Дворецкая Елизавета. Зеркало и чаша

   Противник ему достался самый что ни есть достойный. Может быть, впервые в жизни Зимобор бился с человеком, которого, как и его самого, учили быть воином почти с младенчества, закаляя тело и дух, внушая, что от исхода его будущих битв зависит судьба земли и народа. Они были почти ровесниками, но опыт таких схваток у Хродгара был, пожалуй, больше: ему часто приходилось биться на море с другими вождями. Он был крепким, дерзким, очень подвижным, и Зимобору приходилось напрягать все силы и призывать все свои умения, чтобы успевать отбить мощные удары, уклоняться и нападать самому.
   Прежней легкости, которую давал ему венок вилы, он больше не ощущал, но чувствовал себя полным сил и упорства. Противник ни в чем ему не уступал, и его глаза в отверстиях позолоченной маски горели, как голубые самоцветы, упрямой, торжествующей решимостью. Хродгар был твердо уверен, что победит, для него это был только вопрос времени.
   Щит Зимобора треснул, и он отскочил, но все же край клинка, скользнув по умбону, немного задел его левую руку. Хродгар остановился, дав ему возможность отбросить разбитый щит и взять у отрока другой. Он не торопился добивать противника, будучи полностью уверен в своей окончательной победе. По руке текла кровь, и, хотя боль была терпимой и рана не выглядела опасной, Зимобор ощутил беспокойство. Неужели без венка вилы он... Нет, нельзя так думать!
   Они начали снова, и теперь Хродгар все более уверено теснил Зимобора к краю площадки. Он знал, что Избрана не хочет смерти своего брата, и восхищался благородством своей королевы. Потомки священного рода не должны убивать друг друга, даже если им приходится делить королевства. Конечно, князь Зимобор родился от матери более низкого происхождения, и в этом Хродгар видел его сходство со своим презренным родичем Флоси, но все-таки мать Зимобора не была рабыней, да и сам он родился мужчиной и воином, поэтому Хродгар в чем-то понимал его, не желающего уступить власть сестре, то есть женщине. А достойного противника он всегда уважал. Он стал бы уважать и слизняка Флоси, если бы тот нашел в себе решимость выйти против него с оружием в руках, а не прятался за спинами бондов и не обосновывал свои наглые притязания какими-то там решениями тинга!
   За спиной Хродгара незримо стояла королева Избрана, самая прекрасная и самая отважная из женщин. Он не мог забыть тот день, когда она в одиночку вышла навстречу его дружине. С тех пор он чувствовал себя уязвленным, потому что не имел случая показать, что и сам не уступает ей отвагой. И вот этот случай пришел. В крови его кипела божественная сила: не зря же он разделил напиток с самим Фрейром! Хродгар шел вперед, нанося один удар за другим. Бог действовал его руками, а ему оставалось только успевать за собственным мечом.
   Они были уже на самом краю площадки; делая очередной выпад, Зимобор вдруг поскользнулся и едва удержался на ногах; Хродгар мгновенно бросился на него, щитом прикрылся от его клинка и сильно толкнул. Зимобор вылетел с площадки и прокатился по земле. Не выпустив оружия, он мгновенно оказался на ногах, готовый продолжить схватку, но увидел, что его противник стоит неподвижно, опустив меч и подняв над головой руку со щитом.
   Вокруг раздавались крики, несколько кметей подбежали и встали перед ним, готовые защитить смоленского князя. Но Хродгар и не думал снова нападать. Совсем рядом было воткнутое в землю варяжское копье с волчьим хвостом, прикрепленным у втулки наконечника. Для победы не требовалось непременно убить противника или тяжело ранить, довольно было вытеснить его с площадки поединка. И Зимобор дал себя вытеснить.
   — Благодарю тебя, Светлый Фрейр! — воскликнул Хродгар, и варяги ответили ему ликующим воем.
   Смоляне гудели: им казалось невероятным, что их князь проиграл, и все выискивали в поединке какое-то нарушение.
