Джеллис Роберта. Серебряное зеркало

   Полусумасшедшая подозрительность в сочетании с железной волей Эдуарда навели Альфреда на мысль, не приветствовал ли Генрих побег принца, понимая, что скоро будет уже поздно. Задолго до того, как его отец на самом Деле мог бы освободить Эдуарда от оков, принц бы непоправимо обезумел, хотя вовсе не казался бы таковым на первый взгляд. Не будет невнятной речи, возможно, не будет даже приступов ярости, но он станет зол, и ядовитые намерения начнут отравлять его отношения даже с самыми любящими и преданными ему людьми.
   — Что теперь? — резко спросил Эдуард. — Сколько я буду здесь оставаться?
   Альфред вздрогнул. Эти слова подтвердили его тревожные мысли, доказывая: Эдуард боится, что теперь он находится во власти Мортимера.
   — Простите, милорд, я устал и почти сплю. Сколько вам здесь оставаться, об этом судить вам. Лорд Мортимер в Ладлоу. Он будет ждать вас там, или приедет сюда по вашему приказу, или же встретится с вами в любом месте, какое вы назначите.
   Короткий кивок показал, что Эдуард принял услышанное к сведению, но не похоже было, чтобы это его успокоило. Альфред догадался, что Эдуард, сохраняя способность рассуждать здраво, все-таки подозревал, что его побег кто-то хочет использовать в своих целях. Он был лордом этих земель и неплохо знал их, поэтому теперь он обдумывал причины, по которым Мортимер выбрал именно это место, его преимущества и недостатки. Однако то, что он сказал, не имело никакого отношения к месту встречи.
   — Томас утверждал, что его брат откликнется на мой призыв в армию. Это правда или всего лишь надежда юного фанатика?
   — Правда, но за это надо будет платить.
   Эдуард вздохнул:
   — Всегда надо платить, — но было заметно, что он немного расслабился.
   Альфред тоже приободрился, поняв, что взял правильный тон. Конечно, сейчас в Эдуарде подорвана вера в преданность и великодушие; поэтому сказать ему, что его поддерживают только из этих побуждений, означало усилить его подозрительность, особенно учитывая его нынешнюю слабость. Однако он готов был заключить сделку. Принц подтвердил мысль Альфреда, оглядев маленькую комнату и указав ему на табурет возле постели, на котором стояли фляга и бокал.
   — Возьмите это, отнесите к камину и садитесь. — Он подбросил в огонь несколько маленьких поленьев и засмеялся. — Леди Матильда была потрясена и благодарна, когда я отказался от ее комнаты, ее постели, кресла Мортимера и слуг и выбрал эту маленькую комнатку в башне.
   — Вы имеете в виду, она думает, что вы оказали ей честь ради ее мужа, — бросил Альфред через плечо, пока ставил табурет и размещал флягу и бокал на полу между двумя табуретами. — Она очень предана Мортимеру, — продолжил он, пока Эдуард устраивался на табурете. Он последовал его примеру.
   Принц рассмеялся, наполнил бокал, выпил половину, а остальное предложил Альфреду. Тот взял бокал, допил оставшееся вино и вернул его принцу.
   — Могу себе представить, — сказал Альфред, — что роскошная тюрьма так же терзает дух, как кандалы разъедают тело. Хотя я уверен — после кандалов роскошь, даже тюрьмы, уже не так раздражает.
   — Вы все еще пытаетесь убедить меня простить Генриха де Монфорта? — Голос Эдуарда повысился и стал тверже. — Вам не нужно беспокоиться. Я вполне оценил то, что он мог сделать мою жизнь намного несчастнее, даже несмотря на то, что кандалы были бы плохой политикой и не служили бы цели Лестера казаться добродетельным и великодушным.
   Он снова наполнил бокал, но пить не стал, а, глядя в него, тихо спросил:
   — Почему вы приняли участие в моем спасении, Альфред?
   — Не только из любви к вам, милорд, — улыбнулся Альфред. — Боюсь, я был втянут отчасти случайно, а отчасти потому, что у меня зуб на Гая де Монфорта. — Он вздохнул. — Не слишком возвышенные причины.
   Эдуард поднял бокал и отпил глоток. Альфреду показалось, что его глаза погрустнели, но теперь они уже не казались сумасшедшими. Альфред пожал плечами, пряча свое удовлетворение тем, что он честно признался принцу. Он догадывался, что, обнаружив личную заинтересованность, он сделал свое участие более понятным принцу. Альфред засмеялся и снова заговорил:
   — Но в каком-то отношении Гай мой благодетель.
