Страница:
— Это правда? — спросил у нее Зимобор.
— Спроси у него, где наша мать, — так же не глядя, отозвалась она. — И где ее брат Беломир.
— Откуда я знаю! — яростно закричал Сечеслав. — Что я, нанимался в пастухи к вашему роду! Ваш дядька сгинул где-то в лесу, мне что, идти искать его? Где твоя мать, спроси у ваших жрецов, у вашего Доброчина, который только и знает, что требовать жертв, а все беды валит на нас!
— Хватит, хватит! — Зимобор отмахнулся. В роду угренских князей было много запутанных счетов, в которых ему было незачем разбираться. Они же не на суд к нему пришли. — Ты все сказал?
— А этого мало?
— Я понял. Отведите его. — Зимобор кивнул кметям.
Сечеслав молча вышел, ни с кем не прощаясь.
Лютава сбросила полушубок на пол и сползла сама, села по-другому, подтянула к себе здоровую ногу и обняла колено. При этом она задумчиво смотрела перед собой, словно ей ни до чего не было дела. Зимобор встал, подошел поближе и сел на корточки перед ней, так чтобы видеть ее лицо.
— Так сколько детей у князя Вершины было раньше? — спросил он.
— Что? — Лютава вздрогнула и перевела на него недоуменный взгляд. — Когда это — раньше?
— Ну, первоначально. От роду.
— Одиннадцать выросло, а там какие-то еще маленькими умирали, я не знаю. Они были не от нашей матери.
— Маленькими, это понятно. Я говорю, сколько ты уже загрызла? Или вы — с братцем на двоих.
— Никого мы не грызли! — сердито ответила Лютава и опять отвернулась.
— Значит, врет персиянин? И ты его просто проведать зашла? Горшочек меду и пирожок от матушки принесла?
— Да что ты знаешь о нашей матушке! — запальчиво закричала Лютава и осеклась. — Я и сама о ней уж сколько времени ничего не знаю... — почти прошептала она.
— Так он все-таки врет? — Зимобор гнул свое.
— Нет, — Лютава коротко мотнула головой.
— И ты собиралась его загрызть?
Зимобор поглядел на ее рот, весьма привлекательные свежие губы, и его продрал мороз.
— А что? — равнодушно отозвалась Лютава, не глядя на него. — Когда волком — не страшно. Это просто добыча, вот и все.
— Ты уже...
— Нет. Но его бы, гада, я загрызла, если бы ты не помешал. — Она таки повернулась и бросила на Зимобора сердитый взгляд. — Ну зачем ты влез в это дело? Кто он тебе — брат, сват, друг сердешный? Что тебе до нас?
— А то мне до вас, что он у меня в плену, я за него отвечаю. Раз я ему руки связал и он сам за себя постоять не может, я теперь его защищать должен. Да! Его мать говорила, это ты Сечеслава на нас навела. Ты ему разболтала, что его невесту в Смоленск везут?
— Я.
— А зачем? Натравить его на нас хотела?
— Конечно. Или вы его убьете — это хорошо. Или он вас ограбит — тогда ведь... его самого кто-нибудь другой ограбить может. — Девушка бросила на Зимобора быстрый лукавый взгляд и снова отвернулась. — А нам по-всякому хорошо. А вышло хуже. Он жив, ты его матери отдать обещал, а берешь только выкуп. Она сейчас все свое серебро отдаст, а с князя будет новые украшения тянуть. Только хуже вышло...
— Вот... — начал было Зимобор, намереваясь сказать что-нибудь обыденно-поучительное, вроде «не рой другому яму», но устыдился и промолчал. Кто он такой, чтобы ее учить? И понимает ли он хоть что-нибудь в ее делах?
— Съедят они нас, — пробормотала Лютава, глядя в темный угол. — Нас только двое, я и Лют. Ни матери, ни дядьки — никого больше нет. Дед — далеко, да и не поможет. Не любят они нас.
— Они — это кто?
— Они все, — равнодушно ответила Лютава, перед глазами которой стояло два десятка княжьей родни. — Жены. Их дети. Их родичи. Сыновей — четверо. Не считая беспортошных [17]троих, я их все забываю... Все хотят, чтобы от них князь был. А отец... Он нас не любит, потому что матери нашей всю жизнь боялся. Зачем тогда жил с ней? Вот скажи мне, — она вдруг требовательно глянула на Зимобора, — вот откуда такие мужики берутся? Он боялся ее, а все ездил, она и пряталась от него, все равно находил. Боялся, а все лез, хотел сам себе доказать, что не боится. А теперь он боится Люта. Боится, что Лют не станет дожидаться, пока князь сам помрет. А еще все говорят, что он сын Велеса. В общем, совсем плохи наши дела...
Она замолчала. Зимобор встал, взял полушубок и пошел наружу — проверять, как там. В делах своей дружины он понимал гораздо больше, чем в отношениях угренского княжеского семейства, и хотел одного — чтобы это семейство его не касалось никаким боком.
— Постой! — вдруг окликнула его Лютава, когда он уже взялся за дверное кольцо. Зимобор обернулся. — Что ты с ним сделал? — с лихорадочным беспокойством спросила Лютава. — Как ты его одолел? Никто не мог... Он один так умеет. И я не могу за ним успеть, даже увидеть его не могу — он скользит сквозь время и между временем, его научил его отец. Что ты с ним сделал?
— Ничего я с ним не делал. Просто... его попросили уйти.
Зимобор вспомнил легкое движение, которым Младина сначала заставила Лютомира из человека стать волком, а потом выслала прочь. И поэтому он совершенно не боялся Лютавы — ведь Младина и сейчас была с ним.
— Я знаю, за тобой кто-то стоит, — сказала Лютава, будто услышала его мысли. — Я вижу, что ты меня не боишься, но и на дурака ты не похож, князь Зимобор. У тебя что-то есть...
— Спасибо, хоть на дурака не похож. — Зимобор хмыкнул и шагнул за порог.
А может, и похож, думал он про себя. А может, он и есть самый настоящий дурак. У него в руках такое сокровище, такая защита, такое могущество — а он только и думает, как бы от него избавиться навсегда.
Ну точно — дурак!
И он никак не мог решить, как к кому относиться. Вроде бы персиянин Сечеслав — отважный воин и достойный князь, а эти оборотни, дети неведомой чародейки, — весьма подлая и опасная парочка. Но Зимобору почему-то эти двое нравились больше. Если бы его собственная сестра не смотрела на него волчицей, а вот так же была бы готова ради него лично перегрызть кому-нибудь горло... Может быть, сам Сечеслав завидует, что такая сестра досталась Лютомиру, а не ему.