   А Зимобор был так растерян, что не знал, что и подумать. Он все-таки проиграл Избране и теперь обязан, поклявшись богами и предками, немедленно уйти отсюда, если она не позволит ему остаться.
   Вещая Вила больше ему не помогает. Непобедимости, которую она давала, больше нет. Но значит ли это, что и сам он ей больше ничем не обязан и свободен жить, как сам хочет? Именно это сейчас казалось ему самым важным.
   Хродгар тем временем тоже вышел с площадки и приблизился к нему.
   — Боги отдали мне победу, и все наши люди свидетели, что мы бились честно! — сказал он, сняв шлем. Его светлые волосы намокли от пота и прилипли к высокому лбу, а на лице было искреннее ликование, и Зимобор вдруг заметил, что Хродгар даже моложе него самого. — Пусть твои люди подтвердят это.
   — Да. — Зимобор сглотнул и с усилием кивнул, стараясь взять себя в руки. — Мы подтверждаем...
   — Боги отдали победу мне, и теперь ты должен уйти и увести войско из пределов, в которых правит королева Избрана.
   — Хорошо, — сказал Зимобор, повысив голос, чтобы заглушить недовольное гудение воевод. — Но ты ведь не откажешься передать моей сестре, что я хотел бы поговорить с ней?
 

***

 
   Княгиня Избрана приняла смолян сначала не на княжьем дворе, а в святилище. Этим она словно напоминала, что все кривичские князья происходят от единого священного предка и находятся под его защитой, — несмотря на блистательную победу Хродгара, Зимобор все еще внушал ей опасения.
   В храме собралась вся здешняя знать. Сама Избрана была одета, как для священного праздника, а по сторонам от нее расположились бояре и жрицы во главе с Огняной. Впереди всех стоял Хродгар в боевом облачении, и на лице его светилось торжество. Он в одиночку отстоял целое королевство и его прекрасную королеву, а о таком подвиге можно смело складывать песни и сказания!
   — Я рада приветствовать тебя здесь, князь Зимобор, перед ликами Рода и Макоши, если ты принес сюда желание мира, — заговорила мать Огняна. — Скажи, зачем ты покинул пределы твоих предков и пришел на нашу землю?
   — Я пришел сюда в поисках моей сестры Избраны, — ответил Зимобор, глядя на свою сестру. Она на миг опустила глаза, но тут же снова посмотрела на него. — Мудрые люди в Смоленске предупреждали меня, что она нашла приют в этой земле и здесь снова взяла в руку меч.
   — Должно быть, кого-то из этих мудрых людей случайно звали Громан? — заметила Избрана, с намеком приподняв бровь.
   — Именно так. Я сам видел этот меч.
   — Может быть, вот этот?
   Избрана сделала знак жрицам, и они подняли крышку сундука у ног идола. Вдвоем они поднесли тяжелый меч в отделанных золотом и янтарем ножнах и положили его на руки Избране.
   — Этот?
   Зимобор кивнул.
   — Это священное оружие плесковских князей, и старейшины этой земли вручили мне его, когда избрали меня княгиней Плескова. Ты убедился, брат мой, что меч Сварога всегда готов к защите своей земли.
   — Но я хотел бы услышать, что ни этот меч, ни какой-либо другой не попытается пронзить пределы смоленских земель, — мягко ответил Зимобор. — Я пришел сюда затем, чтобы в этом убедиться.
   — Если ты хочешь узнать, хочу ли я власти над Смоленском, — нет, не хочу! — Избрана гордо подняла голову и вернула меч жрицам. — Я нашла землю, которая приняла меня, и я не покину ее. Ты один по праву владеешь землей князя Велебора, нашего общего отца, и я думаю, предки наши возрадуются в садах Ирия, если между нами будет мир, как и подобает между братом и сестрой.
   — Только этого я и хочу, — с облегчением ответил Зимобор. — Пусть слышат меня деды — будем так же дружны, как внуки Крива, первые владетели этих земель.
