Страница:
С получением этого письма к королеве вернулось былое мужество; у нее появилась возможность общаться с Джорджем через малыша Дугласа, поскольку, вне всякого сомнения, это он бросил камень в окно. Она тут же написала Джорджу ответное письмо, в котором благодарила всех лордов, своих сторонников, и умоляла их во имя данной ими клятвы не охладеть в своей верности, обещая с терпением и мужеством, о каком они просят ее, ждать результатов их стараний.
Королева не ошиблась: назавтра, когда она стояла у окошка, малыш Дуглас пришел к подножию башни; ни разу даже не взглянув на окно, он уселся прямо под ним и стал плести силки для ловли птиц. Королева проверила, не видит ли кто ее, и, убедившись, что во дворе пусто, бросила вниз камень, который был завернут в письмо. Поначалу она перепугалась, уж не совершила ли непоправимую ошибку, потому что малыш Дуглас даже не обернулся на шум, и лишь через несколько секунд, в течение которых сердце королевы сжималось от непередаваемого страха, равнодушно, как бы что-то ища, протянул руку, взял камень, неторопливо, не поднимая головы и не подавая никаких знаков той, что бросила его, сунул письмо в карман, после чего с полнейшим спокойствием продолжал заниматься силками. Это хладнокровие, невероятное для мальчика таких лет, убедило королеву, что она может вполне положиться на малыша Дугласа.
С этого дня к королеве вновь вернулась надежда, однако проходили дни, недели, месяцы, а в ее положении ничто не менялось. Настала зима; долины и горы покрыл снег, и по озеру, имей узница возможность выйти за ворота, она могла бы пешком дойти до берега, однако за все это время не было ни одного письма с утешительными вестями, что сторонники продолжают труды ради ее освобождения, и только каждую ночь неизменный огонек давал ей знак, что верный друг бодрствует.
Но вот природа начала просыпаться от сна, подобного смерти, робкие лучи солнца стали прорываться сквозь тучи, укрывавшие сумрачное небо Шотландии, снег стаял, озеро освободилось от ледяного покрова, раскрывались первые почки, появилась первая зелень, вся природа выходила из тюремного оцепенения, радуясь наступлению весны, и только Мария с горькой скорбью видела, что одна она осуждена на вечную зиму.
Наконец, однажды вечером ей показалось, что с огоньком происходит что-то непонятное: он как бы колышется; она столько раз вопрошала эту мерцающую звездочку и столько раз отсчитывала по своему сердцу двадцать ударов, что уже давно во избежание разочарований перестала задавать неизменный вопрос, но сейчас решила сделать еще одну попытку и почти безо всякой надежды поставила на окно лампу и тут же убрала ее; тотчас же огонек на Кинросском холме исчез и появился только при одиннадцатом ударе сердца. И тотчас же по какому-то странному совпадению в комнату через окно влетел камень и упал к ногам Мэри Сейтон. Как и в прошлый раз, он был завернут в письмо Джорджа. Королева взяла его из рук Мэри, развернула и прочла:
«Срок близится, ваши сторонники соединились. Соберите все свое мужество.
Завтра в одиннадцать вечера опустите из окна веревку и поднимите груз, который будет привязан к ней».
В покоях королевы остался большой кусок веревки, из которой сделали лестницу, унесенную стражами после неудачного побега; на следующий день в назначенный час узницы оставили лампу в спальне, чтобы не выдать себя светом, и Мэри Сейтон спустила из окна веревку. Через несколько секунд она почувствовала, что к ней что-то привязали, стала тянуть наверх и подняла большой узел, но протащить его в окно не удавалось, так как мешала решетка. На помощь ей пришла королева, узел развязали, и находящиеся в нем предметы легко пролезли между прутьями. Узницы перенесли их в спальню, заперлись изнутри и стали рассматривать. То были два полных комплекта мужской одежды, какую носили слуги в доме Дугласов. Королева была в полном недоумении, но тут обнаружила приколотое к вороту одного полукафтана письмо. Она нетерпеливо развернула его и стала читать:
«Только отвага поможет вашему величеству вновь обрести свободу. Прочтите это письмо и в точности следуйте содержащимся в нем инструкциям, если ваше величество соблаговолит их принять.
Ключи от замка весь день висят на поясе управителя; после сигнала к гашению огней он, обойдя все посты и убедившись, что все ворота заперты, передает ключи Уильяму Дугласу, который, пока бодрствует, носит их на перевязи шпаги, а когда ложится спать, кладет себе под изголовье. Уже пять месяцев малыш Дуглас, давно присматривавшийся, как работает в кузнице замковый оружейник, занят изготовлением поддельных ключей, похожих на подлинные, чтобы при подмене их Уильям Дуглас не сразу обнаружил обман. Вчера малыш Дуглас сделал последний ключ.
При первой благоприятной возможности, о каковой ваше величество узнает, подавая ежевечерне сигналы светом, и к каковой вашему величеству надо быть готовой, малыш Дуглас подменит настоящие ключи поддельными, войдет в покои вашего величества, причем вашему величеству, равно как и мисс Мэри Сейтон, надо быть уже одетыми в мужские костюмы, и проведет путем, наиболее безопасным и благоприятным для побега, к лодке, которая уже будет ждать ваше величество.
Начиная с сегодняшнего дня каждый вечер вашему величеству и мисс Мэри Сейтон следует облачаться в мужские костюмы и не снимать их с девяти вечера до полуночи, дабы свыкнуться с ними. Помимо того, может случиться, что у малыша Дугласа не будет времени предупредить и он придет внезапно, а надо, чтобы ваше величество и мисс Мэри Сейтон были готовы к побегу.
Одежда должна быть впору вашему величеству и мисс Сейтон, поскольку мерку снимали с мисс Мэри Флеминг и мисс Мэри Ливингстон, так как они подходящего роста.
Нет смысла советовать вашему величеству призвать в нынешних крайних обстоятельствах на помощь все хладнокровие и мужество, каковые ваше величество неоднократно проявляли в иных условиях».
Обе узницы были ошеломлены дерзостью предложенного плана, и поначалу вид у них был подавленный, так как они не верили в его осуществимость. Тем не менее они переоделись, во-первых, исполняя совет Джорджа, а во-вторых, чтобы посмотреть, действительно ли впору им эта одежда.
Каждый вечер королева, исполняя указание Джорджа, подавала ему светом вопрошающий сигнал, и так продолжалось целый месяц; каждый вечер, хотя световой ответ никаких перемен не сулил, они с Мэри Сейтон надевали, как было уговорено, мужские костюмы и в конце концов свыклись с ними не меньше, чем с платьем, приличествующим их полу.
