Страница:
Дюрандаль вдруг понял, что знает о Бельской войне очень мало. Совет почти не обсуждал ее.
– Каким же?
Монпурс внимательно посмотрел на него.
– Так ты ничего не знаешь? – Голос его сделался еще тише. – Совсем-совсем ничего?
– Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.
– Амброз сам начал ее. Вся эта проклятая заваруха с Бельмарком – его ошибка. Я удивляюсь, что все это до сих пор не выплыло наружу. – Он улыбнулся почти как в прежние времена. – Что ж, Лорд-Канцлер, чем меньше ты будешь знать об этом, тем меньше это тебе повредит. Держись от этой истории с Огненными Землями так далеко, как только можешь. Возможно – но только возможно. – Она закончится, когда Амброз созреет для того, чтобы принести Королю Радгару нижайшие извинения. Он сам знает это, но у меня никогда не хватало смелости это предложить. Удачи тебе и в этом тоже.
– Но это не для меня! У тебя и такт, и…
– Зато у тебя в достатке смелости, дружище, а это важнее. Именно это ему и нужно: кто-то, кто говорил бы ему правду, когда он не прав, и спасал его от него самого. Ты именно такой человек. – Монпурс с улыбкой откинулся на спинку кресла. – Все, чем могу помочь, – ты только спрашивай. Но есть еще одно, о чем я должен тебя предупредить.
Дюрандаль потеребил проклятую цепь.
– Ладно, валяй. Начинай с худшего.
Взгляд бледно-голубых глаз сделался настороженным.
– Мы с тобой дружили с незапамятных времен.
– Пламень! Конечно! С той ночи, когда я вручил тебе твой меч, а ты пришел и благодарил меня – представляешь, как давно это было? И когда я зеленым Клинком приехал ко двору… Я опозорился сам и опозорил других, фехтуя с Королем. Ты мог зарубить меня, но не стал. И то, что ты сделал для меня, когда маркиз… – Да что случилось? О ЧЕМ ТУТ ВООБЩЕ ГОВОРИТЬ?
В улыбке Монпурса теперь сквозила печаль – и легкая ирония, конечно же, и, может быть, мольба…
– Парламент потребует моей головы.
– Нет!
– Не Парламент так Король. Заткнись и слушай. Служить королям непросто. Они в свою очередь служат своим королевствам, а королевства не знают пощады. Первое, что тебе придется сделать – это…
– Первое – это я заткну эту чертову цепь ему в глотку!
– Нет, не заткнешь. Я поступил так же с Сентхемом. Ты можешь помолчать хоть минуту? Амброз совершил ошибку, несколько ошибок, но короли не могут ошибаться. Все эти ошибки должны приписываться мне. Работа канцлера – получать шишки.
– Но Кромман…
– Кромман выиграл этот раунд. Он слишком мелкая фигура, чтобы обвинять его. – На мгновение бледно-голубые глаза потемнели. – Не спускай с него глаз, дружище! Не забывай, что Амброз обожает стравить вола с пиявкой и смотреть, кто кого одолеет. Но с Кромманом ты справишься. Вот Парламент – другое дело.
– Я не буду участвовать в…
– Ты будешь делать все, что нужно Королю. Я говорю тебе, что это твой долг, что я не буду на тебя в обиде, что сам я делал то же самое. И да хранит тебя судьба, когда придет твой день, брат!
Дюрандаль ощутил приступ дурноты.
– Смерть и пламень, парень! Если уж таким запахло, нам надо вывезти тебя из страны, и быстрее! Монпурс печально покачал головой:
– Нет. Много лет назад я поклялся отдать за него жизнь. Возможно, это придется сделать таким образом. Это позволит ему начать с чистой строки, и тебе тоже. Парламент угомонится, как только его угостят кровью. А теперь я пойду домой и порадую семью хорошими новостями. Плохие придут сами. – Он поднялся и протянул ему руку. Его ладонь была суха, ее пожатие – крепко, его взгляд – спокоен. – Проследи, чтобы они не слишком бедствовали, ладно?
11
12
– Каким же?
Монпурс внимательно посмотрел на него.
– Так ты ничего не знаешь? – Голос его сделался еще тише. – Совсем-совсем ничего?
– Я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.
– Амброз сам начал ее. Вся эта проклятая заваруха с Бельмарком – его ошибка. Я удивляюсь, что все это до сих пор не выплыло наружу. – Он улыбнулся почти как в прежние времена. – Что ж, Лорд-Канцлер, чем меньше ты будешь знать об этом, тем меньше это тебе повредит. Держись от этой истории с Огненными Землями так далеко, как только можешь. Возможно – но только возможно. – Она закончится, когда Амброз созреет для того, чтобы принести Королю Радгару нижайшие извинения. Он сам знает это, но у меня никогда не хватало смелости это предложить. Удачи тебе и в этом тоже.
– Но это не для меня! У тебя и такт, и…
– Зато у тебя в достатке смелости, дружище, а это важнее. Именно это ему и нужно: кто-то, кто говорил бы ему правду, когда он не прав, и спасал его от него самого. Ты именно такой человек. – Монпурс с улыбкой откинулся на спинку кресла. – Все, чем могу помочь, – ты только спрашивай. Но есть еще одно, о чем я должен тебя предупредить.
Дюрандаль потеребил проклятую цепь.
– Ладно, валяй. Начинай с худшего.
Взгляд бледно-голубых глаз сделался настороженным.
– Мы с тобой дружили с незапамятных времен.
– Пламень! Конечно! С той ночи, когда я вручил тебе твой меч, а ты пришел и благодарил меня – представляешь, как давно это было? И когда я зеленым Клинком приехал ко двору… Я опозорился сам и опозорил других, фехтуя с Королем. Ты мог зарубить меня, но не стал. И то, что ты сделал для меня, когда маркиз… – Да что случилось? О ЧЕМ ТУТ ВООБЩЕ ГОВОРИТЬ?
В улыбке Монпурса теперь сквозила печаль – и легкая ирония, конечно же, и, может быть, мольба…
– Парламент потребует моей головы.
– Нет!
– Не Парламент так Король. Заткнись и слушай. Служить королям непросто. Они в свою очередь служат своим королевствам, а королевства не знают пощады. Первое, что тебе придется сделать – это…
– Первое – это я заткну эту чертову цепь ему в глотку!
– Нет, не заткнешь. Я поступил так же с Сентхемом. Ты можешь помолчать хоть минуту? Амброз совершил ошибку, несколько ошибок, но короли не могут ошибаться. Все эти ошибки должны приписываться мне. Работа канцлера – получать шишки.