Кстати сказать, во вчерашней битве дружина понесла на удивление маленькие потери. Убитых не было, лишь несколько раненых. Похоже, Сечеслав сказал правду: Лютомир не собирался сражаться всерьез, он только хотел внушить смолянам, будто знатного пленника пытаются освободить, и тем вынудить убить его. Ну а потом отвлечь их внимание на себя, вот и все. А биться по-настоящему и подставлять головы под смоленские мечи люди Лютомира не собирались. Кмети теперь вспоминали, что нападавшие больше бегали туда-сюда и создавали суету, чем дрались.
У дружины оставалось еще одно важное дело, без которого нельзя было двигаться дальше. На краю села сложили большой костер из просмоленных бревен, на него положили убитых в битве на реке, во главе с боярином Корочуном. Сверху тоже наложили дрова, бересту, сухую солому с чьей-то крыши. Иначе погребальный костер гореть не будет...
Пламя разгоралось неохотно и долго. Обычно умерших зимой оставляют до весны, когда можно будет и костер разжечь как следует, и курган насыпать, но в походе ждать невозможно. Когда все, наконец, прогорело, пепел и угли вперемешку с обгорелыми костями и погнутыми от жара клинками собрали и ссыпали под лед. А вода, священная стихия перехода, отнесет умерших туда, где они возродятся для новой жизни. Ведь с древнейших времен люди верили, что именно вода переносит из небытия в жизнь и из жизни в смерть.
Пока занимались этим, наступил вечер. Но еще до сумерек дозорный прибежал сказать, что по ручью опять едут, и, похоже, люди княгини Замилы. Зимобор сам пошел навстречу — все-таки знатная женщина! К тому же у него были мысли расспросить ее о детях чародейки. Наверняка она знает много такого, чего сама Лютава не расскажет.
И княгиня Замила очень хотела поговорить с ним о детях проклятой чародейки! Едва завидев на берегу ручья знакомую плечистую фигуру и буйные каштановые кудри, она остановила своего отрока, сошла с коня и пошла к Зимобору прямо по снегу. Удивленный Зимобор спустился по тропе, подал ей руку и хотел помочь подняться, но княгиня вцепилась в его руку и склонилась, будто собиралась упасть на колени. Ее красивое смуглое лицо выглядело измученным и даже заплаканным.
— О князь Зимобор! — не столько сказала, сколько простонала она, и вид у нее был совершенно убитый.
— Что с тобой, матушка! — Зимобор прямо перепугался при виде такого горя этой гордой женщины. — Что у тебя за беда? Сын твой жив и здоров, если что, мы с ним обедали недавно, сыт, укрыт. Все с ним хорошо. Идем, сама сейчас его увидишь.
— Да, идем! — Княгиня все еще держалась за его руку и клонилась, как деревце на ветру. — Идем, я хочу увидеть моего сына!
Зимобор повел ее вверх по тропе, а потом в овин, где по-прежнему жил Сечеслав. Увидев сына, княгиня бросилась к нему, обняла и, кажется, заплакала. Сечеслав тоже обнял ее, стал гладить по покрывалу и шептать что-то, похоже, по-арабски, а поверх ее головы бросил на Зимобора злобный взгляд — видно, думал, что это смоленский князь так расстроил его мать. А Зимобор сам был в недоумении. Да что у них там опять случилось?
— Это все Лютомир. — Наконец княгиня взяла себя в руки, отстранилась от сына и вытерла слезы. — Это все Лютомир! — повторила она, обернувшись к Зимобору, и в ее черных глазах засверкал гнев. — Он... Он ограбил меня! Я собрала почти весь выкуп, двадцать гривен серебра, серебром, золотом, мехами! Я сняла все украшения с самой себя! — Она подняла руки, на которых больше не звенели браслеты и не сверкали перстни, украшавшие их в прошлый раз. — Я собрала все, что было в моей дружине. Я взяла в долг у старост и городецкого боярина! Я, княгиня, взяла в долг и пообещала расплатиться с лихвой, как... промотавшийся купчишка! — с ненавистью и досадой восклицала она. — А все потому, что не могла жить ни единого дня дольше без моего сына. Потому что я не могла ни есть, ни спать, пока мой сын здесь! — Она опять порывисто обняла Сечеслава и прижалась к нему. — Я привезла выкуп, я привезла твоих людей! А он! Лютомир! Он напал на моих людей и отнял у нас все! У меня больше нет ничего! Я не могу выкупить моего сына! Теперь мне нужно ехать за новым выкупом в Угренск, ехать к князю, просить, собирать... Я не успею собрать второй выкуп за десять дней!
— Я прошу тебя, княже! — Она протянула к Зимобору сжатые руки. — Я прошу, не причиняй вреда моему сыну, я соберу второй выкуп и пришлю к тебе, даже в Смоленск, если ты уже будешь там. Хочешь, я отдам тебе в жены мою дочь? Я предложила бы меня саму взамен моего сына, но я уже не так молода...
— Матушка! — оборвал ее Сечеслав. — Не надо так унижаться! Я никогда не позволю, чтобы ты или кто-то другой пошел в залог вместо меня! Я сам справлюсь! Отец поможет тебе собрать выкуп. Но эти двое...
Он запнулся, словно от ненависти не мог говорить. Он крепко сжимал челюсти и весь напрягся, точно ненависть могла разорвать его изнутри. Княгиня закрыла лицо руками.
— Дела-а-а! — протянул Зимобор.
Он не знал, что и думать. Эта наглая парочка переходила все границы. Сначала втравить сводного брата в драку со смолянами в надежде, что его убьют, потом попытаться его загрызть, потом лишить его мать возможности выкупить Сечеслава на свободу... А Лютава, наверное, обрадуется.
Она и правда обрадовалась, хотя старалась не показать вида. Зато княгиню, вероятно, порадовало то, что одна из этой ненавистной парочки тоже сидит в плену. Встречи их Зимобор благоразумно не допустил, не желая видеть драку двух женщин благородного происхождения, одна из которых ранена, а вторая уже совсем не молода. Тут не игрища на зимолом!
Помня предостережения Сечеслава, он не раз и не два напомнил дружине, что надо быть готовым к любым неожиданностям. Но и сам он полночи не спал, все ходил проверять дозоры и вглядывался в ночной лес. Все было спокойно. Только поблизости в лесу выл одинокий волк — так красиво и душевно, так тоскливо и протяжно, что сам Зимобор заслушался, стоя возле сеней. Это было настоящее колдовство.
Вернувшись и ложась на свое место, он заметил, что Лютава не спит. Лежа на спине, она тоже слушала волчью песнь. Глаза ее при жалком свете лучины отсвечивали зеленым, и Зимобор ни о чем не решился ее спрашивать. И только теперь ему стало страшновато рядом с ней. А еще захотелось спросить о Дивине. Те, кто живут на грани человеческого и нечеловеческого мира, могут ходить и за Зеленую Межу...
— Стой! — вдруг сказал он вслух, то ли сам себе, то ли ей. Лютава вздрогнула, очнулась и обернулась. — Я вспомнил, где я его видел.
