добравшись до болот, он почти готов был повернуть назад, но какое-то внутреннее упрямство продолжало гнать его вперед. В конце концов, он мог заглянуть в Айронхолл, и не упоминая о грамоте. Когда он подъезжал к дверям, уже вечерело, и он знал, что пройдет через Узы. Чем бы. ни руководствовался Король, он все еще оставался Королем, а перешагнуть через укоренившуюся привычку подчиняться приказам было не так-то просто. И потом, это могло оказаться дурной шуткой кого-нибудь из засидевшихся в школе юнцов.
Великим Магистром служил теперь Парсвуд, с которым он едва успел познакомиться перед самым отъездом в Самаринду, но который хорошо проявил себя позже, в годы Войны Чудовищ. Так и не женившись, он осел в Айронхолле, посвятив себя воспитанию; Орден избрал его главным три года назад. Лицо его было сморщено как орех, почти все зубы выпали, но он с радостью приветствовал канцлера и угостил его горячим пивом с пряностями, чтобы отогреть после утомительной дороги. Должно быть, ему ужасно хотелось узнать, зачем лорду Роланду понадобился Клинок теперь, после двадцати лет службы, но спрашивать он не стал. Они удобно устроились у камина в его комнате.
– Первый? Зовут Куоррел. Силен со шпагой. – Он пожал плечами. – Ничего выдающегося, ничего внушающего тревогу. Кубка ему не выиграть, но это славный, надежный парень. Обаятельный. Его здесь любят. Уверен, он разобьет не одно женское сердце, но такова легенда, верно? – Великий Магистр ностальгически вздохнул.
Если в Кандидате Куорреле не было ничего особенного, значит, не в нем причина странного решения Короля.
– Он ездит верхом?
– Как кентавр.
Стало быть, Король не пытается положить конец скачкам, как предположил было Дюрандаль.
– Конечно, его не сравнить с Фореем, Ужасом и Льюмоссом, – продолжал Великий Магистр каким-то странным тоном. – Эти-то вообще потрясающие наездники, все трое.
– На что это ты намекаешь?
– Ходят слухи, что ты перекалечил пол-Гвардии. Я слышал о трех сломанных ногах, одной ключице и нескольких сотрясениях. Сломанные ребра не в счет.
– Это печальное стечение обстоятельств! Ямы было совершенно не видно за изгородью, но мой вороной прыгает как кошка. Я крикнул им, чтобы предупредить, но опоздал. Вот и все. Мне просто повезло.
Великий Магистр ухмыльнулся и отхлебнул из кружки.
Несколько огорченный тем, что эти слухи уже распространились по стране, Дюрандаль поспешил сменить тему.
– Мне говорили, что у вас тут избыток Старших?
– Официально – двенадцать. На деле больше. Могло быть и хуже, но мы сократили набор лет пять назад, когда здоровье Короля начало, гм, внушать опасения. Потом, конечно, набрали еще нескольких. Чего это ты ухмыляешься?
– Это не ухмылка, Магистр. Канцлеры не ухмыляются. Это ты заметил почти что царственное одобрение. Я просто подумал, как хорошо служат Его Величеству – сотни тысяч людей без лишнего шума делают все, что в их силах, чтобы соблюсти его интересы.
– Его? Короны. Старшие, когда думают, что. их никто не слышит, называют себя людьми Королевы.
– Это я не нахмурился. Это почти что царственное выражение негодования, дабы никто и помыслить не мог о смерти Короля.
– Ну, ему уже больше семидесяти, – возразил Великий Магистр, добавив из осторожности «Брат». – Как, кстати, его здоровье?
– Не так хорошо, как могло бы быть, честно говоря. Его сильно беспокоит нога. Ум, правда, ясен как у стаи лисиц.
– Думаю, все мы рано или поздно будем людьми Королевы, Узы переходят, ибо мы поклялись на верность ему и его наследникам. Дашь моим Старшим несколько уроков на рапирах завтра, ладно?
– Я? – рассмеялся Дюрандаль. – Магистр, да я нынче никуда не гожусь! Я неповоротлив как весенняя муха.
– Но твоя техника, брат! Десять минут наблюдения за твоей рукой дадут им больше, чем месяц упражнений. ВОТ ЛЬСТЕЦ!
– Ну, если ты настаиваешь… Но недолго, особенно на пустой желудок.
– Я знал, что могу на тебя положиться, – Великий Магистр ухмыльнулся. – Кстати, в их кругу у тебя есть особое имя, ты не слышал? Они называют тебя «Парагон» – «Образцовый».
Парагон? Вот ужас! Они хоть понимают, что делает с человеком политика? Дюрандаль открыл было рот, чтобы прекратить все это безобразие, но Великий Магистр уже встал с места.