Второго мая 1568 года королеву разбудил звук рога; встревоженная, желая узнать, что он предвещает, она накинула халат и подбежала к окну, где к ней тотчас же присоединилась Мэри Сейтон. На берегу стояла с развернутым знаменем Дугласов довольно большая группа всадников, и к ним из замка наперегонки неслись три лодки.
Все это весьма обеспокоило королеву: в нынешних обстоятельствах любые, самые ничтожные перемены в замке наполняли ее страхом, так как могли разрушить все планы. Страх ее еще больше усилился, когда лодки подплыли ближе: в самой большой королева увидела лорда Дугласа, мужа леди Лохливен и отца Уильяма и Джорджа. Старый воин, охранявший границы на севере, решил навестить свое родовое гнездо, в котором не был уже года три.
Для замка Лохливен то было великое событие. Через несколько минут после прибытия лодок Мария Стюарт услыхала шаги на лестнице: вошел старик-управитель и объявил королеве о приезде своего господина, а поскольку приезд хозяина – это праздник для всех обитателей замка, он передал ей приглашение на пир в ознаменование этого замечательного события, но королева, то ли послушавшись предчувствия, то ли из неприязни, отказалась принять в нем участие.
Весь день то бил колокол, то трубил рог; лорд Дуглас, как и подобает подлинному феодальному сеньору, путешествовал со свитой, по численности не уступающей монаршей. Всюду взгляд наталкивался на незнакомых воинов и слуг, они так и сновали под окнами королевы; правда, и слуги, и конюхи носили одежду в точности такую же, что была послана королеве и Мэри Сейтон.
Мария с тревогой ждала ночи. Вчера она подавала знак лампой, и в ответ огонь появился на одиннадцатом ударе сердца, что означало близость побега, но сегодня она опасалась, что приезд лорда Дугласа все спутает и сигнал оповестит ее, что все откладывается. Потому едва на Кинросском холме зажегся огонь, Мария Стюарт поставила на окошко лампу и с непередаваемым страхом начала считать удары сердца. Страх ее перешел все пределы, когда в счете она перешла за пятнадцать. Она прекратила считать и машинально бросила взгляд туда, где должен был снова появиться огонек. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что он не появляется и что даже через полчаса окно все так же остается темным. Королева повторила сигнал, но не получила никакого ответа. Итак, побег назначен на эту ночь.
Королева и Мэри Сейтон до такой степени не ожидали этого, что даже, вопреки обыкновению, не надели мужское платье. Они стремглав бросились в спальню, заперли дверь и спешно стали переодеваться. Только-только они закончили, послышался скрежет ключа, поворачивающегося в замке. Мэри мгновенно задула лампу. Послышались шаги у дверей. Женщины прижались друг к другу, ноги у обеих стали ватными. Кто-то скребся в дверь. Королева спросила, кто там, и услышала голос малыша Дугласа, который произнес две первые строчки старинной баллады:
У мальчика не было фонаря. Он протянул руку и нашел ладонь королевы; при свете звезд Мария Стюарт увидела, как он опускается на одно колено, и тотчас же прочувствовала прикосновение его губ к пальцам.
– Ваше величество готовы следовать за мной? – поднявшись, спросил он полушепотом.
– Да, мой мальчик, – ответила королева. – Но неужели все произойдет сегодня ночью?
– С позволения вашего величества, да.
– Значит, все подготовлено?
– Все.
– И что нужно делать?
– Следовать за мной.
– О Господи, смилуйся над нами! – воскликнула Мария Стюарт и стала тихо молиться, а Мэри в это время пошла взять шкатулку с драгоценностями. Закончив молитву, королева сказала: – Я готова. А ты, душечка?
– Я тоже, – ответила Мэри Сейтон.
– Тогда идемте, – сказал малыш Дуглас.
Узницы последовали за мальчиком. Королева шла первой, а Мэри Сейтон за ней. Юный проводник старательно запер дверь, чтобы стража, если она придет проверять, не заподозрила ничего худого. После этого они начали спускаться по винтовой лестнице. Но не дошли они и до половины ее, как услышали шум, доносящийся из пиршественного зала: взрывы хохота, неясные голоса и звон бокалов. Королева положила руку на плечо малыша Дугласа и со страхом в голосе спросила:
– Куда ты ведешь нас?
– Из замка, – отвечал он.
– Но нам же придется пройти через парадный зал!
– Разумеется, и Джордж это предусмотрел. На вашем величестве одежда, какую носят слуги, так что никто не обратит на вас внимания.
– О Боже! – прошептала королева, опершись о стену.
– Смелей, ваше величество, не то мы погибли, – тихо бросила ей Мэри Сейтон.
– Ты права, – ответила королева. – Идем.
И они, предводительствуемые малышом Дугласом, продолжили спуск.
У подножия лестницы он остановился и подал королеве кувшин с вином.
– Ваше величество, – сказал он, – поставьте кувшин на правое плечо. Он скроет ваше лицо, и притом если вы будете что-то нести, то вызовете меньше подозрений. А вы, мисс Мэри, дайте мне вашу шкатулку, а сами возьмите на голову корзину с хлебами. Вот теперь хорошо. Ну как, вы чувствуете в себе силы?
– Да, – ответила королева.
– Да, – ответила Мэри Сейтон.
– Тогда следуйте за мной.
Через несколько секунд мальчик и беглянки были в передней, сообщающейся с парадным залом. Множество слуг занимались там своими делами, и ни один не обратил на них внимания, что несколько приободрило королеву. Да и пути назад уже не было: малыш Дуглас вошел в зал.
Пирующие сидели по обе стороны длинного стола, причем каждый занимал место, соответствующее его положению, и уже приступили к десерту, то есть к самой приятной части трапезы. Впрочем, зал был так огромен, что хотя его освещали множество свечей и ламп, пространство вдоль стен, где сновали десятка два слуг, тонуло в спасительном полумраке. Королева и Мэри Сейтон вмешались в толпу прислуги, слишком занятой своими обязанностями, чтобы обращать внимание на других, и решительно, не останавливаясь и не оглядываясь, пересекли зал и оказались в вестибюле. Королева поставила на пол кувшин, Мэри Сейтон корзину, и вслед за мальчиком они прошли по коридору, ведущему во двор. По двору как раз проходил патруль, но и он не обратил на них внимания.
