Страница:
Мы остались живы. Судя по поведению Анны, она тоже не пострадала. Я отправил ко дну одного подводника, а второй, судя по всему, вернулся на катер. Небывалое везение, фантастика, Божья воля — не знаю, как объяснить налгу чудесную победу. Четверых из шести вооруженных людей мы прикончили, не имея никакого оружия, кроме бутылки из-под шампанского да собственных рук.
49
50
49
Я рассчитывал, что воздуха в аквалангах нам хватит по крайней мере на половину пути, но расстаться с опустевшими баллонами пришлось гораздо раньше. Анна снова тонула, кричала, билась в моих объятиях, отказываясь бороться за жизнь, и я снова проводил жесткую терапию, топил, дергал ее за волосы, успокаивал, убеждал… Мы провели в воде почти весь день, и только ближе к вечеру наше жалкое трепыхание в километре от берега заметили с вышки спасательной станции и выслали за нами моторную лодку. После пережитых событий у меня возникла стойкая аллергия на моторки, и я не сразу поднялся на ее борт. Один из спасателей что-то кричал мне, протягивал руку, но я с опаской смотрел на него красными, воспалившимися глазами и бил его по руке. Анну спасатели просто втащили в лодку — она почти не подавала признаков жизни.
Ребята попались на редкость добросовестные. Я давно не видел, чтобы кто-нибудь так самоотверженно трудился задарма. С Анны они быстро стащили джинсы и майку и стали в четыре руки растирать ее. Когда лодка на малом ходу причалила к уже безлюдному пляжу, моя подруга была способна самостоятельно выйти и добрести до медпункта. Мне дали большое сухое полотенце. Я завернулся в него и пошел вслед за Анной. Один спасатель последовал за нами, а второй погнал лодку к гаражам.
Мы сидели с Анной на топчане, покрытом простыней и прозрачной клеенкой, и хором дрожали. Организм вырабатывал тепло, и все мышцы наших истощенных тел трудились, как поршни двигателя.
— Ну, вы даете ! — все время восхищался спасатель, который привел нас в медпункт. — Как вы умудрились так далеко заплыть?
— Уснули на надувном матраце, — ответил я. — Течением отнесло…
— Что, оба уснули на одном матраце? — усмехнулся спасатель и налил нам по стакану водки.
Я стал приходить в себя и ориентироваться в обстановке. Те парни в черных майках не для того положили на Диком острове четверых своих бойцов, чтобы дать нам спокойно уйти. Я вскочил на ноги, подошел к дверному проему, отвел марлевую шторку в сторону, посмотрел на окутанный сумерками пустынный пляж.
— Вы не могли бы одолжить мне это полотенце до завтра? — спросил я у спасателя. — Моя одежда затонула…
Наверное, у меня был настолько несчастный и испуганный вид, что спасатель поспешил помочь.
— Я вам дам шорты и майку! Почти новые! — Он кинулся в подсобку и добавил оттуда: — Я их недавно стирал. И можете не возвращать, ходите, сколько надо, а потом выкиньте!
Он вынес мне одежду. Я быстро облачился в белые трусы и бордовую майку.
— А обувь… — произнес спасатель, глядя на мои босые ноги и покусывая губы. — Может быть, найду шлепанцы. Знаете, отдыхающие часто оставляют тапочки на пляже, мы их подбираем и ждем, когда хозяин отыщется.
Я отрицательно покачал головой, снова кинул взгляд на пляж и тронул Анну за плечо.
— Пойдем, Анюта.
Ее все еще колотила крупная дрожь. Анна отрицательно покачала головой и с трудом произнесла:
— Е-е-еще водки… пож-ж-ж-жалуйста… От предчувствия беды мне стало даже жарко.
Я схватил Анну за руку и потянул ее к выходу силой. Она взвизгнула, высвободила из-под одеяла руку и ударила меня.
— Уйди-и-и! Не пойду никуда-а-а!..
— В самом деле, — вмешался спасатель. — Посидите еще. Ваша девушка сильно переохладилась. Ее следовало бы растереть спиртом или скипидарной мазью.
Я не слушал его. Снова взял Анну за руку и сжал ее до боли.
— Анна, мы должны идти!
Она крутила головой, морщилась, хныкала, а когда я заставил ее подняться с топчана, снова пронзительно закричала:
— Куда ты меня тянешь?! Я не хочу больше в море! Отпусти меня, я хочу остаться здесь! Мне холодно!
— Послушайте! — крикнул спасатель, пытаясь отгородить от меня Анну. — Оставьте ее в покое! У вас нервное переутомление!
Мне показалось, что я услышал, как со стороны набережной раздался тихий скрип тормозов автомобиля. Оттолкнув спасателя, я схватил Анну в охапку. Она закричала с такой силой, что у меня заложило ухо. Спасатель неожиданно двинул меня кулаком в челюсть — не сильно, словно предупреждая, что следующий удар будет более убедительным. Анна тотчас добавила с другой стороны. Она ничего не соображала, не понимала, что мы были на волоске от смерти, а спасатель ничего не знал. «Он простит меня, когда узнает все», — подумал я и, резко развернувшись корпусом, крепко въехал ему кулаком в подбородок. Спасатель оказался крепким парнем и устоял на ногах. Если бы я в этот момент опустил руки, он быстро бы привел меня в горизонтальное положение. Я ударил его еще раз — по левому уху и завершил наш спор прямым ударом тыльной стороной ладони по переносице. Несчастный спасатель, вытащивший нас из воды, сбивая табуреты, стулья и вешалку, грохнулся на пол.
Я взял мокрые джинсы Анны, обвязал их вокруг пояса, присел перед девушкой, смотревшей на меня совершенно безумными глазами, обхватил ее за ноги, оторвал от пола и закинул девушку на плечо, как это делают джигиты, воруя невест. Выбежал на пляж, кинулся, увязая в остывшем песке, в сторону, к напоминающим гробы лодкам, лежащим на металлических опорах днищем кверху, упал на колени перед первой попавшейся и стал заталкивать под нее Анну. Она тихо поскуливала, вяло сопротивлялась, кидала мне в лицо песок, и все же мы оба благополучно скрылись под надежной крышей. А главное — вовремя.
Я закрыл ладонью рот Анне, слегка приподнял ее голову, чтобы она могла все увидеть своими глазами. С парапета на пляж спрыгнул человек в курточке и темных брюках. Руки его были опущены в карманы. Не торопясь, глядя по сторонам, он подошел к двери медпункта, сдвинул марлю, вытянул руку с пистолетом вперед и дважды выстрелил. От каждого выстрела Анна вздрагивала, словно кто-то невидимый толкал ее в спину. Так же спокойно и неторопливо убийца спрятал пистолет в карман, повернулся лицом к морю, сплюнул под ноги, посмотрел в сторону Крепостной горы, затем — в нашу. Кажется, взгляд его остановился на лодках. Мы с Анной перестали дышать. Человек, снова опустив руки в карманы, медленно пошел в нашу сторону. Он понял, что вместо меня убил случайного человека? Он заметил нас? Я почувствовал, как напряглась шея Анны. Похоже, я невольно сдавил ее своими пальцами.