— Ты его видел? — Лютава сразу поняла, что Зимобор говорит о ее родном брате, но не поверила. — Где ты мог его видеть?
— В солнцеворот. Мы тогда стояли... в Ольховне или в Оршанске... — Зимобор не сразу вспомнил, но это было не важно. В этом случае «в солнцеворот» было ответом на вопрос не «когда?», а «где?». — Он... Все были ряженые, а он... Он был волком. И он позвал меня... туда. И там я встретил... ее. А без него я бы не вышел. И не увидел бы ее. И не знал бы, где мне теперь ее искать.
Лютава помолчала. Зимобор думал, что она, разумеется, ничего не поняла из его путаного ответа, но она все поняла.
— Это был не он, — шепнула она наконец, чтобы даже лежащие рядом кмети ничего не услышали. — Это был сам Велес. Он входит в его тело. Иногда. Когда время на переломе. В этом его сила. Когда бог из него выходит, в нем остается сила. А он хочет, чтобы бог остался в нем навсегда. Тогда нам никто не будет страшен.
— Тогда вам ничего этого не будет нужно, — заметил Зимобор.
— Может, и так, — обронила Лютава. — И я не знаю, куда мы с этим пойдем. Если ему это удастся.
«Вяз червленый вам в ухо!» — только и подумал Зимобор. Да, у этой парочки были такие сложности в жизни, какие им с Избраной даже не снились. Дети чародейки стояли на перекрестке миров и не знали, куда идти.
На другой день княгиня Замила, переночевавшая вместе с сыном в овине, наконец, оторвалась от Сечеслава и уехала со своими людьми в Угренск — жаловаться князю Вершине на вконец обнаглевших оборотней и просить серебра на новый выкуп. Зимобор тоже велел дружине собираться. Мертвые были погребены, раненые немного оправились, уцелевшие отдохнули, а путь впереди лежал еще долгий. Завтра поутру предполагалось выступать.
В полдень дозорные доложили, что по ручью едут очередные гости. Решив ничему больше не удивляться, Зимобор снова вышел навстречу.
По льду ехало около десятка всадников, причем среди них Зимобор сразу узнал несколько хорошо знакомых фигур — Красовита, троих его кметей и Игрельку. Это становилось очень любопытным. Стоя на берегу, он смотрел сверху, как они подъезжают. Остальные были вятичи, и среди всех выделялся высокий всадник в восточной кольчуге, но без шлема, с боевым топором у пояса, но без меча. Ну да, его шлем и меч остались в селе с прошлой ночи и теперь являлись законной добычей Зимобора. Длинные волосы разметались по волчьему полушубку, сшитому не по-людски — мехом наружу. Но и без этой приметы Зимобор угадал бы, кто к нему пожаловал. Он сразу узнал это продолговатое лицо, этот острый взгляд близко посаженных темно-серых глаз. Сходство с Лютавой было поразительным, и притом ощущалось, что брат гораздо сильнее сестры.
Он медленно подъехал, оставил коня внизу и поднялся на гребень, где ждал его Зимобор в окружении своих бояр и кметей.
— Здравствуй, князь Зимобор! — Гость поклонился. Голос у него был низкий, и Зимобор невольно вздрогнул. Именно этот голос той незабываемой ночью звал его из-под волчьей личины: что сегодня упустишь, потом весь год не догонишь!
— Здравствуй, князь Лютомир, — ответил он. — С чем на этот раз пожаловал?
— С выкупом за сестру. Она ведь у тебя. Я привез все, что ты пожелал: и твоего воеводу, и девушку, и двадцать гривен серебра. Если ты за Сечеслава хотел двадцать, то за девицу едва ли больше запросишь.
— Я их просил-то у княгини Замилы. И говорят, будто это ее серебро и есть.
— А какая тебе разница? — Лютомир и не думал отпираться. — Серебро оно и есть серебро, да там еще золота, да соболей пара связок. Ее или мое — тебе-то что? Ну, согласен?
Он пристально взглянул в глаза Зимобору. Несмотря на уверенный и небрежный вид, эти переговоры для оборотня были очень важны.
— Ты меня прямо озадачил! — честно ответил Зимобор. Рядом с оборотнем его пробирала дрожь: в нем действительно была сила, которую человеку трудно вынести. Венок за пазухой издавал одуряющий запах. — Сечеслав предупреждал, что ты за нее будешь биться и кусаться. А ты вон серебро предлагаешь. Обманешь небось?
Делая вид, что ничего не боится, Зимобор между тем держал руку на рукояти меча. Кмети вокруг него напряженно сжимали свое оружие, в любой миг готовые скопом броситься на оборотня. Опасность, исходящую от гостя, каждый ощущал кожей, как жар от огня.
— Я не такой дурак, как он думает. Или делает вид, будто думает. На самом-то деле он знает, что я далеко не дурак. — Лютомир усмехнулся и сузил глаза. — Я видел, ктоза тобой стоит. И сейчас вижу. — Он посмотрел туда, где под полушубком у Зимобора прятался венок вилы. — И я больше не буду с тобой драться. Я только хочу вернуть мою сестру. Если этого тебе мало, скажи, чего хочешь. Я все достану.
«Достань мою невесту из-за Зеленой Межи!» — чуть не сказал Зимобор. Ведь оборотень мог это сделать! Но не сказал. Он сам тоже мог. Или должен был смочь.
— Пойдем поговорим. — Зимобор кивнул на избу.
Они прошли в истобку, где дымила печь, Ведога варил кашу, а Лютава давала ему советы. Увидев Лютомира, она замолчала, но больше никак не дала понять, что его заметила. Однако Зимобор даже издалека чувствовал, что ее бьет дрожь тревоги, радости и волнения.
Лютомир только бросил на нее пристальный взгляд и тоже ничего не сказал, даже не поздоровался с ней. А Зимобор подумал, что им не надо здороваться — они все это время каким-то образом ухитрялись быть вместе. Вот только забрать сестру из-под охраны вилиного венка Лютомир не мог.
— Значит, хочешь сестру за двадцать гривен? — сказал Зимобор, усадив гостя к столу.
— И людей твоих в придачу отдам. Мне они не нужны. Тебе ведь нужны, да?
— Пригодятся, пожалуй. Особенно Красовит...
Зимобор все никак не мог решить, что сказать. Просто совершить обмен и разойтись было бы неправильно.
— А Сечеслава можешь не возвращать. — Лютомир улыбнулся. — Даже наоборот, я еще приплатить готов, чтобы ты увез его подальше и... и еще подальше.
— От соперника, значит, избавиться хочешь?
— Я не собираюсь делить с ним наследство моего отца. С ним и со всеми прочими.
— Боишься?
— У меня ведь нет... Ох, князь Зимобор! — вдруг выдохнул Лютомир, и в глазах его блеснула жадная зелень. — Чего бы я ни отдал, чтобы иметь... это... — Он снова взглянул туда, где был венок.