Мальчик повел женщин к саду. Там им пришлось пережить несколько секунд страха, пока малыш Дуглас подбирал ключ, которым открывается дверь. Наконец ключ повернулся в замке, дверь распахнулась, и королева с Мэри Сейтон устремились в сад. Дверь мальчик запер.
Немножко пройдя, малыш Дуглас дал знак остановиться, положил на землю шкатулку и ключи, сложил рупором ладони у рта и трижды прокричал совой, причем никому и в голову не могло бы прийти, что этот крик издал человек, а не птица. Затем, взяв ключи и шкатулку, он на цыпочках пошел вперед, напряженно прислушиваясь. Дойдя до стены, он вновь остановился: после нескольких секунд тревожного ожидания прозвучал стон, а затем звук, похожий на звук падающего тела. А еще через несколько секунд, как бы отвечая крику совы, ухнул филин.
– Готово, – спокойно бросил малыш Дуглас. – Идемте.
– Что готово? – спросила королева. – И что это за стон раздался?
– У калитки, что выходит на озеро, стоял часовой, – сообщил мальчик, – но больше уже не стоит.
Королева почувствовала, как в жилах у нее застыла кровь, а на лбу выступил холодный пот. Она все поняла: какой-то бедняга из-за нее лишился жизни. Она пошатнулась и, чувствуя, как силы покидают ее, ухватилась за Мэри Сейтон. Дуглас подбирал ключ, и, слава Богу, второй из испробованных подошел к замку.
– Где королева? – раздался тихий голос человека, ожидавшего по ту сторону стены.
– Со мной, – ответил мальчик.
Джордж Дуглас, а это был он, проскользнул в сад, взял за руки королеву и Мэри Сейтон и вывел их из крепости. Пройдя через калитку, Мария Стюарт не смогла удержаться и осмотрелась вокруг; ей показалось, что у подножья стены валяется какое-то бесформенное тело, и она содрогнулась.
– Не сожалейте о нем, – шепнул Джордж Дуглас, – его настигла небесная кара. Это тот самый бесчестный Уорден, что предал нас.
– Увы, – шепнула в ответ королева, – как ни велика была его вина, все равно он умер из-за меня.
– Когда речь идет о спасении вашего величества, стоит ли скорбеть из-за нескольких капель крови предателя? Но, тс-с! Сюда, Уильям, сюда. Пойдем вдоль стены, ее тень укроет нас. Лодка шагах в двадцати отсюда. Еще минута, и мы спасены.
Джордж еще быстрей повлек за собой обеих женщин, и вот они добрались до берега. Там ждала небольшая лодка, и четверо гребцов, лежавших на дне ее, увидев их приближение, поднялись, а один выскочил на сушу и подтянул за цепь лодку, чтобы королева и Мэри Сейтон могли войти в нее. Джордж усадил их на корме, мальчику велел сесть за руль, а сам оттолкнул лодку, и она заскользила по озеру.
– Вот теперь, – сказал он, – мы действительно спасены. Им легче будет поймать морскую ласточку в проливе Солуэй, чем догнать нас. Налегайте, ребята, на весла, неважно, что нас услышат: главное, подальше отплыть.
– Кто идет? – раздался крик со стены замка.
– Гребите! Гребите! – приказал Дуглас, садясь перед королевой.
– Лодка! Лодка! – крикнул тот же голос. – Эй, на лодке, суши весла!
Однако, видя, что лодка продолжает удаляться, часовой закричал:
– Измена! К оружию!
В тот же миг озеро осветила вспышка, раздался гром выстрела, и мимо просвистела пуля; королева приглушенно вскрикнула, хотя ей не угрожала никакая опасность: Джордж, как мы уже сказали, сидел перед нею и прикрывал ее своим телом.
Колокол забил тревогу, и было видно, как в комнатах замка, словно безумные, заметались огни.
– Налегай, ребята! – приказал Дуглас. – Гребите так, словно ваша жизнь зависит от каждого взмаха весла. Сейчас за нами вышлют погоню.
– Это им будет не так просто, как ты думаешь, Джордж, – заметил малыш Дуглас. – Я ведь запер за собой все двери, а пока они оставшимися у них ключами откроют их, пройдет немало времени. Ну, а эти, – показал он похищенные ключи, – я дарю здешнему водяному Келпи и жалую его привратником замка Лохливен.
Как бы в ответ на шутку Уильяма прозвучал выстрел крепостной пушечки, но так как было слишком темно, чтобы точно прицелиться, да и расстояние между крепостью и беглецами было изрядным, ядро проскакало по воде шагах в двадцати от лодки, а над озером пронеслись раскаты эха. Дуглас выхватил из-за пояса пистолет и, предупредив женщин, чтобы они не перепугались, выстрелил в воздух, но то была не бессмысленная бравада в ответ на обстрел из крепости, а сигнал отряду преданных друзей, что ждали на берегу королеву. Тотчас же, хотя ввиду близости деревни Кинросс это грозило опасностью, с берега донеслись радостные клики, и Уильям, повернув руль, направил лодку к тому месту, откуда они раздались. Джордж Дуглас подал руку королеве, и она, легко выпрыгнув на берег, упала на колени и вознесла молитву, благодаря Бога за счастливое освобождение.
Поднявшись, королева увидела, что ее окружили самые верные ее слуги: Гамильтон, Херрис и Сейтон, отец Мэри. Счастливая Мария Стюарт простерла к ним руки, прерывающимся голосом стала благодарить их, и этот голос лучше всяких цветистых фраз доказал ее радость и признательность. Вдруг, обернувшись, она обнаружила печально стоящего в отдалении Джорджа Дугласа, бросилась к нему, взяла его за руку, подозвала малыша Уильяма и, представляя их лордам, объявила:
– Милорды, вот мои освободители, люди, благодарность моя к которым, пока я жива, ничем не сможет быть возмещена.
– Ваше величество, – ответил ей Дуглас, – каждый из нас делал то, что должен был делать, и ежели кто-то рисковал больше других, то в этом его счастье. Но если мне будет дозволено высказать свое мнение, я скажу, что ваше величество не должно терять время на бесполезные речи.
– Дуглас прав, – подтвердил лорд Сейтон. – По коням!
Тотчас четыре гонца поскакали в четыре разные стороны, дабы оповестить друзей королевы, что ей удалось бежать, а к Марии Стюарт подвели коня, она села в седло, и маленький отряд, состоящий едва из двух десятков человек, огибая деревню Кинросс, где стрельба, поднятая на острове, несомненно, вызвала тревогу, во весь опор помчался к замку Сейтона, в котором уже собрался гарнизон вполне достаточный, чтобы защитить королеву.
