Страница:
— Нет, не считаю. — Барбара с облегчением увидела, что гнев Альфреда утих, а на смену ему пришла заинтересованность новым взглядом на события. — Это опять та же проблема, — продолжила она. — Лестер знает, что Генрих — сама честность, и от других он также ожидает, чтобы они держали свое слово. Вспомни, ты сам был огорчен его наивностью в связи с Эдуардом. Я думаю, Лестер не может заставить себя бранить Генриха за доверчивость, потому что на самом деле это — добродетель, но он и не может доверять суждению сына. Поскольку Генрих заверил его, что на твое слово можно положиться, и, несомненно, рассказал, что ты предупредил его об опасности, которую он проглядел. Все это заставляет Лестера бояться, что ты используешь его сына для какой-то собственной цели или, что еще хуже, для какой-то цели Эдуарда.
Альфред какое-то время пристально смотрел на Барбару, затем взял ее руку и поцеловал.
— Ты просто чудо, моя любимая. Я не думаю, что какая-нибудь другая женщина из тех, с кем я знаком, могла бы так ясно понять причины поступка Лестера или какого-то другого человека. Кто-то выслушал бы, храня молчание, другие расплакались бы от страха или сочувствия. Но я не знаю никого другого, кто смог бы помочь мне понять мотивы этого человека.
— У меня были собственные причины интересоваться характером Лестера, — пояснила она беспечно, а затем продолжила уже намного серьезнее: — Возможно, ни у какой другой женщины не было основания желать тебе помочь.
— Ты любишь меня! — воскликнул он, снова поднося ее руки к своим губам.
Барбара строго взглянула на него, затем рассмеялась.
— Люблю я тебя или ненавижу, моя судьба связана с твоей. Можешь быть уверен, я всегда сделаю все, что в моей власти, чтобы способствовать твоему благополучию и добродетели.
— Значит, ты меня ненавидишь? — Альфред взглянул вниз, на ее руки, которые доверчиво оставались в его руках.
— Не будь таким глупым. — Барбара наклонилась и поцеловала его в щеку. — Я не вышла бы за тебя замуж, если бы ненавидела. Ты мне очень нравишься. Ты всегда нравился мне. Если ты хочешь получить от меня что-то большее, то должен это завоевать.
Он поймал ее, обхватив руками, ловким движением развязал платье и стал целовать шею, бормоча:
— Как? Вот так? Или так?
12.
Альфред какое-то время пристально смотрел на Барбару, затем взял ее руку и поцеловал.
— Ты просто чудо, моя любимая. Я не думаю, что какая-нибудь другая женщина из тех, с кем я знаком, могла бы так ясно понять причины поступка Лестера или какого-то другого человека. Кто-то выслушал бы, храня молчание, другие расплакались бы от страха или сочувствия. Но я не знаю никого другого, кто смог бы помочь мне понять мотивы этого человека.
— У меня были собственные причины интересоваться характером Лестера, — пояснила она беспечно, а затем продолжила уже намного серьезнее: — Возможно, ни у какой другой женщины не было основания желать тебе помочь.
— Ты любишь меня! — воскликнул он, снова поднося ее руки к своим губам.
Барбара строго взглянула на него, затем рассмеялась.
— Люблю я тебя или ненавижу, моя судьба связана с твоей. Можешь быть уверен, я всегда сделаю все, что в моей власти, чтобы способствовать твоему благополучию и добродетели.
— Значит, ты меня ненавидишь? — Альфред взглянул вниз, на ее руки, которые доверчиво оставались в его руках.
— Не будь таким глупым. — Барбара наклонилась и поцеловала его в щеку. — Я не вышла бы за тебя замуж, если бы ненавидела. Ты мне очень нравишься. Ты всегда нравился мне. Если ты хочешь получить от меня что-то большее, то должен это завоевать.
Он поймал ее, обхватив руками, ловким движением развязал платье и стал целовать шею, бормоча:
— Как? Вот так? Или так?
12.
Когда страсть улеглась, Альфред встал и оделся, чтобы прикрыть наготу, и укрыл Барбару. Она удовлетворенно вздохнула, но ее глаза все еще оставались закрытыми. Он лег рядом на спину и стал смотреть в небо. Альфред был счастлив: в Барби он нашел все, что только можно пожелать. Она умна, ей нравится тот же образ жизни, что и ему, она свободна в его объятиях, но сдержанна на людях, не донимает его капризами и жалобами. Он нежно вздохнул, все еще ощущая дрожь в мускулах живота и бедер. Она боролась с ним до тех пор, пока он не дал ей столько боли, сколько и удовольствия.
Он был озадачен. Барби держалась более чем сдержанно, она была далека, спокойна и пассивна, словно у нее не возникало желания близости. Хотя бы это последнее слияние… Он неправильно понял ее: ее слова не были приглашением предаться любви, и она долго боролась с ним, пока он как следует не возбудил ее, после чего она зажглась таким жарким пламенем, что в нем сгорели весь его разум, нежность и предосторожность.
В конце концов у нее появилось желание. Он должен быть счастлив… Но почему ему так неспокойно? Он не уверен в том, что Барби любит его? Тогда он мог бы надеяться завоевать ее любовь. Нет, дело не в этом. Просто она что-то скрывала от него, и настолько важное, что он не сможет узнать ее по-настоящему, пока не раскроет этот секрет.
Он приподнялся на локте и пристально посмотрел на жену. Ее глаза медленно раскрылись, и она улыбнулась. «Я ошибся», — подумал он. В ее глазах ничего не пряталось, они светились под густыми бровями; а ее прекрасный рот улыбнулся, хотя уголки губ даже не приподнялись. Она села и прислонилась к нему. Теперь оба наблюдали за течением реки, пока не проплыл корабль, идущий из Кентербери. Увидев его, Барбара вскрикнула, ужаснувшись, не послужили ли они развлечением для проплывающих мимо моряков? Альфред засмеялся и заверил ее, что их не заметили; когда она стала обвинять его в пренебрежительном отношении к ее смущению, он объяснил, что, несмотря на их увлеченное занятие любовью, они бы, конечно, услышали одобрительные возгласы и насмешки.
Барбара развеселилась: она совершенно забыла о месте и времени. Желая отвлечь Альфреда от мыслей о том, как легко он заставил ее забыть обо всем своими ласками, она сказала:
— Если ты в самом деле хочешь уехать из Англии…
— Нет, я не хочу, по крайней мере, сейчас, — ответил он и напомнил, что обещал посетить или написать Марлоу, тестю его брата, который сидел в тюрьме с Ричардом Корнуоллом.
— Извини, я совсем забыла.