– Но Кромман…
– Кромман выиграл этот раунд. Он слишком мелкая фигура, чтобы обвинять его. – На мгновение бледно-голубые глаза потемнели. – Не спускай с него глаз, дружище! Не забывай, что Амброз обожает стравить вола с пиявкой и смотреть, кто кого одолеет. Но с Кромманом ты справишься. Вот Парламент – другое дело.
– Я не буду участвовать в…
– Ты будешь делать все, что нужно Королю. Я говорю тебе, что это твой долг, что я не буду на тебя в обиде, что сам я делал то же самое. И да хранит тебя судьба, когда придет твой день, брат!
Дюрандаль ощутил приступ дурноты.
– Смерть и пламень, парень! Если уж таким запахло, нам надо вывезти тебя из страны, и быстрее! Монпурс печально покачал головой:
– Нет. Много лет назад я поклялся отдать за него жизнь. Возможно, это придется сделать таким образом. Это позволит ему начать с чистой строки, и тебе тоже. Парламент угомонится, как только его угостят кровью. А теперь я пойду домой и порадую семью хорошими новостями. Плохие придут сами. – Он поднялся и протянул ему руку. Его ладонь была суха, ее пожатие – крепко, его взгляд – спокоен. – Проследи, чтобы они не слишком бедствовали, ладно?
11
Исход многих фехтовальных поединков решается первым же выпадом. Интуиция подсказывала Дюрандалю, что как первый министр он не сможет отвечать королевским требованиям, если не начнет с решительного шага. Ему предстояло еще узнать все о правилах борьбы на новой арене, ему необходимо было усвоить кучу нужной информации, а дни вдруг сделались на треть короче: ему приходилось тратить ночное время на сон. С другой стороны, он пять лет присутствовал на всех заседаниях Тайного Совета. Он хорошо знал Короля, он знал положение дел – и отправлялся на первую свою официальную аудиенцию в качестве канцлера вполне уверенно.
Ему пришлось ждать ее начала более часа, так как замерзла река. Его Величество выехал полюбоваться на то, как катаются на коньках придворные. Разумеется, это сопровождалось оркестром и разбитыми прямо на льду шатрами. Пиво лилось рекой, жарились каштаны и целиком насаженные на вертела быки. Бывший коммандер попытался представить себе, многие ли из гвардейцев смогут угнаться за своим подопечным на коньках, но тут же отогнал эту мысль. Эти заботы он уже уступил другим, приобретя взамен несколько сотен забот куда более сложных. В конце концов сумерки положили конец веселью, и Король вернулся во дворец, в мрачную комнату Совета.
Дюрандаль обрадовался, увидев, что на часах у двери стоит сам Бандит – тот, разумеется, уже догадался, что обязан своим назначением Дюрандалю, и почти простил его за это. Бандит не проболтается, если его предшественник выставит себя в ближайший час дураком.
Как бы то ни было, увидев, что Кромман собирается войти в комнату следом за ним, Дюрандаль коротко бросил: «Вон!» – и захлопнул дверь перед самым секретарским носом. Амброз уже развалился на своем троне грудой мешков с мукой. Он недовольно выпрямился, когда Дюрандаль поклонился ему.
– Что это значит, Лорд-Канцлер?
– Ваше Величество, я покорно прошу у вас права докладывать вам конфиденциальную информацию с глазу на глаз. – Или?
– Никаких «или», сир. Я просто прошу возможности докладывать вам конфиденциальную информацию с глазу на глаз. – Он спокойно ждал неизбежной вспышки гнева. Он МОГ подать в отставку, пусть это и причинило бы ему боль.
Король побарабанил пальцами по подлокотнику. – Мы еще об этом подумаем. Пока можешь продолжать. Что ты решил с моей женитьбой?
Даже пронаблюдав за бесчисленными поединками на заседаниях Совета, странно было оказаться игроком самому. Вопрос был рассчитан на то, чтобы вывести его из равновесия. Впрочем, Амброз не пытался выказать немилость к своему свежеиспеченному канцлеру. Просто таков был его стиль. Он обращался так со всеми.
– Ничего, сир. – На самом-то деле вопрос заключался в том, хотел ли вообще старый толстяк всех хлопот, связанных с четвертой женитьбой. Хотя, ответа скорее всего не знал и он сам. – Поскольку корабли не будут ходить еще по меньшей мере месяц, я бы покорнейше предложил Вашему Величеству использовать передышку для того, чтобы назначить на связанные с этим переговоры нового посланника – хорошее начало для обновления кабинета министров.
Король хмыкнул, что само по себе уже было хорошим знаком.
– Кого?
– Вы не думали о кандидатуре Лорда – Смотрителя Портов, сир?
– Почему? – Ив тоне вопроса, и в сопровождающем его взгляде ощущалась угроза. Король мог считать Хранителя величайшим занудой Шивиаля, но тот все же оставался аристократом и в некотором роде его родственником, так что никакому выскочке из гладиаторов не позволялось потешаться над ним.
– Сир, как член вашей семьи он имел бы определенный вес при дворе в Жевильи. К тому же он мастер вести переговоры, – и еще, Амброз с радостью отослал бы его за море, подальше от своих королевских ушей.
– Ты хочешь сказать, мастер бубнить как голубь. – Король снова хмыкнул, что означало: ему нужно время обдумать это. – Тебе завтра выступать перед Парламентом. Что ты планируешь?
Собственно, именно ради этого Дюрандаль и пришел.
– Я прошу разрешения Вашего Величества рассмотреть этот небольшой билль для одобрения его Парламентом. – Дюрандаль достал из папки листок бумаги и протянул его Королю. Они с двумя адвокатами потратили на этот листок целую ночь: «Билль о Свершении Правосудия над Ответственными за Последние События во Дворце Его Величества в Греймере, а также над Ответственными за Использование Заклинаний против Королевской Политики Мира и Спокойствия».
Амброз не желал сознаваться в том, что ему нужны очки. Он с усилием выбрался из кресла и подошел к окну. Он прочел документ, держа его на вытянутой руке, потом, пожав плечами, вернул его и принялся расхаживать по комнате.
– Куриный помет. Ласточкины перья. Ты ведь не обнаружишь виновных, нет?
– Инквизиторы говорят, что это дело Коллегии, сир, а Заклинатели кивают на Черную Палату. Возможно, они могут уменьшить количество подозреваемых до дюжины, но не более того.. Даже так, они намерены только…
– Не увиливай. Если имеешь в виду «нет», то и говори «нет». Прибереги все свинские отговорки для Парламента. Вот там можешь говорить все, что угодно… хотя, впрочем, заведомую ложь не говори никому, даже самому низкому рыботорговцу.