Не было уже никаких сомнений — убийца шел прямо на нас. Я очень медленно опустил руку на песок и сжал в кулаке полную горсть. «Какая глупость! — подумал я. — Это не поможет. Я даже не докину песок до его лица. Теперь ясно, почему лодки напомнили мне гробы».
Человек, не дойдя до нас шагов десяти, остановился, посмотрел по сторонам. Зачем он тянет? Свидетелей не будет — у него пистолет с глушителем, можно хоть всю обойму разрядить в нас — на набережной, где из каждого кафе несется музыка, никто не услышит. Мои нервы дошли до предела. Сейчас я очень хорошо понимал тех киногероев, которые рвали на груди рубахи и орали: «Стреляй, гад!»
Человек сплюнул — должно быть, это был такой ритуал — и пошел прямо на нас. Через несколько секунд его ноги в коричневых туфлях «инспектор» мелькнули перед нашими перекошенными лицами, и каблуки застучали по днищу лодки. Нам на головы посыпался песок. Еще два удара, затем металлическая опора, на которой стояла лодка, закачалась, тихо заскрипела, и все затихло.
Анна повернула ко мне лицо. К счастью, в темноте я не видел, какое у нее было выражение.
— Ушел? — одними губами спросила она.
Я беззвучно, по-пластунски вылез из-под лодки, посмотрел наверх, по сторонам. По набережной, удаляясь, плыли красные огоньки автомобильных габаритных фар.
— Ну что? — спросил я. — Уже согрелась? Больше не хочешь водки?
— Хочу, — прошептала Анна. — Зачем… зачем он выстрелил в него?
— Молчи, не спрашивай… Выть хочется… Вставай, надо уходить отсюда. Кнышу позвоним с «Горки». Там есть телефон. У убийцы много примет: ботинки, брюки, автомобиль. Его высчитают в полчаса…
Я не верил в то, что говорил.
Мы шли по темному пляжу молча. Анну шатало от усталости и водки. У нее не было сил даже плакать, и она время от времени лишь негромко всхлипывала. Я не мог разжать кулаки. Судорога скрутила их, превратив в булыжники. У меня перед глазами стояло лицо убитого спасателя с застывшим на нем выражением недоумения, будто он хотел спросить: ребята, за что?
— Я достану его… — бормотал я. — Я достану этого Лешика вместе с его Эльвиркой. Я раздавлю этих клопов. Я отрежу Малыгину уши и затолкаю их в рот Милосердовой. А потом отрежу ей голову и пришью к плечу Лешика. И этого сиамского близнеца мы похороним на том же симферопольском кладбище, под той же могильной плитой…
Да простит меня Господь за такие слова и мысли!
— А ты разве не спишь? — удивилась Анна.
— Нет, только делаю вид.
Ночь мы провели у Аркадия Демчука. Раскладушки он постелил нам в саду, среди безмолвных Венер и девушек с веслами, под широкой ветвью абрикосового дерева, сквозь которую просвечивали крупные звезды, похожие на спелые виноградины. Его сторожевой пес Билл слишком добросовестно нес службу и лаял до самого утра, почти не переставая, в связи с чем крепкого и глубокого сна у нас с Анной не получилось. В перерывах между метаниями в Билла очередного комка земли я впадал в дремоту, и меня терзали разноцветные кошмарики, по сюжету связанные с дорогим моему сердцу морем. Рано утром мы сели на автобус, следующий рейсом из Феодосии в Ялту, предварительно купив в станционном киоске свежие газеты. Анна принялась просматривать заголовки, но уже буквально через полминуты ахнула:
— Послушай, тут только про тебя и пишут! Я полулежал в кресле с закрытыми глазами, Анна читала вслух заметки с пометками «Срочно в номер!», «Сенсация недели», «По слухам и авторитетно», а я никак не мог поверить, что речь в самом деле идет обо мне.
— «Кому это выгодно?» Автор — какой-то Фисменович, — читала Анна. — «Вывод экспертной комиссии о том, что взрыв на яхте „Ассоль“ произошел в результате воспламенения электропроводки в непосредственной близости от баков с бензином, можно было поставить под безусловное сомнение только потому, что этой версии отчаянно придерживается официальный Симферополь. Я же склонен принять эту версию лишь по той причине, что комиссию создал и возглавил Виктор Гурули — человек, который в наибольшей степени был заинтересован в целостности и сохранности денег, предназначенных для выплат вкладчикам»… Вот гад, а? Врет и не краснеет!.. Ты еще не спишь? Слушай дальше…
— Это неинтересно, — перебил я. — Поищи что-нибудь про меня.
— Про тебя, про тебя, — забормотала Анна, перебирая газеты. — Вот про твоего друга. Обращение генерального директора АО «Милосердие» Виктора Гурули ко всем вкладчикам. «Дорогие акционеры! Счет жертвам нашего акционерного общества растет. Кому-то очень хочется, чтобы вы и в первую очередь свободолюбивый и гордый народ Крыма по-прежнему стоял у разбитого корыта. Кому-то очень выгодно, чтобы ваши кошельки были пусты, чтобы вы мечтали досыта наесться хлеба и чтобы свыклись с мыслью, что вы — быдло. Не надо напрягаться, чтобы отгадать эту нехитрую задачку. Это выгодно тем, кто сегодня стоит у власти. Они прекрасно знают: бедными зависимыми людьми управлять гораздо проще, нежели богатыми и свободными… » Сволочь! Вор!
— Что, там так и написано?
— Нет, это я от себя добавила. Дальше читать?
— Я же просил поискать что-нибудь про меня.
— А он и про тебя вспоминает. Вот: «Погиб мой друг — капитан яхты „Ассоль“ Кирилл Андреевич Вацура».
Я хмыкнул и покрутил головой.
— В самом деле сволочь. Валяй дальше!
— «Эта смерть останется на совести убийц, взорвавших яхту. Но лишь на очень короткое время. Считаю необходимым открыто объявить о том, что, не будучи уверенным в порядочности наших органов правопорядка и объективности следствия, которое, насколько мне известно, вряд ли будет начато, я своими силами создал специальную следственную группу из числа высококвалифицированных профессионалов и частных детективов. Эта группа уже работает… » Да-а, мы с тобой вчера на острове близко познакомились с этой группой. «Каждый час я получаю информацию о ходе следствия. Могу сообщить, что на след преступников мы уже вышли. И ведут эти следы в высокие государственные инстанции… » Послушай, Кирилл, за этот поклеп его же милиция со свету сживет!