   — Иносказательно? — поморщился Эдуард; его голос стал безжизненным и опасным.
   — О нет, — снова засмеялся Альфред. — Если бы он не преследовал Барбару с бесчестными намерениями, в чем она боялась признаться отцу, чтобы он не раздавил маленькую вошь и не привел в ярость Лестера, она не бежала бы во Францию. Я бы никогда не увидел ее снова и не вспомнил, как она мне желанна. Так что благодаря похоти Гая я получил жену, вполне соответствующую моему вкусу. Вот в каком отношении он является моим благодетелем.
   Эдуард рассмеялся, и Альфред принял это как приглашение рассказать всю историю целиком. Он подчеркнул, что Гай пытался наставить ему рога, сначала делая предложения, а когда Барби отказала, обманом и силой. Естественно, он мимоходом упомянул, что Барби не хотела втягивать своего отца, потому что у них были хорошие отношения.
   Хотя принц не сделал замечаний, Альфред знал, что он отметил для себя существующее недоверие между Лестером и Норфолком. Он, наверное, имел другие свидетельства напряженности в их отношениях, но Альфред был рад, что его случайное упоминание о беспокойстве дочери послужило подтверждением возможности договориться с Норфолком.
   Однако Эдуарда больше заинтересовало другое случайное замечание.
   — Вы теперь друзья с Глостером, не так ли? — заметил он. — Я почти не знаю его. Он не приезжал ко двору и около двух лет назад отказался присягнуть мне в верности…
   — Он отказался потому, что еще не получил право на собственность своего отца, — прервал его Альфред. — Это неправда, что ему было отказано на законном основании, так как он не достиг совершеннолетия. Закон отдал это право другому, более молодому, чем он. Поэтому неудивительно, что он отказался от клятвы.
   Эдуард ничего не ответил, глядел в бокал с вином, который все еще держал в руке. Альфред колебался. Это обстоятельство было одним из опаснейших моментов в деле сближения между Глостером и принцем. Он знал, что все точки над «i» должны быть расставлены прежде, чем принц лично встретится с Глостером. Но он уже сделал ошибку, показав, что принял объяснение Глостера, не дождавшись реакции Эдуарда. Он очень устал, поэтому голова работала так плохо.
   Голубые глаза принца широко раскрылись, выражая удивление. Он долго в задумчивости глядел на Альфреда, принимая этот вызов.
   — Я не знаю, что случилось во Франции, — медленно проговорил Эдуард, — но это правда, мой отец отдал собственность Глостера в руки опекуна. — Он пожал плечами. — Эти земли два года приносили доход в вечно пустой кошелек моего отца.
   Слезы облегчения стояли в глазах Альфреда. Этот ответ показал, что Эдуардом правили не только негодование и подозрительность.
   — Я думаю, Глостер сумел бы понять и принять это, если бы не был унижен обращением короля.
   — Мой отец не слишком обижается на дурное обращение, — огрызнулся Эдуард.
   Еще одна ошибка. Альфред утомленно потер глаза рукой.
   — Милорд, — сказал он, — я бы никогда не упомянул об этом, но чувствую, что вам следует знать, как можно подобрать ключ к доброй или злой воле Глостера. Лестер обращается с ним, словно с маленьким мальчиком, когда он возражает против того, что считает несправедливым. Это большая ошибка. Глостер мужчина, облеченный властью и способный здраво судить о государственных вопросах. Он, возможно, не настолько силен в единоборстве, как вы, милорд, но он проницательный предводитель в сражении. При этом Глостер молод и легко обижается.
   — Он только на четыре года моложе меня, — сказал Эдуард.
   Альфред взглянул на него, но принц снова смотрел в чашу с вином, и по его профилю нельзя было понять, что он имел в виду. С упавшим сердцем Альфред подумал, что его предупреждение может быть неверно понято. Он вздохнул и сделал еще одну попытку:
   — Глостер на четыре года моложе вас по годам, но на сто лет моложе, если учесть ваш жизненный опыт.
   Эдуард ничего не ответил, только допил вино, налил снова и протянул Альфреду.
   — И что вы теперь будете делать? — спросил принц, еще раз переменив тему.
