Дворецкая Елизавета. Ведьмина звезда, кн. 2: Дракон Памяти

   Как только мужчины встали, Хлейна тут же отозвал Гельда в сторону, даже не дав ему умыться. Торопливым шепотом излагая свое видение, она держала Гельда за локоть и бросала боязливые взгляды по сторонам, будто ждала, что призраки вернутся. Рядом с живым теплым человеком потусторонние гости казались еще более холодными и жуткими.
   – Мне страшно! – шептала она. – Значит, Стормунд умер, если ко мне явился его дух! Он умер! А может быть, и кто-нибудь еще! Он сказал ведь только, что Хагир и Вебранд будут дружить, пока один из них не умрет! Раз они подружились, если это только правда, значит, теперь не страшно, если он узнает… Может, он уже от самого Вебранда узнал, что я – его дочь! Мне теперь можно вернуться. Я поеду с вами! Мне непременно нужно домой!
   Побывав у ярла Южного Квартинга, Рамвальд конунг ненадолго заехал на Ветровой мыс, а теперь собирался на север, к сестре и Фримоду ярлу. Еще вчера Хлейна не думала ехать с ними, уверенная, что должна избегать встреч с Хагиром, которого скоро ждали во фьорде Бальдра, но теперь была рада, что призраки не опоздали. Она не могла так сразу поверить в исчезновение главного препятствия и тягчайшей из своих тревог, но внутреннее чувство толкало ее: скорее, скорее туда!
   – Стормунд убит? Вебранд убил его? Ты уверена? – расспрашивал Гельд, потряхивая головой, чтобы окончательно проснуться. Трудно начинать день с таких новостей!
   С тех пор как он побывал у Стормунда Ершистого в гостях, его судьба стала занимать Гельда гораздо больше, чем когда он помогал освободить того из плена. Благополучие Стормунда теперь означало благополучие его домочадцев и его родственницы Тюры. Что там произошло? Если Стормунд погиб, значит, и правда произошли великие события! И чем все кончилось? Гельда мучило беспокойство: молодая женщина с восьмилетней девочкой казались такими маленькими, хрупкими, беззащитными… А он так далеко и ничего не может для них сделать! Что с ними? Живы ли они, где они теперь, что с ними?
   Если Вебранд подружился с Хагиром, значит, Вебранд, самое меньшее, появился возле усадьбы Березняк. А раз уж он появился, то без драки не обошлось – и вот вам, Стормунд Ершистый расхаживает в виде призрака. Но Хагир помирился с Вебрандом… Как это могло произойти? При всей его любви к «лживым сагам» Гельд был не склонен верить в небылицы, а мир между Вебрандом и Хагиром казался совершенно невероятным. Однако, раз уж Хагир с ним помирился, значит, домочадцам ничего не грозит… Тем, кто остался в живых, разумеется…
   – Значит, больше они ничего не сказали? – Гельд с надеждой посмотрел на Хлейну. Сейчас он очень жалел, что не родился ясновидящим.
   – Нет. – Она решительно качнула головой. – Я хочу домой! Я поеду с вами!
   – Хорошо, я поговорю с конунгом…
   Но тем же утром Рамвальд конунг сам подозвал Хлейну к себе.
   – Я хочу с тобой побеседовать, липа ожерелий! – Благожелательно кивая и улыбаясь, он показал ей место рядом с собой. – Ты, я слышал, хочешь поехать с нами в Рощу Бальдра?
   – Да, конунг, – ответила Хлейна, усевшись и с тайным волнением расправляя платье на коленях. – Я пробыла у тебя достаточно долго… То есть я хочу сказать, быть в гостях у тебя – великое счастье, но я здесь уже два месяца, чуть ли не половину зимы, и мне думается, моя приемная мать по мне скучает, и я по ней тоже. Знаешь, Повелитель Богов говорил: даже приятель станет противен, если гостит бесконечно.^[9] Как-то так, прости, я спутала…
   Хлейна беспокойно перебирала тонкие обручья у себя на запястье; от волнения мысли разбегались, она не могла даже точно вспомнить стих, хотя все «Речи Высокого» с самого детства знала на память. Рамвальд конунг негромко засмеялся с ласково-снисходительным видом:
   – Ну, моей жене, я думаю, не покажется, что ты гостишь у нас слишком долго. У нее ведь нет дочери, а Эдельгард ярл женится не раньше Середины Лета. Кюна Бертэльда рада, что ты живешь у нее.