Король продолжал расхаживать по комнате. Он явно оседлал любимого конька: никто лучше Амброза IV не владел искусством вертеть парламентами так, чтобы те о том даже не догадывались. Он занимался этим девятнадцать лет и начинал теперь обучать своему искусству четвертого за время его правления канцлера.
– Второе, что ты не должен забывать никогда, – это то, что все имеет свою цену. Парламент – это такая большая скотина, которая дает молоко, только если ее накормить. Если она хочет поблажек, пусть голосует за налоги. Если нам нужны их голоса, нам придется идти на уступки.
Дюрандаль попытался представить себе, что думает об этом Бандит, впервые попавший в святая святых, политическую кухню королевства.
Король повернулся к окну и стоял на фоне серого зимнего света.
– Завтра они начнут судить да рядить насчет Собачьей Ночи, делая реверансы в мою сторону, требуя головы колдунов – примерно всю ту ерунду, которую ты тут мне принес. Потом они перейдут к делу, и первое, что ты им скажешь, – это что ты арестовал Монпурса.
Так скоро! Монпурс предупреждал его, но неужели это должно стать его первым шагом?
– Сир! Но…
– Я еще не кончил, канцлер. – Король, надо отдать ему должное, сам явно был не в восторге от этого. – Я уже говорил тебе, за все надо платить. Нам нужны голоса. Мы отдаем им Монпурса. Если мы этого не сделаем, они проведут билль, обвиняющий его в измене. Тогда он окажется в еще худшем положении, а мы не получим ничего взамен – понял? И потом, ты новичок. Мы должны сделать тебя популярным, парламентским любимчиком. Если тебе удастся продержаться на этом первую пару сессий, может, ты чего-то и добьешься.
– Сир, моя преданность…
– Принадлежит мне. Чем больше тебя полюбит Парламент, тем лучше ты мне послужишь. Надеюсь, ты уже смотрел бумаги? – Я попросил, чтобы мне помогли в них разобраться.
– Я это и имел в виду. Наш казначей – банкрот. Нам придется идти на жуткие уступки в обмен на голоса – голова твоего предшественника будет только началом. – Король нахмурился и снова принялся расхаживать по комнате. – Наша реформа может захлебнуться. Они утверждают, что она угрожает стабильности королевства. Тебе предстоит нелегкая кампания, сэр Роланд! Надеюсь, я поставил во главе своей армии настоящего бойца?
Вот тут подошло время для того выпада, на который он делал ставку. Он мог угробить свою карьеру канцлера одним этим предложением. А мог одержать блистательную победу и даже, если повезет, спасти Монпурса.
– Советы Вашего Величества для меня неоценимы. Мне еще столькому предстоит научиться… Но могу ли я попросить… сделать предложение, возможно, совершенно пустое, ведь Ваше Величество столь опытны в…
– Снова ходишь вокруг да около! – Король упер жирные кулаки в еще более жирные бедра и грозно посмотрел на своего нового ученика. – Что ты предлагаешь?
– Тот билль, что я показал вам, – он позволяет вам закрывать любое святилище, деятельность которого угрожает общественному порядку. Если его одобрят, я бы советовал Вашему Величеству продлить срок работы Парламента – это могло бы спасти Монпурса.
– Что? – Король даже разинул рот от удивления, от чего подбородок его сложился множеством складок. – Продолжай, парень, ну!
– Короче, зачем облагать их налогами, если Парламент позволит вам их просто прикрыть? Вы же можете конфисковать их земли. С вашего позволения, сир, кому тогда нужны налоги?
Король медленно подошел к трону и опустился на подушки. Дюрандаль ожидал обвинения в непроходимой тупости, если не в безумии. Если решение столь просто, Монпурс, Кромман или сам Король наверняка давно уже увидели бы его, верно? Амброз посмеется над ним вволю, а через несколько месяцев – так, чтобы ему не пришлось признаваться в том, что он совершил ошибку, – найдет себе нового канцлера, который не будет потчевать его абсурдными идеями.
Король и впрямь рассмеялся – сотрясаясь всем телом; слезы градом стекали по его щекам на бороду.
– И я еще обвинял тебя в том, что ты не боец! – выдавил он из себя, как только смог немного перевести дыхание. – Ты же предлагаешь настоящую войну! Задавить их к чертовой матери!
Звучало многообещающе.
– Войну развязали они, сир. Разумеется, когда до них дойдет, что мы задумали, они станут достаточно опасны. – Часового, похоже, готов был хватить удар. Вид у Бандита уже был такой, словно его с размаху двинули в солнечное сплетение.
Впрочем, Дюрандаль рассчитывал на то, что король не дрогнет перед угрозой, и его предположения оказались верны. Королевский кулак грохнул по подлокотнику.
– К черту их всех! Если нам придется прибегнуть к помощи Главного Разрушителя, мы сделаем это! Как ты намерен действовать? Давай же, не тяни кота за хвост!
– Инквизиторы готовы участвовать в этом, конечно, и Коллегия тоже. Я предпочел бы создать независимый Суд Заклинателей. Расследовать, выносить приговор, распускать, конфисковывать имущество и переходить к следующему ордену. Разумеется, некоторые ордена приносят пользу – выдать им лицензии и пусть заклинают дальше. Я ни на минуту не поверю в то, что мы получим и пятую часть того, что наобещал секретарь Кромман, да и рынок недвижимости может от этого сильно пошатнуться, но я сомневаюсь, чтобы казна иссякла в ближайшие год или два.
– Клянусь Стихиями, я был прав, выбрав тебя! Чума на Парламент! Это гениально! – Король довольно облизнулся, но врожденная подозрительность все же не отпускала его. – И кто составит этот твой Суд Заклинателей?
– Ваше Величество, конечно же, назначит его руководство, но я исходил из того, что вам в первую очередь потребуется группа бойцов, достаточно храбрых, чтобы взять штурмом эти цитадели зла. Уверен, это будет близко к настоящей войне. И самый очевидный выбор, сир – рыцари моего ордена. Как вы уже могли убедиться в Собачью Ночь, сир, многие из них находятся в боевой форме, и они преданы Вашему Величеству. Кто-то из них женился, кто-то – нет, некоторые ржавеют без дела в Айронхолле, многие вообще остались без цели в жизни. Они обеими руками ухватятся за такую возможность послужить вам. – Эта часть плана привлекала его более всего, и он отдал бы все за возможность повести в бой такую армию. Увы, он знал, что не может даже надеяться на это.