– Как, готов познакомиться со своим Клинком? Подавив свои сомнения, Дюрандаль покорно кивнул. Они прошли в маленькую, холодную комнату, и через несколько минут Щенок отворил дверь, пропуская Первого и Второго. Это до жути напомнило ему ту первую встречу с Волкоклыком, полжизни назад.
По меркам Клинка Куоррел был высок, гораздо выше Волкоклыка, но такой же темноволосый, тонкий, сам похожий на шпагу. Второй был коренастый, широкоплечий, рыжеволосый – возможно, саблист. Кандидат Хируорд. Оба совсем еще дети. Они и родились-то, должно быть, примерно тогда, когда Дюрандаль был в Айронхолле в последний раз?
Положенные по ритуалу слова были произнесены. Мальчики повернулись, и Кандидат Куоррел впервые увидел старика, который претендовал на его абсолютную преданность – шок, ужас, брезгливость… Дюрандаль понял, что совершил ошибку, но отступать было уже поздно. Бедный мальчик уже повязан с ним.
Мучительная сцена завершилась, когда дряхлого гостя представили. Первый мгновенно пришел в себя, выказав бешеный энтузиазм.
– Неописуемая честь… не смел и мечтать… восхищаемся здесь, в Айронхолле, больше, чем кем-либо еще… – Он губил здесь талант. Ему давно пора было выходить на сцену.
4
На следующую ночь Куоррел прошел Узы. Еще через три ночи Кромман привез в Греймер королевский указ…
– Нет, спасибо, не беспокойтесь, – Куоррел небрежно, по-айронхоллски, кинул плащ на спинку стула.
Во владениях Каплина такие штучки не пройдут. Его взгляды на приличия были отнюдь не так широки, как его фигура, уступавшая в ширине и охвате, если не в высоте разве что фигуре королевской. Каплин был настоящим самородком, бриллиантом весом в двести миллионов карат. Улыбка его померкла, когда он заметил отсутствие золотой цепи.
– Ее светлость уже отобедали, милорд. Вы говорили, что останетесь сегодня во дворце.
– Приятное изменение в планах. Скажи Пардону, пусть присмотрит за лошадьми и проследит за тем, чтобы кучера и лакея разместили как положено – не буду же я отправлять их обратно на ночь глядя. Скажи Черпену, что я хочу умыться и переодеться. Потом я лично составлю сэру Куоррелу компанию за одним из тех изысканных банкетов, что умеешь накрывать только ты. Я надеюсь, что он продержится еще полчаса, не умерев от голода.
Лицо его Клинка осветилось широкой улыбкой.
– По моим расчетам, никак не меньше сорока двух минут, милорд.
– Тогда пойдем, познакомишься с моей милой супругой. Дюрандаль провел его в библиотеку, свое любимое помещение в Айвиуоллз, пропахшее кожаными переплетами и древесным дымом. В камине весело потрескивали сосновые поленья, а ряды книжных корешков приветливо улыбались ему с высоких полок.
Он собрался с духом, чтобы объявить новости, но ему так и не пришлось этого делать. Она сразу же заметила, что цепи на его плечах больше нет, и поспешила ему навстречу, не успел он и рта открыть. Ее волосы не утратили своего золотого блеска и маленькие шляпки, как раз вошедшие в моду, очень шли ей. С другой стороны, фигура ее была слишком изящна для тугих корсетов, которыми щеголяли богатые модницы, но которые подходили скорее для дам с более пышными формами. Сегодня на ней было платье вызывающе красного цвета, которое лет пять назад привело бы ее в ужас – ничего не поделаешь, мода. Главное, женщина под этими нарядами никогда не менялась, хотя сегодня она казалась немного утомленной поездкой.
Он даже не пытался рассказать ей, что произошло, только молча обнял ее.
– Как Натрина и дети, в порядке? – спросил он наконец.
– Да, – Кэт высвободилась из его объятий ровно настолько, чтобы заглянуть ему в лицо. – Это была его идея или твоя?
– Его.
– И кто на твоем месте? – Кромман.
– Этот урод?
Он отпустил ее и предостерегающе нахмурился.
– Милая, позволь представить тебе моего почетного телохранителя, сэра Куоррела. Леди Кэт.
Она ответила на поклон Клинка реверансом и очаровательной улыбкой.
– Я уже слышала о сэре Куорреле! Я вернулась домой и обнаружила, что вся женская половина прислуги ходит по дому, натыкаясь на предметы, поскольку ничего перед собой не видит. Теперь я понимаю почему. Добро пожаловать, сэр Куоррел. Не сомневаюсь, прислуга будет теперь стараться вдвойне.
Чем бы мальчик ни занимался со служанками в последние две ночи, этим его опыт с женщинами наверняка и ограничивался. Тем не менее он ответил на эту шутку легкой улыбкой, словно прожженный волокита.
