Страница:
– Неблаговидное мнение? – повторила графиня, прищурив глаза.
Эмили с готовностью перечислила все нападки графа на Шотландию, высказанные названом завтраке, вынудив Джордана объяснять свои слова леди Данди. Пусть негодник, как умеет, изворачивается перед графиней – он вполне это заслужил!
Когда Джордан нахмурился, Эмили и лорд Сен-Клер обменялись торжествующими взглядами. К тому моменту, как они подъехали к Британскому музею, леди Данди уже несколько минут в возвышенных тонах воспевала хвалу Шотландии, а Джордан был угрюм и мрачен, как сам бог войны. Эмили изо всех сил старалась не рассмеяться.
Ее торжество продлилось, когда лорд Сен-Клер предложил обеим дамам помочь вылезти из кареты. Более того, виконт взял ее за руку, оставив Джордана с леди Данди. Эмили захотелось расцеловать этого мужчину. Не было сомнений, что он заметил, как Джордан досаждал ей.
Но несколькими минутами позже Блэкмор удивил ее, внезапно выразив желание показать леди Данди картины, находившиеся в отдельном помещении, а лорд Сен-Клер объявил, что они с леди Эммой останутся на месте досматривать работы в той комнате, где они находились.
Эмили никак этого не ожидала, хотя все сложилось очень удобно. Она не только на некоторое время избавилась от Джордана, но и получила возможность поговорить с лордом Сен-Клером наедине.
Бегло оглядевшись, чтобы увериться, что их попутчики ушли, лорд Сен-Клер повел Эмили в одну из комнат, где были выставлены скульптуры из Парфенона. Эмили затаила дыхание, когда увидела первую из них – голову лошади, высеченную из мрамора с такой скрупулезностью, что топорщился каждый волосок на ее гриве и выделялся каждый мускул на морде.
Какое тонкое искусство! Ради того, чтобы увидеть это, стоило вытерпеть даже недостойное поведение Джордана.
После этого они обошли комнату, полюбовавшись вначале безголовыми скульптурами двух женщин, чьи длинные, ниспадающие складками одеяния не оставляли места воображению, а затем кариатидой – цельной скульптурой женщины, служившей колонной в Парфеноне.
Только тогда лорд Сен-Клер наконец заговорил:
– Она немного напоминает Софи.
– Да, действительно, не правда ли? У нее те же глаза. Такие невинные.
Он слегка коснулся мрамора, затем уронил руку.
– Как она?
– Ей уже лучше. Вам не стоит о ней беспокоиться.
– Она больна уже несколько недель. Когда я заходил, она даже не передала мне записки. – Он нахмурился. – Ей известно, что вы сегодня встречаетесь со мной?
– Да, конечно!
– И она не передала для меня никакого послания, ни одного слова?
Эмили размышляла, стоит ли что-нибудь придумать. Но чем упорнее молчит Софи, тем сильнее он будет волноваться и тем вероятнее, что он может проговориться.
– Нет. – Но не смогла удержаться и добавила: – Она спала, когда я уходила.
В растерянности он взъерошил пятерней волосы.
– Когда я заходил к ней вчера, пока вас с леди Данди не было дома, слуги даже не позволили мне повидаться с ней. Что за страшная у нее болезнь, что даже посетителей не пускают?
Его неподдельное участие было трогательным. Что, если это он и есть? И что, если он действительно влюблен в Софи? Разве так уж ужасно позволить им быть вместе? Лорд Сен-Клер, видимо, совсем не плохой человек, что бы там ни думал лорд Несфилд.
– Посетителей не принимают вовсе не из-за ее болезни, а из-за простого женского тщеславия, уверяю вас, – солгала Эмили. – Какой молодой девушке хочется, чтобы друзья видели ее бледной и болезненной, не имеющей возможности надеть лучшие платья?
Он упрямо сжал губы.
– Это не похоже на леди Софи. Она не производила впечатления тщеславной. Право, я еще никогда не встречал такой простой и бесхитростной девушки. Вот почему я выбрал ее предметом своих ухаживаний и стал оказывать ей знаки внимания.
«Выбрал ее предметом своих ухаживаний?» Эти слова больше подходят мужчине, выбирающему породистую корову, чем влюбленному. Скорее всего она слишком поторопилась с оценкой чувств лорда Сен-Клера.
– Кроме того, – продолжал он, – я не доверяю отцу леди. Я думаю, что он может держать ее взаперти, ограждая от посетителей, чтобы предотвратить нежелательный брак.
Сердце Эмили тревожно забилось. Его слова были слишком близки к истине, чтобы оказаться случайными. Что ей следует говорить? Как ей добиться, чтобы он сказал больше? Она должна полностью увериться, что именно он пытался увезти Софи, прежде чем лорд Несфилд рискнет открыто обвинить его.
Она попыталась подступиться ближе.
– Не хотите ли вы сказать, что ваши отношения с кузиной зашли так далеко, что ее отцу пришлось воспользоваться подобной тактикой?
Виконт стиснул зубы, не отрывая взгляда от статуи. Силы небесные, как она сможет хоть что-нибудь ему сказать, если не видит его глаз? Затаив дыхание, девушка ожидала ответа.
Внезапно он утомленно вздохнул.
– Не знаю даже, что и сказать. Последний раз, когда мы виделись, мы были очень близки к тому, чтобы заговорить о браке. Затем ее отец прервал наш разговор, и с тех пор я ее не видел. Я просто не знаю, как мне теперь быть.
Боже милостивый, все-таки это, должно быть, он! Эмили почувствовала необычайное облегчение. Больше не придется бояться разоблачения! Можно будет положить конец этой отвратительной лжи!
Но возможно, она слишком торопится? Нужны еще доказательства.
– Вы обращались к дяде Рандолфу со своим предложением?
– Я не хотел этого делать, пока не уверюсь в ее чувствах. Ее молчание заставляет меня задуматься, не ошибся ли я в оценке ее отношения ко мне. Если она даже не рассказала обо мне вам, своей кузине…
– Но она рассказала! – Нельзя было слишком обескураживать его, иначе ей ни за что не выяснить, он ли это на самом деле. – Мы долго разговаривали о вас после моего первого бала.
– И что она вам сказала?
– Хм-м… Ну, этого я не могу вам сказать. – Эмили смущенно улыбнулась, стараясь поспешно что-нибудь придумать. – Софи никогда не простит меня, если я раскрою все ее секреты.
Виконт перевел взгляд на нее, и в глубине его черных глаз она увидела подозрение.
– Вы пытаетесь играть со мной, леди Эмма?