   – Я тоже рада, но моя приемная мать ждет меня и беспокоится. Я с радостью приеду еще, если кюне Бертэльде нравится меня видеть, но теперь мне пора домой!
   – А скажи-ка! – Рамвальд конунг вдруг накрыл ладонью ее руку, наклонился к ней и заглянул в глаза. – Ты ведь скучаешь не только о Гейрхильде? Ты хочешь увидеть дома еще кого-то, кого здесь нет?
   Хлейна невольно ахнула: такой проницательности она не ждала от неглупого, но вполне простодушного Рамвальда конунга. Каким образом до него могли дойти слухи насчет нее и Хагира? И чем это может ей грозить? Скорее всего, ничем: ведь Хагир – квитт, а Рамвальд конунг так хорошо принимает Бергвида, тоже квитта и почти их конунга. Может быть, он будет даже рад такому союзу… И еще сильнее Хлейну потянуло в Рощу Бальдра, туда, где есть надежда на скорую встречу с ним. Может быть, пока она гостит тут, Хагир уже там!
   – Ах, конунг, мне так нужно скорее попасть домой! – взмолилась Хлейна, избегая прямого ответа и от беспокойного смятения сжимая кулаки так сильно, что золотые перстни больно впились в кожу. – Скорее домой!
   – Я, признаться, так и думал! – Рамвальд конунг опять засмеялся. – Я и раньше был уверен, что мой родич Фримод ярл думает взять тебя в жены. Что же, я рад его выбору. Ни один из тех, кто тебя знает, не найдет в тебе никаких недостатков!
   Хлейна посмотрела на него с удивлением, не сообразив, при чем тут Фримод ярл. А потом догадалась и поспешно опустила глаза, пока конунг не понял, как ошибся. Хлейна краснела, сама перед собой стыдясь своей глупости. Хагир! Откуда Рамвальду конунгу знать про Хагира! Он думает, что она соскучилась по Фримоду ярлу! Как хорошо, что она ничего не сказала такого… Не очень-то он расположен, на самом деле, к квиттам и к Бергвиду, ничего толком не обещает… Скорее всего, он будет против союза с Лейрингами, и хорошо, что он ничего об этом не знает!
   – Значит, все свои подвиги у граннов и квиттов мой родич совершал, чтобы раздобыть свадебных даров для тебя и запастись хвалебными песнями для свадебных пиров! – продолжал Рамвальд конунг.
   Он все еще посмеивался, но Хлейна, мельком бросив на него взгляд, заподозрила, что его веселость притворна и что ее ждет еще какая-то неприятность. Рамвальд конунг так же плохо умел притворяться, как и замечать чужое притворство.
   – Похоже, что так! – улыбаясь и тоже стараясь казаться веселой, ответила она. – Он тоже, мне думается, ждет меня!
   – Ждет тебя… Это хорошо, что он ждет тебя… – бормотал Рамвальд конунг, еще держа на лице улыбку, но отводя глаза. – Конечно, он будет очень огорчен, если ты задержишься…
   Беспокойство Хлейны все росло, внутри все сжималось, дышать было трудно. А главное, она не могла понять, к чему клонит конунг, рад он предполагаемой женитьбе племянника или нет. «Огорчен»… «задержишься»… При чем здесь это?
   – Ты понимаешь, конунг, как важно мне скорее попасть домой! – умоляюще воскликнула Хлейна, не в силах больше выносить неопределенности в том, что для нее дороже всего на свете.
   – Я понимаю, что мой родич Фримод ярл будет очень огорчен, если его невеста не вернется домой!