– А я вижу, что потрясающие легенды о красоте их госпожи вовсе не преувеличение.
Смех Кэт до сих пор напоминал птичью трель.
– Что за возмутительная лесть! Сэр Клинок, вам должно быть стыдно. Впрочем, спасибо вам за нее. – Она привстала на цыпочки, чтобы чмокнуть его в щеку. – А теперь расскажите мне про свои Узы. Надеюсь, рука моего мужа не утратила твердости?
– Он пронзил меня как мастер, каковым был всегда, миледи, – насквозь прежде, чем я понял, в чем дело. Это огромная честь быть связанным с величайшим фехтовальщиком столетия.
– А быть за ним замужем – честь еще больше, уверяю вас! А теперь покажите-ка мне ваш меч.
Улыбаясь, он достал меч из ножен и, встав на колено, протянул ей. Кэт взяла его в руки. Она нашла центр его тяжести, потом сжала рукоять как для укола, упираясь большим пальцем в гарду.
– Вы скорее рапирист, сэр Куоррел!
– Мало кто обладает разносторонними талантами, как его светлость, мэм.
– Он замечательно легок. Как он называется?
– Резон, миледи.
Дюрандаль не догадался спросить об этом, и теперь Куоррел сиял как свечное пламя, потому что это сделала Кэт. Его светлость почти ревновал – не потому, что сомневался в ее любви, но потому, что понимал: ему не дано очаровывать женщин так, как она очаровала этого мальчика.
– Достойное имя для благородного меча, – сказала она, возвращая его владельцу. – Да будет Резон победителем во всех ваших спорах, сэр Куоррел!
– Мы пойдем, переоденемся, дорогая Я попросил Каплина приготовить нам перекусить.
Кэт сразу согласилась. Выходя, он встретился с ней взглядом и увидел, что она больше не улыбается. Она все понимала.
– Я должен выпить за свою свободу и отставку, – объявил Дюрандаль. – Выпьешь бокал, Кэт? Нет? Сэр Куоррел?
– Не больше одного, милорд. Как вы меня предупреждали, это, похоже, мой предел.
– Расскажи, что случилось, – подала голос Кэт, не оборачиваясь. Такое нетерпение было ей несвойственно.
– Кромман привез королевскую грамоту. Я снял свою цепь, удушил его ею и поехал домой.
– Хотелось бы мне тебе верить. – Она встала и подошла к нему. – Грамота, конечно же, была подлинной? Он удивленно посмотрел на нее.
– Без сомнения. Подписана и запечатана.
– Печать можно и украсть. А подпись?
– Королевская. Я видел ее миллионы раз. Совершенно четкая. Она вынула нож из его пальцев. Потом подняла его, руку и приложила к своей щеке. Поцеловала ее, повернулась и ушла в свой уголок у огня. В чем дело?
– Кэт?
Она снова раскрутила прялку.
– У тебя серьезные проблемы, дорогой мой муж. Тебе, конечно, придется уехать из королевства.
Он покосился на своего спутника. Куоррел уплетал за обе щеки, но не пропускал ни слова.
– Может, это все-таки подождет, пока мы отобедаем, милая?
– Не уверена, если во всем этом замешан Кромман. Ты можешь ставить на карту свою жизнь – ты всегда так поступал. Но несколько дней назад ты принял Клинка. Ты не имеешь права так легко распоряжаться его жизнью.
– Цель моей жизни заключается единственно в службе, миледи, – подал голос Куоррел. – Другой ценности я не представляю.
– Вздор, Что вы будете делать, если люди Короля придут арестовывать моего мужа?
– Кэт!
– Полагаю, погибну, – спокойно отвечал Куоррел.
– Вот именно. Он объяснил вам, почему он принял от Короля Клинка после того, как двадцать лет вполне обходился без этого?
Темные глаза паренька вопросительно перебегали с одного на другую, и на какое-то ужасное мгновение он был Волкоклыком – Волкоклыком, мертвым уже почти тридцать лет, Волкоклыком, которому сейчас было бы за пятьдесят.
– Нет, миледи. Только то, что таково было решение Его Величества.
Дюрандаль сердито налил себе еще бокал. Почему Кэт так торопится? Он уже потерял аппетит, но нужно было дать поесть Куоррелу. Он ощущал почти трогательную ностальгию, глядя, как тот расправляется с едой, хотя жира на нем не было ни капли.
– Вздор, – повторила Кэт. Когда она пребывала в таком настроении, пытаться отвлечь ее было пустым делом. – Он много раз отказывался от подобных предложений. Скажешь, не так, милый?
– Раз или два.
– Итак, пять дней назад Король оказывает тебе честь, назначив тебе Клинка, а сегодня он же тебя увольняет. Мне кажется, твой спутник заслуживает объяснений.