Холодная дрожь охватила ее. Открылась та сторона его натуры, которая, как она предполагала, до сих пор скрытно дремала. Опасная сторона!
– Вовсе нет! Но если вы даже не решились обратиться к моему дяде со своим предложением, не вижу, почему бы мне рассказывать вам все о моей кузине. Это было бы нечестно, в особенности раз дядя вас не одобряет.
Он пристально смотрел на нее, как бы обдумывая что-то.
– Я должен вам признаться. – Когда он умолк, Эмили затаила дыхание. – Видите ли…
– Так вот вы где, – раздался громкий женский голос, и леди Данди в сопровождении Джордана вихрем ворвалась в комнату. – Мы уже думали, что потеряли вас.
Эмили встретила графиню уничтожающим взглядом. Цель была уже так близка, будь все неладно! Он уже собирался рассказать ей о побеге – девушка была в этом уверена! А теперь из-за излишней подозрительности леди Данди все придется начинать сначала. Господи помилуй, она готова была кричать от отчаяния!
Леди Данди, видимо, совершенно не обратила внимания на недовольный вид Эмили, равно как и лорда Сен-Клера. Она стремительно подошла к ним, широко взмахивая руками, словно пытаясь охватить ими все здание.
– Все это просто невероятно, вам не кажется? Я чрезвычайно рада, что вы пригласили нас, лорд Сен-Клер! – Графиня тепло улыбнулась Эмили. – Разве это не прекрасно, моя дорогая?
– Да, мама, конечно.
Леди Данди тяжело вздохнула.
– Но столько времени на ногах – я ужасно устала.
– Может быть, вы передохнете немного, прежде чем мы продолжим? – поспешно сказал Сен-Клер, снова обернувшись своей учтивой, приветливой и обходительной стороной. Он предложил графине руку, говоря: – Мне кажется, в соседней комнате есть скамейки.
Взяв его под руку, леди Данди помедлила, растерянно оглядываясь вокруг, и недовольно поморщилась.
– Боже мой, должно быть, я оставила свою шаль в одной из тех комнат. Только не помню где. Не сходишь ли ее поискать, Эмма?
– С удовольствием, мама.
– И возьми с собой лорда Блэкмора, он знает, в каких комнатах мы побывали.
Самодовольно улыбаясь, Джордан предложил ей руку. Эмили даже не могла отказаться, раз ее «мама» распорядилась, чтобы они пошли вместе. Леди Данди сегодня превзошла самое себя, устроив ей не одну, а целых две встречи наедине с мужчинами, так что Эмили оставалось только выполнять свою работу.
Ох, если бы леди Данди хотя бы догадывалась, что она натворила!
С чувством обреченности Эмили позволила Джордану отвести ее в соседнюю комнату. Что же ей теперь делать? Как ей провести его?
Как только остальные скрылись из виду, Эмили попыталась отнять у него руку, но он не позволил, прижав ее сверху другой рукой.
– Мне все больше и больше нравится ваша мать, – склонившись к ее уху, прошептал Джордан. – Безусловно, она знает, что для вас лучше. Или мне следовало бы сказать – кто для вас лучше?
Гордо вскинув голову, Эмили холодно улыбнулась.
– Не обольщайтесь, лорд Блэкмор. Может, мама и изменила свое мнение о вас, но я нет.
– В самом деле? Тогда вам не следовало соглашаться на эту прогулку. Я уже было подумал, что вы не пойдете – вся эта чепуха насчет головной боли и все такое.
– О, уверяю вас, это не чепуха, – сказала она слащавым голосом. – При виде вас у меня всегда начинает болеть голова.
Когда они быстро проходили по комнатам, Эмили всюду заглядывала в поисках шали. Блэкмор, разумеется, нет.
– Мы оба знаем, почему у вас от меня болит голова, – пробормотал он.
– Потому что вы невыносимо скучны, самонадеянны и надоели мне до смерти!
Он рассмеялся, услышав такую отъявленную ложь, и погладил ее руку, ласково пробежавшись пальцами от края короткой перчатки до кончиков ногтей, отчего у нее перехватило дыхание.
– У вас болит голова по той же самой причине, по которой чуть раньше, в карете, вас бросало в дрожь. – Он немного помедлил. – Потому что это заставляет вас кое-что вспомнить.
– Вспомнить что? – Эмили с силой выдернула руку и повернулась к графу лицом. – Как вы дали волю своим рукам и позволили себе лишнее на балу два дня назад?
Их взгляды встретились, и он какое-то время смотрел на нее в упор загадочными потемневшими глазами, прежде чем произнес:
– Нет, не тогда.
Чтоб ему пусто было со всеми его подозрениями и скрытыми намеками! Она ни за что не должна была этого допускать!
Круто повернувшись, она стремительно направилась к двери в соседнюю комнату.
– Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать всякие глупости. Я пойду искать мамину шаль!
Блэкмор схватил ее за руку и потянул в другую сторону, все с той же своей дьявольской улыбкой.
– Тогда вы выбрали неверное направление. Мы с леди Данди не заходили в ту комнату. Лучше посмотрите вот в этой.
Дверь, к которой он подвел ее, была гораздо меньше остальных и к тому же плотно закрыта. Если бы Эмили не была так взбешена, то, возможно, обратила бы внимание на охранника и на то, как тот почтительно поклонился Джордану. Может быть, она даже остановилась бы и задумалась, почему при их приближении он отпер дверь.
Она поняла, что совершила ужасную ошибку, только когда они ступили внутрь тесного помещения и дверь за ними захлопнулась. Кроме них, там никого не было.
Они оказались совершенно одни.
Глава 10
«Прекрасно», – подумал Джордан, когда замок на двери защелкнулся. Как обычно, его план блестяще удался. Благодаря леди Данди и ее необъяснимой помощи, все сложилось более чем удачно, избавив его от необходимости выдумывать какую-нибудь замысловатую историю, чтобы заманить Эмили сюда. Девушка последовала за ним без возражений.
Ее покорность, однако, продолжалась недолго. Она сразу же обернулась к двери, когда услышала, что охранник их запер. Ее прекрасные глаза стали огромными, как блюдца, и она в ярости набросилась на Блэкмора.
– Что вы себе позволяете! Вы сошли с ума? Прикажите ему отпереть дверь! Сию же минуту!
– Успокойтесь. Это не то, что вы думаете. Это помещение закрыто для обычных посетителей музея, так что пока мы здесь, дверь должна быть заперта. Охранник откроет ее, когда мы будем уходить. Нужно всего лишь постучать.
– Я хочу уйти прямо сейчас!
Эмили бросилась к выходу, но Джордан перехватил ее, прежде чем она успела достичь двери.