— Кто конкретно? Честный и светлый, как солнышко, Володя Кныш?
— Нет, конечно. У Кныша силенок не хватит. Кто-нибудь повыше.
— А те, кто повыше, с Гурули за одним столом сидят и, прости, одних девок пользуют… Ну, чем этот соловей закончил?
— «Призываю всех акционеров „Милосердия“ теснее сплотить свои ряды. Не дадим себя ограбить! Не дадим себя обмануть! Построим свой дом, свою судьбу, свое счастье своими руками!» И факсимильная подпись.
— Послушай, Анюта, — сказал я, повернув голову, — в какой стране мы живем?
— Ты о России или Украине?
— Я о нашей бывшей советской стране.
— Тогда ответь мне: ты за коммунистов или Демократов?
— Анюта, разве можно делить людей по такой узкой классификации? Разве нельзя быть просто честным человеком? Ты посмотри, что происходит вокруг! Это же вся страна — Дикий Остров! Кучка подонков держит нас всех за баранов. Мы для них — стадо, тупое, покорное стадо. И вот один подонок вещает со страниц этой поганенькой газетенки про милосердие, про необходимость сплотить ряды, а бараны в своем большинстве верят ему, покорно идут под ножницы. С них стригут шерсть, а они благодарно блеют… А может быть, мы заслуживаем этого? Раз нет мозгов, то будем баранами…
— Я так понимаю, что вы тоже вкладчик? — отозвался какой-то словоохотливый гражданин в белой кепке с заднего сиденья. — Значит, наш человек? Правильно говорите? Всех их, гадов, утопить в море надо!
— Вы о ком, дяденька? — спросил я, повернув голову.
— Как о ком? О демократах, конечно!
— А я о вас. К сожалению…
Анна, пряча улыбку, отвернулась к окну. Ненавижу политиков. Ненавижу дураков. От них все беды на земле.
— Двести десять, двести тридцать, двести восемьдесят… Какая хорошая бумага! Сутки мокли в кармане, и ничего! Прогладить бы их утюжком.
— Тогда мы точно их не обменяем… Это, насколько я понял, все, что осталось от твоего алмазного колечка?
— Увы, — вздохнула Анна.
На многолюдном алуштинском автовокзале мы чувствовали себя вполне безопасно. Как выяснилось, на Барсучью поляну рейсовые автобусы не ходили, а частники отказывали нам по той причине, что въезд в дачную зону для посторонних был закрыт.
Анна все заглядывала мне в глаза.
— Кирилл, может быть, не поедем туда? Я отрицательно покачал головой.
— Пришло время возвращать долги. Я не успокоюсь, пока не разворошу тот муравейник.
— Тебя мало травили собаками?
— К черту собак! У меня не выходит из головы тот парень.
Анна поняла, что я имел в виду спасателя. В его смерти мы косвенно, а вернее сказать, напрямую были виноваты. Я мог смириться с жестокостью игры, в которую мы с Анной включились. Мое порочное сознание уже нормально воспринимало и попытку Лепетихи убить меня, и его труп на лестничной площадке, и агрессивный блеф «компьютерной компании» с Барсучьей поляны, и охоту вооруженной банды на Диком острове — все это выглядело вполне допустимыми ходами, соответствующими масштабу, динамике и высоким ставкам игры. Но вчерашнее убийство спасателя мой мозг не мог воспринять. По своей наивности я все еще верил в некий «кодекс чести», которому неукоснительно должен следовать даже самый опытный, с большим «стажем» киллер, и главный пункт этого кодекса гласил: не убивай всуе, а точнее, если можешь — не убивай. Подонок в новеньких туфлях «инспектор» убил спасателя просто так, от злости, что упустил нас с Анной; он стрелял в собственную ошибку, задевшую его самолюбие.
Анна понимала меня, но сейчас смотрела на вещи более реально.
— Хорошо, доберешься ты до Барсучьей поляны. — Она старалась говорить со мной терпеливо и спокойно. — А что потом?
— Я сожгу их двухэтажный сарай!
— Не успеешь. Тебя сожрут собаки. А сунешься в офис — нарвешься на пулю охранника. Частная собственность. Кроме эмоций, у тебя нет ничего — ни прав, ни оружия, ни цели… К тому же я не уверена, что Леша живет на той лесной даче. Скорее он крутится где-то рядом с Гурули или Милосердовым.
Она придерживала меня за руку, а я все вырывался, все норовил куда-то идти. Если бы ее не было, я бы уже натворил столько ошибок!
Наконец я выругался, сел на скамейку и покрыл голову носовым платком.
— Хочешь пепси-колы? — спросила Анна.
— Мне стыдно, — ответил я. — Никогда я еще не чувствовал себя таким беспомощным.
— Стыдно должно быть тем, кто по долгу службы обязан бороться с организованной преступностью.
Некоторое время мы с Анной молчали. Я смотрел себе под ноги, где валялось неисчислимое множество окурков, и думал о том, как же удавалось Шерлоку Холмсу выходить на след преступника, изучая подобный мусор. Анна, почувствовав, что я слишком увлекся самоуничижением, стала потихоньку выводить мой полет из пике.
— Ты рассказывал, что они выдают себя за производителей компьютерных программ?
— Ну? — буркнул я, не поднимая головы.
— Может быть, мне самой зайти к ним в офис, показать документы представителя московской торговой фирмы…
— Конечно, конечно! — перебил я Анну. — И еще черный парик надень! У тебя шпионофилия, милая! Если там все же окажется Леша и ты случайно попадешься ему на глаза, то тебя похоронят на Барсучьей поляне без гроба и могильной плиты.
Покусывая губы, Анна посмотрела на меня.
— Послушай, а зачем ты накрыл голову этим дурацким платком?
— Другого моя голова не заслуживает… Ба-а, какая встреча! — Не делая резких движений, я обнял Анну за плечи, прижал ее к себе, исподлобья глядя на дорожный перекресток.
— Что ты там увидел?
— Не крути головой! — ответил я. — Серебристый «БМВ». М— Да, у дурного ловца и зверь глупеет… Разворачивается…
— Ты мне можешь объяснить…
— Крокодил Альгис собственной персоной!
— Тот самый, кто вас отвозил на дачу?
— Тот самый… Интересно бы знать, это случайность, что он оказался здесь в это время, или нам закинули приманку?
Машина на малом ходу проехала мимо автовокзала. Альгис не крутил головой, смотрел только вперед, притормозил перед пешеходной «зеброй», пропуская людей, затем вырулил на улочку, ведущую на набережную, и «БМВ» вскоре исчез из виду.
— Может, за покупками. Или встретить кого-нибудь. Мало ли, — сказала Анна.