— У тебя нет причины помнить об этом, — беспечно ответил Альфред. — Я и сам не слишком много думаю о нем. Генрих де Монфорт сказал, что Марлоу все еще находится с Ричардом, так что не думаю, что он терпит слишком большие лишения. — Он улыбнулся. — Не следует ли тебе одеться, любимая, пока на реке не появился еще один корабль?
Она схватила свою одежду и поспешила прочь, к лошадям, чтобы одеться хоть в каком-то укрытии тоненьких деревьев.
* * *
Они поскакали в деревню и остановились у маленького трактира. Хозяин жарил себе на обед цыпленка и был рад уступить его за серебряный пенни. Его жена принесла свежеиспеченный каравай, кружку пенящегося эля, зелень, похлебку, приготовленную на ужин, и полдюжины только что сорванных яблок. Барбара и Альфред уселись на грубые табуреты и стали наслаждаться простой грубой пищей. Они нисколько не были разочарованы, увидев, что небо стало затягивать облаками. Дождь послужит хорошим оправданием отсрочки их возвращения.
Когда они почти закончили есть, действительно начался сильный дождь. Они отвели лошадей под навес, а сами прошли в общую комнату, где нашли не только укрытие, но и потрепанную доску для игры в лис и гусей. Половины фишек не хватало, но лисы были на месте, и Барбара заменила гусей орехами. Вторая кружка эля и упорная борьба в ходе игры хорошо развлекли их во время проливного дождя. Наконец снова выглянуло солнце. Альфред наградил серебряным пенни жену хозяина и поблагодарил его самого за гостеприимство. И когда они с Барбарой уехали, все остались довольны.
Веселое настроение сохранялось до тех пор, пока они не добрались до ворот Кентербери, где стража все еще задавала вопросы всем въезжающим в город о том, какие у них здесь дела. Хотя Альфред и Барбара проехали без задержки, оба почувствовали раздражение из-за подозрительности и ограничений. Поэтому когда Барбара вновь предложила взять письмо Людовика и попросить разрешения поговорить с Лестером, Альфред согласился. Он предпочел бы навсегда покинуть Англию, но уехать из Кентербери и встретиться с Уильямом Марлоу показалось ему неплохим решением.
В замке Барбара нашла пажа, одетого в цвета Лестера, и сказала ему, что ей хотелось бы обменяться с графом парой слов, если это возможно. Мальчик убежал и вскоре вернулся, пригласив ее следовать за ним в апартаменты графа. Такой быстрый ответ предполагал, что Лестеру все еще совестно перед ней, и предвещал благожелательный отклик на прошение. Она была довольна, когда проследовала за мальчиком на второй этаж замка и пробиралась, минуя группы беседующих людей, к дальнему концу большой комнаты, где на возвышении стоял Лестер с каким-то человеком. Барбара обдумывала, как лучше преподнести свою просьбу Лестеру, и совсем не была готова к тому, что ее могут схватить и затащить в оконную нишу.
— Так ты здесь, снова вернулась в Англию? — спросил Гай де Монфорт. — И, как всегда, приятна на вкус. При этом Гай чувственно мурлыкал — Барбара была именно тем, чего ему как раз недоставало.
Ей захотелось влепить ему пощечину, а потом плюнуть в лицо, если он продолжит свои мерзкие намеки. Но она сдержалась и подавила раздраженный вздох, который едва не вырвался у нее. Гай не был любимцем отца, но Лестер привязан ко всем своим детям, и оскорбить Гая было бы недипломатично.
— Замужество идет мне на пользу, — сказала она. — Ты разве не слышал, что я замужем за сэром Альфредом, братом д'Экса?
— Быстрая работа. — Он кивнул с самодовольной улыбкой. — Мне интересно не то, как ты собираешься оправдаться, а то, когда мы подарим твоему мужу парочку ветвистых рогов! — При этих словах он противно захихикал и попытался придвинуться ближе.
Барбара резким жестом отстранила его руку и посмотрела на него полным непонимания взглядом.
— Что ты имеешь в виду? — изумилась она. — Это не оправдание чего-то, а чистая правда.
Его рот искривился в безобразной усмешке.
— У меня нет времени на твое притворство. Мы оба знаем, что ты хочешь меня. Ничего не изменилось, даже если ты назло мне вышла замуж за другого, после того как мой отец выслал тебя.
На этот раз ее удивление было настолько велико, что она просто разинула рот и онемела.
— Но ты настолько глупа, чтобы захотеть увидеться с моим отцом, — продолжал он. — Он не забыл, что ты соблазняла меня, и снова вышлет тебя.
— Это именно то, чего я хочу, — с улыбкой, но голосом, полным неподдельного отвращения, произнесла Барбара. — Я как раз хотела у него попросить дать мне возможность уехать.
Слишком удивленная самомнением маленькой жабы, чтобы рассердиться, она громко рассмеялась. Это было ошибкой: Гаю не нравилось, когда смеялись прямо ему в лицо, даже если это было притворство с целью самозащиты. Каждая женщина, к которой он обращался, должна была умолять его о покровительстве, чтобы ее репутация не была испорчена. Прежде чем Барбара что-то заподозрила, Гай схватил ее за локоть, потянул к себе и затем отпустил ее руку. Внезапный рывок вывел ее из равновесия. Она тихо вскрикнула и непроизвольно подняла руки, чтобы не упасть.
Если бы ее нежелание прикоснуться к Гаю не было таким же сильным, как страх упасть, все выглядело бы так, словно она пыталась броситься ему в объятия. Она ударила правой рукой его по плечу, заставив отступить на шаг назад, глубже в оконную нишу, и таким образом остановила свое падение. Барбара обернулась, чтобы дать ему пощечину, но поймала удивленный взгляд молодого человека, который стоял в нескольких ярдах от нее. Он был достаточно заметным, чтобы привлечь ее внимание, несмотря на то что она была так расстроена, — с непослушными прядями огненно-рыжих волос и почти таким же красным от загара лицом. Богато одетый, он показался ей знакомым, и Барбара сделала реверанс, когда поспешила мимо него к центру комнаты, где новые выходки Гая были бы невозможны.
Она слышала, как рыжеголовый окликнул Гая, огрызнувшегося в ответ, и эта небольшая заминка спасла ее от немедленного повторения стычки. Тут она увидела пажа. Мальчик выглядел испуганным и спросил:
— Куда вы исчезли? Я ищу вас.
— Меня остановили на пару слов. — Барбара испытала облегчение от того, что ее голос не прозвучал, как карканье или скрип. — Прошу прощения. Я не знала, что ты ведешь меня прямо к Лестеру.