– Вы не можете уйти, не посмотрев это.
Он указал куда-то за ее спиной, и она с мрачным видом обернулась в том направлении. И буквально застыла на месте.
– Боже милостивый! – С благоговейным трепетом произнесла она, увидев огромный камень, стоявший перед ней на грубом деревянном постаменте.
– Да ведь это… это…
– Кентавр, – закончил он за нее. – Он высечен на так называемой метопе.[4]
Эмили шагнула вперед, и Джордан не стал ей мешать, наблюдая, как она приближается к скульптуре. Мраморная плита была размером четыре на четыре фута. Ее левая половина была прикрыта пыльным куском ткани, но безголовый кентавр на правой стороне был высечен так рельефно, что казалось, будто он пытается выскочить из мраморной глыбы.
– Его вынули из южной стены Парфенона, – тихо сказал Джордан. – Удивительно, не правда ли? Я подумал, он вам понравится.
– О, очень! Это лучшее, что мне приходилось видеть до сих пор!
Ее неподдельный восторг вызвал у него улыбку. Хотя это была всего лишь уловка, чтобы смягчить ее негативное отношение к нему, Блэкмору было приятно, что она оценила произведение искусства, пленившее его в первый же момент, как он его увидел.
– Это фрагмент изображения битвы кентавров с лапифами, – сказал он.
– Можно мне его потрогать?
– Конечно.
Эмили протянула руку через стол и прикоснулась к мраморному боку кентавра.
– Как живой. Видны даже ребра под шкурой, словно это реальное существо.
– Да, эта скульптура выполнена с большим мастерством. – Граф подошел и встал рядом с девушкой. – Вот почему мне захотелось, чтобы вы ее увидели.
Пока она рассматривала метопу, он упивался ее видом. Она сама была подобна совершеннейшему произведению искусства, о котором мужчина мог бы только мечтать. По своей красоте и гладкости ее кремовая кожа могла соперничать с мрамором, а изящные линии стройного тела, угадывающиеся под платьем… У Джордана пересохло во рту, а пальцы прямо-таки чесались от желания дотронуться до нее.
И почему женщины всегда облачаются в эти тонкие полупрозрачные ткани, наводящие на мысли об изысканном сладком плоде, скрытом под воздушной оболочкой? Разве они не понимают, что пробуждают в мужчине нестерпимое желание сорвать проклятые покровы и добраться до нежной сердцевины?
А все эти белоснежные кружева, осыпавшие ее, словно сахарная пудра! Они были повсюду – окаймляли края ее рукавов и шарф, накинутый на плечи. Господи помилуй, ее накидка полностью была кружевной! И многие футы кружева покрывали ее шляпку, которую он сразу же возненавидел, потому что она скрывала ее душистые волосы.
Девушка подняла на него взгляд, на лице ее все еще сохранялось восторженное изумление.
– Почему эта скульптура не выставлена вместе с другими? Почему ее держат взаперти?
Графу потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем она, собственно, говорит.
– Ее реставрируют. Она попортилась, простояв несколько лет на заднем дворе у Элгина. Думаю, потребуются еще недели, прежде чем ее можно будет выставить.
– Так почему же нам позволили увидеть ее?
– Как я уже говорил, я в совете директоров.
– О конечно. Поэтому охранник вас и знает. – Довольная улыбка мелькнула на ее губах. – Не знаю, как и отблагодарить вас за то, что вы использовали свое влияние и дали мне возможность взглянуть на это прекрасное произведение искусства.
Она снова нежно погладила скульптуру, и он ощутил такой сильный прилив вожделения, что едва не застонал вслух. Ему хотелось бы, чтобы эти пальцы прикасались к нему, ласкали его. Он желал этого так сильно, как не хотел ничего и никогда в своей жизни.
– Подождите, – сказал Джордан тихо, взяв ее за руку. Неторопливо расстегнув перчатку, он стянул ее с тонких пальцев. – Так вы сможете почувствовать его лучше.
Он приложил ее ладонь к твердому мрамору, сгорая от желания прижать ее совсем к другому, ставшему теперь столь же твердокаменным, месту.
Эмили притихла, когда Джордан прислонил ее ладонь к скульптуре. Что до него, то метопа вообще перестала его интересовать. Он видел только стройную фигурку девушки, ощущал под ладонью ее теплые пальцы, слышал, как участилось ее дыхание.
Несколько мгновений они стояли молча, поглощенные друг другом, так что тишина в комнате сделалась пугающей.
Затем она отдернула руку, вынудив его опустить свою. Не отводя взгляда от скульптуры, она пробормотала:
– Страшно даже представить, что такое великолепие могли держать в грязи. Это творение так прекрасно!
Он смотрел на ее одухотворенное лицо, освещенное мечтательной улыбкой, такое утонченное и спокойное, словно высеченное из мрамора.
– Да, прекрасно, – с усилием произнес он, подавляя страстное желание схватить ее в объятия и зацеловать до бесчувствия.
Господи, как он ее хотел! Но ему нельзя было спугнуть ее, прежде чем он достигнет своей первоочередной цели. Блэкмор откашлялся, чтобы прочистить горло.
– Не хотите ли взглянуть на оставшуюся часть – ту, что скрыта под очищающей тканью?
Глаза девушки вспыхнули любопытством. – О, разумеется! Я… я хотела сказать – если это возможно. Радостное предвкушение, осветившее ее лицо, на мгновение заставило его испытать чувство вины. Он собирался сыграть с ней довольно грязную шутку. Но ведь он хотел выяснить правду, разве не так?
Подавив угрызения совести, он сдернул с камня покров, не отрывая пристального взгляда от лица девушки. Ему не было необходимости смотреть на скульптуру, чтобы узнать, что она увидела. Он специально выбрал эту метопу из-за скрытой под тканью фигуры.
Под покровом находилась безголовая статуя лапифа. Он ухватил кентавра за гриву, вероятно, намереваясь отсечь ему голову, которую природа и время уже стерли с поверхности камня. Скульптор выточил тело мужчины с большим мастерством, отобразив каждый мускул, каждое ребро, каждую жилку. С руки воина изящными складками ниспадал великолепный плащ, видна была каждая морщинка, каждая складочка на ткани.
Но если не считать плаща, мужчина был полностью обнажен с головы до ног. Она никоим образом не могла оставить это без внимания. И если это Эмили Фэрчайлд, ее реакция должна была проявиться достаточно отчетливо.
И в самом деле. Она остолбенела от изумления. У нее отвалилась челюсть, и глаза широко раскрылись. И она покраснела от корней волос до кончиков ногтей, что заставило его испытать глубочайшее удовлетворение. Это точно была Эмили – должна была быть!
