Страница:
С любовью посвящаю эту книгу моему внуку, Брендану Эндрю Прессу в надежде на то, что когда-нибудь она доставит ему удовольствие
ПРОЛОГ
Великий Магистр казался даже старше Сквайра, но годы не изменили его боевой осанки. Он и сейчас столь же смертоносен, как и меч на его поясе. Мальчику еще не доводилось видеть такого воинственного взгляда, но он сумел не вздрогнуть, когда эти жуткие стальные глаза воззрились на него. Он постарался встретить их взгляд как мог безразличнее, стараясь ничем не выдать ощущения ледяной пустоты в желудке. Все время, пока взрослые говорили о нем, он стоял молча, комкая руками шапку. Он никогда еще не видел, чтобы Сквайр держал себя так с кем-либо: тот заискивал перед Великим Магистром, как его собственная клуша-жена заискивала перед ним.
Мальчик ожидал, что знаменитый Айронхолл будет чем-то вроде замка, но это оказалась всего только кучка строений, затерявшихся на пустоши Старкмура – стены из черного камня, крыши из черного сланца. Внутри все было еще более убогим: голые стены, дощатый пол, деревянный потолок. Холодный ветер со свистом врывался в одно незастекленное окно и вырывался в другое. Два больших кресла, стол, книжная полка, камин – такой чистый, что не верилось, будто в нем когда-то горел огонь. Тюремная камера – и та вряд ли обставлена скромнее. Если это комната Великого Магистра, как тогда живут ученики?
– Буен! – говорил Сквайр. – Совершенно неуправляем. Сомневаюсь, чтобы даже вам удалось сделать мужчину из такой швали, – он рассказал все без утайки – всю жизнь мальчишки, от рождения во грехе и до попытки сбежать всего неделю назад, включая последовавшую за этим порку. Кажется, он не пропустил ни одного его прегрешения. Так конями не торгуют. После всего этого перечня пороков у него нет ни малейшего шанса быть принятым. Его отошлют домой, в Димпльшир – коленкой под зад.
Великий Магистр допил вино и поставил кубок обратно на стол.
– Будьте добры, выйдите, пока я поговорю с парнем. Мальчик понуро смотрел, как Сквайр встает, низко кланяется и выходит. Что смысла тянуть время? Почему просто не выставить их обоих вон и покончить с этим?
Окованная железом дверь со стуком закрылась. Сесть в освободившееся кресло ему не предложили. Он встретил взгляд этих ужасных стальных глаз и снова напрягся, чтобы не вздрогнуть, не поерзать, даже не сглотнуть. Несколько долгих минут Магистр молчал.
– Зачем ты украл пони? – спросил он наконец.
– Он мой. Мама подарила его мне перед… Давно. Старик мрачно усмехнулся:
– Если он был такого маленького роста, разве не быстрее было идти пешком?
Мальчик пожал плечами:
– Пешком они всегда ловили меня. Я думал, может, это собьет собак со следа.
– Попробовать стоило, – согласился Великий Магистр. Он сунул левую руку в карман камзола и достал оттуда небольшой мешочек. Мешок звякнул. Что еще? – Эти деньги тебе не достанутся – я заберу их обратно. Положи шапку на стол.
Мальчик с опаской повиновался.
– Возвращайся, где стоял. Лови! Мальчик поймал монету. Ну и дела!
– Можешь забросить ее в шапку? Хорошо, Готов? – Еще монета.
Мальчик поймал и эту, и она легла рядом с первой. Следующая полетела дальше. Следующая – выше, так что ему придалось подпрыгнуть, – а новая уже летела, и он бросал и ловил одновременно. Скоро он уже разрывался на части, ловя и бросая обеими руками.
Обстрел прекратился. Он забросил в шапку все монеты до одной.
– Впечатляюще. ВЕСЬМА впечатляюще!
– Спасибо, милорд – не так уж и трудно, впрочем, все это так, игрушки.
– Называй меня Великим Магистром. Твой дед был прав, назвав тебя ловким. Но он допустил одну неточность, верно? Хотя сознательно не искажал ничего. Так всё было на самом деле?
Мальчик поборол желание облизнуть пересохшие губы. И каким прикажете показаться – испорченным или глупым? Старик, похоже, умеет сразу определять, где ложь – так что, глупо и пытаться…
– Девушка, Великий Магистр. На самом деле это сделал не я. Старик кивнул:
– Я понял это по твоей реакции. Все остальное мало что значит – просто признаки скованного духа. Насилие по отношению к женщине – другое дело. И все-таки ты принял наказание безропотно. Почему?
Потому, что я дурак!
– Он – сын серва. Его бы повесили. Она только перепугалась, он ничего не успел ей сделать.
– Представь себе, что в следующий раз он изнасилует кого-нибудь. Разве не будет в этом твоей вины?
– Я не считаю его по-настоящему порочным, Великий…
– Отвечай на мой вопрос. Мальчик подумал немного.
– Да.
– Ты жалеешь теперь о том, что сделал?
– Нет, Великий Магистр.
– Почему нет?
– Потому, что не считаю его по-настоящему порочным, Великий Магистр.
– Ты уверен в своем суждении. Хорошо. Ладно, выбор за тобой – не за мной, и не за твоим дедом. За тобой. Если захочешь остаться, я приму тебя. Если нет – скажу твоему деду, что я тебя отвергаю. Предупреждаю; ты начнешь совершенно новую жизнь. Абсолютное повиновение. Жизнь будет тяжелой, и не случайно: слабые и мягкотелые нам не нужны. Первые несколько недель у тебя не будет даже имени; ты будешь просто Щенком, низшим из низших. Ты можешь уйти в любую минуту – и многие уходят – но то, что будет с тобой потом.
С другой стороны, если ты выдержишь бремя подготовки, то займешь в обществе довольно почетное место. Весьма вероятно, ты будешь жить при дворе, членом избранного братства лучших фехтовальщиков этого мира. Опять же, это будет жизнь абсолютного повиновения. Будешь служить Королю или тому, к кому он тебя приставит. Твое мнение при этом не учитывается. Так что решение, которое ты сейчас примешь, будет, можно сказать, последним решением, принятым тобой по собственной воле.
На самом деле, и первым тоже. Мальчик не ожидал, что ему вообще предложат выбирать.
– У тебя есть вопросы? – спросил Великий Магистр.
– Кто выберет мне новое имя?
– Ты сам. Обыкновенно оно из списка бывших Клинков, хотя иногда дозволяются и другие имена.