   Они принесли клятвы на мече Перуна, и после этого все переместились на княжий двор. О событиях прошедшего года Зимобор и Избрана почти не говорили. У каждого из них был свой поход в дремучий лес и собственный опыт, которым делиться было нельзя и не нужно. Оба они осознавали, что нашли свое место и причины для прежней вражды исчезли. Отныне они были готовы любить друг друга если не как брат и сестра, то, как правители соседних держав, а именно это от них сейчас и требовалось.
   Единственное, о чем Избрана хотела бы знать, так этот намерения Зимобора насчет женитьбы. До нее доходило, что он снова сватается к дочери Столпомира полотеского, с которой когда-то уже был обручен, которая пропала, а теперь вроде как опять нашлась... или должна найтись... или у Столпомира обнаружилась еще одна дочь.
   — Нет, это та же самая дочь, княжна Звенимира, только теперь ее зовут Дивиной, — коротко отвечал Зимобор. — Она в лесу.
   — Что значит — в лесу? — не поняла Избрана.
   — Ее воспитывал Лес Праведный, а теперь снова забрал к себе. Я должен ее вернуть, и тогда она будет моей женой.
   По лицу брата Избрана видела, что он не хочет рассказывать подробности, но она была не любопытна. Главное было ясно: ее брат будет-таки зятем Столпомира полотеского, а значит, что княжеские дома всех трех кривичских племен снова окажутся в ближайшем родстве.
   В честь примирения брата и сестры в Плескове устроили пир, но веселье не затянулось. У обоих было слишком много дел, да и припасов имелось маловато. Зимобор торопился, поэтому всего через два дня приказал своей дружине собираться в дорогу.
   Уезжая, он казался спокойным, да и сам себя убеждал, что волноваться больше не о чем, но червячок сомнения не унимался. Да, у его честолюбивой сестры есть теперь собственное княжество, но ведь она получила его не навсегда, а только до тех пор, пока не повзрослеет Вадимир. Лет через пять-шесть Избране придется передать ему всю полноту власти. Да, скорее всего, старой Огняны тогда уже не будет на свете и Избрана станет хозяйкой в святилище, но понравится ли ей править святилищем после того, как она правила всей державой и отдавала приказы воеводам? Конечно, пять лет — достаточный срок, чтобы Зимобор мог укрепить свою власть в Смоленске, обзавестись сыновьями и не бояться уже никаких соперников. Но ведь и Избрана не потратит времени даром. Все их клятвы в мире и дружбе давали ему только передышку.
   Смоленская дружина совсем собралась в путь и даже вышла из Плескова, но возле того самого Заева лога их нагнал бегом бежавший гонец...
 

***

 
   Сама Избрана с трудом верила, что все кончается так мирно и спокойно. Она вышла проводить брата и стояла на забороле, глядя вслед ушедшим полкам, когда кто-то из дозорного десятка вдруг окликнул ее. Она обернулась: кметь показывал на север.
   Избрана обернулась. Где-то там, возле берега озера, в небо поднимался столб дыма.
   — Что это? — не поняла она. В той стороне не оставалось, как говорили, ни одного живого поселения.
   — Так это дозорные наши, Устьевская вежа, — обеспокоено пояснил десятник Гневко. — Эй, ребята! Кто свободный! — закричал он вниз, на княжий двор, где прохаживались кмети. — На Устьевской дым! Бегите кто-нибудь посмотрите! Велетко, ты самый молодой, давай беги! И Твердяте скажите!