После нескольких мгновений ошеломленного молчания девушка промолвила хриплым шепотом:
– Боже мой, он просто великолепен! Великолепен? Блэкмор едва не задохнулся.
– Вас это не шокирует? Она пожала плечами:
– С чего бы это? Я из Шотландии, где мужчины не носят ничего под своими килтами.
Разочарование следовало за разочарованием. Разве Могла бы Эмили с таким небрежным безразличием рассуждать о килтах?
Когда она принялась рассматривать скульптуру, он почувствовал явственный укол ревности.
– Эта часть метопы, кажется, понравилась вам больше, чем прежняя.
– Конечно. Мужская фигура очень хорошо выполнена.
– Значит, его нагота ничуть вас не смущает? – бессмысленно сказал он, не в силах оставить эту тему.
– Конечно, нет. В человеческом теле нет ничего постыдного. Древние греки понимали это, хотя нам явно недостает их мудрости.
Как она может оставаться такой спокойной! Это просто непостижимо! Затем он заметил, что она оперлась рукой о стол, словно ноги отказывались ее держать, и прищурил глаза. Ха! Она просто притворяется, что не шокирована. Так оно и есть! Он решил использовать еще одну уловку.
– Вы хотите сказать: «Наг я вышел из чрева матери моей наг и возвращусь», И это все ставит на свои места.
Затаив дыхание, он ждал ее реакции на фразу из Священного Писания.
– Полагаю, что так. Какого поэта вы процитировали? Не лорда ли Байрона, которым, похоже, все так увлекаются?
Она подумала, что это из Байрона? Эмили Фэрчайлд должна хорошо знать столь известную цитату – пусть даже ему самому потребовалось несколько часов, чтобы отыскать ее в Библии, к которой он прежде не прикасался. Но леди Эмма…
Ее взгляд небрежно скользил по мраморной фигуре, несколько задержавшись на расслабленном мужском органе, и граф едва сдержал стон. Его собственный находился в состоянии наивысшего возбуждения!
Дьявол! Он мог допустить, что она притворялась, будто зрелище обнаженного тела ее нисколько не шокирует, и мог даже поверить, что ей незнакома цитата, которую он привел, – но ни при каком условии Эмили Фэрчайлд не могла бы с таким любопытством рассматривать мужские отличительные признаки.
Должно быть, Йен прав. Девушка именно та, за кого себя выдает – леди Эмма.
Но почему же его так сильно влечет к ней, если это вовсе не его Эмили?!
Потому, что она не имеет себе равных. У нее острый, подобный мужскому, ум и истинно женственное соблазнительное тело. Все женщины, которых он встречал в свете, бледнеют рядом с ней. Она воспламенила его чувства и разожгла порочные желания. И с ней не нужно сдерживать себя, как в случае с Эмили.
Девушка вздохнула, и этот легкий звук всколыхнул страстное желание, сжигавшее его непокорное тело.
– Думаю, нам лучше вернуться. Я не должна заставлять маму волноваться…
– Вы не слишком-то беспокоились о своей матушке на балу у Меррингтона. Как мне помнится, ее желания ничуть вас не интересовали.
Их взгляды встретились, и в ее глазах он прочел испуг и даже большее. Панический ужас! Что случилось с ветреной кокеткой?
Словно угадав его мысли, она лукаво улыбнулась ему.
– Вам не слишком понравится, если мама ворвется сюда во главе музейной охраны, уверяю вас.
– Мне не слишком понравится, если вы уйдете, не подарив мне поцелуй. – С неровно бьющимся сердцем он притянул ее к себе. – Всего один-единственный. Мне пришлось преодолеть множество трудностей, чтобы организовать эту встречу. Неужели вы разочаруете меня, внезапно став жеманной?
Он слегка сжал ее подбородок и провел большим пальцем по влажной нижней губе, ощутив ее лихорадочный вздох. Она хотела его. Она притворялась безразличной, но тоже сгорала от желания. Влечение объединяло их, подобно некой первобытной силе, притягивая друг к другу.
– Вы нечестно играете, – прошептала она, глядя на него широко раскрытыми тревожными глазами.
– Я всегда так делаю, – ответил он и, склонившись, припал к ее губам.
Она попыталась увернуться от поцелуя, но он сжал ей голову ладонями, сбив с нее шляпку, которая свалилась на пол. Затем он завладел ее губами, и она перестала вырываться.
Ее губы были теплыми… податливыми… ароматными, как свежий марципан, только что из печи. Но даже приблизительно не могли утолить невыносимую жажду, сжигавшую его изнутри.
Он целовал ее долго и страстно, как давно изголодавшийся мужчина, никогда не проявлявший такого безрассудства. Она была невестой на выданье, хотя и не девственницей. И она не была Эмили.
Тем не менее он ее целовал. И когда ее тонкие руки робко обхватили его талию, он застонал и увлек ее к верстаку, стоявшему в нескольких шагах в стороне. Он не дал себе времени подумать, не прервал поцелуя. Он просто посадил ее на стол и поместился между ее ног, естественно раскинувшихся под свободными юбками.
Он словно погрузился в транс, оставив все мысли о приличиях и здравом смысле. Он должен был касаться ее повсюду, ласкать ее, гладить ее руки, и ноги, и груди, сводившие его сума.
Она оторвалась от его губ, ошеломленно глядя на него.
– Ч-что вы делаете?!
– Играю с огнем, – пробормотал он и вновь завладел ее губами.
«Огонь», – думала Эмили, когда Джордан гладил своими широкими умелыми ладонями ее бока до талии, затем ниже, по бедрам. Да, огонь… груды и груды угля, вспыхивающие в пламени. Так вот что напоминает это чувство, зарождающееся внутри ее… в ее грудях… в животе… в потайном месте между ног. Его губы и руки высекают искры по всему ее телу, а она, как дура, добровольно отдается на сожжение, позволяет ему сжигать себя.
Не в силах устоять перед желанием прикоснуться к нему в свою очередь, она погрузила пальцы в копну его золотисто-рыжих волос, отливавших темным пламенем в лучах полуденного солнца, струящихся из окон. Его густые волосы были мягкими и податливыми, в отличие от жестких упрямых ладоней, вольно распоряжавшихся ее телом.
«Помоги мне, Господи!» – подумала она, когда одна из его ладоней, скользнув ей под юбку, двинулась вверх по чулку до самой подвязки, разжигая пожар повсюду, куда касались его умелые пальцы. Ни в коем случае нельзя было позволять ему целовать себя! Как она могла пытаться провести его, зная, что он непременно постарается разоблачить ее?