— Должно быть, так оно и есть, — произнес я, глядя в ту сторону, куда уехала машина. — За покупками. Молочко, творог, фрукты — программистам полезно. Они у компьютеров подолгу просиживают… Идем!
Анна шла за мной, не задавая вопросов. На ее смуглом от загара лице проступили тени — будто она наскоро и неумело наложила под глазами макияж. Раньше я этого не замечал.
На попутке мы добрались до Ялтинского шоссе. Дальше — по серпантину, ведущему в сторону Барсучьей поляны, пошли пешком. Анна скоро отстала. Она плелась посреди дороги, останавливаясь и отдыхая каждую минуту. Тот резерв, из которого она черпала силы на подвиги, иссяк. Я не торопил ее. Спешить, собственно, было некуда. Мы поднялись настолько, что одним взглядом могли окинуть пространство, разделяющее северный склон Аю— Дага и Алушту. Ялтинское шоссе серой нитью протянулось под нами. Каждая машина была хорошо видна, и даже слышен звук моторов. Отсюда мы могли заметить «БМВ» Крокодила, когда он будет еще в самом начале подъема.
Анна не просто села передохнуть — она упала в тень кипариса, в пружинистую желтую траву, лицом вниз, и в этом жесте не было ни демонстрации, ни стремления вызвать жалость. Я не стал ждать, когда она снова встанет, повернулся и побрел к ней.
Солнце прицепилось к верхушке кипариса. Я попытался его стряхнуть, но сверху посыпались лишь высохшие хвойные крестики. Они попали мне за ворот, прицепились к майке на груди и запутались в волосах Анны.
Ребята попались на редкость добросовестные. Я давно не видел, чтобы кто-нибудь так самоотверженно трудился задарма. С Анны они быстро стащили джинсы и майку и стали в четыре руки растирать ее. Когда лодка на малом ходу причалила к уже безлюдному пляжу, моя подруга была способна самостоятельно выйти и добрести до медпункта. Мне дали большое сухое полотенце. Я завернулся в него и пошел вслед за Анной. Один спасатель последовал за нами, а второй погнал лодку к гаражам.
Мы сидели с Анной на топчане, покрытом простыней и прозрачной клеенкой, и хором дрожали. Организм вырабатывал тепло, и все мышцы наших истощенных тел трудились, как поршни двигателя.
— Ну, вы даете ! — все время восхищался спасатель, который привел нас в медпункт. — Как вы умудрились так далеко заплыть?
— Уснули на надувном матраце, — ответил я. — Течением отнесло…
— Что, оба уснули на одном матраце? — усмехнулся спасатель и налил нам по стакану водки.
Я стал приходить в себя и ориентироваться в обстановке. Те парни в черных майках не для того положили на Диком острове четверых своих бойцов, чтобы дать нам спокойно уйти. Я вскочил на ноги, подошел к дверному проему, отвел марлевую шторку в сторону, посмотрел на окутанный сумерками пустынный пляж.
— Вы не могли бы одолжить мне это полотенце до завтра? — спросил я у спасателя. — Моя одежда затонула…
Наверное, у меня был настолько несчастный и испуганный вид, что спасатель поспешил помочь.
— Я вам дам шорты и майку! Почти новые! — Он кинулся в подсобку и добавил оттуда: — Я их недавно стирал. И можете не возвращать, ходите, сколько надо, а потом выкиньте!
Он вынес мне одежду. Я быстро облачился в белые трусы и бордовую майку.
— А обувь… — произнес спасатель, глядя на мои босые ноги и покусывая губы. — Может быть, найду шлепанцы. Знаете, отдыхающие часто оставляют тапочки на пляже, мы их подбираем и ждем, когда хозяин отыщется.
Я отрицательно покачал головой, снова кинул взгляд на пляж и тронул Анну за плечо.
— Пойдем, Анюта.
Ее все еще колотила крупная дрожь. Анна отрицательно покачала головой и с трудом произнесла:
— Е-е-еще водки… пож-ж-ж-жалуйста… От предчувствия беды мне стало даже жарко.
Я схватил Анну за руку и потянул ее к выходу силой. Она взвизгнула, высвободила из-под одеяла руку и ударила меня.
— Уйди-и-и! Не пойду никуда-а-а!..
— В самом деле, — вмешался спасатель. — Посидите еще. Ваша девушка сильно переохладилась. Ее следовало бы растереть спиртом или скипидарной мазью.
Я не слушал его. Снова взял Анну за руку и сжал ее до боли.
— Анна, мы должны идти!
Она крутила головой, морщилась, хныкала, а когда я заставил ее подняться с топчана, снова пронзительно закричала:
— Куда ты меня тянешь?! Я не хочу больше в море! Отпусти меня, я хочу остаться здесь! Мне холодно!
— Послушайте! — крикнул спасатель, пытаясь отгородить от меня Анну. — Оставьте ее в покое! У вас нервное переутомление!
Мне показалось, что я услышал, как со стороны набережной раздался тихий скрип тормозов автомобиля. Оттолкнув спасателя, я схватил Анну в охапку. Она закричала с такой силой, что у меня заложило ухо. Спасатель неожиданно двинул меня кулаком в челюсть — не сильно, словно предупреждая, что следующий удар будет более убедительным. Анна тотчас добавила с другой стороны. Она ничего не соображала, не понимала, что мы были на волоске от смерти, а спасатель ничего не знал. «Он простит меня, когда узнает все», — подумал я и, резко развернувшись корпусом, крепко въехал ему кулаком в подбородок. Спасатель оказался крепким парнем и устоял на ногах. Если бы я в этот момент опустил руки, он быстро бы привел меня в горизонтальное положение. Я ударил его еще раз — по левому уху и завершил наш спор прямым ударом тыльной стороной ладони по переносице. Несчастный спасатель, вытащивший нас из воды, сбивая табуреты, стулья и вешалку, грохнулся на пол.
Я взял мокрые джинсы Анны, обвязал их вокруг пояса, присел перед девушкой, смотревшей на меня совершенно безумными глазами, обхватил ее за ноги, оторвал от пола и закинул девушку на плечо, как это делают джигиты, воруя невест. Выбежал на пляж, кинулся, увязая в остывшем песке, в сторону, к напоминающим гробы лодкам, лежащим на металлических опорах днищем кверху, упал на колени перед первой попавшейся и стал заталкивать под нее Анну. Она тихо поскуливала, вяло сопротивлялась, кидала мне в лицо песок, и все же мы оба благополучно скрылись под надежной крышей. А главное — вовремя.