   Избрана вспомнила о дозорной башне, маленькой крепости, которая стояла на мысу у самого места впадения Великой в Чудское озеро. Когда-то там была целая дружина и стояли два корабля, чтобы защитить вход в реку и подступы к городу от варяжских разбойников. Как ей рассказывали плесковцы, варяжские боевые корабли в последние десятилетия здесь были совсем не редкостью. Время от времени тот или иной отважный вождь приводил дружину, пытаясь разграбить поселение, и неоднократно это им удавалось. В Плескове бытовали тоскливые песни о разорении и неволе, о разлуке детей с родителями, невест с женихами; песни о гибели в битве с варягами, о поисках увезенных в плен, песни, полные страха и призыва к доблести, чудес и невероятных превратностей. Но и приглашенные для защиты князья не дремали: при старом князе Вадимире в устье Великой появилась крепость, а покойный князь Волегость придумал вбить в дно реки настоящий частокол, оставив узкий проход для торговых кораблей, который нужно было знать. Проход был достаточно близко к стенам крепости, и оттуда можно было забрасывать незваных гостей копьями, стрелами и горшками с пылающей смолой.
   Все это давало неплохую защиту от внезапных нападений, но прежде всего требовалась княжеская дружина, готовая к бою уже в устье Великой. А сейчас ее-то и не было. Единственное, что сумела сделать новая княгиня, — это послать в Устьевскую вежу дозорный десяток, который менялся раз в неделю и мог если не задержать врага, то хотя бы предупредить Плесков о набеге. Посланец вернулся довольно быстро, в сопровождении кметя из самой Устьевской вежи, которого встретил уже возле города.
   — Идет войско, — едва выговорил запыхавшийся парень. — Корабли... Варяги... Три...
   — Что — три? Три корабля?
   — Три десятка, не меньше. И еще идут, идут... Десятник говорит: скачи, Угрим, в детинец, пусть воевода... Княгиня...
   Избрана стояла как столб, не в силах пошевелиться или сказать хоть слово. Новость заморозила ее, лишила последних сил. Второе войско подряд! Здесь нечего грабить, но варяги берут пленных и продают в рабство — завтра здесь не останется никого...
   — Скорее, княгиня, надо смоленских возвращать, — быстро сказал Твердята, избранный плесковским воеводой. — Без них не справимся. Слава Сварогу, не успели далеко отойти. Если бы завтра, то беда... Беги, Журба, авось догонишь.
   — Что там за корабли? — жадно спросил подошедший Хродгар.
   — Да ваши. — Устьевский кметь с неприязнью глянул на него, словно Хродгар был виноват. — Со змеиными головами.
   — А стяга не видел?
   — Некогда мне было разглядывать.
   — Скоро мы все увидим, — сказала Избрана. — Но если там тридцать кораблей, сколько людей на них может быть?
   — А сколько угодно. — Хедин пожал плечами, не переставая ковырять в зубах изящной серебряной зубочисткой в виде журавля с длинным тонким клювом. — Зависит от величины кораблей. На каждом может быть от двух десятков до сотни человек. Но войско твоего брата и впрямь не будет лишним. Я бы посоветовал ему вернуться, но не показываться пока из леса. Пусть это будет приятной неожиданностью для наших врагов.
   Над посадом уже разносился тревожный гул железного била, повешенного перед воротами, и жители уже не в первый раз в испуге хватали детей и самое необходимое из пожитков, чтобы бежать под защиту стен и княжеской дружины.
   — Идут, идут! — Кметь на забороле махал руками, показывая на реку. — Уже видно!
   В ворота детинца бежала перепуганная толпа горожан. Избрана окинула взглядом лица своих воевод, кривичей и варягов. Времени не оставалось ни на что.
   — Вот что, княгиня, я к князю Зимобору пойду, — кашлянув, решил Твердята. — Если нас в детинце в осаду возьмут, тогда уже не договоримся. У князя Зимобора людей больше, мы с ним решим, а вы уж сами смотрите, когда пора будет дружину выводить. Но раньше нас не начинайте. Слишком вас мало, держитесь только.
   Избрана кивнула: трудно было что-то решать, не зная ни численности вражеского войска, ни его намерений, а также и намерений смолян. Согласится ли вообще Зимобор ввязываться в ее войну? А может, он увидит в этом удобный случай чужими руками избавиться от нее навсегда?
   Но тут же Избрана устыдилась своих сомнений. Что бы ни случилось, ее брат не из таких.
