Страница:
– Даже не заикайся об этом, хорошо? – раздраженно сказал Бенц.
– Да, что ж, ты просто подожди.
– А ты прикинь. Один из ее преподавателей – доктор Джереми Лидс.
– Серьезно? – Теперь Монтойя был поражен. – Мир тесен.
– Иногда слишком тесен.
– А ты разузнал что-нибудь об этой Оливии?
– Так, кое-что. Предварительные данные. Навел небольшие справки, и у меня есть записи Бринкмана. – Бенц снова сел на стул и быстро пролистал свои материалы. – Информация из Тулейнского университета подтверждается. Похоже, она никогда не выходила замуж, но была к этому близка. Она бросила парня у алтаря и уехала в Тусон примерно шесть лет назад. Этот парень, Тед Браун, разозлился, преследовал ее некоторое время – это длилось меньше года, – затем с горя женился на другой. У госпожи Бенчет не было неприятностей с законом за исключением нескольких превышений скорости и участия в какой-то забастовке в Фениксе по защите прав животных несколько лет назад. – Он взглянул на Монтойю. – Я уже звонил в Тусон. Думал, может, там что-нибудь знают, но либо у нее не было этих видений в пустыне, либо она никогда не утруждала себя обращениями в полицию.
– Значит, как только она уезжает на Запад, видения прекращаются.
– Или она о них молчит.
– Это не ее modus operandi, – сказал Монтойя, прислонясь бедром к столу. – Что еще?
– Она работала то тут, то там – от официантки до клерка по претензиям в страховой компании, – чтобы оплачивать колледж. Занимается искусством на стороне. Она продала партнерше в Тусоне свою долю в бизнесе, связанном с различными подарками и художественными поделками религиозной тематики. Неудивительно, что, приехав сюда, она устроилась на работу в «нью-эйджевый» магазинчик для туристов под названием «Третий глаз» на Джексон-сквер.
– Значит, она заявляет, что ненавидит эти видения, унаследованные от бабушки, но продолжает торчать в магазинчике с «нью-эйджем» и заниматься всей этой сверхъестественной фигней. – Монтойя скорчил гримасу. – Как-то это неубедительно. Странно также, что она не замужем или, по крайней мере, ни с кем не встречается. Такая красивая женщина! В чем тут дело?
– Не знаю.
– Ты не спрашивал?
– Нет, – ответил Бенц. – Я не знал о ее первом походе к алтарю, пока не просмотрел записи Бринкмана.
Монтойя поднял бровь.
– Я думал, ее матримониальный статус будет первым, о чем ты спросишь. Я видел, как ты смотрел на нее сегодня, и я тебя не виню, она красивая женщина. А ее задница...
– Я смотрел на нее, потому что она пришла сюда с из ряда вон выходящей историей, которая, как выяснилось, действительно имела место, – перебил его Бенц.
– Как скажешь, старина, – ответил Монтойя, растягивая губы в улыбке, которая выводила Бенца из себя.
– Опомнись, Диего, она же чокнутая. – Но все же молодой полицейский был прав. Они оба это знали. В Оливии Бенчет было много противоречий. Она представляла собой загадку. Интересную головоломку. Бенц покинул ее дом, но никак не мог выкинуть ее из головы. Весь день напролет, пока он исследовал улики к убийству в районе Сент-Джон, а также разбирался с другими делами, требующими внимания, он никак не мог забыть гнев, который сверкал в ее золотистых глазах, и отчаяние, запечатлевшееся на ее лице. Вернувшись сюда, он прочитал все записи Бринкмана и кое-что проверил сам.
Она была ненормальной, все его инстинкты говорили ему об этом, и все же она верила своей собственной лжи, или иллюзиям, или как там это назвать.
Бенц хотел ей верить, хотя не знал точно, почему.
Может, это было вызвано тем, что у них просто не было ничего другого. Он не думал, чтобы она участвовала в убийстве или поджоге, поэтому что еще оставалось? Только то, что она говорила правду.
Он нашел открытую пачку жвачки, развернул пластинку, согнул ее и отправил в рот. Это, конечно, не сигарета, но все же хоть какая-то замена. Пока.
– В рапорте Бринкмана есть кое-что еще. Не знаю, имеет ли это отношение к делу. Отец Оливии отсидел срок в тюрьме штата Миссисипи. Лишение жизни. Убийство второй степени[12]. Порешил делового партнера, который, видимо, его обманул.
Монтойя тихо и протяжно присвистнул.
– И сейчас он на свободе?
– Да, вышел как раз в январе этого года после двадцатидвухлетней отсидки. Освободили досрочно за хорошее поведение.
– Господи Иисусе. Это тебе не «Оззи и Харриет»[13]. Ты спрашивал ее об этом?
– Еще нет. Думал сначала навести кое-какие справки. Она намекала, что давно не видела своего старика.
– Да, потому что он был в тюряге, – прокомментировал Монтойя. – Слушай, где он сейчас?
– В Лафайетте. Работает на мойке автомобилей и исправно отмечается у офицера по надзору.
– Образцовый гражданин.
– Точно. Но мы его проверим. Поставим его в самый верх списка «интересных лиц». Надо выяснить, есть ли у него алиби.
Монтойя вытащил было пачку сигарет, затем передумал и засунул ее обратно в карман.
– Это дело становится все более странным. Верно, Давай побеседуем с ее стариком. Так, а что насчет самой Оливии; она сообщила тебе что-нибудь еще о своих видениях? – спросил Монтойя. – Они ведь у нее уже не в первый раз, да? Она говорила это, когда приходила сюда. Так что насчет остальных?
– По ее словам, ни одно из них не было таким отчетливым, как последнее. Сегодня мы не обсуждали другие случаи, но ты можешь посмотреть записи Бринкмана. Что-то о женщине в пещере с символами и буквами. Вот. – Он вытащил записи Бринкмана и бросил их Монтойе.
Зазвонил телефон, и Бенц моментально снял трубку.
– Бенц.
– Привет, папа.
Услышав голос Кристи, он, как всегда, улыбнулся.
– Привет, малышка... как дела? – Он поднял указательный палец, давая понять Монтойе, что освободится через минутку. Тот подмигнул ему с таким видом, словно Бенц разговаривал с какой-то «телкой», но, поняв намек, взял рапорт Бринкмана и выскользнул через приоткрытую дверь.
– Я просто хотела сказать, что у меня все хорошо, – говорила Кристи. – У меня час до следующего занятия, и я подумала, что мне стоит позвонить и немного с тобой побеседовать. Мое последнее занятие перед Днем благодарения заканчивается во вторник в четыре, поэтому ты можешь заехать ко мне в любое время после этого.