Это было гораздо справедливее, чем он ожидал. Если он уйдет, то так и не узнает, станет ли он настоящим мужчиной. Быть Щенком в Айронхолле вряд ли намного хуже, чем ублюдком в небогатом, лишенном какой-либо социальной значимости роду. Альтернатива – в лучшем случае стать учеником какого-нибудь ремесленника или купца, то есть ничтожеством. И потом, Щенок – это ненадолго.
– Я хочу остаться, Великий Магистр.
– Не торопись. Ты многого не знаешь. Задавай вопросы или просто подумай об этом. Даю тебе пять минут.
– Не надо. Великий Магистр Я хочу остаться.
– Поспешность в принятии такого решения можно расценить как легкомыслие.
– Я уверен в своем суждении, Великий Магистр. Жуткие глаза сощурились.
– Будь ты уже кандидатом, этот ответ расценивался бы как дерзость.
– Я понимаю. Великий Магистр, – единственно безопасный ответ.
Старик кивнул:
– Очень хорошо. Ты принят. Щенок, ступай и скажи человеку за дверью, пусть уходит.
Мальчик ожидал, что знаменитый Айронхолл будет чем-то вроде замка, но это оказалась всего только кучка строений, затерявшихся на пустоши Старкмура – стены из черного камня, крыши из черного сланца. Внутри все было еще более убогим: голые стены, дощатый пол, деревянный потолок. Холодный ветер со свистом врывался в одно незастекленное окно и вырывался в другое. Два больших кресла, стол, книжная полка, камин – такой чистый, что не верилось, будто в нем когда-то горел огонь. Тюремная камера – и та вряд ли обставлена скромнее. Если это комната Великого Магистра, как тогда живут ученики?
– Буен! – говорил Сквайр. – Совершенно неуправляем. Сомневаюсь, чтобы даже вам удалось сделать мужчину из такой швали, – он рассказал все без утайки – всю жизнь мальчишки, от рождения во грехе и до попытки сбежать всего неделю назад, включая последовавшую за этим порку. Кажется, он не пропустил ни одного его прегрешения. Так конями не торгуют. После всего этого перечня пороков у него нет ни малейшего шанса быть принятым. Его отошлют домой, в Димпльшир – коленкой под зад.
Великий Магистр допил вино и поставил кубок обратно на стол.
– Будьте добры, выйдите, пока я поговорю с парнем. Мальчик понуро смотрел, как Сквайр встает, низко кланяется и выходит. Что смысла тянуть время? Почему просто не выставить их обоих вон и покончить с этим?
Окованная железом дверь со стуком закрылась. Сесть в освободившееся кресло ему не предложили. Он встретил взгляд этих ужасных стальных глаз и снова напрягся, чтобы не вздрогнуть, не поерзать, даже не сглотнуть. Несколько долгих минут Магистр молчал.
– Зачем ты украл пони? – спросил он наконец.
– Он мой. Мама подарила его мне перед… Давно. Старик мрачно усмехнулся:
– Если он был такого маленького роста, разве не быстрее было идти пешком?
Мальчик пожал плечами:
– Пешком они всегда ловили меня. Я думал, может, это собьет собак со следа.
– Попробовать стоило, – согласился Великий Магистр. Он сунул левую руку в карман камзола и достал оттуда небольшой мешочек. Мешок звякнул. Что еще? – Эти деньги тебе не достанутся – я заберу их обратно. Положи шапку на стол.
Мальчик с опаской повиновался.
– Возвращайся, где стоял. Лови! Мальчик поймал монету. Ну и дела!
– Можешь забросить ее в шапку? Хорошо, Готов? – Еще монета.
Мальчик поймал и эту, и она легла рядом с первой. Следующая полетела дальше. Следующая – выше, так что ему придалось подпрыгнуть, – а новая уже летела, и он бросал и ловил одновременно. Скоро он уже разрывался на части, ловя и бросая обеими руками.
Обстрел прекратился. Он забросил в шапку все монеты до одной.
– Впечатляюще. ВЕСЬМА впечатляюще!
– Спасибо, милорд – не так уж и трудно, впрочем, все это так, игрушки.
– Называй меня Великим Магистром. Твой дед был прав, назвав тебя ловким. Но он допустил одну неточность, верно? Хотя сознательно не искажал ничего. Так всё было на самом деле?
Мальчик поборол желание облизнуть пересохшие губы. И каким прикажете показаться – испорченным или глупым? Старик, похоже, умеет сразу определять, где ложь – так что, глупо и пытаться…
– Девушка, Великий Магистр. На самом деле это сделал не я. Старик кивнул:
– Я понял это по твоей реакции. Все остальное мало что значит – просто признаки скованного духа. Насилие по отношению к женщине – другое дело. И все-таки ты принял наказание безропотно. Почему?
Потому, что я дурак!
– Он – сын серва. Его бы повесили. Она только перепугалась, он ничего не успел ей сделать.
– Представь себе, что в следующий раз он изнасилует кого-нибудь. Разве не будет в этом твоей вины?
– Я не считаю его по-настоящему порочным, Великий…
– Отвечай на мой вопрос. Мальчик подумал немного.
– Да.
– Ты жалеешь теперь о том, что сделал?
– Нет, Великий Магистр.
– Почему нет?
– Потому, что не считаю его по-настоящему порочным, Великий Магистр.
– Ты уверен в своем суждении. Хорошо. Ладно, выбор за тобой – не за мной, и не за твоим дедом. За тобой. Если захочешь остаться, я приму тебя. Если нет – скажу твоему деду, что я тебя отвергаю. Предупреждаю; ты начнешь совершенно новую жизнь. Абсолютное повиновение. Жизнь будет тяжелой, и не случайно: слабые и мягкотелые нам не нужны. Первые несколько недель у тебя не будет даже имени; ты будешь просто Щенком, низшим из низших. Ты можешь уйти в любую минуту – и многие уходят – но то, что будет с тобой потом.
С другой стороны, если ты выдержишь бремя подготовки, то займешь в обществе довольно почетное место. Весьма вероятно, ты будешь жить при дворе, членом избранного братства лучших фехтовальщиков этого мира. Опять же, это будет жизнь абсолютного повиновения. Будешь служить Королю или тому, к кому он тебя приставит. Твое мнение при этом не учитывается. Так что решение, которое ты сейчас примешь, будет, можно сказать, последним решением, принятым тобой по собственной воле.
На самом деле, и первым тоже. Мальчик не ожидал, что ему вообще предложат выбирать.
– У тебя есть вопросы? – спросил Великий Магистр.
– Кто выберет мне новое имя?
– Ты сам. Обыкновенно оно из списка бывших Клинков, хотя иногда дозволяются и другие имена.