   Ворота детинца закрыли, кмети расположились на стенах, держа наготове луки и копья. А по Великой уже тянулась вереница варяжских кораблей. Их действительно было много, несколько десятков, и у каждого на мачте горел кровавым глазом красный щит — знак войны. Корабли были все разные, побольше и поменьше, но в целом войско насчитывало больше тысячи человек.
   При виде первых же кораблей Хродгар издал восклицание и вцепился в стену, подался вперед, стараясь получше рассмотреть.
   — Да никак ты увидел знакомых, Хродгар конунг? — насмешливо бросил Хедин. Он вообще завел привычку поддразнивать Хродгара, и они часто перебранивались, но сейчас тот ничего не заметил.
   — Это... Эти корабли етландской постройки! — воскликнул Хродгар. — Я знаю, вон тот дреки, где синий штевень, строил Аудун Корабельщик, или я ничего не понимаю! Мой собственный корабль тоже его постройки!
   — Значит, это гости к тебе? — без удивления уточнил Хедин. — Или, вернее, это за тобой? Знаешь, я с самого начала подозревал нечто подобное.
   — Вон он! — вдруг во весь голос заорал Хродгар и прибавил несколько слов, которых Избрана якобы не знала. — Вон он, троллиный выкидыш! Я вижу его стяг! Это стяг нашего отца. Да как он посмел! Он не смеет заказать свой собственный, потому что без чаши Фрейра он еще не конунг, вот и пошел в поход под стягом отца! Вон он, ты видишь! — Он непочтительно схватил Избрану за плечо и подтолкнул, словно это должно было помочь ей лучше видеть. — Видишь, вон дреки на двадцать шесть скамей, там змей с золотым кольцом на шее, а вон там на носу стяг, синий, с серебряной чашей, — это он, Флоси! Этот негодяй! Этот рабский выродок!
   Избрана и правда разглядела на одном из самых больших кораблей синий стяг, хотя изображение разобрать было трудно.
   — Так, значит, это и есть твой брат?
   — Пещерный тролль ему брат! — Хродгар в негодовании сплюнул со стены. — Уж я не знаю, приехал он сюда искать меня или просто пограбить, но здесь мы ему так надерем задницу, что он разом отучится ходить в походы!
   — Ты же говорил, что он не любит ходить в походы.
   — Он пришел за тобой, Хродгар конунг, не сомневайся! — заверил Хедин, покусывая свою зубочистку. Эту драгоценную вещичку ему подарил сам Хродгар, из своей зимней добычи, и она так понравилась старому варягу, что он почти с ней не расставался. — Ты ведь так прославился этой зимой! Вернее, наделал столько шуму в Восточном море ^[35], что о тебе говорили на всех гостиных дворах Бирки, Хедебю, Рибе, Волина, Готланда, а может, и Дорестада тоже. Наверняка за зиму твой братец узнал, где тебя искать.
   — Он найдет свою смерть! — прорычал Хродгар и обернулся: — Гудлейк! Где мой стяг, я еще когда за ним послал! Мне что, ждать его до Затмения Богов?
   Десяток кораблей уже встал к причалу под самой стеной, сверху их было видно как на ладони. Избрана, выглядывая между щитами, легко могла бы пересчитать все скамьи и все весла, если бы их не заслоняли вооруженные люди — все в стегачах, многие в кольчугах, в шлемах с полумасками, с разноцветными щитами, с мечами, секирами и копьями. Дружины выпрыгивали на причал и строились, другие корабли шли дальше к посаду.
   — Флоси, неужели это ты? — закричал Хродгар, и все внизу подняли головы, услышав слова на родном северном языке. — Наконец-то и ты проявил родственную любовь! Это так любезно с твоей стороны — навестить меня здесь! Тем более я ведь знаю, как ты не любишь покидать дом и мерзнуть на морях, вместо того чтобы греться в теплом свином навозе!