Королева скакала всю ночь, и рядом с нею скакали – по одну сторону Джордж Дуглас, а по другую лорд Сейтон; на рассвете отряд остановился у ворот замка Уэст-Ниддри, принадлежавшего, как мы уже говорили, лорду Сейтону и расположенного в Западном Лотиане. Дуглас соскочил с коня, чтобы предложить руку Марии Стюарт, но лорд Сейтон объявил, что это привилегия хозяина дома. Королева взглядом утешила Дугласа и вступила в крепость.
– После такой усталости и стольких волнений, выпавших на долю вашего величества со вчерашнего утра, ваше величество нуждается в отдыхе, – сказал лорд Сейтон, проводив королеву в приготовленную для нее комнату, которая уже девять месяцев ждала ее. – Спокойно спите, ваше величество, и ни о чем не тревожьтесь. Если услышите шум, это значит: прибыли друзья, которых мы ждем. Ну, а что касается врагов, вашему величеству нечего бояться: здесь замок Сейтон.
Королева вновь поблагодарила своих освободителей, в последний раз протянула Дугласу руку для поцелуя, поцеловала в лоб Уильяма и пожаловала его в свои пажи, после чего, следуя совету лорда Сейтона, прошла в спальню, куда Мэри не допустила служанок, объявив о своем исключительном праве оказать королеве услуги, бывшие ее обязанностью во время одиннадцатимесячного заточения в замке Лохливен.
Открыв глаза, Мария Стюарт поначалу решила, что ей снится один из тех снов, особенно мучительных для узников, оттого что, проснувшись, они вновь видят запертые двери и окна с решетками. И потому, не доверяя свидетельству чувств, королева, полуодетая, подбежала к окну. Двор был полон воинов, но эти воины были ее сторонники, съехавшиеся сюда при вести о ее побеге; она увидела знамена своих верных друзей – Сейтонов, Арброутов, Херрисов и Гамильтонов; едва она показалась в окне, все знамена склонились перед ней, и раздались крики: «Да здравствует Мария Шотландская! Да здравствует наша королева!» Не обращая внимания на неполноту туалета, прекрасная и целомудренная, охваченная волнением и радостью, она ответила поклоном, и глаза ее наполнились слезами, однако на сей раз то были слезы радости. Вдруг королева спохватилась, что она не одета, и, залившись краской смущения, попятилась от окна.
И тут она ужаснулась – по причине весьма основательной для женщины: из замка Лохливен она бежала в костюме слуги дома Дугласов, и у нее не было ни времени, ни возможности захватить что-нибудь из женского платья. Не может же она и дальше ходить в мужском наряде. Она поделилась своей тревогой с Мэри Сейтон, но та вместо ответа распахнула шкафы, стоявшие в спальне королевы. В них были не только платья, сшитые по мерке, снятой с Мэри Флеминг, но и все прочие необходимые предметы женского туалета. Королева была в восторге.
– Я знала, душенька, – промолвила она, осматривая платья, ткани для которых были выбраны с самым отменным вкусом, – что твой отец – храбрый и доблестный рыцарь, но не могла даже предположить, что он так разбирается в нарядах. Мы назначим его хранителем нашего гардероба.
– Увы, ваше величество, вы заблуждаетесь, – с улыбкой отвечала Мэри Сейтон. – Мой отец приказал начистить до блеска все латы, наточить все мечи, развернуть все имеющиеся в замке знамена, он готов умереть за ваше величество, но ему и в голову не пришло бы предложить что-нибудь, кроме крыши над головой да своего плаща, чтобы уберечь вас от холода. Нет, это Дуглас все предусмотрел и подготовил – все вплоть до вашей любимой кобылы Розабеллы, которая с нетерпением ожидает в конюшне, когда, сев на нее, ваше величество совершит торжественный въезд в Эдинбург.
– Но как ему удалось ее заполучить? – удивилась Мария Стюарт. – Я-то думала, что при разделе моего имущества Розабелла досталась красавице Элис, любимой султанше моего брата.
– Да, так оно и было, – подтвердила Мэри Сейтон. – И, зная цену Розабелле, ее держали за тысячей замков и запоров под присмотром целой армии конюхов, но Дуглас способен совершать чудеса, и, как я вам сказала, Розабелла ждет ваше величество.
– О благородный Дуглас! – со слезами на глазах прошептала королева и, словно разговаривая сама с собой, промолвила: – Такую верность мы ничем не сможем вознаградить. Другие будут счастливы, получив почести, должности, деньги, но для Дугласа все это ничего не значит.
– Полно, ваше величество, полно, – остановила ее Мэри Сейтон. – Бог платит долги королей, он и вознаградит Дугласа. А ваше величество ждут к завтраку. Надеюсь, ваше величество, – улыбнувшись, добавила она, – вы не сделаете моему отцу афронта, какой вчера сделали лорду Дугласу, отказавшись прийти на пир в честь его приезда?
– И правильно, полагаю, сделала, – заметила Мария. – Но ты права, душенька, хватит грустных мыслей. Вот станем снова королевой и тогда подумаем, что можно сделать для Дугласа.
Королева оделась и сошла вниз. Как сообщила Мэри Сейтон, все самые могущественные лорды, ее сторонники, уже собрались в замке и ждали в парадном зале. Ее появление было встречено восторженными кликами, и она села за стол, имея по правую руку лорда Сейтона, по левую Дугласа; за креслом у нее стоял малыш Уильям, приступивший с этого дня к исполнению своих обязанностей пажа.
Утром следующего дня королеву разбудили звуки труб и рогов: вчера было договорено, что сегодня все отправятся к Гамильтонам, где будут ждать прибытия новых подкреплений. Королева надела изящную амазонку и вскоре верхом на Розабелле выехала к своим защитникам. Зазвучали радостные возгласы, все восхищались ее красотой, грацией и отвагой. Мария Стюарт снова стала собой и ощущала, что к ней вернулась та волшебная власть, которой она покоряла всех, кто оказывался рядом с ней. Все вокруг были счастливы, но самым счастливым был, пожалуй, Уильям, у которого впервые в жизни появился такой красивый наряд и такая великолепная лошадь.
В Гамильтоне, куда королева прибыла в тот же вечер, ее ожидали около трех тысяч человек, а за ночь ее армия увеличилась до шести тысяч. В среду 2 мая она была узницей, ее единственным другом в тюрьме был мальчик, единственным средством сообщения со своими сторонниками – мерцающий, зыбкий свет лампы, и вот спустя три дня, в субботу, она была не только свободна, но и стояла во главе могущественной конфедерации, в которую входили владетели девяти графств, восемь лордов, девять епископов, множество баронов и дворян, славящихся храбростью во всей Шотландии.