Это было гораздо справедливее, чем он ожидал. Если он уйдет, то так и не узнает, станет ли он настоящим мужчиной. Быть Щенком в Айронхолле вряд ли намного хуже, чем ублюдком в небогатом, лишенном какой-либо социальной значимости роду. Альтернатива – в лучшем случае стать учеником какого-нибудь ремесленника или купца, то есть ничтожеством. И потом, Щенок – это ненадолго.
– Я хочу остаться, Великий Магистр.
– Не торопись. Ты многого не знаешь. Задавай вопросы или просто подумай об этом. Даю тебе пять минут.
– Не надо. Великий Магистр Я хочу остаться.
– Поспешность в принятии такого решения можно расценить как легкомыслие.
– Я уверен в своем суждении, Великий Магистр. Жуткие глаза сощурились.
– Будь ты уже кандидатом, этот ответ расценивался бы как дерзость.
– Я понимаю. Великий Магистр, – единственно безопасный ответ.
Старик кивнул:
– Очень хорошо. Ты принят. Щенок, ступай и скажи человеку за дверью, пусть уходит.
ЧАСТЬ I
ХАРВЕСТ
1
– Измена, – прошипел Кромман. Он перекатывал это слово во рту так, словно оно доставляло ему наслаждение. – Измена! Твое предательство наконец раскрыто. Доказательства переданы Королю. – Он улыбнулся и облизнул пересохшие губы.
Человек – мокрица!
Роланд представил себе, как он выхватывает свой меч и вонзает его в Кроммана до тех пор, пока клинок не идет дальше, а потом выдергивает его – возможно, для разнообразия вбок. Вот это была бы та общественно полезная деятельность, которой он занимался много лет назад… но это вызвало бы серьезный скандал. По всей Эйрании прошел бы слух, что личный секретарь Шивиальского Короля зарублен его же лорд-канцлером Придворные круги нескольких столиц зашлись бы в истерическом смехе. Лорд Роланд должен держать себя в руках. Впрочем, сама мысль была приятна.
Тем временем сгустился зимний вечер. Весь стол был завален рабочими бумагами, дюжина просителей ждала в приемной, так что времени на эту плесень в черной рясе у него не оставалось.
Терпение!
– Как тебе хорошо известно, господин Секретарь, подобные слухи возникают каждую пару лет – слухи насчет меня, насчет тебя, насчет многих других королевских министров. Вполне возможно, Амброз сам запускал в оборот большую часть этих историй, но если бы его канцлер сказал это Кромману, тот непременно донес бы на него. – У Его Величества есть дела важнее, чем слушать праздный вздор. Ладно, у тебя есть ко мне настоящее дело?
– Нет, Лорд-Канцлер. К тебе больше никаких дел. – Кромман даже не пытался скрыть веселье; он точно что-то задумал. Даже в молодые годы, будучи инквизитором Черной Палаты, он вызывал отвращение – подслушивая и принюхиваясь, подглядывая и строя козни, клевеща на каждого, кого не мог уничтожить сам. Теперь, с выцветшими от возраста глазами и волосами, клочьями паутины свисавшими из-под черного берета, он напоминал труп, вынесенный волнами на берег. А бывали дни, когда он выглядел и хуже. Даже Король, не слишком обремененный совестью, именовал его за глаза «крысиным ядом». Что за тайную радость лелеет он на этот раз?
Роланд встал. Он всегда был выше и крупнее этого грязного бумагомараки, и годы не изменили этого.
– Я не буду посылать за стражей. Я вышвырну тебя сам. Мне некогда играть в игры.
– Мне тоже. Играм наконец-то конец, – сияя, словно малыш в ожидании, пока мать развернет приготовленный для нее подарок, Кромман выложил на стол письмо. Он определенно что-то задумал.
Куоррел у двери удивленно оторвался от книги. Никто из говоривших не повышал голоса, но Клинок канцлера инстинктивно уловил опасность.
На протяжении тридцати лет лицо Роланда не выдавало его эмоций; не собирался он проявлять слабость и теперь. С безразличным видом взял он пакет, обратив внимание на то, что тот адресован лично графу Роланду Уотербийскому, Кавалеру Белой Звезды, Рыцарю Верного и Древнего Ордена Королевских Клинков, и т.д., и т.п. и запечатан личной печатью, хотя и не несет других знаков принадлежности к Верховной Власти. Это странное сочетание подсказало ему, что окажется внутри, еще до того, как он решительным движением кинжала взломал печать и развернул пергаментный свиток. Написанный витиеватым почерком текст был предельно прост и ясен:
…сим повелеваем… освобождается от обязанностей члена Высшего Совета… быть готовым дать разъяснения по поводу…
Отставка!
Первой реакцией его было блаженное облегчение: наконец-то можно отбросить прочь все заботы и вернуться в Айвиуоллз, к жене, которой он никогда не успевал уделять столько времени и любви, сколько она заслуживала. Второй мыслью было: Кромман, согласно этому же Указу сменяющий его на посту, совершенно не способен справиться с новыми обязанностями.
Он поднял безразличный взгляд, а в голове тем временем царил хаос – словно вокруг вдруг выросли дикие джунгли. Удивляться, разумеется, было нечему. Министры надоедали Амброзу IV так же, как жены или любовницы. Королю становилось скучно, и он искал чего-нибудь нового. Тем более теперь, когда он надеялся справиться с падением популярности, переложив собственные ошибки на человека, послушно проводившего его политику в жизнь. Верность проще принимать; чем дарить.
С бесшумной грацией натягивающего тетиву лучника Куоррел поднялся с места. Последние два дня бедолага провел в основном, скорчившись на лавке у двери, листая сборник романтических стихов и сходя с ума от скуки. Он наверняка отметил, что последний посетитель вошел безоружным, и утратил к нему интерес. Теперь он ощутил: что-то не так.
– Твоя измена раскрыта, – с издевкой повторил Кромман. Роланд пожал плечами:
– Никакой измены. Какие бы обвинения ты не состряпал против меня, мастер Кромман, они не выдержат серьезного расследования.
– Посмотрим.
С минуту они молча смотрели друг на друга – два давних врага, и каждый изучал своего противника за годы службы одному и тому же господину. Роланд никогда не считал себя виновным в измене в обычном смысле этого слова. Однако измена – понятие растяжимое, и это погубило уже многих: Блуфилда, Сентхема, Монпурса. Особенно Монпурса. Он сам подстроил его падение. В том, что он повержен теперь этим гнусным Кромманом, ему виделась горькая ирония. Это ранило похуже, чем топор палача.