   – Да, да! – твердила Хлейна, словно старалась подтолкнуть конунга наконец высказаться. Что он привязался к ней с Фримодом?
   – Ну, я боюсь, ему придется еще немного потерпеть! – Рамвальд конунг наконец глянул ей в глаза, и Хлейна встретила серьезный, хотя и несколько огорченный взгляд.
   – Но почему? – изумленно прошептала она.
   – Видишь ли, береза пряжи, я… – Конунг снова взял ее за руку и дружески погладил, но Хлейна ничего не заметила, напряженно ожидая продолжения. – Я не хотел бы причинять огорчения такой замечательной девушке, но мне совсем не нравятся подвиги твоего жениха и моего родича Фримода ярла. Он поссорился с фьяллями, с ярлом Торбранда конунга, собиравшим дань, а это уже никуда не годится. Теперь он намеревается вступить в открытую войну с фьяллями, а этого я не могу допустить. Я говорил со многими людьми, и почти все высказались против. Мы не можем вмешиваться в войну фьяллей и квиттов, но мой родич Фримод ярл молод и отважен, он жаждет подвигов и славы. Я не хочу, чтобы он совершал подвиги во вред всему Квартингу.
   – Но при чем здесь я? – Хлейна смотрела на конунга полными слез глазами и ничего не понимала.
   – Я должен потребовать от моего родича Фримода ярла клятву, что он не станет ввязываться в эти дела, не посоветовавшись со мной. И охотнее всего он ее даст, если ты в это время будешь у меня здесь. А потом, когда наше дело будет улажено, он сможет вернуться сюда вместе со мной, и я буду рад, если ваша свадьба будет справлена у меня в доме!
   Рамвальд конунг еще раз ласково похлопал Хлейну по руке, намекая на свое дружеское к ней расположение, но Хлейну это не порадовало. Она сидела, оглушенная, сжав руки на коленях и чувствуя, что попала в ловушку. Она сама сказала, что выходит замуж за Фримода… То есть не сказала, но нарочно позволила конунгу так думать. Как тогда с Фримодом ярлом в роще… Гельд говорит, что ложь сама дает лжецу по шее. Она сама себя погубила тем, чем думала спасти. А откажись она сейчас – он ей не поверит. И открыть правду никак нельзя – он же сказал, что не поддержит квиттов, а значит, постарается помешать браку воспитанницы своей сестры с одним из Лейрингов.
   Она в плену, ей не выбраться отсюда, пока конунг не возьмет с Фримода ту злосчастную клятву… О богиня Фригг! Да ведь Фримод обрадуется, когда услышит от конунга такое! И с радостью приедет за ней, чтобы здесь, со всем блеском и великолепием, справить свадьбу! Уехать отсюда женой Фримода ярла – лучше не уезжать вообще! Что делать? Что делать?
   А дружина конунга уже вовсю собиралась в дорогу. Хлейна то плакала, то негодовала, ей казалось нестерпимо ужасным, что корабли уйдут без нее. Но здесь даже Гельд не мог ей помочь: единственное, что он мог, – это пообещать присылать ей вести.
   – Если он уже знает, что я дочь Вебранда, то пусть он сам приезжает за мной! Скажи ему, если ты его увидишь! – со слезами молила его Хлейна перед отплытием. – Пусть он приплывает за мной сюда, я пойду с ним куда угодно!
   – А если он не знает? – Гельд хмурился, поскольку замысел бегства «куда угодно» ему совсем не нравился. – Сказать ему?
   – Нет, нет! – в испуге воскликнула Хлейна. – Если он не знает, то молчи! Я сама скажу ему! Я сама!
   Несмотря на примирение Хагира с ее страшным отцом, надеждой на которое она пыталась себя успокоить, Хлейна все же приходила в ужас при мысли, что он знает правду о ее нечеловеческой крови. Она боялась и ненавидела эту самую кровь, которая мешает ее покою и счастью, и желала, чтобы Хагир не знал об этом как можно дольше. И если уж иначе нельзя, пусть узнает от нее самой! Он скорее примирится с ее родом, если будет видеть перед собой ее глаза.