Королева не ошиблась: назавтра, когда она стояла у окошка, малыш Дуглас пришел к подножию башни; ни разу даже не взглянув на окно, он уселся прямо под ним и стал плести силки для ловли птиц. Королева проверила, не видит ли кто ее, и, убедившись, что во дворе пусто, бросила вниз камень, который был завернут в письмо. Поначалу она перепугалась, уж не совершила ли непоправимую ошибку, потому что малыш Дуглас даже не обернулся на шум, и лишь через несколько секунд, в течение которых сердце королевы сжималось от непередаваемого страха, равнодушно, как бы что-то ища, протянул руку, взял камень, неторопливо, не поднимая головы и не подавая никаких знаков той, что бросила его, сунул письмо в карман, после чего с полнейшим спокойствием продолжал заниматься силками. Это хладнокровие, невероятное для мальчика таких лет, убедило королеву, что она может вполне положиться на малыша Дугласа.
С этого дня к королеве вновь вернулась надежда, однако проходили дни, недели, месяцы, а в ее положении ничто не менялось. Настала зима; долины и горы покрыл снег, и по озеру, имей узница возможность выйти за ворота, она могла бы пешком дойти до берега, однако за все это время не было ни одного письма с утешительными вестями, что сторонники продолжают труды ради ее освобождения, и только каждую ночь неизменный огонек давал ей знак, что верный друг бодрствует.
Но вот природа начала просыпаться от сна, подобного смерти, робкие лучи солнца стали прорываться сквозь тучи, укрывавшие сумрачное небо Шотландии, снег стаял, озеро освободилось от ледяного покрова, раскрывались первые почки, появилась первая зелень, вся природа выходила из тюремного оцепенения, радуясь наступлению весны, и только Мария с горькой скорбью видела, что одна она осуждена на вечную зиму.
Наконец, однажды вечером ей показалось, что с огоньком происходит что-то непонятное: он как бы колышется; она столько раз вопрошала эту мерцающую звездочку и столько раз отсчитывала по своему сердцу двадцать ударов, что уже давно во избежание разочарований перестала задавать неизменный вопрос, но сейчас решила сделать еще одну попытку и почти безо всякой надежды поставила на окно лампу и тут же убрала ее; тотчас же огонек на Кинросском холме исчез и появился только при одиннадцатом ударе сердца. И тотчас же по какому-то странному совпадению в комнату через окно влетел камень и упал к ногам Мэри Сейтон. Как и в прошлый раз, он был завернут в письмо Джорджа. Королева взяла его из рук Мэри, развернула и прочла:
«Срок близится, ваши сторонники соединились. Соберите все свое мужество.
Завтра в одиннадцать вечера опустите из окна веревку и поднимите груз, который будет привязан к ней».
В покоях королевы остался большой кусок веревки, из которой сделали лестницу, унесенную стражами после неудачного побега; на следующий день в назначенный час узницы оставили лампу в спальне, чтобы не выдать себя светом, и Мэри Сейтон спустила из окна веревку. Через несколько секунд она почувствовала, что к ней что-то привязали, стала тянуть наверх и подняла большой узел, но протащить его в окно не удавалось, так как мешала решетка. На помощь ей пришла королева, узел развязали, и находящиеся в нем предметы легко пролезли между прутьями. Узницы перенесли их в спальню, заперлись изнутри и стали рассматривать. То были два полных комплекта мужской одежды, какую носили слуги в доме Дугласов. Королева была в полном недоумении, но тут обнаружила приколотое к вороту одного полукафтана письмо. Она нетерпеливо развернула его и стала читать:
«Только отвага поможет вашему величеству вновь обрести свободу. Прочтите это письмо и в точности следуйте содержащимся в нем инструкциям, если ваше величество соблаговолит их принять.
Ключи от замка весь день висят на поясе управителя; после сигнала к гашению огней он, обойдя все посты и убедившись, что все ворота заперты, передает ключи Уильяму Дугласу, который, пока бодрствует, носит их на перевязи шпаги, а когда ложится спать, кладет себе под изголовье. Уже пять месяцев малыш Дуглас, давно присматривавшийся, как работает в кузнице замковый оружейник, занят изготовлением поддельных ключей, похожих на подлинные, чтобы при подмене их Уильям Дуглас не сразу обнаружил обман. Вчера малыш Дуглас сделал последний ключ.
При первой благоприятной возможности, о каковой ваше величество узнает, подавая ежевечерне сигналы светом, и к каковой вашему величеству надо быть готовой, малыш Дуглас подменит настоящие ключи поддельными, войдет в покои вашего величества, причем вашему величеству, равно как и мисс Мэри Сейтон, надо быть уже одетыми в мужские костюмы, и проведет путем, наиболее безопасным и благоприятным для побега, к лодке, которая уже будет ждать ваше величество.
Начиная с сегодняшнего дня каждый вечер вашему величеству и мисс Мэри Сейтон следует облачаться в мужские костюмы и не снимать их с девяти вечера до полуночи, дабы свыкнуться с ними. Помимо того, может случиться, что у малыша Дугласа не будет времени предупредить и он придет внезапно, а надо, чтобы ваше величество и мисс Мэри Сейтон были готовы к побегу.
Одежда должна быть впору вашему величеству и мисс Сейтон, поскольку мерку снимали с мисс Мэри Флеминг и мисс Мэри Ливингстон, так как они подходящего роста.
Нет смысла советовать вашему величеству призвать в нынешних крайних обстоятельствах на помощь все хладнокровие и мужество, каковые ваше величество неоднократно проявляли в иных условиях».
Обе узницы были ошеломлены дерзостью предложенного плана, и поначалу вид у них был подавленный, так как они не верили в его осуществимость. Тем не менее они переоделись, во-первых, исполняя совет Джорджа, а во-вторых, чтобы посмотреть, действительно ли впору им эта одежда.
Каждый вечер королева, исполняя указание Джорджа, подавала ему светом вопрошающий сигнал, и так продолжалось целый месяц; каждый вечер, хотя световой ответ никаких перемен не сулил, они с Мэри Сейтон надевали, как было уговорено, мужские костюмы и в конце концов свыклись с ними не меньше, чем с платьем, приличествующим их полу.
Второго мая 1568 года королеву разбудил звук рога; встревоженная, желая узнать, что он предвещает, она накинула халат и подбежала к окну, где к ней тотчас же присоединилась Мэри Сейтон. На берегу стояла с развернутым знаменем Дугласов довольно большая группа всадников, и к ним из замка наперегонки неслись три лодки.