   — Что бы вы ни приказали, — ответил Альфред и затем с отчаянием добавил: — Но сегодня ночью я надеюсь лечь спать, а завтра буду готов ко всему остальному.

24.

   В течение нескольких дней Альфред не знал, какие плоды принесет его разговор с принцем. Наутро после беседы, проснувшись, Альфред увидел заспанное лицо Томаса де Клера, который спал на соседней койке, а сейчас сидел на краю постели, что-то сонно бормоча. В этот момент Альфреда осенило: а ведь принц намеренно долго беседовал с ним после того, как он упомянул, что почти спит от усталости, зная, что таким путем проще и легче узнать правду!
   Гордости Альфреда был нанесен удар, когда он осознал, как легко попал в расставленную ловушку. Он не мог избежать этого разговора, но не понял сразу замысла Эдуарда. Однако, заново оценив ситуацию, он усмехнулся. Принц пал жертвой собственной интриги. Альфред знал, что сказал именно то, что намеревался, только не очень тактично. И так как именно Эдуард вызывал его на разговор резкими прямыми замечаниями, отсутствие такта можно было извинить, а сами слова приобрели большую силу.
   Пока он не мог судить о результатах разговора. Позднее, в то утро, когда Альфред завтракал с Эдуардом, Томасом и Матильдой, принц казался уже менее одержимым какими-то идеями и меньше нуждался в постоянном внимании. Однако он не стал менее подозрительным: несколько раз забрасывал каверзные приманки, чтобы поймать хоть на чем-то своих спутников, но так и остался без улова. Когда он спросил Томаса, вернется ли тот к своему брату, молодой человек ответил, что поступил на службу к Эдуарду и выполнит любое его приказание. Жена Мортимера по указанию своего мужа также была готова немедленно выполнить любое распоряжение принца: поехать куда угодно, стать посыльной или заложницей, выполнить любую роль по его желанию. А когда принц спросил Альфреда, не желает ли тот, чтобы его отпустили домой во Францию, Альфред был уже не настолько уставшим, чтобы долго думать, и лениво улыбнулся.
   — Совсем нет, милорд. Я бесполезен в роли командующего сражением, так как никогда не обучался этому, и у меня нет отрядов, которые я мог бы привести, чтобы поддержать вас. Однако надеюсь, вы достаточно снисходительно оцените мое личное искусство владения оружием, чтобы я мог занять место в бою рядом с вами. Я все еще хочу рассчитаться с Гаем, а больше всего шансов на это у меня, если я на вашей стороне.
   Эдуард улыбнулся, словно воспринял это как шутку, но взгляд был прямой и суровый, как бы обещающий, что, возможно, Альфред и получит удовлетворение на поле битвы. На самом деле Альфред мало тревожился о Гае де Монфорте. Если бы он встретил его в сражении, то убил бы без сожаления, но он слишком презирал Гая, чтобы по-настоящему его ненавидеть. Однако Гай был удобным поводом, чтобы не просить Эдуарда отпустить его сейчас и не объяснять принцу истинных причин, по которым он желал остаться. Ни одна из них не была бы особенно приятна принцу. Во-первых, Альфред боялся, что принц был все еще настолько неуравновешен, что никогда не простит, если он покинет его в нужде. Во-вторых, у Альфреда возникло предчувствие, что предстоящее сражение не будет серьезным. Он знал, что война была делом жизни и смерти для Эдуарда, для самого же Альфреда она имела так же мало значения, как турнир. Альфред надеялся, что Эдуард выиграет, потому что чувствовал, что Лестер поступил неправильно, отняв власть у короля. В-третьих, ему не нравились младшие сыновья Лестера. В-четвертых, все это было для него забавным приключением. И последнее: ему надо было чем-то заполнить время, пока Барбара напишет и сообщит, где они могут встретиться, а биться на стороне Эдуарда было таким же удобным способом заполнить время, как и любой другой.
   — Тогда вы можете оставаться рядом со мной, — решил Эдуард. — И хотя вы не опытный предводитель битвы, мой дорогой Альфред, вы отнюдь не лишены благоразумия. Теперь скажите мне, что вы думаете насчет того, чтобы мне поехать в Ладлоу?
   Альфред снова улыбнулся, но мысленно обозвал себя дураком за то, что позволил себе размышлять, когда с ним разговаривает принц. К счастью, он почувствовал, что вновь попадет в ловушку, если поддержит мнение Мортимера.