— Он сейчас занят, но вы должны подождать, и он будет… — Мальчик остановился, вздохнув с облегчением, когда увидел, что Лестер все еще разговаривает с невысоким человеком в одеянии священника, и прошептал: — Стойте здесь, леди Барбара. Граф позовет вас, когда освободится.
Барбара кивнула и улыбнулась Лестеру. «Он выглядит так, словно ему все до смерти надоело, — подумала она. — Это наверняка значит, что священник выдвигает какие-то политические и финансовые требования, а не толкует о вопросах веры». Лестер обожал теологию и знал об этом предмете больше, чем кто-либо еще, за исключением разве что особенно ревностных служителей церкви. Однако то, что духовное лицо обращалось с политической просьбой, означало, что ей не придется долго ждать. В самом деле, не прошло и четверти часа, как граф указал на нее своему собеседнику, по-видимому, извиняясь.
Священник с поклоном удалился, и Лестер жестом подозвал Барбару, выступившую вперед и сделавшую реверанс. Он строго посмотрел на нее и сказал:
— Вы быстро вернулись из Франции, леди Барбара, и без разрешения.
Барбара широко раскрыла глаза и едва не засмеялась. Ее свадьба была для нее большим событием, но не имела ни малейшего значения для сложившегося в Англии критического положения, поэтому, по-видимому, никто и не упомянул о ней графу.
— Я приехала, чтобы получить благословение моего отца, так как король Людовик выбрал для меня мужа, — пояснила Барбара. — Мой отец был так добр ко мне, что согласился с моим выбором.
— Мужа… — повторил Лестер.
Он смотрел на нее, не видя ее, и Барбара поняла, что невозможно было не упомянуть о ее свадьбе по забывчивости. Возможно, Генрих де Монфорт забыл сделать это, когда говорил об Альфреде, потому что был сосредоточен на влиянии Альфреда на Эдуарда, но Питер де Монфорт не осмелился бы пренебречь этим, не упомянув о приезде и отъезде ее отца и не объяснив, почему Норфолк посещал Кентербери. Затем, как будто бы внезапно вспомнив, почему ее послали во Францию, Лестер принял огорченный вид и похлопал ее по плечу.
Барбара слегка покраснела, догадавшись, почему он не хотел говорить о ее свадьбе. Должно быть, он думает, что после того, как он не дал согласия на ее брак с Гаем, она была в отчаянии и вышла замуж за первого встречного. Несомненно, он решил, что она слишком далеко зашла в своих ожиданиях. Барбара была вне себя от ярости, и в то же время ее забавляло, что человек может оказаться настолько слеп. Как будто какая-нибудь женщина в здравом уме выбрала бы Гая, независимо от положения его отца, имея возможность встретить человека, подобного Альфреду. Эта мысль вернула ей хорошее настроение. Не испытывая симпатии к Лестеру и сожалея о том, что он был слепым, до безумия любящим отцом, она вновь принялась рассказывать об унаследованных ею землях во Франции, своей свадьбе и о том, что теперь она навсегда обязана королю Людовику.
— Я не хотела ехать во Францию, где была придворной дамой королевы Элинор, потому что, вспомнив обо мне, король Людовик сразу захотел бы выдать меня замуж, — закончила она, фальшиво вздыхая.
Лестер выглядел настороженным, словно ожидал какого-нибудь прошения, в котором он будет вынужден отказать. Он чувствовал, что обидел ее, и вежливо спросил, втайне надеясь, что сможет выполнить ее просьбу:
— Как я могу услужить вам, леди Барбара?
— О, я прошу не за себя, милорд, — заверила она, глядя широко открытыми глазами, полными наивной искренности. — У меня письмо от короля Людовика с просьбой оказать некоторое внимание Уильяму Марлоу, являющемуся тестем одного из людей королевы Маргариты. Сэр Уильям — вассал Ричарда Корнуолла и вместе с ним заключен в тюрьму. — Барбара в нескольких словах объяснила беспокойство Элис о своем отце и затем вручила Лестеру письмо короля Людовика.
Лестер не смог сдержать улыбку, но Барбара заметила, что его глаза все еще хранили настороженное выражение.
— Кажется, что небольшое одолжение принесет много пользы, — медленно проговорил он. — К несчастью, одолжения зависят не от меня. Хотя Ричард Корнуолл находится в моем замке в Кенилуэрте, он не мой заключенный, а моего сына Саймона. Однако я дам письмо для Саймона, чтобы вам было позволено увидеть сэра Уильяма. Я уверен, что мой сын выполнит эту просьбу, если у него нет каких-либо особых причин не допускать посетителей к сэру Уильяму.
— Леди Элис и граф д'Экс будут вам очень благодарны, — поспешила закрепить успех Барбара. — Можно мне завтра прийти за письмом?
— Я пришлю его вам…
— Мы остановились напротив церкви святой Маргариты, в доме лавочника, — мягко прервала его Барбара, но натолкнулась на стальной взгляд графа.
— Как только смогу, — закончил Лестер.
Не имея выбора, Барбара сделала реверанс и удалилась. Удостоверившись, что она оказалась за спиной Лестера, и, чтобы увидеть ее, он должен повернуться, но не сделал бы этого, поскольку к нему уже приближался следующий проситель, она позволила себе раздраженно выпятить губы. Почему он принимает ее за идиотку? Словно она не знает, что его распоряжение откроет его собственную крепость в Кенилуэрте независимо от того, чьим заключенным является Уильям Марлоу. И неужели она не слышала, что граф Глостер, а не молодой Саймон де Мон-форт, держит Корнуолла и его людей в заключении? Но это не имеет значения. Может быть, Лестер и не был в состоянии освободить Уильяма Марлоу, но он, конечно, обладал достаточной властью, чтобы договориться о посещении, и эту просьбу уважили бы.
По крайней мере, ей удалось сказать ему, куда следует послать письмо. Она была совершенно раздражена графом, изучившим все королевские трюки, — тянуть время даже при самых разумных прошениях, пока не удастся выжать хоть какую-то пользу для себя при их выполнении. Увы, при этом Лестер не усвоил грациозности, с какой королева Элинор или король Генрих смягчали отсрочки и отказы.
— Барби, я хочу…
Ее опять схватили за руку, и доверительный голос Гая раздался у ее уха. Она попыталась вырваться, но это ей не удалось. В самом деле, он сильно, до боли, сжал ее руку и потащил ее в конец комнаты, прочь от своего отца. Барбара понятия не имела, где он собирается остановиться — в Уединенной глубокой оконной нише или поискать еще какое-нибудь место, но она непременно хотела вырваться. Однако привлекать внимание Лестера ей казалось нежелательным, поэтому она позволила немного оттащить себя в сторону. Но прежде, чем они достигли двери, к которой он направлялся, она сильно отклонилась назад и резко дернула его, чтобы остановиться.