   Корабли ушли, Хлейна проводила их и вернулась в девичью. Сидя на скамье, она думала о кораблях и ощущала их движение, как будто они шли прямо через ее сердце. Так медленно, так долго! Дней пять-семь, пока они доберутся до Рощи Бальдра, потом неизвестно сколько, пока Гельд что-то узнает, потом пока он найдет случай послать ей весть… Это целый год пройдет!
   Хлейна поднялась, прошла к своему сундуку, стоявшему позади лежанки, села на приступку и отцепила от нагрудной цепочки ключ. Там, в сундуке, на самом дне лежит хрустальный жезл Йофриды. В суматохе сборов перед ее неожиданным и поспешным отъездом из Рощи Бальдра его не заметили под грудой одежды, и он приплыл сюда с ней. Хлейна обнаружила его уже здесь, а к тому времени ее желание отвязаться от любых подарков Йофриды прошло. Жезл снова стал казаться манящим, таинственным ключом к каким-то чудесным, прекрасным мирам, и Хлейна не могла с ним расстаться.
   Теперь она медленно отперла сундук, вынула жезл и положила на колени. Каждое ее движение было осторожно и бережно, как будто жезл мог разбиться от прикосновений. Это – тоже средство узнать то, что она хочет знать. Йофрида предлагала ей знания… Подать руку мертвой колдунье страшно, но ради Хагира можно решиться на все, потому что без него сама жизнь не имеет цены. Нужно только решиться…
   Хлейна положила обе руки на жезл и закрыла глаза. Душа ее была как море, по которому перекатываются неспокойные валы, и Хлейна вглядывалась в глубину, прислушивалась к голосам этого моря, надеясь понять саму себя.
 
   По пути на юг «Змею» не слишком везло с погодой: часто дул холодный встречный ветер, так что приходилось целыми днями идти только на веслах. Раненые поправлялись с трудом, одни и те же гребцы совсем выбивались из сил, но «Змей» шел очень медленно. По утрам долго висел туман, и, чтобы не посадить корабль на камни, приходилось идти в отдалении от берега. Нередко шел мокрый снег, во время плавания на корме растягивали кожаный шатер для маленьких детей и самых скрипучих старух, но все равно многие заболели. Вебранд ругался: уже в первый день его стала страшно раздражать «крысиная возня», детский плач, старушечье ворчание, шмыганье носов, кашель и чиханье, визги и вопли. Он приплыл сюда с прекрасной отборной дружиной, имея полсотни здоровых сильных мужчин, а увозит полным-полно сопливых детей и старух! Корзина раков, а не боевой корабль! Да это издевательство над прославленным воином, не иначе!
   – Затмение Богов! – твердил он. – Умные были Лив и Ливтрасир, что не взяли с собой все население своей кухни, коровников и свинарников! Я бы на их месте тоже никого не взял в ту священную рощу Хрод… Э, как там?
   – Ходдмимир, – ответила Тюра, к которой он обращался. В это время она как раз вытирала нос Альву, пятилетнему сынишке Лейга.
   – Да, вот эта самая. Двоих вполне хватит, мужчины и женщины, молодой красивой женщины, чтобы могла рожать много детей. – Вебранд с сомнением покосился на Альва, прикидывая, а хорошо ли это, но потом решил великодушно смириться с тем, что у будущих воинов бывают в детстве мокрые носы, а то и штаны. – Вот, например, вроде тебя. А мужчина должен быть сильный, опытный, закаленный походами, отважный и прославленный, чтобы новое человечество гордилось своим прародителем и, пожалуй, могло попросить богов принять его в Асгард и посадить на золотой престол… Там, в Асгарде, после Затмения Богов будет много свободных мест, я так слышал!
   – Вот ты куда метишь! – вздохнула Тюра, чтобы что-то ответить. По привычке она старалась и с Вебрандом быть приветливой, хотя это давалось порой нелегко.
   – А то как же! Тебя я возьму с собой, из тебя выйдет хорошая богиня. Жена бога войны, что смиряет своим милосердием его кровожадность! А? Хорошо я придумал? А старухи ни к чему. Их не возьмем.