– Я бы и сам от них не отказался. – Дюрандаль взболтал вино в бокале, любуясь игрой света в хрустале. Он заставил себя поднять взгляд и встретиться с вопросительным взглядом Куоррела, до боли напоминавшего ему другого паренька, много лет назад… – Король умирает.
На его глазах румянец сбежал с юных щек. Нет, Куоррел не Волкоклык, и никогда не будет им. Но он смелый и преданный юноша, достойный и симпатичный, и смертельной угрозе подвергается не по собственной ошибке, а только потому, что один никчемный старик из глупой сентиментальности согласился принять его в качестве подарка. Куоррел воспринимал жизнь не так серьезно, как некогда Волкоклык, но это не делает его менее достойным. Он будет исполнять свой долг с тем же упрямством. И, если понадобится, умрет так же отважно, а возможно – еще отважнее, ибо ему есть гораздо больше, чего терять.
– Скоро? – спросил мальчик.
– Скоро. Ему больше семидесяти. Он страдал от ожирения большую часть жизни. Порой он едва может дышать. У него жуткие язвы на ноге, он не может ходить. Месяц-другой, не больше.
Куоррел снова принялся за еду. Жизнь должна продолжаться.
– Неужели для короля не могут найти знахарей?
– Они сделали все, что могли. Время и смерть не так-то легко подчинить заклинаниям. Без целителей он умер бы еще пять лет назад.
– А принцесса Малинда?
– Насколько мне известно, она пребывает в добром здравии, – если уж Дюрандалю не хочется больше есть, он может хотя бы говорить. – Ты удивлен, что я не знаю точно? Так вот, мы с принцессой не дружим, сэр Куоррел. – Он повертел бокал в руках. – Впрочем, с отцом они тоже не дружны. У Короля Амброза много достоинств, но родительские чувства к ним не относятся. Она столь же своевольна, как и он, и она не простила ему того, как он избавился от ее матери. Я заработал ее неприязнь, еще командуя Гвардией.
– Тебе не обязательно рассказывать об этом, Дюрандаль, – ровным голосом заметила Кэт.
– А я думаю, что рассказать стоит. – Как знать, может, услышав о кое-каких из тех грязных делишек, которыми канцлер занимался на протяжении двадцати лет службы, Куоррел перестанет смотреть на него как на героя-небожителя. – Когда Малинда подросла – я был тогда еще Коммандером – ее отец предложил назначить ей собственных Клинков. Я покопался в архивах и выступил против этого. Мне казалось – и кажется до сих пор, – что приставлять к незамужней девице двадцатилетнего мечника означает не просто напрашиваться на неприятности, но буквально настаивать на них. Я не думаю, чтобы она была развратницей по природе, но она была юна, и все время ее окружали блестящие молодые гвардейцы.
Куоррел понимающе ухмыльнулся, не прекращая жевать.
– Потерять голову из-за женщины, сэр Куоррел, можно двумя способами, и мы обсуждаем способ, когда теряешь ее насовсем.
Куоррел тут же опомнился и пробормотал извинения.
– Я постоянно менял ее охранников и лично втолковывал каждому из них, что такое государственная измена. Принцесса, разумеется, по уши влюбилась в двух или трех из них – я имею в виду, по очереди, а не во всех сразу. Когда их начинало припекать как следует, они докладывали об этом мне, и я переводил их в другое место.
Ни Король, ни Монпурс не знали об этом, но Малинда обвинила сэра Дюрандаля в том, что он шпионит за ней, преследуя ее и вмешиваясь в ее личную жизнь. Тогда она и возненавидела его.
– Вскоре после того, как меня сделали канцлером, агенты Черной палаты застали принцессу и ее тогдашнего поклонника при компрометирующих обстоятельствах – то есть просто в укромном уголке. Едва не разразился скандал. Только чтобы избежать огласки, Король воздержался и не бросил коммандера Бандита и несколько других людей – включая меня, когда он обнаружил, что это не первое ее увлечение – в Бастион. Кромман считал тогда, что мне конец. Я тоже.
– Эта глупышка была виновата во всем сама! – фыркнула Кэт. – Представления не имею, почему она обвинила во всем тебя.
Дюрандаль пожал плечами.
– Возможно, решила, что это я все подстроил. Ей стоило винить в этом инквизиторов. И не судите ее слишком строго. Амброз настоял на том, чтобы целая комиссия докторов и повитух обследовала ее и удостоверилась в ее девственности, а мало кто в шестнадцать лет обрадуется такому унижению. Он решил выдать ее замуж как можно быстрее, особенно из-за того, что сам собирался жениться на принцессе Дьерде Жевильийской, которая была на месяц младше ее. Он не желал, чтобы придворные шутники спрашивали, кто принцесса, а кто королева. Как раз тогда умерла королева Бельмарка, и он усмотрел в этом возможность положить конец войне; убить двух птиц одним камнем. – Конечно, куда как проще предложить дочь, чем извиниться самому…
– А как отнеслась к этому она сама? – задумчиво спросил Куоррел.