— Мое имя — леди Барбара, — заявила она, и в ее голосе звучала сердечность снежного бурана. — Я никогда не давала вам права называть меня Барби, и я не стыжусь своего мужа, чтобы позволить вам такую интимность. Позвольте мне уйти.
— Ты — возбужденная сука, — прошипел Гай. — У тебя на уме только салонные ухаживания. Все, что от тебя требуется, — сказать, где я должен с тобой встретиться, и…
— Боже упаси! — воскликнула Барбара. — Если я не встречу тебя никогда, пока я жива, и то это будет слишком короткая разлука!..
Он сильнее сжал ей руку; боль заставила ее забыть о нежелательности скандала и вцепиться в его руку, сильно поцарапав ее ногтями. Он пробормотал проклятия и занес сжатую в кулак свободную руку, чтобы ударить ее, но рыжеголовый молодой человек, который раньше пристально смотрел на нее, схватил его запястье.
— Джентльмен не оставляет синяков на руке у леди и не бьет ее при людях, — сказал он, оскалив зубы, и это не было улыбкой. — Даже когда леди этого заслуживает, а я уверен, что леди Барбара не заслужила. Пожалуйста, отпусти ее, Гай.
— Не лезь не в свое дело! — взбешенно прошипел Гай. — Я знаю ее. Она хочет…
— Нет! — воскликнула Барбара. — Я ничего от вас не хочу, кроме того, чтобы вас здесь не было. — И, повернувшись к рыжеголовому, она добавила: — Я даю вам право заняться моим делом. Моя рука не имеет к тебе никакого отношения, Гай. Отпусти ее.
Гай засмеялся, будто пошутил, потом пожал плечами.
— Я думал, у тебя больше здравого смысла. — Но руку он отпустил.
Барбара проворно отступила на шаг так, чтобы можно было повернуться к нему спиной, и сделала глубокий реверанс рыжеголовому.
— Благодарю вас, милорд. Вы не окажете мне любезность сопроводить меня в зал и подождать, пока не будут вызваны мои люди?
— Женщина! — огрызнулся Гай и отвернулся.
Рыжеголовый наблюдал за уходившим Гаем. Его лицо было настолько бесстрастно, что он мог бы с таким же успехом крикнуть вслух, выражая свою неприязнь к молодому Монфорту.
— Спасибо. На самом деле вам не нужно идти со мной, — улыбнулась Барбара.
— Но я буду рад сделать это. — Он улыбнулся в ответ и добавил: — Вы не помните меня? Я — Гилберт де Клер, граф Глостер. Не думаю, что мы когда-либо были представлены друг другу. Но я помню вас, потому что вы были самой остроумной придворной дамой королевы Элинор. Одна из них назвала мне ваше имя и сказала… О, я прошу прощения.
Его лицо покраснело еще сильнее, и Барбара громко рассмеялась.
— Это была та, которая сказала: «Просто удивительно, как ее собственный яд не отравит ее», или: «Может быть, одна из ее маленьких острот просто свалилась ей на голову, как божий дар?»
Пока он провожал ее на конюшню, они обменялись Дружелюбными фразами. Он подсадил ее на оседланную Фриволь, прежде чем она успела учтиво попрощаться. К этому времени Барбара уже вспомнила: граф Глостер Участвовал вместе с Лестером в недавней кампании против мятежных лордов из Уэльса. Очевидно, Глостер не сидел в крепости, а ездил верхом и останавливался в палатках вместе со своими людьми, и его светлая кожа покрылась загаром.
* * *
После мессы Барбара вернулась домой, сменила придворный наряд на простую свободную одежду и села возле небольшого огня, который развела Клотильда, чтобы прогнать сырость позднего летнего вечера. Погода еще не стала прохладной, и Барбаре было достаточно тепло и без огня, но его потрескивание в очаге и яркие языки пламени поднимали ей настроение.
Альфред вернулся не так поздно, как она ожидала. Он был раздосадован и считал время, проведенное с Генрихом де Монфортом, потраченным совершенно напрасно.
— Я спрашивал его прямо, должен ли я остаться в Англии. Я мог бы уехать из Кентербери по личному делу моего брата Раймонда, — рассказывал он Барбаре в то время, как Шалье помогал ему переодеться. — Он засыпал меня множеством извинений и сожалений, но не дал ответа. Ты справилась лучше? — спросил он, усаживаясь напротив нее со вздохом.
— Нет, — призналась Барбара. — Лестер принял меня сразу. Мне кажется, он испытывает угрызения совести из-за того, что «лишил» меня ухаживаний своего сына. Он даже признал, что маленькое одолжение, о котором я прошу, принесет много пользы, но не сделал его.
— Он отказал прямо? — нетерпеливо спросил Альфред. — Если он сделал…
— Нет, — усмехнулась Барбара. — Ты не найдешь в его отказе потайной дверцы, которую откроют для тебя французские эмиссары. Лестер сказал, что Уильям Мардоу — не его заключенный, а его сына Саймона, и пообещал написать письмо с просьбой позволить нам посетить Уильяма.
Альфред застонал. Барбара согласилась, что это хорошо известные приемы проволочек, но ничего другого сделать не могла.
— Я надеюсь, ты не слишком нажимала на него?
Барбара спросила, не хочет ли Альфред вина или что-нибудь поесть, и, когда он отрицательно покачал головой, ответила на его вопрос:
— Лестер не позволит излишней настойчивости в просьбах. Он отделался от меня прежде, чем я попыталась приблизиться к предмету с другой стороны. Мне пришло в голову, что он не мастер изящных отказов, чтобы при этом не было стыдно.
— Он настроен решительно и непреклонно. Это восхищало, когда он поднялся против короля Генриха и его братьев, но причинит ему вред, если он станет так вести себя с дружественными ему графами и баронами.
— Мой отец, кажется, в состоянии… — начала Барбара и заколебалась.
— Избежать встречи с ним? — Альфред поднял брови, вопросительно глядя на нее.
Барбара пожала плечами.
— Отец может выйти из себя, я надеюсь, именно этого он хотел избежать, но это вряд ли заставило бы его надолго удалиться в поместье. Меня огорчило другое, что я заметила, находясь в апартаментах Лестера. Гилберт де Клер, граф Глостер, был там. Ты помнишь, он выступил главным союзником Лестера в борьбе против валлийских лордов? Сейчас он не у дел. Каждый стремился обратиться к Лестеру, а не к нему.