Роланд снова поймал себя на том, что тешит себя мыслями об убийстве, и на этот раз идея уже не показалась ему смешной: возможно, это его последний шанс покончить с мерзавцем. Увы, то, что много лет назад было бы справедливой местью, стало бы теперь лишь признанием своей вины – он лишь погиб бы сам, подарив Кромману посмертно победу в их многолетней дуэли. Уж лучше оставаться в живых и бороться с клеветой в надежде на выигрыш – не слишком, скажем так, большой надежде. Очень уж уверен Кромман в себе.
С другой стороны, о пыльных папках на столе и надоедливых просителях в приемной теперь можно забыть. Лорд Роланд мог уйти от всего этого с чистой совестью и свежей головой – на день раньше, чем он планировал. Начать беспокоиться насчет обвинения в измене, суда и почти неизбежного смертного приговора успеется и завтра.
– Да здравствует Король, – спокойно произнес он, обходя стол и снимая с плеч тяжелую цепь. – Кстати, она не золотая. Только позолочена. Казне это хорошо известно, так что не пытайся обвинить меня в подмене.
С торжествующей ухмылкой Кромман склонил голову, принимая цепь. Роланд отпустил ее, и она золотой змеей лязгнула у ног инквизитора.
– Надевай ее на шею сам, мастер Кромман, или пусть это сделает Король. В Указе не написано, чтобы это делал я.
– О, мы еще научим тебя покорности, и скоро!
– Сильно сомневаюсь. – Тут Роланд вспомнил содержание свитка и те права, которые даровались человеку, пришедшему ему на смену. – Или ты замыслил предпринять что-то против меня сейчас же?
Желтозубая ухмылка нового канцлера сама собой отвечала на его вопрос.
– Разумеется, я не могу отказать себе в удовольствии завершить то, что мне не дали доделать много лет назад, – это означало, что он привел с собой отряд стражи, готовой сопроводить пленного в Бастион, возможно, в цепях. Должно быть, он давно тешил себя предвкушением этого сладкого мига!
Однако Кромман до сих пор не догадывался о присутствии в помещении третьего лица. Входил он по обыкновению семенящей походкой, так что миновал охранника своей жертвы, не заметив его. А может, это помешало ему сделать нетерпение. Бесшумно – словно туман – Куоррел пересек комнату и остановился за спиной инквизитора – высокий, напряженный и смертоносный, как взведенный арбалет. Он мог бы сойти за близнеца лорда Роланда, только родившегося лет на сорок позже.
В первый раз с начала разговора Роланд посмотрел прямо на него.
– Ты знаком с мастером Кромманом, королевским секретарем?
– Не имел такой чести, милорд.
Кромман резко повернулся, поперхнувшись.
– Невелика честь. Он намерен арестовать меня. Что ты на это скажешь?
Куоррел улыбнулся: день все-таки обещал некоторое разнообразие.
– Я бы не советовал этого, милорд. – Рука его покоилась на эфесе меча. Он мог выхватить его быстрее, чем противник щелкнул бы пальцами.
– Я бы с тобой согласился. Канцлер, это сэр Куоррел. Мне искренне жаль, что я не имею возможности добровольно принять твое радушное приглашение. Надеюсь, ты захватил с собой достаточно людей?
У Кроммана отвисла челюсть. Штаны и камзол Куоррела были умопомрачительно дороги; жилет и шляпа с пером – еще дороже, хотя при дворе можно было встретить щеголей и роскошнее. Ни грация атлета, ни угрожающий вид, ни даже меч – он закрывал рукоять рукой – не выдавали в нем Клинка так явно, как его холодное спокойствие. Невозможно было даже на мгновение усомниться в том, что, будь Куоррел даже один против целой армии, он усеет пол телами прежде, чем кто-нибудь сумеет дотронуться до него.
Такого препятствия Кромман не ожидал.
– Где ты откопал такого? – взвизгнул он.
– В Старкмуре, ясное дело. – Роланд мог бы ожидать чего-то в этом роде еще со времени последней поездки в Айронхолл. Каждое посещение этого угрюмого убежища означало новую поворотную точку в его жизни.
Человек – мокрица!
Роланд представил себе, как он выхватывает свой меч и вонзает его в Кроммана до тех пор, пока клинок не идет дальше, а потом выдергивает его – возможно, для разнообразия вбок. Вот это была бы та общественно полезная деятельность, которой он занимался много лет назад… но это вызвало бы серьезный скандал. По всей Эйрании прошел бы слух, что личный секретарь Шивиальского Короля зарублен его же лорд-канцлером Придворные круги нескольких столиц зашлись бы в истерическом смехе. Лорд Роланд должен держать себя в руках. Впрочем, сама мысль была приятна.
Тем временем сгустился зимний вечер. Весь стол был завален рабочими бумагами, дюжина просителей ждала в приемной, так что времени на эту плесень в черной рясе у него не оставалось.
Терпение!
– Как тебе хорошо известно, господин Секретарь, подобные слухи возникают каждую пару лет – слухи насчет меня, насчет тебя, насчет многих других королевских министров. Вполне возможно, Амброз сам запускал в оборот большую часть этих историй, но если бы его канцлер сказал это Кромману, тот непременно донес бы на него. – У Его Величества есть дела важнее, чем слушать праздный вздор. Ладно, у тебя есть ко мне настоящее дело?
– Нет, Лорд-Канцлер. К тебе больше никаких дел. – Кромман даже не пытался скрыть веселье; он точно что-то задумал. Даже в молодые годы, будучи инквизитором Черной Палаты, он вызывал отвращение – подслушивая и принюхиваясь, подглядывая и строя козни, клевеща на каждого, кого не мог уничтожить сам. Теперь, с выцветшими от возраста глазами и волосами, клочьями паутины свисавшими из-под черного берета, он напоминал труп, вынесенный волнами на берег. А бывали дни, когда он выглядел и хуже. Даже Король, не слишком обремененный совестью, именовал его за глаза «крысиным ядом». Что за тайную радость лелеет он на этот раз?
Роланд встал. Он всегда был выше и крупнее этого грязного бумагомараки, и годы не изменили этого.
– Я не буду посылать за стражей. Я вышвырну тебя сам. Мне некогда играть в игры.
– Мне тоже. Играм наконец-то конец, – сияя, словно малыш в ожидании, пока мать развернет приготовленный для нее подарок, Кромман выложил на стол письмо. Он определенно что-то задумал.
Куоррел у двери удивленно оторвался от книги. Никто из говоривших не повышал голоса, но Клинок канцлера инстинктивно уловил опасность.