– Принцессы выходят замуж, когда им приказывают выйти замуж – во всяком случае, большинство. Я всерьез опасался, что Малинду придется гнать на корабль под угрозой меча, но ошибался. Она дочь своего отца и сохраняла достоинство. Правда, она прониклась убеждением, что этот брак – дело моих рук.
Куоррел поежился.
– Она до сих пор так считает, милорд?
– Наверняка. На самом деле я сопротивлялся этому, насколько хватало смелости. Король приказал мне заниматься своими делами. Парламент мог бы остановить его, но ему и не надо было созывать Парламент, раз лорд Змей давил один монастырь за другим, и золото лилось рекой. У него уже был сын, который унаследовал бы королевство. Он был убежден, что наживет с Дьердой еще дюжину: ему ведь не было еще пятидесяти. Кроме того, никто из королей Огненных Земель не умирал от старости. Он ожидал, что Малинда очень скоро вернется в его дом вдовой.
Он просчитался по всем пунктам. Король Радгар до сих пор правит Бельмарком. Дьерда оказалась бесплодной. Его сын умер в том же году. Малинда не написала ему с тех пор ни строчки и не принимала его послов. Он узнавал о рождении внуков из официальных сообщений. Если она не простила своего отца, что говорить о ее чувствах ко мне.
Судя по всему, на уроках придворной жизни в Айронхолле ничего подобного не рассказывали: глаза Куоррела были раскрыты широко-широко. Есть он, впрочем, не прекратил.
– Может, он держит ее закованной в башне, – заметила Кэт.
– Шпионы из Черной Палате говорят, что нет. Похоже, она здорова, счастлива и любима народом. Бельмарк вовсе не такая отсталая страна, как считает большинство шивианцев, и Амброзу это известно. Возможно, когда он умрет, она вернется, чтобы заявить свои права на корону… А может, и нет. Ее старшему сыну восемнадцать, так что она может послать его вместо себя. Единственное, в чем можно быть совершенно уверенным – так это в том, что она ни минуты не потерпит меня своим канцлером. Я знал, что мои дни на этом посту сочтены, еще до того, как Пиявка пришел ко мне сегодня.
– Пиявка, милорд?
– Канцлер Кромман. Его прозвал так… один мой старый друг, – снова Монпурс! Значит, совесть еще не совсем умерла в Дюрандале. Она ожила сегодня – от страха, не иначе.
***
– Ее светлость вернулась нынче днем, милорд. – Каплин снял с плеч Дюрандаля тяжелый плащ. Свет канделябра отражался в его лысине и играл на сморщенных в улыбке щеках. – Она сказала, поездка прошла без приключений. Она сейчас в библиотеке. Могу я помочь вам, сэр Куоррел?– Нет, спасибо, не беспокойтесь, – Куоррел небрежно, по-айронхоллски, кинул плащ на спинку стула.
Во владениях Каплина такие штучки не пройдут. Его взгляды на приличия были отнюдь не так широки, как его фигура, уступавшая в ширине и охвате, если не в высоте разве что фигуре королевской. Каплин был настоящим самородком, бриллиантом весом в двести миллионов карат. Улыбка его померкла, когда он заметил отсутствие золотой цепи.
– Ее светлость уже отобедали, милорд. Вы говорили, что останетесь сегодня во дворце.
– Приятное изменение в планах. Скажи Пардону, пусть присмотрит за лошадьми и проследит за тем, чтобы кучера и лакея разместили как положено – не буду же я отправлять их обратно на ночь глядя. Скажи Черпену, что я хочу умыться и переодеться. Потом я лично составлю сэру Куоррелу компанию за одним из тех изысканных банкетов, что умеешь накрывать только ты. Я надеюсь, что он продержится еще полчаса, не умерев от голода.
Лицо его Клинка осветилось широкой улыбкой.
– По моим расчетам, никак не меньше сорока двух минут, милорд.
– Тогда пойдем, познакомишься с моей милой супругой. Дюрандаль провел его в библиотеку, свое любимое помещение в Айвиуоллз, пропахшее кожаными переплетами и древесным дымом. В камине весело потрескивали сосновые поленья, а ряды книжных корешков приветливо улыбались ему с высоких полок.
Он собрался с духом, чтобы объявить новости, но ему так и не пришлось этого делать. Она сразу же заметила, что цепи на его плечах больше нет, и поспешила ему навстречу, не успел он и рта открыть. Ее волосы не утратили своего золотого блеска и маленькие шляпки, как раз вошедшие в моду, очень шли ей. С другой стороны, фигура ее была слишком изящна для тугих корсетов, которыми щеголяли богатые модницы, но которые подходили скорее для дам с более пышными формами. Сегодня на ней было платье вызывающе красного цвета, которое лет пять назад привело бы ее в ужас – ничего не поделаешь, мода. Главное, женщина под этими нарядами никогда не менялась, хотя сегодня она казалась немного утомленной поездкой.