– Гениально! – пробормотал Король еще несколько раз. – Клянусь Огнем, мы так и сделаем! – Казалось, он был готов соскочить с трона, но все же передумал. Вместо этого он хитро прищурился на Дюрандаля своими заплывшими жиром глазками. – Те, кто хорошо служит мне, достойны награды. Чего бы тебе хотелось?
Безопасного выезда Монпурса за границу? Голову Кроммана на блюдечке с голубой каемочкой? Десять лишних часов в сутки?
– Пока что я все только обещал, сир. Может, лучше подождать с наградами, пока не появятся результаты?
Свиные глазки, казалось, утонули еще глубже, напомнив Дюрандалю два положенных в масло горячих каштана. Интересно, что варилось сейчас в хитром, непредсказуемом мозгу за ними?
– Черт бы побрал этих честных людей! – пробормотал Король. – Я мог бы пожаловать тебе целое графство, а ты бы сунул грамоту в ящик и забыл про нее. Надо как-нибудь найти способ заставить тебя вилять хвостом как всех остальных.
– Одобрение Вашего Величества само по себе награда за все, чего я успел достичь. – Это прозвучало как самая дешевая лесть, и все же это было правдой. В первый же свой выход на политическую арену он сумел произвести впечатление на дьявольски хитрого, прожженного интригана, и это радовало его почти как выигрыш Королевского Кубка.
– Ха! Я понял, в чем дело. Мне все казалось, что у тебя вид какой-то чудной! Ты разгуливаешь здесь все равно что нагишом, – Амброз огляделся по сторонам. – Часовой? А, это ты, коммандер… э… Бандит. Принеси мне меч Канцлера!
Растерянно моргнув, Бандит открыл дверь и окликнул одного из дежуривших в приемной Клинков, по долгу службы хранивших Харвест, пока Дюрандаль находился у Короля.
Что?
Король с усилием поднялся с трона.
– Секретарь!
Кромман огромным жуком прошмыгнул в комнату.
– Ваше Величество?
– Пиши грамоту! – распорядился Король. – Сим разрешается… да, адресата впиши. Королевской Гвардии. – Он взял из рук Бандита меч. – Отныне и до скончания дней барону Роланду дозволено находиться в Нашем присутствии вооруженным.
– Что? – хором воскликнули Дюрандаль, Бандит и Кромман.
– Но, сир, наши предсказания… – проблеял Кромман уже соло. – Он один стоит троих… – буркнул Бандит.
– Ваше Величество, я не… – протестовал Дюрандаль. Король одним взглядом заставил всех замолчать и протянул Харвест Дюрандалю рукоятью вперед.
– Нет, ты больше не связан. Мы награждаем тебя своим доверием, милорд.
Лишившись дара речи, Дюрандаль повесил меч на пояс. Вооружен и свободен! Это была честь, о которой он не мог и мечтать, – единственный человек в королевстве, облеченный таким доверием. На мгновение лицо секретаря было для него все равно что открытая книга, и написанная на нем ярость стоила герцогства. Король ухмылялся: похоже, лицо Канцлера тоже хорошо выдавало его мысли.
В такие минуты и понимаешь, что такое верность.
Ему пришлось ждать ее начала более часа, так как замерзла река. Его Величество выехал полюбоваться на то, как катаются на коньках придворные. Разумеется, это сопровождалось оркестром и разбитыми прямо на льду шатрами. Пиво лилось рекой, жарились каштаны и целиком насаженные на вертела быки. Бывший коммандер попытался представить себе, многие ли из гвардейцев смогут угнаться за своим подопечным на коньках, но тут же отогнал эту мысль. Эти заботы он уже уступил другим, приобретя взамен несколько сотен забот куда более сложных. В конце концов сумерки положили конец веселью, и Король вернулся во дворец, в мрачную комнату Совета.
Дюрандаль обрадовался, увидев, что на часах у двери стоит сам Бандит – тот, разумеется, уже догадался, что обязан своим назначением Дюрандалю, и почти простил его за это. Бандит не проболтается, если его предшественник выставит себя в ближайший час дураком.
Как бы то ни было, увидев, что Кромман собирается войти в комнату следом за ним, Дюрандаль коротко бросил: «Вон!» – и захлопнул дверь перед самым секретарским носом. Амброз уже развалился на своем троне грудой мешков с мукой. Он недовольно выпрямился, когда Дюрандаль поклонился ему.
– Что это значит, Лорд-Канцлер?
– Ваше Величество, я покорно прошу у вас права докладывать вам конфиденциальную информацию с глазу на глаз. – Или?
– Никаких «или», сир. Я просто прошу возможности докладывать вам конфиденциальную информацию с глазу на глаз. – Он спокойно ждал неизбежной вспышки гнева. Он МОГ подать в отставку, пусть это и причинило бы ему боль.
Король побарабанил пальцами по подлокотнику. – Мы еще об этом подумаем. Пока можешь продолжать. Что ты решил с моей женитьбой?
Даже пронаблюдав за бесчисленными поединками на заседаниях Совета, странно было оказаться игроком самому. Вопрос был рассчитан на то, чтобы вывести его из равновесия. Впрочем, Амброз не пытался выказать немилость к своему свежеиспеченному канцлеру. Просто таков был его стиль. Он обращался так со всеми.
– Ничего, сир. – На самом-то деле вопрос заключался в том, хотел ли вообще старый толстяк всех хлопот, связанных с четвертой женитьбой. Хотя, ответа скорее всего не знал и он сам. – Поскольку корабли не будут ходить еще по меньшей мере месяц, я бы покорнейше предложил Вашему Величеству использовать передышку для того, чтобы назначить на связанные с этим переговоры нового посланника – хорошее начало для обновления кабинета министров.
Король хмыкнул, что само по себе уже было хорошим знаком.
– Кого?
– Вы не думали о кандидатуре Лорда – Смотрителя Портов, сир?
– Почему? – Ив тоне вопроса, и в сопровождающем его взгляде ощущалась угроза. Король мог считать Хранителя величайшим занудой Шивиаля, но тот все же оставался аристократом и в некотором роде его родственником, так что никакому выскочке из гладиаторов не позволялось потешаться над ним.
– Сир, как член вашей семьи он имел бы определенный вес при дворе в Жевильи. К тому же он мастер вести переговоры, – и еще, Амброз с радостью отослал бы его за море, подальше от своих королевских ушей.