Я закрыл ладонью рот Анне, слегка приподнял ее голову, чтобы она могла все увидеть своими глазами. С парапета на пляж спрыгнул человек в курточке и темных брюках. Руки его были опущены в карманы. Не торопясь, глядя по сторонам, он подошел к двери медпункта, сдвинул марлю, вытянул руку с пистолетом вперед и дважды выстрелил. От каждого выстрела Анна вздрагивала, словно кто-то невидимый толкал ее в спину. Так же спокойно и неторопливо убийца спрятал пистолет в карман, повернулся лицом к морю, сплюнул под ноги, посмотрел в сторону Крепостной горы, затем — в нашу. Кажется, взгляд его остановился на лодках. Мы с Анной перестали дышать. Человек, снова опустив руки в карманы, медленно пошел в нашу сторону. Он понял, что вместо меня убил случайного человека? Он заметил нас? Я почувствовал, как напряглась шея Анны. Похоже, я невольно сдавил ее своими пальцами.
Не было уже никаких сомнений — убийца шел прямо на нас. Я очень медленно опустил руку на песок и сжал в кулаке полную горсть. «Какая глупость! — подумал я. — Это не поможет. Я даже не докину песок до его лица. Теперь ясно, почему лодки напомнили мне гробы».
Человек, не дойдя до нас шагов десяти, остановился, посмотрел по сторонам. Зачем он тянет? Свидетелей не будет — у него пистолет с глушителем, можно хоть всю обойму разрядить в нас — на набережной, где из каждого кафе несется музыка, никто не услышит. Мои нервы дошли до предела. Сейчас я очень хорошо понимал тех киногероев, которые рвали на груди рубахи и орали: «Стреляй, гад!»
Человек сплюнул — должно быть, это был такой ритуал — и пошел прямо на нас. Через несколько секунд его ноги в коричневых туфлях «инспектор» мелькнули перед нашими перекошенными лицами, и каблуки застучали по днищу лодки. Нам на головы посыпался песок. Еще два удара, затем металлическая опора, на которой стояла лодка, закачалась, тихо заскрипела, и все затихло.
Анна повернула ко мне лицо. К счастью, в темноте я не видел, какое у нее было выражение.
— Ушел? — одними губами спросила она.
Я беззвучно, по-пластунски вылез из-под лодки, посмотрел наверх, по сторонам. По набережной, удаляясь, плыли красные огоньки автомобильных габаритных фар.
— Ну что? — спросил я. — Уже согрелась? Больше не хочешь водки?
— Хочу, — прошептала Анна. — Зачем… зачем он выстрелил в него?
— Молчи, не спрашивай… Выть хочется… Вставай, надо уходить отсюда. Кнышу позвоним с «Горки». Там есть телефон. У убийцы много примет: ботинки, брюки, автомобиль. Его высчитают в полчаса…
Я не верил в то, что говорил.
Мы шли по темному пляжу молча. Анну шатало от усталости и водки. У нее не было сил даже плакать, и она время от времени лишь негромко всхлипывала. Я не мог разжать кулаки. Судорога скрутила их, превратив в булыжники. У меня перед глазами стояло лицо убитого спасателя с застывшим на нем выражением недоумения, будто он хотел спросить: ребята, за что?
— Я достану его… — бормотал я. — Я достану этого Лешика вместе с его Эльвиркой. Я раздавлю этих клопов. Я отрежу Малыгину уши и затолкаю их в рот Милосердовой. А потом отрежу ей голову и пришью к плечу Лешика. И этого сиамского близнеца мы похороним на том же симферопольском кладбище, под той же могильной плитой…
Да простит меня Господь за такие слова и мысли!
* * *
— Читай вслух! — попросил я, удобнее устраиваясь в автобусном кресле.— А ты разве не спишь? — удивилась Анна.
— Нет, только делаю вид.
Ночь мы провели у Аркадия Демчука. Раскладушки он постелил нам в саду, среди безмолвных Венер и девушек с веслами, под широкой ветвью абрикосового дерева, сквозь которую просвечивали крупные звезды, похожие на спелые виноградины. Его сторожевой пес Билл слишком добросовестно нес службу и лаял до самого утра, почти не переставая, в связи с чем крепкого и глубокого сна у нас с Анной не получилось. В перерывах между метаниями в Билла очередного комка земли я впадал в дремоту, и меня терзали разноцветные кошмарики, по сюжету связанные с дорогим моему сердцу морем. Рано утром мы сели на автобус, следующий рейсом из Феодосии в Ялту, предварительно купив в станционном киоске свежие газеты. Анна принялась просматривать заголовки, но уже буквально через полминуты ахнула:
— Послушай, тут только про тебя и пишут! Я полулежал в кресле с закрытыми глазами, Анна читала вслух заметки с пометками «Срочно в номер!», «Сенсация недели», «По слухам и авторитетно», а я никак не мог поверить, что речь в самом деле идет обо мне.
— «Кому это выгодно?» Автор — какой-то Фисменович, — читала Анна. — «Вывод экспертной комиссии о том, что взрыв на яхте „Ассоль“ произошел в результате воспламенения электропроводки в непосредственной близости от баков с бензином, можно было поставить под безусловное сомнение только потому, что этой версии отчаянно придерживается официальный Симферополь. Я же склонен принять эту версию лишь по той причине, что комиссию создал и возглавил Виктор Гурули — человек, который в наибольшей степени был заинтересован в целостности и сохранности денег, предназначенных для выплат вкладчикам»… Вот гад, а? Врет и не краснеет!.. Ты еще не спишь? Слушай дальше…
— Это неинтересно, — перебил я. — Поищи что-нибудь про меня.
— Про тебя, про тебя, — забормотала Анна, перебирая газеты. — Вот про твоего друга. Обращение генерального директора АО «Милосердие» Виктора Гурули ко всем вкладчикам. «Дорогие акционеры! Счет жертвам нашего акционерного общества растет. Кому-то очень хочется, чтобы вы и в первую очередь свободолюбивый и гордый народ Крыма по-прежнему стоял у разбитого корыта. Кому-то очень выгодно, чтобы ваши кошельки были пусты, чтобы вы мечтали досыта наесться хлеба и чтобы свыклись с мыслью, что вы — быдло. Не надо напрягаться, чтобы отгадать эту нехитрую задачку. Это выгодно тем, кто сегодня стоит у власти. Они прекрасно знают: бедными зависимыми людьми управлять гораздо проще, нежели богатыми и свободными… » Сволочь! Вор!
— Что, там так и написано?
— Нет, это я от себя добавила. Дальше читать?
— Я же просил поискать что-нибудь про меня.
— А он и про тебя вспоминает. Вот: «Погиб мой друг — капитан яхты „Ассоль“ Кирилл Андреевич Вацура».
Я хмыкнул и покрутил головой.
— В самом деле сволочь. Валяй дальше!