Он даже не пытался рассказать ей, что произошло, только молча обнял ее.
– Как Натрина и дети, в порядке? – спросил он наконец.
– Да, – Кэт высвободилась из его объятий ровно настолько, чтобы заглянуть ему в лицо. – Это была его идея или твоя?
– Его.
– И кто на твоем месте? – Кромман.
– Этот урод?
Он отпустил ее и предостерегающе нахмурился.
– Милая, позволь представить тебе моего почетного телохранителя, сэра Куоррела. Леди Кэт.
Она ответила на поклон Клинка реверансом и очаровательной улыбкой.
– Я уже слышала о сэре Куорреле! Я вернулась домой и обнаружила, что вся женская половина прислуги ходит по дому, натыкаясь на предметы, поскольку ничего перед собой не видит. Теперь я понимаю почему. Добро пожаловать, сэр Куоррел. Не сомневаюсь, прислуга будет теперь стараться вдвойне.
Чем бы мальчик ни занимался со служанками в последние две ночи, этим его опыт с женщинами наверняка и ограничивался. Тем не менее он ответил на эту шутку легкой улыбкой, словно прожженный волокита.
– А я вижу, что потрясающие легенды о красоте их госпожи вовсе не преувеличение.
Смех Кэт до сих пор напоминал птичью трель.
– Что за возмутительная лесть! Сэр Клинок, вам должно быть стыдно. Впрочем, спасибо вам за нее. – Она привстала на цыпочки, чтобы чмокнуть его в щеку. – А теперь расскажите мне про свои Узы. Надеюсь, рука моего мужа не утратила твердости?
– Он пронзил меня как мастер, каковым был всегда, миледи, – насквозь прежде, чем я понял, в чем дело. Это огромная честь быть связанным с величайшим фехтовальщиком столетия.
– А быть за ним замужем – честь еще больше, уверяю вас! А теперь покажите-ка мне ваш меч.
Улыбаясь, он достал меч из ножен и, встав на колено, протянул ей. Кэт взяла его в руки. Она нашла центр его тяжести, потом сжала рукоять как для укола, упираясь большим пальцем в гарду.
– Вы скорее рапирист, сэр Куоррел!
– Мало кто обладает разносторонними талантами, как его светлость, мэм.
– Он замечательно легок. Как он называется?
– Резон, миледи.
Дюрандаль не догадался спросить об этом, и теперь Куоррел сиял как свечное пламя, потому что это сделала Кэт. Его светлость почти ревновал – не потому, что сомневался в ее любви, но потому, что понимал: ему не дано очаровывать женщин так, как она очаровала этого мальчика.
– Достойное имя для благородного меча, – сказала она, возвращая его владельцу. – Да будет Резон победителем во всех ваших спорах, сэр Куоррел!
– Мы пойдем, переоденемся, дорогая Я попросил Каплина приготовить нам перекусить.
Кэт сразу согласилась. Выходя, он встретился с ней взглядом и увидел, что она больше не улыбается. Она все понимала.
***
Куоррел, прошедший Узы всего три дня назад, все еще находился на той стадии, которую Монпурс называл «боязнью ванной» (и что это он все время вспоминает сегодня Монпурса?). Чтобы тот не переживал, Дюрандаль оставил дверь в ванную комнату открытой. Все время, пока Черпен одевал его, он стоял так, чтобы Клинок мог видеть его из ванны, а потом в свою очередь ждал, пока тот оденется, гадая, побежит ли Куоррел за ним голышом, если он попробует выйти. Вдвоем они вернулись в библиотеку, где на складном столике был накрыт небольшой ужин на шесть персон. Кэт устроилась у огня с прялкой Она никогда не сидела без дела.– Я должен выпить за свою свободу и отставку, – объявил Дюрандаль. – Выпьешь бокал, Кэт? Нет? Сэр Куоррел?
– Не больше одного, милорд. Как вы меня предупреждали, это, похоже, мой предел.
– Расскажи, что случилось, – подала голос Кэт, не оборачиваясь. Такое нетерпение было ей несвойственно.
– Кромман привез королевскую грамоту. Я снял свою цепь, удушил его ею и поехал домой.
– Хотелось бы мне тебе верить. – Она встала и подошла к нему. – Грамота, конечно же, была подлинной? Он удивленно посмотрел на нее.
– Без сомнения. Подписана и запечатана.
– Печать можно и украсть. А подпись?