Бенц заглянул в свой календарь, удивляясь, что месяц так быстро пролетел.
– Я смогу приехать к тебе к шести или даже раньше, если включу мигалку и сирену.
– О, это было бы здорово, – насмешливо произнесла она. – Вообще-то тебе не нужно заезжать за мной. Я могу найти машину.
– Я хочу приехать, дорогая. Это не проблема. Батон-Руж не так уж далеко. Кроме того, мне бы хотелось еще раз взглянуть на кампус, за который я плачу.
– Но если ты занят... – Она замолчала.
Бенц взглянул на стопку бумаг на столе, на доску объявлений на стене позади него с фотографиями жертв еще не раскрытых убийств.
– Я буду у тебя, – автоматически произнес он, прежде чем осознал, что она, возможно, на что-то намекает, а он не дает возможность найти отговорку. Наклонившись вперед, он взглянул на ее детскую фотографию и на вторую, где она уже была девушкой. – Ты еще хочешь, чтобы я за тобой заехал, да?
– Ну, да, конечно, но тут будет такая суматоха, когда все будут уезжать на День благодарения и всякое такое. И у меня есть кое-какие дела по женскому студенческому клубу, которые могут меня задержать. Я подумала, что тебе здесь не понравится.
– Или тебе не понравится, если я туда приеду, – ответил Бенц, узнавая нотку возмущения в ее голосе. Он настоял, чтобы она вступила в женское студенческое объединение, поскольку хотел, чтобы она была всем обеспечена в колледже Всех Святых. Он надеялся, что она не будет требовать, чтобы он позволил ей в восемнадцать лет снимать квартиру. Он хотел, чтобы она выросла, пытался отпускать ее от себя, но желал, чтобы она была в безопасности. Краем глаза он увидел ужасающую сцену преступления с изуродованной женщиной. Как и все, он знал, насколько опасным может быть этот мир. Вот почему он раньше ходил на занятия по тэквондо и стрельбе из огнестрельного оружия.
– Да... хорошо, я просто хотела сказать, что у меня все в порядке.
– Увидимся на следующей неделе. – Он предложил ей оливковую ветвь. – Если тебе будет лучше прокатиться с друзьями, просто дай мне знать.
– Хорошо, но... – Она громко вздохнула, и он представил, что она отбрасывает с глаз спутанные пряди рыжевато-каштановых волос. – ...Вот что. Тут одна девушка, Минди, вошла в азарт. Ее мама не замужем, и угадай, кто? Она, оказывается, коп и собирается приехать за Минди. Они идут на ужин, перед тем как отправиться в Шривпорт. Поэтому, конечно, Минди думает, что будет о-очень здо-орово свести вас вместе.
– Но ты так не думаешь?
– Минди – зубрила. А ее мама детектив. Господи, можешь себе такое представить? Вы двое?
Бенц засмеялся.
– Не беспокойся, я приеду и буду общаться лишь с тобой. Скажи Минди, что мне нужно сразу же возвращаться, или что я уже занят... или что-нибудь в этом роде.
– Ты? Занят? В смысле, встречаешься с женщиной? У тебя роман?
– Да.
– Но... на самом деле ты не встречаешься.
– Откуда ты знаешь?
В трубке воцарилась тишина, затем раздался немного нервный смех.
– О да? Хорошо. И откуда у тебя время для романов? Брось, папа, ты, похоже, женат на своей работе. – Она хихикнула, и этот звук напомнил ему о смехе ее матери – гортанном, немного фривольном.
Смех Дженнифер Николс привлек его внимание, когда он сам был еще почти ребенком, только-только закончил среднюю школу, и он так и не мог его забыть. Он считал ее красавицей, с ее длинными темными волосами, озорными глазами и бойким языком. Их сразу же потянуло друг к другу, их роман был бурным и страстным. Она была с характером, но он умел справляться с ее настроениями, и когда он спустя едва ли пять месяцев после знакомства сделал ей предложение, она согласилась. Она выразила некоторые сомнения относительно совместной жизни с полицейским и воображала, что сможет убедить его поступить на юридический факультет; в то же время он думал, что сумеет сломить ее безрассудный дух. Оказалось, что оба ошибались. Он почувствовал это во время свадьбы, наблюдая, как она идет по проходу в храме в своем белом кружевном платье, только девять месяцев спустя после того дня, как он ее увидел. Ее вуаль не могла скрыть властную манеру держать подбородок, и, несмотря на все свое восхищение ею, он чувствовал, что их совместный путь будет не из легких. Но его это не пугало. Он слишком сильно ее любил. Даже в тяжелые времена. Даже когда она его предала...
– Какая женщина захочет крутить роман с полицейским из отдела по расследованию убийств? – спросила Кристи.
– Ты думаешь, у твоего старика нет никакой жизни помимо работы?
– Я знаю, что нет.
– Тогда, может, мне стоит познакомиться с матерью твоей подруги.
– Да, – бросила она в ответ. – Это было бы здорово, папа, действительно здорово. – Она фыркнула. – Ну вот, – пробормотала она, затем затаила дыхание. – Будь оно все проклято.
– Что?
– Я забыла свою контрольную за семестр! Она у меня в комнате на другой стороне кампуса. Черт. Мне надо идти, папа. – В трубке стало тихо, но Бенц помедлил секунду, прежде чем ее повесить. Он взглянул на стоящую на столе выпускную школьную фотографию, с которой ему улыбалась дочь. Она быстро выросла. Быстрее, чем многие. Кристи очень многое повидала для своих восемнадцати лет, и некоторые ее иллюзии были развенчаны в раннем возрасте. И это была его вина. Его и Дженнифер.
Какой ребенок не держался бы вызывающе, пройдя то, что прошла Кристи? Она не только потеряла мать и наблюдала, как ее отец находит утешение в бутылке. Ей приходилось жить, сознавая, что оба ее родителя лгали ей с самого начала.
Это тебе не «Оззи и Харриет», как заметил Монтойя. Разве он не знал, что так не бывает?
Глава 10
– Да, что ж, ты просто подожди.
– А ты прикинь. Один из ее преподавателей – доктор Джереми Лидс.
– Серьезно? – Теперь Монтойя был поражен. – Мир тесен.
– Иногда слишком тесен.
– А ты разузнал что-нибудь об этой Оливии?