— «Эта смерть останется на совести убийц, взорвавших яхту. Но лишь на очень короткое время. Считаю необходимым открыто объявить о том, что, не будучи уверенным в порядочности наших органов правопорядка и объективности следствия, которое, насколько мне известно, вряд ли будет начато, я своими силами создал специальную следственную группу из числа высококвалифицированных профессионалов и частных детективов. Эта группа уже работает… » Да-а, мы с тобой вчера на острове близко познакомились с этой группой. «Каждый час я получаю информацию о ходе следствия. Могу сообщить, что на след преступников мы уже вышли. И ведут эти следы в высокие государственные инстанции… » Послушай, Кирилл, за этот поклеп его же милиция со свету сживет!
— Кто конкретно? Честный и светлый, как солнышко, Володя Кныш?
— Нет, конечно. У Кныша силенок не хватит. Кто-нибудь повыше.
— А те, кто повыше, с Гурули за одним столом сидят и, прости, одних девок пользуют… Ну, чем этот соловей закончил?
— «Призываю всех акционеров „Милосердия“ теснее сплотить свои ряды. Не дадим себя ограбить! Не дадим себя обмануть! Построим свой дом, свою судьбу, свое счастье своими руками!» И факсимильная подпись.
— Послушай, Анюта, — сказал я, повернув голову, — в какой стране мы живем?
— Ты о России или Украине?
— Я о нашей бывшей советской стране.
— Тогда ответь мне: ты за коммунистов или Демократов?
— Анюта, разве можно делить людей по такой узкой классификации? Разве нельзя быть просто честным человеком? Ты посмотри, что происходит вокруг! Это же вся страна — Дикий Остров! Кучка подонков держит нас всех за баранов. Мы для них — стадо, тупое, покорное стадо. И вот один подонок вещает со страниц этой поганенькой газетенки про милосердие, про необходимость сплотить ряды, а бараны в своем большинстве верят ему, покорно идут под ножницы. С них стригут шерсть, а они благодарно блеют… А может быть, мы заслуживаем этого? Раз нет мозгов, то будем баранами…
— Я так понимаю, что вы тоже вкладчик? — отозвался какой-то словоохотливый гражданин в белой кепке с заднего сиденья. — Значит, наш человек? Правильно говорите? Всех их, гадов, утопить в море надо!
— Вы о ком, дяденька? — спросил я, повернув голову.
— Как о ком? О демократах, конечно!
— А я о вас. К сожалению…
Анна, пряча улыбку, отвернулась к окну. Ненавижу политиков. Ненавижу дураков. От них все беды на земле.
* * *
Она доставала из кармана джинсов и разглаживала на ладони долларовые купюры.— Двести десять, двести тридцать, двести восемьдесят… Какая хорошая бумага! Сутки мокли в кармане, и ничего! Прогладить бы их утюжком.
— Тогда мы точно их не обменяем… Это, насколько я понял, все, что осталось от твоего алмазного колечка?
— Увы, — вздохнула Анна.
На многолюдном алуштинском автовокзале мы чувствовали себя вполне безопасно. Как выяснилось, на Барсучью поляну рейсовые автобусы не ходили, а частники отказывали нам по той причине, что въезд в дачную зону для посторонних был закрыт.
Анна все заглядывала мне в глаза.
— Кирилл, может быть, не поедем туда? Я отрицательно покачал головой.
— Пришло время возвращать долги. Я не успокоюсь, пока не разворошу тот муравейник.
— Тебя мало травили собаками?
— К черту собак! У меня не выходит из головы тот парень.
Анна поняла, что я имел в виду спасателя. В его смерти мы косвенно, а вернее сказать, напрямую были виноваты. Я мог смириться с жестокостью игры, в которую мы с Анной включились. Мое порочное сознание уже нормально воспринимало и попытку Лепетихи убить меня, и его труп на лестничной площадке, и агрессивный блеф «компьютерной компании» с Барсучьей поляны, и охоту вооруженной банды на Диком острове — все это выглядело вполне допустимыми ходами, соответствующими масштабу, динамике и высоким ставкам игры. Но вчерашнее убийство спасателя мой мозг не мог воспринять. По своей наивности я все еще верил в некий «кодекс чести», которому неукоснительно должен следовать даже самый опытный, с большим «стажем» киллер, и главный пункт этого кодекса гласил: не убивай всуе, а точнее, если можешь — не убивай. Подонок в новеньких туфлях «инспектор» убил спасателя просто так, от злости, что упустил нас с Анной; он стрелял в собственную ошибку, задевшую его самолюбие.
Анна понимала меня, но сейчас смотрела на вещи более реально.
— Хорошо, доберешься ты до Барсучьей поляны. — Она старалась говорить со мной терпеливо и спокойно. — А что потом?
— Я сожгу их двухэтажный сарай!
— Не успеешь. Тебя сожрут собаки. А сунешься в офис — нарвешься на пулю охранника. Частная собственность. Кроме эмоций, у тебя нет ничего — ни прав, ни оружия, ни цели… К тому же я не уверена, что Леша живет на той лесной даче. Скорее он крутится где-то рядом с Гурули или Милосердовым.
Она придерживала меня за руку, а я все вырывался, все норовил куда-то идти. Если бы ее не было, я бы уже натворил столько ошибок!
Наконец я выругался, сел на скамейку и покрыл голову носовым платком.
— Хочешь пепси-колы? — спросила Анна.
— Мне стыдно, — ответил я. — Никогда я еще не чувствовал себя таким беспомощным.
— Стыдно должно быть тем, кто по долгу службы обязан бороться с организованной преступностью.
Некоторое время мы с Анной молчали. Я смотрел себе под ноги, где валялось неисчислимое множество окурков, и думал о том, как же удавалось Шерлоку Холмсу выходить на след преступника, изучая подобный мусор. Анна, почувствовав, что я слишком увлекся самоуничижением, стала потихоньку выводить мой полет из пике.
— Ты рассказывал, что они выдают себя за производителей компьютерных программ?
— Ну? — буркнул я, не поднимая головы.
— Может быть, мне самой зайти к ним в офис, показать документы представителя московской торговой фирмы…
— Конечно, конечно! — перебил я Анну. — И еще черный парик надень! У тебя шпионофилия, милая! Если там все же окажется Леша и ты случайно попадешься ему на глаза, то тебя похоронят на Барсучьей поляне без гроба и могильной плиты.
Покусывая губы, Анна посмотрела на меня.
— Послушай, а зачем ты накрыл голову этим дурацким платком?
— Другого моя голова не заслуживает… Ба-а, какая встреча! — Не делая резких движений, я обнял Анну за плечи, прижал ее к себе, исподлобья глядя на дорожный перекресток.
— Что ты там увидел?
— Не крути головой! — ответил я. — Серебристый «БМВ». М— Да, у дурного ловца и зверь глупеет… Разворачивается…
— Ты мне можешь объяснить…
— Крокодил Альгис собственной персоной!