   Тюра вздохнула и ничего не ответила. Ее совсем не радовало, что сам Вебранд Серый Зуб, известный своим очень умеренным, скажем так, человеколюбием, избрал ее в свои будущие подруги-небожительницы. При ближайшем знакомстве грозный и ужасный полуоборотень оказался не так страшен, как они раньше думали. Правда, большинство их горемычного сборища он вообще не замечал, но с ней, с Хагиром и хирдманами, которых признавал за людей, Вебранд обращался с грубоватым, порой ехидным, но все же дружелюбием. Он оказался любителем поговорить и похвалиться, а значит, нуждался в слушателях; он гордился своей способностью переносить любые трудности и лишения, но постоянно требовал забот: то ему лежать неудобно, то пить хочется, а вода невкусная, то вместо хлеба дают деревяшку какую-то! Все это было вполне понятно и по-человечески, и Тюра совсем перестала его опасаться, но все же новый «глава рода» ей совсем не нравился, и она с тоской вспоминала Березняк и Стормунда. Каким веселым и приветливым был их шумный хозяин, как тепло и надежно они себя чувствовали рядом с ним… Не верилось, что его нет. Когда та страшная ночь прошла и душа ее поуспокоилась, Тюра перестала верить, что Стормунд мертв: таким живым, ярким и близким он оставался в ее памяти. И странным, ненужным, неприятным ей казалось то, что Бьярта день и ночь мечтает о мести: ведь тем самым она признает его смерть…
   «Что же за судьба у меня такая несчастная! – восклицала Тюра в мыслях, стараясь не смотреть на Вебранда и надеясь, что он уймется, раз уже его не слушают. – Столько людей вокруг, а мне все время достаются какие-то чудовища! Почему же я всегда нравлюсь только тем, кто совсем не нравится мне! Разве я так уж много хочу! Я только и хочу, чтобы муж был человеком, а не жирным тюленем и не зубастым волком. Богиня Фригг, разве это так много?»
   – Мама, поедем к Гельду! – шептала ей на ухо Аста, прижимаясь и норовя влезть на колени, как маленькая. – Поедем! Где он живет?
   – Он далеко живет, – со вздохом отвечала Тюра. – Я не знаю где.
   – Он говорил, что у него две усадьбы через два моря!
   – Два моря! А мы одного одолеть не можем!
   – Ну, скажи Хагиру, давайте поплывем туда! Я не хочу к Вебранду, у него плохо и страшно! У него волки и оборотни, и эта противная бабка, что всех ругает и проклинает!
   – А за какими морями живет Гельд? Ты знаешь?
   – Нет…
   – И я не знаю. В Морском Пути семь морей. А мы с тобой только одно и видели.
   В мыслях Тюры дом Гельда был так же далек, как небесные палаты самого Бальдра. Ее воспоминания о нем стали расплывчатыми, как приятный давний сон. Сон очень живой, яркий и даже правдоподобный, пока продолжался, но вот ты открываешь глаза и видишь, что на самом деле все совсем иначе. Пережитое горе, тревоги, заботы, страх перед будущим развеяли образ желанного счастья, сделали совсем недостоверным. Уж очень большая разница между мечтами и действительностью: она мечтала о новом доме и новой семье, а лишилась и всего прежнего; ей мерещилась какая-то радужная дорога вверх, а перед глазами теперь узлы с домашними пожитками, кашляющие угрюмые старухи, чужой и насквозь мокрый корабль вместо уютного теплого дома. Позади – мертвецы и пожарище, а впереди холодное море.
   Гельд… Тюра так ясно видела перед собой его улыбающееся лицо, и в то же время ей казалось, что они встречались много лет назад… Если он вообще не приснился ей. Даже если он не забыл ее, как им теперь встретиться? Как он найдет ее, если она сама не знает, где будет жить? То ли на юге у Вебранда, то ли на востоке у родичей Хагира – все это казалось ей далеко, как в ином мире, куда не дотянутся никакие тропинки из прошлого. От этих мыслей у Тюры опускались руки: судьба с таким злобным упрямством отнимала у нее все надежды на счастье, что порой не хотелось дальше жить. И тогда Тюра оглядывалась в поисках какого-нибудь дела: за делом было некогда думать, в жизни появлялась хоть какая-то маленькая цель, которая позволяла не спрашивать, зачем все это.