– Так, кое-что. Предварительные данные. Навел небольшие справки, и у меня есть записи Бринкмана. – Бенц снова сел на стул и быстро пролистал свои материалы. – Информация из Тулейнского университета подтверждается. Похоже, она никогда не выходила замуж, но была к этому близка. Она бросила парня у алтаря и уехала в Тусон примерно шесть лет назад. Этот парень, Тед Браун, разозлился, преследовал ее некоторое время – это длилось меньше года, – затем с горя женился на другой. У госпожи Бенчет не было неприятностей с законом за исключением нескольких превышений скорости и участия в какой-то забастовке в Фениксе по защите прав животных несколько лет назад. – Он взглянул на Монтойю. – Я уже звонил в Тусон. Думал, может, там что-нибудь знают, но либо у нее не было этих видений в пустыне, либо она никогда не утруждала себя обращениями в полицию.
– Значит, как только она уезжает на Запад, видения прекращаются.
– Или она о них молчит.
– Это не ее modus operandi, – сказал Монтойя, прислонясь бедром к столу. – Что еще?
– Она работала то тут, то там – от официантки до клерка по претензиям в страховой компании, – чтобы оплачивать колледж. Занимается искусством на стороне. Она продала партнерше в Тусоне свою долю в бизнесе, связанном с различными подарками и художественными поделками религиозной тематики. Неудивительно, что, приехав сюда, она устроилась на работу в «нью-эйджевый» магазинчик для туристов под названием «Третий глаз» на Джексон-сквер.
– Значит, она заявляет, что ненавидит эти видения, унаследованные от бабушки, но продолжает торчать в магазинчике с «нью-эйджем» и заниматься всей этой сверхъестественной фигней. – Монтойя скорчил гримасу. – Как-то это неубедительно. Странно также, что она не замужем или, по крайней мере, ни с кем не встречается. Такая красивая женщина! В чем тут дело?
– Не знаю.
– Ты не спрашивал?
– Нет, – ответил Бенц. – Я не знал о ее первом походе к алтарю, пока не просмотрел записи Бринкмана.
Монтойя поднял бровь.
– Я думал, ее матримониальный статус будет первым, о чем ты спросишь. Я видел, как ты смотрел на нее сегодня, и я тебя не виню, она красивая женщина. А ее задница...
– Я смотрел на нее, потому что она пришла сюда с из ряда вон выходящей историей, которая, как выяснилось, действительно имела место, – перебил его Бенц.
– Как скажешь, старина, – ответил Монтойя, растягивая губы в улыбке, которая выводила Бенца из себя.
– Опомнись, Диего, она же чокнутая. – Но все же молодой полицейский был прав. Они оба это знали. В Оливии Бенчет было много противоречий. Она представляла собой загадку. Интересную головоломку. Бенц покинул ее дом, но никак не мог выкинуть ее из головы. Весь день напролет, пока он исследовал улики к убийству в районе Сент-Джон, а также разбирался с другими делами, требующими внимания, он никак не мог забыть гнев, который сверкал в ее золотистых глазах, и отчаяние, запечатлевшееся на ее лице. Вернувшись сюда, он прочитал все записи Бринкмана и кое-что проверил сам.
Она была ненормальной, все его инстинкты говорили ему об этом, и все же она верила своей собственной лжи, или иллюзиям, или как там это назвать.
Бенц хотел ей верить, хотя не знал точно, почему.
Может, это было вызвано тем, что у них просто не было ничего другого. Он не думал, чтобы она участвовала в убийстве или поджоге, поэтому что еще оставалось? Только то, что она говорила правду.
Он нашел открытую пачку жвачки, развернул пластинку, согнул ее и отправил в рот. Это, конечно, не сигарета, но все же хоть какая-то замена. Пока.
– В рапорте Бринкмана есть кое-что еще. Не знаю, имеет ли это отношение к делу. Отец Оливии отсидел срок в тюрьме штата Миссисипи. Лишение жизни. Убийство второй степени[12]. Порешил делового партнера, который, видимо, его обманул.
Монтойя тихо и протяжно присвистнул.
– И сейчас он на свободе?
– Да, вышел как раз в январе этого года после двадцатидвухлетней отсидки. Освободили досрочно за хорошее поведение.
– Господи Иисусе. Это тебе не «Оззи и Харриет»[13]. Ты спрашивал ее об этом?
– Еще нет. Думал сначала навести кое-какие справки. Она намекала, что давно не видела своего старика.
– Да, потому что он был в тюряге, – прокомментировал Монтойя. – Слушай, где он сейчас?
– В Лафайетте. Работает на мойке автомобилей и исправно отмечается у офицера по надзору.
– Образцовый гражданин.
– Точно. Но мы его проверим. Поставим его в самый верх списка «интересных лиц». Надо выяснить, есть ли у него алиби.
Монтойя вытащил было пачку сигарет, затем передумал и засунул ее обратно в карман.
– Это дело становится все более странным. Верно, Давай побеседуем с ее стариком. Так, а что насчет самой Оливии; она сообщила тебе что-нибудь еще о своих видениях? – спросил Монтойя. – Они ведь у нее уже не в первый раз, да? Она говорила это, когда приходила сюда. Так что насчет остальных?
– По ее словам, ни одно из них не было таким отчетливым, как последнее. Сегодня мы не обсуждали другие случаи, но ты можешь посмотреть записи Бринкмана. Что-то о женщине в пещере с символами и буквами. Вот. – Он вытащил записи Бринкмана и бросил их Монтойе.
Зазвонил телефон, и Бенц моментально снял трубку.
– Бенц.
– Привет, папа.
Услышав голос Кристи, он, как всегда, улыбнулся.
– Привет, малышка... как дела? – Он поднял указательный палец, давая понять Монтойе, что освободится через минутку. Тот подмигнул ему с таким видом, словно Бенц разговаривал с какой-то «телкой», но, поняв намек, взял рапорт Бринкмана и выскользнул через приоткрытую дверь.
– Я просто хотела сказать, что у меня все хорошо, – говорила Кристи. – У меня час до следующего занятия, и я подумала, что мне стоит позвонить и немного с тобой побеседовать. Мое последнее занятие перед Днем благодарения заканчивается во вторник в четыре, поэтому ты можешь заехать ко мне в любое время после этого.
Бенц заглянул в свой календарь, удивляясь, что месяц так быстро пролетел.
– Я смогу приехать к тебе к шести или даже раньше, если включу мигалку и сирену.
– О, это было бы здорово, – насмешливо произнесла она. – Вообще-то тебе не нужно заезжать за мной. Я могу найти машину.
– Я хочу приехать, дорогая. Это не проблема. Батон-Руж не так уж далеко. Кроме того, мне бы хотелось еще раз взглянуть на кампус, за который я плачу.