– Ты хочешь сказать, мастер бубнить как голубь. – Король снова хмыкнул, что означало: ему нужно время обдумать это. – Тебе завтра выступать перед Парламентом. Что ты планируешь?
Собственно, именно ради этого Дюрандаль и пришел.
– Я прошу разрешения Вашего Величества рассмотреть этот небольшой билль для одобрения его Парламентом. – Дюрандаль достал из папки листок бумаги и протянул его Королю. Они с двумя адвокатами потратили на этот листок целую ночь: «Билль о Свершении Правосудия над Ответственными за Последние События во Дворце Его Величества в Греймере, а также над Ответственными за Использование Заклинаний против Королевской Политики Мира и Спокойствия».
Амброз не желал сознаваться в том, что ему нужны очки. Он с усилием выбрался из кресла и подошел к окну. Он прочел документ, держа его на вытянутой руке, потом, пожав плечами, вернул его и принялся расхаживать по комнате.
– Куриный помет. Ласточкины перья. Ты ведь не обнаружишь виновных, нет?
– Инквизиторы говорят, что это дело Коллегии, сир, а Заклинатели кивают на Черную Палату. Возможно, они могут уменьшить количество подозреваемых до дюжины, но не более того.. Даже так, они намерены только…
– Не увиливай. Если имеешь в виду «нет», то и говори «нет». Прибереги все свинские отговорки для Парламента. Вот там можешь говорить все, что угодно… хотя, впрочем, заведомую ложь не говори никому, даже самому низкому рыботорговцу.
Король продолжал расхаживать по комнате. Он явно оседлал любимого конька: никто лучше Амброза IV не владел искусством вертеть парламентами так, чтобы те о том даже не догадывались. Он занимался этим девятнадцать лет и начинал теперь обучать своему искусству четвертого за время его правления канцлера.
– Второе, что ты не должен забывать никогда, – это то, что все имеет свою цену. Парламент – это такая большая скотина, которая дает молоко, только если ее накормить. Если она хочет поблажек, пусть голосует за налоги. Если нам нужны их голоса, нам придется идти на уступки.
Дюрандаль попытался представить себе, что думает об этом Бандит, впервые попавший в святая святых, политическую кухню королевства.
Король повернулся к окну и стоял на фоне серого зимнего света.
– Завтра они начнут судить да рядить насчет Собачьей Ночи, делая реверансы в мою сторону, требуя головы колдунов – примерно всю ту ерунду, которую ты тут мне принес. Потом они перейдут к делу, и первое, что ты им скажешь, – это что ты арестовал Монпурса.
Так скоро! Монпурс предупреждал его, но неужели это должно стать его первым шагом?
– Сир! Но…
– Я еще не кончил, канцлер. – Король, надо отдать ему должное, сам явно был не в восторге от этого. – Я уже говорил тебе, за все надо платить. Нам нужны голоса. Мы отдаем им Монпурса. Если мы этого не сделаем, они проведут билль, обвиняющий его в измене. Тогда он окажется в еще худшем положении, а мы не получим ничего взамен – понял? И потом, ты новичок. Мы должны сделать тебя популярным, парламентским любимчиком. Если тебе удастся продержаться на этом первую пару сессий, может, ты чего-то и добьешься.
– Сир, моя преданность…
– Принадлежит мне. Чем больше тебя полюбит Парламент, тем лучше ты мне послужишь. Надеюсь, ты уже смотрел бумаги? – Я попросил, чтобы мне помогли в них разобраться.
– Я это и имел в виду. Наш казначей – банкрот. Нам придется идти на жуткие уступки в обмен на голоса – голова твоего предшественника будет только началом. – Король нахмурился и снова принялся расхаживать по комнате. – Наша реформа может захлебнуться. Они утверждают, что она угрожает стабильности королевства. Тебе предстоит нелегкая кампания, сэр Роланд! Надеюсь, я поставил во главе своей армии настоящего бойца?
Вот тут подошло время для того выпада, на который он делал ставку. Он мог угробить свою карьеру канцлера одним этим предложением. А мог одержать блистательную победу и даже, если повезет, спасти Монпурса.
– Советы Вашего Величества для меня неоценимы. Мне еще столькому предстоит научиться… Но могу ли я попросить… сделать предложение, возможно, совершенно пустое, ведь Ваше Величество столь опытны в…
– Снова ходишь вокруг да около! – Король упер жирные кулаки в еще более жирные бедра и грозно посмотрел на своего нового ученика. – Что ты предлагаешь?
– Тот билль, что я показал вам, – он позволяет вам закрывать любое святилище, деятельность которого угрожает общественному порядку. Если его одобрят, я бы советовал Вашему Величеству продлить срок работы Парламента – это могло бы спасти Монпурса.
– Что? – Король даже разинул рот от удивления, от чего подбородок его сложился множеством складок. – Продолжай, парень, ну!
– Короче, зачем облагать их налогами, если Парламент позволит вам их просто прикрыть? Вы же можете конфисковать их земли. С вашего позволения, сир, кому тогда нужны налоги?
Король медленно подошел к трону и опустился на подушки. Дюрандаль ожидал обвинения в непроходимой тупости, если не в безумии. Если решение столь просто, Монпурс, Кромман или сам Король наверняка давно уже увидели бы его, верно? Амброз посмеется над ним вволю, а через несколько месяцев – так, чтобы ему не пришлось признаваться в том, что он совершил ошибку, – найдет себе нового канцлера, который не будет потчевать его абсурдными идеями.
Король и впрямь рассмеялся – сотрясаясь всем телом; слезы градом стекали по его щекам на бороду.
– И я еще обвинял тебя в том, что ты не боец! – выдавил он из себя, как только смог немного перевести дыхание. – Ты же предлагаешь настоящую войну! Задавить их к чертовой матери!
Звучало многообещающе.
– Войну развязали они, сир. Разумеется, когда до них дойдет, что мы задумали, они станут достаточно опасны. – Часового, похоже, готов был хватить удар. Вид у Бандита уже был такой, словно его с размаху двинули в солнечное сплетение.
Впрочем, Дюрандаль рассчитывал на то, что король не дрогнет перед угрозой, и его предположения оказались верны. Королевский кулак грохнул по подлокотнику.
– К черту их всех! Если нам придется прибегнуть к помощи Главного Разрушителя, мы сделаем это! Как ты намерен действовать? Давай же, не тяни кота за хвост!