На протяжении тридцати лет лицо Роланда не выдавало его эмоций; не собирался он проявлять слабость и теперь. С безразличным видом взял он пакет, обратив внимание на то, что тот адресован лично графу Роланду Уотербийскому, Кавалеру Белой Звезды, Рыцарю Верного и Древнего Ордена Королевских Клинков, и т.д., и т.п. и запечатан личной печатью, хотя и не несет других знаков принадлежности к Верховной Власти. Это странное сочетание подсказало ему, что окажется внутри, еще до того, как он решительным движением кинжала взломал печать и развернул пергаментный свиток. Написанный витиеватым почерком текст был предельно прост и ясен:
…сим повелеваем… освобождается от обязанностей члена Высшего Совета… быть готовым дать разъяснения по поводу…
Отставка!
Первой реакцией его было блаженное облегчение: наконец-то можно отбросить прочь все заботы и вернуться в Айвиуоллз, к жене, которой он никогда не успевал уделять столько времени и любви, сколько она заслуживала. Второй мыслью было: Кромман, согласно этому же Указу сменяющий его на посту, совершенно не способен справиться с новыми обязанностями.
Он поднял безразличный взгляд, а в голове тем временем царил хаос – словно вокруг вдруг выросли дикие джунгли. Удивляться, разумеется, было нечему. Министры надоедали Амброзу IV так же, как жены или любовницы. Королю становилось скучно, и он искал чего-нибудь нового. Тем более теперь, когда он надеялся справиться с падением популярности, переложив собственные ошибки на человека, послушно проводившего его политику в жизнь. Верность проще принимать; чем дарить.
С бесшумной грацией натягивающего тетиву лучника Куоррел поднялся с места. Последние два дня бедолага провел в основном, скорчившись на лавке у двери, листая сборник романтических стихов и сходя с ума от скуки. Он наверняка отметил, что последний посетитель вошел безоружным, и утратил к нему интерес. Теперь он ощутил: что-то не так.
– Твоя измена раскрыта, – с издевкой повторил Кромман. Роланд пожал плечами:
– Никакой измены. Какие бы обвинения ты не состряпал против меня, мастер Кромман, они не выдержат серьезного расследования.
– Посмотрим.
С минуту они молча смотрели друг на друга – два давних врага, и каждый изучал своего противника за годы службы одному и тому же господину. Роланд никогда не считал себя виновным в измене в обычном смысле этого слова. Однако измена – понятие растяжимое, и это погубило уже многих: Блуфилда, Сентхема, Монпурса. Особенно Монпурса. Он сам подстроил его падение. В том, что он повержен теперь этим гнусным Кромманом, ему виделась горькая ирония. Это ранило похуже, чем топор палача.
Роланд снова поймал себя на том, что тешит себя мыслями об убийстве, и на этот раз идея уже не показалась ему смешной: возможно, это его последний шанс покончить с мерзавцем. Увы, то, что много лет назад было бы справедливой местью, стало бы теперь лишь признанием своей вины – он лишь погиб бы сам, подарив Кромману посмертно победу в их многолетней дуэли. Уж лучше оставаться в живых и бороться с клеветой в надежде на выигрыш – не слишком, скажем так, большой надежде. Очень уж уверен Кромман в себе.
С другой стороны, о пыльных папках на столе и надоедливых просителях в приемной теперь можно забыть. Лорд Роланд мог уйти от всего этого с чистой совестью и свежей головой – на день раньше, чем он планировал. Начать беспокоиться насчет обвинения в измене, суда и почти неизбежного смертного приговора успеется и завтра.
– Да здравствует Король, – спокойно произнес он, обходя стол и снимая с плеч тяжелую цепь. – Кстати, она не золотая. Только позолочена. Казне это хорошо известно, так что не пытайся обвинить меня в подмене.
С торжествующей ухмылкой Кромман склонил голову, принимая цепь. Роланд отпустил ее, и она золотой змеей лязгнула у ног инквизитора.
– Надевай ее на шею сам, мастер Кромман, или пусть это сделает Король. В Указе не написано, чтобы это делал я.
– О, мы еще научим тебя покорности, и скоро!
– Сильно сомневаюсь. – Тут Роланд вспомнил содержание свитка и те права, которые даровались человеку, пришедшему ему на смену. – Или ты замыслил предпринять что-то против меня сейчас же?
Желтозубая ухмылка нового канцлера сама собой отвечала на его вопрос.
– Разумеется, я не могу отказать себе в удовольствии завершить то, что мне не дали доделать много лет назад, – это означало, что он привел с собой отряд стражи, готовой сопроводить пленного в Бастион, возможно, в цепях. Должно быть, он давно тешил себя предвкушением этого сладкого мига!
Однако Кромман до сих пор не догадывался о присутствии в помещении третьего лица. Входил он по обыкновению семенящей походкой, так что миновал охранника своей жертвы, не заметив его. А может, это помешало ему сделать нетерпение. Бесшумно – словно туман – Куоррел пересек комнату и остановился за спиной инквизитора – высокий, напряженный и смертоносный, как взведенный арбалет. Он мог бы сойти за близнеца лорда Роланда, только родившегося лет на сорок позже.
В первый раз с начала разговора Роланд посмотрел прямо на него.
– Ты знаком с мастером Кромманом, королевским секретарем?
– Не имел такой чести, милорд.
Кромман резко повернулся, поперхнувшись.
– Невелика честь. Он намерен арестовать меня. Что ты на это скажешь?
Куоррел улыбнулся: день все-таки обещал некоторое разнообразие.
– Я бы не советовал этого, милорд. – Рука его покоилась на эфесе меча. Он мог выхватить его быстрее, чем противник щелкнул бы пальцами.
– Я бы с тобой согласился. Канцлер, это сэр Куоррел. Мне искренне жаль, что я не имею возможности добровольно принять твое радушное приглашение. Надеюсь, ты захватил с собой достаточно людей?
У Кроммана отвисла челюсть. Штаны и камзол Куоррела были умопомрачительно дороги; жилет и шляпа с пером – еще дороже, хотя при дворе можно было встретить щеголей и роскошнее. Ни грация атлета, ни угрожающий вид, ни даже меч – он закрывал рукоять рукой – не выдавали в нем Клинка так явно, как его холодное спокойствие. Невозможно было даже на мгновение усомниться в том, что, будь Куоррел даже один против целой армии, он усеет пол телами прежде, чем кто-нибудь сумеет дотронуться до него.
Такого препятствия Кромман не ожидал.
– Где ты откопал такого? – взвизгнул он.