– Но если ты занят... – Она замолчала.
Бенц взглянул на стопку бумаг на столе, на доску объявлений на стене позади него с фотографиями жертв еще не раскрытых убийств.
– Я буду у тебя, – автоматически произнес он, прежде чем осознал, что она, возможно, на что-то намекает, а он не дает возможность найти отговорку. Наклонившись вперед, он взглянул на ее детскую фотографию и на вторую, где она уже была девушкой. – Ты еще хочешь, чтобы я за тобой заехал, да?
– Ну, да, конечно, но тут будет такая суматоха, когда все будут уезжать на День благодарения и всякое такое. И у меня есть кое-какие дела по женскому студенческому клубу, которые могут меня задержать. Я подумала, что тебе здесь не понравится.
– Или тебе не понравится, если я туда приеду, – ответил Бенц, узнавая нотку возмущения в ее голосе. Он настоял, чтобы она вступила в женское студенческое объединение, поскольку хотел, чтобы она была всем обеспечена в колледже Всех Святых. Он надеялся, что она не будет требовать, чтобы он позволил ей в восемнадцать лет снимать квартиру. Он хотел, чтобы она выросла, пытался отпускать ее от себя, но желал, чтобы она была в безопасности. Краем глаза он увидел ужасающую сцену преступления с изуродованной женщиной. Как и все, он знал, насколько опасным может быть этот мир. Вот почему он раньше ходил на занятия по тэквондо и стрельбе из огнестрельного оружия.
– Да... хорошо, я просто хотела сказать, что у меня все в порядке.
– Увидимся на следующей неделе. – Он предложил ей оливковую ветвь. – Если тебе будет лучше прокатиться с друзьями, просто дай мне знать.
– Хорошо, но... – Она громко вздохнула, и он представил, что она отбрасывает с глаз спутанные пряди рыжевато-каштановых волос. – ...Вот что. Тут одна девушка, Минди, вошла в азарт. Ее мама не замужем, и угадай, кто? Она, оказывается, коп и собирается приехать за Минди. Они идут на ужин, перед тем как отправиться в Шривпорт. Поэтому, конечно, Минди думает, что будет о-очень здо-орово свести вас вместе.
– Но ты так не думаешь?
– Минди – зубрила. А ее мама детектив. Господи, можешь себе такое представить? Вы двое?
Бенц засмеялся.
– Не беспокойся, я приеду и буду общаться лишь с тобой. Скажи Минди, что мне нужно сразу же возвращаться, или что я уже занят... или что-нибудь в этом роде.
– Ты? Занят? В смысле, встречаешься с женщиной? У тебя роман?
– Да.
– Но... на самом деле ты не встречаешься.
– Откуда ты знаешь?
В трубке воцарилась тишина, затем раздался немного нервный смех.
– О да? Хорошо. И откуда у тебя время для романов? Брось, папа, ты, похоже, женат на своей работе. – Она хихикнула, и этот звук напомнил ему о смехе ее матери – гортанном, немного фривольном.
Смех Дженнифер Николс привлек его внимание, когда он сам был еще почти ребенком, только-только закончил среднюю школу, и он так и не мог его забыть. Он считал ее красавицей, с ее длинными темными волосами, озорными глазами и бойким языком. Их сразу же потянуло друг к другу, их роман был бурным и страстным. Она была с характером, но он умел справляться с ее настроениями, и когда он спустя едва ли пять месяцев после знакомства сделал ей предложение, она согласилась. Она выразила некоторые сомнения относительно совместной жизни с полицейским и воображала, что сможет убедить его поступить на юридический факультет; в то же время он думал, что сумеет сломить ее безрассудный дух. Оказалось, что оба ошибались. Он почувствовал это во время свадьбы, наблюдая, как она идет по проходу в храме в своем белом кружевном платье, только девять месяцев спустя после того дня, как он ее увидел. Ее вуаль не могла скрыть властную манеру держать подбородок, и, несмотря на все свое восхищение ею, он чувствовал, что их совместный путь будет не из легких. Но его это не пугало. Он слишком сильно ее любил. Даже в тяжелые времена. Даже когда она его предала...
– Какая женщина захочет крутить роман с полицейским из отдела по расследованию убийств? – спросила Кристи.
– Ты думаешь, у твоего старика нет никакой жизни помимо работы?
– Я знаю, что нет.
– Тогда, может, мне стоит познакомиться с матерью твоей подруги.
– Да, – бросила она в ответ. – Это было бы здорово, папа, действительно здорово. – Она фыркнула. – Ну вот, – пробормотала она, затем затаила дыхание. – Будь оно все проклято.
– Что?
– Я забыла свою контрольную за семестр! Она у меня в комнате на другой стороне кампуса. Черт. Мне надо идти, папа. – В трубке стало тихо, но Бенц помедлил секунду, прежде чем ее повесить. Он взглянул на стоящую на столе выпускную школьную фотографию, с которой ему улыбалась дочь. Она быстро выросла. Быстрее, чем многие. Кристи очень многое повидала для своих восемнадцати лет, и некоторые ее иллюзии были развенчаны в раннем возрасте. И это была его вина. Его и Дженнифер.
Какой ребенок не держался бы вызывающе, пройдя то, что прошла Кристи? Она не только потеряла мать и наблюдала, как ее отец находит утешение в бутылке. Ей приходилось жить, сознавая, что оба ее родителя лгали ей с самого начала.
Это тебе не «Оззи и Харриет», как заметил Монтойя. Разве он не знал, что так не бывает?
Глава 10
Мелинда Джескил, непосредственный начальник Бенца, распахнула дверь его кабинета. Именно благодаря ей он работал в этом отделе. Обычно Мелинда держалась по-деловому. Он всегда видел ее только в костюме. С коротко подстриженными волосами, очками без оправы и серьезным подходом она была настоящим профессионалом. Средних лет, разведенная, физически развитая, она управляла подчиненными ей мужчинами железным кулаком, скрытым в лайковой перчатке.
– Расскажи мне об убийстве возле эспланады. – Она скрестила руки на груди и прислонилась плечом к дверной коробке. – Я прочитала предварительный отчет и слышала, что у вас имеется «свидетельница», которой там не было.
– Так оно и есть.
– И... что вы думаете? Действительно ли у этой женщины бывают видения? Она – медиум?
– Впечатление такое, что о произошедшем у нее информация из первых рук. Думаю, это не просто удачная догадка.
Губы Мелинды с одной стороны чуть приподнялись.