Все это весьма обеспокоило королеву: в нынешних обстоятельствах любые, самые ничтожные перемены в замке наполняли ее страхом, так как могли разрушить все планы. Страх ее еще больше усилился, когда лодки подплыли ближе: в самой большой королева увидела лорда Дугласа, мужа леди Лохливен и отца Уильяма и Джорджа. Старый воин, охранявший границы на севере, решил навестить свое родовое гнездо, в котором не был уже года три.
Для замка Лохливен то было великое событие. Через несколько минут после прибытия лодок Мария Стюарт услыхала шаги на лестнице: вошел старик-управитель и объявил королеве о приезде своего господина, а поскольку приезд хозяина – это праздник для всех обитателей замка, он передал ей приглашение на пир в ознаменование этого замечательного события, но королева, то ли послушавшись предчувствия, то ли из неприязни, отказалась принять в нем участие.
Весь день то бил колокол, то трубил рог; лорд Дуглас, как и подобает подлинному феодальному сеньору, путешествовал со свитой, по численности не уступающей монаршей. Всюду взгляд наталкивался на незнакомых воинов и слуг, они так и сновали под окнами королевы; правда, и слуги, и конюхи носили одежду в точности такую же, что была послана королеве и Мэри Сейтон.
Мария с тревогой ждала ночи. Вчера она подавала знак лампой, и в ответ огонь появился на одиннадцатом ударе сердца, что означало близость побега, но сегодня она опасалась, что приезд лорда Дугласа все спутает и сигнал оповестит ее, что все откладывается. Потому едва на Кинросском холме зажегся огонь, Мария Стюарт поставила на окошко лампу и с непередаваемым страхом начала считать удары сердца. Страх ее перешел все пределы, когда в счете она перешла за пятнадцать. Она прекратила считать и машинально бросила взгляд туда, где должен был снова появиться огонек. Каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что он не появляется и что даже через полчаса окно все так же остается темным. Королева повторила сигнал, но не получила никакого ответа. Итак, побег назначен на эту ночь.
Королева и Мэри Сейтон до такой степени не ожидали этого, что даже, вопреки обыкновению, не надели мужское платье. Они стремглав бросились в спальню, заперли дверь и спешно стали переодеваться. Только-только они закончили, послышался скрежет ключа, поворачивающегося в замке. Мэри мгновенно задула лампу. Послышались шаги у дверей. Женщины прижались друг к другу, ноги у обеих стали ватными. Кто-то скребся в дверь. Королева спросила, кто там, и услышала голос малыша Дугласа, который произнес две первые строчки старинной баллады:
Мария тотчас же открыла: это был пароль, о котором они условились с Джорджем Дугласом.
Дуглас, Дуглас,
Любящий и верный.
У мальчика не было фонаря. Он протянул руку и нашел ладонь королевы; при свете звезд Мария Стюарт увидела, как он опускается на одно колено, и тотчас же прочувствовала прикосновение его губ к пальцам.
– Ваше величество готовы следовать за мной? – поднявшись, спросил он полушепотом.
– Да, мой мальчик, – ответила королева. – Но неужели все произойдет сегодня ночью?
– С позволения вашего величества, да.
– Значит, все подготовлено?
– Все.
– И что нужно делать?
– Следовать за мной.
– О Господи, смилуйся над нами! – воскликнула Мария Стюарт и стала тихо молиться, а Мэри в это время пошла взять шкатулку с драгоценностями. Закончив молитву, королева сказала: – Я готова. А ты, душечка?
– Я тоже, – ответила Мэри Сейтон.
– Тогда идемте, – сказал малыш Дуглас.
Узницы последовали за мальчиком. Королева шла первой, а Мэри Сейтон за ней. Юный проводник старательно запер дверь, чтобы стража, если она придет проверять, не заподозрила ничего худого. После этого они начали спускаться по винтовой лестнице. Но не дошли они и до половины ее, как услышали шум, доносящийся из пиршественного зала: взрывы хохота, неясные голоса и звон бокалов. Королева положила руку на плечо малыша Дугласа и со страхом в голосе спросила:
– Куда ты ведешь нас?
– Из замка, – отвечал он.
– Но нам же придется пройти через парадный зал!
– Разумеется, и Джордж это предусмотрел. На вашем величестве одежда, какую носят слуги, так что никто не обратит на вас внимания.
– О Боже! – прошептала королева, опершись о стену.
– Смелей, ваше величество, не то мы погибли, – тихо бросила ей Мэри Сейтон.
– Ты права, – ответила королева. – Идем.
И они, предводительствуемые малышом Дугласом, продолжили спуск.
У подножия лестницы он остановился и подал королеве кувшин с вином.
– Ваше величество, – сказал он, – поставьте кувшин на правое плечо. Он скроет ваше лицо, и притом если вы будете что-то нести, то вызовете меньше подозрений. А вы, мисс Мэри, дайте мне вашу шкатулку, а сами возьмите на голову корзину с хлебами. Вот теперь хорошо. Ну как, вы чувствуете в себе силы?
– Да, – ответила королева.
– Да, – ответила Мэри Сейтон.
– Тогда следуйте за мной.
Через несколько секунд мальчик и беглянки были в передней, сообщающейся с парадным залом. Множество слуг занимались там своими делами, и ни один не обратил на них внимания, что несколько приободрило королеву. Да и пути назад уже не было: малыш Дуглас вошел в зал.
Пирующие сидели по обе стороны длинного стола, причем каждый занимал место, соответствующее его положению, и уже приступили к десерту, то есть к самой приятной части трапезы. Впрочем, зал был так огромен, что хотя его освещали множество свечей и ламп, пространство вдоль стен, где сновали десятка два слуг, тонуло в спасительном полумраке. Королева и Мэри Сейтон вмешались в толпу прислуги, слишком занятой своими обязанностями, чтобы обращать внимание на других, и решительно, не останавливаясь и не оглядываясь, пересекли зал и оказались в вестибюле. Королева поставила на пол кувшин, Мэри Сейтон корзину, и вслед за мальчиком они прошли по коридору, ведущему во двор. По двору как раз проходил патруль, но и он не обратил на них внимания.
Мальчик повел женщин к саду. Там им пришлось пережить несколько секунд страха, пока малыш Дуглас подбирал ключ, которым открывается дверь. Наконец ключ повернулся в замке, дверь распахнулась, и королева с Мэри Сейтон устремились в сад. Дверь мальчик запер.