   Однажды «Змею» пришлось и ночь провести в море: сильные волны не позволяли подойти к берегу, и гребцы измучились так, что весь следующий день, когда при свете удалось пристать, пришлось посвятить отдыху. Остановились в усадьбе Каменистый Пригорок, той самой, где Бьярта познакомилась с Гельдом. Оказалось, что и Вебранду эта усадьба знакома – он ночевал здесь по пути в Березняк. Хозяева тоже его запомнили и были изумлены, увидев Вебранда вместе с домочадцами Стормунда Ершистого. Сам Стейн сын Атли только пошевелил бородой и захлопотал, чтобы всех устроить, но его дочь, уже знакомая Бьярте молодая хозяйка, так и застыла посреди кухни, уперев руки в бока и раскрыв рот.

   – Вот это да! – воскликнула она, кое-как справившись с первым приступом изумления. – Да вы живые! И еще едете вместе, как лучшие друзья! А мы-то думали, он едет вас убивать!
   – Так оно и было, хе-хе! – Вебранду такая встреча доставила большое удовольствие. – Так и было! И я даже убил кое-кого, так что вы не очень ошиблись, добрые люди! Но обо мне ничего нельзя знать наверняка, такой уж я человек!
   – Так вы знали? – Хагир перевел взгляд с женщины на Стейна хёльда. – Знали?
   – А что я мог сделать? – обиженно и отчасти враждебно отозвался Стейн. – Поджечь мой дом вместе с ними разве что?
   – Вы могли бы нас предупредить.
   – Ты думаешь, у меня очень много лишних людей и лошадей? Или есть корабль, который летает по воздуху, как дракон? Или что я очень мечтаю о геройской смерти? Ничего подобного! У меня нет ни малейшего желания ввязываться в чужие распри. Вы нажили себе врагов, вы и разбирайтесь с ними!
   Хагир не возразил: все это он уже слышал от Ульвмода Тростинки.
   – Да! – прибавил Стейн, подбодренный его молчанием. – Я, конечно, не отступлю от законов гостеприимства, и вы можете побыть у меня, сколько вам нужно, но нельзя сказать, чтобы я был очень рад вашим подвигам! Конечно, это великий подвиг – победить сразу двух фьялльских ярлов, испортить им корабль и разбить дружину! Но ведь десяток тех разбойников остался где-то в ваших краях! Как знать, не дойдут ли они до нас!
   – И разбей меня громом, если летом тут не будут плавать новые фьялльские корабли, чтобы отомстить! – подхватила хозяйка, нервно вытирая руки о серый передник. – Если этот Хрейдар Гордый не придет летом с новой дружиной! Он будет мстить всему побережью!
   – Даже если он не будет мстить всему побережью, то он уж наверняка постарается взять с нас все то, чего не добрал с вашего Березняка, раз уж вы сами его сожгли! – прибавил Стейн. – И на всем берегу останется еще меньше домов, чем сейчас есть! Вы-то уплывете себе, и да помогут вам боги найти себе местечко получше, но мне сдается, что через год-другой и мне придется снаряжаться в дорогу в один конец! И если я этим буду обязан вашим подвигам, то нельзя сказать, что я буду вам очень благодарен!
   Хагир слушал это со стыдом и досадой, но не возражал. По-своему Стейн сын Атли был безусловно прав. Вскоре, правда, хозяин посчитал, что от досады держался с гостями уж чересчур невежливо, и попытался исправиться.