   — Откуда у меня могут быть какие-то полезные мысли по этому поводу? — спросил он, широко раскрыв глаза, чтобы продемонстрировать удивление. — В свое время у меня просто возникла идея, что лорду Мортимеру следует покинуть Уигмор, чтобы обезопасить место вашего первого убежища. Но на этом мой вклад окончился. Я совершенно незнаком с окрестностями и людьми, живущими здесь. Мне неизвестно, почему он выбрал Ладлоу, и я не стал бы мудрее, узнав об этом.
   — Милорд, — вставила леди Матильда, — мой муж объяснил мне, почему он остановился в Ладлоу. В этом нет никакой тайны: Ладлоу находится рядом, достаточно велик и хорошо укреплен, так что увеличение численности гарнизона не будет слишком заметно, а так как хозяин замка, муж моей кузины, отбыл в Ирландию, то нет ничего странного, что она закроет крепость для всех прибывающих, включая Лестера.
   — У вас и вашей кузины одинаковые имена, не так ли? — спросил Эдуард.
   — В самом деле, милорд. — Она улыбнулась. — Мы носим имя Матильда де Браос.
   Эдуард тоже улыбнулся.
   — И вы обе мужественные женщины, как приличествует вашему происхождению?
   Это почтительное замечание, маленький проблеск прежнего Эдуарда, зародил в Альфреде надежду на то, что принцу удастся победить в себе раздражительность и подозрительность.
   Решение поехать в Ладлоу было разумным; Альфред искренне начал верить, что вскоре дух Эдуарда поправится. Когда они прибыли в Ладлоу, принц явил собой образчик благоразумия: он с искренней теплотой и благодарностью приветствовал Мортимера, а через несколько дней отдыха увлеченно обсуждал наиболее важную проблему: как убедить людей собраться под его знамена и как провести эту кампанию тихо и быстро. Да и лорд Мортимер, ободренный спокойной рассудительностью принца, казалось, настолько приободрился, что начал активно планировать предстоящие действия. Альфред подумал, что если принц сумеет вести себя с Глостером так же тактично, шансы на успех возрастут.
   В дальнейшем все признаки выглядели благоприятно. Томасу было послано приглашение присоединиться к ним в Ладлоу. С большим облегчением Альфред увидел, что Эдуард держался с Глостером как настоящий принц — любезно и внимательно. Его поведение подчеркивало важность Глостера и не унижало его самолюбие. В разговоре они едва коснулись некоторых тонких тем, мельком упомянув, что Лестер почти потерял былую привлекательность и превращается в тирана.
   Когда добрая воля собравшихся на встречу стала очевидна, напряжение ослабло. Тем не менее, были неприятные моменты, особенно когда Глостер потребовал от Эдуарда обещания придерживаться закона Магна Карты <Магна Карта, или Великая хартия вольностей — договор, заключенный в июне 1215 года между королем Джоном и английской аристократией. Явилась первой попыткой ограничить власть короля Рамками закона.> и удалить иностранцев от короля и из совета.
   — Вы ставите меня в трудное положение, — заметил Эдуард с мягкой улыбкой. — Мой дядя, Уильям де Валанс, даже сейчас сражается с Лестером в Пемброке. Я должен его выслать вместо того, чтобы поблагодарить за службу?
   — Не нужно отнимать у него земли или запрещать находиться здесь, — ответил Глостер. — Он с миром может оставить себе то, что имеет, пока соблюдает английские законы. Я прошу, чтобы советниками короля стали люди, знающие обычаи страны, которые могли бы объяснить монарху, что никакие иностранные законы не должны ставиться выше английских.
   — Я не хочу ссориться из-за этого, — примирительно заключил Эдуард. — Но каких заверений вы от меня потребуете? Я должен поклясться и подписать…
   — Нет! — воскликнул Глостер, покраснев, потому что вспомнил, как много клятв и бесполезных заявлений вырывали из Эдуарда. — Вы — милорд, я не могу не доверять вам, и я не могу не служить вам. Дайте слово, пожав мне руку, что вы вернете к жизни добрые старые законы и прогоните от короля совет, который глумится над ним, и я буду доволен.
   Эдуард без малейшего колебания протянул руку, и Глостер положил на нее свою.
   — Клянусь, — сказал принц.
   Позднее, когда Эдуард, Гилберт и Мортимер принялись обсуждать военные вопросы, между ними неожиданно возникло чувство подлинного уважения и сотрудничества. Поникшее веко Эдуарда поднялось, нормальный красноватый цвет лица Глостера побледнел, морщины горькой безнадежности вокруг глаз и рта Мортимера разгладились.