— Почему тебя это огорчает? Лестер — вдохновитель ссоры с королем. Глостер принадлежит к твоим старым друзьям? — лениво спросил Альфред.
— Нет. Я даже не узнала его вначале. Я знала, что видела его где-то, ведь трудно забыть огненно-рыжие волосы, но долго не могла вспомнить, кто он такой. Позднее он сказал, что мы незнакомы, но он меня помнит.
— Еще один джентльмен, от которого я должен охранять свой тыл? — усмехнулся Альфред.
Казалось, это его позабавило, но упоминание о ревности даже в шутку, согревающее и волнующее, встревожило Барбару. Альфред держался так спокойно и безразлично, что она заподозрила его в желании присмотреться, не бегают ли у нее глазки, чтобы при случае оправдать свою собственную неверность. Она не хотела рассказывать ему о Гае, но теперь снова изменила свое решение. Если их заметили придворные сплетники, она должна упредить их, пока он не услышал этой истории из другого источника.
— Нет, вовсе нет. — Она тоже засмеялась с беспечным видом. — Боюсь, что для графа Глостера я скорее старая тетка, чем предмет обожания, — он ведь совсем молод. Он помнит меня как леди, которую, по словам одной из фрейлин королевы Элинор, может отравить ее собственный яд.
— Но он все же заговорил с тобой?
— Он думает, что спас меня от этого идиота, Гая де Монфорта. По каким-то причинам, известным только его ничтожному уму, тот решил, что я вернулась в Англию с одной-единственной целью — быть доступной для него. — Барбара с трудом удержалась от оскорбления или презрительного смеха, опасаясь реакции Альфреда, но тот лишь заметил:
— Должно быть, он испытывает очень сильное влечение к тебе, если пренебрегает распоряжением своего отца.
— Гай волен поступать, как ему вздумается, — огрызнулась Барбара. — Я сомневаюсь, что его желание сохранило бы свою силу, если бы я бросиась к нему в объятия, когда он поманил меня. — Она вздохнула и добавила: — И я не уверена, что его отец приказал ему держаться от меня подальше. В конце концов, Лестер надеялся, что я останусь во Франции, а ему хотелось бы избежать обвинений от своего непутевого сына в том, что выслал меня. Возможно, он также боялся, что Гай заскулил бы и попросил свою мать вернуть меня.
Он был озадачен. Барби держалась более чем сдержанно, она была далека, спокойна и пассивна, словно у нее не возникало желания близости. Хотя бы это последнее слияние… Он неправильно понял ее: ее слова не были приглашением предаться любви, и она долго боролась с ним, пока он как следует не возбудил ее, после чего она зажглась таким жарким пламенем, что в нем сгорели весь его разум, нежность и предосторожность.
В конце концов у нее появилось желание. Он должен быть счастлив… Но почему ему так неспокойно? Он не уверен в том, что Барби любит его? Тогда он мог бы надеяться завоевать ее любовь. Нет, дело не в этом. Просто она что-то скрывала от него, и настолько важное, что он не сможет узнать ее по-настоящему, пока не раскроет этот секрет.
Он приподнялся на локте и пристально посмотрел на жену. Ее глаза медленно раскрылись, и она улыбнулась. «Я ошибся», — подумал он. В ее глазах ничего не пряталось, они светились под густыми бровями; а ее прекрасный рот улыбнулся, хотя уголки губ даже не приподнялись. Она села и прислонилась к нему. Теперь оба наблюдали за течением реки, пока не проплыл корабль, идущий из Кентербери. Увидев его, Барбара вскрикнула, ужаснувшись, не послужили ли они развлечением для проплывающих мимо моряков? Альфред засмеялся и заверил ее, что их не заметили; когда она стала обвинять его в пренебрежительном отношении к ее смущению, он объяснил, что, несмотря на их увлеченное занятие любовью, они бы, конечно, услышали одобрительные возгласы и насмешки.
Барбара развеселилась: она совершенно забыла о месте и времени. Желая отвлечь Альфреда от мыслей о том, как легко он заставил ее забыть обо всем своими ласками, она сказала:
— Если ты в самом деле хочешь уехать из Англии…
— Нет, я не хочу, по крайней мере, сейчас, — ответил он и напомнил, что обещал посетить или написать Марлоу, тестю его брата, который сидел в тюрьме с Ричардом Корнуоллом.
— Извини, я совсем забыла.
— У тебя нет причины помнить об этом, — беспечно ответил Альфред. — Я и сам не слишком много думаю о нем. Генрих де Монфорт сказал, что Марлоу все еще находится с Ричардом, так что не думаю, что он терпит слишком большие лишения. — Он улыбнулся. — Не следует ли тебе одеться, любимая, пока на реке не появился еще один корабль?
Она схватила свою одежду и поспешила прочь, к лошадям, чтобы одеться хоть в каком-то укрытии тоненьких деревьев.
* * *
Они поскакали в деревню и остановились у маленького трактира. Хозяин жарил себе на обед цыпленка и был рад уступить его за серебряный пенни. Его жена принесла свежеиспеченный каравай, кружку пенящегося эля, зелень, похлебку, приготовленную на ужин, и полдюжины только что сорванных яблок. Барбара и Альфред уселись на грубые табуреты и стали наслаждаться простой грубой пищей. Они нисколько не были разочарованы, увидев, что небо стало затягивать облаками. Дождь послужит хорошим оправданием отсрочки их возвращения.
Когда они почти закончили есть, действительно начался сильный дождь. Они отвели лошадей под навес, а сами прошли в общую комнату, где нашли не только укрытие, но и потрепанную доску для игры в лис и гусей. Половины фишек не хватало, но лисы были на месте, и Барбара заменила гусей орехами. Вторая кружка эля и упорная борьба в ходе игры хорошо развлекли их во время проливного дождя. Наконец снова выглянуло солнце. Альфред наградил серебряным пенни жену хозяина и поблагодарил его самого за гостеприимство. И когда они с Барбарой уехали, все остались довольны.
Веселое настроение сохранялось до тех пор, пока они не добрались до ворот Кентербери, где стража все еще задавала вопросы всем въезжающим в город о том, какие у них здесь дела. Хотя Альфред и Барбара проехали без задержки, оба почувствовали раздражение из-за подозрительности и ограничений. Поэтому когда Барбара вновь предложила взять письмо Людовика и попросить разрешения поговорить с Лестером, Альфред согласился. Он предпочел бы навсегда покинуть Англию, но уехать из Кентербери и встретиться с Уильямом Марлоу показалось ему неплохим решением.