Немножко пройдя, малыш Дуглас дал знак остановиться, положил на землю шкатулку и ключи, сложил рупором ладони у рта и трижды прокричал совой, причем никому и в голову не могло бы прийти, что этот крик издал человек, а не птица. Затем, взяв ключи и шкатулку, он на цыпочках пошел вперед, напряженно прислушиваясь. Дойдя до стены, он вновь остановился: после нескольких секунд тревожного ожидания прозвучал стон, а затем звук, похожий на звук падающего тела. А еще через несколько секунд, как бы отвечая крику совы, ухнул филин.
– Готово, – спокойно бросил малыш Дуглас. – Идемте.
– Что готово? – спросила королева. – И что это за стон раздался?
– У калитки, что выходит на озеро, стоял часовой, – сообщил мальчик, – но больше уже не стоит.
Королева почувствовала, как в жилах у нее застыла кровь, а на лбу выступил холодный пот. Она все поняла: какой-то бедняга из-за нее лишился жизни. Она пошатнулась и, чувствуя, как силы покидают ее, ухватилась за Мэри Сейтон. Дуглас подбирал ключ, и, слава Богу, второй из испробованных подошел к замку.
– Где королева? – раздался тихий голос человека, ожидавшего по ту сторону стены.
– Со мной, – ответил мальчик.
Джордж Дуглас, а это был он, проскользнул в сад, взял за руки королеву и Мэри Сейтон и вывел их из крепости. Пройдя через калитку, Мария Стюарт не смогла удержаться и осмотрелась вокруг; ей показалось, что у подножья стены валяется какое-то бесформенное тело, и она содрогнулась.
– Не сожалейте о нем, – шепнул Джордж Дуглас, – его настигла небесная кара. Это тот самый бесчестный Уорден, что предал нас.
– Увы, – шепнула в ответ королева, – как ни велика была его вина, все равно он умер из-за меня.
– Когда речь идет о спасении вашего величества, стоит ли скорбеть из-за нескольких капель крови предателя? Но, тс-с! Сюда, Уильям, сюда. Пойдем вдоль стены, ее тень укроет нас. Лодка шагах в двадцати отсюда. Еще минута, и мы спасены.
Джордж еще быстрей повлек за собой обеих женщин, и вот они добрались до берега. Там ждала небольшая лодка, и четверо гребцов, лежавших на дне ее, увидев их приближение, поднялись, а один выскочил на сушу и подтянул за цепь лодку, чтобы королева и Мэри Сейтон могли войти в нее. Джордж усадил их на корме, мальчику велел сесть за руль, а сам оттолкнул лодку, и она заскользила по озеру.
– Вот теперь, – сказал он, – мы действительно спасены. Им легче будет поймать морскую ласточку в проливе Солуэй, чем догнать нас. Налегайте, ребята, на весла, неважно, что нас услышат: главное, подальше отплыть.
– Кто идет? – раздался крик со стены замка.
– Гребите! Гребите! – приказал Дуглас, садясь перед королевой.
– Лодка! Лодка! – крикнул тот же голос. – Эй, на лодке, суши весла!
Однако, видя, что лодка продолжает удаляться, часовой закричал:
– Измена! К оружию!
В тот же миг озеро осветила вспышка, раздался гром выстрела, и мимо просвистела пуля; королева приглушенно вскрикнула, хотя ей не угрожала никакая опасность: Джордж, как мы уже сказали, сидел перед нею и прикрывал ее своим телом.
Колокол забил тревогу, и было видно, как в комнатах замка, словно безумные, заметались огни.
– Налегай, ребята! – приказал Дуглас. – Гребите так, словно ваша жизнь зависит от каждого взмаха весла. Сейчас за нами вышлют погоню.
– Это им будет не так просто, как ты думаешь, Джордж, – заметил малыш Дуглас. – Я ведь запер за собой все двери, а пока они оставшимися у них ключами откроют их, пройдет немало времени. Ну, а эти, – показал он похищенные ключи, – я дарю здешнему водяному Келпи и жалую его привратником замка Лохливен.
Как бы в ответ на шутку Уильяма прозвучал выстрел крепостной пушечки, но так как было слишком темно, чтобы точно прицелиться, да и расстояние между крепостью и беглецами было изрядным, ядро проскакало по воде шагах в двадцати от лодки, а над озером пронеслись раскаты эха. Дуглас выхватил из-за пояса пистолет и, предупредив женщин, чтобы они не перепугались, выстрелил в воздух, но то была не бессмысленная бравада в ответ на обстрел из крепости, а сигнал отряду преданных друзей, что ждали на берегу королеву. Тотчас же, хотя ввиду близости деревни Кинросс это грозило опасностью, с берега донеслись радостные клики, и Уильям, повернув руль, направил лодку к тому месту, откуда они раздались. Джордж Дуглас подал руку королеве, и она, легко выпрыгнув на берег, упала на колени и вознесла молитву, благодаря Бога за счастливое освобождение.
Поднявшись, королева увидела, что ее окружили самые верные ее слуги: Гамильтон, Херрис и Сейтон, отец Мэри. Счастливая Мария Стюарт простерла к ним руки, прерывающимся голосом стала благодарить их, и этот голос лучше всяких цветистых фраз доказал ее радость и признательность. Вдруг, обернувшись, она обнаружила печально стоящего в отдалении Джорджа Дугласа, бросилась к нему, взяла его за руку, подозвала малыша Уильяма и, представляя их лордам, объявила:
– Милорды, вот мои освободители, люди, благодарность моя к которым, пока я жива, ничем не сможет быть возмещена.
– Ваше величество, – ответил ей Дуглас, – каждый из нас делал то, что должен был делать, и ежели кто-то рисковал больше других, то в этом его счастье. Но если мне будет дозволено высказать свое мнение, я скажу, что ваше величество не должно терять время на бесполезные речи.
– Дуглас прав, – подтвердил лорд Сейтон. – По коням!
Тотчас четыре гонца поскакали в четыре разные стороны, дабы оповестить друзей королевы, что ей удалось бежать, а к Марии Стюарт подвели коня, она села в седло, и маленький отряд, состоящий едва из двух десятков человек, огибая деревню Кинросс, где стрельба, поднятая на острове, несомненно, вызвала тревогу, во весь опор помчался к замку Сейтона, в котором уже собрался гарнизон вполне достаточный, чтобы защитить королеву.