   Альфред тоже почувствовал прилив новых сил. Сам Лестер ненамеренно оказал Эдуарду хорошую услугу. Очень кстати тридцатого мая, за два дня до того, как Глостер прибыл в Ладлоу, Лестер объявил о побеге принца и призвал всю армию Англии собраться в Вустере, чтобы бороться с вторжением в Пемброк, куда, по его мнению, бежал Эдуард.
   Информация о побеге широко распространилась; никто не сомневался в том, что Эдуард на свободе и намерен драться. На следующий день люди Мортимера распространили в Чешире и Шропшире письма с печатью Эдуарда. В них содержался призыв не уступать свои земли тирану Лестеру и не присоединяться к вторжению, а освободить из плена законного короля Генриха, объединившись под знаменами его сына. Второго июня, когда Глостер прибыл в Ладлоу, «севернее деревни на восточном берегу Тима уже собралась маленькая армия.
   Рассчитывая, что новости об освобождении принца вызовут всеобщее воодушевление, лорд Мортимер послал также вызовы своим вассалам и приглашения другим валлийским лордам встать под его знамя. Большинство из них, подобно самому лорду Мортимеру, настолько запятнали себя участием в восстании, что терять им было нечего, но имя Эдуарда придавало законность предприятию и новую надежду на войну, которую они будут вести. Они быстро откликнулись и собрались близ Уигмора второго июня.
   Чтобы доказать Эдуарду свое доверие и проявить добрую волю, Глостер оставил в Леминстере часть армии, которую привел с собой. Они находились всего в четырех лье от Ладлоу, однако были готовы выступить второго июня, как и все остальные. К тому же Глостер имел в распоряжении отряды, расположившиеся в лагерях и укрепленных поместьях и замках южнее, вдоль всего течения реки Аск. Посыльные часто проходили через цепь лагерей и ночью второго июня принесли важные новости. Вызвав свою армию в Вустер, Лестер все еще оставался в городе Глостере, возможно, надеясь, что Эдуард будет схвачен, когда направится на юг, чтобы присоединиться к своему дяде в Пемброке. По-видимому, были и другие причины бездействия Лестера, но никто не тратил время на размышления.
   Третьего июня предводители покинули Ладлоу, разделившись, чтобы присоединиться к людям, явившимся по их призыву. Они договорились встретиться в Вустере, чтобы взять город и разрушить мосты через реку Северн. Если путь через Северн будет прегражден, армия, идущая на подмогу Лестеру из Лондона, не сможет соединиться с силами Лестера, и он окажется в западне.
   Альфред ехал верхом рядом с Эдуардом, благодаря Бога, что он не попросил формального освобождения от службы у Гилберта, когда их с Томасом послали к принцу. Просить освобождения во время заключения пакта между принцем и графом означало бы бросить пусть и небольшое, но яблоко раздора.
   Борьба за Вустер оказалась столь короткой, что Альфред почувствовал себя почти обманутым. Сторонники Лестеpa закрыли городские ворота и выказали полное неповиновение армии Глостера, прибывшей первой. Но когда пятого июня было развернуто знамя принца, глава города вышел, чтобы сдаться. Конечно, мосты уже были разрушены: Эдуард послал защитников и распорядился разрушить мосты на севере от города, а Глостер сжег деревянный мост у западных ворот.
   Принц мог разрешить разграбить город, но не стал этого делать. «Слишком рано прибегать к такому средству в начале кампании, — цинично подумал Альфред, — люди еще не испытывают жажды наживы». В ответ на добровольную сдачу города была проявлена добрая воля: от горожан потребовали только заменить гарнизон крепости. Была одержана небольшая победа, но стала очевидной польза того, что армия выступала под королевским знаменем, а не под предводительством беззаконных повстанцев, поднявших бунт против Лестера; настроение у всех было приподнятое.
   С общего согласия армия повернула на юг, разрушая на своем пути мосты и выставляя охрану на самых хороших бродах, чтобы враг не мог пересечь Северн. Распоряжение, изданное Лестером седьмого июня, показало, что ему известно, что путь через Северн прегражден: он приказал своим союзникам собраться не в Вустере, а в Глостере. То, что Лестер имел сторонников, не было удивительно и не принесло разочарования; никто из сторонников короля не тешил себя мыслью, что вся страна готова отречься от нового правительства.