В замке Барбара нашла пажа, одетого в цвета Лестера, и сказала ему, что ей хотелось бы обменяться с графом парой слов, если это возможно. Мальчик убежал и вскоре вернулся, пригласив ее следовать за ним в апартаменты графа. Такой быстрый ответ предполагал, что Лестеру все еще совестно перед ней, и предвещал благожелательный отклик на прошение. Она была довольна, когда проследовала за мальчиком на второй этаж замка и пробиралась, минуя группы беседующих людей, к дальнему концу большой комнаты, где на возвышении стоял Лестер с каким-то человеком. Барбара обдумывала, как лучше преподнести свою просьбу Лестеру, и совсем не была готова к тому, что ее могут схватить и затащить в оконную нишу.
— Так ты здесь, снова вернулась в Англию? — спросил Гай де Монфорт. — И, как всегда, приятна на вкус. При этом Гай чувственно мурлыкал — Барбара была именно тем, чего ему как раз недоставало.
Ей захотелось влепить ему пощечину, а потом плюнуть в лицо, если он продолжит свои мерзкие намеки. Но она сдержалась и подавила раздраженный вздох, который едва не вырвался у нее. Гай не был любимцем отца, но Лестер привязан ко всем своим детям, и оскорбить Гая было бы недипломатично.
— Замужество идет мне на пользу, — сказала она. — Ты разве не слышал, что я замужем за сэром Альфредом, братом д'Экса?
— Быстрая работа. — Он кивнул с самодовольной улыбкой. — Мне интересно не то, как ты собираешься оправдаться, а то, когда мы подарим твоему мужу парочку ветвистых рогов! — При этих словах он противно захихикал и попытался придвинуться ближе.
Барбара резким жестом отстранила его руку и посмотрела на него полным непонимания взглядом.
— Что ты имеешь в виду? — изумилась она. — Это не оправдание чего-то, а чистая правда.
Его рот искривился в безобразной усмешке.
— У меня нет времени на твое притворство. Мы оба знаем, что ты хочешь меня. Ничего не изменилось, даже если ты назло мне вышла замуж за другого, после того как мой отец выслал тебя.
На этот раз ее удивление было настолько велико, что она просто разинула рот и онемела.
— Но ты настолько глупа, чтобы захотеть увидеться с моим отцом, — продолжал он. — Он не забыл, что ты соблазняла меня, и снова вышлет тебя.
— Это именно то, чего я хочу, — с улыбкой, но голосом, полным неподдельного отвращения, произнесла Барбара. — Я как раз хотела у него попросить дать мне возможность уехать.
Слишком удивленная самомнением маленькой жабы, чтобы рассердиться, она громко рассмеялась. Это было ошибкой: Гаю не нравилось, когда смеялись прямо ему в лицо, даже если это было притворство с целью самозащиты. Каждая женщина, к которой он обращался, должна была умолять его о покровительстве, чтобы ее репутация не была испорчена. Прежде чем Барбара что-то заподозрила, Гай схватил ее за локоть, потянул к себе и затем отпустил ее руку. Внезапный рывок вывел ее из равновесия. Она тихо вскрикнула и непроизвольно подняла руки, чтобы не упасть.
Если бы ее нежелание прикоснуться к Гаю не было таким же сильным, как страх упасть, все выглядело бы так, словно она пыталась броситься ему в объятия. Она ударила правой рукой его по плечу, заставив отступить на шаг назад, глубже в оконную нишу, и таким образом остановила свое падение. Барбара обернулась, чтобы дать ему пощечину, но поймала удивленный взгляд молодого человека, который стоял в нескольких ярдах от нее. Он был достаточно заметным, чтобы привлечь ее внимание, несмотря на то что она была так расстроена, — с непослушными прядями огненно-рыжих волос и почти таким же красным от загара лицом. Богато одетый, он показался ей знакомым, и Барбара сделала реверанс, когда поспешила мимо него к центру комнаты, где новые выходки Гая были бы невозможны.
Она слышала, как рыжеголовый окликнул Гая, огрызнувшегося в ответ, и эта небольшая заминка спасла ее от немедленного повторения стычки. Тут она увидела пажа. Мальчик выглядел испуганным и спросил:
— Куда вы исчезли? Я ищу вас.
— Меня остановили на пару слов. — Барбара испытала облегчение от того, что ее голос не прозвучал, как карканье или скрип. — Прошу прощения. Я не знала, что ты ведешь меня прямо к Лестеру.
— Он сейчас занят, но вы должны подождать, и он будет… — Мальчик остановился, вздохнув с облегчением, когда увидел, что Лестер все еще разговаривает с невысоким человеком в одеянии священника, и прошептал: — Стойте здесь, леди Барбара. Граф позовет вас, когда освободится.
Барбара кивнула и улыбнулась Лестеру. «Он выглядит так, словно ему все до смерти надоело, — подумала она. — Это наверняка значит, что священник выдвигает какие-то политические и финансовые требования, а не толкует о вопросах веры». Лестер обожал теологию и знал об этом предмете больше, чем кто-либо еще, за исключением разве что особенно ревностных служителей церкви. Однако то, что духовное лицо обращалось с политической просьбой, означало, что ей не придется долго ждать. В самом деле, не прошло и четверти часа, как граф указал на нее своему собеседнику, по-видимому, извиняясь.
Священник с поклоном удалился, и Лестер жестом подозвал Барбару, выступившую вперед и сделавшую реверанс. Он строго посмотрел на нее и сказал:
— Вы быстро вернулись из Франции, леди Барбара, и без разрешения.
Барбара широко раскрыла глаза и едва не засмеялась. Ее свадьба была для нее большим событием, но не имела ни малейшего значения для сложившегося в Англии критического положения, поэтому, по-видимому, никто и не упомянул о ней графу.
— Я приехала, чтобы получить благословение моего отца, так как король Людовик выбрал для меня мужа, — пояснила Барбара. — Мой отец был так добр ко мне, что согласился с моим выбором.
— Мужа… — повторил Лестер.
Он смотрел на нее, не видя ее, и Барбара поняла, что невозможно было не упомянуть о ее свадьбе по забывчивости. Возможно, Генрих де Монфорт забыл сделать это, когда говорил об Альфреде, потому что был сосредоточен на влиянии Альфреда на Эдуарда, но Питер де Монфорт не осмелился бы пренебречь этим, не упомянув о приезде и отъезде ее отца и не объяснив, почему Норфолк посещал Кентербери. Затем, как будто бы внезапно вспомнив, почему ее послали во Францию, Лестер принял огорченный вид и похлопал ее по плечу.