– Как всегда, вы настоящий мастер лаконичности, не так ли, Бенц?
– Вы же знаете, что моя личная задача служить, защищать и отсеивать всякий мусор.
– И вам это прекрасно удается, – уверила его Джескил.
– Я не слишком-то верю во все это паранормальное мумбо-юмбо. Экстрасенсорное восприятие обычно означает искреннее заблуждение или намеренное вранье.
– Может, вам стоит несколько умерить скептицизм, а? Известны случаи, когда медиумы действительно помогли полиции.
– Да, знаю, – неохотно признал он.
У него был напарник в Лос-Анджелесе, который работал с медиумом. Та женщина помогла ему в нескольких делах, но оказалась не в состоянии предсказать, что в один прекрасный вечер какой-то паренек наставит игрушечный пистолет на него, и Бенц, думая, что двенадцатилетний мальчик собирается пальнуть, выстрелил первым. Нет, эта чертова медиум и слова не сказала до трагедии. Для Бенца это окончилось испытательным сроком, после чего он быстро решил, что «Джек Дэниэлс» – его лучший друг. Служба в Городе Ангелов для него закончилась. Ему повезло, что Мелинда Джескил что-то увидела в сломленном духом полицейском и взяла его на службу, в то время как все остальные отделы считали, что на него не стоит тратить время. – Знаете, почему опасно, когда ты открыт для восприятия всего необычного?
– Мозги могут выпасть? Я об этом слышала, Рик.
Бенц улыбнулся:
– Я собирался сказать, что люди, возможно, обвинят вас в том, что вы размазня и не имеете собственного мнения.
– Сомневаюсь, что у вас может возникнуть подобная проблема. – Она покачала головой. – И с каких это пор вам стало небезразлично мнение окружающих?
Он улыбнулся еще шире и подмигнул:
– Не окружающих. Ваше.
– Приберегите это для того, кто в это поверит. Итак, как вы справляетесь с этим делом?
Он вкратце рассказал ей обо всем, начиная с видения и заканчивая видеопленкой, сведениями от «Бенчмарк Риэлти» и рапортами Бринкмана о предыдущих визитах Оливии в полицию.
– Оливия Бенчет знает больше, чем должна, и я задумываюсь почему. – Он поднял руку. – Если только она не медиум и не «видит» убийства.
Мелинда одарила его испепеляющей улыбкой:
– Значит, у леди есть алиби?
– Только ее пес, и он не говорит.
– Серьезно?
– Она была дома в постели. Видение разбудило ее.
Мелинда на секунду задумалась. Казалось, это с трудом укладывается у нее в голове.
– Полагаю, вы ее проверяете.
– Уже проверили.
– Хорошо, держите меня в курсе. Когда вы ознакомитесь с отчетом об уликах и рапортом патологоанатома, дайте мне знать. – Она уже было стала уходить, но вдруг остановилась. – Да, Бенц, не действуйте на свой страх и риск как герой-одиночка. Договорились? Мы должны играть по правилам.
– Я о таком и мечтать не смел.
– Ставлю задницу, что это не так.
– И она хорошенькая, – сказал Бенц.
– Осторожнее. В наши дни существует такая штука, как сексуальное домогательство.
– Вы знаете об этом, и вам нравится, – сказал он. – К тому же вы начальник.
– Не забывайте об этом. Так что давайте окажем нашей свидетельнице, мисс Бенчет, некоторое доверие. Хорошо? Это странно, и она, возможно, морочит нам голову, но вдруг у нее действительно бывают какие-то видения. Займитесь этим. – Джескил похлопала по дверной коробке и затем вышла.
– Ладно, – тихо пробормотал Бенц. Значит, ему нужно верить во все, что ему говорит Оливия Бенчет? Он должен думать, что она обладает телепатическими способностями. И как же они действуют? У нее связь с убийцей? С жертвой? С домом, где все произошло? Почему она «видит» именно этого убийцу? Почему не остальных? Она исповедовалась этому священнику? Или, может, он исповедовался ей. Что же у них за связь такая, черт возьми? Бенц потянулся и почесал подбородок. Раскрыть разум. Черт. Он не знал, способен ли он на это. Поверить в то, что эта женщина на самом деле «видит» убийства на расстоянии.
Это будет непросто.
Значит, Бенц не верит тебе. И что? Это не удивительно, верно?
Въезжая в Гарден-дистрикт на пути в университет, Оливия крепче сжала руль. Она надеялась, что детектив Бенц поверит ей, почувствует ее отчаяние, но, конечно, он оказался таким же, как и все остальные. Мужчины, с отвращением подумала она, останавливаясь перед въездом на территорию университета и пропуская трамвай. Нет, так не годится. Она становилась еще одной скептически настроенной женщиной. Как и ее мать.
День уже клонился к вечеру, и над близлежащими колледжами Тулейна и Лойолы сгущались тени. Она припарковалась в положенном месте, затем бегом направилась на кафедру психологии. Образы детектива Бенца преследовали ее, но она была полна решимости вычеркнуть из памяти его красивое грубоватое лицо и вообще все мысли об убийстве. По крайней мере, на время. Она поднялась по лестнице к кабинету своего преподавателя, доктора Джереми Лидса, который – какая ирония – являлся бывшим мужем доктора Сэм, психолога с радиостанции «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей». Оливии не нравился преподаватель. Он казался довольно самовлюбленным, но, поскольку он был ее научным руководителем, ей придется терпеть его примерно год.
За столом секретаря никого не было, поэтому она прошла по напоминающему лабиринт коридору и постучала в личный кабинет доктора Лидса. Ответа не последовало. Она постучала еще раз, чувствуя, как побаливают костяшки, которые она поранила утром об терку.
– Доктор Лидс? – произнесла она, услышав шаги из-за угла.
– Оливия! Извините, я опоздал. – Он широко улыбался с извиняющимся видом. Лет сорока пяти, с резкими чертами лица, длинным прямым носом и аккуратно подстриженной бородкой. Он открыл дверь и пропустил Оливию вперед. Его туфли были начищены до блеска, а повседневная куртка выглядела так, словно стоила целое состояние. Когда она вспоминала доктора Лидса, на ум ей приходило словосочетание «одетый с иголочки». Что ж, «одетый с иголочки» и «фальшивый»; была в нем какая-то неискренность. Но она просто чувствовала это и ничего конкретного сказать не могла. – Мне нужно было спуститься в холл поймать своего коллегу доктора Саттера, прежде чем он уйдет. У него здесь неполный рабочий день, а сейчас конец недели, понимаете, поэтому мне повезло, что я смог его выловить. – Лидс хлопал себя по карманам в поисках ключей, без умолку при этом болтая. Словно нервничая. – Мы с доктором Саттером проводим весной двухдневный семинар. Возможно, вас это заинтересует. Вы слышали об этом докторе? А! – Лидс наконец нашел кольцо с ключами, в то время как Оливия пожала плечами. О докторе Саттере она не знала ничего, кроме его репутации на редкость строгого и требовательного преподавателя. Лидс вставил ключ в замок. – Как бы то ни было, мы с ним начали разговаривать, и теперь, похоже, я играю роль рассеянного преподавателя.