   Хирдманы Хродгара и Хедина дружно захохотали, услышав эту приветственную речь. Из толпы на причале вышел человек — не толстый, но широкий и плотный, в золоченом шлеме, из-под которого виднелась рыжая борода, с мечом у пояса. Он был по виду постарше Хродгара и совсем на него не похож.
   — Неужели ты и правда здесь, Хродгар ярл! — ответил он. Телохранители держали наготове щиты, чтобы прикрыть его от стрел и копий, но, пока идут переговоры, оружия никто поднимать был не должен. — Слухи меня не обманули, я этому рад. Было бы обидно понапрасну покинуть дом в такую пору, когда столько дел по хозяйству.
   — Конечно! — радостно отозвался Хродгар. — Стричь кур, случать морковь и капусту, принимать роды у селедки... что там еще бывает?
   — Ты никогда не разбирался в хозяйстве! — Флоси сумел остаться серьезным, хотя даже его собственные люди не удержались от смеха. — Тебе никогда не было дела до твоей земли, тебя всегда заботила только твоя слава. Так забери ее себе и оставь в покое Западный Етланд. Я, собственно, приехал, чтобы предложить тебе это.
   — А разве я беспокою Западный Етланд? Нет еще, не этой весной, во всяком случае. Я порядочный человек и дам вам спокойно вспахать шерсть и посеять сыр. Приеду, пожалуй, поближе к сбору урожая, а пока будьте спокойны.
   — Ты беспокоишь Западный Етланд самим своим существованием. Мы не глупцы и понимаем, что рано или поздно ты придешь бороться за власть и за престол нашего отца, который тинг отдал мне. Но я не хочу раздора и беззакония. Я приехал, чтобы предложить тебе кое-кто. Ты слушаешь меня?
   — Конечно. Хотя вообще-то рабы не имеют права голоса на тинге и даже в свидетели не годятся, но ты ведь, говорят, немножко мой родич, хотя по тебе этого не видно... Короче, что ты там хотел мне предложить?
   — Я хотел тебе предложить вот что, — Флоси проглотил оскорбления, хотя даже под шлемом было видно, что он покраснел от досады. — Ты вернешь нам чашу Фрейра, которую противозаконно похитил из святилища. А я за это прощу тебе похищение и не буду причинять вреда тебе, твоим людям и этой земле, на которой ты обосновался. Я даже готов предложить тебе некоторый выкуп за нашу святыню. И если ты дашь клятву больше никогда не беспокоить Западный Етланд и не претендовать на престол, я пообещаю не умышлять на твою жизнь и предоставлю право искать добычи и славы где тебе будет угодно, кроме Западного Етланда.
   — Нечего сказать, выгодные условия! Запомни, ты, рабский выродок! — уже не притворяясь вежливым, в гневе закричал Хродгар. — Власть над Западным Етландом принадлежит мне! Я — единственный законный сын Рагнемунда конунга и единственный его законный наследник! Чаша Фрейра — по праву моя, и престол Западного Етланда — по праву мой. И он будет моим! Сейчас, или через год, или даже через три — я буду править Западным Етландом, и ты, Флоси, имей это в виду! На престоле Западного Етланда ты не навсегда, и он будет колоть тебя в задницу, сколько бы ты на нем ни просидел! О, я вижу, колет! — воскликнул Хродгар, видя, как Флоси передернул плечами от досады.
   — Ты зря так горячишься, — поморщившись, ответил его брат. — Я не так глуп, как ты думаешь, и хорошо подготовился к этому походу. Я знаю, что эта земля перенесла страшный голод и совсем обезлюдела. Я знаю, что твоя собственная дружина насчитывает не больше двух сотен. А у меня более тысячи человек. Ты сам видишь, сколько кораблей я привел! — Флоси взмахнул рукой, показывая длинный причал, весь заполненный мачтами. — Со мной пришли все знатнейшие люди Западного Етланда. Посмотри, разве ты не узнаешь их?
   Пока они разговаривали, многие вожди, спустившись со своих кораблей, приблизились и теперь стояли вокруг Флоси — каждый под своим стягом, со своими оруженосцами, телохранителями и родичами.