– Инквизиторы готовы участвовать в этом, конечно, и Коллегия тоже. Я предпочел бы создать независимый Суд Заклинателей. Расследовать, выносить приговор, распускать, конфисковывать имущество и переходить к следующему ордену. Разумеется, некоторые ордена приносят пользу – выдать им лицензии и пусть заклинают дальше. Я ни на минуту не поверю в то, что мы получим и пятую часть того, что наобещал секретарь Кромман, да и рынок недвижимости может от этого сильно пошатнуться, но я сомневаюсь, чтобы казна иссякла в ближайшие год или два.
– Клянусь Стихиями, я был прав, выбрав тебя! Чума на Парламент! Это гениально! – Король довольно облизнулся, но врожденная подозрительность все же не отпускала его. – И кто составит этот твой Суд Заклинателей?
– Ваше Величество, конечно же, назначит его руководство, но я исходил из того, что вам в первую очередь потребуется группа бойцов, достаточно храбрых, чтобы взять штурмом эти цитадели зла. Уверен, это будет близко к настоящей войне. И самый очевидный выбор, сир – рыцари моего ордена. Как вы уже могли убедиться в Собачью Ночь, сир, многие из них находятся в боевой форме, и они преданы Вашему Величеству. Кто-то из них женился, кто-то – нет, некоторые ржавеют без дела в Айронхолле, многие вообще остались без цели в жизни. Они обеими руками ухватятся за такую возможность послужить вам. – Эта часть плана привлекала его более всего, и он отдал бы все за возможность повести в бой такую армию. Увы, он знал, что не может даже надеяться на это.
– Гениально! – пробормотал Король еще несколько раз. – Клянусь Огнем, мы так и сделаем! – Казалось, он был готов соскочить с трона, но все же передумал. Вместо этого он хитро прищурился на Дюрандаля своими заплывшими жиром глазками. – Те, кто хорошо служит мне, достойны награды. Чего бы тебе хотелось?
Безопасного выезда Монпурса за границу? Голову Кроммана на блюдечке с голубой каемочкой? Десять лишних часов в сутки?
– Пока что я все только обещал, сир. Может, лучше подождать с наградами, пока не появятся результаты?
Свиные глазки, казалось, утонули еще глубже, напомнив Дюрандалю два положенных в масло горячих каштана. Интересно, что варилось сейчас в хитром, непредсказуемом мозгу за ними?
– Черт бы побрал этих честных людей! – пробормотал Король. – Я мог бы пожаловать тебе целое графство, а ты бы сунул грамоту в ящик и забыл про нее. Надо как-нибудь найти способ заставить тебя вилять хвостом как всех остальных.
– Одобрение Вашего Величества само по себе награда за все, чего я успел достичь. – Это прозвучало как самая дешевая лесть, и все же это было правдой. В первый же свой выход на политическую арену он сумел произвести впечатление на дьявольски хитрого, прожженного интригана, и это радовало его почти как выигрыш Королевского Кубка.
– Ха! Я понял, в чем дело. Мне все казалось, что у тебя вид какой-то чудной! Ты разгуливаешь здесь все равно что нагишом, – Амброз огляделся по сторонам. – Часовой? А, это ты, коммандер… э… Бандит. Принеси мне меч Канцлера!
Растерянно моргнув, Бандит открыл дверь и окликнул одного из дежуривших в приемной Клинков, по долгу службы хранивших Харвест, пока Дюрандаль находился у Короля.
Что?
Король с усилием поднялся с трона.
– Секретарь!
Кромман огромным жуком прошмыгнул в комнату.
– Ваше Величество?
– Пиши грамоту! – распорядился Король. – Сим разрешается… да, адресата впиши. Королевской Гвардии. – Он взял из рук Бандита меч. – Отныне и до скончания дней барону Роланду дозволено находиться в Нашем присутствии вооруженным.
– Что? – хором воскликнули Дюрандаль, Бандит и Кромман.
– Но, сир, наши предсказания… – проблеял Кромман уже соло. – Он один стоит троих… – буркнул Бандит.
– Ваше Величество, я не… – протестовал Дюрандаль. Король одним взглядом заставил всех замолчать и протянул Харвест Дюрандалю рукоятью вперед.
– Нет, ты больше не связан. Мы награждаем тебя своим доверием, милорд.
Лишившись дара речи, Дюрандаль повесил меч на пояс. Вооружен и свободен! Это была честь, о которой он не мог и мечтать, – единственный человек в королевстве, облеченный таким доверием. На мгновение лицо секретаря было для него все равно что открытая книга, и написанная на нем ярость стоила герцогства. Король ухмылялся: похоже, лицо Канцлера тоже хорошо выдавало его мысли.
В такие минуты и понимаешь, что такое верность.
12
Даже Король недооценил размеры той бури, что разразилась в Парламенте. Одного заключения Монпурса в Бастион оказалось мало для его ненасытных врагов – это только подогрело их аппетит. Экс-канцлер вдруг оказался самым жутким злодеем со времен Харганда Ужасного, и ни Палата Лордов, ни Палата Общин не обсуждали ничего, кроме предъявляемых Монпурсу обвинений, требуя передачи его инквизиторам для Испытания. Принятый обеими Палатами, билль в одно снежное утро был передан во дворец на подпись Королю, чтобы обрести после этого силу закона.
Той ночью новый канцлер почти не спал и подозревал, что его монарх тоже страдает бессонницей. Обвинить Монпурса в измене было чистым безумием. Скорее уж в некомпетентности, ибо ошибки делают все. Пожалуй, ему можно было еще вменить в вину то, что он принимал подарки от неподобающих лиц, но уж во всяком случае он не совершал ничего такого, чтобы заслужить подобное наказание. Однако в случае отказа Короля подписать билль Парламент отозвал бы свои уступки. Принимать решение предстояло Королю, а канцлеру полагалось быть ему советчиком в этом деле. К утру Дюрандаль почти убедил себя в том, что долг перед Королем и отечеством требует от него отдать Монпурса в руки инквизиции. И потом, какой бы мучительной ни была процедура Испытания, она не смертельна и наверняка очистила бы его от подозрений.
Почти убедил себя.
Наверное, это было все же верное решение, ибо Монпурс согласился с ним. Даже тогда он продолжал служить Королю и своему бывшему другу. Подписанное им признание появилось еще до полудня, не оставляя Дюрандалю никакого выбора. Он отнес билль на подпись в королевскую опочивальню.
Позже в тот же день он в сопровождении отряда Клинков приехал в Бастион. Он решительно отказался от королевского предложения назначить ему личных Клинков – ссылаясь на созданный Монпурсом прецедент, – но от эскорта отвертеться ему не удалось. Впрочем, парни были только рады незапланированному выезду в свет со своим бывшим командиром.