Барбара слегка покраснела, догадавшись, почему он не хотел говорить о ее свадьбе. Должно быть, он думает, что после того, как он не дал согласия на ее брак с Гаем, она была в отчаянии и вышла замуж за первого встречного. Несомненно, он решил, что она слишком далеко зашла в своих ожиданиях. Барбара была вне себя от ярости, и в то же время ее забавляло, что человек может оказаться настолько слеп. Как будто какая-нибудь женщина в здравом уме выбрала бы Гая, независимо от положения его отца, имея возможность встретить человека, подобного Альфреду. Эта мысль вернула ей хорошее настроение. Не испытывая симпатии к Лестеру и сожалея о том, что он был слепым, до безумия любящим отцом, она вновь принялась рассказывать об унаследованных ею землях во Франции, своей свадьбе и о том, что теперь она навсегда обязана королю Людовику.
— Я не хотела ехать во Францию, где была придворной дамой королевы Элинор, потому что, вспомнив обо мне, король Людовик сразу захотел бы выдать меня замуж, — закончила она, фальшиво вздыхая.
Лестер выглядел настороженным, словно ожидал какого-нибудь прошения, в котором он будет вынужден отказать. Он чувствовал, что обидел ее, и вежливо спросил, втайне надеясь, что сможет выполнить ее просьбу:
— Как я могу услужить вам, леди Барбара?
— О, я прошу не за себя, милорд, — заверила она, глядя широко открытыми глазами, полными наивной искренности. — У меня письмо от короля Людовика с просьбой оказать некоторое внимание Уильяму Марлоу, являющемуся тестем одного из людей королевы Маргариты. Сэр Уильям — вассал Ричарда Корнуолла и вместе с ним заключен в тюрьму. — Барбара в нескольких словах объяснила беспокойство Элис о своем отце и затем вручила Лестеру письмо короля Людовика.
Лестер не смог сдержать улыбку, но Барбара заметила, что его глаза все еще хранили настороженное выражение.
— Кажется, что небольшое одолжение принесет много пользы, — медленно проговорил он. — К несчастью, одолжения зависят не от меня. Хотя Ричард Корнуолл находится в моем замке в Кенилуэрте, он не мой заключенный, а моего сына Саймона. Однако я дам письмо для Саймона, чтобы вам было позволено увидеть сэра Уильяма. Я уверен, что мой сын выполнит эту просьбу, если у него нет каких-либо особых причин не допускать посетителей к сэру Уильяму.
— Леди Элис и граф д'Экс будут вам очень благодарны, — поспешила закрепить успех Барбара. — Можно мне завтра прийти за письмом?
— Я пришлю его вам…
— Мы остановились напротив церкви святой Маргариты, в доме лавочника, — мягко прервала его Барбара, но натолкнулась на стальной взгляд графа.
— Как только смогу, — закончил Лестер.
Не имея выбора, Барбара сделала реверанс и удалилась. Удостоверившись, что она оказалась за спиной Лестера, и, чтобы увидеть ее, он должен повернуться, но не сделал бы этого, поскольку к нему уже приближался следующий проситель, она позволила себе раздраженно выпятить губы. Почему он принимает ее за идиотку? Словно она не знает, что его распоряжение откроет его собственную крепость в Кенилуэрте независимо от того, чьим заключенным является Уильям Марлоу. И неужели она не слышала, что граф Глостер, а не молодой Саймон де Мон-форт, держит Корнуолла и его людей в заключении? Но это не имеет значения. Может быть, Лестер и не был в состоянии освободить Уильяма Марлоу, но он, конечно, обладал достаточной властью, чтобы договориться о посещении, и эту просьбу уважили бы.
По крайней мере, ей удалось сказать ему, куда следует послать письмо. Она была совершенно раздражена графом, изучившим все королевские трюки, — тянуть время даже при самых разумных прошениях, пока не удастся выжать хоть какую-то пользу для себя при их выполнении. Увы, при этом Лестер не усвоил грациозности, с какой королева Элинор или король Генрих смягчали отсрочки и отказы.
— Барби, я хочу…
Ее опять схватили за руку, и доверительный голос Гая раздался у ее уха. Она попыталась вырваться, но это ей не удалось. В самом деле, он сильно, до боли, сжал ее руку и потащил ее в конец комнаты, прочь от своего отца. Барбара понятия не имела, где он собирается остановиться — в Уединенной глубокой оконной нише или поискать еще какое-нибудь место, но она непременно хотела вырваться. Однако привлекать внимание Лестера ей казалось нежелательным, поэтому она позволила немного оттащить себя в сторону. Но прежде, чем они достигли двери, к которой он направлялся, она сильно отклонилась назад и резко дернула его, чтобы остановиться.
— Мое имя — леди Барбара, — заявила она, и в ее голосе звучала сердечность снежного бурана. — Я никогда не давала вам права называть меня Барби, и я не стыжусь своего мужа, чтобы позволить вам такую интимность. Позвольте мне уйти.
— Ты — возбужденная сука, — прошипел Гай. — У тебя на уме только салонные ухаживания. Все, что от тебя требуется, — сказать, где я должен с тобой встретиться, и…
— Боже упаси! — воскликнула Барбара. — Если я не встречу тебя никогда, пока я жива, и то это будет слишком короткая разлука!..
Он сильнее сжал ей руку; боль заставила ее забыть о нежелательности скандала и вцепиться в его руку, сильно поцарапав ее ногтями. Он пробормотал проклятия и занес сжатую в кулак свободную руку, чтобы ударить ее, но рыжеголовый молодой человек, который раньше пристально смотрел на нее, схватил его запястье.
— Джентльмен не оставляет синяков на руке у леди и не бьет ее при людях, — сказал он, оскалив зубы, и это не было улыбкой. — Даже когда леди этого заслуживает, а я уверен, что леди Барбара не заслужила. Пожалуйста, отпусти ее, Гай.
— Не лезь не в свое дело! — взбешенно прошипел Гай. — Я знаю ее. Она хочет…
— Нет! — воскликнула Барбара. — Я ничего от вас не хочу, кроме того, чтобы вас здесь не было. — И, повернувшись к рыжеголовому, она добавила: — Я даю вам право заняться моим делом. Моя рука не имеет к тебе никакого отношения, Гай. Отпусти ее.
Гай засмеялся, будто пошутил, потом пожал плечами.
— Я думал, у тебя больше здравого смысла. — Но руку он отпустил.
Барбара проворно отступила на шаг так, чтобы можно было повернуться к нему спиной, и сделала глубокий реверанс рыжеголовому.
— Благодарю вас, милорд. Вы не окажете мне любезность сопроводить меня в зал и подождать, пока не будут вызваны мои люди?
— Женщина! — огрызнулся Гай и отвернулся.