Эмили с готовностью перечислила все нападки графа на Шотландию, высказанные названом завтраке, вынудив Джордана объяснять свои слова леди Данди. Пусть негодник, как умеет, изворачивается перед графиней – он вполне это заслужил!
Когда Джордан нахмурился, Эмили и лорд Сен-Клер обменялись торжествующими взглядами. К тому моменту, как они подъехали к Британскому музею, леди Данди уже несколько минут в возвышенных тонах воспевала хвалу Шотландии, а Джордан был угрюм и мрачен, как сам бог войны. Эмили изо всех сил старалась не рассмеяться.
Ее торжество продлилось, когда лорд Сен-Клер предложил обеим дамам помочь вылезти из кареты. Более того, виконт взял ее за руку, оставив Джордана с леди Данди. Эмили захотелось расцеловать этого мужчину. Не было сомнений, что он заметил, как Джордан досаждал ей.
Но несколькими минутами позже Блэкмор удивил ее, внезапно выразив желание показать леди Данди картины, находившиеся в отдельном помещении, а лорд Сен-Клер объявил, что они с леди Эммой останутся на месте досматривать работы в той комнате, где они находились.
Эмили никак этого не ожидала, хотя все сложилось очень удобно. Она не только на некоторое время избавилась от Джордана, но и получила возможность поговорить с лордом Сен-Клером наедине.
Бегло оглядевшись, чтобы увериться, что их попутчики ушли, лорд Сен-Клер повел Эмили в одну из комнат, где были выставлены скульптуры из Парфенона. Эмили затаила дыхание, когда увидела первую из них – голову лошади, высеченную из мрамора с такой скрупулезностью, что топорщился каждый волосок на ее гриве и выделялся каждый мускул на морде.
Какое тонкое искусство! Ради того, чтобы увидеть это, стоило вытерпеть даже недостойное поведение Джордана.
После этого они обошли комнату, полюбовавшись вначале безголовыми скульптурами двух женщин, чьи длинные, ниспадающие складками одеяния не оставляли места воображению, а затем кариатидой – цельной скульптурой женщины, служившей колонной в Парфеноне.
Только тогда лорд Сен-Клер наконец заговорил:
– Она немного напоминает Софи.
– Да, действительно, не правда ли? У нее те же глаза. Такие невинные.
Он слегка коснулся мрамора, затем уронил руку.
– Как она?
– Ей уже лучше. Вам не стоит о ней беспокоиться.
– Она больна уже несколько недель. Когда я заходил, она даже не передала мне записки. – Он нахмурился. – Ей известно, что вы сегодня встречаетесь со мной?
– Да, конечно!
– И она не передала для меня никакого послания, ни одного слова?
Эмили размышляла, стоит ли что-нибудь придумать. Но чем упорнее молчит Софи, тем сильнее он будет волноваться и тем вероятнее, что он может проговориться.
– Нет. – Но не смогла удержаться и добавила: – Она спала, когда я уходила.
В растерянности он взъерошил пятерней волосы.
– Когда я заходил к ней вчера, пока вас с леди Данди не было дома, слуги даже не позволили мне повидаться с ней. Что за страшная у нее болезнь, что даже посетителей не пускают?
Его неподдельное участие было трогательным. Что, если это он и есть? И что, если он действительно влюблен в Софи? Разве так уж ужасно позволить им быть вместе? Лорд Сен-Клер, видимо, совсем не плохой человек, что бы там ни думал лорд Несфилд.
– Посетителей не принимают вовсе не из-за ее болезни, а из-за простого женского тщеславия, уверяю вас, – солгала Эмили. – Какой молодой девушке хочется, чтобы друзья видели ее бледной и болезненной, не имеющей возможности надеть лучшие платья?
Он упрямо сжал губы.
– Это не похоже на леди Софи. Она не производила впечатления тщеславной. Право, я еще никогда не встречал такой простой и бесхитростной девушки. Вот почему я выбрал ее предметом своих ухаживаний и стал оказывать ей знаки внимания.
«Выбрал ее предметом своих ухаживаний?» Эти слова больше подходят мужчине, выбирающему породистую корову, чем влюбленному. Скорее всего она слишком поторопилась с оценкой чувств лорда Сен-Клера.
– Кроме того, – продолжал он, – я не доверяю отцу леди. Я думаю, что он может держать ее взаперти, ограждая от посетителей, чтобы предотвратить нежелательный брак.
Сердце Эмили тревожно забилось. Его слова были слишком близки к истине, чтобы оказаться случайными. Что ей следует говорить? Как ей добиться, чтобы он сказал больше? Она должна полностью увериться, что именно он пытался увезти Софи, прежде чем лорд Несфилд рискнет открыто обвинить его.
Она попыталась подступиться ближе.
– Не хотите ли вы сказать, что ваши отношения с кузиной зашли так далеко, что ее отцу пришлось воспользоваться подобной тактикой?
Виконт стиснул зубы, не отрывая взгляда от статуи. Силы небесные, как она сможет хоть что-нибудь ему сказать, если не видит его глаз? Затаив дыхание, девушка ожидала ответа.
Внезапно он утомленно вздохнул.
– Не знаю даже, что и сказать. Последний раз, когда мы виделись, мы были очень близки к тому, чтобы заговорить о браке. Затем ее отец прервал наш разговор, и с тех пор я ее не видел. Я просто не знаю, как мне теперь быть.
Боже милостивый, все-таки это, должно быть, он! Эмили почувствовала необычайное облегчение. Больше не придется бояться разоблачения! Можно будет положить конец этой отвратительной лжи!
Но возможно, она слишком торопится? Нужны еще доказательства.
– Вы обращались к дяде Рандолфу со своим предложением?
– Я не хотел этого делать, пока не уверюсь в ее чувствах. Ее молчание заставляет меня задуматься, не ошибся ли я в оценке ее отношения ко мне. Если она даже не рассказала обо мне вам, своей кузине…
– Но она рассказала! – Нельзя было слишком обескураживать его, иначе ей ни за что не выяснить, он ли это на самом деле. – Мы долго разговаривали о вас после моего первого бала.
– И что она вам сказала?
– Хм-м… Ну, этого я не могу вам сказать. – Эмили смущенно улыбнулась, стараясь поспешно что-нибудь придумать. – Софи никогда не простит меня, если я раскрою все ее секреты.
Виконт перевел взгляд на нее, и в глубине его черных глаз она увидела подозрение.
– Вы пытаетесь играть со мной, леди Эмма?
Холодная дрожь охватила ее. Открылась та сторона его натуры, которая, как она предполагала, до сих пор скрытно дремала. Опасная сторона!