— Тот самый, кто вас отвозил на дачу?
— Тот самый… Интересно бы знать, это случайность, что он оказался здесь в это время, или нам закинули приманку?
Машина на малом ходу проехала мимо автовокзала. Альгис не крутил головой, смотрел только вперед, притормозил перед пешеходной «зеброй», пропуская людей, затем вырулил на улочку, ведущую на набережную, и «БМВ» вскоре исчез из виду.
— Может, за покупками. Или встретить кого-нибудь. Мало ли, — сказала Анна.
— Должно быть, так оно и есть, — произнес я, глядя в ту сторону, куда уехала машина. — За покупками. Молочко, творог, фрукты — программистам полезно. Они у компьютеров подолгу просиживают… Идем!
Анна шла за мной, не задавая вопросов. На ее смуглом от загара лице проступили тени — будто она наскоро и неумело наложила под глазами макияж. Раньше я этого не замечал.
На попутке мы добрались до Ялтинского шоссе. Дальше — по серпантину, ведущему в сторону Барсучьей поляны, пошли пешком. Анна скоро отстала. Она плелась посреди дороги, останавливаясь и отдыхая каждую минуту. Тот резерв, из которого она черпала силы на подвиги, иссяк. Я не торопил ее. Спешить, собственно, было некуда. Мы поднялись настолько, что одним взглядом могли окинуть пространство, разделяющее северный склон Аю— Дага и Алушту. Ялтинское шоссе серой нитью протянулось под нами. Каждая машина была хорошо видна, и даже слышен звук моторов. Отсюда мы могли заметить «БМВ» Крокодила, когда он будет еще в самом начале подъема.
Анна не просто села передохнуть — она упала в тень кипариса, в пружинистую желтую траву, лицом вниз, и в этом жесте не было ни демонстрации, ни стремления вызвать жалость. Я не стал ждать, когда она снова встанет, повернулся и побрел к ней.
Солнце прицепилось к верхушке кипариса. Я попытался его стряхнуть, но сверху посыпались лишь высохшие хвойные крестики. Они попали мне за ворот, прицепились к майке на груди и запутались в волосах Анны.
50
— Кирилл, а это затягивает, да?
— Ты о чем?
— О том, чем мы с тобой занимаемся.
— Нет, не затягивает. Просто хочется довести дело до конца. Правда, конца не видно.
— Ни конца, ни моря, ни гор… А может, плюнем на все и пойдем вниз?
— Рано, — ответил я, хотя солнце уже давно скрылось за волнистой каймой Роман-Коша, и черное небо во многих местах прогрызли маленькие звезды. Когда придет время пойти вниз, я не уточнил.
За весь день вверх по серпантину не поднялось ни одной машины. Мы бы умерли в своей засаде под кипарисом, если бы Анна не нашла неподалеку родник. Но после захода солнца мы стали умирать от голода.
— Твой Крокодил решил заночевать в городе, — сказала Анна. Она лежала на спине и смотрела на звезды. — А может быть, вообще уехал навеки… Что интересно — мы можем с тобой только строить предположения относительно этой «барсучьей» команды. Ничего конкретного мы о них не знаем… Ой, звезда упала!
— Надо было загадать желание.
— А я загадала.
— Сбудется, — уверенно ответил я.
— Правда?
— Сто процентов.
— Тогда я согласна еще часик поскучать здесь, раз мое счастливое будущее уже предопределено…
— Тихо! — перебил я ее и вышел на середину дороги, откуда хорошо просматривались освещенное фонарями шоссе и огни Алушты. За весь день я несколько раз делал подобные жесты, но всякий раз тревога оказывалась ложной, Анна уже привыкла к этому. Она продолжала лежать, мечтательно глядя на звезды, а я смотрел на два желтых светящихся пятнышка, прыгающих по серпантину. Наверх шла машина.
— Эй, кукушка! — крикнул я ей. — Бегом ко мне!
Анна не верила, что это едет серебристый «БМВ». Жалуясь на ноющие ножки, она медленно подошла ко мне.
— Занимай исходную позицию! — сказал я ей. — Только не надо стоять в такой позе, словно ты отработала смену на шпалопропиточном заводе.
— Лучше бы я отработала смену и пошла домой, — вздохнула Анна.
— Заправь майку в джинсы! — командовал я. — У тебя должен быть сексуальный вид.
— Для того чтобы у меня был сексуальный вид, мне как минимум надо раздеться. Но тогда он точно не остановится.
Я спустился с обочины в глубокий кювет и залег, чтобы меня не было видно с дороги.
По верхушке кипариса скользнул луч, и вслед за этим словно из-под земли на Анну выскочил «БМВ», разбрызгивая впереди себя свет, как поливомоечная машина воду. Мне показалось, что скорость у машины слишком велика, водитель не успеет затормозить и собьет Анну, если она не сойдет в сторону, но раздался пронзительный визг тормозов и вслед за этим — словесная тирада на естественном шоферском жаргоне:
— Какого черта ты стоишь посреди дороги? Если надоела жизнь, то иди лучше утопись!
— Прости, — ответила Анна. Она стояла в нескольких шагах от машины в свете фар, словно на сцене, потом сунула руки в карманы джинсов и достаточно вульгарной походкой пошла к Крокодилу. Я уже встал во весь рост и следил за ними из-за кипариса. Крокодил стоял ко мне боком, и я пока не мог незаметно подойти к машине.
— Откуда ты здесь взялась, кошка? — более ласковым голосом спросил Альгис. Он облокотился о крышу машины, вытащил из заднего кармана сигареты.
— Меня бросили, — растягивая слова, ответила Анна. — Угости сигареткой!
Она подошла к Крокодилу, двумя пальчиками взяла из его руки пачку.
— Кто ж это такую красотку бросил? — спросил Альгис, на всякий случай посмотрел вокруг и поднес к лицу Анны зажигалку.
— Мой дружок, — ответила Анна, раскуривая сигарету. — Мы с ним поцапались, и он прямо здесь высадил меня. И я не знаю, куда мне идти. Умираю — хочу чего-нибудь выпить… Послушай, у тебя случайно нет выпить?
Анна стряхнула пепел, вытянув руку с сигаретой в сторону, и совершенно непристойным движением застегнула верхнюю пуговицу рубашки на груди Альгиса. Меня даже передернуло. Где это она научилась таким манерам?
Альгис начал таять. Выпуская дым, как заводская труба, вверх, он с интересом рассматривал Анну, медленно ощупывая ее взглядом с ног до головы.
— А ведь ты не из робких, кошка? — спросил он. — Я прав? — И протянул руку к ее лицу.