– В Старкмуре, ясное дело. – Роланд мог бы ожидать чего-то в этом роде еще со времени последней поездки в Айронхолл. Каждое посещение этого угрюмого убежища означало новую поворотную точку в его жизни.
2
Стоило Дюрандалю поднести бокал к губам, как в дальнем конце зала послышался громкий гогот. Это могло означать только одно: появление Щенка. Взрыв восторженных воплей возвестил, что его уже уронили. Под градом объедков и обглоданных костей паренек поднялся с пола, и его почти сразу же толкнули обратно. Идти ему предстояло еще далеко, ибо он едва миновал стол Сопрано, а впереди были еще Стручки, Безбородые, Щетины, и только потом Старшие. Великий Магистр, несомненно, послал его вызвать Первого и Второго на церемонию Уз, но так уж ему не повезло, что те в это время обедали.
Это была жестокая забава, хотя бывали и хуже, и потом, все начинали Щенками. Дюрандалю пришлось терпеть это дольше, чем остальным, – с того самого момента, когда ему разрешили сказать деду, чтобы тот убирался к себе в Димпльшир и носа оттуда не казал. Духи! Неужели это было пять лет назад? С трудом верилось, что он теперь Второй и что Щенок пришел за ним. С ума сойти!
Он покосился на высокий стол в торце зала – трон Великого Магистра оставался незанятым. Магистр Верховой Езды и Магистр Фехтования встретились с ним взглядами и понимающе улыбнулись. Ничего, кроме Уз, не могло бы отвлечь старика от главного для Айронхолла вечера в году – праздника Дюрандаля, легендарного основателя, чье имя Второй выбрал себе в безумно дерзком порыве. Сегодня Старшим разрешили пить вино. Вскоре зачитают Литанию Героев, начнутся речи… Действительно, поводом к отсутствию Великого Магистра могло послужить только что-то выдающееся. Возможно, сам Король пожаловал в Айронхолл.
Дюрандаль пробыл Вторым меньше недели. Он никак не ожидал попасть в Первые так быстро. Он покосился на сидевшего рядом с ним Харвеста, но тот настолько увлекся спором с Эверменом, что даже не заметил возмутителя спокойствия.
Пять лет, и скоро все закончится – возможно, даже завтра вечером, если Королю понадобится больше одного Клинка. Муж среди подростков; прости-прощай, Айронхолл. С чувствами, неожиданно обострившимися от приступа ностальгии – а возможно, еще и от вина, – он окинул взглядом большой зал, словно пытаясь получше запечатлеть его в памяти.
Кухонная прислуга сновала во всех направлениях, не успевая подкладывать еду на тарелки. Неровные огоньки свечей играли на десятках юных лиц за столами и, разумеется, на знаменитом небосклоне мечей над их головами. Сотня цепей протянулась от стены к стене, и почти на каждом звене висел меч – больше пяти тысяч клинков. Гости и новички обыкновенно лишались аппетита, впервые обедая в зале, особенно если обед сопровождался живыми описаниями того, что случится, если одна из цепей лопнет. Местные скоро свыкались с угрозой. Древнейшие из этих мечей находились здесь уже не одно столетие и скорее всего провисят еще столько же. Но самый первый из них висел на почетном месте на стене за троном Великого Магистра – меч первого Дюрандаля, найденный после смерти своего хозяина загадочно покореженным.
Щенок миновал стол Стручков, из-за которого его окатили супом.
В настоящий момент в Айронхолле находилось семьдесят три кандидата. Второй отвечал за сохранение очередности, так что помнил имена и их порядковые номера наизусть. Вообще-то кандидатов должно было быть около сотни, но Король вступил на престол совсем недавно. За первый год своего царствования Амброз заменил десятка два стареющих Клинков своего отца. Потом темп несколько снизился, но в последнее время он пристрастился раздаривать Клинков своим фаворитам. Кандидаты сходились на том, что Амброз IV обращается со своими Клинками излишне расточительно, хотя, возможно, этому суждению и недоставало беспристрастности. Сколько понадобится ему сегодня? Место Первого занимал Харвест, а кандидаты покидали Айронхолл исключительно в том же порядке, в каком попали сюда.
Щенок наконец пробился к ним – задыхаясь и стряхивая с себя соус и крошки салата. Он неодобрительно уставился в спину Харвеста, не решаясь перебивать Первого, целиком поглощенного разговором. Увы, все Старшие, за исключением Дюрандаля, спорили до хрипоты, не замечая разворачивающейся перед ними драмы. По мере того как за соседними столами осознавали, что происходит, голоса стихали. Сидевшие дальше всех Сопрано даже встали на лавки, чтобы лучше видеть.
Юный Байлесс горячился больше других:
– А я заявляю, что равного нам собрания фехтовальщиков не найти во всей Эйрании! – Ясное дело, он имел в виду Старших включая себя самого. Судя по всему, он попробовал вино в первый раз в жизни, и это было заметно. – С нами не справиться и целому полку Дворцовых Сабель короля Исилонда. Ба, надо послать им вызов!
– Вздор! – буркнул Харвест. – Нас просто изрубят. Брендон уставился на него блуждающим взглядом.
– Ну и что? Зато мы станем легендой.
– И потом, – вставил Феликс, – мне кажется, ЭТИ куда опаснее. – Он махнул через плечо в сторону столов за его спиной.
Что ж, это было не лишено смысла. Там сидели магистры и другие рыцари – Клинки, уже отыгравшие свою роль и вернувшиеся сюда обучать новое поколение. Тут были и лысые головы, и выбитые зубы. Иные были очень стары, но ни один из них не растолстел, не одряхлел и даже не утратил боевой осанки, и почти все могли еще драться. Клинки могут ржаветь, но не гнить. Некоторые лица были совсем незнакомы – гости, которых привела сюда в Вечер Дюрандаля ностальгия. Рыцари, отслужившие, свое в Королевской Гвардии, могли стать кем угодно – от телохранителей богатых купцов и до старших министров королевства. Дюрандаль узнал только одного: Великого Чародея, главу Королевского Колледжа Заклинателей. Как и молодежь, рыцари с трудом удерживались от смеха.
Раскрасневшийся Байлесс осушил свой бокал и перешел в наступление.
– ИК! Эти-то? Это же старье! Ни одного младше тридцати! Дюрандаль решил, что самое время удержать друзей от того, чтобы выставлять себя идиотами. Он грозно нахмурился на Щенка – тот был не дурак, к тому же пробыл в Щенках достаточно долго, чтобы не ожидать опасности со стороны нынешнего Второго.