— Это? — Зимобор вынул венок и положил между ними на стол.
Лютомир молча кивнул. А Зимобор вдруг понял, какая ценная возможность у него появилась.
— Хочешь, поменяемся, — предложил он. — Ты отдаешь мне землю по Угре, а в обмен забирай венок.
— Что? — Лютомир поднял глаза, не понимая, что услышал.
— Забирай венок. И любовь еек тебе перейдет. Будет с тобой удача, и никаких соперников бояться будет нечего, потому что победа всегда с тем, с кем она.
Лютомир пристально смотрел на него, не веря, что Зимобор не шутит.
— Что хочешь за это? — жестко спросил он.
Скажи сейчас Зимобор: «Выпрыгни из шкуры» — выпрыгнул бы. Лютомир бросил быстрый взгляд на сестру, и Зимобор ощутил мучительное колебание гостя: стоит обмен того или нет.
— Землю по Угре, — ответил Зимобор, и Лютомир не сразу его понял — он не ждал, что смоленский князь хочет обменять такое сокровище на такую малость. — Чтобы мне тут собирать дань никто не мешал. На восток по ней не пойду, но и вы на полудень не ходите. Обещай, что так будет, когда князем станешь.
— Я не князем... Я стану богом... — прошептал Лютомир, почти не шевеля губами, но Зимобор его услышал. — А ты... Ты отдаешь такое... Ты отдаешь небесный мир в обмен на какую-то там Угру...
— Это мое дело, что на что поменять. Согласен?
— И больше ничего? — Оборотень посмотрел недоверчиво и даже склонил голову набок, как собака, которая не понимает, о чем с ней говорят.
— Ничего. Только держи и не выпускай. Сумеешь?
— Еще бы!
Лютомир поднял голову и расправил плечи. Глаза его горели, как два изумруда на солнце, но Зимобору было не страшно, а весело. Его тяжесть облегчилась и скоро исчезнет совсем. Он нашел не просто того, кто согласился забрать у него венок вилы, но того, кто сумеет удержать ее.
— Дойду до истоков Угры, а как пойду на Десну, тогда венок твой, — сказал Зимобор. — Чтобы я дошел и больше меня никто не тревожил — твоя забота. А на Десне приходи — получишь. Договорились?
— Договорились. — Оборотень улыбнулся, и сейчас его странное лицо казалось открытым, светлым и красивым. Он уже грелся в лучах жемчужного света, и его они совсем не обжигали.
— Но как же ты сам? — крикнула со своего места Лютава.
— А я... — Зимобор посмотрел на нее. — Я за свое наследство уже отвоевался. Мне теперь другое нужно.
— Девушка, да? — понятливо отозвалась Лютава. Она знала, чем оплачивается покровительство вилы.
— Да.
— Ну, тогда ясно. А ему ведь девушки не нужны. — Печальный и нежный взгляд Лютавы снова устремился к брату. — То есть нужны, но среди простых девушек он себе вовек пары не найдет. Только онаи может...
— Ну, два сапога пара. — Зимобор встряхнулся и встал. — Давай показывай твое серебро, волк бессовестный!
Лютомир тоже встал, все еще улыбаясь. «Тогда нам никто не будет страшен...» — «Тогда вам ничего этого не будет нужно...» Куда приведут этих двоих тропы за Зеленой Межой — Зимобор не мог придумать, да и не хотел. У него была своя дорога.
На другое утро смоленское полюдье тронулось в дальнейший путь. Лютаву ее брат-оборотень увез на санях куда-то вниз по Угре, причем на прощание она так улыбалась Зимобору и делала такие выразительные попытки поцеловать его издалека, что вся дружина покатывалась со смеху. Зимобор отлично знал, что вятичанка притворяется, но все равно почему-то было приятно.
Следующие десять или двенадцать дней поход проходил исключительно, прямо-таки недостоверно тихо и спокойно. Обоз неспешно полз вверх по Угре, останавливаясь в селах или редких городцах. Но мало того, что никто больше не собирал на них самочинную дружину с рогатинами. По всей реке о них уже знали и приготовили дань, которую отдавали безропотно, с видом, конечно, унылым, но покорным.
— Князь Волков приходил, — поведал им старейшина одного сельца. — Приходил и человеческим голосом сказал: а кто дани не даст, у того всю скотину, какая осталась, по весне порешу. Попробуй тут не дать — и так на все село три коровы да две лошади осталось, пахать на себе будем...
Лютомир честно выполнял уговор. И в лесу между верховьями Угры и Десны, где вятичи уже не селились, Зимобор сам увидел Князя Волков.
Он пришел среди бела дня, огромный белый волк на белом снегу. Пришел и сел посреди дороги, склонил набок голову и стал ждать. Смоляне застыли, изумленные этим зрелищем. Огромный зверь не нападал, не убегал, а просто ждал чего-то.
— Тихо всем! — Зимобор махнул рукой, и копья опустились. — Я сейчас.
Он сошел с коня, приблизился к волку и остановился, не доходя пару шагов. Потом вынул из-за пазухи венок Вещей Вилы, подержал его на ладонях, вдохнул в последний раз чарующий запах сухих цветов, в которых вечно жила весна. Весна, уже такая близкая.
Вот и все. Больше не придет к нему Дева, прекраснее самой мечты, с жемчужным станом, небесными очами и каплями росы в волосах. Никто больше не прикроет его от чужих клинков — кроме его собственной силы и умения. Ничья удача ему больше не поможет, кроме его собственной.
Но и это не так уж мало. Не будь он удачлив от рождения, разве полюбила бы его Вещая Вила, Дева Будущего? Вот так-то!
Зимобор осторожно положил венок на снег, уже темный и слегка подтаявший, и отступил на несколько шагов.
— Владей! — вполголоса, чтобы услышал только волк, сказал он. — Пусть служит тебе, как мне служил, пусть исполнит твои желания, как мои исполнял. И чтобы тебе не жалеть о том, что сделал, как я...
Огромный белый волк бережно взял венок в зубы и сошел с дороги. Миг — и пушистый белый хвост мелькнул среди заснеженных деревьев. И где он, волк, был он или померещился? Даже следов огромных лап на твердой, подтаявшей снеговой корке не осталось.
Зимобор положил руку на грудь, там, где больше полугода лежал венок вилы. Запах ландыша еще витал рядом, но все слабее и слабее...
Глава третья
— Спроси у него, где наша мать, — так же не глядя, отозвалась она. — И где ее брат Беломир.
— Откуда я знаю! — яростно закричал Сечеслав. — Что я, нанимался в пастухи к вашему роду! Ваш дядька сгинул где-то в лесу, мне что, идти искать его? Где твоя мать, спроси у ваших жрецов, у вашего Доброчина, который только и знает, что требовать жертв, а все беды валит на нас!