Анна не успела ответить — Крокодил рухнул на капот «БМВ» от моего удара кулаком в голову. Я бил с хорошего положения и сделал довольно сильный замах, но Крокодил успел расставить руки в стороны и схватиться за дверцу, чем смягчил падение; я попытался вцепиться в его шею руками, но Альгис откинул меня ногами, спрыгнул с капота, молниеносно вытащил из-за спины пистолет и направил его в меня. Он оказался более ловким, чем я предполагал, и если бы сразу выстрелил, то все бы закончилось очень плачевно для нас с Анной. Но моя подруга, не ведающая страха, вовремя пришла на помощь. Она прыгнула на Альгиса, обхватила его руку с пистолетом, как мангуста — кобру, и рука Альгиса дугой пошла вниз. Прогремел выстрел, пуля взбила фонтанчик пыли у самых моих ног. Не дожидаясь, когда Крокодил прострелит почти новые кроссовки, одолженные мне Демчуком, я прыгнул на него и на этот раз достал до его шеи. Голова Альгиса гулко ударилась о крышку капота, по-моему, даже оставила там вмятину. Не позволяя Альгису оторвать затылок от крышки, я несколько раз впечатал кулак в его лицо.
— Ты о чем?
— О том, чем мы с тобой занимаемся.
— Нет, не затягивает. Просто хочется довести дело до конца. Правда, конца не видно.
— Ни конца, ни моря, ни гор… А может, плюнем на все и пойдем вниз?
— Рано, — ответил я, хотя солнце уже давно скрылось за волнистой каймой Роман-Коша, и черное небо во многих местах прогрызли маленькие звезды. Когда придет время пойти вниз, я не уточнил.
За весь день вверх по серпантину не поднялось ни одной машины. Мы бы умерли в своей засаде под кипарисом, если бы Анна не нашла неподалеку родник. Но после захода солнца мы стали умирать от голода.
— Твой Крокодил решил заночевать в городе, — сказала Анна. Она лежала на спине и смотрела на звезды. — А может быть, вообще уехал навеки… Что интересно — мы можем с тобой только строить предположения относительно этой «барсучьей» команды. Ничего конкретного мы о них не знаем… Ой, звезда упала!
— Надо было загадать желание.
— А я загадала.
— Сбудется, — уверенно ответил я.
— Правда?
— Сто процентов.
— Тогда я согласна еще часик поскучать здесь, раз мое счастливое будущее уже предопределено…
— Тихо! — перебил я ее и вышел на середину дороги, откуда хорошо просматривались освещенное фонарями шоссе и огни Алушты. За весь день я несколько раз делал подобные жесты, но всякий раз тревога оказывалась ложной, Анна уже привыкла к этому. Она продолжала лежать, мечтательно глядя на звезды, а я смотрел на два желтых светящихся пятнышка, прыгающих по серпантину. Наверх шла машина.
— Эй, кукушка! — крикнул я ей. — Бегом ко мне!
Анна не верила, что это едет серебристый «БМВ». Жалуясь на ноющие ножки, она медленно подошла ко мне.
— Занимай исходную позицию! — сказал я ей. — Только не надо стоять в такой позе, словно ты отработала смену на шпалопропиточном заводе.
— Лучше бы я отработала смену и пошла домой, — вздохнула Анна.
— Заправь майку в джинсы! — командовал я. — У тебя должен быть сексуальный вид.
— Для того чтобы у меня был сексуальный вид, мне как минимум надо раздеться. Но тогда он точно не остановится.
Я спустился с обочины в глубокий кювет и залег, чтобы меня не было видно с дороги.
По верхушке кипариса скользнул луч, и вслед за этим словно из-под земли на Анну выскочил «БМВ», разбрызгивая впереди себя свет, как поливомоечная машина воду. Мне показалось, что скорость у машины слишком велика, водитель не успеет затормозить и собьет Анну, если она не сойдет в сторону, но раздался пронзительный визг тормозов и вслед за этим — словесная тирада на естественном шоферском жаргоне:
— Какого черта ты стоишь посреди дороги? Если надоела жизнь, то иди лучше утопись!
— Прости, — ответила Анна. Она стояла в нескольких шагах от машины в свете фар, словно на сцене, потом сунула руки в карманы джинсов и достаточно вульгарной походкой пошла к Крокодилу. Я уже встал во весь рост и следил за ними из-за кипариса. Крокодил стоял ко мне боком, и я пока не мог незаметно подойти к машине.
— Откуда ты здесь взялась, кошка? — более ласковым голосом спросил Альгис. Он облокотился о крышу машины, вытащил из заднего кармана сигареты.
— Меня бросили, — растягивая слова, ответила Анна. — Угости сигареткой!
Она подошла к Крокодилу, двумя пальчиками взяла из его руки пачку.
— Кто ж это такую красотку бросил? — спросил Альгис, на всякий случай посмотрел вокруг и поднес к лицу Анны зажигалку.
— Мой дружок, — ответила Анна, раскуривая сигарету. — Мы с ним поцапались, и он прямо здесь высадил меня. И я не знаю, куда мне идти. Умираю — хочу чего-нибудь выпить… Послушай, у тебя случайно нет выпить?
Анна стряхнула пепел, вытянув руку с сигаретой в сторону, и совершенно непристойным движением застегнула верхнюю пуговицу рубашки на груди Альгиса. Меня даже передернуло. Где это она научилась таким манерам?
Альгис начал таять. Выпуская дым, как заводская труба, вверх, он с интересом рассматривал Анну, медленно ощупывая ее взглядом с ног до головы.
— А ведь ты не из робких, кошка? — спросил он. — Я прав? — И протянул руку к ее лицу.
Анна не успела ответить — Крокодил рухнул на капот «БМВ» от моего удара кулаком в голову. Я бил с хорошего положения и сделал довольно сильный замах, но Крокодил успел расставить руки в стороны и схватиться за дверцу, чем смягчил падение; я попытался вцепиться в его шею руками, но Альгис откинул меня ногами, спрыгнул с капота, молниеносно вытащил из-за спины пистолет и направил его в меня. Он оказался более ловким, чем я предполагал, и если бы сразу выстрелил, то все бы закончилось очень плачевно для нас с Анной. Но моя подруга, не ведающая страха, вовремя пришла на помощь. Она прыгнула на Альгиса, обхватила его руку с пистолетом, как мангуста — кобру, и рука Альгиса дугой пошла вниз. Прогремел выстрел, пуля взбила фонтанчик пыли у самых моих ног. Не дожидаясь, когда Крокодил прострелит почти новые кроссовки, одолженные мне Демчуком, я прыгнул на него и на этот раз достал до его шеи. Голова Альгиса гулко ударилась о крышку капота, по-моему, даже оставила там вмятину. Не позволяя Альгису оторвать затылок от крышки, я несколько раз впечатал кулак в его лицо.