   – Я понимаю, неучтиво с моей стороны вас обвинять, когда у вас такое горе! – говорил он Хагиру, в конце ужина подойдя со своим кубком и усевшись рядом. – Вы и сами, конечно, не рады, что все так получилось. Никто по доброй воле не бросит усадьбу, землю, поля, пастбища, скотину и все прочее, чтобы плыть на чужом корабле между небом и морем, сам не зная куда. Это я все понимаю. Но и ты пойми. Я уже стар совершать подвиги и тем более мечтать о них. У меня внуки, и я хочу видеть моих внуков счастливыми. Наверное, я не доживу, пока все это кончится, но, ты знаешь, очень хочется дожить. Хотя бы попробовать. А не ввязываться в чужую драку и не радоваться, что меня придут разорять из-за чужой удали.
   – Никто не доживет, пока все это кончится, если все будут только ждать! – вмешалась Бьярта. Страдая из-за невозможности отомстить за мужа, она теперь кидалась на все, в чем видела проявление трусости или уклонения от долга. – Если все будут ждать и прятаться, то это не кончится никогда! Ты так никогда не увидишь своих внуков счастливыми!
   – Пожар в моем доме уж точно их счастью не поможет! – ответил Стейн хёльд, с неудовольствием поглядывая из-под кустистых темных бровей на новоявленную валькирию. – Я тебя понимаю, ты лишилась мужа, но неужели ты желаешь того же и моей дочери?
   – Но ведь одолеть их можно! – убежденно возразил Хагир. – Можно! Мы потеряли Стормунда и больше двух десятков убитыми, но мы победили фьяллей! Значит, они не бессмертные! Это, кстати, давно известно, это еще мой родич Ингвид Синеглазый, Южный Ярл, доказал, когда разбил войско самого Торбранда конунга в Пестрой долине.
   – Ну, разбил! – подхватил зять Стейна, худощавый мужчина с жидкой рыжеватой бородой. Он говорил быстро, с беспокойным оживлением, а жена в это время делала ему знаки, чтобы он, дескать, молчал и не ввязывался не в свое дело. – Разбил, а потом все кончилось разгромом! Потом самого Ингвида Синеглазого разбили в Битве Чудовищ, и все квитты стали платить дань! Чем все кончилось? Какой смысл геройствовать?
   – Смысл в том, что Ормкель сын Арне и Хрейдар Гордый потеряли там, где думали взять! – жестко ответил Хагир. Ему противно было видеть это трусливое беспокойство в лице молодого хозяина, заранее и с готовностью проигравшего все свои битвы. – Они потеряли общим счетом две дружины, около сотни человек! Сотня фьяллей больше никогда не придет к нам за данью, понимаешь ты это? Если бы каждая усадьба, и наша, и ваша, и Ульвмод, и все соседи, и все побережье разбили по одному фьялльскому кораблю, разбили тех, кто к ним приходит за данью, вместо того чтобы подносить им медовый рог, то Квиттинг давно забыл бы, что такое дань! А ты живешь как раб и детей своих растишь рабами! Ведь пятнадцать, семнадцать лет назад квитты могли собрать войско!
   – Вот тогда-то всех и перебили! – вставил кто-то из Стейновых домочадцев.
   – С тех пор выросли новые люди!
   – Хотя бы ты.
   – Да хотя бы и я! Неужели только у моего отца был сын? А у всех остальных – дочери, только в штанах? И в нашем поколении не найдется людей, которые не хотят быть рабами?
   Хагир говорил горячо и даже злобно. Он не боялся оскорбить людей, он даже хотел этого, чтобы гневом расшевелить их души, прогнать трусливую покорность. Но напрасно. На него смотрели с угрюмым недовольством, с обидой, кое-кто даже с насмешкой: ишь, какой герой выискался! Одна женщина средних лет глядела с состраданием. Она понимала его, но знала, что благородные порывы обречены.
   – Успокойся, пожалуйста! – К Хагиру подошла Тюра и ласково положила ему руку на плечо. – Не надо обижать добрых людей, которые дали нам приют. Нельзя требовать от простых людей героизма Сигурда Убийцы Дракона. А ты уже победил в своей битве. Теперь можно немного отдохнуть. Хотя бы накопить сил для новой. Ведь так?