Меньше чем за месяц Монпурс постарел лет на десять. Череп его просвечивал сквозь волосы, лицо осунулось, руки исхудали. Но еще больше поражало совершенное спокойствие, которого, казалось бы невозможно ожидать от человека, запертого в каменный мешок, закованного в цепи и одетого в драную тюремную робу.
– Тебе абсолютно нечего бояться, – сказал Дюрандаль. – Ты бросишь их обвинения обратно им в лицо.
– У каждого свои секреты, милорд, – горько улыбнулся Монпурс. – Когда это произойдет?
– Я надеюсь, что удержу их от этого до тех пор, пока Король продлевает срок работы Парламента.
– Нет, нет! Покончи с этим быстрее, прошу тебя. Как можно быстрее.
– Как хочешь. Я прослежу, чтобы так и было. Зная его, Дюрандаль ожидал подобного ответа и уже отдал необходимые распоряжения. Ему не нужно было отменять их, что пришлось бы сделать, пожелай Монпурс отсрочки. Он сидел с заключенным и разговаривал о старых добрых временах, хотя теперь все старые дни казались ему добрыми. Когда пришли инквизиторы, это застало Монпурса врасплох. Он глубоко вздохнул.
– Ты не теряешь времени зря, милорд! – сказал он. – Что ж, спасибо за это.
В случае государственной измены на процедуре Испытания по закону должен присутствовать кто-либо из членов Тайного Совета. Дюрандаль не уступил бы этой жуткой обязанности никому, но если это были не худшие минуты в его жизни, он не знал, какие тогда должны считаться худшими. Они тянулись бесконечно. Часовня в Бастионе представляла собой обычную вонючую темницу, такую крошечную, что ему пришлось прислоняться спиной к скользкой стене, стоя почти на черте октаграммы. Монпурс сидел в центре, привязанный к стулу; лицо его было скрыто милосердной тьмой. Где-то в середине процедуры Дюрандаль с яростью обнаружил, что одним из заклинателей является Кромман, но духи уже собрались, и он не посмел вмешаться.
В ритуал вовлекались Вода и Огонь, но в первую очередь Воздух, и под конец казалось, будто тишина свистит, разорванная ураганными ветрами. Несколько раз Монпурс всхлипывал и начинал биться. В конце процедуры он просто обвис на веревках, уронив голову.
– Вы не изувечили его, идиоты?
– Он просто лишился чувств, милорд, – тихо ответил Великий Инквизитор. – Это в порядке вещей. Хотите, мы выльем на него воды.
– Конечно, нет, кретин! Отнесите его в постель и вызовите лекаря.
– Не думаю, милорд Канцлер, что это необходимо. Выждав ровно столько, сколько было возможно, не нарушая правил, и уверив себя в том, что он не может больше заставлять сопровождавших его Клинков ждать, и что это он делает, щадя чувства Монпурса, Дюрандаль вышел и вернулся во дворец.
Тратить время на сон было досадно. Лишиться сна оказалось пыткой. Через два дня он явился к Королю, чувствуя себя так, словно его голову все это время мариновали в уксусе. Он швырнул Амброзу на колени стопку листов в дюйм толщиной.
– Сопли! – выдохнул он. – Дешевый треп! Полный вздор! Тут не за что даже судить, не то что приговорить. Он принимал подарки – но это никогда не влияло на его решения. Он резко отзывался о вас за вашей спиной – кем бы он был, если бы не делал этого? Я говорил и похуже. Он откладывал исполнение ваших решений в надежде на то, что вы передумаете, – вы так и делали несколько раз. Он позволял вам побеждать его в фехтовании. Когда это подобострастие считалось государственным преступлением? Сир, этот человек невиновен! У вас не было слуги вернее и преданнее!
Король хмуро посмотрел на него своими свиными глазками.
– Ступай и поговори с ним!
– Что?
– Ступай и поговори с заключенным! Это приказ, канцлер! И Дюрандаль отправился обратно в Бастион. Он обнаружил Монпурса в той же темной, вонючей камере, что и в прошлый раз; тот лихорадочно пытался писать что-то в почти полной темноте. Весь пол под узкой бойницей, пропускавшей в камеру ничтожное количество света и свежего воздуха, был завален бумагами. На полу он и писал, так как стола в камере не было.
– Лорд Раланд! – Звеня цепями, он вскочил. – Я так рад, что ты пришел! – Казалось, он вот-вот расплачется.
– Я прочел твои признания, и…
– Но это не все, далеко не все! Столько всего я хотел включить туда, а они мне не дали! О, друг мой, я так рад возможности рассказать тебе, как я предал тебя. Я тебе завидовал. Я ненавидел тебя за твое искусство фехтования! Когда ты побил меня в поединке за Королевский Кубок, я хотел броситься на тебя с боевым клинком. Когда ты фехтовал с Королем в ту первую твою ночь при дворе, выставив нас всех трусами и подхалимами, я наговорил тебе столько ужасных вещей! Я возненавидел тебя за собственный срам, за позор, который я навлек на себя, на всю Гвардию. Когда мы впервые говорили с тобой, в ночь моих Уз, я пришел и благодарил тебя, но не потому, что действительно был благодарен тебе. Нет, просто это дало мне почувствовать себя таким благородным. Я был жалкой личностью в те дни.
Известно ли тебе, что я грешил рукоблудием, там, в Айронхолле? О, я знаю, что этим занимались все, но это не оправдывает те похотливые образы, те грязные помыслы… Погоди, я тут все записал…
Он принялся рыться в бумажках. Он не хотел, не мог прекратить признаваться во всех мыслимых грехах, которые совершал или о которых только думал, какими бы мелкими они ни были. Не прошло и минуты, как Дюрандаль забарабанил в дверь и заорал страже, чтобы она выпустила его. Изменения, как ему сказали, были необратимы.
Той ночью новый канцлер почти не спал и подозревал, что его монарх тоже страдает бессонницей. Обвинить Монпурса в измене было чистым безумием. Скорее уж в некомпетентности, ибо ошибки делают все. Пожалуй, ему можно было еще вменить в вину то, что он принимал подарки от неподобающих лиц, но уж во всяком случае он не совершал ничего такого, чтобы заслужить подобное наказание. Однако в случае отказа Короля подписать билль Парламент отозвал бы свои уступки. Принимать решение предстояло Королю, а канцлеру полагалось быть ему советчиком в этом деле. К утру Дюрандаль почти убедил себя в том, что долг перед Королем и отечеством требует от него отдать Монпурса в руки инквизиции. И потом, какой бы мучительной ни была процедура Испытания, она не смертельна и наверняка очистила бы его от подозрений.