— Хватит, хватит! — Зимобор отмахнулся. В роду угренских князей было много запутанных счетов, в которых ему было незачем разбираться. Они же не на суд к нему пришли. — Ты все сказал?
— А этого мало?
— Я понял. Отведите его. — Зимобор кивнул кметям.
Сечеслав молча вышел, ни с кем не прощаясь.
Лютава сбросила полушубок на пол и сползла сама, села по-другому, подтянула к себе здоровую ногу и обняла колено. При этом она задумчиво смотрела перед собой, словно ей ни до чего не было дела. Зимобор встал, подошел поближе и сел на корточки перед ней, так чтобы видеть ее лицо.
— Так сколько детей у князя Вершины было раньше? — спросил он.
— Что? — Лютава вздрогнула и перевела на него недоуменный взгляд. — Когда это — раньше?
— Ну, первоначально. От роду.
— Одиннадцать выросло, а там какие-то еще маленькими умирали, я не знаю. Они были не от нашей матери.
— Маленькими, это понятно. Я говорю, сколько ты уже загрызла? Или вы — с братцем на двоих.
— Никого мы не грызли! — сердито ответила Лютава и опять отвернулась.
— Значит, врет персиянин? И ты его просто проведать зашла? Горшочек меду и пирожок от матушки принесла?
— Да что ты знаешь о нашей матушке! — запальчиво закричала Лютава и осеклась. — Я и сама о ней уж сколько времени ничего не знаю... — почти прошептала она.
— Так он все-таки врет? — Зимобор гнул свое.
— Нет, — Лютава коротко мотнула головой.
— И ты собиралась его загрызть?
Зимобор поглядел на ее рот, весьма привлекательные свежие губы, и его продрал мороз.
— А что? — равнодушно отозвалась Лютава, не глядя на него. — Когда волком — не страшно. Это просто добыча, вот и все.
— Ты уже...
— Нет. Но его бы, гада, я загрызла, если бы ты не помешал. — Она таки повернулась и бросила на Зимобора сердитый взгляд. — Ну зачем ты влез в это дело? Кто он тебе — брат, сват, друг сердешный? Что тебе до нас?
— А то мне до вас, что он у меня в плену, я за него отвечаю. Раз я ему руки связал и он сам за себя постоять не может, я теперь его защищать должен. Да! Его мать говорила, это ты Сечеслава на нас навела. Ты ему разболтала, что его невесту в Смоленск везут?
— Я.
— А зачем? Натравить его на нас хотела?
— Конечно. Или вы его убьете — это хорошо. Или он вас ограбит — тогда ведь... его самого кто-нибудь другой ограбить может. — Девушка бросила на Зимобора быстрый лукавый взгляд и снова отвернулась. — А нам по-всякому хорошо. А вышло хуже. Он жив, ты его матери отдать обещал, а берешь только выкуп. Она сейчас все свое серебро отдаст, а с князя будет новые украшения тянуть. Только хуже вышло...
— Вот... — начал было Зимобор, намереваясь сказать что-нибудь обыденно-поучительное, вроде «не рой другому яму», но устыдился и промолчал. Кто он такой, чтобы ее учить? И понимает ли он хоть что-нибудь в ее делах?
— Съедят они нас, — пробормотала Лютава, глядя в темный угол. — Нас только двое, я и Лют. Ни матери, ни дядьки — никого больше нет. Дед — далеко, да и не поможет. Не любят они нас.
— Они — это кто?
— Они все, — равнодушно ответила Лютава, перед глазами которой стояло два десятка княжьей родни. — Жены. Их дети. Их родичи. Сыновей — четверо. Не считая беспортошных [17]троих, я их все забываю... Все хотят, чтобы от них князь был. А отец... Он нас не любит, потому что матери нашей всю жизнь боялся. Зачем тогда жил с ней? Вот скажи мне, — она вдруг требовательно глянула на Зимобора, — вот откуда такие мужики берутся? Он боялся ее, а все ездил, она и пряталась от него, все равно находил. Боялся, а все лез, хотел сам себе доказать, что не боится. А теперь он боится Люта. Боится, что Лют не станет дожидаться, пока князь сам помрет. А еще все говорят, что он сын Велеса. В общем, совсем плохи наши дела...
Она замолчала. Зимобор встал, взял полушубок и пошел наружу — проверять, как там. В делах своей дружины он понимал гораздо больше, чем в отношениях угренского княжеского семейства, и хотел одного — чтобы это семейство его не касалось никаким боком.
— Постой! — вдруг окликнула его Лютава, когда он уже взялся за дверное кольцо. Зимобор обернулся. — Что ты с ним сделал? — с лихорадочным беспокойством спросила Лютава. — Как ты его одолел? Никто не мог... Он один так умеет. И я не могу за ним успеть, даже увидеть его не могу — он скользит сквозь время и между временем, его научил его отец. Что ты с ним сделал?
— Ничего я с ним не делал. Просто... его попросили уйти.
Зимобор вспомнил легкое движение, которым Младина сначала заставила Лютомира из человека стать волком, а потом выслала прочь. И поэтому он совершенно не боялся Лютавы — ведь Младина и сейчас была с ним.
— Я знаю, за тобой кто-то стоит, — сказала Лютава, будто услышала его мысли. — Я вижу, что ты меня не боишься, но и на дурака ты не похож, князь Зимобор. У тебя что-то есть...
— Спасибо, хоть на дурака не похож. — Зимобор хмыкнул и шагнул за порог.
А может, и похож, думал он про себя. А может, он и есть самый настоящий дурак. У него в руках такое сокровище, такая защита, такое могущество — а он только и думает, как бы от него избавиться навсегда.
Ну точно — дурак!
И он никак не мог решить, как к кому относиться. Вроде бы персиянин Сечеслав — отважный воин и достойный князь, а эти оборотни, дети неведомой чародейки, — весьма подлая и опасная парочка. Но Зимобору почему-то эти двое нравились больше. Если бы его собственная сестра не смотрела на него волчицей, а вот так же была бы готова ради него лично перегрызть кому-нибудь горло... Может быть, сам Сечеслав завидует, что такая сестра досталась Лютомиру, а не ему.
Кстати сказать, во вчерашней битве дружина понесла на удивление маленькие потери. Убитых не было, лишь несколько раненых. Похоже, Сечеслав сказал правду: Лютомир не собирался сражаться всерьез, он только хотел внушить смолянам, будто знатного пленника пытаются освободить, и тем вынудить убить его. Ну а потом отвлечь их внимание на себя, вот и все. А биться по-настоящему и подставлять головы под смоленские мечи люди Лютомира не собирались. Кмети теперь вспоминали, что нападавшие больше бегали туда-сюда и создавали суету, чем дрались.