Оливия так не думала. Джереми Лидс был острым как бритва. В нем было что-то слишком гладкое. И холодное. Она почувствовала это сейчас, находясь рядом с ним.
– Заходите.
Она села на стул возле маленького окна и открыла папку с записями, которые сделала до прошлой ночи. До того, как, она в этом не сомневалась, ее жизнь изменилась навсегда. Доктор Лидс скользнул на свой стул с другой стороны стола. В отличие от стола детектива Бенца на нем царил полный порядок. На одном углу стоял календарь, на другом – коробка для хранения сигар. Комната была маленькой и компактной, на стенах висели дипломы и иллюстративные материалы.
– Итак, что там у вас? – спросил он, указывая на папку. – Наброски диссертации? – Он надел очки в проволочной оправе.
– Пока лишь идея в зародыше.
– О? – Он заинтересованно поднял брови. – Вы хотите, чтобы я это просмотрел?
– Вообще-то пока я хотела поделиться кое-какими мыслями. Этого еще нет на бумаге.
– Конечно. – Он откинулся на спинку стула и в ожидании сложил пальцы домиком.
– Я собираюсь посвятить свою диссертацию аберрантной психологии и ее связи с религией.
– В самом деле? – Его улыбка угасла.
– Я думаю о психологии молящегося и епитимье, как она применяется в иудео-христианской теологии.
– Это довольно сложно. Вам не кажется, что лучше взять для исследования теологию или философию?
– Думаю, что справлюсь с этой работой. Мне это интересно, – добавила она, не желая вдаваться в подробности. – Вы проводите занятия для старших курсов по аберрантной и криминальной психологии, и я подумала, что могла бы просто сидеть на них, если можно.
– Да, да, это не проблема. – Он кивнул, прокручивая эту мысль в голове. – Вот что я вам скажу. Займитесь этим, но принесите мне письменный черновик, набросок вашей диссертации, и от него-то мы и будем отталкиваться. Что скажете?
Просто чудненько, подумала она, но ответила:
– Замечательно. Я вам позвоню, и мы договоримся о встрече.
– Вот и отлично. – Он встал – неизменный джентльмен, – и ей показалось, что хотя бы одна маленькая деталь ее жизни снова вернулась на место. Она упорно работала над концепцией своей диссертации. Убийство минувшей ночи по меньшей мере заострило ее фокус.
Оливия быстро спустилась по лестнице и вышла на улицу, где тени превратились в самый настоящий вечер. Хотя еще не было пяти, темнота уже окутала город, и горящие уличные фонари создавали мрачноватую атмосферу. Оливии всегда казалось, что массивный известняковый фасад Гибсон-Холла похож на средневековый замок, и сейчас в темноте с первыми каплями начинающегося дождя он выглядел еще более внушительным.
По густой траве она дошла до парковки, нашла там свой пикап и села за руль. Она была не одна. Мимо быстро проходили студенты, но вечером, после произошедших ранним утром событий она чувствовала себя одинокой. Обособленной. Она вставила ключ в зажигание и тронулась с места. Зная, что, возможно, совершает огромную ошибку, она углубилась в город. Ее непреодолимо тянуло к месту, где произошло преступление. То же самое происходит с убийцами.
Ехать было трудно. Начался нешуточный дождь, и огромные капли падали с неба, барабаня по крыше машины и растекаясь по ветровому стеклу в таком количестве, что дворники едва успевали смахивать их. Красный свет задних фар казался размытым. Добравшись до другой стороны Кэнал-стрит, она поехала через Французский квартал, где на улицах было много пешеходов с зонтами. Она включила радио. На «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей» играл джаз, и это действовало ей на нервы. Может, это все из-за сильной усталости и переживаний, но ей была невыносима мысль о вокальных партиях и гитарных риффах. Она нашла станцию «кантри» и прибавила громкость.
Лучше слушать о тоске и душевных страданиях.
Да, верно. Она выключила радио.
На восточной стороне городского парка она стала разглядывать дорожные указатели и, найдя нужный, по узкой улице приблизилась к сгоревшему дому. Немногое осталось, подумала она, останавливаясь у обочины и вылезая из маленького пикапа.
Часть двора с обломками и пеплом была огорожена. Ее туфли совершенно не подходили для ходьбы по залитой водой улице, а лежащая в кабине куртка была без капюшона. Тем не менее, она накинула ее себе на плечи и зашагала по улице, чтобы посмотреть на мокрые почерневшие развалины. Дождь бил ей в лицо, вода текла за шиворот, а она вспоминала яркую сцену из своего сна. Жертва – перепуганная блондинка – погибла ужасной смертью где-то в сгоревшей коробке дома. От рук священника.
Вздрогнув, Оливия прошептала:
– Кто же ты, ублюдок? – Она думала, что если она придет сюда и физически ступит на землю, где произошло это ужасное событие, то, возможно, перед ней снова промелькнет его образ, может, она снова почувствует и увидит что-нибудь, что поможет его опознать. Позади нее проезжали машины, но капли дождя, падающие с неба и близлежащих деревьев, приглушали значительную часть городского шума.
Она закрыла глаза. Прислушалась к биению своего сердца. Что-то почувствовала. Какое-то покалывание, от которого она ощутила легкий неприятный холодок, словно убийца прошел мимо нее.
– Ну же, ну, – произнесла она, обратив лицо к небу и по-прежнему не открывая глаз. Она чувствовала грубоватую пелену дождя и напряженно пыталась что-нибудь увидеть, услышать, ощутить запах...
– Что-нибудь видите?
Не на шутку перепугавшись, она обернулась, сжав кулаки.
В каком-то шаге от нее стоял детектив Бенц.
– Расскажи мне об убийстве возле эспланады. – Она скрестила руки на груди и прислонилась плечом к дверной коробке. – Я прочитала предварительный отчет и слышала, что у вас имеется «свидетельница», которой там не было.
– Так оно и есть.