– Вовсе нет! Но если вы даже не решились обратиться к моему дяде со своим предложением, не вижу, почему бы мне рассказывать вам все о моей кузине. Это было бы нечестно, в особенности раз дядя вас не одобряет.
Он пристально смотрел на нее, как бы обдумывая что-то.
– Я должен вам признаться. – Когда он умолк, Эмили затаила дыхание. – Видите ли…
– Так вот вы где, – раздался громкий женский голос, и леди Данди в сопровождении Джордана вихрем ворвалась в комнату. – Мы уже думали, что потеряли вас.
Эмили встретила графиню уничтожающим взглядом. Цель была уже так близка, будь все неладно! Он уже собирался рассказать ей о побеге – девушка была в этом уверена! А теперь из-за излишней подозрительности леди Данди все придется начинать сначала. Господи помилуй, она готова была кричать от отчаяния!
Леди Данди, видимо, совершенно не обратила внимания на недовольный вид Эмили, равно как и лорда Сен-Клера. Она стремительно подошла к ним, широко взмахивая руками, словно пытаясь охватить ими все здание.
– Все это просто невероятно, вам не кажется? Я чрезвычайно рада, что вы пригласили нас, лорд Сен-Клер! – Графиня тепло улыбнулась Эмили. – Разве это не прекрасно, моя дорогая?
– Да, мама, конечно.
Леди Данди тяжело вздохнула.
– Но столько времени на ногах – я ужасно устала.
– Может быть, вы передохнете немного, прежде чем мы продолжим? – поспешно сказал Сен-Клер, снова обернувшись своей учтивой, приветливой и обходительной стороной. Он предложил графине руку, говоря: – Мне кажется, в соседней комнате есть скамейки.
Взяв его под руку, леди Данди помедлила, растерянно оглядываясь вокруг, и недовольно поморщилась.
– Боже мой, должно быть, я оставила свою шаль в одной из тех комнат. Только не помню где. Не сходишь ли ее поискать, Эмма?
– С удовольствием, мама.
– И возьми с собой лорда Блэкмора, он знает, в каких комнатах мы побывали.
Самодовольно улыбаясь, Джордан предложил ей руку. Эмили даже не могла отказаться, раз ее «мама» распорядилась, чтобы они пошли вместе. Леди Данди сегодня превзошла самое себя, устроив ей не одну, а целых две встречи наедине с мужчинами, так что Эмили оставалось только выполнять свою работу.
Ох, если бы леди Данди хотя бы догадывалась, что она натворила!
С чувством обреченности Эмили позволила Джордану отвести ее в соседнюю комнату. Что же ей теперь делать? Как ей провести его?
Как только остальные скрылись из виду, Эмили попыталась отнять у него руку, но он не позволил, прижав ее сверху другой рукой.
– Мне все больше и больше нравится ваша мать, – склонившись к ее уху, прошептал Джордан. – Безусловно, она знает, что для вас лучше. Или мне следовало бы сказать – кто для вас лучше?
Гордо вскинув голову, Эмили холодно улыбнулась.
– Не обольщайтесь, лорд Блэкмор. Может, мама и изменила свое мнение о вас, но я нет.
– В самом деле? Тогда вам не следовало соглашаться на эту прогулку. Я уже было подумал, что вы не пойдете – вся эта чепуха насчет головной боли и все такое.
– О, уверяю вас, это не чепуха, – сказала она слащавым голосом. – При виде вас у меня всегда начинает болеть голова.
Когда они быстро проходили по комнатам, Эмили всюду заглядывала в поисках шали. Блэкмор, разумеется, нет.
– Мы оба знаем, почему у вас от меня болит голова, – пробормотал он.
– Потому что вы невыносимо скучны, самонадеянны и надоели мне до смерти!
Он рассмеялся, услышав такую отъявленную ложь, и погладил ее руку, ласково пробежавшись пальцами от края короткой перчатки до кончиков ногтей, отчего у нее перехватило дыхание.
– У вас болит голова по той же самой причине, по которой чуть раньше, в карете, вас бросало в дрожь. – Он немного помедлил. – Потому что это заставляет вас кое-что вспомнить.
– Вспомнить что? – Эмили с силой выдернула руку и повернулась к графу лицом. – Как вы дали волю своим рукам и позволили себе лишнее на балу два дня назад?
Их взгляды встретились, и он какое-то время смотрел на нее в упор загадочными потемневшими глазами, прежде чем произнес:
– Нет, не тогда.
Чтоб ему пусто было со всеми его подозрениями и скрытыми намеками! Она ни за что не должна была этого допускать!
Круто повернувшись, она стремительно направилась к двери в соседнюю комнату.
– Я не собираюсь стоять здесь и выслушивать всякие глупости. Я пойду искать мамину шаль!
Блэкмор схватил ее за руку и потянул в другую сторону, все с той же своей дьявольской улыбкой.
– Тогда вы выбрали неверное направление. Мы с леди Данди не заходили в ту комнату. Лучше посмотрите вот в этой.
Дверь, к которой он подвел ее, была гораздо меньше остальных и к тому же плотно закрыта. Если бы Эмили не была так взбешена, то, возможно, обратила бы внимание на охранника и на то, как тот почтительно поклонился Джордану. Может быть, она даже остановилась бы и задумалась, почему при их приближении он отпер дверь.
Она поняла, что совершила ужасную ошибку, только когда они ступили внутрь тесного помещения и дверь за ними захлопнулась. Кроме них, там никого не было.
Они оказались совершенно одни.
Глава 10
Кому не приходилось слепо верить и быть обманутым?
Элиза Кук, английская поэтесса «Люби»
«Прекрасно», – подумал Джордан, когда замок на двери защелкнулся. Как обычно, его план блестяще удался. Благодаря леди Данди и ее необъяснимой помощи, все сложилось более чем удачно, избавив его от необходимости выдумывать какую-нибудь замысловатую историю, чтобы заманить Эмили сюда. Девушка последовала за ним без возражений.
Ее покорность, однако, продолжалась недолго. Она сразу же обернулась к двери, когда услышала, что охранник их запер. Ее прекрасные глаза стали огромными, как блюдца, и она в ярости набросилась на Блэкмора.
– Что вы себе позволяете! Вы сошли с ума? Прикажите ему отпереть дверь! Сию же минуту!
– Успокойтесь. Это не то, что вы думаете. Это помещение закрыто для обычных посетителей музея, так что пока мы здесь, дверь должна быть заперта. Охранник откроет ее, когда мы будем уходить. Нужно всего лишь постучать.
– Я хочу уйти прямо сейчас!
Эмили бросилась к выходу, но Джордан перехватил ее, прежде чем она успела достичь двери.