– Королевская. Я видел ее миллионы раз. Совершенно четкая. Она вынула нож из его пальцев. Потом подняла его, руку и приложила к своей щеке. Поцеловала ее, повернулась и ушла в свой уголок у огня. В чем дело?
– Кэт?
Она снова раскрутила прялку.
– У тебя серьезные проблемы, дорогой мой муж. Тебе, конечно, придется уехать из королевства.
Он покосился на своего спутника. Куоррел уплетал за обе щеки, но не пропускал ни слова.
– Может, это все-таки подождет, пока мы отобедаем, милая?
– Не уверена, если во всем этом замешан Кромман. Ты можешь ставить на карту свою жизнь – ты всегда так поступал. Но несколько дней назад ты принял Клинка. Ты не имеешь права так легко распоряжаться его жизнью.
– Цель моей жизни заключается единственно в службе, миледи, – подал голос Куоррел. – Другой ценности я не представляю.
– Вздор, Что вы будете делать, если люди Короля придут арестовывать моего мужа?
– Кэт!
– Полагаю, погибну, – спокойно отвечал Куоррел.
– Вот именно. Он объяснил вам, почему он принял от Короля Клинка после того, как двадцать лет вполне обходился без этого?
Темные глаза паренька вопросительно перебегали с одного на другую, и на какое-то ужасное мгновение он был Волкоклыком – Волкоклыком, мертвым уже почти тридцать лет, Волкоклыком, которому сейчас было бы за пятьдесят.
– Нет, миледи. Только то, что таково было решение Его Величества.
Дюрандаль сердито налил себе еще бокал. Почему Кэт так торопится? Он уже потерял аппетит, но нужно было дать поесть Куоррелу. Он ощущал почти трогательную ностальгию, глядя, как тот расправляется с едой, хотя жира на нем не было ни капли.
– Вздор, – повторила Кэт. Когда она пребывала в таком настроении, пытаться отвлечь ее было пустым делом. – Он много раз отказывался от подобных предложений. Скажешь, не так, милый?
– Раз или два.
– Итак, пять дней назад Король оказывает тебе честь, назначив тебе Клинка, а сегодня он же тебя увольняет. Мне кажется, твой спутник заслуживает объяснений.
– Я бы и сам от них не отказался. – Дюрандаль взболтал вино в бокале, любуясь игрой света в хрустале. Он заставил себя поднять взгляд и встретиться с вопросительным взглядом Куоррела, до боли напоминавшего ему другого паренька, много лет назад… – Король умирает.
На его глазах румянец сбежал с юных щек. Нет, Куоррел не Волкоклык, и никогда не будет им. Но он смелый и преданный юноша, достойный и симпатичный, и смертельной угрозе подвергается не по собственной ошибке, а только потому, что один никчемный старик из глупой сентиментальности согласился принять его в качестве подарка. Куоррел воспринимал жизнь не так серьезно, как некогда Волкоклык, но это не делает его менее достойным. Он будет исполнять свой долг с тем же упрямством. И, если понадобится, умрет так же отважно, а возможно – еще отважнее, ибо ему есть гораздо больше, чего терять.
– Скоро? – спросил мальчик.
– Скоро. Ему больше семидесяти. Он страдал от ожирения большую часть жизни. Порой он едва может дышать. У него жуткие язвы на ноге, он не может ходить. Месяц-другой, не больше.
Куоррел снова принялся за еду. Жизнь должна продолжаться.
– Неужели для короля не могут найти знахарей?
– Они сделали все, что могли. Время и смерть не так-то легко подчинить заклинаниям. Без целителей он умер бы еще пять лет назад.
– А принцесса Малинда?
– Насколько мне известно, она пребывает в добром здравии, – если уж Дюрандалю не хочется больше есть, он может хотя бы говорить. – Ты удивлен, что я не знаю точно? Так вот, мы с принцессой не дружим, сэр Куоррел. – Он повертел бокал в руках. – Впрочем, с отцом они тоже не дружны. У Короля Амброза много достоинств, но родительские чувства к ним не относятся. Она столь же своевольна, как и он, и она не простила ему того, как он избавился от ее матери. Я заработал ее неприязнь, еще командуя Гвардией.
– Тебе не обязательно рассказывать об этом, Дюрандаль, – ровным голосом заметила Кэт.
– А я думаю, что рассказать стоит. – Как знать, может, услышав о кое-каких из тех грязных делишек, которыми канцлер занимался на протяжении двадцати лет службы, Куоррел перестанет смотреть на него как на героя-небожителя. – Когда Малинда подросла – я был тогда еще Коммандером – ее отец предложил назначить ей собственных Клинков. Я покопался в архивах и выступил против этого. Мне казалось – и кажется до сих пор, – что приставлять к незамужней девице двадцатилетнего мечника означает не просто напрашиваться на неприятности, но буквально настаивать на них. Я не думаю, чтобы она была развратницей по природе, но она была юна, и все время ее окружали блестящие молодые гвардейцы.