   — Посмотри на них, если за морями ты не забыл знатных людей своей земли! — продолжал Флоси. — Вот стоит Рауд Козья Шкура, у него два корабля и почти восемь десятков людей на них. Вот Эйвинд Седой, Торстейн Стрелок, вот Халльдор Охотник, Гудмунд Длинный, вот Арнор и Асбьерн, сыновья Орма Могучего из Хаукдаля, и Хаукдаль прислал с ними дружину из двухсот человек! Вот Свейн Чародей, вон там Кольбьерн и Финн с Лесного острова, вон Торкель Гордый, а вон тот самый дальний корабль принадлежит Транду Желтая Пустошь. Вон там Бьерн Буян, с ним на корабле еще дружина Кетиля из Лонгенэса. Видишь, сколько людей! И все они поддерживают меня!
   — Вот это и есть самое удивительное! — ответил Хродгар. — Столько знатных и достойных людей пошли за сыном рабыни! Да ты, наверное, околдовал их, если они совсем лишились разума. Да не стыдно ли тебе, Торстейн, сын Бьерна, выступать против меня, когда мать моего отца, Алабьерг, дочь Эрмунда, и твоя мать, Гудрид, дочь Бьерна Черного, обе приходились внучками Кари Хитрому из Экелунда? А с тобой, Свейн Чародей, мы вместе сражались у Борнхольма, куда послал нас мой отец. Я помню, что ты проявил себя отважным мужем, и своей победой мы во многом были обязаны твоему умению вызывать попутный ветер, — так почему же ты забыл ту долю добычи, что получил от меня тогда? Ты забыл секиру с золотой насечкой и красный плащ, что я подарил тебе на пиру? Да вон же она, эта секира, в руках у твоего зятя Орма Пятачка! И твой род уже забыл, откуда у него это сокровище? Неужели у вас, как у женщин, такая короткая память? А ты, Бьерн по прозвищу Буян, неужели тебе так наскучило без меня сидеть дома, что ты готов идти в поход хоть под стягом раба, да еще и против законного наследника своего конунга?
   Еты ничего не отвечали на его горячую речь, но многие из них отводили глаза, и Избрана видела, что гневные слова Хродгара бьют точно в цель.
   — Я многое узнала о вас, еты, — сказала она на северном языке, и сотни удивленных глаз обратились к ней. Избрана улыбнулась: она знала, что своей красотой может вызвать изумление, и гордилась этим. — Я — королева этой земли, Избрана, дочь Велебора. Напрасно кто-то стал бы думать, что Плесков не может себя защитить. Вы найдете здесь свою смерть, если станете разорять мой город. Я предлагаю вам уйти. Мы далеко не так беззащитны, как кажется на первый взгляд.
   — Ты весьма красивая и отважная женщина, королева Избрана, — ответил ей Флоси. — Но ты сделала ошибку, приняв в своем доме Хродгара, сына Рагнемунда. Его присутствие еще никому не приносило добра. Его отвергла его собственная земля, и я хочу истребить его ради спокойствия и благополучия нашей земли. Ты уже знаешь, что он украл священную чашу Фрейра, нарушил покой святилища. Разве ты хочешь, чтобы и святилища твоей земли подвергались опасности? Прикажи выдать мне его, и тогда я клянусь, что ни один человек на твоей земле не пострадает, а ты всегда сможешь рассчитывать на мою дружбу. Я прекрасно знаю, какое страшное бедствие пережила вся земля венедов ^[36], я знаю, как слабы сейчас ваши правители, как велика ваша потребность в пище, в хлебе, скоте, в шерсти, решительно во всем. Я дам тебе все, что тебе и твоей стране может понадобиться, вы ни в чем не будете знать нужды. Если ты умная женщина, ты сама поймешь, что тебе гораздо выгоднее будет заключить союз с уже избранным конунгом Западного Етланда, чем с бродягой, у которого нет ничего, кроме меча и нахальства.