Почти убедил себя.
Наверное, это было все же верное решение, ибо Монпурс согласился с ним. Даже тогда он продолжал служить Королю и своему бывшему другу. Подписанное им признание появилось еще до полудня, не оставляя Дюрандалю никакого выбора. Он отнес билль на подпись в королевскую опочивальню.
Позже в тот же день он в сопровождении отряда Клинков приехал в Бастион. Он решительно отказался от королевского предложения назначить ему личных Клинков – ссылаясь на созданный Монпурсом прецедент, – но от эскорта отвертеться ему не удалось. Впрочем, парни были только рады незапланированному выезду в свет со своим бывшим командиром.
Меньше чем за месяц Монпурс постарел лет на десять. Череп его просвечивал сквозь волосы, лицо осунулось, руки исхудали. Но еще больше поражало совершенное спокойствие, которого, казалось бы невозможно ожидать от человека, запертого в каменный мешок, закованного в цепи и одетого в драную тюремную робу.
– Тебе абсолютно нечего бояться, – сказал Дюрандаль. – Ты бросишь их обвинения обратно им в лицо.
– У каждого свои секреты, милорд, – горько улыбнулся Монпурс. – Когда это произойдет?
– Я надеюсь, что удержу их от этого до тех пор, пока Король продлевает срок работы Парламента.
– Нет, нет! Покончи с этим быстрее, прошу тебя. Как можно быстрее.
– Как хочешь. Я прослежу, чтобы так и было. Зная его, Дюрандаль ожидал подобного ответа и уже отдал необходимые распоряжения. Ему не нужно было отменять их, что пришлось бы сделать, пожелай Монпурс отсрочки. Он сидел с заключенным и разговаривал о старых добрых временах, хотя теперь все старые дни казались ему добрыми. Когда пришли инквизиторы, это застало Монпурса врасплох. Он глубоко вздохнул.
– Ты не теряешь времени зря, милорд! – сказал он. – Что ж, спасибо за это.
В случае государственной измены на процедуре Испытания по закону должен присутствовать кто-либо из членов Тайного Совета. Дюрандаль не уступил бы этой жуткой обязанности никому, но если это были не худшие минуты в его жизни, он не знал, какие тогда должны считаться худшими. Они тянулись бесконечно. Часовня в Бастионе представляла собой обычную вонючую темницу, такую крошечную, что ему пришлось прислоняться спиной к скользкой стене, стоя почти на черте октаграммы. Монпурс сидел в центре, привязанный к стулу; лицо его было скрыто милосердной тьмой. Где-то в середине процедуры Дюрандаль с яростью обнаружил, что одним из заклинателей является Кромман, но духи уже собрались, и он не посмел вмешаться.
В ритуал вовлекались Вода и Огонь, но в первую очередь Воздух, и под конец казалось, будто тишина свистит, разорванная ураганными ветрами. Несколько раз Монпурс всхлипывал и начинал биться. В конце процедуры он просто обвис на веревках, уронив голову.
– Вы не изувечили его, идиоты?
– Он просто лишился чувств, милорд, – тихо ответил Великий Инквизитор. – Это в порядке вещей. Хотите, мы выльем на него воды.
– Конечно, нет, кретин! Отнесите его в постель и вызовите лекаря.
– Не думаю, милорд Канцлер, что это необходимо. Выждав ровно столько, сколько было возможно, не нарушая правил, и уверив себя в том, что он не может больше заставлять сопровождавших его Клинков ждать, и что это он делает, щадя чувства Монпурса, Дюрандаль вышел и вернулся во дворец.
Тратить время на сон было досадно. Лишиться сна оказалось пыткой. Через два дня он явился к Королю, чувствуя себя так, словно его голову все это время мариновали в уксусе. Он швырнул Амброзу на колени стопку листов в дюйм толщиной.
– Сопли! – выдохнул он. – Дешевый треп! Полный вздор! Тут не за что даже судить, не то что приговорить. Он принимал подарки – но это никогда не влияло на его решения. Он резко отзывался о вас за вашей спиной – кем бы он был, если бы не делал этого? Я говорил и похуже. Он откладывал исполнение ваших решений в надежде на то, что вы передумаете, – вы так и делали несколько раз. Он позволял вам побеждать его в фехтовании. Когда это подобострастие считалось государственным преступлением? Сир, этот человек невиновен! У вас не было слуги вернее и преданнее!
Король хмуро посмотрел на него своими свиными глазками.
– Ступай и поговори с ним!
– Что?
– Ступай и поговори с заключенным! Это приказ, канцлер! И Дюрандаль отправился обратно в Бастион. Он обнаружил Монпурса в той же темной, вонючей камере, что и в прошлый раз; тот лихорадочно пытался писать что-то в почти полной темноте. Весь пол под узкой бойницей, пропускавшей в камеру ничтожное количество света и свежего воздуха, был завален бумагами. На полу он и писал, так как стола в камере не было.
– Лорд Раланд! – Звеня цепями, он вскочил. – Я так рад, что ты пришел! – Казалось, он вот-вот расплачется.
– Я прочел твои признания, и…
– Но это не все, далеко не все! Столько всего я хотел включить туда, а они мне не дали! О, друг мой, я так рад возможности рассказать тебе, как я предал тебя. Я тебе завидовал. Я ненавидел тебя за твое искусство фехтования! Когда ты побил меня в поединке за Королевский Кубок, я хотел броситься на тебя с боевым клинком. Когда ты фехтовал с Королем в ту первую твою ночь при дворе, выставив нас всех трусами и подхалимами, я наговорил тебе столько ужасных вещей! Я возненавидел тебя за собственный срам, за позор, который я навлек на себя, на всю Гвардию. Когда мы впервые говорили с тобой, в ночь моих Уз, я пришел и благодарил тебя, но не потому, что действительно был благодарен тебе. Нет, просто это дало мне почувствовать себя таким благородным. Я был жалкой личностью в те дни.
Известно ли тебе, что я грешил рукоблудием, там, в Айронхолле? О, я знаю, что этим занимались все, но это не оправдывает те похотливые образы, те грязные помыслы… Погоди, я тут все записал…
Он принялся рыться в бумажках. Он не хотел, не мог прекратить признаваться во всех мыслимых грехах, которые совершал или о которых только думал, какими бы мелкими они ни были. Не прошло и минуты, как Дюрандаль забарабанил в дверь и заорал страже, чтобы она выпустила его. Изменения, как ему сказали, были необратимы.