– Жалкий босяк! – взревел он. – Подзаборная, вонючая, длинноносая тварь! Как ты посмел пробраться сюда и осквернить своим присутствием досуг тех, кто благороднее тебя?
Щенок с опаской покосился на него. Харвест огляделся, задохнувшись от негодования, но тут же пришел в себя.
– Ничтожество! Делающий под себя троглодит! – Он замахнулся, изображая оглушительную оплеуху.
Щенок вполне правдоподобно рухнул на пол, оглашая воздух соответствующими стонами. В бытность свою Щенком Дюрандаль считал такие стоны самым трудным делом. Но и этому он обучился – да еще как! Зал восторженно взревел. Каждому в Айронхолле довелось в свое время поваляться вот так на полу.
– Почтенный и славный Первый, – взвыл паренек. – Всеблагородный и доблестный Второй, Великий Магистр послал меня за вами!
– Вот брехло! – расхохотался Харвест, выплескивая на бедолагу недопитый бокал. – Убирайся отсюда, высерок кошачий! Ступай и скажи Великому Магистру, пусть подавится конским навозом!
Щенок вскочил и бросился прочь из зала, прорываясь сквозь вновь выросший частокол подставленных ног и заградительный огонь из объедков. Рыцари присоединились к общему веселью так, словно не наблюдали таких сцен тысячу раз в прошлом.
Хохот постепенно стих, сменившись возбужденным шепотом.
– Неплохо, – заметил Дюрандаль. – «Делающий под себя троглодит» и «кошачий высерок» – очень неплохо.
Первый пытался скрыть замешательство – результат вышел довольно жалкий.
– Как ты считаешь, он правду говорил?
– Это твоя кровь, брат, – уверенно объявил Дюрандаль. Конечно, это будет не его кровь – во всяком случае, не сегодня. Узами будет связан только Первый, иначе Великий Магистр вызвал бы не двоих, а больше. Они разом поднялись, поклонились столу рыцарей и бок о бок зашагали к дверям. В зале воцарилась зловещая тишина. С ума сойти!
Это была жестокая забава, хотя бывали и хуже, и потом, все начинали Щенками. Дюрандалю пришлось терпеть это дольше, чем остальным, – с того самого момента, когда ему разрешили сказать деду, чтобы тот убирался к себе в Димпльшир и носа оттуда не казал. Духи! Неужели это было пять лет назад? С трудом верилось, что он теперь Второй и что Щенок пришел за ним. С ума сойти!
Он покосился на высокий стол в торце зала – трон Великого Магистра оставался незанятым. Магистр Верховой Езды и Магистр Фехтования встретились с ним взглядами и понимающе улыбнулись. Ничего, кроме Уз, не могло бы отвлечь старика от главного для Айронхолла вечера в году – праздника Дюрандаля, легендарного основателя, чье имя Второй выбрал себе в безумно дерзком порыве. Сегодня Старшим разрешили пить вино. Вскоре зачитают Литанию Героев, начнутся речи… Действительно, поводом к отсутствию Великого Магистра могло послужить только что-то выдающееся. Возможно, сам Король пожаловал в Айронхолл.
Дюрандаль пробыл Вторым меньше недели. Он никак не ожидал попасть в Первые так быстро. Он покосился на сидевшего рядом с ним Харвеста, но тот настолько увлекся спором с Эверменом, что даже не заметил возмутителя спокойствия.
Пять лет, и скоро все закончится – возможно, даже завтра вечером, если Королю понадобится больше одного Клинка. Муж среди подростков; прости-прощай, Айронхолл. С чувствами, неожиданно обострившимися от приступа ностальгии – а возможно, еще и от вина, – он окинул взглядом большой зал, словно пытаясь получше запечатлеть его в памяти.
Кухонная прислуга сновала во всех направлениях, не успевая подкладывать еду на тарелки. Неровные огоньки свечей играли на десятках юных лиц за столами и, разумеется, на знаменитом небосклоне мечей над их головами. Сотня цепей протянулась от стены к стене, и почти на каждом звене висел меч – больше пяти тысяч клинков. Гости и новички обыкновенно лишались аппетита, впервые обедая в зале, особенно если обед сопровождался живыми описаниями того, что случится, если одна из цепей лопнет. Местные скоро свыкались с угрозой. Древнейшие из этих мечей находились здесь уже не одно столетие и скорее всего провисят еще столько же. Но самый первый из них висел на почетном месте на стене за троном Великого Магистра – меч первого Дюрандаля, найденный после смерти своего хозяина загадочно покореженным.
Щенок миновал стол Стручков, из-за которого его окатили супом.
В настоящий момент в Айронхолле находилось семьдесят три кандидата. Второй отвечал за сохранение очередности, так что помнил имена и их порядковые номера наизусть. Вообще-то кандидатов должно было быть около сотни, но Король вступил на престол совсем недавно. За первый год своего царствования Амброз заменил десятка два стареющих Клинков своего отца. Потом темп несколько снизился, но в последнее время он пристрастился раздаривать Клинков своим фаворитам. Кандидаты сходились на том, что Амброз IV обращается со своими Клинками излишне расточительно, хотя, возможно, этому суждению и недоставало беспристрастности. Сколько понадобится ему сегодня? Место Первого занимал Харвест, а кандидаты покидали Айронхолл исключительно в том же порядке, в каком попали сюда.
Щенок наконец пробился к ним – задыхаясь и стряхивая с себя соус и крошки салата. Он неодобрительно уставился в спину Харвеста, не решаясь перебивать Первого, целиком поглощенного разговором. Увы, все Старшие, за исключением Дюрандаля, спорили до хрипоты, не замечая разворачивающейся перед ними драмы. По мере того как за соседними столами осознавали, что происходит, голоса стихали. Сидевшие дальше всех Сопрано даже встали на лавки, чтобы лучше видеть.
Юный Байлесс горячился больше других:
– А я заявляю, что равного нам собрания фехтовальщиков не найти во всей Эйрании! – Ясное дело, он имел в виду Старших включая себя самого. Судя по всему, он попробовал вино в первый раз в жизни, и это было заметно. – С нами не справиться и целому полку Дворцовых Сабель короля Исилонда. Ба, надо послать им вызов!
– Вздор! – буркнул Харвест. – Нас просто изрубят. Брендон уставился на него блуждающим взглядом.
– Ну и что? Зато мы станем легендой.
– И потом, – вставил Феликс, – мне кажется, ЭТИ куда опаснее. – Он махнул через плечо в сторону столов за его спиной.