У дружины оставалось еще одно важное дело, без которого нельзя было двигаться дальше. На краю села сложили большой костер из просмоленных бревен, на него положили убитых в битве на реке, во главе с боярином Корочуном. Сверху тоже наложили дрова, бересту, сухую солому с чьей-то крыши. Иначе погребальный костер гореть не будет...
Пламя разгоралось неохотно и долго. Обычно умерших зимой оставляют до весны, когда можно будет и костер разжечь как следует, и курган насыпать, но в походе ждать невозможно. Когда все, наконец, прогорело, пепел и угли вперемешку с обгорелыми костями и погнутыми от жара клинками собрали и ссыпали под лед. А вода, священная стихия перехода, отнесет умерших туда, где они возродятся для новой жизни. Ведь с древнейших времен люди верили, что именно вода переносит из небытия в жизнь и из жизни в смерть.
Пока занимались этим, наступил вечер. Но еще до сумерек дозорный прибежал сказать, что по ручью опять едут, и, похоже, люди княгини Замилы. Зимобор сам пошел навстречу — все-таки знатная женщина! К тому же у него были мысли расспросить ее о детях чародейки. Наверняка она знает много такого, чего сама Лютава не расскажет.
И княгиня Замила очень хотела поговорить с ним о детях проклятой чародейки! Едва завидев на берегу ручья знакомую плечистую фигуру и буйные каштановые кудри, она остановила своего отрока, сошла с коня и пошла к Зимобору прямо по снегу. Удивленный Зимобор спустился по тропе, подал ей руку и хотел помочь подняться, но княгиня вцепилась в его руку и склонилась, будто собиралась упасть на колени. Ее красивое смуглое лицо выглядело измученным и даже заплаканным.
— О князь Зимобор! — не столько сказала, сколько простонала она, и вид у нее был совершенно убитый.
— Что с тобой, матушка! — Зимобор прямо перепугался при виде такого горя этой гордой женщины. — Что у тебя за беда? Сын твой жив и здоров, если что, мы с ним обедали недавно, сыт, укрыт. Все с ним хорошо. Идем, сама сейчас его увидишь.
— Да, идем! — Княгиня все еще держалась за его руку и клонилась, как деревце на ветру. — Идем, я хочу увидеть моего сына!
Зимобор повел ее вверх по тропе, а потом в овин, где по-прежнему жил Сечеслав. Увидев сына, княгиня бросилась к нему, обняла и, кажется, заплакала. Сечеслав тоже обнял ее, стал гладить по покрывалу и шептать что-то, похоже, по-арабски, а поверх ее головы бросил на Зимобора злобный взгляд — видно, думал, что это смоленский князь так расстроил его мать. А Зимобор сам был в недоумении. Да что у них там опять случилось?
— Это все Лютомир. — Наконец княгиня взяла себя в руки, отстранилась от сына и вытерла слезы. — Это все Лютомир! — повторила она, обернувшись к Зимобору, и в ее черных глазах засверкал гнев. — Он... Он ограбил меня! Я собрала почти весь выкуп, двадцать гривен серебра, серебром, золотом, мехами! Я сняла все украшения с самой себя! — Она подняла руки, на которых больше не звенели браслеты и не сверкали перстни, украшавшие их в прошлый раз. — Я собрала все, что было в моей дружине. Я взяла в долг у старост и городецкого боярина! Я, княгиня, взяла в долг и пообещала расплатиться с лихвой, как... промотавшийся купчишка! — с ненавистью и досадой восклицала она. — А все потому, что не могла жить ни единого дня дольше без моего сына. Потому что я не могла ни есть, ни спать, пока мой сын здесь! — Она опять порывисто обняла Сечеслава и прижалась к нему. — Я привезла выкуп, я привезла твоих людей! А он! Лютомир! Он напал на моих людей и отнял у нас все! У меня больше нет ничего! Я не могу выкупить моего сына! Теперь мне нужно ехать за новым выкупом в Угренск, ехать к князю, просить, собирать... Я не успею собрать второй выкуп за десять дней!
— Я прошу тебя, княже! — Она протянула к Зимобору сжатые руки. — Я прошу, не причиняй вреда моему сыну, я соберу второй выкуп и пришлю к тебе, даже в Смоленск, если ты уже будешь там. Хочешь, я отдам тебе в жены мою дочь? Я предложила бы меня саму взамен моего сына, но я уже не так молода...
— Матушка! — оборвал ее Сечеслав. — Не надо так унижаться! Я никогда не позволю, чтобы ты или кто-то другой пошел в залог вместо меня! Я сам справлюсь! Отец поможет тебе собрать выкуп. Но эти двое...
Он запнулся, словно от ненависти не мог говорить. Он крепко сжимал челюсти и весь напрягся, точно ненависть могла разорвать его изнутри. Княгиня закрыла лицо руками.
— Дела-а-а! — протянул Зимобор.
Он не знал, что и думать. Эта наглая парочка переходила все границы. Сначала втравить сводного брата в драку со смолянами в надежде, что его убьют, потом попытаться его загрызть, потом лишить его мать возможности выкупить Сечеслава на свободу... А Лютава, наверное, обрадуется.
Она и правда обрадовалась, хотя старалась не показать вида. Зато княгиню, вероятно, порадовало то, что одна из этой ненавистной парочки тоже сидит в плену. Встречи их Зимобор благоразумно не допустил, не желая видеть драку двух женщин благородного происхождения, одна из которых ранена, а вторая уже совсем не молода. Тут не игрища на зимолом!
Помня предостережения Сечеслава, он не раз и не два напомнил дружине, что надо быть готовым к любым неожиданностям. Но и сам он полночи не спал, все ходил проверять дозоры и вглядывался в ночной лес. Все было спокойно. Только поблизости в лесу выл одинокий волк — так красиво и душевно, так тоскливо и протяжно, что сам Зимобор заслушался, стоя возле сеней. Это было настоящее колдовство.
Вернувшись и ложась на свое место, он заметил, что Лютава не спит. Лежа на спине, она тоже слушала волчью песнь. Глаза ее при жалком свете лучины отсвечивали зеленым, и Зимобор ни о чем не решился ее спрашивать. И только теперь ему стало страшновато рядом с ней. А еще захотелось спросить о Дивине. Те, кто живут на грани человеческого и нечеловеческого мира, могут ходить и за Зеленую Межу...
— Стой! — вдруг сказал он вслух, то ли сам себе, то ли ей. Лютава вздрогнула, очнулась и обернулась. — Я вспомнил, где я его видел.
— Ты его видел? — Лютава сразу поняла, что Зимобор говорит о ее родном брате, но не поверила. — Где ты мог его видеть?
— В солнцеворот. Мы тогда стояли... в Ольховне или в Оршанске... — Зимобор не сразу вспомнил, но это было не важно. В этом случае «в солнцеворот» было ответом на вопрос не «когда?», а «где?». — Он... Все были ряженые, а он... Он был волком. И он позвал меня... туда. И там я встретил... ее. А без него я бы не вышел. И не увидел бы ее. И не знал бы, где мне теперь ее искать.