Куоррел понимающе ухмыльнулся, не прекращая жевать.
– Потерять голову из-за женщины, сэр Куоррел, можно двумя способами, и мы обсуждаем способ, когда теряешь ее насовсем.
Куоррел тут же опомнился и пробормотал извинения.
– Я постоянно менял ее охранников и лично втолковывал каждому из них, что такое государственная измена. Принцесса, разумеется, по уши влюбилась в двух или трех из них – я имею в виду, по очереди, а не во всех сразу. Когда их начинало припекать как следует, они докладывали об этом мне, и я переводил их в другое место.
Ни Король, ни Монпурс не знали об этом, но Малинда обвинила сэра Дюрандаля в том, что он шпионит за ней, преследуя ее и вмешиваясь в ее личную жизнь. Тогда она и возненавидела его.
– Вскоре после того, как меня сделали канцлером, агенты Черной палаты застали принцессу и ее тогдашнего поклонника при компрометирующих обстоятельствах – то есть просто в укромном уголке. Едва не разразился скандал. Только чтобы избежать огласки, Король воздержался и не бросил коммандера Бандита и несколько других людей – включая меня, когда он обнаружил, что это не первое ее увлечение – в Бастион. Кромман считал тогда, что мне конец. Я тоже.
– Эта глупышка была виновата во всем сама! – фыркнула Кэт. – Представления не имею, почему она обвинила во всем тебя.
Дюрандаль пожал плечами.
– Возможно, решила, что это я все подстроил. Ей стоило винить в этом инквизиторов. И не судите ее слишком строго. Амброз настоял на том, чтобы целая комиссия докторов и повитух обследовала ее и удостоверилась в ее девственности, а мало кто в шестнадцать лет обрадуется такому унижению. Он решил выдать ее замуж как можно быстрее, особенно из-за того, что сам собирался жениться на принцессе Дьерде Жевильийской, которая была на месяц младше ее. Он не желал, чтобы придворные шутники спрашивали, кто принцесса, а кто королева. Как раз тогда умерла королева Бельмарка, и он усмотрел в этом возможность положить конец войне; убить двух птиц одним камнем. – Конечно, куда как проще предложить дочь, чем извиниться самому…
– А как отнеслась к этому она сама? – задумчиво спросил Куоррел.
– Принцессы выходят замуж, когда им приказывают выйти замуж – во всяком случае, большинство. Я всерьез опасался, что Малинду придется гнать на корабль под угрозой меча, но ошибался. Она дочь своего отца и сохраняла достоинство. Правда, она прониклась убеждением, что этот брак – дело моих рук.
Куоррел поежился.
– Она до сих пор так считает, милорд?
– Наверняка. На самом деле я сопротивлялся этому, насколько хватало смелости. Король приказал мне заниматься своими делами. Парламент мог бы остановить его, но ему и не надо было созывать Парламент, раз лорд Змей давил один монастырь за другим, и золото лилось рекой. У него уже был сын, который унаследовал бы королевство. Он был убежден, что наживет с Дьердой еще дюжину: ему ведь не было еще пятидесяти. Кроме того, никто из королей Огненных Земель не умирал от старости. Он ожидал, что Малинда очень скоро вернется в его дом вдовой.
Он просчитался по всем пунктам. Король Радгар до сих пор правит Бельмарком. Дьерда оказалась бесплодной. Его сын умер в том же году. Малинда не написала ему с тех пор ни строчки и не принимала его послов. Он узнавал о рождении внуков из официальных сообщений. Если она не простила своего отца, что говорить о ее чувствах ко мне.
Судя по всему, на уроках придворной жизни в Айронхолле ничего подобного не рассказывали: глаза Куоррела были раскрыты широко-широко. Есть он, впрочем, не прекратил.
– Может, он держит ее закованной в башне, – заметила Кэт.
– Шпионы из Черной Палате говорят, что нет. Похоже, она здорова, счастлива и любима народом. Бельмарк вовсе не такая отсталая страна, как считает большинство шивианцев, и Амброзу это известно. Возможно, когда он умрет, она вернется, чтобы заявить свои права на корону… А может, и нет. Ее старшему сыну восемнадцать, так что она может послать его вместо себя. Единственное, в чем можно быть совершенно уверенным – так это в том, что она ни минуты не потерпит меня своим канцлером. Я знал, что мои дни на этом посту сочтены, еще до того, как Пиявка пришел ко мне сегодня.
– Пиявка, милорд?
– Канцлер Кромман. Его прозвал так… один мой старый друг, – снова Монпурс! Значит, совесть еще не совсем умерла в Дюрандале. Она ожила сегодня – от страха, не иначе.