Что ж, это было не лишено смысла. Там сидели магистры и другие рыцари – Клинки, уже отыгравшие свою роль и вернувшиеся сюда обучать новое поколение. Тут были и лысые головы, и выбитые зубы. Иные были очень стары, но ни один из них не растолстел, не одряхлел и даже не утратил боевой осанки, и почти все могли еще драться. Клинки могут ржаветь, но не гнить. Некоторые лица были совсем незнакомы – гости, которых привела сюда в Вечер Дюрандаля ностальгия. Рыцари, отслужившие, свое в Королевской Гвардии, могли стать кем угодно – от телохранителей богатых купцов и до старших министров королевства. Дюрандаль узнал только одного: Великого Чародея, главу Королевского Колледжа Заклинателей. Как и молодежь, рыцари с трудом удерживались от смеха.
Раскрасневшийся Байлесс осушил свой бокал и перешел в наступление.
– ИК! Эти-то? Это же старье! Ни одного младше тридцати! Дюрандаль решил, что самое время удержать друзей от того, чтобы выставлять себя идиотами. Он грозно нахмурился на Щенка – тот был не дурак, к тому же пробыл в Щенках достаточно долго, чтобы не ожидать опасности со стороны нынешнего Второго.
– Жалкий босяк! – взревел он. – Подзаборная, вонючая, длинноносая тварь! Как ты посмел пробраться сюда и осквернить своим присутствием досуг тех, кто благороднее тебя?
Щенок с опаской покосился на него. Харвест огляделся, задохнувшись от негодования, но тут же пришел в себя.
– Ничтожество! Делающий под себя троглодит! – Он замахнулся, изображая оглушительную оплеуху.
Щенок вполне правдоподобно рухнул на пол, оглашая воздух соответствующими стонами. В бытность свою Щенком Дюрандаль считал такие стоны самым трудным делом. Но и этому он обучился – да еще как! Зал восторженно взревел. Каждому в Айронхолле довелось в свое время поваляться вот так на полу.
– Почтенный и славный Первый, – взвыл паренек. – Всеблагородный и доблестный Второй, Великий Магистр послал меня за вами!
– Вот брехло! – расхохотался Харвест, выплескивая на бедолагу недопитый бокал. – Убирайся отсюда, высерок кошачий! Ступай и скажи Великому Магистру, пусть подавится конским навозом!
Щенок вскочил и бросился прочь из зала, прорываясь сквозь вновь выросший частокол подставленных ног и заградительный огонь из объедков. Рыцари присоединились к общему веселью так, словно не наблюдали таких сцен тысячу раз в прошлом.
Хохот постепенно стих, сменившись возбужденным шепотом.
– Неплохо, – заметил Дюрандаль. – «Делающий под себя троглодит» и «кошачий высерок» – очень неплохо.
Первый пытался скрыть замешательство – результат вышел довольно жалкий.
– Как ты считаешь, он правду говорил?
– Это твоя кровь, брат, – уверенно объявил Дюрандаль. Конечно, это будет не его кровь – во всяком случае, не сегодня. Узами будет связан только Первый, иначе Великий Магистр вызвал бы не двоих, а больше. Они разом поднялись, поклонились столу рыцарей и бок о бок зашагали к дверям. В зале воцарилась зловещая тишина. С ума сойти!
3
Дюрандаль тихо прикрыл за собой дверь и остановился рядом с Первым, старательно избегая глядеть на второе кресло.
– Вы посылали за нами, Великий Магистр? – Голос Харвеста чуть дрогнул, хотя стоял он, вытянувшись как пика и уставив взгляд в книжные полки.
– Посылал, Первый. Его Величеству нужен Клинок. Готов ли ты служить?
Свечи мерцали. Дюрандаль не бывал в этой комнате с того дня, как ловил монеты, – пять лет назад. Он не замечал здесь никаких перемен. Огонь так и не касался с тех пор каминной решетки, все тот же хлам готов был свалиться с кресел, даже вино в бокале было таким же темно-багровым, почти черным.
Конечно, брови Великого Магистра – сделались гуще и белее, а шея – морщинистей, но эти изменения проходили изо дня в день, на глазах у Дюрандаля. Он сам изменился гораздо больше. Он был теперь таким же высоким, как Великий Магистр.
Ему вспомнилось, как в тот исторический первый день он пришел доложиться этому самому Харвесту, и как лицо того вспыхнуло восторгом. Дюрандаль и сам реагировал точно так же, когда явилась смена ему. Три месяца ада – впрочем, эти три месяца не шли ни в какое сравнение с тем, что последовало за ними, когда бывший Щенок настоял на том, чтобы ему дали священное имя Дюрандаля. Магистр Архивов предупредил его о том, что случится, если он изменит трехсотлетней традиции. Ну что ж, это его не сломило. Он выжил, изо всех сил стараясь доказать, что достоин этого великого имени, заслужив ворчливое одобрение магистров и товарищей. И он доказал это, став достойнейшим. Завтра вечером он будет уже Первым, а Байлесс – Вторым. Байлессу не совладать с младшими. Что ж, это уже не его забота.
– Вы посылали за нами, Великий Магистр? – Голос Харвеста чуть дрогнул, хотя стоял он, вытянувшись как пика и уставив взгляд в книжные полки.
– Посылал, Первый. Его Величеству нужен Клинок. Готов ли ты служить?
Свечи мерцали. Дюрандаль не бывал в этой комнате с того дня, как ловил монеты, – пять лет назад. Он не замечал здесь никаких перемен. Огонь так и не касался с тех пор каминной решетки, все тот же хлам готов был свалиться с кресел, даже вино в бокале было таким же темно-багровым, почти черным.
Конечно, брови Великого Магистра – сделались гуще и белее, а шея – морщинистей, но эти изменения проходили изо дня в день, на глазах у Дюрандаля. Он сам изменился гораздо больше. Он был теперь таким же высоким, как Великий Магистр.
Ему вспомнилось, как в тот исторический первый день он пришел доложиться этому самому Харвесту, и как лицо того вспыхнуло восторгом. Дюрандаль и сам реагировал точно так же, когда явилась смена ему. Три месяца ада – впрочем, эти три месяца не шли ни в какое сравнение с тем, что последовало за ними, когда бывший Щенок настоял на том, чтобы ему дали священное имя Дюрандаля. Магистр Архивов предупредил его о том, что случится, если он изменит трехсотлетней традиции. Ну что ж, это его не сломило. Он выжил, изо всех сил стараясь доказать, что достоин этого великого имени, заслужив ворчливое одобрение магистров и товарищей. И он доказал это, став достойнейшим. Завтра вечером он будет уже Первым, а Байлесс – Вторым. Байлессу не совладать с младшими. Что ж, это уже не его забота.