Лютава помолчала. Зимобор думал, что она, разумеется, ничего не поняла из его путаного ответа, но она все поняла.
— Это был не он, — шепнула она наконец, чтобы даже лежащие рядом кмети ничего не услышали. — Это был сам Велес. Он входит в его тело. Иногда. Когда время на переломе. В этом его сила. Когда бог из него выходит, в нем остается сила. А он хочет, чтобы бог остался в нем навсегда. Тогда нам никто не будет страшен.
— Тогда вам ничего этого не будет нужно, — заметил Зимобор.
— Может, и так, — обронила Лютава. — И я не знаю, куда мы с этим пойдем. Если ему это удастся.
«Вяз червленый вам в ухо!» — только и подумал Зимобор. Да, у этой парочки были такие сложности в жизни, какие им с Избраной даже не снились. Дети чародейки стояли на перекрестке миров и не знали, куда идти.
На другой день княгиня Замила, переночевавшая вместе с сыном в овине, наконец, оторвалась от Сечеслава и уехала со своими людьми в Угренск — жаловаться князю Вершине на вконец обнаглевших оборотней и просить серебра на новый выкуп. Зимобор тоже велел дружине собираться. Мертвые были погребены, раненые немного оправились, уцелевшие отдохнули, а путь впереди лежал еще долгий. Завтра поутру предполагалось выступать.
В полдень дозорные доложили, что по ручью едут очередные гости. Решив ничему больше не удивляться, Зимобор снова вышел навстречу.
По льду ехало около десятка всадников, причем среди них Зимобор сразу узнал несколько хорошо знакомых фигур — Красовита, троих его кметей и Игрельку. Это становилось очень любопытным. Стоя на берегу, он смотрел сверху, как они подъезжают. Остальные были вятичи, и среди всех выделялся высокий всадник в восточной кольчуге, но без шлема, с боевым топором у пояса, но без меча. Ну да, его шлем и меч остались в селе с прошлой ночи и теперь являлись законной добычей Зимобора. Длинные волосы разметались по волчьему полушубку, сшитому не по-людски — мехом наружу. Но и без этой приметы Зимобор угадал бы, кто к нему пожаловал. Он сразу узнал это продолговатое лицо, этот острый взгляд близко посаженных темно-серых глаз. Сходство с Лютавой было поразительным, и притом ощущалось, что брат гораздо сильнее сестры.
Он медленно подъехал, оставил коня внизу и поднялся на гребень, где ждал его Зимобор в окружении своих бояр и кметей.
— Здравствуй, князь Зимобор! — Гость поклонился. Голос у него был низкий, и Зимобор невольно вздрогнул. Именно этот голос той незабываемой ночью звал его из-под волчьей личины: что сегодня упустишь, потом весь год не догонишь!
— Здравствуй, князь Лютомир, — ответил он. — С чем на этот раз пожаловал?
— С выкупом за сестру. Она ведь у тебя. Я привез все, что ты пожелал: и твоего воеводу, и девушку, и двадцать гривен серебра. Если ты за Сечеслава хотел двадцать, то за девицу едва ли больше запросишь.
— Я их просил-то у княгини Замилы. И говорят, будто это ее серебро и есть.
— А какая тебе разница? — Лютомир и не думал отпираться. — Серебро оно и есть серебро, да там еще золота, да соболей пара связок. Ее или мое — тебе-то что? Ну, согласен?
Он пристально взглянул в глаза Зимобору. Несмотря на уверенный и небрежный вид, эти переговоры для оборотня были очень важны.
— Ты меня прямо озадачил! — честно ответил Зимобор. Рядом с оборотнем его пробирала дрожь: в нем действительно была сила, которую человеку трудно вынести. Венок за пазухой издавал одуряющий запах. — Сечеслав предупреждал, что ты за нее будешь биться и кусаться. А ты вон серебро предлагаешь. Обманешь небось?
Делая вид, что ничего не боится, Зимобор между тем держал руку на рукояти меча. Кмети вокруг него напряженно сжимали свое оружие, в любой миг готовые скопом броситься на оборотня. Опасность, исходящую от гостя, каждый ощущал кожей, как жар от огня.
— Я не такой дурак, как он думает. Или делает вид, будто думает. На самом-то деле он знает, что я далеко не дурак. — Лютомир усмехнулся и сузил глаза. — Я видел, ктоза тобой стоит. И сейчас вижу. — Он посмотрел туда, где под полушубком у Зимобора прятался венок вилы. — И я больше не буду с тобой драться. Я только хочу вернуть мою сестру. Если этого тебе мало, скажи, чего хочешь. Я все достану.
«Достань мою невесту из-за Зеленой Межи!» — чуть не сказал Зимобор. Ведь оборотень мог это сделать! Но не сказал. Он сам тоже мог. Или должен был смочь.
— Пойдем поговорим. — Зимобор кивнул на избу.
Они прошли в истобку, где дымила печь, Ведога варил кашу, а Лютава давала ему советы. Увидев Лютомира, она замолчала, но больше никак не дала понять, что его заметила. Однако Зимобор даже издалека чувствовал, что ее бьет дрожь тревоги, радости и волнения.
Лютомир только бросил на нее пристальный взгляд и тоже ничего не сказал, даже не поздоровался с ней. А Зимобор подумал, что им не надо здороваться — они все это время каким-то образом ухитрялись быть вместе. Вот только забрать сестру из-под охраны вилиного венка Лютомир не мог.
— Значит, хочешь сестру за двадцать гривен? — сказал Зимобор, усадив гостя к столу.
— И людей твоих в придачу отдам. Мне они не нужны. Тебе ведь нужны, да?
— Пригодятся, пожалуй. Особенно Красовит...
Зимобор все никак не мог решить, что сказать. Просто совершить обмен и разойтись было бы неправильно.
— А Сечеслава можешь не возвращать. — Лютомир улыбнулся. — Даже наоборот, я еще приплатить готов, чтобы ты увез его подальше и... и еще подальше.
— От соперника, значит, избавиться хочешь?
— Я не собираюсь делить с ним наследство моего отца. С ним и со всеми прочими.
— Боишься?
— У меня ведь нет... Ох, князь Зимобор! — вдруг выдохнул Лютомир, и в глазах его блеснула жадная зелень. — Чего бы я ни отдал, чтобы иметь... это... — Он снова взглянул туда, где был венок.
— Это? — Зимобор вынул венок и положил между ними на стол.
Лютомир молча кивнул. А Зимобор вдруг понял, какая ценная возможность у него появилась.
— Хочешь, поменяемся, — предложил он. — Ты отдаешь мне землю по Угре, а в обмен забирай венок.
— Что? — Лютомир поднял глаза, не понимая, что услышал.