   Контроль над Северном был установлен достаточно легко. Из некоторых городов к мостам и бродам приходили делегации приветствовать Эдуарда; население других мест, возможно, помня плохого господина, которого защищали король или принц, сопротивлялось, являя преданность Лестеру. Эдуард с каждым успехом становился все более добродушным, а Альфред чувствовал себя как рыба в воде среди опасностей и схваток. Так что за две недели, пока они не достигли города Глостера и не осадили его, Альфред почти забыл, что женат. Когда первые попытки взять стены приступом провалились и началась скучная подготовка к наступлению, Альфред начал время от времени вспоминать о Барбаре.
   Мысль о ней пришла ему в голову только тогда, когда стало совсем скучно. Он знал, что минуло достаточно времени для того, чтобы ее посыльный прибыл к Норфолку и тот снарядил отряд, который уже давно вернулся бы обратно, а посыльный от Барби нашел бы его и передал от нее новости. Поэтому было ему скучно или нет, он не мог просить позволения покинуть войско, у него даже не было повода сказать, что он беспокоится о своей жене. Все новости, приходящие из Англии, давали надежду, что путешествие Барбары прошло мирно и безопасно. Посыльные Эдуарда приносили сведения каждый день, новости были и плохими, и хорошими. Плохими в том смысле, что не так уж много лордов присоединились к Эдуарду, а хорошими в том, что ни один барон не откликнулся на вызов Лестера. Большинство были просто смущены или выжидали. Были ли приказы короля, который превратился просто в куклу во власти Лестера, более законны, чем приказы принца, находившегося на свободе? Более того, безопасно ли вообще подчиниться какому-то приказу, поскольку пока неясно, которая из сторон одержит победу?
   Взвесив все, Альфред решил, что новости более утешительны для Эдуарда, чем для Лестера. Основная опора власти Эдуарда находилась на западе, и многие его вассалы откликнулись на вызов, приведя с собой мелких землевладельцев, недовольных тем, что Лестер «захватил» земли принца. Очевидно, Лестер сознавал преимущество Эдуарда. Он не остался защищать Глостер, а отступил на север, к Херефорду, прихватив с собой бедного и усталого старого короля, и теперь продвигался к Монмаусу.
   У Мортимера было достаточно родственников, друзей и союзников в Уэльсе, чтобы получать точную информацию о Лестере. И скоро стало ясно, что граф пытается втянуть в войну уэльсского принца Ллевелина. Лестер предложил Ллевелину в обмен на его поддержку самый благоприятный мирный договор.
   Эдуард вызывающе поднял голову, когда Мортимер доложил ему об этом. Глаза его светились на загорелом лице, хотя день не принес ничего нового в осаде города Глостера.
   — Мне следует послать эмиссаров к Ллевелину, чтобы просить его не вступать в союз с Лестером? — спросил Эдуард.
   — Ни в коем случае! — воскликнул Мортимер. — Договор, подписанный или неподписанный, не причинит вам вреда, но вы не должны намекать, что действия моего кузена могут повлиять на вас. Вы должны быть совершенно свободным, когда в будущем захотите иметь с ним дело. — Его темные глаза сверкнули при мысли о возобновлении борьбы между ним и Ллевелином на новых условиях, которые теперь, возможно, немного благоприятнее для него. — Что бы вы ни делали, — продолжил он, — Ллевелин примет договор Лестера. — Он засмеялся: — Почему бы и нет? Уверен, что в нем будут пункты, которые позволят нарушать закон, если Ллевелину это потребуется. А чтобы доказать свою добрую волю, ему нужно только послать Лестеру несколько стрелков. Я уверен, милорд, больше он ничего не сделает.
   Глостер, знавший Уэльс почти так же хорошо, как Мортимер, подтвердил, что это хороший совет. Однако допрос о том, следует ли Эдуарду сопротивляться, пытаясь повлиять на Ллевелина, был поставлен на обсуждение; как раз в этот момент пришло сообщение, что Гримбо Ланселот из Глостера пообещал открыть город. Город был занят, но, согласно договоренности, не разграблен. Когда начались атаки на крепость, скука Альфреда немного развеялась, но развлечение оказалось недолгим. Замок был очищен от большинства защитников, некоторым удалось бежать. Двадцать девятого июня Роберт де Рос, защищавший замок, сдался.