Рыжеголовый наблюдал за уходившим Гаем. Его лицо было настолько бесстрастно, что он мог бы с таким же успехом крикнуть вслух, выражая свою неприязнь к молодому Монфорту.
— Спасибо. На самом деле вам не нужно идти со мной, — улыбнулась Барбара.
— Но я буду рад сделать это. — Он улыбнулся в ответ и добавил: — Вы не помните меня? Я — Гилберт де Клер, граф Глостер. Не думаю, что мы когда-либо были представлены друг другу. Но я помню вас, потому что вы были самой остроумной придворной дамой королевы Элинор. Одна из них назвала мне ваше имя и сказала… О, я прошу прощения.
Его лицо покраснело еще сильнее, и Барбара громко рассмеялась.
— Это была та, которая сказала: «Просто удивительно, как ее собственный яд не отравит ее», или: «Может быть, одна из ее маленьких острот просто свалилась ей на голову, как божий дар?»
Пока он провожал ее на конюшню, они обменялись Дружелюбными фразами. Он подсадил ее на оседланную Фриволь, прежде чем она успела учтиво попрощаться. К этому времени Барбара уже вспомнила: граф Глостер Участвовал вместе с Лестером в недавней кампании против мятежных лордов из Уэльса. Очевидно, Глостер не сидел в крепости, а ездил верхом и останавливался в палатках вместе со своими людьми, и его светлая кожа покрылась загаром.
* * *
После мессы Барбара вернулась домой, сменила придворный наряд на простую свободную одежду и села возле небольшого огня, который развела Клотильда, чтобы прогнать сырость позднего летнего вечера. Погода еще не стала прохладной, и Барбаре было достаточно тепло и без огня, но его потрескивание в очаге и яркие языки пламени поднимали ей настроение.
Альфред вернулся не так поздно, как она ожидала. Он был раздосадован и считал время, проведенное с Генрихом де Монфортом, потраченным совершенно напрасно.
— Я спрашивал его прямо, должен ли я остаться в Англии. Я мог бы уехать из Кентербери по личному делу моего брата Раймонда, — рассказывал он Барбаре в то время, как Шалье помогал ему переодеться. — Он засыпал меня множеством извинений и сожалений, но не дал ответа. Ты справилась лучше? — спросил он, усаживаясь напротив нее со вздохом.
— Нет, — призналась Барбара. — Лестер принял меня сразу. Мне кажется, он испытывает угрызения совести из-за того, что «лишил» меня ухаживаний своего сына. Он даже признал, что маленькое одолжение, о котором я прошу, принесет много пользы, но не сделал его.
— Он отказал прямо? — нетерпеливо спросил Альфред. — Если он сделал…
— Нет, — усмехнулась Барбара. — Ты не найдешь в его отказе потайной дверцы, которую откроют для тебя французские эмиссары. Лестер сказал, что Уильям Мардоу — не его заключенный, а его сына Саймона, и пообещал написать письмо с просьбой позволить нам посетить Уильяма.
Альфред застонал. Барбара согласилась, что это хорошо известные приемы проволочек, но ничего другого сделать не могла.
— Я надеюсь, ты не слишком нажимала на него?
Барбара спросила, не хочет ли Альфред вина или что-нибудь поесть, и, когда он отрицательно покачал головой, ответила на его вопрос:
— Лестер не позволит излишней настойчивости в просьбах. Он отделался от меня прежде, чем я попыталась приблизиться к предмету с другой стороны. Мне пришло в голову, что он не мастер изящных отказов, чтобы при этом не было стыдно.
— Он настроен решительно и непреклонно. Это восхищало, когда он поднялся против короля Генриха и его братьев, но причинит ему вред, если он станет так вести себя с дружественными ему графами и баронами.
— Мой отец, кажется, в состоянии… — начала Барбара и заколебалась.
— Избежать встречи с ним? — Альфред поднял брови, вопросительно глядя на нее.
Барбара пожала плечами.
— Отец может выйти из себя, я надеюсь, именно этого он хотел избежать, но это вряд ли заставило бы его надолго удалиться в поместье. Меня огорчило другое, что я заметила, находясь в апартаментах Лестера. Гилберт де Клер, граф Глостер, был там. Ты помнишь, он выступил главным союзником Лестера в борьбе против валлийских лордов? Сейчас он не у дел. Каждый стремился обратиться к Лестеру, а не к нему.
— Почему тебя это огорчает? Лестер — вдохновитель ссоры с королем. Глостер принадлежит к твоим старым друзьям? — лениво спросил Альфред.
— Нет. Я даже не узнала его вначале. Я знала, что видела его где-то, ведь трудно забыть огненно-рыжие волосы, но долго не могла вспомнить, кто он такой. Позднее он сказал, что мы незнакомы, но он меня помнит.
— Еще один джентльмен, от которого я должен охранять свой тыл? — усмехнулся Альфред.
Казалось, это его позабавило, но упоминание о ревности даже в шутку, согревающее и волнующее, встревожило Барбару. Альфред держался так спокойно и безразлично, что она заподозрила его в желании присмотреться, не бегают ли у нее глазки, чтобы при случае оправдать свою собственную неверность. Она не хотела рассказывать ему о Гае, но теперь снова изменила свое решение. Если их заметили придворные сплетники, она должна упредить их, пока он не услышал этой истории из другого источника.
— Нет, вовсе нет. — Она тоже засмеялась с беспечным видом. — Боюсь, что для графа Глостера я скорее старая тетка, чем предмет обожания, — он ведь совсем молод. Он помнит меня как леди, которую, по словам одной из фрейлин королевы Элинор, может отравить ее собственный яд.
— Но он все же заговорил с тобой?
— Он думает, что спас меня от этого идиота, Гая де Монфорта. По каким-то причинам, известным только его ничтожному уму, тот решил, что я вернулась в Англию с одной-единственной целью — быть доступной для него. — Барбара с трудом удержалась от оскорбления или презрительного смеха, опасаясь реакции Альфреда, но тот лишь заметил:
— Должно быть, он испытывает очень сильное влечение к тебе, если пренебрегает распоряжением своего отца.
— Гай волен поступать, как ему вздумается, — огрызнулась Барбара. — Я сомневаюсь, что его желание сохранило бы свою силу, если бы я бросиась к нему в объятия, когда он поманил меня. — Она вздохнула и добавила: — И я не уверена, что его отец приказал ему держаться от меня подальше. В конце концов, Лестер надеялся, что я останусь во Франции, а ему хотелось бы избежать обвинений от своего непутевого сына в том, что выслал меня. Возможно, он также боялся, что Гай заскулил бы и попросил свою мать вернуть меня.