– Вы не можете уйти, не посмотрев это.
Он указал куда-то за ее спиной, и она с мрачным видом обернулась в том направлении. И буквально застыла на месте.
– Боже милостивый! – С благоговейным трепетом произнесла она, увидев огромный камень, стоявший перед ней на грубом деревянном постаменте.
– Да ведь это… это…
– Кентавр, – закончил он за нее. – Он высечен на так называемой метопе.[4]
Эмили шагнула вперед, и Джордан не стал ей мешать, наблюдая, как она приближается к скульптуре. Мраморная плита была размером четыре на четыре фута. Ее левая половина была прикрыта пыльным куском ткани, но безголовый кентавр на правой стороне был высечен так рельефно, что казалось, будто он пытается выскочить из мраморной глыбы.
– Его вынули из южной стены Парфенона, – тихо сказал Джордан. – Удивительно, не правда ли? Я подумал, он вам понравится.
– О, очень! Это лучшее, что мне приходилось видеть до сих пор!
Ее неподдельный восторг вызвал у него улыбку. Хотя это была всего лишь уловка, чтобы смягчить ее негативное отношение к нему, Блэкмору было приятно, что она оценила произведение искусства, пленившее его в первый же момент, как он его увидел.
– Это фрагмент изображения битвы кентавров с лапифами, – сказал он.
– Можно мне его потрогать?
– Конечно.
Эмили протянула руку через стол и прикоснулась к мраморному боку кентавра.
– Как живой. Видны даже ребра под шкурой, словно это реальное существо.
– Да, эта скульптура выполнена с большим мастерством. – Граф подошел и встал рядом с девушкой. – Вот почему мне захотелось, чтобы вы ее увидели.
Пока она рассматривала метопу, он упивался ее видом. Она сама была подобна совершеннейшему произведению искусства, о котором мужчина мог бы только мечтать. По своей красоте и гладкости ее кремовая кожа могла соперничать с мрамором, а изящные линии стройного тела, угадывающиеся под платьем… У Джордана пересохло во рту, а пальцы прямо-таки чесались от желания дотронуться до нее.
И почему женщины всегда облачаются в эти тонкие полупрозрачные ткани, наводящие на мысли об изысканном сладком плоде, скрытом под воздушной оболочкой? Разве они не понимают, что пробуждают в мужчине нестерпимое желание сорвать проклятые покровы и добраться до нежной сердцевины?
А все эти белоснежные кружева, осыпавшие ее, словно сахарная пудра! Они были повсюду – окаймляли края ее рукавов и шарф, накинутый на плечи. Господи помилуй, ее накидка полностью была кружевной! И многие футы кружева покрывали ее шляпку, которую он сразу же возненавидел, потому что она скрывала ее душистые волосы.
Девушка подняла на него взгляд, на лице ее все еще сохранялось восторженное изумление.
– Почему эта скульптура не выставлена вместе с другими? Почему ее держат взаперти?
Графу потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем она, собственно, говорит.
– Ее реставрируют. Она попортилась, простояв несколько лет на заднем дворе у Элгина. Думаю, потребуются еще недели, прежде чем ее можно будет выставить.
– Так почему же нам позволили увидеть ее?
– Как я уже говорил, я в совете директоров.
– О конечно. Поэтому охранник вас и знает. – Довольная улыбка мелькнула на ее губах. – Не знаю, как и отблагодарить вас за то, что вы использовали свое влияние и дали мне возможность взглянуть на это прекрасное произведение искусства.
Она снова нежно погладила скульптуру, и он ощутил такой сильный прилив вожделения, что едва не застонал вслух. Ему хотелось бы, чтобы эти пальцы прикасались к нему, ласкали его. Он желал этого так сильно, как не хотел ничего и никогда в своей жизни.
– Подождите, – сказал Джордан тихо, взяв ее за руку. Неторопливо расстегнув перчатку, он стянул ее с тонких пальцев. – Так вы сможете почувствовать его лучше.
Он приложил ее ладонь к твердому мрамору, сгорая от желания прижать ее совсем к другому, ставшему теперь столь же твердокаменным, месту.
Эмили притихла, когда Джордан прислонил ее ладонь к скульптуре. Что до него, то метопа вообще перестала его интересовать. Он видел только стройную фигурку девушки, ощущал под ладонью ее теплые пальцы, слышал, как участилось ее дыхание.
Несколько мгновений они стояли молча, поглощенные друг другом, так что тишина в комнате сделалась пугающей.
Затем она отдернула руку, вынудив его опустить свою. Не отводя взгляда от скульптуры, она пробормотала:
– Страшно даже представить, что такое великолепие могли держать в грязи. Это творение так прекрасно!
Он смотрел на ее одухотворенное лицо, освещенное мечтательной улыбкой, такое утонченное и спокойное, словно высеченное из мрамора.
– Да, прекрасно, – с усилием произнес он, подавляя страстное желание схватить ее в объятия и зацеловать до бесчувствия.
Господи, как он ее хотел! Но ему нельзя было спугнуть ее, прежде чем он достигнет своей первоочередной цели. Блэкмор откашлялся, чтобы прочистить горло.
– Не хотите ли взглянуть на оставшуюся часть – ту, что скрыта под очищающей тканью?
Глаза девушки вспыхнули любопытством. – О, разумеется! Я… я хотела сказать – если это возможно. Радостное предвкушение, осветившее ее лицо, на мгновение заставило его испытать чувство вины. Он собирался сыграть с ней довольно грязную шутку. Но ведь он хотел выяснить правду, разве не так?
Подавив угрызения совести, он сдернул с камня покров, не отрывая пристального взгляда от лица девушки. Ему не было необходимости смотреть на скульптуру, чтобы узнать, что она увидела. Он специально выбрал эту метопу из-за скрытой под тканью фигуры.
Под покровом находилась безголовая статуя лапифа. Он ухватил кентавра за гриву, вероятно, намереваясь отсечь ему голову, которую природа и время уже стерли с поверхности камня. Скульптор выточил тело мужчины с большим мастерством, отобразив каждый мускул, каждое ребро, каждую жилку. С руки воина изящными складками ниспадал великолепный плащ, видна была каждая морщинка, каждая складочка на ткани.
Но если не считать плаща, мужчина был полностью обнажен с головы до ног. Она никоим образом не могла оставить это без внимания. И если это Эмили Фэрчайлд, ее реакция должна была проявиться достаточно отчетливо.
И в самом деле. Она остолбенела от изумления. У нее отвалилась челюсть, и глаза широко раскрылись. И она покраснела от корней волос до кончиков ногтей, что заставило его испытать глубочайшее удовлетворение. Это точно была Эмили – должна была быть!