– И... что вы думаете? Действительно ли у этой женщины бывают видения? Она – медиум?
– Впечатление такое, что о произошедшем у нее информация из первых рук. Думаю, это не просто удачная догадка.
Губы Мелинды с одной стороны чуть приподнялись.
– Как всегда, вы настоящий мастер лаконичности, не так ли, Бенц?
– Вы же знаете, что моя личная задача служить, защищать и отсеивать всякий мусор.
– И вам это прекрасно удается, – уверила его Джескил.
– Я не слишком-то верю во все это паранормальное мумбо-юмбо. Экстрасенсорное восприятие обычно означает искреннее заблуждение или намеренное вранье.
– Может, вам стоит несколько умерить скептицизм, а? Известны случаи, когда медиумы действительно помогли полиции.
– Да, знаю, – неохотно признал он.
У него был напарник в Лос-Анджелесе, который работал с медиумом. Та женщина помогла ему в нескольких делах, но оказалась не в состоянии предсказать, что в один прекрасный вечер какой-то паренек наставит игрушечный пистолет на него, и Бенц, думая, что двенадцатилетний мальчик собирается пальнуть, выстрелил первым. Нет, эта чертова медиум и слова не сказала до трагедии. Для Бенца это окончилось испытательным сроком, после чего он быстро решил, что «Джек Дэниэлс» – его лучший друг. Служба в Городе Ангелов для него закончилась. Ему повезло, что Мелинда Джескил что-то увидела в сломленном духом полицейском и взяла его на службу, в то время как все остальные отделы считали, что на него не стоит тратить время. – Знаете, почему опасно, когда ты открыт для восприятия всего необычного?
– Мозги могут выпасть? Я об этом слышала, Рик.
Бенц улыбнулся:
– Я собирался сказать, что люди, возможно, обвинят вас в том, что вы размазня и не имеете собственного мнения.
– Сомневаюсь, что у вас может возникнуть подобная проблема. – Она покачала головой. – И с каких это пор вам стало небезразлично мнение окружающих?
Он улыбнулся еще шире и подмигнул:
– Не окружающих. Ваше.
– Приберегите это для того, кто в это поверит. Итак, как вы справляетесь с этим делом?
Он вкратце рассказал ей обо всем, начиная с видения и заканчивая видеопленкой, сведениями от «Бенчмарк Риэлти» и рапортами Бринкмана о предыдущих визитах Оливии в полицию.
– Оливия Бенчет знает больше, чем должна, и я задумываюсь почему. – Он поднял руку. – Если только она не медиум и не «видит» убийства.
Мелинда одарила его испепеляющей улыбкой:
– Значит, у леди есть алиби?
– Только ее пес, и он не говорит.
– Серьезно?
– Она была дома в постели. Видение разбудило ее.
Мелинда на секунду задумалась. Казалось, это с трудом укладывается у нее в голове.
– Полагаю, вы ее проверяете.
– Уже проверили.
– Хорошо, держите меня в курсе. Когда вы ознакомитесь с отчетом об уликах и рапортом патологоанатома, дайте мне знать. – Она уже было стала уходить, но вдруг остановилась. – Да, Бенц, не действуйте на свой страх и риск как герой-одиночка. Договорились? Мы должны играть по правилам.
– Я о таком и мечтать не смел.
– Ставлю задницу, что это не так.
– И она хорошенькая, – сказал Бенц.
– Осторожнее. В наши дни существует такая штука, как сексуальное домогательство.
– Вы знаете об этом, и вам нравится, – сказал он. – К тому же вы начальник.
– Не забывайте об этом. Так что давайте окажем нашей свидетельнице, мисс Бенчет, некоторое доверие. Хорошо? Это странно, и она, возможно, морочит нам голову, но вдруг у нее действительно бывают какие-то видения. Займитесь этим. – Джескил похлопала по дверной коробке и затем вышла.
– Ладно, – тихо пробормотал Бенц. Значит, ему нужно верить во все, что ему говорит Оливия Бенчет? Он должен думать, что она обладает телепатическими способностями. И как же они действуют? У нее связь с убийцей? С жертвой? С домом, где все произошло? Почему она «видит» именно этого убийцу? Почему не остальных? Она исповедовалась этому священнику? Или, может, он исповедовался ей. Что же у них за связь такая, черт возьми? Бенц потянулся и почесал подбородок. Раскрыть разум. Черт. Он не знал, способен ли он на это. Поверить в то, что эта женщина на самом деле «видит» убийства на расстоянии.
Это будет непросто.
Значит, Бенц не верит тебе. И что? Это не удивительно, верно?
Въезжая в Гарден-дистрикт на пути в университет, Оливия крепче сжала руль. Она надеялась, что детектив Бенц поверит ей, почувствует ее отчаяние, но, конечно, он оказался таким же, как и все остальные. Мужчины, с отвращением подумала она, останавливаясь перед въездом на территорию университета и пропуская трамвай. Нет, так не годится. Она становилась еще одной скептически настроенной женщиной. Как и ее мать.
День уже клонился к вечеру, и над близлежащими колледжами Тулейна и Лойолы сгущались тени. Она припарковалась в положенном месте, затем бегом направилась на кафедру психологии. Образы детектива Бенца преследовали ее, но она была полна решимости вычеркнуть из памяти его красивое грубоватое лицо и вообще все мысли об убийстве. По крайней мере, на время. Она поднялась по лестнице к кабинету своего преподавателя, доктора Джереми Лидса, который – какая ирония – являлся бывшим мужем доктора Сэм, психолога с радиостанции «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей». Оливии не нравился преподаватель. Он казался довольно самовлюбленным, но, поскольку он был ее научным руководителем, ей придется терпеть его примерно год.
За столом секретаря никого не было, поэтому она прошла по напоминающему лабиринт коридору и постучала в личный кабинет доктора Лидса. Ответа не последовало. Она постучала еще раз, чувствуя, как побаливают костяшки, которые она поранила утром об терку.
– Доктор Лидс? – произнесла она, услышав шаги из-за угла.