Королева скакала всю ночь, и рядом с нею скакали – по одну сторону Джордж Дуглас, а по другую лорд Сейтон; на рассвете отряд остановился у ворот замка Уэст-Ниддри, принадлежавшего, как мы уже говорили, лорду Сейтону и расположенного в Западном Лотиане. Дуглас соскочил с коня, чтобы предложить руку Марии Стюарт, но лорд Сейтон объявил, что это привилегия хозяина дома. Королева взглядом утешила Дугласа и вступила в крепость.
– После такой усталости и стольких волнений, выпавших на долю вашего величества со вчерашнего утра, ваше величество нуждается в отдыхе, – сказал лорд Сейтон, проводив королеву в приготовленную для нее комнату, которая уже девять месяцев ждала ее. – Спокойно спите, ваше величество, и ни о чем не тревожьтесь. Если услышите шум, это значит: прибыли друзья, которых мы ждем. Ну, а что касается врагов, вашему величеству нечего бояться: здесь замок Сейтон.
Королева вновь поблагодарила своих освободителей, в последний раз протянула Дугласу руку для поцелуя, поцеловала в лоб Уильяма и пожаловала его в свои пажи, после чего, следуя совету лорда Сейтона, прошла в спальню, куда Мэри не допустила служанок, объявив о своем исключительном праве оказать королеве услуги, бывшие ее обязанностью во время одиннадцатимесячного заточения в замке Лохливен.
Открыв глаза, Мария Стюарт поначалу решила, что ей снится один из тех снов, особенно мучительных для узников, оттого что, проснувшись, они вновь видят запертые двери и окна с решетками. И потому, не доверяя свидетельству чувств, королева, полуодетая, подбежала к окну. Двор был полон воинов, но эти воины были ее сторонники, съехавшиеся сюда при вести о ее побеге; она увидела знамена своих верных друзей – Сейтонов, Арброутов, Херрисов и Гамильтонов; едва она показалась в окне, все знамена склонились перед ней, и раздались крики: «Да здравствует Мария Шотландская! Да здравствует наша королева!» Не обращая внимания на неполноту туалета, прекрасная и целомудренная, охваченная волнением и радостью, она ответила поклоном, и глаза ее наполнились слезами, однако на сей раз то были слезы радости. Вдруг королева спохватилась, что она не одета, и, залившись краской смущения, попятилась от окна.
И тут она ужаснулась – по причине весьма основательной для женщины: из замка Лохливен она бежала в костюме слуги дома Дугласов, и у нее не было ни времени, ни возможности захватить что-нибудь из женского платья. Не может же она и дальше ходить в мужском наряде. Она поделилась своей тревогой с Мэри Сейтон, но та вместо ответа распахнула шкафы, стоявшие в спальне королевы. В них были не только платья, сшитые по мерке, снятой с Мэри Флеминг, но и все прочие необходимые предметы женского туалета. Королева была в восторге.
– Я знала, душенька, – промолвила она, осматривая платья, ткани для которых были выбраны с самым отменным вкусом, – что твой отец – храбрый и доблестный рыцарь, но не могла даже предположить, что он так разбирается в нарядах. Мы назначим его хранителем нашего гардероба.
– Увы, ваше величество, вы заблуждаетесь, – с улыбкой отвечала Мэри Сейтон. – Мой отец приказал начистить до блеска все латы, наточить все мечи, развернуть все имеющиеся в замке знамена, он готов умереть за ваше величество, но ему и в голову не пришло бы предложить что-нибудь, кроме крыши над головой да своего плаща, чтобы уберечь вас от холода. Нет, это Дуглас все предусмотрел и подготовил – все вплоть до вашей любимой кобылы Розабеллы, которая с нетерпением ожидает в конюшне, когда, сев на нее, ваше величество совершит торжественный въезд в Эдинбург.
– Но как ему удалось ее заполучить? – удивилась Мария Стюарт. – Я-то думала, что при разделе моего имущества Розабелла досталась красавице Элис, любимой султанше моего брата.
– Да, так оно и было, – подтвердила Мэри Сейтон. – И, зная цену Розабелле, ее держали за тысячей замков и запоров под присмотром целой армии конюхов, но Дуглас способен совершать чудеса, и, как я вам сказала, Розабелла ждет ваше величество.
– О благородный Дуглас! – со слезами на глазах прошептала королева и, словно разговаривая сама с собой, промолвила: – Такую верность мы ничем не сможем вознаградить. Другие будут счастливы, получив почести, должности, деньги, но для Дугласа все это ничего не значит.
– Полно, ваше величество, полно, – остановила ее Мэри Сейтон. – Бог платит долги королей, он и вознаградит Дугласа. А ваше величество ждут к завтраку. Надеюсь, ваше величество, – улыбнувшись, добавила она, – вы не сделаете моему отцу афронта, какой вчера сделали лорду Дугласу, отказавшись прийти на пир в честь его приезда?
– И правильно, полагаю, сделала, – заметила Мария. – Но ты права, душенька, хватит грустных мыслей. Вот станем снова королевой и тогда подумаем, что можно сделать для Дугласа.
Королева оделась и сошла вниз. Как сообщила Мэри Сейтон, все самые могущественные лорды, ее сторонники, уже собрались в замке и ждали в парадном зале. Ее появление было встречено восторженными кликами, и она села за стол, имея по правую руку лорда Сейтона, по левую Дугласа; за креслом у нее стоял малыш Уильям, приступивший с этого дня к исполнению своих обязанностей пажа.
Утром следующего дня королеву разбудили звуки труб и рогов: вчера было договорено, что сегодня все отправятся к Гамильтонам, где будут ждать прибытия новых подкреплений. Королева надела изящную амазонку и вскоре верхом на Розабелле выехала к своим защитникам. Зазвучали радостные возгласы, все восхищались ее красотой, грацией и отвагой. Мария Стюарт снова стала собой и ощущала, что к ней вернулась та волшебная власть, которой она покоряла всех, кто оказывался рядом с ней. Все вокруг были счастливы, но самым счастливым был, пожалуй, Уильям, у которого впервые в жизни появился такой красивый наряд и такая великолепная лошадь.
В Гамильтоне, куда королева прибыла в тот же вечер, ее ожидали около трех тысяч человек, а за ночь ее армия увеличилась до шести тысяч. В среду 2 мая она была узницей, ее единственным другом в тюрьме был мальчик, единственным средством сообщения со своими сторонниками – мерцающий, зыбкий свет лампы, и вот спустя три дня, в субботу, она была не только свободна, но и стояла во главе могущественной конфедерации, в которую входили владетели девяти графств, восемь лордов, девять епископов, множество баронов и дворян, славящихся храбростью во всей Шотландии.