После нескольких мгновений ошеломленного молчания девушка промолвила хриплым шепотом:
– Боже мой, он просто великолепен! Великолепен? Блэкмор едва не задохнулся.
– Вас это не шокирует? Она пожала плечами:
– С чего бы это? Я из Шотландии, где мужчины не носят ничего под своими килтами.
Разочарование следовало за разочарованием. Разве Могла бы Эмили с таким небрежным безразличием рассуждать о килтах?
Когда она принялась рассматривать скульптуру, он почувствовал явственный укол ревности.
– Эта часть метопы, кажется, понравилась вам больше, чем прежняя.
– Конечно. Мужская фигура очень хорошо выполнена.
– Значит, его нагота ничуть вас не смущает? – бессмысленно сказал он, не в силах оставить эту тему.
– Конечно, нет. В человеческом теле нет ничего постыдного. Древние греки понимали это, хотя нам явно недостает их мудрости.
Как она может оставаться такой спокойной! Это просто непостижимо! Затем он заметил, что она оперлась рукой о стол, словно ноги отказывались ее держать, и прищурил глаза. Ха! Она просто притворяется, что не шокирована. Так оно и есть! Он решил использовать еще одну уловку.
– Вы хотите сказать: «Наг я вышел из чрева матери моей наг и возвращусь», И это все ставит на свои места.
Затаив дыхание, он ждал ее реакции на фразу из Священного Писания.
– Полагаю, что так. Какого поэта вы процитировали? Не лорда ли Байрона, которым, похоже, все так увлекаются?
Она подумала, что это из Байрона? Эмили Фэрчайлд должна хорошо знать столь известную цитату – пусть даже ему самому потребовалось несколько часов, чтобы отыскать ее в Библии, к которой он прежде не прикасался. Но леди Эмма…
Ее взгляд небрежно скользил по мраморной фигуре, несколько задержавшись на расслабленном мужском органе, и граф едва сдержал стон. Его собственный находился в состоянии наивысшего возбуждения!
Дьявол! Он мог допустить, что она притворялась, будто зрелище обнаженного тела ее нисколько не шокирует, и мог даже поверить, что ей незнакома цитата, которую он привел, – но ни при каком условии Эмили Фэрчайлд не могла бы с таким любопытством рассматривать мужские отличительные признаки.
Должно быть, Йен прав. Девушка именно та, за кого себя выдает – леди Эмма.
Но почему же его так сильно влечет к ней, если это вовсе не его Эмили?!
Потому, что она не имеет себе равных. У нее острый, подобный мужскому, ум и истинно женственное соблазнительное тело. Все женщины, которых он встречал в свете, бледнеют рядом с ней. Она воспламенила его чувства и разожгла порочные желания. И с ней не нужно сдерживать себя, как в случае с Эмили.
Девушка вздохнула, и этот легкий звук всколыхнул страстное желание, сжигавшее его непокорное тело.
– Думаю, нам лучше вернуться. Я не должна заставлять маму волноваться…
– Вы не слишком-то беспокоились о своей матушке на балу у Меррингтона. Как мне помнится, ее желания ничуть вас не интересовали.
Их взгляды встретились, и в ее глазах он прочел испуг и даже большее. Панический ужас! Что случилось с ветреной кокеткой?
Словно угадав его мысли, она лукаво улыбнулась ему.
– Вам не слишком понравится, если мама ворвется сюда во главе музейной охраны, уверяю вас.
– Мне не слишком понравится, если вы уйдете, не подарив мне поцелуй. – С неровно бьющимся сердцем он притянул ее к себе. – Всего один-единственный. Мне пришлось преодолеть множество трудностей, чтобы организовать эту встречу. Неужели вы разочаруете меня, внезапно став жеманной?
Он слегка сжал ее подбородок и провел большим пальцем по влажной нижней губе, ощутив ее лихорадочный вздох. Она хотела его. Она притворялась безразличной, но тоже сгорала от желания. Влечение объединяло их, подобно некой первобытной силе, притягивая друг к другу.
– Вы нечестно играете, – прошептала она, глядя на него широко раскрытыми тревожными глазами.
– Я всегда так делаю, – ответил он и, склонившись, припал к ее губам.
Она попыталась увернуться от поцелуя, но он сжал ей голову ладонями, сбив с нее шляпку, которая свалилась на пол. Затем он завладел ее губами, и она перестала вырываться.
Ее губы были теплыми… податливыми… ароматными, как свежий марципан, только что из печи. Но даже приблизительно не могли утолить невыносимую жажду, сжигавшую его изнутри.
Он целовал ее долго и страстно, как давно изголодавшийся мужчина, никогда не проявлявший такого безрассудства. Она была невестой на выданье, хотя и не девственницей. И она не была Эмили.
Тем не менее он ее целовал. И когда ее тонкие руки робко обхватили его талию, он застонал и увлек ее к верстаку, стоявшему в нескольких шагах в стороне. Он не дал себе времени подумать, не прервал поцелуя. Он просто посадил ее на стол и поместился между ее ног, естественно раскинувшихся под свободными юбками.
Он словно погрузился в транс, оставив все мысли о приличиях и здравом смысле. Он должен был касаться ее повсюду, ласкать ее, гладить ее руки, и ноги, и груди, сводившие его сума.
Она оторвалась от его губ, ошеломленно глядя на него.
– Ч-что вы делаете?!
– Играю с огнем, – пробормотал он и вновь завладел ее губами.
«Огонь», – думала Эмили, когда Джордан гладил своими широкими умелыми ладонями ее бока до талии, затем ниже, по бедрам. Да, огонь… груды и груды угля, вспыхивающие в пламени. Так вот что напоминает это чувство, зарождающееся внутри ее… в ее грудях… в животе… в потайном месте между ног. Его губы и руки высекают искры по всему ее телу, а она, как дура, добровольно отдается на сожжение, позволяет ему сжигать себя.
Не в силах устоять перед желанием прикоснуться к нему в свою очередь, она погрузила пальцы в копну его золотисто-рыжих волос, отливавших темным пламенем в лучах полуденного солнца, струящихся из окон. Его густые волосы были мягкими и податливыми, в отличие от жестких упрямых ладоней, вольно распоряжавшихся ее телом.
«Помоги мне, Господи!» – подумала она, когда одна из его ладоней, скользнув ей под юбку, двинулась вверх по чулку до самой подвязки, разжигая пожар повсюду, куда касались его умелые пальцы. Ни в коем случае нельзя было позволять ему целовать себя! Как она могла пытаться провести его, зная, что он непременно постарается разоблачить ее?