— Забирай венок. И любовь еек тебе перейдет. Будет с тобой удача, и никаких соперников бояться будет нечего, потому что победа всегда с тем, с кем она.
Лютомир пристально смотрел на него, не веря, что Зимобор не шутит.
— Что хочешь за это? — жестко спросил он.
Скажи сейчас Зимобор: «Выпрыгни из шкуры» — выпрыгнул бы. Лютомир бросил быстрый взгляд на сестру, и Зимобор ощутил мучительное колебание гостя: стоит обмен того или нет.
— Землю по Угре, — ответил Зимобор, и Лютомир не сразу его понял — он не ждал, что смоленский князь хочет обменять такое сокровище на такую малость. — Чтобы мне тут собирать дань никто не мешал. На восток по ней не пойду, но и вы на полудень не ходите. Обещай, что так будет, когда князем станешь.
— Я не князем... Я стану богом... — прошептал Лютомир, почти не шевеля губами, но Зимобор его услышал. — А ты... Ты отдаешь такое... Ты отдаешь небесный мир в обмен на какую-то там Угру...
— Это мое дело, что на что поменять. Согласен?
— И больше ничего? — Оборотень посмотрел недоверчиво и даже склонил голову набок, как собака, которая не понимает, о чем с ней говорят.
— Ничего. Только держи и не выпускай. Сумеешь?
— Еще бы!
Лютомир поднял голову и расправил плечи. Глаза его горели, как два изумруда на солнце, но Зимобору было не страшно, а весело. Его тяжесть облегчилась и скоро исчезнет совсем. Он нашел не просто того, кто согласился забрать у него венок вилы, но того, кто сумеет удержать ее.
— Дойду до истоков Угры, а как пойду на Десну, тогда венок твой, — сказал Зимобор. — Чтобы я дошел и больше меня никто не тревожил — твоя забота. А на Десне приходи — получишь. Договорились?
— Договорились. — Оборотень улыбнулся, и сейчас его странное лицо казалось открытым, светлым и красивым. Он уже грелся в лучах жемчужного света, и его они совсем не обжигали.
— Но как же ты сам? — крикнула со своего места Лютава.
— А я... — Зимобор посмотрел на нее. — Я за свое наследство уже отвоевался. Мне теперь другое нужно.
— Девушка, да? — понятливо отозвалась Лютава. Она знала, чем оплачивается покровительство вилы.
— Да.
— Ну, тогда ясно. А ему ведь девушки не нужны. — Печальный и нежный взгляд Лютавы снова устремился к брату. — То есть нужны, но среди простых девушек он себе вовек пары не найдет. Только онаи может...
— Ну, два сапога пара. — Зимобор встряхнулся и встал. — Давай показывай твое серебро, волк бессовестный!
Лютомир тоже встал, все еще улыбаясь. «Тогда нам никто не будет страшен...» — «Тогда вам ничего этого не будет нужно...» Куда приведут этих двоих тропы за Зеленой Межой — Зимобор не мог придумать, да и не хотел. У него была своя дорога.
***
На другое утро смоленское полюдье тронулось в дальнейший путь. Лютаву ее брат-оборотень увез на санях куда-то вниз по Угре, причем на прощание она так улыбалась Зимобору и делала такие выразительные попытки поцеловать его издалека, что вся дружина покатывалась со смеху. Зимобор отлично знал, что вятичанка притворяется, но все равно почему-то было приятно.
Следующие десять или двенадцать дней поход проходил исключительно, прямо-таки недостоверно тихо и спокойно. Обоз неспешно полз вверх по Угре, останавливаясь в селах или редких городцах. Но мало того, что никто больше не собирал на них самочинную дружину с рогатинами. По всей реке о них уже знали и приготовили дань, которую отдавали безропотно, с видом, конечно, унылым, но покорным.
— Князь Волков приходил, — поведал им старейшина одного сельца. — Приходил и человеческим голосом сказал: а кто дани не даст, у того всю скотину, какая осталась, по весне порешу. Попробуй тут не дать — и так на все село три коровы да две лошади осталось, пахать на себе будем...
Лютомир честно выполнял уговор. И в лесу между верховьями Угры и Десны, где вятичи уже не селились, Зимобор сам увидел Князя Волков.
Он пришел среди бела дня, огромный белый волк на белом снегу. Пришел и сел посреди дороги, склонил набок голову и стал ждать. Смоляне застыли, изумленные этим зрелищем. Огромный зверь не нападал, не убегал, а просто ждал чего-то.
— Тихо всем! — Зимобор махнул рукой, и копья опустились. — Я сейчас.
Он сошел с коня, приблизился к волку и остановился, не доходя пару шагов. Потом вынул из-за пазухи венок Вещей Вилы, подержал его на ладонях, вдохнул в последний раз чарующий запах сухих цветов, в которых вечно жила весна. Весна, уже такая близкая.
Вот и все. Больше не придет к нему Дева, прекраснее самой мечты, с жемчужным станом, небесными очами и каплями росы в волосах. Никто больше не прикроет его от чужих клинков — кроме его собственной силы и умения. Ничья удача ему больше не поможет, кроме его собственной.
Но и это не так уж мало. Не будь он удачлив от рождения, разве полюбила бы его Вещая Вила, Дева Будущего? Вот так-то!
Зимобор осторожно положил венок на снег, уже темный и слегка подтаявший, и отступил на несколько шагов.
— Владей! — вполголоса, чтобы услышал только волк, сказал он. — Пусть служит тебе, как мне служил, пусть исполнит твои желания, как мои исполнял. И чтобы тебе не жалеть о том, что сделал, как я...
Огромный белый волк бережно взял венок в зубы и сошел с дороги. Миг — и пушистый белый хвост мелькнул среди заснеженных деревьев. И где он, волк, был он или померещился? Даже следов огромных лап на твердой, подтаявшей снеговой корке не осталось.
Зимобор положил руку на грудь, там, где больше полугода лежал венок вилы. Запах ландыша еще витал рядом, но все слабее и слабее...
Глава третья
Первые несколько дней после бегства из Радомля Избрана не задумывалась над тем, куда они направляются. Ее заботило только то, чтобы уйти как можно дальше и затеряться в лесах. Зима не лето, двигаться можно лишь по замерзшим рекам, иначе завязнешь в снегу, поэтому у возможной погони все направления поиска будут наперечет. Хедин вел дружину, петляя по лесным речушкам, и дней за десять они ни разу не вышли к жилью. Дичи в лесу хватало, так что голодать не приходилось, но соль скоро кончилась, и княгиня с трудом могла заставить себя есть несоленое мясо. Самим варягам было все равно. Эти люди могли бы, не морщась, есть сырую рыбу или похлебку из лягушек, и то, что уже десять дней у них не было возможности умыться и переночевать под крышей, их совершенно не беспокоило.