– Оливия! Извините, я опоздал. – Он широко улыбался с извиняющимся видом. Лет сорока пяти, с резкими чертами лица, длинным прямым носом и аккуратно подстриженной бородкой. Он открыл дверь и пропустил Оливию вперед. Его туфли были начищены до блеска, а повседневная куртка выглядела так, словно стоила целое состояние. Когда она вспоминала доктора Лидса, на ум ей приходило словосочетание «одетый с иголочки». Что ж, «одетый с иголочки» и «фальшивый»; была в нем какая-то неискренность. Но она просто чувствовала это и ничего конкретного сказать не могла. – Мне нужно было спуститься в холл поймать своего коллегу доктора Саттера, прежде чем он уйдет. У него здесь неполный рабочий день, а сейчас конец недели, понимаете, поэтому мне повезло, что я смог его выловить. – Лидс хлопал себя по карманам в поисках ключей, без умолку при этом болтая. Словно нервничая. – Мы с доктором Саттером проводим весной двухдневный семинар. Возможно, вас это заинтересует. Вы слышали об этом докторе? А! – Лидс наконец нашел кольцо с ключами, в то время как Оливия пожала плечами. О докторе Саттере она не знала ничего, кроме его репутации на редкость строгого и требовательного преподавателя. Лидс вставил ключ в замок. – Как бы то ни было, мы с ним начали разговаривать, и теперь, похоже, я играю роль рассеянного преподавателя.
Оливия так не думала. Джереми Лидс был острым как бритва. В нем было что-то слишком гладкое. И холодное. Она почувствовала это сейчас, находясь рядом с ним.
– Заходите.
Она села на стул возле маленького окна и открыла папку с записями, которые сделала до прошлой ночи. До того, как, она в этом не сомневалась, ее жизнь изменилась навсегда. Доктор Лидс скользнул на свой стул с другой стороны стола. В отличие от стола детектива Бенца на нем царил полный порядок. На одном углу стоял календарь, на другом – коробка для хранения сигар. Комната была маленькой и компактной, на стенах висели дипломы и иллюстративные материалы.
– Итак, что там у вас? – спросил он, указывая на папку. – Наброски диссертации? – Он надел очки в проволочной оправе.
– Пока лишь идея в зародыше.
– О? – Он заинтересованно поднял брови. – Вы хотите, чтобы я это просмотрел?
– Вообще-то пока я хотела поделиться кое-какими мыслями. Этого еще нет на бумаге.
– Конечно. – Он откинулся на спинку стула и в ожидании сложил пальцы домиком.
– Я собираюсь посвятить свою диссертацию аберрантной психологии и ее связи с религией.
– В самом деле? – Его улыбка угасла.
– Я думаю о психологии молящегося и епитимье, как она применяется в иудео-христианской теологии.
– Это довольно сложно. Вам не кажется, что лучше взять для исследования теологию или философию?
– Думаю, что справлюсь с этой работой. Мне это интересно, – добавила она, не желая вдаваться в подробности. – Вы проводите занятия для старших курсов по аберрантной и криминальной психологии, и я подумала, что могла бы просто сидеть на них, если можно.
– Да, да, это не проблема. – Он кивнул, прокручивая эту мысль в голове. – Вот что я вам скажу. Займитесь этим, но принесите мне письменный черновик, набросок вашей диссертации, и от него-то мы и будем отталкиваться. Что скажете?
Просто чудненько, подумала она, но ответила:
– Замечательно. Я вам позвоню, и мы договоримся о встрече.
– Вот и отлично. – Он встал – неизменный джентльмен, – и ей показалось, что хотя бы одна маленькая деталь ее жизни снова вернулась на место. Она упорно работала над концепцией своей диссертации. Убийство минувшей ночи по меньшей мере заострило ее фокус.
Оливия быстро спустилась по лестнице и вышла на улицу, где тени превратились в самый настоящий вечер. Хотя еще не было пяти, темнота уже окутала город, и горящие уличные фонари создавали мрачноватую атмосферу. Оливии всегда казалось, что массивный известняковый фасад Гибсон-Холла похож на средневековый замок, и сейчас в темноте с первыми каплями начинающегося дождя он выглядел еще более внушительным.
По густой траве она дошла до парковки, нашла там свой пикап и села за руль. Она была не одна. Мимо быстро проходили студенты, но вечером, после произошедших ранним утром событий она чувствовала себя одинокой. Обособленной. Она вставила ключ в зажигание и тронулась с места. Зная, что, возможно, совершает огромную ошибку, она углубилась в город. Ее непреодолимо тянуло к месту, где произошло преступление. То же самое происходит с убийцами.
Ехать было трудно. Начался нешуточный дождь, и огромные капли падали с неба, барабаня по крыше машины и растекаясь по ветровому стеклу в таком количестве, что дворники едва успевали смахивать их. Красный свет задних фар казался размытым. Добравшись до другой стороны Кэнал-стрит, она поехала через Французский квартал, где на улицах было много пешеходов с зонтами. Она включила радио. На «Дабл-Ю-Эс-Эл-Джей» играл джаз, и это действовало ей на нервы. Может, это все из-за сильной усталости и переживаний, но ей была невыносима мысль о вокальных партиях и гитарных риффах. Она нашла станцию «кантри» и прибавила громкость.
Лучше слушать о тоске и душевных страданиях.
Да, верно. Она выключила радио.
На восточной стороне городского парка она стала разглядывать дорожные указатели и, найдя нужный, по узкой улице приблизилась к сгоревшему дому. Немногое осталось, подумала она, останавливаясь у обочины и вылезая из маленького пикапа.
Часть двора с обломками и пеплом была огорожена. Ее туфли совершенно не подходили для ходьбы по залитой водой улице, а лежащая в кабине куртка была без капюшона. Тем не менее, она накинула ее себе на плечи и зашагала по улице, чтобы посмотреть на мокрые почерневшие развалины. Дождь бил ей в лицо, вода текла за шиворот, а она вспоминала яркую сцену из своего сна. Жертва – перепуганная блондинка – погибла ужасной смертью где-то в сгоревшей коробке дома. От рук священника.
Вздрогнув, Оливия прошептала:
– Кто же ты, ублюдок? – Она думала, что если она придет сюда и физически ступит на землю, где произошло это ужасное событие, то, возможно, перед ней снова промелькнет его образ, может, она снова почувствует и увидит что-нибудь, что поможет его опознать. Позади нее проезжали машины, но капли дождя, падающие с неба и близлежащих деревьев, приглушали значительную часть городского шума.
Она закрыла глаза. Прислушалась к биению своего сердца. Что-то почувствовала. Какое-то покалывание, от которого она ощутила легкий неприятный холодок, словно убийца прошел мимо нее.
– Ну же, ну, – произнесла она, обратив лицо к небу и по-прежнему не открывая глаз. Она чувствовала грубоватую пелену дождя и напряженно пыталась что-нибудь увидеть, услышать, ощутить запах...
– Что-нибудь видите?
Не на шутку перепугавшись, она обернулась, сжав кулаки.
В каком-то шаге от нее стоял детектив Бенц.